Текст книги "Рок пророка. Второе пришествие"

Автор книги: Людмила Павленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«И хотелось бы верить всему, – думал Сергей, лёжа на толстом, но жёстком спортивном матрасе и прижимая к своему плечу голову спящей Лизы, – да очень уж фантастично всё это».

После того, как они до хрипоты наспорились и накричались, выясняя, похож ли Путин Владимир Владимирович на Пушкина Александра Сергеевича, а оба вместе – на созданный великим художником портрет Моны Лизы, их всех внезапно сморил сон. Иван улёгся в дальнем углу, подвинув туда матрац, Гончарова прикорнула на диванчике, крепко прижав к себе тетрадь, Лиза посапывала, уткнувшись носом в плечо мужа. И даже Черноморов уронил голову на сложенные руки и задремал, сидя за столом. Только Сергей не мог уснуть. И у него нашли типичные черты, не говоря уж об Иване. Тот просто молод ещё, поэтому и не бросалось в глаза сходство с Президентом. И в самом деле, что ли, родственник? Бог его знает. Сергей покосился на спящего парня. Спит или притворяется? Прямо Штирлиц какой-то.

Сергей глубоко вздохнул. Как же далека наша жизнь земная от совершенства! И хотелось бы жить, доверяя любому и каждому, но попробуй, проживи этаким Иваном-дурачком! В русских сказках Иван-дурачок в результате выходит самым умным и непременно выбивается в царевичи. А в жизни что? В реальности?

На одном из уроков в гимназии, когда ребята за несколько минут до звонка вдруг заспорили, кто из них лучше отвечал сегодня, Сергей вдруг задал им вопрос, не имеющий к физике никакого отношения:

– Как вы друг друга называете, когда хотите подобрать синоним к слову «дурак»?

Ребята наперебой стали выкрикивать:

– Дуб!

– Деревянный!

– Вот! – зафиксировал их внимание Сергей, – а теперь, если вы позволите, я расскажу вам сказочку. Жил-был столяр по имени Карло. И выстрогал он себе из дерева сыночка…

– Буратино! – почти хором вскричали ребята.

– Именно, – продолжал Сергей, – жил папа Карло в каморке под лестницей, а питался со своим деревянным сынишкой только луком без хлеба. Зато было у них украшение – большой такой плакат бумажный, на котором нарисован горящий очаг и котелок с едой. Посмотрят – и вроде сыты. А потом Буратино познакомился с такими же куклами. Только они не бродяжничали, а работали в кукольном театре. А за верёвочки их дёргал Карабас-Барабас. Ещё был интересный эпизод – раздобыл Буратино целых пять золотых монет. И по совету двух мошенников зарыл их на поле чудес в стране дураков. А потом услышал байку про золотой ключик, который открывает потайную дверцу. И он нашёл его, и открыл дверцу, которая как раз и была спрятана в их с папой Карло каморке под плакатом с нарисованным очагом. И куда он попал со своими друзьями?

– В кукольный театр! – отвечали ребята.

– Но уже без Карабаса-Барабаса!

– А вам по душе такой финал? – спросил Сергей.

– Как-то не очень, – признался один из пацанов.

– И мне не очень.

– Как были куклами, так и остались, – делились ребята своими раздумьями.

По чести сказать, только ли в Карабасах дело?! «Как были куклами, так и остались»… Ему вспомнился нашумевший роман «Паразиты мозга». Сканирует ли кто-то наши мысли? Управляет ли нашими эмоциями? Почему подсознательное так старательно прячется от нас? Стоит задуматься о чем-то важном, всеобъемлющем, как в голову тотчас же лезет всяческая дрянь, дрязги, бытовые мелочи, заботы, тревоги. И только усилием воли можно заставить себя зафиксировать мысль. Но, правда, это касается лишь тех, кто в начале пути. Люди же, привыкшие напряжённо мыслить, автоматически фиксируют свои озарения. А вот как установить постоянный контроль над своими собственными мыслями – это вопрос. Самоконтролю, вероятно, надо учить с детства. Быть может, даже сделать это основной дисциплиной в школах и вузах.

Внимание Сергея отвлеклось на Лизу. Он спала тихо, только горячее дыхание согревало его плечо, пробуждая такую нежность, что она ощущалась физически сладким томлением во всём теле. Он вспомнил их первую встречу. Нечастый посетитель филармонии, он в тот вечер пошёл туда, потому что увидел афишу, гласившую, что в репертуаре московского симфонического оркестра, приехавшего на гастроли в Иверь, будет адажио соль-минор Томмазо Альбинони. Он никогда не слышал эту вещь «вживую» – только по радио.

Рядом с ним, в конце пятого ряда, сидела девушка. Хорошенькая, но какая-то уж очень печальная. Вся в чёрном. А когда стали исполнять адажио, Сергей, вначале слушавший спокойно, вдруг ощутил такую боль, что едва не потерял сознание. Боль была не физическая, а душевная. И она накатила извне. Машинально он глянул на соседку и увидел, как по её щекам катятся слёзы. Впервые в своей жизни он видел, как рыдают беззвучно. Она просто смотрела на сцену и просто слушала, а слёзы капали и капали из её глаз. Когда адажио закончилось, и музыкантам стали аплодировать, девушка встала и тихонько вытттла. Помедлив, Сергей пошёл за нею вслед. Зачем? А он и сам не знал. Просто она накрыла его своим горем, как неким полем натяжения, и он не мог ничего с этим поделать. На улице, у входа в филармонию, девушка, привалившись к колонне, рыдала теперь уже в голос. Оказалось, у Лизы недавно умерли родители. Сначала мать, потом отец, не перенесший такой утраты.

«Он, наверное, любил мать Лизы так же, как я люблю её саму», – подумал Сергей и, прижав жену к себе чуть крепче, прикрыл глаза.

…Они явились сразу, без предупреждения. Он знал, что спит, и, в тоже время, то был не сон, а некое видение.

Худые, длинные, с затылками, вытянутыми горизонтально, они были уродливы и больше походили на неких насекомых, чем на людей. Но это были люди. Только вот родились они не на земле. Их планету, напичканную ядерным оружием, разорвало в клочья. Но эти двадцать два иерофанта успели вовремя сбежать. Они правили там, они правят и здесь. До сих пор. А теперь он их видел. И знал о них всё. Их лица были неподвижными, как маски. Смеяться, радоваться, восторгаться, гневаться – ничего этого иерофанты не умели. И презирали область чувств, как нечто низменное и неподобающее расе господ. И основное отличие их от землян было именно в этом – в отсутствии эмоциональной составляющей строя психики. Быть может, и на их планете прежде существовали чувства, но постепенно войны за территории и за энергоносители вытеснили их из сердец. Возможно, что их женщины когда-то и рожали, по крайней мере, до катастрофы на их планете имелись письменные свидетельства, больше похожие на миф. Да, может, так оно и было – люди любили и рожали, и растили детей, жили семьёй или же кланом, родом. Кто может с точностью сказать, как это было? Дело в том, что любовь и семья им мешали. Нужно было работать и делать карьеру. Вначале всё это являлось необходимостью для процветания семьи, а потом стало самоцелью. За любовью и искренней нежностью пришла эпоха сексуальной раскрепощённости, добившая и семью, и любовь, и все прочие чувства. Распались родственные связи, возобладал и воцарился эгоизм. Даже секс стал не нужен. Каждый клонировал себя – теперь наука достигла просто немыслимых высот! Клоны продолжали начатую работу, доводя её до совершенства. Но, в конце-концов, обезумевшие одиночки взорвали свой холодный дом.

Однако двадцать два иерофанта спаслись, прилетели на цветущую землю и… принесли в себе вирус сознания!

«Ах, так вот почему Достоевский в своём рассказе «Сон смешного человека» показал это всё?! – думал во сне Сергей, – он на интуитивном уровне почувствовал, уловил тенденцию к распаду».

Да, да, земля в те времена была истинным раем. И люди вели радостную жизнь. Причин для ссор и для раздоров просто не было. А управлять злонамеренно пытливым, мыслящим и чувствующим народом, состоящим из личностей, взявших управление собой на себя, невозможно! И вот тогда иерофанты нашли блестящий выход из положения – сдвинули ось земли! В их кораблях для этого имелись такие высокотехнологичные приборы, какие землянам и не снились, потому что не были им нужны. Климат на планете изменился буквально в считанные дни. И те, кто выжил, превратились в голодных и измученных зверей, страдающих от невыносимого холода. Теперь войны за территории были им обеспечены. А управители нашли себе достойное занятие – пестовать и воспитывать род людской. Помня печальный финал своей планеты, они теперь решили не препятствовать всплеску эмоций, а использовать их в своих целях. Но прежде нужно было обустроиться – всерьёз и надолго. И своё царство – Атлантиду – они строили долго и тщательно. К тому времени в их подчинении было достаточно рабов, которым знания высоких технологий, разумеется, не открывали. Зачем? Ведь их, иерофантов, здесь почитали за богов! И это выгодное положение тоже будет использовано в деле строительства человеческого общества с учётом всех поправок.

Эксперимент с Атлантидой не удался. Элита, взращенная по образцу и подобию самих иерофантов, всё же утратила эмоции и погубила свой цветущий остров. По складу своего ума эти беженцы с горы Меру были слишком рациональны и властолюбивы. Атлантиды не стало, а иерофанты перебрались в Египет. На этот раз они подстраховались – на случай новой катастрофы перебрались в глубокий и невероятно обширный бункер. То был даже не бункер, а настоящий остров в подземном море. А над морем и островом пылал огромный сгусток плазмы, имитируя солнце. Здесь даже веял ветерок, цвели немыслимой красоты экзотические растения, воздух был чистым, свежим, ароматным и полезным для здоровья. Там, на поверхности, были построены огромнейшие пирамиды и загадочный сфинкс – символ власти. У сфинкса было их безстрастное лицо. Под ним же располагалась глубочайшая шахта с лифтом, имевшая ответвление, по которому время от времени курсировал подземный поезд. Пирамиды служили одновременно и антеннами, и сложнейшей системой очистки воздуха в подземном царстве посредством встроенных вентиляционных отверстий. Спутники, посылавшие сигналы на эти вечные антенны, кружили не на околоземной орбите. Суперкомпьютеры, работавшие под землёй, позволяли отслеживать жизнь на планете в режиме реального времени. Иерофанты продолжали изучать планету и её обитателей, которых ледниковый период научил пожирать живую плоть, что в прежней жизни было невозможно, недопустимо и немыслимо. Теперь же все убивали всех.

Иерофанты не знали скуки. Скука ведь тоже из области чувств и эмоций. Они просто работали. Или же просто отдыхали, наблюдая за течением жизни людей. Там, наверху, правили народом Египта их дубли, двойники – премудрые жрецы египетские, вносившие лепту в изобретение всё новых обобщённых средств управления глупым и эмоциональным стадом под названием «род человеческий». Хотя именно чувства – любви, сострадания, нежности – были залогом их спасения.

Однако вскоре египетскую знать стал разъедать пресловутый информационный вирус. Элита Древнего Египта под влиянием клонов-дублей освобождалась от эмоций и даже внешне её правители всё больше походили на безстрастного сфинкса. И тогда для людей их тайные наднациональные надсмотрщики изобрели и новый кнут, и новый пряник.

Дело в том, что при всей своей глупости и кровожадности, находясь в постоянном рабстве у жиреющей элиты, человечество в массе своей всё же не выходило из-под Божьего водительства. Двадцать четыре часа в сутки на них нисходило Откровение Свыше, указывая путь из тупика. Сами иерофанты давно отстроились от милости Творца и не хотели принимать её, не понимая, для чего она нужна. Милость Творца стучится в сердце человека, а если сердце его глухо, если оно не знает ни любви, ни сострадания – стало быть, нет приёмника для поступающей извне информации. Бог положил себе не вмешиваться. Душа свободна в своём выборе. Но люди – чувствовали! Слышали! А единицы могли даже воспринять весь свод нравственных правил, указывавших путь к выходу из тупика. Народ их называл пророками. Пророки-то и пробудили в иерофантах первое за многие тысячелетия чувство. Это был страх. Пророков необходимо было нейтрализовать. Но как? Просто убить? А на их месте явятся другие. Вопрос: «как нейтрализовать воздействие проповедей пророков на народ» был заложен в суперкомпьютер. Ответ получили следующий: «чтобы нейтрализовать воздействие пророков на народ, нужно заставить народ поклоняться пророкам». С помощью всё того же суперкомпьютера были разработаны несколько долговременных, рассчитанных на века, глобальных сценариев. Вначале из пастушеских племён были отобраны крепкие молодые юноши и девушки для работы в храмах. Затем из их числа были выделены наиболее покорные, но физически выносливые. После нескольких десятилетий муштры на военном полигоне в пустыне из них и их потомства получились суперсолдаты, привыкшие не думать, а лишь выполнять приказы. Они были запущены «агентами Египта» во все страны и государства. Они несли волю Египта, они несли его Закон. Когда влияние Египта ослабло, иерофантов это не обеспокоило – к этому времени их сеть раскинулась по всему миру…

Часть третья
ПРИНЦИП ПРЕОБРАЖЕНИЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

– …Стойте! Не смейте! – закричала на иерофантов Наталья Николаевна. Они сидели в круглом зале на своём подземном острове, а она была где-то вверху, на крыше и топала на них ногами, отчего потолок стал рушиться. На головы жрецов падала штукатурка..

Сергей открыл глаза. Наталья Николаевна кричала, но не на таинственных жрецов из его сна, а на Харламыча. Они стояли друг напротив друга и держали за края тетрадь в телячьем переплёте.

– Не дёргайте! – предупреждала заведующего архивом его незваная гостья, – это бесценная тетрадь, вы можете порвать её.

– А вы отдайте! – фальцетом кричал тот.

– Не отдам!

– Это моя собственность!

– Не ваша, а государственная. А знаете, какой срок вы получите за хищение государственной собственности?

– Вы сами хищница!.. Расхитительница!

Заметив, что своими криками они разбудили остальных, Казимир Харламович с неохотой отпустил драгоценный раритет и вновь уселся на свой стульчик.

– Что здесь произошло? – спросил Сергей, хотя и так было понятно – Харламыч выкрал документы у спящей женщины, намереваясь с ними улизнуть.

– Ну, зачем они вам? – спросила укоризненно актриса, – неужели вы думаете, что так вот просто сможете их продать? Это очень опасное предприятие.

– Хотел бы продать – давно бы продал, – буркнул Харламыч.

– Тогда в чём дело?

– В карте.

– А что в ней такого особенного?

Гончарова развернула карту-вкладыш. Долго разглядывала, потом хмыкнула:

– Карта как карта. Подпись под ней крупными буквами: «Валдай. Маковка». Не понимаю, для чего её так бережно хранили. Тут стрелочки какие-то, указатели маршрута. А вот кружочки и крестики. Обозначение каких-то мест.

– Там, наверное, клады зарыты, – предположила Лиза.

– Это уж точно! – подтвердил Иван.

Он потянулся, встал, посмотрел на часы.

– Однако, утро уже, друзья мои. Пора нам выбираться из этого подвала.

– Куда-а?! – протянула Лиза, вкладывая такую боль и безнадёжность в это восклицание, что все невольно посмотрели на неё. Лицо Лизы осунулось и стало по-детски беззащитным. Сердце Сергея больно сжалось. Он вдруг почувствовал реальную опасность, нависшую над ней. Почему-то над ней одной. Хотя все они были в равных условиях, за ними велась настоящая охота и каждого из них могли убить, а то и разом всех. Но думал он сейчас только о ней. И, вероятно, тревога отразилась на его лице, так что даже Харламыч заметил:

– А я, Елизавета Елизаровна, сразу же понял, что вот именно он – ваш супруг. Уж так он на вас смотрит!.. Сразу же видно – это любовь до гроба.

– А вам-то что до этого? – возмутился Сергей, – завидуете?

– Радуюсь! – воскликнул Казимир Харламович и даже ручками всплеснул, показывая, до чего же он счастлив, – ликую просто!

– Вы издеваетесь или серьёзно? – удивился Сергей.

– Самым серьёзным и решительным образом заявляю: я бесконечно рад. Безмерно!

– За нас? – спросила Лиза, неуверенно улыбаясь.

– Нет, краса ненаглядная, за себя. Уж простите меня, старика, но – за себя. Я эгоист и горжусь этим.

Казимиру Харламовичу было на вид едва за пятьдесят, но он кокетничал, выдавая себя за умудрённого жизнью старца, и всячески этим бравировал. Не поймёшь – то ли комплексует человек, то ли цену себе набивает.

– Там что написано под картой? – продолжал отчего-то и впрямь повеселевший Харламыч, – «маковка». Макушка то есть. Она и есть. Макушка Валдайской возвышенности. Почти 347 метров над уровнем моря. Иверь наша находится на уровне около 150 метров.

– И что? – довольно резко спросил Сергей, которого невероятно раздражал этот суетливый и нагловатый человечишко.

– Да ничего, – пожал плечами Черноморов, – вы, кажется, интересуетесь, чем знаменита эта карта, вот я и отвечаю. Макушка Валдая к себе людей притягивает. Кто побывал на ней, опять приходит и приходит. Там лес густющий, козьи тропы, медвежий угол ко всему прочему – там и вправду Михайло Потапыч встречается. А люди лезут. И не знают, почему. А я вот знаю.

– Почему же? – спросила Гончарова, – она всё заинтересованнее слушала болтовню Харламыча.

Только Иван, кажется, оставался индифферентен. Он включил самовар, насыпал заварки в чайник, расставил чашки на свободном пространстве стола, вокруг которого над картой склонились остальные.

– Район макушки Валдая буквально пронизан ручейками и речками, – продолжал разглагольствовать Черноморов, не отвечая на поставленный вопрос, – оттуда берут своё начало речка Цна, которая течёт на северо-запад, к Балтике, и Поведь, которая бежит к Каспию, на юго-восток. А также многочисленные их притоки. Валдайская возвышенность – это вершина водораздела между Балтийским и Каспийским морями. И, заметьте – это вершина Центра России. И всё это – у нас, в Иверской губернии! Включая исток Волги, который, правда, находится у другой вершины Валдая, на высоте 299 метров.

Казимир Харламович победительным взором оглядел присутствующих. Собственно говоря, Лиза впервые видела его таким. Он как будто расцвёл, развернулся. Обычно он производил впечатление слегка затурканного и вечно чем-то обеспокоенного. Стремясь поддержать в нём порыв вдохновения, она произнесла:

– Вы интересно преподносите материал.

– Дальше будет ещё круче! – заявил довольный Харламыч, – он заложил руки за спину и прошагал из угла в угол.

– Кстати, я тут на днях метафору придумал – Москва в своё время села на Иверь и этот след так и остался, хи, хи на нашей общей физиономии.

Заметив, что никто не засмеялся, он продолжал:

– Я тоже как-то совершил восхождение на макушку Валдая. И в одной тамошней деревеньке услышал такую притчу. Некогда жили там влюблённые парень и девушка. А на неё, как водится, помещик глаз положил. И взял, да парня-то и убил! Топором зарубил. А девица, недолго думая, приподняла убитого и подтащила к озерцу. Там места заболоченные. Хотя и на холмах. И что вы думаете? Знала она одно местечко в густом ельничке, где небольшое озерцо с Мёртвой водой. Зачерпнула её и окропила рану. Та затянулась. Дальше девица разрыдалась так горько, что лес с ней вместе застонал и из болотца этого забил фонтан Живой воды!

Он посмотрел по очереди на каждого из присутствующих.

– Вы думаете, сказки? А вот и нет! Переверните-ка страничку, – скомандовал он, обращаясь к Гончаровой.

Она перевернула и прочла:

 
И стал над рыцарем старик,
И вспрыснул мёртвою водою,
И раны засияли вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвёл; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
Трепеща жизнью молодою,
Встаёт Руслан…
 

– Ну, и как вам это? – горделиво подбоченясь, спросил Черноморов, – и чья рука начертала эти строки? А далее прочтите, то, что прозой написано.

Гончарова поднесла тетрадь ближе к глазам – почерк был слишком мелкий здесь – и стала медленно читать:

– «Пусть поэму мою почитают за вымысел, однако, сам я был свидетелем чудесного воскрешения молодого юноши, зарезанного помещиком в деревне Есеновичи. Проход к озеру с Мёртвой и Живой водой мной отмечен на карте. Однако чудо происходит только в присутствии особого человека, называемого на Руси волхвом, либо от силы любящего сердца».

– Вот так-то, други мои милые! – торжествующе воскликнул Харламыч, – он сам был свидетелем, то-то! Мне вы не верите – и ладно. А ему не поверить нельзя. Опять же: «есть многое на свете, друг Горацио…» Есть, друг Горацио, есть! А вы спрашиваете – чего это я радуюсь вашей любви неземной. А то и радуюсь, что ваше святое биополе откроет нам водичку! Да! Омоемся. Помолодеем, девушки снова нас полюбят. А уж карьеру какую зашибенную сделаем! Это вам не жалкий зав. архивом. С моим-то жизненным опытом, да с амбициями, да с молодой физиономией впридачу… Да я горы сверну! Виллу куплю себе на Средиземноморье! Супермодель с ногами от ушей в жёны возьму! Людишек тянет на макушку Валдая, а зачем, почему – не поймут. А я знаю! Вода Живая их зовёт! Итак, друзья мои, быстренько собирайтесь. Чайку хлебнём – и с вещами на выход. Беру вас всех с собой в поход. И тебя беру, бабушка, – хохотнул он, глянув на Гончарову.

– Сам ты дедушка, – огрызнулась она, – а я – девица на выданье. И ещё посмотрю, брать ли тебя с собой.

– Но, но! Это вы бросьте! – погрозил Харламыч, – я там все тропки знаю. Без меня вам и карта не поможет. Мне ведь для дела этого самой малости не хватало – Любви великой и всеобъемлющей. А теперь у нас, как в Греции, всё есть!

– Постойте-ка, – вскинулся Сергей, – сон мне снился какой-то… Что-то происходило там… Что же мне снилось? Жрецы египетские, катастрофа, всё рушилось у них над головой…

– Не пугайте, – поёжилась Гончарова, – вы имеете обыкновение видеть пророческие сны.

– А вот мы включим телевизор, – проговорил Иван, – да и посмотрим, что там новенького, в четыре утренние новости должны быть на российском канале, Евроньюс на русском языке.

Новости в самом деле уже передавали. И в числе прочего сообщили о том, что плазменные экраны, недавно таинственным образом появившиеся на улицах городов мира, внезапно ожили. На них транслируют видеозапись фильма о жизни и смерти Папы Римского Иоанна Павла Второго.

– Ай, да ну! – негромко воскликнул Иван и достал ноутбук из сумки. Он водрузил его на стол и открыл крышку. Гончарова тотчас выключила телевизор – то, что происходило на экране компьютера, было гораздо интереснее. Жрец Вуду напрягался изо всех сил, пытаясь пассами приподнять спящего на кушетке человека. Поодаль от жреца стояли Штайнмахер и генерал. И вдруг!..

Он, этот спящий, приподнялся! Ещё одно усилие жреца – и спящий встал! Встал и с закрытыми глазами пошёл прямо на камеру и на жреца, который пятился и пятился, а генерал и учёный, побелевшие от страха, смотрели с ужасом на это воскрешение… Тело жреца закрыло собой камеру. Экран погас.