Текст книги "Благословение проклятых дорог (СИ)"
Автор книги: Любовь Штаний
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Сплести купол абсолютной защиты, когда силы бурлят в крови – дело получаса. Теперь Хранительницу до утра не потревожит никто. «Кроме меня» – подумалось, когда через плечо посмотрел на уютно и почти беззвучно посапывающую во сне Ташу.
Нет, я не собирался её будить. Сейчас не время и не место. Да и уверенности, что любимая не прогонит меня прочь, не было. Кто знает, как она отреагирует, увидев меня в своей спальне, да ещё и без единой нитки на теле?
Как оказалось, когда меняешь форму собственного тела, оружие и одежда пропадают бесследно. Хотя почему бесследно? Я попытался отвлечься и задумался, вспоминая, как оборачивался возле замка инкуба. Ничего не вышло – образ любимой, как магнитом, притягивал и мысли, и тело. Сам не заметил, как оказался сидящим на самом краю постели. Хорошо хоть, воли хватило ограничиться лишь этим.
Я просто сидел и смотрел, убеждая себя, что ещё минута, и справлюсь с собой – сменю ипостась, улягусь у кровати уже псом… Всего пару мгновений! Совсем чуть-чуть ещё полюбуюсь, а потом буду дышать тонким ароматом её тела и вспоминать, как светилось нежностью личико в обрамлении тёмных волос… как трогательно дрожали тонкие пальчики в моей ладони, как…
Но тут ресницы любимой дрогнули и вспорхнули, открывая золотистые, чуть мутноватые со сна глаза. Ну вот, доигрался! Как теперь объяснить своё присутствие Хранительнице? Да ещё пребывая в таком непотребном виде? Как убедить не прогонять меня с позором? Чем доказать, что хочу лишь защитить, не претендуя на большее, раз уж…
Вопреки горестным стонам разума, сердце замерло от радости. Смотреть в золото этих глаз – значит чувствовать себя живым, просто потому, что Таша есть, и она рядом со мной.
Моё чудо… Что-то ты сейчас скажешь? Как поведёшь себя? Не важно. Главное – ты жива. Так или иначе, я не оставлю тебя, любимая… Прогонишь – незримой тенью пойду следом шаг в шаг, защищая от всего мира. Даже от самого себя, если понадобится!
Но, наравне со всем прочим, грудь теснило ожидание.
Милая, только не гони меня! Не отказывай в праве быть… И, словно в насмешку над всеми метаниями разума и сердца, Таша улыбнулась.
– Какой замечательный сон, – выдохнула она восторженно и села, а я снова захлебнулся светом своего хрупкого чуда…
Любимая…
– Правда? – выдохнул не я – само сердце, замершее от страха поверить нежданной отмене жестокого приговора.
– Я так соскучилась… – Таша осторожно, словно тоже боясь поверить себе, коснулась щеки дрожащими пальцами, вглядываясь в моё лицо золотистыми глазами, полными непролитых слёз и бьющей наотмашь нежности.
Небо, как в хрупком девичьем теле умещается столько обезоруживающей искренности, женственности, душевного света и тепла? Как получается, что одного взгляда любимой достаточно, чтобы мгновенно растопить холод многовекового самоконтроля и холодности? Почему всё, что было для меня прежде незыблемым, обращается пеплом, сгорая в её самозабвенной, пронзительной до нереальности нежности?
– Хартад, – в её устах моё имя прозвучало криком, гимном любви и свету.
Что я без тебя, родная? Недостойный слепец, бредущий в бесцветном тумане безветрия, холода и безмолвия! Зачем я себе без тебя?!
– Таша-а… – теснее прижимая её пальцы к своей щеке выдохнул я полное осознания. – Моё светлое чудо… Любимая…
– Не надо, пожалуйста… – вдруг прошептала она с мукой в голосе, и я вздрогнул. – Не говори так…
– Как «так»? – еле выдавил из себя, предчувствуя страшный в своей безжалостности и губительности для мира, полного красок, ответ.
– Не называй меня любимой, – пронзая сердце каждым словом, отозвалась Таша. – Это так больно! Наверное, зря ты мне снишься.
Душа забилась в агонии багряных всполохов сжигающего дотла горя. Моё жестокое светлое чудо… Не моё… Неужели всё-таки не моё? Её любовь, её нежность… лишь дань прошлому? Любви, которой уже нет?
– Почему это плохо? – с трудом задавив в зародыше мучительный крик, еле слышно выдавил я. – И почему нельзя называть тебя любимой?
Вдруг ещё не всё потеряно? Вдруг это глупая ошибка, недоразумение?! Небо, молю тебя! Не дай обрушиться… всему. Любимая, не ввергай во тьму существования без тебя, без твоего света!
– Потому что ты любишь не меня. Мне нужно научиться жить с этим.
Дикость и безосновательность этих слов заставили в недоумении и ужасе всмотреться в побелевшее личико девушки, ставшей моим солнцем, смыслом, дыханием… Таша, нервно кусая губы, зажмурилась и отняла ладонь от моей щеки. Хранительница, зябко вздрагивая, обхватила плечи.
– Я люблю тебя, – прошептал, задыхаясь болью, отразившейся на её лице, которая ранила куда глубже собственной, разъедающей сердце и душу тоски. – Не плачь, родная. Никто в этом мире, да и сам мир, не стоит твоих слёз.
– Не надо… Не надо, пожалуйста…
– Хорошо, – чувствуя, как изнутри рвётся крик смертельно раненного зверя, проговорил я тихо.
Часть меня требовала обнять любимую, прижать к себе и никогда не отпускать. Поцелуями стереть со щёк солёные капли, доказать свою искренность Таше не словами, а делом, огнём страсти выжечь её сомнения и боль. Но… если моё присутствие причиняет ей боль, как я могу её мучить?
– Ты только не плачь. Я уйду, если хочешь, только не надо слёз, Таша…
Всё, что угодно, родная, лишь бы тебе стало легче! Ненавижу себя за твою боль…
Глава 22 Во сне или наяву?
Таша
Я из последних сил сдерживала рыдания, когда Хартад встал. Еле слышно скрипнула кровать. Жалобно так, отчаянно… Будто и у неё есть сердце, которое рвётся… Рвётся к мужчине, который… сейчас уйдёт!
– Нет! – забыв про все благие намерения и доводы рассудка, я вскочила, как подорванная, и кинулась на грудь к Хартаду. – Прости!
Сильные руки крепко обняли, прижимая к напряжённому до каменной твёрдости мужскому телу. Я уткнулась лицом в плечо, едва заметно пахнущее ночным ветром и дымом костра. Остановить бы время и остаться стоять вот так, чувствуя любимого всем существом…
– Прости, я идиотка, – выдохнула, вдавливая пальцы в широкую спину. – Пусть даже всё ложь, но ведь не сейчас, не во сне. Называй меня, как хочешь, делай, что пожелаешь, только не уходи…
– Я никогда не лгал тебе, – с усилием сглотнув, покачал он головой. – Никогда и ни в чём.
Бархатный голос дрогнул, а после… Хартад приподнял меня и поставил на кровать.
– Слёзы замёрзли, – осторожно погладив по щеке, пробормотал он почти испуганно. – Таша, ты ледяная! Что с тобой?!
– Просто мне холодно, – криво улыбнулась я, желая лишь снова прижаться к нему, такому большому, родному и горячему. – Мне без тебя холодно, любимый…
– Любимый… – эхом повторил тарухан и всмотрелся в моё лицо: – Всё еще «любимый»?
– Всегда, – растворяясь в обеспокоенных изумрудных кострах, честно призналась я. – Но не тревожься, я не стану навязываться тебе и мучить своей любовью, когда мы встретимся на самом деле. Я научусь жить без тебя, обещаю. Твоё счастье этого стоит.
– С Наридой? – почти зло прошипел Хартад.
– Она хорошая, – я покорно кивнула. – И ты её любишь.
– Я тебя люблю! – схватив за плечи, рывком поднял в воздух. – Тебя!
– Меня, – я согласно клацнула зубами.
Не поверила, конечно. Кто же верит собственному подсознанию? Мало ли, что во сне привидится! Тем более, когда и наяву лишь о Хартаде и думаю. Но спорить, когда тебя так трясут? Нет уж! К тому же…
– Хм… – то ли дивясь, то ли откровенно любуясь выкрутасом своей фантазии, я окинула поджарую фигуру любимого растерянным взглядом. – А почему ты без одежды?
– Потому! – рявкнул тарухан, а после запнулся и добавил с досадой: – Могла бы и раньше заметить.
– Думала, ты просто без рубашки… Да и не до того было, – призналась, благоразумно умолчав о причине собственного смущения.
Жадная радость при виде обнажённого мужского тела, пусть даже такого восхитительно притягательного – не самая приличная реакция для девушки.
– Могу простынёй прикрыться, – ставя меня обратно на кровать, предложил Хартад устало.
– Не надо, – попросила, краснея до кончиков волос. – Дай хоть во сне на тебя полюбоваться!
– Ты не спишь, – замерев на миг, проговорил мой принц и внимательно посмотрел в глаза, будто чего-то ожидая.
– Неправда, – горько улыбнувшись, я покачала головой. – Сюда от замка инкуба не меньше двух суток добираться, да и разведка вампиров доложила, что вы будете здесь лишь к послезавтрашнему вечеру. В реальности тебя здесь пока быть не может. К тому же, когда мы встретимся наяву, всё будет иначе.
– Как?
– Не знаю. Наверное, я буду делать вид, что всё хорошо, и сходить с ума от ревности и тоски по тебе. Ты… не знаю, – я виновато пожала плечами и кончиками пальцев провела по высоким скулам любимого. – В любом случае, уж точно не будешь стоять голым рядом с моей кроватью и… – поймав его взгляд, я сбилась и продолжила уже сиплым шёпотом: – смотреть так, будто я тебя ударила.
– Лучше бы и вправду ударила, – вздохнул он. – Что я должен сделать, чтобы ты поверила в реальность происходящего? Скажи, как убедить самую упрямую и непредсказуемую девушку на Шайдаре, что люблю одну её?
Это жестоко и глупо – спрашивать у меня, как убедить Нариду в своей любви. Сразу опять стало холодно до боли. Потом дошло. Хартад говорил не о ней! Обо мне! Этот мужчина, который стоит на расстоянии вытянутой руки, и вправду любит меня, а не красавицу-тарухану. Пусть лишь во сне, лишь до утра, но…
– Просто согрей меня, – попросила я тихо. – Мне так холодно без тебя… душа стынет.
– Но я с тобой, – прошептал он, привлекая к себе. – Всегда с тобой! Как ты можешь сомневаться в этом, родная?
Я снова уткнулась лицом в его плечо и замерла, всей кожей ощущая его близость… губами касаясь ключицы и чувствуя её чуть солоноватый привкус… содрогаясь от звучания глубокого бархатного голоса… вдыхая волнующий запах летнего ветра… впитывая жар большого тела.
Хартад… Любимый…
И нет сил шевельнуться. Страшно разорвать касание хоть на миг, потому что до стона боюсь разрушить это волшебство. Вдруг, стоит поддаться искушению и опустить ладонь ниже, ощущая живую силу скрытых под горячей кожей мышц, всё рассыплется? Вдруг чуть теснее прижмусь губами к солоноватой коже горла и всё? Хартад растворится в ночной темноте, а я останусь одна? Без него…
– Это я должен сомневаться и не верить, – прижимая к себе всё ближе, проговорил он куда-то в волосы. – В конце концов, я лишь смертный, а ты много больше, чем хранительница Несущего Надежду. Ты – моё чудо. Светлое, нежное чудо…
Он опустился на кровать и, усадив к себе на колени, закутал нас обоих одеялом, а я…
– Правда твоё? – запрокинув голову, спросила заворожено. – Честно?
Но тарухан не ответил. Вместо этого осторожно взял за подбородок и прошептал, глядя в глаза:
– Моё? – и столько надежды в голосе, столько любви в каждом слове! – Таша, ты… моё чудо? Моё?
Я? Чудо?
– Нет, – титаническим усилием выдохнула почти беззвучное.
Хартад опустил руку, со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и просто закрыл глаза. Несколько секунд я в каком-то жутком эмоциональном ступоре смотрела на желваки, ходившие на высоких скулах, и жадно впитывала каждую деталь, навечно вписывая её в архивы памяти.
Просто сидела, запоминая, как движется горло… как вздымается грудь… как в уголках глаз проявляются две морщинки, когда Хартад плотно смыкает веки…
Как я буду без всего этого? Как смогу дышать, не ощущая себя частью этого мужчины?
– Ты согрелась, – проговорил тарухан ровно и, привстав, бережно переложил меня на кровать. – Теперь спи.
И вправду, согрелась. Льдистое чувство, растопленное близостью и теплом зеленоглазого принца, ушло. Теперь в животе, как обезумевшие, не порхали – метались из стороны в сторону пресловутые бабочки. Вот только… бабочки эти казались огненными и обжигали нутро каждым взмахом крыльев.
Когда Хартад склонился надо мной, укрывая одеялом, я наконец-то вышла из странного ступора, в котором пребывала до сих пор. И вот тут до меня дошло, почему бархатный голос лишился глубины, а зелёные глаза света.
– Ты не понял, – осознав, как выглядело моё «нет», я обхватила родное лицо ладонями: – Ведь это ты – чудо. Ты! И да, я не верю тебе. Тот разговор… он просто облёк всё в иную форму, но в глубине души я знала всегда – ты слишком замечательный, чтобы любить меня.
Тарухан не шевелился. Глядя так… ну, та-а-ак… Наверное, я недавно так же смотрела, боясь разрушить волшебство его близости. Он лишь смотрел, словно пытался вобрать всю меня в зелёную глубину своего взгляда, а я…
– Ты умный, сильный, ответственный и благородный… Одним словом – ты! Как можно тебя не любить?! Ничего странного, что я дышу тобой, а без тебя задыхаюсь от холода. Твой голос, как наркотик! Слышу и забываю обо всём на свете… Ты моё чудо, и я люблю тебя всем существом, каждой клеточкой тела. Но, Хартад, я ведь всегда знала, что ты слишком хорош для меня.
Сглотнув, он попытался возразить, но меня понесло – признания хлынули, как из рога изобилия:
– Я не понимаю, зачем тебе взбалмошная бестолковая девчонка, которая на каждом шагу находит кучу неприятностей на свою голову! Зачем, родной? Я хотела бы измениться для тебя, но… Не могу. Я не знаю, как стать другой. Тем более, даже стань я лучше в десять или в сто раз – всё равно даже тогда буду лишь бледной тенью той женщины, которую ты действительно заслуживаешь! Я…
– Таша, – закрывая мой рот ладонью, выдохнул хриплое Хартад, а я не удержалась – вцепилась в большую сильную руку. Прижалась к ней губами, потёрлась щекой… Пусть лишь во сне, всего на несколько часов, но он рядом!
– Светлая моя… – едва слышный полустон-полувздох, исполненный чего-то огромного и жаркого, рвущегося наружу сквозь стиснутые зубы.
Я всхлипнула, осознавая, что дышать воздухом, в котором не будет этого едва уловимого аромата его горячей кожи – пытка. Как я смогу выносить её – годы, десятилетия?
– Глупенькая… Порой ты и вправду такая, – Хартад улыбнулся и перехватил мои руки. Прожигая взглядом, тарухан принялся целовать костяшки захваченных в плен пальцев, шепча: – Если любишь, просто поверь! Если любишь, умоляю – не меняйся ни в чём. Я приму тебя любую, но… как буду без тебя, такой, какая ты есть? Наивная, искренняя, доверчивая, нежная…
Я открыла рот, чтобы возразить, но тут мужчина одним стремительно-плавным движением толкнул на кровать и навис надо мной, навзничь лежащей на постели.
– Люблю тебя одну, – выдохнул он, едва касаясь губами губ, и радужное нечто внутри меня застонало, расправляя изломанные, смятые и разорванные в клочья остатки крыльев.
Жгучей волной окатила боль былого разочарования, чтобы схлынуть через миг, являя миру не рваные ошмётки веры – новые яркие и ослепительно сверкающие крылья!
– Всё, чего хочу, – продолжил тарухан тихо: – чтобы ты была счастлива. Со мной или без меня, но ты обязана быть счастливой. Такая, какая есть…
– Хартад… – эмоции переполняли, сверкание призрачных крыльев ослепляло, солёной влагой выступало на ресницах. – Я не могу без тебя… Не хочу!
И я обвила могучую шею руками, чтоб он не исчез.
– Люблю тебя, – покрывая родное лицо быстрыми поцелуями, всхлипнула. – Дышу тобой! Умираю без твоего голоса, без твоего тепла… Без тебя умираю!
– Таша! – почти крик, и его жадные горячие губы накрыли мои, чтобы обжечь, растворить в томительной пульсации лавы, в которую превратилась кровь.
И радужные крылья вспыхнули огнём, стекли на кожу каплями жидкого огня… А я, почти обезумев, цепляюсь за каменно-твёрдые мужские плечи! Извиваюсь, чтобы скинуть разделяющее нас одеяло. Чтобы быть ещё ближе и чувствовать его рядом всей кожей!
И запах ночного ветра с лёгким привкусом костра на губах – запах его дыхания, его волос… запах Хартада… А тарухан целовал меня. Жадно, глубоко, нежно… Так не целуют – так пьют воду умирающие от жажды. Так делают первый вздох лишённые воздуха! Так…
– Моя, – его шёпот дрожью отдаётся в каждой клеточке моего существа. – Моя любимая…
Невыносимое, почти болезненное ощущение потери себя в этом поцелуе. И счастье, которое во сто крат ярче и горячее вулканов всех миров, пожирает плоть. Ослепительное, всепоглощающее счастье быть частью любимого. Всецело, безостановочно, вечно…
– Хартад… – отчаянный стон, и я, наконец-то избавившись от одеяла, обвиваю ногами его талию, чтобы врасти в него кожей, сердцем, душой…
– Родная… – он прервал поцелуй и прижался щекой к виску, сминая простынь в кулаке.
Чувствуя, как мелко дрожат его выпуклые мышцы под моими пальцами, я забыла, как дышать. Зато всем существом слышала, как бешено стучало сердце в груди тарухана, а по моим венам толчками растекалась раскалённая лава. И да, это – достойная замена дыханию! Более чем…
– Я… я не могу остановиться, – простонал Хартад хрипло и, отстранившись, посмотрел на меня абсолютно чёрными глазами. – Таша… я так хочу тебя.
Ответила бы, но голос сгорел в пульсации лавы вместе со всеми сомнениями, и я лишь стиснула огромное, бугрящееся мышцами тело сколько было сил.
– Любимая…
И в следующий миг клочья сорочки взлетели в воздух, а меня подхватил вихрь чёрного пламени, по имени Хартад. Лава обжигает? Да! А вот огонь цвета ночи в глазах любимого сжигает дотла! И уже нет ни воздуха, ни нас – лишь безумие слияния двух бесконечностей, когда само время плавится и стонет. Когда миры вращаются вокруг и осыпаются тёмными искрами на исступлённо врастающие друг в друга тела и души…
Эпилог
Миг и вечность слились воедино, но и они растаяли во времени. Дыхание пламенной бесконечности остыло, а лава в венах медленно обратилась алой кровью.
Как мы только бельё не подпалили? – подумала вяло, растекаясь по большому мужскому телу волнами неги и сладкой усталости.
– Таша, – когда безумие чёрного пламени схлынуло, оставив истаивать на коже искры почти невыносимого счастья, бархатный голос скользнул по отяжелевшим векам. – Любимая…
Ласковые губы Хартада прижались к переносице, а после невесомыми поцелуями осыпали брови, виски, щёки… Я открыла сонные глаза и улыбнулась зеленоглазому принцу.
В комнате царил предрассветный полумрак, но родное лицо я видела отчётливо. Опираясь на локти, тарухан склонился надо мной и горячо прошептал:
– Родная, послушай меня сейчас.
– Ммм… – потянувшись, я обняла любимого за шею и потёрлась щекой о его руку.
– Чудо моё, умоляю, выслушай, – сглотнув, выдавил Хартад решительно, и я снова опустилась на подушки, вглядываясь в близкие, стремительно темнеющие глаза.
– Я. Люблю. Тебя, – выделяя голосом каждое слово сказал он, будто пытался не произнести – вложить в мою душу, чтобы каждое отпечаталось там навечно. – Когда проснёшься, помни: я всегда рядом. Верь мне, любимая! Я бы рад никогда не выпускать тебя из объятий, но сейчас это невозможно. Веришь?
– Верю, – кивнула, вторя вспышке радужного мерцания в глубине.
– Ты только верь, родная… – почти умоляюще прошептал Хартад, прижимая к себе крепко и почти исступлённо. – Верь мне!
Я пискнула в кольце его рук, но и на миг не попыталась отстранится, вдыхая запах его волос. Лишь удовлетворённо вздохнула, обвивая руками напряжённый торс и кончиками пальцев скользя по мышцам спины.
– А теперь спи, – бережно укладывая и укутывая пушистым одеялом, хрипло простонал он, глядя совсем уже чёрными от вновь наступающей на редуты разума страсти глазами, и в глубоком бархатном голосе послышались страдальческие нотки: – Если бы ты только знала, как не хочу тебя отпускать!
– Не отпускай, – полуживая от усталости, я поймала его ладонь подсунула себе под щёку, целуя уголком губ и закрывая глаза. – Никогда.
– Таша, – тяжёлый вздох и вторая ладонь осторожно погладила по волосам.
Зевнув, я уже сквозь сон улыбнулась:
– Увижу Унара, скажу, что он был прав.
– Духа Смерти? – мгновенно заледеневшим голосом выдохнул Хартад.
– Угу… Мы с ним, когда я умерла, – пальцы под щекой дрогнули, – познакомились.
– С духом Смерти? – недоверчивое и ещё более напряжённое.
– Ага. Мы с ним чай пили. Болтали, – зевнув, пробормотала я, еле-еле удерживаясь на кромке темноты царства Морфея. – Скучно ему…
– В каком смысле?
Уже проваливаясь в тёплую темноту, пахнущую ночным ветром и дымом костра, я прошептала:
– Жениться… хочет.
– На ком жениться и в чём он был прав?
Но я не ответила – уже спала, обеими руками обнимая ладонь зеленоглазого тарухана…
Солнышко припекало, с улицы доносился щебет птиц, приглушённый стёклами.
Улыбка на губах, радуга в ладонях и теплое ворчание крылатого чувства под рёбрами…
Проснувшись, я долго не открывала глаз. Казалось, подушка пахнет ночным ветром и дымом костра. Запах любимого будто перекочевал из грёзы в действительность и теперь волнующим обещанием счастья окутывал, волновал и манил.
Верила ли я в реальность сказочной ночи и всего сказанного Хартадом? И нет, и да. Для меня были и поцелуи, растворяющие в чёрном пламени, и лава по венам, и хриплые, полные исступлённой страсти стоны. Конечно, были! Иначе как объяснить радужную лёгкость в сердце?
А вот для самого Хартада… не знаю. Но даже если нет, уже не важно. Я поняла главное: не любить этого зеленоглазого тарухана не смогу. Пусть.
Время всё расставит по своим местам. Вот придут завтра ребята в деревню, и будет видно, то ли я в очередной раз сошла с ума, то ли магия этого мира творит чудеса не только наяву, но и во сне. В любом случае, не хочу любить никого, кроме своего принца! И не смогу уже. Прав был Унар.
Продолжение следует
