Текст книги "Тропой памяти (СИ)"

Автор книги: Людмила Пельгасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Дун-дзаннарт-арк-кхан Шакхур прищурился под нарт-харумой и довольно оскалил клыки: в дело вступали Уллах-Тхар’ай!

Глава 34

– Дун-дзаннарт-арк-кхан…

Комендант Дол-Гулдурской крепости услышал пробившийся к нему голос настолько издалека, словно бы проникал тот не через клубы сизого дыма мха му, а через обернутое вокруг головы толстое стеганое одеяло. С трудом сфокусировав взгляд, Багнур воззрился на сотника Чакдуша, сидящего подле него на пятках и протягивающего ему кружку. Ощущая сухость во рту, первое лицо Дол-Гулдура потянулся к живительной влаге. Ему было очень скверно.

– А, баххаш’ай, что еще? Нас… – распухший, черный от курения язык плохо ворочался в комендантском рту, – осадили остроухие?

– Никак нет, гхул-кхан, – Чакдуш дождался, пока Багнур опустит глаза в кружку и украдкой сотворил охранный жест. – Напротив, южная группировка войск перешла в наступление и осадила Минас Тирит!

– А… – Багнур поставил кружку на пол, икнул и провел ладонью по физиономии, будто умывался песком. – Когда это?

– На рассвете вчера! – жизнерадостно сообщил сотник. – Самые свежие новости, можно сказать, со служебным нетопырем. Приказом Уллах-Тхар’ай нам надлежит сегодня ночью выступить против Лориэна.

– Как с-годня? – на коменданта Дол-Гулдура было жалко смотреть. – А…где армия-то? Где все? Вдвоем пойдем йерри зад драть, а?

– Гхул-кхан, тут пока вы… – Чакдуш замялся, подыскивая слово, – пока вам нездоровилось, пришло пополнение, всего с нашими уцелевшими я считал: тысяча душ. Я их встретил, разместил, всем необходимым обеспечил. А тут прилетел нетопырь с запиской от Уллах-Тхар’ай, чтобы 34-го нирбугаза мы атаковали остроухих. Казалось бы, все хорошо, но… Уллах-Тхар’ай подкрепление-то прислали, а сами помочь не смогут.

– Пхут-тха, так я и знал! – страдальчески скривился несчастный комендант. – Кинут они нас однажды, как знал, а! Визгуны вонючие…

– И тут я стал соображать, гхул-кхан, – Чакдуш, казалось, пропустил опасные слова в адрес Зрачков Всевидящего Ока мимо ушей, – чем бы нам остроухих одолеть. И вспомнил, как парни наши: кажется, то был кто-то из «шарку» – пленного эльфеныша мох курить учили. Помните, нет? Дело было в прошлый сулхумар[82]82
  Сулхумар – по календарю иртха «Сезон ветров», время года, объединяющее в себе месяцы сабугаз и шанбугаз (с конца мая по середину июня).


[Закрыть]. Ну то есть как – учили? Трубку в рот сунули и нос зажали, хошь затянись, а хошь – задохнись, гы-гы-гы. Ну он и затянулся. Парни, видно, думали – он просто кашлять начнет до кровавых соплей, а его с одной затяжки та-ак повело, что он на пол осел ровно тряпка. И трубку забили-то вроде несильно, и зелье незлое, и скурил этот йерри всего ничего, но только он потом по камере кубарем катался и выл дурниной, пел по-своему, по-эльфячьи, хохотал. Вся застава, кто не в карауле да не в наряде, сбежалась посмотреть это представление. Парни рассказывали, что тот йерри на ушах ходил по потолку, а потом этими же ушами себя по щекам хлестал, так башкой крутил быстро туда-сюда. А потом упал, стал корчиться и издох с выпученными глазами.

– Почему издох? – тупо глядя на подчиненного, спросил Багнур, вновь прикладываясь к кружке.

– Да все потому что не переносят они наше курево, дун-дзаннарт-арк-кхан, – торжествующе взмахнул рукой Чакдуш. Он выглядел таким счастливым, словно сам был одним из накуривших пленника остряков. – Травятся и мрут в корчах! Вспомнил я эту историю и решил в бою применить. Отправил «старичков» мха надрать, потом велел его высушить, завернуть в промасленные тряпки и в большие корзинки набить. Много получилось, закидаем с расстояния прямо на деревья, где у остроухих посты, они от дыма передохнут. А мы сами – привычные, мы и через дым дальше пойдем в самую сердцевину их лесного города. Пусть попробует эта их ведьма свою магию применить, когда ее от мха скрутит!

Наверное, будь комендант Дол-Гулдура в лучшей форме, он бы настороженно отнесся к идее обкурить грозное воинство лориэнское сушеным мхом. Но его самого только-только начало отпускать. В голове Багнура прояснялось не настолько быстро, как того требовала ситуация, поэтому он лишь спросил, икнув:

– Слышь… Дзаннарт-кхан, ты когда это все успел обстряпать воообще?

Физиономия Чакдуша расплылась в самодовольной ухмылке.

– Да вы же долго были того… нездоровы, Багнур-сама, целых три нах-харума. За это время можно дракона подоить, не то что мох собрать!

То ли новый отряд иртха передвигался с большим шумом, нежели предыдущий, то ли йерри после недавнего вторжения удвоили бдительность, но только подойти близко к границе Лориэна не удалось. В ночной тьме чувствительные к теплу глаза иртха различили одну, две… десять… десятки фигур лучников, что замерли в ожидании меж ветвей мэллорнов. Внешнее кольцо золотолесской стражи на этот раз достойно встретило дол-гулдурцев, дав понять что внезапное нападение им не удастся.

Чакдуш подал знак, и стрелки расступились, пропуская вперед воинов, вооруженных связкой коротких копий, явно наспех выструганных из обычных палок, и с огромными, но легкими заплечными мешками на спине. Это и был его так называемый «особый отряд», предназначенный для забрасывания эльфийских погранцов дурман-мхом. По-кошачьи ловко взобравшись на деревья, эти воины распустили свои чудовищные вещмешки, извлекая наружу неровные шары, сплетенные из веток и набитые тряпками. Концы тряпок торчали меж прутьев, исполняя роль фитилей. Каждый такой шарик размером с голову взрослого иртха насаживался на копье, поджигался и мощным броском отправлялся в сторону постов йерри. Со стороны эти действия могли показаться какой-то бестолковой игрой с непонятными правилами, ведь ясно же, что с расстояния, преодолеть которое не под силу эльфийской стреле, даже самая могучая рука не сумеет попасть легким, набитым мхом мячиком во врага! Но иртха во врагов-то как раз и не метили. Им вполне хватало того, что их причудливые снаряды застревали в воздушных кронах мэллорнов, на добрую дюжину локтей возвышавшихся над темнохвойным ельником.

Открытого пламени снизу видно не было, соответственно, ни мэллорнам, ни их обитателям пожар не грозил. К чести золотолесской пограничной стражи, ни один из остроухих не полез сшибать с верхних веток дымную пакость, посчитав действия орков не то дурно спланированным отвлекающим маневром, не то – глупой шуткой отродий тьмы. Но вызов был принят, и десятки эльфийских стрел немедленно полетели в густую еловую чащу.

– Ну и что теперь? – скептически осведомился у Чакдуша иртха со столбиками сотника на бляхе. – Сколько ждать, пока они забалдеют-то?

– Не больше четверти часа, – ухмыльнулся Чакдуш, любезно назначивший себя командующим операцией. – Лишь бы дождь не пошел, а то вся балделка потухнет.

Собеседник только недоверчиво цыкнул зубом.

– Да ну, ерунда какая-то это все. Без Назгулов к йерри соваться – это самоубийство, будь они хоть веселые, хоть грустные. Сейчас бы хоть одного Уллах-Тхар в подмогу с его визгом, я б даже уши шишками согласился заткнуть. А то ближе чем на выстрел к ним не подберешься.

– Сильно в прошлый раз те назгулы помогли что ль? – издевательски бросил один из стрелков, переживших прошлый рейд в Лориэн. – Ну носились, ну выли что огонь в кузнечном горне, а в итоге что? Прошла волна колдовская и все смела: ни живых, ни раненых, ни мертвых. Шарух срезать не у кого – как в воздухе тела растворились.

– Эй ты, мерген хренов, ну-ка треп отставить! – рыкнул на говоруна тот самый иртха с планками сотника. На фоне того, что какой-то дол-гулдурский выскочка-сотник заставил на время этой идиотской операции подчиняться себе равных по званию, ему срочно требовалось хоть какое-то подтверждение собственной значимости. Но тут их обоих прервал Чакдуш, что указывал когтистым пальцем в кроны мэллорнов:

– Смотрите!

Тепловые пятна в темноте ночи пришли в беспорядочное движение. Десятки живых тел, источников свечения, падали с высоты на землю.

– Смотри-ка, подействовал дол-гулдурский табачок! – радостно загомонили бойцы, наблюдавшие за этим звездопадом.

– Что, не нравится наш гостинец, Наркунгур’ин муму[83]83
  «Феанорово ухо!» (черное наречие) – ругательство.


[Закрыть]? – усмехнулся сотник, споривший с Чакдушем о методах штурма Лориэна.

Меж тем опавшие с деревьев тепловые фигурки йерри, словно гонимые ветром искры, покатились вперед на наблюдателей.

– Э-э, куда ты прешь-то! – взвизгнул стрелок, вскидывая анхур в боевое положение на уровень глаз, – Какого…

– Отстав… – немедленно среагировал сотник, но обоих их заткнул Чакдуш:

– Бей!!!

Ливень стрел из анхуров остановил одурманенных йерри, несущихся навстречу своей гибели. Они попадали на землю. Тепловые контуры их фигур стали тускнеть.

– Сработало! А теперь вперед! – прокричал Чакдуш. – Мох и кремень держать наготове!

За три нах-харума в Золотом лесу произошло даже больше изменений, чем в Дол-Гулдуре за время дурманных грез коменданта. К примеру, та роковая поляна, где произошло основное сражение, снова приобрела свой первозданный вид: ни вывороченных корней, ни грязи, ни крови, даже содранный в бою покров гигантского мха снова выглядел нетронутым, словно по нему никогда никто не ходил. То ли лес сам залечивал раны, то ли это сделала королева-колдунья при помощи своей непонятной эльфийской магии, но следы недавнего побоища исчезли. Это удивило и напугало выживших участников предыдущего штурма, но так как было их в общем массе немного, то на быстродействие армии Дол-Гулдура это никак не повлияло.

Копейщики подпалили фитили дурманных мячиков с мхом му, но швырять не стали – на две сотни локтей голой рукой не очень-то зашвырнешь! – а перебросили стрелкам. Те, насадив шарики на острия стрел, выпустили залп в небо. Описав дугу, эти снаряды затряли в кронах дальних мэллорнов и задымились там.

Чакдуш приказал дать еще один залп.

– Не жалей дурмана, пхут-тха! – зло рявкнул он, глядя, как неохотно копейщики расстаются с содержимым вещмешков. – Чтоб у них у всех глаза повылазили! Бей!!!

Дымные снаряды один за другим запутывались в ветвях мэллорнов. Запах тлеющего мха пополз над рубежами эльфийского королевства, дым был плотнее воздуха и оседал вниз, струясь по гладким стволам. Укрывшись щитами, дол-гулдурцы напряженно ожидали, отсчитывая время ударами сердца.

Никто не появлялся, лишь дым стелился в темных прогалинах меж серых колонн мэллорнов. Ни звука из чащи.

Иртха взволнованно переглядывались, в темноте ночи огромные зрачки их глаз лучились жаром, словно угли. Теперь, когда стало ясно, что план хитрого сотника действует, дол-гулдурским стрелкам не терпелось поквитаться с беспомощными врагами за прошлую неудачу, они ждали только сигнала. И вот, наконец, рука Чакдуша поднялась вверх и энергично опустившись, указала вперед. Поднявшись в полный рост, и, прикрывая щитами мергенов, дол-гулдурцы шаг за шагом нащупывали путь в непролазной мякоти колдовских мхов. Шаг, другой… расстояние до линии леса сокращалось медленно, но неумолимо. Из чащи не стреляли. Более того: глаза иртха не различали впереди ни единого теплового контура. Что это? Ловушка? Или убийственное действие дурмана?

Под пологом Золотого леса, куда вступили первые смельчаки из Дол-Гулдура, царил густой ядреный кумар. Причем настолько плотный, что в голове образовывалась приятная легкость. Стволы словно расступились, дав дорогу бесстрашным сынам Ночного Народа, посмевшим войти в самое вражеское логово. Едкий дым, спрессовавшись у земли, делал воздух вязким, как рисовый отвар, его можно было резать на кусочки и есть при помощи палочек-хаши. Многие, давясь кашлем, надвинули нарт-харумы на нос и рот, но отрава продолжала проникать в легкие с каждым вдохом. Чакдуш, одним из первых напяливший на лицо повязку, с неодобрением следил за лихорадочными, суетливыми движениями своих воинов. Необходимо было как можно скорее проскочить задымленный участок, пока вместо боеспособной армии он не оказался обладателем стада счастливо забалдевших кретинов. Отряд перешел на бег, благо теперь земля под ногами стала обычной твердой лесной почвой безо всяких покровов. Со всех сторон по тропинкам, ведущим к центру леса, слышался топот форменных сапог. А тем временем, на деревьях показались первые мирные жилища йерри, со свисавшими вниз плетеными лестницами. Это означало только одно: они прорвались на территорию Лориэна, и теперь лишь время отделяет их от конечной цели – дворца лориэнских владык. На этот раз остроухую ведьму не спасут ее чары: эльфы со свойственным им слюнтяйством никогда не рискнут пожертвовать соплеменниками, даже если это позволит уничтожить врага.

Снова полетели моховые шарики, на этот раз иртха старательно забрасывали их на жилые площадки. Была даже мысль не мелочиться, и вместо ядовитого дыма выкурить эльфов огнем, то есть попросту поджечь лес. Но как выяснилось, гореть колдовские деревья почему-то не хотели. То ли кора у них оказалась огнестойкая, то ли здесь замешана была некая магия остроухих, но устроить лесной пожар не вышло. В безветренном воздухе дым мха му быстро сгущался и оседал наземь, но и слабой тени его присутствия на высоте дэлоней хватило для того, чтобы йерри с дурными воплями начали падать на землю как перезревшие орехи. Здесь их было немного, в основном все в кольчугах и маскировочных плащах – скорее всего, то самое внутреннее кольцо пограничной стражи. Они даже не сопротивлялись, когда молодцы Чакдуша резали их как овец. Вообще-то, это было необязательно, наглотавшимся ядовитого дыма остроухим и так жить оставалось считанные удары сердца, но во-первых: надо же дать оружию напиться крови врага, иначе что это за битва? Ну а во-вторых: уши! Ох, уж эти уши, пхут-тха!

Му все сильнее брал власть над мозгами воинов лесной заставы. С дурацкими смешками победители срезали уши мертвых йерри, подносили к глазам, рассматривали, пробовали на зуб. Сбор трофеев так увлек бойцов, что Чакдушу пришлось пустить в ход хлыст, чтоб заставить их оторваться от обезображенных трупов и идти дальше. Дело все больше пахло безумием и бредом, с дозировкой мха явно перестарались.

Когда навстречу непрошеным гостям выскочили все-таки йерри со ярко светящимися клинками в руках, то тем уже было в общем-то все равно. Мергены, которым по правилам ведения боя надлежало взобраться на ветки и с безопасного расстояния поливать врагов стрелами, вместо этого завязли в рукопашной, используя храги и снятые ларханы против длинных мечей. Этот героический бой не мог продолжаться долго – йерри с обмотанными тканью физиономиями стали их рубить. К тому моменту, когда в дело вступила вооруженная й’тангами пехота, основной резерв стрелков оказался уничтожен. Тысяча накуренных иртха – это страшная сила, и мучительно кашляющие от дыма йерри это почувствовали на собственной шкуре. Они падали наземь под ударами меченых Оком клинков и пораженные ядом, но и дол-гулдурцы гибли от летящих сверху стрел эльфийских лучников. Несколько сохранивших рассудок и потому оставшихся в живых мергенов, отбежав к стволам, стреляли каждый за двоих, но эльфов было слишком много, и из глубины леса прибывали новые и новые.

Столь стремительно и благополучно развивавшаяся атака захлебнулась в крови.

Глава 35

Здесь, на берегу Великой реки было столь же тихо, как и в те времена, когда мир был безлюден и юн. Не долетал сюда ни металлический запах крови из чащи Лихолесья, ни тяжкие удары каменных снарядов о кладку Минас-Тирита, ни дым пожарищ из Роханских степей. Одна только белая река несла свои мощные воды, ярясь у порогов и выгрызая себе путь в камнях. Покрывало из мелких брызг висело над водой, и если бы сейчас его вдруг пронзили солнечные лучи, то лишенные светобоязни орочьи глаза смогли бы увидеть прекраснейшее зрелище живых красок, дрожащих прямо во влажном воздухе. Но солнце царствовало не здесь, а где-то над тяжелыми низкими тучами, и без него пейзаж стал сумрачен и дик. Безмятежности не было и не могло быть: война стягивалась в тугой жестокий узел на горле Средиземья. Стягивалась неотвратимо, до темноты в глазах пережимая дыхание и ломая позвонки. Шара чувствовала это кожей на лбу, кончиками ушей, холодком, сползающим вдоль хребта. Виноваты ли были способности, доставшиеся лучнице от рождения или ее же собственное разыгравшееся воображение, но только ощущение непоправимого усиливалось с каждым днем обратного пути в Мордор. Мир летит в бездну, и этой войне не суждено закончиться иначе, нежели как полным истреблением всего живого. Если, конечно, она не успеет…

В непонятном, тревожном сне сегодня к ней приходил Раглук, младший братишка. За месяцы своего путешествия в поисках истины Шара не особенно-то вспоминала о доме, картины собственного детства поблекли в памяти, оттесненные более яркими образами видений из чужого прошлого. Родственные узы истончались, постепенно теряли крепость и, казалось, что исчезли вовсе. Но сегодняшний сон возвратил остроту ощущения беды, случившейся с родной душой.

Шара окликнула братишку и помахала рукой. Тот стоял, не шевелясь, словно разом утратил и зрение, и слух. Девушка подавила первый порыв броситься ему навстречу и таким образом заявить о своем присутствии – вряд ли новобранец стал бы прохлаждаться, просто гуляя по лесу, он здесь явно по делу, и, как следствие, не один. А встречаться с однополчанами братца Шаре, как все еще находящемуся в розыске дезертиру, совсем не улыбалось. Даже во сне.

Во сне Раглук выглядел совершенно не так, как в жизни. И дело было даже не в том, что меховую куртку охотника теперь сменил меченый Оком доспех солдата, а кисточка шарух скрылась под шлемом. Взгляд старшего сына Йарвхи, обычно такой цепкий и внимательный, способный различать звериные следы даже на голых камнях, теперь не выражал ровным счетом ничего. Каждый глаз, лишенный радужки, состоял из одного только черного провала зрачка, и бездны, таившиеся в этих глазах, заставили вздрогнуть лучницу, однажды имевшую неосторожность заглянуть под капюшон Короля-Призрака. Но если та тьма была полной злобы и боли, но все же осмысленной и живой, то Раглук напоминал глиняную куклу-кшша, на которой шаманы лечат болезни и их же насылают, царапая корку-кожу острием ритуального ножа. У кшша на голове нет носа и рта, нет волос и ушей, а есть только ямочки глаз, выдавленные пальцем по еще мягкой глине. Так вот, глаза Раглука из сна были такими же ямочками на коричневом фоне обветренного лица.

Шара смотрела из кустов и не верила. Но вот мелкого подлеска вышли еще девять фигур в форме. Видимо, из того же десятка. И еще один неприятный губошлеп с планкой дзарт-кхана на стальной груди. Казалось бы, ничего особенного, но сердце сжалось от ужаса. И это не был страх быть пойманной и преданной суду, нет! Просто глаза у солдат были один-в-один как у маленькой куклы-кшша. Пустые, бессмысленные и немигающие… единственный, кто выглядел живым – так это десятник. По щелчку его пальцев бойцы, не меняя выражения физиономий, послушно развернулись к нему. Губошлеп, не утруждая себя словами команды, махнул рукой в сторону тропы, и десяток потопал прочь, скрываясь меж деревьев. С ними ушел и безучастный Раглук, а Шара проснулась в холодном поту и долго пыталась понять, сон ли это был, или очередное откровение.

Перебраться на тот берег Бурзугая по весне и в этом течении – задача почти невыполнимая. Шара помнила Великую Реку глубокой осенью, тогда она, вроде, перебиралась через нее в верховьях на самодельном плоту. В среднем течении, перед каменными изваяниями Исилдура и Анариона, за которыми масса воды обрушивается вниз шлейфом водопада, подобный номер повторить однозначно не удастся. А меж тем, правый берег Бурзугая покинуть хотелось просто до дрожи: лучница чуяла, что предел ее невероятного везения подчистую исчерпан, и впредь духи, несмотря на все охранные жесты, не станут больше беречь Шару от встречи с роханскими конниками или тварями Кхуру. Значит, как говорил Хаграр, приятель Шары по Нурненской учебке – перед важным делом удачу пока что нужно отпустить погулять. Пусть она словно барашек, попасется на свежей травке, поскачет вволю на просторе, порезвится на теплой речной отмели. А потом вернется к хозяину, лохматая и жирненькая – тут бархут-нуртский острослов обыкновенно расплывался в заразительной улыбке, сияя всеми клыками. Что ж, это правильный подход к делу – решила Шара. Остатки удачи понадобятся ей для последнего аккорда уже по ту сторону реки. Беги, удача, пасись! Возвращайся поскорее, большая и толстая!

И без того обрывистые скальные берега сделались непроходимыми из-за мощной растительности. Пришлось свернуть, сильно забирая на запад. К счастью, взгорье Привражья вознесло тропу на такую высоту, откуда Бурзугай отлично просматривался даже сквозь древесную чащу. Вот и остров, а за ним – водопад, белый язык слива и кипящая вода, с обиженным ревом падающая на камни. Отсюда все это совсем не выглядело величественным и вскоре перестало отвлекать внимание орчихи от взгляда под ноги – тропка попалась на редкость ноголомная.

Еще через три десятка локтей тропа вообще кончилась, упершись в беспорядочное нагромождение серых камней, вылезших на волю из-под травяного одеяла. Шара подняла глаза, оценивая наклон. Однако… Это, в конце концов, правый берег Бурзугая или окрестности родного Кундуза? Лазить при помощи рук ей уже давно не приходилось, примерно с момента памятной битвы в Морийских пещерах, когда внезапное появление Гхаш’ин шабух едва не стоило жизни вождю клана Ледяной луны и его воинам. Желания упражняться в скалолазании не было, но по-другому преодолеть этот участок пути можно было бы разве на крыльях. Их у лучницы не наблюдалось, поэтому, скрутив волосы в пучок и заправив лархан за ремень, она поползла вверх по крутому склону на всех четырех конечностях. Это было нетрудно, но утомительно – видеть перед собой только землю. А когда подъем закончился, и голова Шары вынырнула над поросшим травой краем, то обнаружился неприятный сюрприз: шагов с десяти ее особу с неприветливым интересом изучали черные нарт-харумы на лицах шести солдат Унсухуштана.

Несколько ударов сердца никто из участников сцены не двигался, оценивая происходящее. Шара оглянулась, прикидывая, не удастся ли быстро удрать, съехав по склону вниз. Потом потянулась было к нарт-харуме, чтобы повязать ее на глаза и сойти «за свою». Потом признала бессмысленность всех вышеупомянутых действий по причине несвоевременности: если кто и объявлял в розыск бледнокожую девку в лархане, которая не боится солнечного света, то сличить приметы и ее внешность ребята уже все равно успели.

Ну, конечно, это уже мы слышали. В лицо смотрела стрела.

Можно разглядеть каждый коготь на пальцах, что держат тетиву. Двойную, крученую. Очень близко. Кажется, отсюда видны даже блики света на роговице сквозь плотное плетение черных повязок.

– Когда ж эти дезертиры только кончатся, Наркунгур’ин – муму… – проворчал крупный иртха, сплевывая под ноги. – Только руки лишний раз об их кишки пачкать.

Вот и кончилась удача. Или…нет?

Шара вылезла из перевязи с колчаном, смотала ремешок на чехол анхура. Расстегнула пояс с храгом и медленно опустила тяжелый сверток в жухлую траву.

Шесть пар глаз следили из-под своих повязок за каждым ее движением. Стрелок дернулся, когда странная девица полезла за пазуху: скорее всего, ожидал метательного ножа или другой радости. Однако смог овладеть собой и удержать тетиву натянутой. А Шара вытянула на свет цепочку стальной бляхи и, выставив крошечный кусочек металла перед собой словно амулет, отважно моргнула и неожиданно для себя выдала:

– Хасса. Я – Шара из клана Желтой Совы. Третья Нурненская стрелковая, 28/16-«ка-арк». Мне очень срочно нужна личная встреча с главным из Уллах-Тхар’ай.

– Угу… – один из шести иртха издал неопределенный звук и нагнулся, запуская руку в голенище форменного сапога. – Проверь-ка давай!

Повинуясь приказу, еще один иртха медленно приблизился к Шаре и, не отрывая следящего взгляда, поднял с земли сверток с оружием. Его подбежавший товарищ поймал скатку и унес подальше. Шара не сопротивлялась, вытянув руки вперед и позволяя ощупать свои рукава и сапоги на предмет безоружности. Она смотрела исключительно на клочок пергамента, который командир отряда держал в руке, и, что-то сверяя, поглядывал то в написанное, то на лучницу. Неужели всем описание внешности разослали? – хихикнула про себя девушка. Надо же, какое усердие: а ведь могли бы просто на словах передать, что хватать надо бледнокожую уродину в форме – и вряд ли даже самый тупой исполнитель перепутал бы. Впрочем, как знать: может, в пергаменте именно такая формулировка и начертана? О чувстве юмора Зрачков Всевидящего Ока известно очень немногое.

– Чисто! – сообщил, наконец, тот иртха, что обыскивал Шару. – Больше ничего нет. Хотя вот…

Пальцы его прогладили рукава форменной рубашки пленницы и извлекли на свет мятый, грязный и обтрепанный пергамент. Развернули его. Даже через нарт-харуму стало видно, как широко раскрылись его глаза.

– …находится в отпуске… Гхул… Кирит-Унгола дзаннарт-кхан Шаграт. А…

– Точно так, – кивнула лучница, широко улыбаясь во все клыки. – В отпуске, совершенно законно. Возвращаюсь к месту несения службы.

Командир отряда принял пергамент из рук подчинённого, пробежал глазами.

– Так Кундуз-то в другой стороне, дорогая анхур-ману. А? Или заблудилась? – задушевно поинтересовался командир, убирая пергамент на место в сапог. Шара промолчала. – А номер точно 28/16? Ка-арк? – Окликнул он того, кто обыскивал Шару.

– Точно так! – еще более жизнерадостно ответил боец, встряхнув в пригоршне бляху лучницы. – Вяжем?

– Не надо, – задушевно попросила Шара, качая головой. – Я же сама пришла, значит, никуда не убегу, пока не поговорю с Уллах-Тхар.

– Хе! – боец обрадовался просьбе, как хорошей шутке. – А уж после-то – ты тем более не убежишь, знаешь, да?

Снова стало страшно. Очень страшно, как тогда, в моргульском карцере. И теперь не было больше рядом бедняги-картографа, и Шаграт-аба не придет на помощь, и вообще – она сама в здравом уме лезет в лапы Назгулов, которые будут безжалостно копаться в голове, словно пирующие хищники – в еще теплых внутренностях своей жертвы! Еще год назад в подобной ситуации она бы выбрала быструю смерть от стрелы.

– В курсе, – коротко кивнула девушка. – Готова следовать за вами.

И маленький отряд, только что пополнившийся еще на одну душу, двинулся вниз по течению вдоль берега Андуина.