Текст книги "Том 4. Пожиратели огня (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

XVI

Осада в стели. – Иванович и Холлоуэй. – Отчаянное положение. – Два казака.

ДОБРЫЙ КОНЬ, ДОМЧАВШИЙ СВОИХ ВСАДНИКОВ до реки, относился к крепкой киргизской породе, и него переплыть реку не составляло никакого труда. Почувствовав, что погони за ним нет, он весело и бодро поплыл к противоположному берегу. Едва только он выскочил на берег, как оба всадника разом спрыгнули на землю и изо всех сил бросились к дому Черни-Чага, крича:

– Тревога! Полковника Ивановича осаждают волки!

В одну минуту все были на ногах. Хозяин поспешил ввести пришельцев в свой дом и, узнав с их слов о положении полковника, тотчас же приказал бить в набат.

Окрестные жители мигом прискакали на своих конях к дому старшины, и спустя десять минут пятьдесят человек, смелых и опытных, бывших табунщиков, на отличных конях, с копьями и кольями, во главе с Черни-Чагом вплавь переправились через Урал и во весь опор помчались на помощь.

Иванович, чудом спасшийся от своих врагов на Монмартре, бежав через окно из «дома повешенных», узнал от своих приверженцев, что дон Хосе Коррассон перед смертью выдал его, и потому решил, чтобы покончить наконец с графом и другими своими врагами, заманить их в уральские степи, где мнимое Общество Невидимых насчитывало наибольшее число своих самых фанатичных сторонников и где чужестранцам не будет никакой возможности ни бежать, ни скрыться. Окруженные со всех сторон жестокими сектами, лишь формально признающими власть губернаторов, затерянные в пустынных и безлюдных степях, они не найдут ни помощи, ни защиты и, несмотря на всю свою отвагу и мужество, должны будут все пасть до единого в этой неравной борьбе.

Добившись их гибели, Иванович намеривался, пользуясь своим влиянием и связями, вернуть из Сибири сосланного туда по его же ложному доносу князя Васильчикова и, выступив в роли его спасителя, добиться руки его дочери, княжны Надежды; брак же с ней дал бы ему возможность присвоить себе знаменитые уральские рудники и золотые прииски ее отца, которые сделали бы его богатейшим человеком в России, а может быть, и во всем мире.

Но этого еще мало; он мыслил затем далее рассчитаться со всеми своими друзьями, предоставив им австралийские золотые прииски графа и Дика Лефошера, на которые он решил предъявить свои права. Затем, щедро и умело рассыпая золото, он надеялся добиться положения Великого Невидимого, главы Общества, что дало бы власть над всем славянским миром, власть, равную его богатству.

Во всех этих своих замыслах он открылся Холлоуэю, который, взорвав из чувства мести к Красному Капитану «Ремэмбер», явился к Ивановичу с предложением своих услуг. Будучи человеком практичным, Холлоуэй сообразил, что, содействуя планам Ивановича, он может только выиграть, так как этот человек, щедро плативший за услуги, будет в его руках, тогда как Джонатан Спайерс всегда смотрел на него, как на своего подчиненного, простого механика, с которым все счеты окончены, если причитающееся ему жалование уплачено. Иванович с распростертыми объятиями встретил нового союзника, так как ряды его соратников опустели после катастрофы с «Лебедем». Теперь ему предстояла еще одна, последняя, схватка с врагами, которая должна была во что бы то ни стало увенчаться успехом, и такой человек, как Холлоуэй, посвященный во все планы Красного Капитана и его друзей из Франс-Стэшена, был для Ивановича чрезвычайно ценным союзником. Возвращаясь вместе из Австралии, новые друзья использовали время пути для подробного обсуждения задуманного плана. Чтобы сосредоточить в одном месте известное число сторонников, они придумали съезд делегатов Невидимых и местом для этого съезда избрали уральские степи. Что же касается способа заманить туда графа и его друзей, то он не представлял никаких затруднений: со слов Холлоуэя Ивановичу было известно, что Оливье и его друзья поклялись преследовать Ивановича всюду, куда бы он ни бежал; ему оставалось только не скрывать своих следов, и эти простаки сами попадут в ловушку.

После долгих размышлений Иванович избрал местом сборища и одновременно ловушки для своих врагов развалины одного древнего монастыря. Обширные подземелья, уцелевшие от разрушения, позволяли собрать здесь несколько сот человек.

Сюда-то и предполагалось заманить графа и его друзей и, наскоро совершив суд над ними, приговорить к смерти.

Еще одна причина вынуждала Ивановича скорее кончать с этим делом: князь Свечин, атташе посольства в Париже, которому было негласно поручено специальное наблюдение за политическими настроениями живущих в Париже русских, послал в Третье Отделение обстоятельный доклад об Обществе Невидимых; необходимо было спешить, чтобы успеть вовремя прекратить преступную деятельность ложного Общества Невидимых, прежде чем имена главных участников станут известны Третьему Отделению.

Сойдя в Ливерпуле с австралийского парохода, Иванович получил шифрованную телеграмму: «Урожай превосходный в ваших поместьях в Малороссии. Вас ожидают с нетерпением, чтобы начать жатву».

В соответствии с шифром, имевшимся у Ивановича, это означало: «Крайне необходимо уничтожить доносчика, который только что выехал из своих поместий в Малороссии в Париж, иначе мы погибли».

Действительно, князь Свечин прибыл в Париж с целью продолжать свое расследование темных дел мнимого Общества Невидимых, избравших Париж центром своих преступных операций.

Иванович с Холлоузем тотчас же направился в столицу Франции, где дон Хосе Коррассон или, вернее, негр Сэм, убийца боксера Тома Пауэлла, вступивший в ряды Невидимых, находился уже в течение нескольких месяцев в качестве панамского посланника.

Мы уже видели, как Люс и Фролер спасли от смерти князя Свечина «в доме повешенных».

Потерпев еще раз неудачу, Ивановичу оставалось теперь только осуществить свой коварный план в степях Урала и закончить им наконец эту уже слишком долго длящуюся борьбу.

На другой день после своего бегства из «дома повешенных» он вместе с Холлоуэем отправился из Парижа прямо в Астрахань, где Невидимые имели великолепный дворец. Здесь и был разработан план нападения на графа и его друзей.

Граф Оливье и его друзья смогли выехать из Парижа спустя лишь пять или шесть недель, а когда наконец прибыли в Астрахань, у Невидимых уже все было готово для их встречи.

Для Ивановича и его приятеля были заготовлены лихие скакуны-киргизы.

От Астрахани до перевоза Черни-Чага было пять дней пути, да от перевоза еще два дня до развалин монастыря, места сбора Невидимых.

В то же время многочисленные странники бродили по степи, оповещая приверженцев Невидимых и сообщая им пароль; ожидалось, что соберется четыреста-пятьсот человек.

Единственно, чего опасался полковник, это быть настигнутым графом по пути к развалинам, когда борьба могла окончиться плачевно для него, а он не хотел рисковать.

Однако, рассчитывая на помощь ямщиков, поскольку все они служили Невидимым, он решил, что опасаться нечего, и вместе с Холлоуэем и двумя казаками покинул Астрахань.

Когда они выезжали из города, какой-то человек, которого по наружному виду и костюму можно было принять за кочевого киргиза, осторожно высунул голову из-за каменной ограды, за которой притаился, как будто желая убедиться, что это именно они, а не кто-нибудь другой. Но, видимо, все-таки не доверяя своим глазам, так как на дворе уже стемнело, он крикнул всадникам на киргизском языке:

– Спокойной ночи вашей милости!

Иванович на том же языке ответил:

– Спокойной ночи тому, кто мне ее желает!

Едва только он успел произнести эти слова, как киргиз со всех ног бросился бежать по направлению к главным улицам города.

В продолжение нескольких часов пути путники скакали в глубоком безмолвии. Ночь близилась к концу. Иванович по временам тревожно оглядывался назад, опасаясь погони, но, убедившись, что на горизонте не видно ничего подозрительного, снова успокаивался.

На первой почтовой станции он остановился на несколько минут и, вызвав ямщика, которому он посредством условного знака представился как глава Невидимых, сказал:

– Здесь должны будут проехать чужеземцы, французы! Не давай им лошадей!

– Слушаюсь! – ответил ямщик. – А если у них будет предписание от губернатора, что тогда делать?

– Ты скажешь, что все лошади угнаны по казенной надобности, и пообещаешь им других не раньше, чем на завтра!

– Слушаюсь!

– Помни же! – с этими словами Иванович снова пустил своего коня вскачь. На дальнейших станциях он снова повторил свое приказание.

Наконец наступил пятый день пути; до сих пор ничего нежелательного не случилось.

– Сегодня еще до восхода луны, – проговорил Иванович, вставив ногу в стремя, – мы прибудем к перевозу через Урал и можем уже ехать дальше не спеша!

Между тем степь постепенно принимала все более пустынный характер; почва была песчаная или солончаковая; трава здесь росла низкорослая и хилая.

– Берегитесь, – сказал один из казаков, – теперь мы в волчьем царстве!..

Лошади тоже стали неспокойны, точно они что-то чуяли: они ржали, трясли гривой и без побуждения со стороны всадников неслись стрелой вперед.

– Кони чуют волков! – проговорил другой казак.

– Успеем мы доехать до ночи? – спросил Иванович.

– Едва ли! – сказал казак.

– Смотрите! – крикнул вдруг другой казак, указывая своей нагайкой на едва заметную точку вдали. – Это их передовые, вышедшие на разведку!.

Все глаза обернулись в ту сторону, куда он указывал.

Впереди на большом расстоянии виднелись шесть маленьких темных движущихся точек, которые вскоре превратились в волков. Свернуть с дороги было опасно: можно было заблудиться в степи, и тогда вернуться на дорогу было бы также трудно, как разыскать иголку в песке, да, кроме того, волки были везде.

Резвые кони смело неслись вперед и громко ржали, словно вызывая волков на бой.

Волки вообще трусливы, когда их немного, и смелеют только тогда, когда чувствуют численный перевес на своей стороне; на этот раз они тоже дали громадный крюк, чтобы не повстречаться с всадниками. Но, пропустив их мимо себя, они бросились нагонять путников, держась на расстоянии приблизительно десяти шагов и протяжно воя, очевидно, от голода.

– Надо их пожалеть, – сказал Иванович, – дадим им, чем утолить голод! – И, повернувшись в седле, он двумя последовательными выстрелами уложил двух волков.

Убил ли он их наповал или только ранил, трудно было сказать, но едва только они упали, как другие волки набросились на них и вмиг растерзали на части. А пока шла кровавая потеха, всадники быстро унеслись вперед.

До ближайшей остановки, по расчетам казаков, оставалось более десяти верст, и маленький отряд не успел доехать до нее, как снова показались волки.

Солнце еще не закатилось, когда протяжный грозный вой огласил воздух, доносясь издали. Всадники оглянулись и с ужасом увидели на расстоянии не более двух верст позади себя длинную волнистую линию, точно волну, катившуюся по степи и быстро надвигавшуюся на них. Это были волки. Ездоки пришпорили коней, но те и без того мчались во весь опор…

– А вот и изба! – крикнул один из казаков.

Казалось, будто и лошади поняли, что здесь спасение, и рванулись вперед с такой страшной силой, что на мгновение волки остались позади. Точно буря ворвались кони в раскрытые ворота, и два казака, мгновенно спешившись, захлопнули тяжелые дубовые ворота и заложили их засовами. Еще минута – и было бы уже поздно: вся стая ворвалась бы во двор. Теперь же она только с бешеным воем кидалась на ворота.

– Спасены! – со вздохом облегчения воскликнул Иванович, весь бледный от страха, и, шатаясь, как тяжелобольной, стал слезать с коня.

Холлоуэй, как прирожденный янки, был более храбрым, но и он откровенно сознался:

– Признаюсь, я не помню, чтобы когда-либо в жизни испытывал такой страх!

Изба, послужившая им убежищем от волков, представляла собой низкое ветхое глинобитное строение с большим просторным двором для лошадей и верблюдов, окруженным довольно высокой глинобитной же оградой. В избе была одна просторная горница для приезжих и кухня или сторожка. Некоторые части ограды прямо-таки грозили обрушиться при малейшем напоре; к счастью, волки напали со стороны ворот, а эта сторона была самая надежная.

Внутри земляные уступы давали возможность добраться до верха ограды и видеть то, что происходило извне.

Поднявшись по этим уступам, Иванович и Холлоуэй ужаснулись при виде бессчетного количества своих врагов: их были не сотни, а тысячи; вся площадь кругом чернела голодными волками; их грозный вой оглашал воздух. Эта картина леденила душу даже самым смелым. Волки кидались на ограду с такой яростью, что некоторые из них подпрыгивали до самой ее вершины, цепляясь когтями за стены, и каждый раз куски глины обрывались, скатываясь вниз.

– Полковник, – сказал Холлоуэй, ясно отдавая себе отчет в их настоящим положении, – через два часа, самое большее, волки будут здесь, в избе, если только мы не найдем возможности заделать все эти бреши!.

– Ничего сделать нельзя! – мрачно ответил Иванович. – Вы видите, глина осыпается под их когтями, и если мы не отвлечем их внимания чем-нибудь, то к утру никто из нас не останется в живых. У нас много зарядов – попробуем позабавить их стрельбой до рассвета!

Совет был разумный.

Первый залп уложил на месте четырех волков; на них тотчас же накинулась целая туча собратьев и в миг растерзала на части. Осажденные стали стрелять не переставая, но число врагов не уменьшалось.

Подгоняемые голодом волки упрямо лезли на ограду, раздирая ее когтями. Тогда осажденные, привязав к ружьям свои ножи, стали колоть и расстреливать их в упор. Но долго ли это могло продолжаться?

– Погибли! – сказал Иванович, бледный и растерянный. – Это только вопрос времени.

– Но мы можем еще забраться на кровлю дома! – заметил Холлоуэй.

– Это будет наше последнее убежище. Но, ворвавшись в ограду, волки разорвут наших коней, а затем снова накинутся на стены избы, несравненно более тонкие и менее надежные, чем ограда! Ясно, что эти стены не устоят против натиска врагов!

– Что из того, лишь бы только дождаться утра!

– Ну а как мы уйдем отсюда, не имея коней? Мы не пройдем и версты, как волки окружат нас со всех сторон! Нет, если не свершится какого-нибудь чуда, – мы все погибли!

– Может быть, можно еще попытаться как-нибудь спастись! Если бы, например, пустить двух запасных коней! – предложил один из казаков. – Я знаю этих волков: они все кинутся за ними!

– Да кони не пройдут и двухсот сажен, как волки их настигнут, и что мы тогда от этого выиграем?

– Пусть только они отойдут от избы хотя бы на двести сажен, и то хорошо! Мы с товарищем вскочим на коней и попытаемся добраться до перевоза!

– Да вы никогда не доедете туда! – сказал Иванович, – вся стая кинется за вами; они растерзают вас прежде, чем вы успеете скрыться из наших глаз!

– Бог даст! – воскликнул казак. – Может, и останемся живы!..

– Но как мы выпустим лошадей, не впустив в то же время и волков? – спросил Холлоуэй.

– Это сделать нетрудно: мы взведем их на уступы, а затем, зажав им один глаз рукой, ударом хлыста заставим кинуться вперед!

– А они не переломают себе ноги при этом прыжке?

– Конечно нет: лошадь на воле делает и не такие еще прыжки!

– Так ты решился попытать счастья?

– Твердо решил! – сказал казак.

– Ладно! Отчего же не попытаться?!

Оседланных коней обоих казаков накормили овсом, политым водкой из дорожной фляги Ивановича, а пока кони ели свой овес, двух лошадей, обреченных на гибель, завели на насыпь и, завязав им глаза, вдруг вытянули хлыстом. От неожиданности, благородные животные рванулись вперед и очутились среди ошеломленных волков. Но при прыжке повязки спали с глаз лошадей, и они с молниеносной быстротой в несколько безумно смелых прыжков очутились вне площади, занятой стаей, и неслись уже с быстротой ветра по степи, преследуемые всей стаей.

Лошадей пустили в направлении, как раз противоположном тому, где лежал перевоз, таким образом путь на время освободился. Ворота распахнули, чтобы выпустить казаков, и тотчас же снова заперли на все засовы. Затем Иванович и Холлоуэй поспешили на насыпь, чтобы следить за рискованным бегством отчаянно смелых казаков.

Увидев счастливый исход смелой вылазки казаков, Иванович хотел было предложить Холлоуэю бежать вместе с казаками, но тотчас же отверг эту мысль: так незначительны были шансы на успех. И действительно, не прошло и нескольких минут, как волки, каким-то необъяснимым образом почуявшие беглецов, кинулись за ними громадной массой в пятьсот или шестьсот голов, между тем как остальные продолжали преследовать двух выпущенных коней. Но казаки мчались, как вихрь; они успели достаточно уйти вперед, прежде чем волки спохватились преследовать их, и потому в тот момент, когда всадники скрылись за горизонтом, волки еще не успели нагнать их.

– Они спасены! – радостно воскликнул Холлоуэй.

– Спасены! – Повторил за ним Иванович недоверчиво. – Вы забываете, что им придется скакать по меньшей мере два часа таким же образом, чтобы достигнуть перевоза.

XVII

Спасение. – Подвиг табунщиков.

ОСТАВШИСЬ ОДНИ, ИВАНОВИЧ И ХОЛЛОУЭЙ перенесли свое внимание на выпущенных на волю коней; отчаянно смелые животные геройски защищались, отбиваясь от волков. Не отходя далеко от ограды, они носились вокруг нее, меняя направление, причем волки постоянно сталкивались между собой, опрокидывая друг друга, чем давали минуты передышки прекрасным скакунам.

– Они как будто стараются приблизиться к избе! – заметил Холлоуэй.

– Это вполне естественно, – проговорил Иванович, – ведь они же знают, что другие лошади здесь!

– Бедняги – сказал янки, – они, быть может, подойдут к самым воротам, прося помощи, а мы не сможем впустить их!

– Быть может, они спасают нас, – заметил Иванович. – Если бы они неслись прямо вперед, погоня за ними продолжалась бы всего несколько минут. Но, описывая круги и постоянно шарахаясь в разные стороны, они утомляют врагов, поминутно обманывая их ожидания!

Выпущенные кони продолжали носиться кругом, проделывая самые неожиданные трюки, и, по-видимому, нимало не утомляясь этим беспрерывным бегом; волки же заметно выбивались из сил, падали от усталости, метались, запыхавшись, с высунутыми языками. С каждой минутой шансы на спасение осажденных в избе увеличивались. Иванович смотрел на небо, где уже начинали бледнеть звезды и близился восход. Теперь помощь должна была прийти скоро или же не прийти совсем!

Между тем кони продолжали носиться, как вихрь, утомляя волков, и наконец, проделав обманное движение, оба скакуна вдруг ринулись прямо к избе и, с разбега перелетев через ограду, упали во дворе избы, встреченные громким радостным ржанием своих товарищей.

Даже Иванович и Холлоуэй не могли не восхититься этим подвигом благородных животных, хотя их появление в избе весьма ухудшало их положение.

Ошеломленные в первый момент, волки вскоре, однако, как будто еще больше рассвирепели и с бешенством накинулись на ограду избы, уже достаточно пострадавшую от прежних атак и грозившую теперь ежеминутно рухнуть под их напором.

Между тем со стороны перевоза все еще ничего не было видно.

– Будем стрелять без перерыва, – предложил Иванович, – чтобы помощь, если она спешит к нам, по частым выстрелам могла понять, что мы в крайней опасности и что надо спешить!

В этот момент с той стороны, с которой осажденные не защищали, стена дала достаточно глубокую и широкую трещину, и старый матерый волк, очевидно, самый смелый и сильный, вскочил через эту брешь на насыпь и скатился во двор. Холлоуэй прицелился и хотел пристрелить волка, но прежде чем он успел взвести курок, один из коней ударом копыта раздробил волку голову и переломил хребет. Возбужденные предсмертным воем своего товарища, волки с удвоенным бешенством накинулись на ограду. Казалось, минуты осажденных были сочтены. Вдруг в этот момент вдали послышались звуки трубы.

– Спасены! Спасены! – крикнул Холлоуэй.

То были табунщики во главе с Черни-Чагом. И, странное дело, при звуке этой трубы волки стали как будто нерешительными, и чем ближе звучала труба, тем более росла эта нерешительность, объясняемая страхом, который эти хищники питают к табунщикам. Наконец, еще раньше, чем грозные табунщики подоспели к избе, волки обратились в бегство. И это было как раз вовремя: пятью минутами позже спасители нашли бы только полуизглоданные трупы людей.

Холлоуэй, до конца сохранивший присутствие духа и энергию, поспешил распахнуть ворота и, вскочив на коня, присоединился, сгорая жаждой мщения, к табунщикам, которые бешено устремились на обратившуюся в бегство стаю. Погоня длилась целых два часа, и когда табунщики решили наконец вернуться в избу, то почти вся стая волков была уничтожена.

Между тем Черни-Чаг, предоставив табунщикам делать свое дело, спешился и вошел в избу приветствовать Ивановича, которого он уже знал раньше.

– Спасибо тебе, Черни-Чаг, я никогда не забуду, что ты сегодня спас мне жизнь! – проговорил Иванович.

– Я считаю себя счастливым, – сказал паромщик, – что мог оказать вам эту услугу; однако вся честь спасения принадлежит ведь вашим двум казакам!

– Я вознагражу их по заслугам, но это не умаляет твоей заслуги; без того влияния, каким ты пользуешься в своем округе, и без той энергии, с какой ты сумел собрать табунщиков и поспешить к нам на помощь, мы неминуемо погибли бы! Говори, какой ты хочешь награды!

– Если бы я осмелился…

– Говори, я тебе приказываю!

– Небо наградило меня богатством; я богатейший человек в этой стране. Царь осыпал меня своими милостями, а Бог даровал мне многочисленную семью, словом, я – счастливый человек. Но если я непременно должен высказать вам самое сокровенное мое желание, то признаюсь, что хотел бы быть назначенным смотрителем всего этого почтового тракта; это дало бы мне право на чин четырнадцатого класса, и мои дочери, будучи дочерьми чиновника, скорее нашли бы себе хороших мужей!

– А, так ты хочешь быть чиновником! – воскликнул Иванович.

– О, я знаю, что мое желание безумно: я – сын кочевника, которого и сейчас еще зовут ногайцем… Но…

– Да нет же, ты меня не понял: твоя просьба не слишком велика, наоборот, я удивлен, что ты не попросил у меня больше! Обещаю тебе, что ты будешь назначен смотрителем всего почтового тракта!

– О, ваша милость, – воскликнул обрадованный Черни-Чаг, – я, моя семья, моя жизнь и все, что я имею, принадлежат отныне вам!.

В этот момент стали съезжаться табунщики, возвращавшиеся с погони за волками; у каждого из них в тороках болталось по волчьей голове.

Когда все оказались в сборе, Иванович, уже окончательно оправившийся от своего испуга, вскочил на коня, и все тронулись по направлению к развалинам монастыря.