Текст книги "Том 4. Пожиратели огня (с илл.)"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

XVIII

Лесные бродяги. – Море огня. – Мщение Черного Орла.

ПОСЛЕ ОТПРАВЛЕНИЯ ГРАФА Д'АНТРЭГА С друзьями в экспедицию произошли чрезвычайно важные события.

Знаменитый предводитель Невидимых, человек в маске, после смерти своих приспешников и отъезда барона де Функаля в Европу, не имея возможности что-либо предпринять, пришел сначала в отчаяние и уже собирался возвратиться в Россию. Много потратил он денег, много проявил коварства в изощренной тайной борьбе, и это ни к чему не привело. Сколько раз враг, казалось, был уже в его руках, и каждый раз этот враг уходил целым и невредимым вследствие какого-то рокового стечения обстоятельств. Теперь замаскированному человеку приходилось ждать… Но чего же? Прибытия новых опытных агентов? На это невозможно было рассчитывать. Ему оставалось со стыдом признать свое поражение и уехать в Россию. Как? Уехать в Россию, отказаться от столь долго лелеемых надежд? Никогда! Ни за что! Лучше десять раз умереть.

Тогда он ухватился за последнее средство и задумал организовать экспедицию лесовиков с целью захвата графа д'Антрэга. Теперь он дал себе клятву не церемониться с пленником, если тот попадется ему в руки. Теперь уж он не хотел ставить никаких условий, а просто всадить в соперника пулю и тем навсегда от него избавиться.

И Невидимый обратился к хозяину «Чертова кабачка» мистеру Бобу, к которому вообще обращался только в чрезвычайных случаях. Боб не отказал в своем содействии, но при этом сделал следующую оговорку:

– Мы обещали выдать канадца Дика и европейцев нагарнуку по имени Виллиго, который служит у них проводником и собирается заманить их в ловушку, чтобы отомстить им. Мы обязаны сдержать данное слово, поэтому вы обращайтесь к этому дикарю и покупайте у него пленника. Я уверен, что вам не придется дорого платить, да, пожалуй, и покупать не придется, потому что дикарь и сам сумеет справиться с вашим графом. Бумеранг Виллиго действует превосходно.

Невидимый знал, что Оливье и Дику во время первого их путешествия по лесам Австралии помогли какие-то дикари, но не знал, что то был Виллиго со своими воинами. Вообще, как и все европейцы, он презрительно относился к дикарям и не считал их годными на что-нибудь путное.

Был первый час утра, когда Черный Орел и Коанук явились в лагерь бандитов. Их немедленно провели в палатку Боба. Трактирщик был не один: в темном углу палатки сидел незнакомец, который явно старался сделать так, чтобы его нельзя было разглядеть.

– Да будут времена благоприятны для великого вождя, и да будет у него в изобилии дичь! – приветствовал Черного Орла Боб.

– Да будут благословенны дни твои! – отвечал Виллиго. – Ты желал меня видеть. Я пришел!

– Ты удивляешься, что я здесь?

– Красный Глаз сам знает, что ему делать, а Черный Орел ничему не удивляется.

– Этот джентльмен – мой друг и просил меня проводить его по степи.

Черный Орел молчал и ждал, что ему скажут дальше. Он отлично знал, что Боб не покинул бы Мельбурн из-за таких пустяков.

– Ну, Виллиго, не пора ли тебе исполнить свое обещание? Мы в глуши австралийских лесов, в Мельбурне никто не узнает, что здесь было.

– Красный Глаз угадал мою мысль. Я сам сегодня хотел в последний раз уговориться с Уилкинсом, твоим помощником.

– Виллиго – великий вождь! Послушаем, что он скажет.

– Здесь, в этом месте действовать нельзя. Тут поблизости есть несколько ферм твоих соотечественников. Могут узнать. А ты вот что сделай. Перейди с воинами Лебяжью реку, а мои люди проводят тебя к Красным горам, которые ты, вероятно, видел на западе.

– Да, видел. С самой высокой их вершины поднимается сноп пламени. Эти, что ли?

– У подножия горы находится отверстие для входа в огромную кра-фенуа, в которой могут свободно поместиться все твои люди, так что никто не заметит их присутствия.

– Понимаю. Виллиго – великий вождь!

– Завтра утром Тидана и его товарищи уедут с фермы скваттера Кэрби, чтобы продолжать свой путь. К Красным горам мы прибудем к вечеру, и я предложу европейцам остановиться на ночлег в кра-фенуа.

– А так как они не будут ничего подозревать, что очень важно, если учесть силу канадца, то мы набросимся на них, обезоружим и свяжем, прежде чем они успеют раскрыть рот. Таким образом их плен не будет стоить жизни ни одному из нас… Да, Черный Орел положительно величайший вождь в Австралии!

– Это еще не все. Так как мне нужно будет знать, не случилось ли на вашем пути чего-нибудь неожиданного, то вы, как только закатится солнце и наступит темнота, зажгите немного пороха на камне, поставленном на высоту человеческого роста, и я по этому пламени буду знать, что у вас все готово, что никого из ваших нет в окрестностях, одним словом, что я могу идти.

– Все будет сделано, как ты желаешь. Действительно, тебя нужно будет известить о нашем приходе.

– Виллиго все сказал. Ему больше нечего сообщить Красному Глазу. Ему нужно скорее возвращаться, чтобы не возбудить подозрений.

– Еще одно слово. Черный Орел может отказаться удовлетворить моему любопытству, это его воля, но мне бы хотелось знать, что он сделает со своими пленниками.

– Виллиго всей душой отдался Тидане и его друзьям, он служил им верой и правдой, а между тем эти белые нанесли ему побои на глазах у его молодых воинов…

Виллиго помолчал, словно он не был в состоянии продолжать от прилива ярости, и продолжал с хорошо разыгранной злобой:

– Побитый вождь уже не вождь… Виллиго бросит своих пленников в Огненное море!

Услыхав эти слова, Красный Глаз переглянулся с человеком в маске, как бы желая ему сказать:

– Нечего вам и путаться в это дело. Все устроится без вас!

Человек в маске, должно быть, понял и согласился с мнением Боба. По крайней мере, он не сделал Черному Орлу никакого предложения.

– Теперь я понимаю, зачем Черный Орел привел нас к Красным горам! – сказал Боб, радуясь тому, что он услышал от нагарнука.

– Прощай, вождь! – отвечал Виллиго. – Да побелеют твои волосы прежде, чем ты переселишься в страну предков!

С этими словами дикарь удалился, пристально окинув взглядом фигуру незнакомца с закрытым лицом.

– Не забывай моих наставлений! – сказал он Коануку, когда они остались вдвоем.

– Черный Орел не на ветер бросал свои слова, когда говорил со мной! – отвечал Сын Ночи.

Виллиго пошел по дороге на ферму Кэрби.

Между тем защитники блокгауза после ухода вождя провели около часа в сравнительной тишине. Хотя опытный слух Кэрби и Дика по тысяче неуловимых признаков угадывал присутствие нирбоа в густых кустах, окружавших ферму, однако ничто не указывало на возможность близкого нападения.

Маленький отряд в нетерпении дожидался рассвета, который должен был принести им верную победу. Днем нападение врасплох было невозможно, а винтовки наших пионеров стреляли без промаха.

Если представить себе, сколько отважных и смелых людей, ирландцев и американцев, селившихся на расстоянии пяти или шести сотен миль от Мельбурна или Сиднея, чтобы пасти свои стада и возделывать землю, погибло вместе со всем своим имуществом и своими семьями, то невольно приходится удивляться тому, что кто-то после этого решался продолжать их дело.

И как обидно при этом сознавать, что если бы не англичане, то весь этот материк был бы лучшим в мире местом для европейской колонизации: ведь сначала все австралийцы разделяли убеждение, сохранившееся впоследствии только у одних нготаков, что белые люди – их воскресшие предки, вернувшиеся на землю для того, чтобы научить их быть счастливыми. Благодаря этому убеждению туземцы встретили европейцев с распростертыми объятиями и готовы были служить им с сыновней почтительностью и во всем им повиноваться, как послушные дети. Но Англия и здесь, как и везде, где она имеет дело с более слабыми, проявила свое двуличие и бессмысленную жестокость. Стоит только вспомнить, какую расправу учинили англичане после восстания сипаев, когда свыше трехсот тысяч невинных туземцев, стариков, женщин и детей, даже грудных, были беспощадно перерезаны и избиты ими! Таковы действия английского правительства; действия же отдельных англичан еще более возмутительны и бесчеловечны настолько, что они казались бы невероятными, если бы не подтверждались показаниями тех же английских властей.

Так, например, губернатор, сэр Артур, единственный честный, порядочный человек, из тех, кого видели за все долгое время английского владычества в Австралии, приказав произвести обследование, результаты которого намеревался препроводить своему правительству в метрополию с целью получить полномочия для энергичного воздействия на нравы своих соотечественников, собрал следующего рода сведения. (Мы здесь приводим дословную цитату из составленного им донесения).

«Похищают детей у туземцев, вырывая их силой у матерей и отцов во время их празднеств. В туземцев стреляют, как в воробьев или ворон, просто ради забавы; убивают мужей, чтобы завладеть их женами, и нередко на шею пленницам вешают мертвые головы их мужей или сыновей… Приковывают этих несчастных к деревьям, избивают их хлыстами или палками, чтобы сломить их упорство и сопротивление… Отрубают у мужчин ноги и руки и оставляют этих несчастных валяться на земле среди леса или поля. Нападают на мирно сидящих вокруг своих костров туземцев и, прячась за стволами деревьев, расстреливают их, а найдя беспомощно распростертого на земле ребенка, со смехом кидают его в огонь костра. И факты эти не единичные, – пишет свидетель в своем показании. – Бывают случаи, когда туземцев убивают просто ради шутки; берут два пистолета, один заряженный, другой незаряженный, последний приставляют себе к уху и спускают курок, а заряженный пистолет вручают туземцу, приказав ему сделать то же, и бедняга пускает себе пулю в голову. Мало того, старые лесные бродяги из бывших каторжан с веселой усмешкой рассказывают, что стреляют в туземцев, чтобы их мясом кормить своих собак…»

И такие вещи, безмолвно одобряемые британским правительством продолжались в течение целого полувека. «А правительство, к стыду его будь сказано, – как писала в 1836 году газета „Таймс“, перечислявшая все эти факты и многие другие, – ни разу и ни при каких обстоятельствах не только не карало за подобные преступления, а даже воспрещало своим представителям строго преследовать виновных».

Вот почему честный канадец Дик, бывший свидетелем всех этих ужасов, размышляя об участи, какую им, без сомнения, готовили нирбоа в случае, если бы им удалось овладеть фермой, невольно спрашивал себя, не в праве ли были эти туземцы поступить с ними так же беспощадно и бесчеловечно, как поступали с ними самими, и внутренне желал теперь только одного: чтобы и в эту ночь, и на завтра дело обошлось без дальнейшего кровопролития.

И желание его было услышано.

За ночь воинственный пыл нирбоа мало-помалу остыл. Первые минуты гнева прошли, и заговорил рассудок. Осаждающие не знали численности врагов и предполагали, что она очень велика, судя по огромному количеству убитых во время утреннего штурма. Кроме того, их охладило недавно полученное известие об отделении от них нготаков.

Поэтому они начали с того, что отложили приступ да утра, объясняя эту отсрочку желанием узнать предварительно число врагов. Приняв это решение, они спокойно разлеглись на траве, чтобы предаться отдохновению и набраться сил для будущих подвигов. С этой минуты на ферме перестали слышать тот зловещий воинственный гул, который так смущал и беспокоил ее защитников. Вся нирбоасская армия погрузилась в глубокий сон.

XIX

Изумление осажденных и осаждающих. – Благополучный исход нападения. – Письмо мистера Джильпинга. – Великий день Виллиго. – Месть дикаря.

ВЕЛИКО БЫЛО УДИВЛЕНИЕ КАНАДЦА и его друзей, когда они при первом проблеске утра увидели с бельведера, что их смертельные враги их преспокойно спят, растянувшись в кустах. Переход от ночной тревоги к такому положению дел был настолько неожиданным, что все они невольно рассмеялись. Драма принимала комический оборот.

Не менее велико было и изумление бедных нирбоа, когда при пробуждении они увидели грозного Тидану, стоящего на бельведере. Они думали, что им придется иметь дело только с Кэрби и его семейством, а тут вдруг Тидана, которого весь буш и боится, и в то же время уважает, который в бою неумолим, но в обычной жизни добр, так благороден и великодушен. Бессознательно дикари дружно приветствовали его громким криком, даже не сговариваясь между собой.

Таким образом бой стал невозможным, и война кончилась сама собой. Вне себя от радости, Кэрби щедро угостил недавних врагов ромом, и между скваттером и его соседями новый мирный договор был немедленно заключен.

– Как здесь все странно кончается, – заметил своему другу Оливье, радуясь счастливому исходу осады. – Я был положительно уверен, что пришел наш последний час.

– А я совсем напротив! – возразил канадец.

– Что же, вы надеялись на благополучный исход?

– Да, было какое-то предчувствие, что и на этот раз мы благополучно выпутаемся из беды!..

В это самое время Виллиго возвратился из лагеря лесовиков. Он не верил ни своим ушам, ни своим глазам, так как предполагал пройти на ферму по трупам нирбоа, среди потоков крови, а между тем нирбоа плясали и пели песни, попивая крепкий ром.

Несколько минут спустя канадец и его друзья увидели фуру, покинутую накануне Черным Орлом. Фуру конвоировало человек двенадцать нготаков, которые, въехав во двор фермы, торжественнейшим образом заявили, что у них и в мыслях не было грабить своих «белых дедов». При этом они вручили Дику сложенный вчетверо лист бумаги, на котором было что-то написано.

Канадец, очень смутно помнивший грамоту, которой он когда-то обучался в народной школе в Квебеке, передал письмо Оливье, который прочел вслух следующее:

Поселение нготаков, 25 июня 18…

Gentlemen and friends,

Messieurs et amis,

Милостивые государи и друзья!

Почтенные австралийские джентльмены, которые вручат вам это рекомендательное письмо, мною им выданное, были так добры, что взяли на себя труд доставить к вам от меня фургоне военными и съестными припасами, включая ящик с оружием, найденный в одной роще, но исключая вещи, принадлежащие лично мне. Это та самая фура, которую благородный Виллиго потерял вместе с упряжью на большой дороге во время своего слишком поспешного бегства.

Достопочтенные австралийские джентльмены пригласили меня провести у них в деревне несколько дней. Я принял их любезное предложение, надеясь отыскать у них в стране знаменитую ящерицу с хоботом, которой до сих пор еще нет в моей коллекции. Не беспокойтесь обо мне; я в скором времени увижусь с вами в стране нагарнуков, куда мои новые друзья обещали меня проводить.

Это тяжеловесное послание было подписано: «Джон Джильпинг, эсквайр, будущий лорд Воанго из Воанго-Холла».

Чтецом овладел неудержимый хохот, который быстро сообщился его друзьям, потом Кэрби, потом нирбоа, которые захохотали из учтивости, сами не зная чему; чудовищный смех, точно мощный взрыв, сотрясал окрестности в течение по крайней мере пяти минут.

– Не переводите письмо Черному Орлу со всеми подробностями, – сказал канадец графу, когда смех несколько утих. – Он никогда не простит его Джильпингу.

– Почему же?

– А потому, что Джильпинг позволил себе выразиться непочтительно о великом вожде.

– Ну?

– Поверьте мне: у Черного Орла обостренное самолюбие.

– Хорошо, будь по-вашему!

Возвращение фуры и весточка от почтенного Воанго донельзя упрощали вопрос об отъезде. Времени и так было потрачено много, нужно было спешить на Лебяжий прииск, чтобы прибыть туда по крайней мере в одно время с Коллинзом и его отрядом, которые теперь наверняка успели далеко уйти вперед.

К счастью, мустанги, быстроте которых обязано было своим спасением семейство Кэрби, отдохнули в конюшнях фермы и снова были годны к службе. Однако, чтобы дать благородным животным время хорошенько оправиться после бешеной скачки, друзья решили в первый день не садиться на них, а вести их за собой на поводу.

После трогательного прощания с Кэрби и его домашними канадец, Оливье и Лоран поместились в фуре, чтобы отдохнуть после ночных треволнений. Что касается Виллиго, то его железное тело не нуждалось в отдыхе. Он встал во главе каравана, который под его предводительством снова двинулся в путь.

Мог ли спать Виллиго, когда для него наконец настал желанный, великий, давно ожидавшийся им день? Пятнадцать лет ждал он его с тех пор, как, возвратившись с охоты, нашел у себя дома мертвую молодую жену и сожженную хижину. Мог ли он спать, когда он готов был плясать, петь, предаваться всевозможным дурачествам, когда ему казалось, будто вся природа сочувствует его торжеству? Нет, это для него было совершенно невозможно.

Пятнадцать лет кряду он то надеялся, то впадал в отчаяние, то снова надеялся и опять отчаивался. Он дал себе страшную клятву остаться без погребения, остаться блуждающим каракулом до тех пор, пока смерть его жены не будет жестоко отомщена.

И теперь, когда наконец наступил этот великий день, неужели Виллиго был способен хотя бы на миг забыться сном, хотя бы на миг отрешиться от радости, охватившей все его существо?.. Нет, это было немыслимо. Сердце его билось от восторга, голова кружилась от радостных мыслей, в ушах раздавался милый голос его покойной жены.

Образы прошлого, образы быстро промелькнувшего недолгого счастья вновь возникали в душе дикаря, и он мысленно и чувствами вступил в беседу с мертвой подругой. Долго беседовал он с ней среди степного безмолвия, и под конец ему стало казаться, что солнце слишком медленно двигается по синему своду.

На привале для завтрака Черный Орел отказался от еды; радость заменяет пищу, а мщение может насытиться только мщением.

– Да что это сегодня с Черным Орлом? – спросил Оливье у канадца. – Не находите ли вы его каким-то странным и таинственным? Он все время что-то бормочет… Точно говорит с каким-то невидимым лицом. Посмотрите, как он бьет себя в грудь и обращается к солнцу с какими-то заклинаниями. Он положительно в экстазе.

– Сидя нынче ночью на веранде Кэрби, я припомнил многое из прошлых лет. Сегодня для Виллиго очень грустный день… Бедняга, мне жалко его!

– Что же это такое?

– Тяжело рассказывать, дорогой Оливье!

– Все-таки расскажите!

– Трудно! Легко ли изложить в нескольких словах драму, тяжелую, кровавую драму, воспоминание о которой до сих пор волнует кровь моего названого брата?!

– Дорогой Дик, вы начинаете говорить загадками!

– Вовсе нет!

– Но я ничего не понимаю!..

– Поймете, когда я скажу вам, что пятнадцать лет тому назад Виллиго потерял свою молодую жену, павшую жертвой мести лесовиков.

– Ах, что вы говорите!.. Как же это произошло?

Но канадец не мог продолжать. Черный Орел остановил фуру под сенью фиговой рощи и подошел к беседующим.

В эту минуту солнце готовилось зайти за Красные горы, голые склоны которых, изборожденные потоками лавы, возвышались в полумиле от наших путников. Уже стали заметны красноватые пары Чертова пика, бороздившие огненными чертами темнеющий горизонт. Гора погружалась в постоянно сгущавшийся мрак, понемногу окутывавший и лес, и долины.

– Взгляните! – сказал вдруг Виллиго в каком-то самозабвении. – Взгляните туда, на подножие большого пика. Вы увидите мщение темнокожего человека.

– Что такое? – в один голос обратились к нему наши друзья.

– О, темнокожий никогда не забывает оказанного ему добра, но твердо помнит и нанесенное ему зло! – продолжал туземец в диком исступлении.

– Успокойся, брат мой! – ласково обратился к нему Дик, кладя свою руку на его плечо.

– Тидана скоро увидит своего брата спокойным, но прежде тот утолит жажду мести! – и глаза Виллиго вспыхнули мрачным огнем.

– Что же это будет такое? – невольно подумал граф, вслушиваясь в зловещий тон Черного Орла, и хотел обратиться к нему за разъяснением, но Дик остановил его.

– Молчите, граф!.. Не надо тревожить старые раны!..

Оливье невольно согласился.

– Но скажите же хотя бы вы, Дик, на что рассчитывает Черный Орел!..

– Увидите сами!..

– Это будет что-нибудь ужасное?

– Я сам еще не знаю.

Друзья смолкли.

Наступила ночь.

Вдруг в том направлении, куда указывал Виллиго, мелькнул белый свет. Вслед за тем прогремел ужаснейший взрыв, от которого задрожала земля под ногами у путников. Огромный огненный сноп поднялся над горизонтом и тотчас же потух, как зарница.

Газы, скопившиеся в пещере Чертова пика, воспламенились от соприкосновения с порохом, который мистер Боб поджег по коварному совету Виллиго, и часть горы, приподнятая взрывом, обрушилась на лесовиков.

– Что это? – вскричал Дик дрожащим от волнения голосом. – Что это значит?

– Это тризна по жене Виллиго, – отвечал Черный Орел в диком исступлении. – Триста лесовиков спят теперь вечным сном под обрушившейся горой.

– Да, вот она, месть дикаря! – прошептал канадец, печально потупив голову.