Текст книги "Завтра будет солнце"

Автор книги: Лука Бьянкини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

35

Сбор был назначен около семи, на небольшой площади Трекуанда, там, где было устроено нечто вроде паркинга, рядом с суровой башней и барочной стенкой ратуши. Я был готов скорее повеситься, нежели пропустить этот экзамен. Кухарка Мена так за меня переживала, что позаботилась разбудить, принеся завтрак прямо в постель – есть же на свете добрые люди.

На самом деле я пошел на эту жертву только ради того, чтобы увидеть Джулию или даже, скажем правду, поиметь ее. Меня задевало ее стремление ускользнуть от разговора и еще то, что она с таким фальшивым смирением воспринимала свою соперницу, не зная толком, кто она такая, я ведь тогда их даже не представил друг другу.

Я прошел пешком до подъема, потом до площади, наверное, Джулия отправилась завтракать в бар, ладно, тогда мне придется доехать туда на машине. Особых вариантов у меня не было, кроме того, я был счастлив встретить девушку под включенную на всю катушку Ruby Tuesday[34]34
  Песня «Роллинг Стоунс».


[Закрыть]. В ближайшие два дня нам предстоит собирать виноград в Монтальчино, в Казато-Примедонне: там рос самый нежный сорт санджовезе, из которого донна Лавиния изготавливала розовое монтальчинское и брунелло. Перед тем как стартовать, мы тормознули у пекарни Трекуанды, чтобы запастись горячими лепешками на обед. Я хотел купить их побольше, но Джулия отсоветовала, оказывается, она все-таки приготовила сандвичи и на мою долю!

У меня было ощущение, что мы едем на какой-то школьный пикник: вся бригада была в походной одежде, в потертых свитерах, в видавших виды джинсах, глаза у всей банды еще были сонные, но уже светились задором от столь ранней побудки. Мы ехали на трех машинах, две из которых оказались малолитражками, в каждой по четыре пассажира на борту. Погода стояла ужасно сексуальная. Почти как на острове Скайа, где облака неожиданно принимают форму самых неприличных предметов.

Мы проехали Монтизи, Сан-Джованни-д’Ассо, Торреньери, и я подумал, что наша Трекуанда по сравнению с этими городишками очень даже ничего. Да что там говорить, Трекуанда – чудный поселок, даже эта ее нелепая площадь на спуске имеет свое очарование и неповторимость.

За Торреньери мы пару раз останавливались, чтобы понять, куда дальше ехать, и поэтому мне пришлось пассивно пристроиться в хвост к малолитражкам. Джулия казалась такой же, как и раньше, хотя мы с ней болтали меньше обычного, но намерение установить мир было очевидным. На секунду я представил себе, как бы я себя чувствовал, если бы на месте Джулии сейчас сидела Анита, но дальше постановки вопроса не пошел, слишком тяжелая задача.

После отъезда Анита слала мне слащавые SMSки, да и то не каждый день. Обоих такое положение устраивало, потому что бессмысленно бросаться склеивать разрушенный цунами дом, тем более меня от запаха клея всегда тошнит.

Хотя нет, это меня так подташнивало на поворотах, да и приготовленный Меной виноградный пирог давал о себе знать. Я притормозил немного, чтобы полюбоваться готическими видами: выступавшие из тумана остроконечные крыши домов, такие вечно заслуживающие внимания кипарисы, холмы, освещаемые редкими лучами из открывавшихся в облаках окошек. Нереальная картина.

Джулия безучастно смотрела на меня, подпевая «Роллингам», хотя слов не знала, но группа-то ей была знакома или не знакома? Фиг ее поймешь. Я набрался наглости, что мне удавалось без труда, и положил ладонь ей на колено, но так, не очень жестко.

– Ну что, мы поедем-таки кушать пиццу или нет?

– Если не ошибаюсь, это ты исчез… после того, как тебя увезли.

– Ну да, но вот я опять здесь! Или теперь ты хочешь исчезнуть?

– Завтра. Что скажешь насчет завтра вечером? Я тогда смогу предупредить сестер, чтобы они побыли в баре… Если хочешь, съездим в Сирену.

– Переться еще туда, в эту Сирену… И потом, я пообещал Рикардо, что заеду к нему в «Викторию».

– «Викторию а Торрита»? Но по четвергам там же полно разных ублюдков! Зато по субботам там очень мило…

– Кого ты называешь ублюдками?

– Это те, на кого ты совсем не похож.

– Да хрен с ними, с ублюдками, съездим туда выпить, и все. Ну давай, мне хочется провести нормально вечер.

Она смотрела на меня с таким видом, будто понимала, что бы она ни предложила, все равно будет, как я сказал. Я никогда не умел выслушивать других, я привык, чтобы все было по-моему. Это мой крест, моя доблесть или наглость, называйте это как хотите. Хотя, должен признать, за последние недели я стал более демократичен, у Рикардо в комнате, например, я даже помогал убирать со стола.

Непонятно как, но мы все же добрались до нужного виноградника. Он был едва заметен за густым туманом. А вот на дальнем холме величаво возвышался Монтальчино, обцелованный лучами солнца: весь такой властный, грозный, гордый.

Перед началом работы члены бригады поднялись на сушило и натянули поверх своих джинсов рабочие комбинезоны, за исключением меня и Джулии, мы же не можем быть как все. А потом, исключительно в целях разогрева, состоялась чудесная перебранка между двумя сборщиками – просто фестиваль матерщины, каждый из которых настаивал на том, что сегодня его очередь управлять трактором.

Бригада старательно делала вид, что не замечает свары, хотя все-все прекрасно слышали, я же ждал, когда эти двое наконец подерутся. О, у меня всегда была слабость к любым дракам: когда я вижу, как двое мутузят друг друга, я ощущаю себя в гармонии со вселенной. Скажем, где-нибудь на дискотеке из-за телки, или из-за места на парковке, либо просто перебрали и кулаки у обоих чешутся. Только Сестилио, молодец, вовремя вмешался и усмирил мятежные умы, ну, по крайней мере, внешне. Рабочий день пришлось начинать так, без представлений, м-да, печально.

Впервые, пожалуй, за две недели я и Джулия были поставлены на работу в паре, и данное обстоятельство заметно повысило дозу всяких разных гормонов в моей крови. Я наслаждался ее молчанием, прерываемым только щелканьем секатора да доносившимися с соседних шпалер голосами сборщиков. Мужики говорили, разумеется, о сексе, иногда кто-то пел частушки, наполненные неприличными двусмысленностями.

А вообще-то мы оба искали только удобных поводов, чтобы коснуться друг друга, и, не скрою, у меня это чудесно получалось. Чтобы стать как можно более похожими, я напялил на голову бандану. Этих штук я, правда, никогда, не носил, и бандана сидела на моей башке пузырем. По крайней мере, я хоть волосы свои, под горшок подстриженные, как-то прикрыл. В первый раз за все время моей работы на сборе я не мог дождаться окончания перекуров, чтобы только побыстрее оказаться у шпалеры вдвоем с Джулией.

К половине одиннадцатого туман внезапно улетучился, и солнце в полную силу обрушилось с небес. Для середины сентября жара стояла довольно приличная. Я уже освоился: мои руки споро и ловко цепляли грозди, срезали их, укладывали в ящик. Чертовски было приятно обмениваться с Джулией быстрым понимающим взглядом перед тем, как взяться за ящик и подтянуть его на несколько метров вверх по склону.

Обедали мы на скамье в тени каменного дуба (я теперь уже знал, что это за дерево), глядя на неподвижную жирную лужу. Разговор шел скупо, вернее так: наши слова не несли в себе никакого особенного смысла. Джулия мне все еще нравилась, нет, она нравилась мне просто до безумия.

День пронесся невероятно быстро, и усталости даже не чувствовалось, несмотря на ранний подъем. Возможно, я мало-помалу приучил свое тело к физическому труду. Как только мы уселись в машину, меня охватило ощущение, что я наконец вырвался на волю и могу теперь унести девушку хоть за тридевять земель (но сейчас достаточно было и того, что я сумел выбраться на асфальтированную дорогу).

Когда я проезжал указатель на Буонконвенто, у меня словно вспышка в голове шарахнула. Я решил отыскать замок графа Танкреди и поговорить с его престарелым владельцем, уж он-то должен был знать всю правду, он сумеет снять с моих плеч невыносимую ношу: неужели мой дед был убийцей? Дед, который всего себя посвятил борьбе за жизнь, как мог он отнять ее у своего соперника? А может, он с таким исступлением бился за чужие жизни в качестве искупления собственного греха?

Нет, не надо об этом думать, но указатель все стоял перед глазами как наваждение, и я спросил Джулию, не согласится ли она помочь мне в этой миссии. Джулия согласилась. Я почувствовал облегчение, даже не задумываясь о причине. Пару раз мы заезжали не туда, поскольку замок находился не в самом Буонконвенто, в общем, блуждали до тех пор, пока не повстречали человека, указавшего верный путь. Этим человеком оказалась все та же старушка, хозяйка бензоколонки. Она опять пришла мне на помощь. Оказывается, я должен был ехать по дороге на Биббионе, пока не увижу кипарисовую аллею, там рядом должна быть еще башня и вилла эпохи Медичи, прямо как в рекламе «Фиат».

Доехали. Аллея выглядела ошеломляюще: не то чтобы миленькая, а такая, знаете, строгая, печальная, закатное солнце наполняло ее мрачной горделивой красотой. У самых распахнутых ворот стоял кипарис, с которого человек срезал сухие и больные ветки. Внизу стоял его помощник и удерживал лестницу. В самом доме, казалось, не было ни души, поэтому я подошел к человеку у лестницы и спросил, где мне отыскать графа.

– А вот он, подрезает кипарис…

– Так это что, граф Танкреди?

– Господи боже, он самый и есть!

Сам не знаю почему, но я полагал, что граф окажется гораздо старше по возрасту, раз уж он дружил с моим дедом, тем паче я не ожидал, что граф скатится до уровня обычного крестьянина. Джулия вышла из машины и стояла возле меня с растерянным видом. Я уже имел возможность поведать ей предания дней минувших, и вот теперь она предпочла хранить робкое молчание. Когда граф наконец-то спустился вниз, я представился ему, насколько было возможно, самым церемонным и учтивым образом, несмотря на мои испачканные землей брюки, выдававшие во мне закоренелого пролетария. Впрочем, граф, похоже, был снобом почище меня. Он признал мою фамилию, помнил моего деда, но заметил, что разговаривать мне следовало бы не с ним.

– Вы, очевидно, ищете моего отца, он был большим другом вашего деда, я это хорошо помню.

– Правильно, я ищу именно его. Дома ли он?

– К сожалению, мой отец умер в прошлом году, причем совершенно неожиданно. Ему было восемьдесят восемь лет. Прощу вас, заходите в дом, я предложу вам выпить…

Его помощник, тоже крестьянин по виду, не вымолвив ни слова, растворился в мгновение ока.

– Скажи, Леонардо, где ты проживаешь?

– На Фаттории-дель-Колле.

– Донна Лавиния – замечательный персонаж…

Я не понял, на что он намекает, впрочем, для меня сейчас это было неважно. Мне нужны были ответы, хотя ни одного вопроса я пока не задал. Я оставил свою машину на аллее, успокоил жестом Джулию, и мы направились вслед за графом к его замку. О, это был самый настоящий замок по всем раскладам: увитая плющом средневековая башня, роскошный дом с пристроенной церквушкой – у этих «Медичи» был неплохой вкус. Показав нам окрестные холмы, до которых простирались его владения, граф, не обращая внимания на наш внешний вид, провел нас в пышные внутренние покои. С другой стороны, граф и сам-то был одет как бомж, хотя и стильно, покруче меня. Джулия шла за мной еще более испуганная, чем прежде, она явно испытывала неловкость, но изо всех сил пыталась скрыть это – крепкая девушка.

Мы вошли в гостиную, в которой стоял старинный диван, обитый красной материей. Гостиная казалась комнатой воспоминаний: повсюду были развешаны портреты предков и выцветшие фотографии. У стены стояло пианино, а рядом столик, заставленный напитками. Под стать нашему варварскому состоянию, граф распорядился подать нам тарелку с колбасой под свое любимое вино «Амбашьяторе» – ох, оригинал этот граф. Мы реально вымотались, поэтому у меня не получилось выступить с пространной речью. Мне необходимо было понять: преступник ли мой дед либо он не виновен? Граф, вероятно, уже понял, куда я клоню, но не выказывал ни доли замешательства, ни вообще какого-либо беспокойства. Попросив у нас разрешения, он раскурил сигару и начал разговор. В этот момент, уже во второй раз, я положил свою ладонь Джулии на колено.

– Дорогой Леонард, есть вопросы из разряда ненужных, ибо они сами в себе уже содержат ответ.

– Не понимаю.

– Было ли с тобой такое, когда тебя предавали? Эта синьора – твоя девушка, верно?

– …

– Когда ты осмелишься спросить у нее: «Есть ли у тебя кто-нибудь еще?», – измена уже свершилась, ибо в твоем вопросе заключен ответ. Если у тебя возникают такого рода подозрения, это значит, сама жизнь уже нашла способ дать тебе знать об этом. Если ты, конечно, не параноик, хотя, думаю, это не твой случай.

– Стало быть, вы полагаете, что стрелял именно мой дед?

– Этого я не могу знать, да и мой отец на эту тему никогда не желал особо распространяться. Для всей семьи это было глубочайшей трагедией. Отец был рядом с донной Лавинией в тот момент, когда она развеяла прах своего мужа над виноградником.

Граф поднялся и взял в руки фотоальбом в кожаном переплете. Там была история его семьи в иллюстрациях, начиная с прошлого столетия. Я лихорадочно перелистывал альбом, будто зная, что обязательно должен найти ту самую, конкретную фотографию. Вот дедушка, на этом снимке, стоит между графом и мужем донны Лавинии, они улыбаются. Все трое в безукоризненных костюмах, будто на охоте у самих Виндзоров.

– Не знаю, ответит ли эта фотография на твой вопрос, но, может, ты его сам закроешь… Тебе кажется, что за этими улыбками таится что-то? Снимок сделан в Трекуанде, за день до происшествия.

– Я… я не знаю.

– Мне понятно твое желание докопаться до истины, но порой вся наша жизнь означает безрезультатные поиски ответов. Подумай, сколько людей ушло из жизни безо всякой на то причины и сколько еще людей продолжает вопрошать «почему?». Иногда надо найти в себе силы, чтобы не задавать вопросов. Ты еще довольно молод для этого.

– …

– Помни: для тебя твой дед дорог только тем, что он сам счел нужным сообщить о себе. Не знать всего порой есть действительно благо. Сосредоточься на том, что доподлинно знаешь, и научись ценить это. А теперь я вынужден извиниться, у меня еще есть дела… Если хотите осмотреть замок, я позову мажордома, и он вам все покажет. Да, можете приезжать сюда, когда захотите.

Не добавив более ни слова, граф оставил нас. Я смотрел на фото, стараясь запечатлеть его надолго в своей памяти. Сигарный дым малость прибил меня, да и сама зала в этом аромате приобрела довольно экзотический вид. Джулия сидела, не раскрывая рта, я непроизвольно сглотнул. Едва я сел в автомобиль, как позвонил Стефан. Радостным голосом он сообщил мне, что приехал во Флоренцию по антикварным делам и что хотел бы со мной завтра встретиться.

Я сказал, что перезвоню, и вдавил педаль газа.

36

«Сирена» была закрыта на ремонт, и я увидел в этом предостерегающий знак.

В итоге я, как всегда, оказался прав. Мы отправились в Коллальто, в ресторанчик под названием «Три Ягоды», о нем Джулия была наслышана. Там неподалеку было такое мрачное место – Кастельнуово-Грилли, куда Джулия еще подростком ходила как-то раз ночью со своими подругам, чтобы, как она говорила, научиться преодолевать страх. Им пришлось, рассказывала она, пройти в одиночку по длинной аллее, в неподражаемом стиле Дарио Ардженто[35]35
  Режиссер фильмов ужасов.


[Закрыть], а потом еще ждать целых пять минут перед воротами, изо всех сил стараясь не завизжать и не броситься наутек. Короче, игры с фатумом не признают ни географии, ни возраста, и у каждого они свои.

Мы заказали кускус из рыбы. Официант обслуживал нас, будто мы были во всех отношениях сложившейся парой. Аналогично вел себя и граф Танкреди. Неужели, будучи вместе, ни один из нас этого не заметил? Сегодня вечером я проверю. На Джулии была юбка, джинсовая курточка, белая блузка и адидасы, которые довольно недурно на ней смотрелись. От нее шел запах фиалки, и именно это меня цепляло больше всего, не говоря уже о веснушках и носике с горбинкой.

Не уверен, производил ли я на нее столь же сильный эффект, мне казалось, что я ей не особо нравлюсь со всеми моими капризами. Сегодня, например, я появился на винограднике лишь к полудню, и, хотя я с честным выражением лица пытался убедить всех, что у меня возникли проблемы с пищеварением, никто, разумеется, мне не поверил. Включая Джулию, которая весь день не разговаривала со мной.

Вечером другое дело, вечером она становилась Евой. Сейчас она сидела за столиком и смущенно теребила салфетку. Прежде чем сделать какое-либо движение или жест, она смотрела на меня, и это наполняло мое эго железной самоуверенностью. Мне нравится, если я порой могу оказаться кому-нибудь полезным. Я решил налечь на выпивку, это помогло бы нам чуток расслабиться. Для пущего эффекта я выбрал дорогущее местное вино, но на Джулию мои замашки не произвели никакого впечатления. Я и так и сяк пытался расшевелить ее, но едва ли не самое сильное впечатление на нее производили мои непонятные словечки; больше же ее ничего не цепляло.

Признаюсь, в этом она сильно напоминала Аниту. Анита и Джулия – хорошо бы было поставить их вместе, а потом, под приставленным к виску дулом пистолета, сделать выбор. Чересчур сложные ментальные экзерсисы для такого бедняги, как я. Пожалуй, в данный момент я, скорее всего, выстрелил бы в Аниту, хотя не знаю, не могу представить, как бы я сейчас себя вел, если бы Анита вдруг материализовалась.

Я решил заняться Джулией и завел разговор про десантника, чтобы сразу дать ей понять, как далеко я собираюсь «дотянуться», ну-ну, давай, проказница. Джулия отпила глоточек брунелло с таким видом, будто давно ждала этого вопроса.

– Знаешь, мы с Кармелло уже на финише. Нас то плющит, то отпускает, а говорить-то, по сути, давно уже больше не о чем.

– Да, но совсем недавно вы провели целых два дня вместе, если не ошибаюсь…

– Думаю, расставаться это самая тяжелая штука в жизни. Знаешь почему? Потому что боишься ошибиться.

– …

– Может, тот, с кем ты расстаешься, это самый лучший парень в твоей жизни, но в этот момент ты еще об этом не знаешь. И тогда я говорю себе: «Попробуй еще раз, Джулия. Дай ему еще один шанс».

– По-моему, так только старухи рассуждают, ну уж никак не Ева Кант.

– Спасибочки… Даже если я и Ева, все равно на улицу без маски не выхожу. И потом, знаешь, жить в маленьком городке означает быть более покорной судьбе. Хочешь ты того или нет.

– Почему же?

– Тут все тебя знают, все на тебя смотрят. Меньше возможностей встречать новых людей. А самое главное, только, пожалуйста, не подумай плохого, самых симпатичных парней уже расхватали…

Блин, ну почему мне по жизни только и встречаются, что шлюхи? И все на меня, предрасположенность, что ли, или карма у меня такая несчастливая. Но когда тебе нравится девушка, ты ей веришь. Видишь, что она кокетка, что она говорит так, просто чтобы ревность в тебе вызвать, чтобы показать, что не боится тебя, а скорее всего, чтобы раскочегарить твое либидо. Так и было, слова Джулии произвели на меня довольно неприятный эффект, но единственное, что помню – так то, что у меня встал. Я бы сейчас отымел ее в сортире, было со мной такое на Ибице, но, боюсь, в этом малолюдном ресторанчике наше отсутствие было бы тотчас замечено.

Я решил обождать и перейти в контратаку, напустив на себя такой, знаете, наивно-простодушный вид, не забывая при этом про скользкие намеки, такая тактика всегда срабатывает. У женщин не должно возникнуть и тени сомнения, что ты слабак и не готов при удобном случае им впендюрить. Я откинулся на спинку стула, увеличив дистанцию и заставив таким образом Джулию чуть придвинуться ко мне, чтобы слушать. Я сделал вид, что меня ничуть не заботят ее амуры с десантником, который наверняка занимался спортом поболее моего и был, по ее описанию, действительно крутым парнем. Брунелло разбудило во мне чувство собственной неотразимости, типичный эффект после первых двух бокалов. Нетронутая бутылка с водой продолжала стоять на столе сиротливо и отчужденно, как ненужный атрибут многих трапез. Мобильник я решительно отключил, хотя Стефан заваливал меня, наверное, сейчас звонками и SMSками. Сегодня у меня иные приоритеты.

Я продолжал беседовать с Джулией, стараясь соблазнить ее. Я вычислял ее слабости и подстраивался под них. Она ожидала от меня обожания, а я не давал такого повода, сбивая ее с толку, хотя, по сути-то, было понятно, чего мы оба желаем добиться в финале.

Я, весь на понтах, потребовал счет и оставил чаевых еще на целый ужин, меня возбуждала возможность наконец-то пошвыряться деньгами. С той поры, как я появился в Колле, ужином меня все время кто-нибудь угощал, даже в Фонтеверде за все платила Анита. Что делать с деньгами, если тебе не дают никакой возможности даже достать их из бумажника?

Джулия внимательно наблюдала за моей расточительностью, но ей хватило такта не комментировать. Перед уходом она заглянула на минутку в туалет, может, проверить, все ли зубы на месте, и вернулась, порхая, словно бабочка.

Мне пора уже было определяться, где и как поцеловать ее, хотя подходы эти прорабатывать заранее не рекомендуется, иначе тебя ждет фиаско. Я подождал, пока Джулия усядется на переднем сиденье, поставил Surrender группы «Чип Трик» и решительно привлек ее к себе. Она отказала, с улыбкой, но отказала. Она мне отказала. Она мне отказала.

– Прости меня, Леон, я не понимаю.

– Что ты не понимаешь? Ты со мной кокетничаешь, записочки шлешь, типа Ева Кант, едешь со мной на ужин, без никого, а теперь говоришь мне, что, мол, не понимаешь? А мне чего прикажешь думать? Ты можешь объяснить?

– Ну, в общем, я не расположена… На данный момент я не готова пока броситься в непонятную авантюру. И еще, у меня не идет пока из головы мой парень, хотя история и подошла к концу… мне кажется. Ты мне нравишься, ты, правда, мне очень нравишься, но я хотела бы…

Я привлек ее и пытался поцеловать, а она, зараза, оттолкнула меня почти со злобой. Тогда я завел двигатель и больше с ней не разговаривал, больше того, я врубил музыку на полную громкость. Я себя чувствовал израненным и раздавленным, какой же я мудак, какая же она сука, а я хорош, попал, как тунец в сеть, нет, как треска, как муравей в паутину, как ключ в канализацию. Какого черта я вставал каждое утро в такую рань? Что, не мог допетрить, что это понапрасну угробленное время?

Что людям от тебя надо всего-навсего бабок да еще, чтобы ты их подвез, ну или там брюллики какие-нибудь, хотя Джулия никогда ни о чем подобном и не просила. Да, конечно, я отъехал на некоторое время с Анитой, так ведь и она уезжала заниматься сексом со своим воякой, даже еще раньше, чем я, так что квиты.

Увы, женщинам всегда необходимо найти себе поначалу оправдание, чтобы уж потом отдаться так, как им хочется. Пьер постоянно повторял мне эти наставления, но я не придавал им значения, под меня всегда стелились практически все, ну ладно, не все, неважно.

Джулия хранила молчание, да и говорить-то было невозможно, настолько оглушительно орала магнитола, и сидела, плотно сжав коленки, пока я вел автомобиль по дороге в Трекуанду. Я никогда не переносил такого рода шуток, и меня бы сильно обломала сейчас ее болтовня. Но она правильно делала, что сидела и молчала, напоминая рычащую собаку, и я мало-помалу начал соображать, что никто, кроме меня, не слышал, как она меня продинамила, никто не был свидетелем моего облома.

Джулия попросила высадить ее у садов, чтобы лишний раз не светиться ни на площади, ни у бара, где всегда было так много нескромных глаз. Я сидел весь черный от злости и тупо смотрел перед собой. И тут она взяла своими ручками мое лицо и повернула к себе. Это длилось всего лишь мгновение, я мотнул головой и вновь уставился на фонтанчик с питьевой водой у дороги.

– Мне больше всего в тебе нравится то, что ты будто свалился с другой планеты, эти твои истории, никогда не знаешь, выдумка ли это или правда… Да для меня это и неважно, ты ведь и говоришь, и думаешь по-своему, и это мне в тебе дико нравится. Наверное, сегодня ты решился-таки сбросить маску. Ты вел себя как самый последний мужлан, но зато я поняла, что ты такой же, как и все – земной… Добро пожаловать.

– Ну все, выходи…

– Прости, я не была готова…

– Выходи…

– Леон, я никогда не пыталась использовать тебя. Мне страшно.

Мне хотелось еще что-нибудь ей сказать, но я удержался. Я покарал ее так, как решил: больше ни слова в ее адрес. Стартанув с бешеной скоростью и матерясь, будто получил в грудь свинца, я глянул в зеркало: Джулия стояла в растерянности, потом подняла воротник куртки и зашагала с поникшей головой. Я продолжал крутить фильм с моим участием, только уже без нее. Я набрал адрес «Виктория а Торрита», и навигатор неожиданно среагировал. Мне сейчас нужен был Рикардо с его заразительной веселостью, которая меня больше не раздражала, ибо я понял, что за этой жизнерадостностью стоят годы труда и лишений. Не скрою, я начал питать к этому парню симпатию. Я обещал ему приехать в компании с Джулией, посмотреть, как он заставляет трепетать ляжки глухой провинции, ну уж ладно, придется одному.

Кабак оказался вполне приличным местом, я помню, такие были в Милане лет десять назад. Оглушающе гремела музыка, казалось, сальса звучит именно в честь моего поражения, типа в насмешку. Рикардо просек, что я в дауне, и, несмотря на то, что был занят на танцполе, выкроил минуточку, чтобы принести мне мохито. Я взял коктейль, но пить не стал. Мне сейчас нужно было чего-нибудь покрепче.

«Негрони». «Лонг-Айленд». «Лонг-Айленд». «Негрони». Я принимал алкоголь в разных сочетаниях, пока через каких-то полчаса не нажрался в совершеннейший хлам. Наконец-то чуток бензинчика, наконец-то туман в мозгу, хотя возник риск, что я рухну на пол или подерусь с кем-нибудь. Мне нужно было дернуть, и немедленно. Сделав усилие, я обвел глазами помещение – ты должен чуток прийти в себя, иначе тебя серьезно никто не воспримет. Латиносы они все такие здоровенькие, жизнерадостные, пьют мало да и то все сразу сжигают, хотя это я, наверное, сейчас смотрю на мир через рюмочное стекло.

Там стоял какой-то тип, облокотившись на колонну: типа не при делах, так – пялит какую-нибудь кубинскую цыпу из подтанцовки, фиг его знает. Нос у него чего-то все чесался, и это вызвало во мне интерес, поэтому я подошел к нему и как ни в чем не бывало поинтересовался насчет нюхнуть: дури бы. Ну, шарик.

Чувак сразу не понял, так что мне пришлось сильно втянуть воздух через нос, и тут он наконец въехал. Некоторое время постоял в нерешительности, но, очевидно, мой безупречный миланский акцент успокоил его, и чувак сделал мне знак следовать за ним на улицу, к паркингу. Парень много не болтал, но прекрасно понимал, что мне нужно, поскольку не задавал никаких вопросов и вообще вел себя смирно. Выйдя из клуба, он набрал номер: «Можешь привезти нашего друга к автостоянке у “Виктории”?». Через десять минут из темноты появился другой чувак и сунул мне камешек где-то на грамм, всего за восемьдесят евро. Блин, дешевле, чем у Дуки, да еще и заверил, что качество, мол, отличное. Я попросил у него номер мобильника, но он сухо отказал, сказав, что он вообще этими делами не занимается, хотя бабки в карман убрал лихо.

Я дошел в ритме сальсы до туалета и там занюхал витамину всей кислородной мощью своих легких. Вот, я опять стал самим собой. Стал собой, стал собой, стал собой. Вот он я, Леон, которого я знаю, который не валяется на полу, который принимает решения и побеждает, а остальные не рубят ни болта. Так, ну что, еще разочек. Это мой еще разочек. Мэрилин, которая поет для меня Happy Birthday to You. Я опять на взлете, я опять трезв, я готов вернуться в человеческий винегрет.

Что я тут делаю под La vida es un carnaval? Ха, про меня можно все что угодно сказать, только не то, что я боюсь новых приключений. Впрочем, чтобы не заходить чересчур далеко с извращениями, я решил, что мне сейчас нужна путана. Мне нужно подтверждение, что я тот, кто я есть, немедленно, без заморочек, без обсуждений. Плачу бабки, и крандец. Зачем осложнять себе жизнь любовью, когда достаточно секса? Я не знал ответа на этот вопрос и заказал еще один «Негрони».