Текст книги "Жаворонок Теклы (СИ)"
Автор книги: Людмила Семенова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)
– А я знал, что вы все сведете к этому, – неожиданно усмехнулся Айвар. – Так чем вы лучше эфиопского полуграмотного мужика? Когда его молоденькая дочь хочет любить и быть любимой, так это грех, а когда в таком же возрасте ей кое-что отрезают и отдают в жены мужлану, для которого она будет рабочей и рожающей скотиной, – это нормально! Потому что вам, таким отцам, это выгодно! Вам, может быть, рассказать, как это обрезание делается, чтобы вы подумали, кто в той истории был настоящий преступник?
– Если у вас это делается веками, значит, большинство это устраивает. Просто с западной модой на феминизм вокруг этого стали раздувать истерию, а мужское обрезание почему-то до сих пор никого не смущает. И то, чего я хочу для своей дочери, выгодно в первую очередь ей самой. Послушай, парень, это уже беспредметный разговор! Мне тебя жаль, тебе не повезло, ты повидал очень много дурного и грязного. Но при чем здесь я и моя семья, почему мы должны за это расплачиваться?!
Последние слова он почти выкрикнул, и тут Айвар снова на него посмотрел.
– Ладно, вы просто хотите, чтобы я уехал? И как на самом деле обстояло с этими якобы наркотиками, вас не особенно волнует? – безучастно спросил он.
– Именно так, – кивнул Андрей Петрович, – я сам заинтересован в том, чтобы эта история поскорее забылась, так что тебе действительно стоит уехать по-хорошему.
– А иначе? – тихо произнес Айвар, пристально глядя на хозяина.
Отец Нерины присел напротив него на стул и сказал уже более спокойно, хотя равнодушный, изучающий взгляд юноши его откровенно пугал:
– Да, мыслишь ты в верном направлении... Угрожать я тебе не стану: мы можем обратиться в органы, но ты же сознаешь, что мне самому этого не хочется, – в первую очередь я не желаю, чтобы полоскали мое имя, а кроме того, ты все-таки был нашим гостем. Конечно, с этого момента я вправе запретить тебе появляться в своем доме, но ты наверняка и так уже понял, что тебя здесь больше не ждут.
Айвар кивнул, и Андрей Петрович продолжил:
– Поэтому я просто прошу тебя, как немолодой человек, рассчитывающий хоть на малую толику уважения: уезжай домой по-человечески, не ломай жизнь незрелой девочке, у которой и без тебя немало проблем. И заодно дай нам спокойную старость. Я же не желаю тебе зла, у тебя еще может сложиться жизнь там, где ты на своем месте. Здесь тебе места нет, не сочти за обиду. Оцени хотя бы эту просьбу.
– Что же, считайте, что я оценил, – ответил Айвар и встал. – Только у меня есть ответная просьба, если вы позволите. Меня позвала сюда Нерина, поэтому я хочу услышать лично от нее, что она хочет, чтобы я уехал. Именно такими словами и без посредничества. Если она это сделает, то я клянусь вам, что после этого вы никогда меня здесь не увидите и ничего обо мне впредь не услышите. Но до этого на мне нет никаких обязательств.
После этого Айвар быстро ушел. Андрей Петрович горестно обхватил голову руками, и подошедшая жена без слов поняла, какой это был тяжелый разговор.
– Что же делать, Андрюша? Может быть, Неричке не надо ничего говорить? Ну не верю я, что он мог в такое впутаться, – растерянно сказала Надежда Павловна.
– А когда еще будет возможность что-то ей сказать? Она же уперлась в то, какой он необыкновенный, ничего слушать не хочет! Сейчас, может быть, ее хоть реально припугнуть удастся. В крайнем случае придется все-таки сообщить куда надо. В тюрьму его никто за мизерную дозу не посадит, не волнуйся, но и вида на жительство после такого сигнала не видать. И нечего ему тут делать. А Нери погорюет о нем пару месяцев, зато потом у нее наступит нормальная жизнь! Она еще будет нам за это благодарна.
14.Лучше для всех
Поздним вечером Айвар на кухне у Даниэля курил одну сигарету за другой и только повторял:
– Как же это, ну как же это...
– Да все ясно, Иви, подставили тебя, самым сучьим образом, – мрачно констатировал Даниэль. – Видишь, в полицию никто не пошел, по месту жительства тебя не искали. Из принципа нужно было именно перед ее родителями тебя грязью облить. Кто же им настучал-то с такими рекомендациями?
– Какая уже разница, – вздохнул Айвар. – Главное, что он меня ненавидит, и я сейчас думаю, что он и не собирался допускать эту свадьбу. Поэтому меня и с родственниками не стали знакомить. Наверняка он уже не раз пытался Нери против меня настроить, а теперь решил не мытьем так катаньем...
– И что ты думаешь делать?
– По крайней мере слова я нарушать не собираюсь, – ответил Айвар, отставив пепельницу подальше.
– Шутишь? – изумленно спросил мулат. – Ты что, в самом деле решил обратно податься?
– Ну, по закону я по-прежнему, в отличие от тебя, гражданин Эфиопии. Больше пока ничего толком не могу сказать, голова плохо работает. Но я все равно должен с ней поговорить: просто хочу понять, за что она так.
– Да поможет тебе бог, друг, – тревожно промолвил Даниэль, – но я бы не обольщался: ей твое присутствие здесь нужно еще меньше, чем этому Петровичу. Она же свою жизнь хотела обустроить, а не твою!
Айвар промолчал, и тогда Даниэль положил руку ему на плечо и сказал уже более мягко:
– Знаешь, может быть, тебе и вправду лучше уехать, только уж точно не в Эфиопию. Я и сам думаю перебраться в Европу, а там, того и гляди, что-то еще поинтереснее подвернется. Что здесь тухнуть? Своим ты все равно в этом городе не станешь, Иви, как ни старайся и ни выслуживайся...
– Я и не выслуживался, но в детстве мне казалось, что я здесь свой, и папа с мамой меня этому учили.
– А всем вокруг тоже казалось, что ты для них свой? – усмехнулся Даниэль. – Вряд ли ты их об этом спросил. Но если и так было, то лишь потому, что ты не продукт, так сказать, межрасового позора, как я, потому что твои родители были тут гостями, не собирались пускать корни и со временем увезли бы и тебя. Но ты давно не шоколадный мальчик, на которого можно и поумиляться, а напичканный тестостероном мужик, который может перепортить тут весь генофонд. И лучше бы ты так и делал, ей-богу, чем верность хранить этой так называемой невесте! В странах, где есть настоящий сплав культур, никто за цвет кожи гнобить не будет, а здесь живет все то же племя, которое всегда будет охранять свою территорию от чужаков. Так что давай-ка смотри вперед, Иви, прошлого не вернешь, а будущее сейчас на Западе.
Айвар все еще смотрел перед собой безразличным взглядом и Даниэль добавил:
– Давай мы на секунду забудем о твоих неприятностях и поразмыслим вот о чем: тебя здесь что-то держит по-настоящему? Не память о папе и маме, не улицы, не школа, а что-то насущное, конкретное?
– Если честно – да, кое-что держит, но с этим еще надо разобраться. Ты мне скажи: у тебя-то с Олей как дела? А то какой-то ты в последнее время загадочный, даже не говорил, что сам нацелился уезжать!
– Да все славно с Олей, – загадочно улыбнулся Даниэль, – думаю, сложностей не будет. Я ей как раз сюрприз хочу сделать: выбрал самый крутой музыкальный смартфон! Там все ее любимые мелодии можно слушать в высоком качестве. Она без ума будет, от родителей ей такого подарка в жизни не видать!
Вспомнив о незатейливых сережках, которые он купил для девушки, Айвар поморщился от стыда за свою несостоятельность и решил, что друг, наверное, прав – не только Нерина, но и ее друзья никогда не видели в нем равного.
На следующий день Айвар получил от Нерины сообщение, в котором говорилось, что она будет ждать его на улице возле клуба в восемь часов вечера. Когда он вышел, она стояла на перекрестке, и в сгустившихся сумерках надвигающейся осени ее силуэт выглядел прозрачным и безэмоциональным. Подойдя к невесте, он привычно протянул ей руку, но девушка посмотрела на него каким-то просительным взглядом и помотала головой.
– Нери, ты что? – поразился Айвар. – Не надо шарахаться, я не кусаюсь. И что бы там отец ни наговорил тебе, поводов меня бояться у тебя нет.
По бледному лицу девушки было видно, что ее сознание сейчас раздирают противоречия, однако она собралась с духом и сказала:
– Прости, я сама сейчас не понимаю, что думать и кого слушать. Я не рассчитывала, что чуть ли не накануне нашей свадьбы снова всплывут какие-то гадости: наркотики, сомнительные развлечения с африканской молодежью...
– Что-что? – переспросил Айвар с отвращением. – Так он приписал мне не только наркоту, но и загулы с другими девицами? Мне?! Да вам самим-то не смешно?
– Мне сейчас не до смеха, Айвар! Думаешь, мне самой так уж приятно признавать правоту отца? Но что ты мне предлагаешь?
– Зачем ты рассказала ему? – холодно спросил Айвар. По лицу Нерины было видно, что она прекрасно поняла, о чем речь, и ответ не заставил себя ждать:
– Папа спросил, не замечала ли я за тобой еще чего-нибудь необычного, и мне захотелось посоветоваться с ним насчет этой истории. Я же не думала, что он зачем-то станет приплетать совращение малолетних, меня беспокоило совсем не это. Ты так легко рассказывал об этой девушке, а потом, в ту же ночь, так же легко со мной связался. Понимаешь? Слишком легко, чтобы нельзя было допустить, что ты по-прежнему на это способен с любой кто попадется под руку.
Услышав это, Айвар просто обомлел. Стараясь не выдать дрожи в голосе, он спросил:
– Ах это я с тобой легко связался? А ты со мной, выходит, нет? И сюда я, может быть, тоже напросился сам?
Девушка отвела взгляд и неохотно произнесла:
– Не надо, Айвар, я сама давно себя ругаю, что затеяла эту авантюру. Она могла бы перерасти в страшную глупость, с плохими последствиями для нас обоих. Ты бы очень скоро начал мне изменять, это естественно, а я больше не вынесу такого унижения. Наверное, лучше вообще быть одной. Так что, пока не поздно все исправить, давай поговорим по-человечески...
– Все исправить? – повторил он эхом. – А как именно? Ты готова подтвердить, что хочешь, чтобы я вернулся в Эфиопию?
– Да. Я хочу. Извини, но так будет лучше для всех, – ответила она и наконец взглянула на него.
От этих ледяных слов и ее отчужденного взгляда Айвару стало почти физически больно. Он сделал шаг назад и даже чуть не выставил перед собой руки, словно боясь, что в следующий миг она его ударит.
– Так значит, ты... – произнес он и запнулся.
В этих словах заключалось многое. Айвар сначала не мог понять, чем так провинился перед девушкой, если она настаивает, чтобы он убирался куда подальше. Он мечтал жить честно, а его обвинили в криминале, он доверил ей бережно хранимую память о первой любви, а ее смешали с грязью, он больше всего на свете боялся ранить и обидеть Нерину, а она уже приписала ему мифические измены. Но все быстро встало на место: она никогда и не воспринимала всерьез все, что он говорил и делал, только использовала его как орудие против надоевшего родительского авторитета. Поняв, что игра зашла слишком далеко, она охотно воспользовалась этой дикой историей, и теперь, как и отец, разговаривала с ним так, будто он нес в себе какую-то опасную для общества заразу.
Слова кипели у него внутри, но им нельзя было давать выход, Айвар ни за что не мог показать ей свою слабость и обиду на такое жестокое решение. Он так сцепил руки, что от ногтей на его коже остались ярко белеющие отметины.
– Понятно, – наконец сказал он, почувствовав, что предательская дрожь понемногу отходит. – Поиграли и хватит? Новые игрушки нашлись? Что будет на сей раз – болонку заведешь или в волонтеры подашься? Или сама не знаешь еще, как ветер подует?
– Ну зачем так, Айвар, – вздохнула Нерина и уставилась куда-то мимо него. – Я же понимаю, что звать тебя в Россию было с моей стороны непростительной глупостью. Но я все равно не смогу с тобой жить, зная, сколько у тебя было гадостей в том кабаке, и понимая, что ты со мной спишь из жалости, а не для удовольствия. Ну да, я знала об этом и раньше, но думала, что ради меня ты изменишься. Так не лучше ли расстаться теперь, пока у нас еще достаточно времени, чтобы стать счастливыми?
Последняя фраза, будто вычитанная из мудрого интервью с брошенной женой какого-нибудь знаменитого артиста, прозвучала совсем неуместно, и Айвар невольно усмехнулся:
– Да уж, особенно его много у меня!.. Я ведь тебе говорил, что в Эфиопии время течет совсем по-другому. Да я вообще сказал тебе очень много лишнего! То, что я к тебе тогда подошел, уже было лишним.
– Айвар... – тут Нерина сделала шаг в его сторону.
– Ну уж нет, прощаться по-дружески мы не будем, – резко произнес эфиоп, отстраняясь. – И позволь ничего тебе не желать. Я думаю, вы и так организуете свою жизнь. Можешь собой гордиться: пощечины хуже, чем от тебя, я не получал еще ни от кого!
Он развернулся и пошел быстрым шагом обратно к клубу, где его дожидался Даниэль. Друг не стал допытываться, чем кончился разговор, поняв все по его оцепенелому взгляду. А Нерина так же быстро ринулась в обратную сторону улицы. Она едва глядела по сторонам и замечала только впечатавшиеся в асфальт первые опавшие листья, раздавленные и неживые.
После этого Айвар занялся сбором вещей и заработанных денег, решив по-всякому искать новое место. Заодно он удачно продал золотую цепочку с крестиком, которую ему в честь помолвки подарила мать Нерины, а всю бижутерию, полученную от самой девицы, снял и выбросил, после чего действительно почувствовал себя слегка очищенным. Айвар уже точно знал на тот момент, что больше не ляжет в постель с теми, кто смотрит на него как на низшее создание, которое ради своей минутной забавы можно подкормить деньгами или казенным благодушием. Доведется ли ему пережить любовь или только мимолетные страсти, это в любом случае лучше и честнее по отношению к другим и себе.
С Даниэлем Айвар все это время больше не пускался в откровенности, и друг его не трогал лишний раз, хотя очень за него переживал. Он надеялся, что Айвар все-таки не покинет Россию, по крайней мере до тех пор пока не будет все готово к его собственному отъезду – Даниэль считал, что податься на заработки в Европу вдвоем гораздо лучше. Однако спустя неделю после разговора с Нериной Айвар вдруг почти без объяснений купил первый попавшийся билет и сообщил, что улетает в Аддис-Абебу. Как отметил Даниэль, друг был по-настоящему сам не свой, и он решил, что Айвару снова кто-то угрожал. «Наверное, намекнули, что если он не уедет, то наркоту подкинут уже в клуб, и в других дозах, – подумал Даниэль, – Бедный Иви, за самого себя он бы так не испугался».
В день отъезда провожать Айвара пришел не только Даниэль, но и Оля с Митей. Очень расстроились и их родители, которые не верили в его виновность вопреки всем доводам Андрея Петровича, а уж семья Мити и вовсе считала Айвара родным. К счастью, он успел поставить деда Гришу на ноги и дал Мите наставления, как в дальнейшем сохранить старику здоровье, но когда зашел проведать своего подопечного напоследок, дед едва не плакал.
Митя рассказал, что Андрей Петрович звонил его родителям и настоятельно рекомендовал вспомнить, не пропадали ли у них из дома вещи, деньги или медикаменты для старика. Те сухо ответили, что не могут ему сообщить ничего полезного, а когда старший Ли обратился с таким же вопросом к деду Грише, тот, по словам Мити, и вовсе «прошелся матюгами».
– Потом он и за меня взялся: мол, не замечал ли я за тобой чего-нибудь подозрительного, – поморщился Митя. – А я только сказал: вы не там вынюхиваете, дядя Андрей.
– Ладно, со своими делами они пусть дальше сами разбираются. Только, Мить, что для меня самое паскудное в этой истории? – вздохнул Айвар. – То, что это были именно наркотики. Я ведь ненавижу все, что с ними связано! Сколько я в Эфиопии повидал, как люди унимали голод или недуги всяким дурманом и теряли человеческий облик! Матери подкармливали младенцев местной «травкой», чтобы те не мешали работать, а нищие их накачивали и медленно доводили до смерти. Таких, впрочем, ты и здесь наверняка видел. Я мечтал это искоренить, лечить людей, помогать им вернуться к нормальной жизни, а меня обвинили, что я сам употребляю, или даже продаю! А с чего, кто бы объяснил?! У меня же все было хорошо, от этого никого на дурь не потянет! Только от беды. А Нерина... Да что с нее взять, Митя, она просто наигралась.
Втроем ребята купили ему в подарок недорогой, но хороший планшет, куда закачали много интересной литературы, кое-какие фильмы и музыкальные записи.
Митя сказал ему:
– Ты имей в виду, Айвар, что у тебя тут есть друзья. Так что пиши нам в любое время, а если выдастся возможность еще сюда выбраться – дай знать, будем рады увидеться.
– Спасибо, – с чувством сказал Айвар, пожал ему руку, а Олю, которая в основном молчала, поцеловал в щеку. Из аэропорта все трое шли в очень подавленном состоянии.
После этого вспыльчивый Даниэль несколько раз звонил Нерине и на очень повышенных тонах спрашивал, не хочет ли ее семья поинтересоваться, как Айвар долетел и не встретили ли его «финкой в живот» еще по дороге от аэропорта до какой-нибудь трущобы. Но в конце концов трубку взял отец семейства и сухо попросил оставить в покое его дочь.
– А если вашему другу что-то нужно, молодой человек, то пусть он имеет мужество сообщить об этом сам, – подытожил Андрей Петрович.
– Да иди ты..., дядя, – произнес Даниэль и сбросил вызов. На этом его контакты с семьей Ли закончились.
... Нерина спустя полгода вышла замуж за Костю Кима. Он стал гораздо внимательнее к ней и поначалу они общались по-дружески, но через некоторое время былые чувства напомнили о себе. Родители восприняли это событие с облегчением и радостью.
Правда, дружбу с семьей Амелиных Андрей Петрович все-таки потерял – старшие отказались приходить на свадьбу Нерины и Митя в этом их поддержал, сказав: «На такой цирк можно и в бразильских сериалах посмотреть, там даже лучше играют». Его отец однажды откровенно высказал Андрею Петровичу все, что думал о происшедшем, – что только слепоглухонемой или законченный лицемер мог обвинить в таких ужасах этого парня, который принес в их дом свет.
– Если в доме нет света без какого-то проходимца, значит, это хреновый дом, – резко парировал Андрей Петрович, правда, почти сразу пожалев об этом.
Однако отыграть назад было уже нельзя. Русский молча посмотрел на него таким взглядом, полным и оскорбленности, и жалости, что у Андрея Петровича впервые шевельнулась мысль, будто он что-то недопонял в этой странной истории.
Зато Надежда Павловна была в отличном настроении: ей удалось разгуляться на деньги сватов, выбрав и шикарный кружевной наряд «экрю», и флердоранж, и фату до пола, и невероятный дизайнерский букет. Благословляя дочь в день свадьбы, Андрей Петрович подумал, что все-таки высшая воля расставила все по местам, и эта мысль помогла загладить колючие воспоминания.
Часть II
АДДИС-АБЕБА
В вечерний час горят огни,
Мы этот час из всех приметим,
Господь, сойди к молящим детям
И злые чары отгони!
Н. Гумилев, «Рассказ девушки»
1.Эфиопия открывает душу
Айвар коротал несколько минут отдыха в просторном помещении для среднего медперсонала. Широкие окна были в это время закрыты рулонными шторами от палящего солнца, но парень уже наизусть знал простирающийся за ними пейзаж – светлые здания госпиталя, разросшегося в маленький городок, и кроны вечнозеленых деревьев. В комнате, как и в палатах, приятно пахло сушеными цветами, которые санитары оставляли в стеклянных сосудах у дверей. Айвар отпил холодного лимонада и собрался в детское отделение, где его наверняка уже ждали – маленьким друзьям не терпелось похвалиться новыми рисунками, послушать сказки и немного погулять на воздухе.
Чувство страшного разочарования, с которым Айвар вернулся в Эфиопию, будто указало верный путь, в котором нужно было полагаться на себя, а не на сказочные случайности и встречи. Теперь он снова жил в одном из панельных домов, но совсем в другом районе Аддис-Абебы, в баре больше не бывал и не вспоминал о семье Ли. Однако с Митей и Олей Айвар продолжал переписываться так, будто Нерины между ними никогда не было.
В одно из отделений госпиталя Российского Красного Креста молодой человек устроился на работу вскоре после приезда. Начинать пришлось с примитивных обязанностей, которые Айвар выполнял на совесть, и позже ему удалось здесь же выучиться на курсах для среднего медперсонала. И юноше показалось, что он впервые стал жить по-настоящему, а не наблюдать за калейдоскопом картинок – то мутных и грязных, как в баре, то красочных, но холодных, как в открыточном Петербурге.
Эта больница для Айвара была символическим местом, и путь, который она прошла в истории, во многом казался ему схожим с его собственной жизнью. Основали ее энтузиасты из России в конце XIX века, а затем их советские преемники, но после распада СССР она попала в скверные руки. Выйдя из ведомства Красного Креста, больница стала разрушаться и превратилась в частное заведение с плохой репутацией и низкой эффективностью из-за коррупции, кумовства и невежества. А недуги, с которыми сюда ехали бороться медики из Советского Союза, все так же косили население.
Однако просветительская работа, которую они когда-то вели, не пропала даром, ситуация изменилась к лучшему и русские специалисты снова приезжали сюда работать и преподавать. Один из учителей Айвара поведал ему:
– Именно такие молодые эфиопы, как твои родители, решившие служить жизни и здоровью, а не богам и заклинаниям, вернули госпиталю доброе имя. Для них неважно, искренней ли была дружба наших государств на уровне большой политики, они знают простое слово «благодарность». Вот такие ребята взялись за реновацию и расширение госпиталя, а также дали больше возможности бедному населению лечиться бесплатно. И в Российском Красном Кресте, слава богу, тоже произошло омоложение кадров и идеологии. Так что госпиталь снова под его контролем, а финансированием занимаются международные благотворительные фонды, на условии строгой отчетности. Другую часть мы зарабатываем сами, на хозрасчете. И за десять лет загибающееся учреждение разрослось вот в такой прекрасный комплекс, с достойными зарплатами и нормальным отношением к пациентам. Впрочем, ты сам все это увидишь!
И теперь Айвар с удовлетворением подумал, что может внести в это собственный вклад. Особенно важной школой для себя он счел поездку в Конго и Сьерра-Леоне в составе группы санитаров для вакцинации от опасных местных инфекций. Там юноша увидел, что в некоторых регионах Африки здравоохранение находится в еще более убогом состоянии, чем в Аддис-Абебе, и решил, что его страна со временем может стать одной из движущих сил в развитии этой отрасли.
А еще Айвара называли тут в шутку неофициальным психологом – он всегда был большим другом тяжелых больных, находил доброе слово и для взрослых, и для детей, и основательно помогал врачам взаимодействовать с ними. Он не умел излечивать, а кому-то и нельзя уже было существенно помочь, но никто лучше его не ладил с теми, кто страдал от своей беспомощности. «Заколдованные у тебя руки, Айви, – шутливо говорили наставники. – Явно родители тебя одарили какими-то шаманскими знаниями».
Правда, некоторым сотрудникам постарше методы Айвара не очень нравились, и нередко они старались объяснить молодому человеку, что между больным и медработником необходима субординация, защищающая от выгорания. Но Айвар либо отмалчивался и все-таки поступал по-своему, либо заявлял, что никому не будет хуже от капли человечности.
Свое прошлое он не скрывал, однако в Эфиопии на это везде смотрели проще и даже уважали таких парней, которые по глупости втягивались в трясину и находили силы выбраться из нее. И именно сейчас, с новой работой, учебой и окружением, жизнь показалась Айвару по-настоящему насыщенной и интересной. Словно он много лет смотрел только под ноги, видя разбитый и заплеванный асфальт, бесплодную почву и воплощения физической и духовной нечистоты, а теперь наконец огляделся вокруг и Эфиопия перестала казаться уголком безнадежности и мрака. Он увидел, как много прекрасного есть наяву, а не в фантазиях: всегда солнечное нежно-голубое небо, очертания гор на горизонте, раскидистые деревья, высотные светлые здания с терракотовыми крышами, многолюдные и многоголосые улицы, веселая, хоть и не всегда сытая детвора, мистические звуки африканской ночи, запахи расцветающих роз, алоэ и эвкалипта.
Айвар не забывал о теневой стороне бытия и по-прежнему любил и страшные книги, и мрачную живопись, но теперь был уверен, что движущей силой «упаднического» искусства является воля к жизни.
У него появились товарищи, с которыми связывало общее дело, – как местные ребята, так и приехавшие из разных уголков Африки, чтобы научиться врачеванию. С ними Айвар был не так близок, как с Даниэлем, но все же общался с удовольствием. Вместе они ходили на стадион, на концерты местных музыкантов, ездили по национальным паркам, где можно было издалека посмотреть на розовых фламинго и озера, кишащие крокодилами, и даже на побережье Красного моря, в Эритрею, хотя не без некоторых сложностей. Айвар часто бывал и в Российском центре культуры и науки, в его библиотеках и Литературном арт-кафе, и даже подрабатывал там преподаванием русского языка.
Особой страстью этих парней был спорт, и Айвар тоже охотно к нему приобщился, не только регулярно посещая зал при госпитале, но и участвуя вместе с ними в разных любительских состязаниях. Самым ярким и зрелищным из таких был турнир между молодыми работниками разных африканских больниц, учрежденный несколько лет назад. Он проходил два раза в год, и помимо Эфиопии, в нем принимала участие молодежь из Кении, Нигерии, Мадагаскара, Гвинеи-Бисау, Анголы, ЮАР, Конго и Свазиленда. На нем собиралось много болельщиков, он отмечался с веселыми забавами, музыкой и народными танцами, а победители становились гордостью своей больницы. В их честь непременно устраивались праздники. Айвар считал такие мероприятия прекрасным вкладом в здравоохранение, так как красивое сильное тело и гармоничность движений издревле служили лучшим стимулом к заботе о здоровье, чем угрозы и поучения. Это повлияло и на него самого: он так и не бросил курить, но все же значительно уменьшил свой «рацион». И результаты не заставили себя ждать – Айвар регулярно отличался на любимом турнире, уступая в беге, но в метании ядра и копья неизменно получая первенство.
Впрочем, Айвару удавалось находить и притягивать к себе культурных и глубоких людей даже в то время, когда он обитал в зловонной среде. Теперь же он общался с ними на равных и видел, что новое поколение Эфиопии растет гораздо более открытым, приветливым и активным, чем их предки. Но с другой стороны как раз такая молодежь все чаще связывала свое будущее с Европой или Америкой.
Так прошло два года, в течение которых Айвар перебрался в пристойное жилье, рассчитался со всеми долгами и даже купил себе российскую «Шевроле Ниву» на рынке подержанного транспорта. Она стала его первой серьезной собственностью и предметом гордости, основательно помогла исследовать страну при местном бездорожье. Кроме того, на ней часто можно было перевозить что-нибудь для нужд больницы.
Личная жизнь у Айвара, разумеется, тоже не была скучной, и та сфера, в которой он раньше пребывал в унизительной роли наблюдателя и обслуги, открылась ему с прекрасной стороны. Местные девушки не обладали внешностью моделей, не знали особых уловок флирта, но с любой из них Айвар получал больше блаженства, чем за все время занятия проституцией.
В Эфиопии, несмотря на официальный христианский курс, царил хаос нравов, но отношение к женщине по-прежнему оставалось собственническим, и в деревнях большинство выходило замуж девственницами отнюдь не из-за благочестия, а по воле семьи, которая стремилась избавиться от лишнего рта. А вот в городе Айвар встречал немало смелых девушек, которые были не так скованы старыми устоями и хотели получить от мужчины не меньше, чем дать взамен. Возможность не зависеть от старших быстро пробуждала волю и любовь к жизни, и в этом было всякое – откровенные наряды, танцы в баре, имитирующие половой акт, совсем не туманные намеки и отчаянное продолжение.
Но как же это отличалось от прежних будней... Такое веселье, красочное и искреннее, пусть и бедноватое, казалось Айвару кусочком огромного шумного праздника наподобие карнавала в Бразилии, и этому нисколько не мешала его умеренность и даже строгость в плане алкоголя. Наивные ситцевые занавески на окнах, броская светомузыка, запахи кофе, меда, мускуса и цветочной воды, яркие тени на веках местных модниц и багровая помада, юбки колокольчиком и блестящие туфли на их изящных ногах, – такой Эфиопия теперь предстала перед ним, не полудиким нищим, живущим одними инстинктами, а веселым, добрым и немного легкомысленным странником.
Правда, время от времени Айвар все же сталкивался с отголосками прошлого. Госпиталь часто посещали крупные бизнесмены и даже политические бонзы для своих инвестиций, среди них были как африканцы, так и белые, и многие приезжали в Аддис-Абебу с семьями. Дочери почетных гостей, холеные светские барышни, любили поглазеть на молодой мужской персонал, когда им устраивали экскурсии. А уж если парням на какой-либо черной работе приходилось раздеваться по пояс, чтобы не забрызгать рубашку, девицы чувствовали себя будто в обиталище античных богов, героев и олимпийцев. Но это не мешало им обращаться к этим красавцам с самыми прозаическими и даже грубыми предложениями.
Айвар их получал неоднократно – девушки из высшего сословия не сомневались в продажности красивых молодых африканцев, и он даже не мог на это обижаться. Правда, расценки у таких покупательниц были иными: они с ходу предлагали и золотые часы, и мотоцикл, и смартфон, и путешествие на Карибские острова. Он понимал, что одноразовый секс не может стоить так дорого, и от него взамен хотят гораздо большего – чтобы он стал временным «бойфрендом», с которым приятно появляться на тусовках, поддерживать беседу, путешествовать и делать красивые фотографии. Однако он не желал возвращаться к старому ни в какой мере и всегда изящно, но решительно пресекал подобные претензии.
Но всех, с кем Айвар был близок из душевных побуждений, он запоминал, с благодарностью за то, что стал для них не секс-машиной, а обычным парнем, пусть и очень красивым, но со своими слабостями, причудами и даже страхами. А девушки всегда относились философски к мимолетности этих моментов счастья.
Самый трогательный и болезненный из таких романов случился у Айвара еще во время учебы на курсах. Эта история вдобавок многому научила его о жизни в Эфиопии, об истинном положении женщин и детей и о том, что никакие законы общества и религии не могут побороть природу, которая создала людей уязвимыми существами, нуждающимися в тепле и поддержке.
