Текст книги "Завтра будет солнце"

Автор книги: Лука Бьянкини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

22

Закон такой, что когда тебе нужны сигареты, то они куда-то моментально испаряются. Это правило не касается только официантов ресторанов cheap – куда я вожу девушек «на равных» – халдеи не слышат, как ты их зовешь, даже если проходят в полуметре от столика. Так и здесь – чтобы поесть (первый раз за день), мне пришлось спускаться и разыскивать Мену. Кухарку я обнаружил на заднем дворе, за часовней – она шла развешивать белье. Мена сказала мне, что сейчас все сделает, «милый мой Грандукинчик», а если я еще и помогу ей управиться с бельем, то она скорее окажется у плиты.

Я поразмыслил немного и решил помочь ей. Основной причиной был голод, а может, неожиданность предложения, не знаю, но я вдруг оказался с бельевой корзиной в одной руке и сигаретой в другой. И опять оливковые деревья. И вечные кипарисы. Мы, тяжело дыша, поднимались по бесконечным лестницам и дошли наконец до лужайки, на которой была растянута проволока с прищепками. Мне вспомнился один фильм, который нравился моей маме, какой-то особый сюжет, особая любовь, я точно не помню, там играл еще Мастроянни и другая актриса, ну, такая, с юга, очень красивая, они там среди развешанного белья, и девушка обращается к Мастроянни на «вы».

Мена стала подавать мне мокрые полотенца, и я пожалел, что никогда не смотрел, как это делает Маризела в нашем доме в Аграте.

– Если ты не против, продолжай развешивать белье сам, а я пойду домой готовить тебе завтрак… Донны Лавинии все равно нет.

– Ты принесешь мне завтрак в мою комнату?

– Нет, здесь так не принято… Это все для богатых! А нам нравятся люди, которым не лень оторвать задницу от стула.

– …

– Хочешь яичницу с беконом, как англичане?

– Фантастика!

– Закончишь и приходи есть. А корзину оставь здесь, я потом скажу Рикардо, чтобы он захватил.

Вот так я и остался один с корзиной, наполненной белыми полотенцами, каким-то тряпьем и парой простыней, которые я, разумеется, уронил на землю, одну за другой. На простынях было вышито с одной стороны «L», с другой «G».

Работа, ручной труд, понимаете ли. Короче, я работаю. Работаю.

Я огляделся вокруг в страхе, не видит ли меня кто-нибудь из знакомых. Меж простыней и облаков я увидел с одной стороны склон холма с виноградниками, с другой стороны мое внимание привлек бассейн, вокруг которого в тени расположились тихие тучные туристы. Для первых дней сентября было довольно жарко, воздух был сухой, чистый, без тягостной городской дымки.

Я не знал точно, который час, но голод давал о себе знать. Я попрыгал вниз по ступенькам как мальчишка, держа ноги вместе, и оказался в дворике перед дверью с табличкою «Бюро», за которой, как я помнил, был проход на кухню с кабаньей головой. Я уже было вошел в дом, как заметил этого кубинского жеребца, делавшего вид, будто несет горшок с лимоновым деревом.

– Как дела, Леон? Хорошо поспал?

– Отлично, даже сны снились… А ты?

– О, да… буэна ноче. Очень хорошо, си…

– Да уж, я слышал в своей комнате, как вы там развлекались.

– ???

Рикардо, весь смущенный, буквально окаменел, не смея вымолвить ни слова. Короче: спалился вчистую. И еще короче: Беттега сволочь. Таким образом, Рикардо здесь, чтобы ублажать синьору: сунет ей пару раз, и пожалуйста, вот тебе и стол, и дом, и зарплата, и по барабану страдания далекой родины. У меня, бывало, не вставал даже на этих кобыл из Люцерны. Как у этого парня с Карибских островов получалось, фиг его знает. В общем, Рикардо был смущен ужасно, а может, это я был смущен, но тут я спросил по ходу:

– Ты можешь после обеда отвезти меня на виноградники? Мне интересно посмотреть, как там на сборе.

– Те густа Джулия, да?

– Какая Джулия?

– Джулия, дочка хозяина барре.

– А ты откуда… кто… блин, как вы тут все про всех всегда знаете?

– Добро пожаловать в Колле, Леон. Сейчас иди завтракать, а то Мена будет ругаться. Я зайду за тобой попозже, и мы поедем в Подджоне, если те густа…

Я взбежал по лестнице весь офигевший – еще одно сексуальное словечко, «офигевший», – от скорости, с которой в здешних местах распространялась информация. Мне уже начало казаться, что все прекрасно осведомлены, как я хорошенько вздрочнул накануне вечером, перед тем как лечь спать. Когда Мена ставила передо мной на стол тосты, ее лицо, казалось, говорило: «Ну, что, старый дрочила, ты разве не знаешь, что от онанизма можно ослепнуть?».

Бог мой, что за наваждение. Наваждение. Наваждение. Однако яичница с беконом, яйца, ореховый торт и апельсиновый сок зарядили меня энергией. Я и представления не имел, который же на самом деле час, но сейчас никак не могло быть меньше двенадцати. Мена чего-то пробормотала, я не понял, может, из-за ее акцента, может, из-за того, что я был занят мыслями о Джулии и о том, что все мгновенно узнали, что она мне понравилась.

Сыто отрыгиваясь, я вернулся в свою комнату и с удовлетворением оглядел привычный беспорядок. Час или два я занимался тем, что вытаскивал свои вещи одну за другой из чемодана всего лишь для того, чтобы с удовольствием уложить их обратно. Тут мой взгляд упал на мобильник, на мой Daytona’93, и я поторопился включить его, предусмотрительно отойдя в угол у окна.

Телефон чудесным образом работал, и мне, оказывается, пришли даже два SMS. Я ничуть не разволновался, потому что уже ни на что не надеялся и ничего ни от никого не ждал, даже от своего брата. Так и есть, один из месседжей был от «ТИМ-Информа» – да кто вас просит меня о чем-то информировать? – другое сообщение о непринятом звонке с какого-то швейцарского номера.

Я смотрел на номер, пытаясь вспомнить, чей это, как вдруг он сам дал о себе знать, шумно нарушив знойную сентябрьскую дремоту.

– Мама… А ты с какого телефона звонишь?.. Ах, ты поменяла номер… Много звонков, понимаю… Не бойся, я его никому не скажу! Я не повышаю голос… Не знаю, я давно его не видел… Оставим это… Ну, да, он подлец… Алло, мама?.. Знаю, это правда… Ты права… да… конечно… разумеется… Ну, хорошо, что ты ему сделаешь?.. Вообще-то он всегда так поступал… Ну, ты же тоже пьешь!.. Одно дело стаканчик время от времени… Чем по бутылке каждый день… Мы хорошо устроились… Я ни на что не намекаю… Извини, пошутил… Ты молодец, так и держись, малыми дозами… Нет, я ничего никому не рассказываю… Я не знаю, когда вернусь в Портофино, я сейчас в Тоскане… При чем тут, что ты хотела съездить в Пунта-Ала? Я совсем в другом месте… В Трекуанда, на Фаттории-дель-Колле… Я знаю, она уже не наша, но мы можем сюда приезжать… В завещании… Да, мы с ней познакомились… Мама!!! От тебя такие выражения… Мне она показалась приличной синьорой… Строгая, блин… ой, извини… Дедушка имел право делать все, что ему вздумается, и потом, он уже не был твоим свекром… Ладно, ладно, не плачь… Я знаю, что вы с ним не ладили… Я знаю, что они тебя никогда не понимали… Зато мы понимаем, да… Ничего я над тобой не смеюсь… Да, он мне как отец… Как Лола?.. Почему ты прячешь от нее фей «Винкс»?.. Пока сама не попросит… Но это же издевательство… зачем?.. А что ты от нее хочешь, если она никогда не станет солисткой балета?.. Ах, ты ей посоветовала современные танцы… Я тебе говорил… Но не дави на нее, у Лолы вся жизнь впереди, еще насидится на диетах… Я не повышаю голос… Ты сама меня провоцируешь и сама же потом извиняешься… Да ладно, съешь еще один… Ах, ты уже пять штук съела… Ну, если это Weight Watcher’s… В шоколаде?.. Ну смотри сама… Да, конечно… один только разик… Солнце, все чудно… Прямо лето… Может, займусь сбором винограда… При чем тут испачкать руки… Просто посмотрю… Что, неужели нельзя просто чем-нибудь заинтересоваться?.. Ты же знаешь, я ненавижу гольф… В смысле, мне не нравится… Несколько дней, недельку… мам, не знаю… Я здесь не для того, чтобы специально тебя позлить, честное слово… Подарок в память о дедушке… Алло, мама? Пропадаешь… Да, скоро перейду на «Свисском»… Мне кажется, это глупо – жить в Италии и набирать через международный код… Я не по-пролетарски рассуждаю, а по здравому смыслу!.. Знаю, извини, я просто устал немного… Да, я тебе позвоню… Да никому я твой номер не дам… Я тебя тоже люблю.

Не знаю, так уж сложилось, но после звонков моей мамы у меня возникает желание совершить три операции:

а) раздавить бутылку «Гавана»;

б) закинуться;

в) пойти в туалет.

Я выбрал третье, и тут явно не обошлось без апельсинового сока, если его пить на пустой желудок, то он дает эффект похлеще, чем йогурт с киви. Я прочитал две брошюрки про Человека-Паука, сделал свои дела, и пошел вновь слоняться по безлюдному дому.

Когда выглянул в окно, опять увидел Витторию в давильне на приемке. Пришла вторая партия винограда, два корсара с голыми торсами выгружали все это, а пустые ящики укладывала новая девушка. Виттория командовала. Я закрыл жалюзи, чтобы меня, не дай бог, не увидели и опять не попросили помочь, потому что, если меня застать врасплох, я не смогу отказать.

Я надел купальные трусы Brooks Brothers и решил пойти окунуться в бассейн. В усадьбе было два бассейна, у каждого сидели гости, читающие в безмолвии книги, и я выбрал тот, что повыше, «нависающий». Я шумно плюхнулся в воду, залив водой страницы в книжке одной немецкой дамы, но она и бровью не повела. Боже, как мне хотелось вырвать у нее из рук книгу и громко прочесть ей последний абзац, но вряд ли меня поняли бы правильно, тем более мы не были друг другу представлены.

Я стоял на бортике бассейна и созерцал свои «облачка дракона за три тысячи лир», когда голос с испанским акцентом позвал меня, предложив, если угодно, поехать на виноградники.

23

Встреча некстати.

Возможно, у меня были не в меру раздутые ожидания, насмотрелся разных телесериалов. В этом необычном и жарком приключении отсутствовал один элемент, которого мне не хватало, пожалуй, больше, чем Аниты: телевизора. Но если расстояние было невероятно эффективным средством, чтобы выбросить из головы эту сучку, то отсутствие ТВ меня огорчало, потому что ассоциировалось для меня с началом дня, с завтраками без родителей, с сериалами, с постановками, с рекламными слоганами GP, с Формулой 1.

Поэтому я придумал для себя такой телефильм со спортивным финалом: я первым достигаю финиша, заключаю Джулию в объятия, а она мне говорит: «Ну, где же ты пропадал?», а потом сразу «конец серии».

На самом деле я не то чтобы побеждал в забеге, я с трудом перетаскивал ноги. Холмы и пригорки – это было куда серьезнее изысканной неправильности миланского асфальта. Рикардо с улыбкой посматривал на меня. Ему-то было удобно в своих кроссовках, которые ему достались на халяву от синьоры, а я с трудом сохранял равновесие в своих тяжелых армейских ботинках. Однако гордость моя взыграла, и я решил стойко держаться до конца. Мы искали бригаду на сборе и шли вдоль шпалер с несобранными гроздьями, ориентируясь по раздававшимся вдалеке голосам. Спуск оказался еще более утомительным, нежели я ожидал, наверное, потому, что я старался шагать не по утоптанной подошвами и колесами земле, и мои стопы вязли. Перед глазами, словно маяк, виднелись вдалеке четыре домика – это была Трекуанда.

Моя зеленая футболка противно липла к груди, насекомые тоже начали проявлять внимание к свежему горожанину на поле. Рикардо же шагал, не обращая внимания на жару, ос и рыхлую землю. Время от времени он оборачивался, и я кивал ему. Неясный гул голосов становился все ближе и ближе, а для меня он звучал, словно освободительный гимн. Скоро, скоро я ее встречу, я ее очарую, я вновь обрету самоуважение, я задавлю эту тревогу, которая сжимает мне горло и от которой появляется нервный тик – подбородок дрожит или глаз дергается.

Наконец голоса стали отчетливо слышны, и мы увидели сборщиков: женщины и мужчины, разбитые по парам, иногда по трое, был одеты так, как и должно быть одетым крестьянам, то есть плохо. Выцветшие комбинезоны, потрепанные джинсы, футболки с автосервиса. Я порадовался тому, что на мне была майка с надписью I DRINK AT WORK, хотя они это вряд ли поймут.

Голоса мгновенно смолкли, будто в аудиторию с опозданием вошел строгий профессор, а ты предупредил его появление кашлем. Две девушки перестали срезать гроздья, поворотились к нам, уперев руки в бедра, и набросились на Рикардо:

– Долго же ты ходил за подмогой! – Это первая.

– Хватит ныть, Ванна… даже если он и поможет, все равно ряд не пройдете… – Это уже вторая.

– Они привели парня, чтобы складывать ящики?

Мужской голос через две шпалеры.

– О, кто это, племянник донны Лавинии?

Этот голос донесся я уже, не понял откуда.

– А, так это Грандукинчик…

Удар обухом по голове в финале.

Однако Рикардо быстро всех угомонил, произнеся на удивление серьезным тоном:

– Ребята, Леон – гость донны Лавинии, он пожелал посмотреть, как работают люди в деревне.

– Да понял я, что гость, и что?

– Ну, Арольдо, не выступай, пожалуйста… Леон никого из вас не знает… Я сейчас его проведу по рядам, а потом мы там в конце вас подождем, пока вы не закончите. Если Сестилио увидит, что я вас отвлекаю, он меня не похвалит!

Недовольное молчание было ответом на эту реплику. Рикардо, должно быть, пользовался привилегиями среди местных, в общем, имел преимущества, которых у сборщиков не было. Я же не видел и не слышал своей добычи. Ребята вновь принялись обирать ряды или, лучше сказать, «шпалеры», так они здесь назывались, я быстро приспособился к сельскохозяйственной терминологии. Жара стояла страшная, черт бы ее побрал, мои ноги парились в тяжелых ботинках. Я поволочился до первого попавшегося дерева. Вдвоем мы уселись на землю – о, видела бы меня сейчас моя мать – и стали наблюдать за странным движением далеких муравьев, за суетливостью и ловкостью их поэтичной работы. Немилосердное солнце стояло над грядой холмов Крете-Сенези.

– Джулию, должно быть, поставили в паре с Арольдо, он тут самый сильный… Он здесь уже лет двадцать работает.

– А почему именно с ним?

– Он самый опытный… а пары подбирают так, чтобы каждый мог друг друга компенсар. Если одна пара идет очень быстро, а другая, наоборот, слишком медленно, то это нехорошо, потому что шпалеры надо проходить с одной и той же скоростью, более или менее.

– По одному никто не работает?

– Нет, на винограднике в одиночку не работает никто. Если ты один, то идешь работать третьим к паре.

– А кто это решает, ты?

– Все решает Сестилио.

– КТО?

– Сестилио, бригадир… у него прозвище Спрут, потому что он всегда берет тебя за горло, если ты плохо работаешь. Он следит за работами, все организует, решает с донной Лавинией, по результатам анализов, с какого виноградника начинать сбор. Когда виноград созревает, нужно собрать его как можно быстрее.

Я задавал вопросы, не утруждая себя выслушиванием ответов, хотя и кивал добросовестно, когда бедняга Рикардо описывал мне работы, которые, возможно, ему доводилось когда-то выполнять. В этот момент с наиболее удаленной шпалеры началось движение: сначала появилась девчушка в компании со стариком, и они двинулись в нашу сторону, потом, потихоньку, как в мюзикле с танцами, стали выплывать другие пары, а потом уже трио уставших сборщиков. Было пять часов. Время Xanax для моей матушки, то есть портвейна. То есть время и для матушки, и для портвейна.

Я опять затеял игру с фатумом, надеясь, что Джулия дойдет до нас первой и я сумею познакомиться с ней накоротке, а не в толпе этих батраков. Она же пришла третьей, очевидно, в деревне эти игры с фатумом не работают. Рикардо начал знакомить меня со сборщиками, и я заставил себя улыбаться через силу. Рикардо знал их всех поименно, и я пожал руку каждому, как меня учили. Рукопожатие почему-то смутило сборщиков, мне показалось, что я выгляжу для них несколько смешным, особенно когда я ощущал шершавость их ладоней, истертую перчатками кожу. Я был для них так же непостижим, как и они для меня. Сквозь все эти барьеры тихим светом, словно безмолвная кошка, блистала Джулия. Старик рядом с ней с обычной тосканской грубостью нарушил неловкость, впрочем, я был почему-то готов простить его бесцеремонность.

– Эй, бездельник, ты что, каждый день будешь здесь к пяти появляться, когда все заканчивается, а?

– Извините, я не понимаю…

– Да говорю же: вместо того чтобы весь день торчать у бассейна, приходи собирать виноград с нами… Смотри, сколько здесь красивых девчонок…

Общий шум прервал речь старика. Все, будто позабыв о нас с Рикардо, начали собирать свои пластиковые пакеты, выцветшие рюкзачки, отхлебывали воду из бутылок, обменивались впечатлениями о тяжелом дне.

С виноградника доносились звуки трактора, который собирал последние ящики с виноградом, выставленные в междурядьях. Корсар стоял на прицепе, еще двое шли за трактором, справа и слева, подавая ящики в безукоризненном ритме. Парни казались могильщиками, сопровождающими одинокий катафалк.

Рикардо сделал мне знак, мол, поговори с Джулией – она единственная не участвовала в общем гомоне сборщиков, готовых через пару минут вернуться к своей повседневности. У нее не было перчаток, но и мозолей на ладонях тоже не было. Она никому особо не улыбалась и не принимала участие в оживленной болтовне, знаменующей окончание рабочего дня. Была в ней какая-то робость. Она, опустив глаза, тихонько произнесла свое «чао-я-Джулия», а моя сексуальная неотразимость не произвела на нее никакого впечатления. Может, из-за моей мокрой от пота майки. Может, из-за прически под горшок.

Я так и остался стоять столбом, бессловесный и неловкий, и смущение мое нарастало. В тот момент я не представлял никакого интереса ни для кого. Я был всего лишь избалованный Грандукинчик, друг донны Лавинии, ее очередной протеже. Я пришел в конце рабочего дня полюбоваться, как они все вымотались. Мне как-то раз уже пришлось увидеть себя – в зеркале, в лифте, в доме Дуки. И сейчас я опять, в первый мой день в деревне, вылез через собственный пупок и взглянул на себя со стороны. Что за мерзость! Я по-прежнему был ничтожеством. Джулии ни за что бы не понравился такой тип, что уж говорить об Аните. Мне двадцать семь лет. Настал момент, когда я должен показать себя взрослым мужчиной, к тому же здесь меня никто не знал, и мне нечего было стыдиться. Не было едкой светской публики, непреложных правил, вечеринок и подиумов, демонов тоже не было. Я должен понять местные законы жизни, как и все остальное. Только для того, чтобы познакомиться с Джулией в старых кроссовках, у которой волосы стянуты красной банданой, а груди распирают футболку.

Она закинула на плечи рюкзачок Invicta, сказала всем «народ-до-завтра» и пошла, покачиваясь, вверх к проселку на вершине холма. Я встал на ноги, чтобы лучше видеть ее. Я не стал ничего говорить в общей сутолоке, лишь подошел к тому старику, который меня зацепил, к Арольдо, и произнес:

– Если хотите, я помогу вам завтра…

– БАБЫ, ВЫ СЛЫШАЛИ? Завтра с нами на сборе сам Грандукинчик! Вообще-то, ты спроси у Сестилио, он у нас бригадир.

Рикардо уставился на меня, будто спрашивая, уверен ли я в том, что делаю, и я успокоил его кивком. Пара дней работы на винограднике не испортят мое гребаное резюме. Подошел Сестилио и без всяких комментариев сказал, что ждет меня завтра ровно в восемь, без опозданий. Я согласился, будто это моя мать отдала мне приказание, и посмотрел на бригаду в поисках хотя бы одного одобрительного взгляда – и ни фига. Снова уселся рядом с Рикардо и закурил последнюю сигарету, а сборщики, в своих пестрых обносках, медленно потянулись к автомобилям. За ними пыхтел трактор с корсарами, увозя добычу к давильне. Я сидел неподвижно и созерцал эту картину, будто ребенок, открывший глаза на мир.

24

Донна Лавиния наконец-то подарила мне нечто похожее на улыбку. Хотя, возможно, это у нее просто лицо было такое суровое, резкие черты которого производили впечатление, что старуха вечно чем-то рассержена. Я только-только вошел в комнату и собрался было сходить в проблемный душ, как она постучалась в мою дверь. Я предложил донне Лавинии расположиться в маленькой гостиной, но она как полновластная хозяйка дома решительно двинулась прямиком в комнату Грандуки.

– Мне сказали, что ты решил нам помочь.

– Да, блин…

– Пардон?

– Не… я… да, я охотно вам помогу. Это не так трудно.

– Трудно или не трудно – через пару дней сам поймешь. Прежде чем начнешь, знаешь, обязательно сообщи Виттории завтра утром твой ИНН, код налогоплательщика, иначе мы не сможем оформить тебе страховку.

– Чудно.

– Что чудно?

– Ну… чудно… в смысле хорошо. Хотя у меня нет ни малейшего понятия, существует ли у меня вообще этот чертов ИНН. В жизни не думал, что он мне когда-нибудь понадобится.

– Нет, необходимо, чтобы ты его обязательно предоставил.

Я кивнул, будто ученик в ожидании похвалы, но похвалы не последовало. Вместо этого у меня в руках оказалась небольшая холщовая сумка, которую я раскрыл с некоторым опасением. В сумке лежал короткий садовый секатор и две потертые кожаные перчатки.

– Твой дедушка приезжал сюда в сентябре и всегда шел на сбор винограда. Даже если он здесь и оставался всего на пару дней, все равно большую часть времени проводил на винограднике. Твой дед говорил, что виноградная лоза проявляет свои лучшие свойства лишь в моменты, когда испытывает страдания. И он сравнивал это со своей собственной жизнью. Трогая живую лозу, часами обливаясь потом, он обретал смысл своего послушания, своих трудов и своей любви.

– Вы любили друг друга?

– Что ты себе позволяешь?

– Я и не думаю подначивать. Просто важно это знать.

– …

– Мне было бы очень приятно знать, что дедушка встретил свою большую любовь. Для нашей семьи это что-то исключительное.

– Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз, Леон. Впрочем, даже не знаю, захочу ли я об этом с тобой говорить. Я собираюсь ехать в Подеруччо на ужин к своей подруге Даде. Она обещала показать мне керамическую посуду, которую сама расписывает.

– А как насчет моего ужина?

– Это к Мене. Если хочешь, поешь вместе с Рикардо на кухне. А хочешь, сходи в остерию, ту, что на заднем дворе, там кушают наши агротуристы. Только смотри, тут по окрестностям шныряет банда байкерш. По-моему, они просто бандитки.

Я ответил понимающей улыбкой. Я был восхищен этим вулканом, с виду потухшим, но в любой момент готовым взорваться жизненной силой, чего, например, так не хватало мне. Я проводил донну Лавинию до двери, увидел, как ее силуэт растворился в сумраке бильярдной комнаты, а потом заперся – сам в себе.

Блин, где я теперь найду этот самый ИНН? Здесь шутить не любят, без документов я могу забыть про телефильм со мной и Джулией в главных ролях, продюсер Аарон Спеллинг, добрейшей души человек. Я пошарил в бумажнике, но кроме кредитных карточек, карточки с Человеком-Пауком и мятых купюр ничего не нашел. Был только один человек, который мог спасти меня в этой дурацкой ситуации, и я бросился ему звонить. Связи не было вообще, даже в заветном углу мобильник жалобно сообщал мне, что со звонком ни хрена не получится. Чтобы занять время, я вытащил зубную щетку и пасту Cristi и пошел в ванную почистить зубы. Ванная комната была освещена закатным светом, даже не оранжевым, а таким, слегка розоватым, с сумеречной голубизной. С некоторым стыдом я вынужден был признаться самому себе, что наслаждаюсь этим светом. Лицо я обтер белым полотном, чистым, но жестким от бесконечных стирок. А может, здесь просто не умели пользоваться кондиционером для белья. Эх, сюда бы Маризелу.

Вернувшись в комнату, я обнаружил на телефоне чудесным образом нарисовавшиеся две полоски. Я воспользовался моментом и позвонил своему любимому бюрократу.

– Пьер! Блин, если я тебе не звоню, то ты, сучара, вообще исчезаешь… Нет, у меня включен, он берет только в одном месте, в углу… Да при чем тут две линии, плевать я хотел… Ну и как Ибица?.. Караул, правда?.. А, даже они… Вот суки… Молодец, ты правильно сделал… Знаю, ну, может, на следующий год… Мне было так хреново… А в Патагонии?.. То есть как это, будто ты это спрашиваешь?.. У тебя изменилось мировоззрение?.. В смысле ты снова начал курить?.. Я ни на что не намекаю… Ладно, сам не заводись… Да, я знаю, что мама разозлилась из-за того, что ты устроил скандал с «Энель»[21]21
  Компания, занимающаяся электро– и газоснабжением.


[Закрыть]… В темноте… смешно!.. Да нет, Маризела не виновата… Всегда с ней… А что, счета мама сама не может оплачивать?.. Все, хватит про это… Нет, здесь хлеб с маслом не едят… Какие там караваи, нет… Какой хлеб дают, такой и ем! Абсолютно без соли… но вкусный… Да, старовата… Вообще ни хрена, хотя здесь неплохо… Кстати, ты не мог бы найти мой ИНН… Для работы… Это значит, что я решил здесь поработать… На сборе винограда… Руками, чем же еще… Своими собственными… Крестьянин – это звучит гордо… и потом, здесь такая девушка работает… Да мне по фигу, что на свете много красивых девушек!.. Я не повышаю голос… Да так, несколько дней… Часов пять-шесть… Да по фигу мне эти мозоли!.. Не называй ее старой шлюхой, она просто старая, и все… Да по фигу, что ее дед пялил… Так, ты найдешь мне мой ИНН или нет?.. Нет, ручки нет… Хорошо, шли SMS… Прикрой меня, наконец! Я тебя прикрывал тысячу раз… Ладно, но я бы не отступил… Не волнуйся, исключительно, чтобы поиметь эту цыпу… Джулия… У нее бар, даже несколько… Ну да, целая сеть… Потому, что ей нравится бывать на свежем воздухе… Да на фиг мне тебя обманывать!?!.. Всего лишь несколько дней… Нет, с кайфом завязано… Тогда зачем тебе life coach?.. Одно дело мировоззрение, другое – реальность… Что значит трюизм?.. Нет, папу я вообще видеть не хочу… Да по фигу мне, что он там страдает… Потом расскажу… А Лола?.. Горюет?.. Имя такое, типа Айша… Да, цветная… Точно, это она спрятала… сам ей скажи… Смысла нет, сам знаю, но она ведь еще ребенок… Понял, но… Молодец… И что?.. Опять ему плохо?.. Что значит его ОТЫМЕЛИ?.. У него не может так просто взять и появиться аллергия… Да он и раньше рычал… А, сейчас все больше?.. Даже так… И сколько уколов ему сделали?.. Бедный Хулио… Н-да, мне жаль… Знаешь, Ламенто твой кот!! Вот и нет, зеркало тоже было не мое, это твоей бывшей… Забудь… На ужин с одним кубинцем, местным… Нет, кубинок тут нет… здесь же не бордель! Симпатичный парень… Дистанция, разумеется, дистанция. Не волнуйся… Хорошо.

Не прошло и секунды, как на мобильник пришло новое сообщение. И это отнюдь не мой братец оперативно реагировал, нет, это пришел запрос, заявка, от которой окружающий мир несколько содрогнулся: «Найдешь мне три пары обуви сегодня вечером? Руди». Наконец-то дружбан, который вспомнил обо мне. Наконец-то живое существо, которому я был для чего-то нужен: добыть три грамма кокаина. Я удалил мессагу, не отвечая и не раздумывая, но тут же, с безрассудным отчаянием – и почти бессознательно, – решил просмотреть все Анитины сообщения, которые из памяти не стирал.

SMSок было дикое количество, все в куче, со смайликами и подмигиваниями. Расстелив полотенце, я растянулся на кровати и начал медленно, будто на маленькой гильотине, убивать один за одним следы моей любви, которые я столь долго сохранял. Перед тем как уничтожить послание, я сначала его перечитывал, а потом несколько секунд колебался, когда на дисплее высвечивался вопрос «Удалить сообщение?».

Я пробовал каждое из них на вкус – в последний раз, тупо упираясь взглядом в «Сообщение удалено». Это казалось освобождением, но уж точно не облегчением. Не знаю даже, правильно ли я поступал, когда-нибудь я об этом пожалею, но голосок у меня внутри говорил, что все в порядке, и я ему не перечил. Вне всяких сомнений, эта казнь не смогла бы состояться в моей комнате в Милане, где каждый предмет, каждая деталь напоминали мне об Аните, у меня там просто не хватило бы мужества. Но здесь – совсем другое дело, здесь уже был не я, я мог поиграть в героя.

Валяясь на кровати с мобильником в руке, я чувствовал, как в комнату вместе со свежим воздухом проникало странное ночное пение. Потом пришла кухарка Мена и своим зычным голосом пробудила меня. Странно, но меня это уже не особо раздражало. Тем не менее мне как-то совсем не улыбалось ужинать на кухне в компании с полузнакомым кубинцем, ублажавшим хозяйку дома. И потом, о чем мне с ним говорить? О коммунистах? О борьбе с голодом? О малярии? О Че Геваре? Мы же все отлично понимаем, что Че стал таким популярным просто потому, что имел великолепные данные, в смысле был физически красив. Настоящая поп-икона из мультисерий Уорхолла, которую отец Аниты не замедлил бы приобрести. Хотел бы я посмотреть на своих подружек, богатых коммунисток, если бы Че был маленьким, вонючим и плешивым, надели бы они майку с его изображением? Или сделали бы татуировку на плече? Че им нравится исключительно потому, что с этим парнем, идеологическим таким Джимом Моррисоном, они бы не отказались переспать. По сути, о Геваре они толком-то ничего и не знают, за исключением его подвигов, характерных для всех героев.

Нет-нет, я решительно не мог ужинать один в компании коммуниста-эмигранта. Я обернул полотенце вокруг бедер, прикрыв свою пушку, открыл Мене дверь и попросил ее принести ужин в мою комнату – может, подобное обслуживание не предусматривалось только в отношении завтрака – и извиниться за меня перед Рикардо. Она в ответ начала так громко ржать, что мне стало не по себе. Она опять назвала меня бездельником – второй раз за день – и заявила, что через десять минут ставит на стол суп.

Почти против воли я в мгновение ока оказался в кресле донны Лавинии, по ее, как выяснилось, распоряжению, бок о бок с ее латинским жеребцом, который излучал неистребимую жизнерадостность. Черт, это уже начинает досаждать. Как можно все время быть в отличном настроении? Почему этот тип никогда не сорвется, не заорет? Улыбчив, уверен в себе, терпелив, всегда к вашим услугам. Постоянно. Вообще-то я и разговаривал с ним всего три раза. Ну не может же такого быть, чтобы он не выдал ни разу какую-нибудь гадость, на которую нельзя было бы достойно ответить. Нет, я не могу терять время, выслушивая типа из Копакабаны или там из Гаваны, в общем, вы меня понимаете. А сейчас я вот с ним сижу за одним столом, а он смотрит на меня своими голубыми глазами, с гребаной улыбочкой, будто официант, ожидающий чаевых. Я изобразил дежурную улыбку, кивнул Мене, и она подала на стол какое-то варево из синей капусты, свеклы, фасоли, с мелко нарезанными кусочками ветчины. Впрочем, для домашнего супа похлебка оказалась довольно вкусной. Рикардо ел шумно, стучал ложкой, и я, разумеется, вышел из себя.

– Пожалуйста, когда ешь, ты не мог бы делать это чуть приличнее?

– Леон, ло сьенто мучиссимо. Но я галантности совсем не обучен.

– Не галантность, а благовоспитанность. И вообще, я это говорю ради твоего же блага.

– Это здорово. Знаешь, я тебя даже прошу, указывай мне на все, что я делаю неправильно за столом…