Текст книги "Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА XI

Смел, но благоразумен. – Философия лентяя. – Парламентер уходит. – Квартет пьяниц. – Сначала пиво, потом ром. – Гомеопатия. – Вести о беглецах. – Капитан, генерал, военный министр, и все это за тридцать шесть часов. – Шлюпка идет назад. – По суше. – Жара, лихорадка. – Носорог.

Каждый, кому знаком воинственный характер Фрике, понимает, скольких героических усилий над собой стоило ему, чтобы удержаться и не пустить ко дну лодки тех, кто осмелился встать у него на пути. У путешественников были все шансы на победу, хотя она и дорого обошлась бы им. Паровая шлюпка, вооруженная картечницей, экипаж с сокрушительными винтовками – разве могли устоять жалкие туземные скорлупки? В исходе битвы сомнений не было. И все-таки Фрике отступил!

Да, он был неудержимо смел, но и благоразумен. Хорошо. Он разобьет негров в первом сражении. А потом? Каков будет результат этой пирровой победы?

Ведь задача не просто проникнуть во враждебную страну, а провести там какое-то время. Шлюпка для продолжительного похода не приспособлена. Цель у нее исключительно мирная, между тем придется поминутно сражаться с бешеной ватагой дикарей. Обдумав ситуацию с присущим ему здравым смыслом, парижанин крикнул кочегару:

– Задний ход!

Негры завыли от восторга, когда увидели, что лодка идет назад, но преследовать не стали, и хорошо сделали: Фрике решил на дальнейшие уступки не идти, и встреча оказалась бы жаркой.

Очевидно, туземцы не возражали, чтобы путешественники продолжили путь, но только не вверх по реке.

Ретировавшись задним ходом, шлюпка развернулась и через два километра бросила якорь на середине реки. Предварительно экипаж пополнил запас дров.

Фрике подозвал сенегальца, вполне доказавшего свою благонадежность.

– Не съездишь ли ты к ним в челноке расспросить о капитане?

– Мой съездит.

– Не боишься, что убьют?

– Мне все равно. Убьют – работать не надо.

– Звучит убедительно. Ну а если они заберут тебя в неволю?

– Не боюсь. Твой придет на шлюпка, с большими ружьями, и отберет лаптота обратно.

– Разумеется, я вырву тебя из их рук, чего бы это ни стоило. Даю слово, что они жестоко поплатятся за оскорбление моего парламентера. Но, думаю, они этого не сделают, если ты объяснишь, что мы не англичане, а французы.

– Да. Прощай. Мой сейчас сядет в челнок.

Сенегалец сел в небольшой челнок, который все время буксировала за собой шлюпка, схватил весло и смело поплыл вверх по реке.

…Прошло два, четыре часа. Шесть. Никаких вестей! Фрике хотя и знал, что переговоры с дикарями всегда большая канитель, все-таки начал тревожиться. Настала ночь, он попробовал заснуть, но ему не спалось. Он решил с первыми лучами солнца ехать на поиски сенегальца.

Вдруг вдали на реке послышались веселые громкие голоса, шум весел – и при свете луны появился челнок бок о бок с туземной пирогой, в которой сидели несколько негров.

Это могла быть западня.

– Кто идет? – крикнул Фрике, чтобы разбудить экипаж.

– Это мой, хозяин. Ваш добрый лаптот.

Юноша узнал голос и очень обрадовался.

– Хорошо. А они кто?

– Перебежчики. Мой пил, они пили… много пили… мой привел их на службу к тебе, если хочешь. Не хочешь – отрезать им всем головы и дело с концом.

– Несчастный! Он пьян, как сапожник, – рассмеялся Фрике. – Все-таки очень приятно, что ты вернулся. Добро пожаловать. И товарищей своих давай сюда. Полезай, да смотри, не свались в воду, а то после попойки неожиданно окажешься в ванне.

Сенегалец обстоятельно привязал челнок к шлюпке, проделав это с той особенной методичностью, которой пьяные люди обыкновенно хотят показать, что они вполне трезвы. Влез на шлюпку с кормы и стал звать приятелей.

Те немедленно вскарабкались на борт со свойственной дикарям обезьяньей ловкостью и, слегка пошатываясь, остановились на палубе.

Те немедленно вскарабкались на борт со свойственной дикарям обезьяньей ловкостью и, слегка пошатываясь, остановились на палубе.

– Вижу, ты не терял времени даром.

– О, хозяин, мой пил… много пил.

– Вижу, черт возьми. За четверых, должно быть, нализался.

– Мой пил, хотел напоить других, других поил, хотел расспросить новости.

– Действительно, здесь никто против такого соблазна не устоит. Что же ты узнал? Про капитана есть что-нибудь?

– Хозяин… угости сперва своего доброго слугу ромом… и беглых негров тоже угости.

– Милый мой, да ведь ты языком не в состоянии будешь ворочать… Впрочем, раз тебе так хочется…

– О, мой пил сорговое пиво… и просяное пиво… а ром все покроет.

– На, глотай! Только, черт возьми, не знаю, куда ты после этого будешь годиться.

– Им тоже дай пить, – назойливо повторял лаптот.

– И они пусть пьют, – согласился Фрике с обреченностью человека, знающего негров и готового ждать.

Африканские негры ужасно любят выпить. Осушив по большому стакану рома, вновь прибывшие не только не стали пьянее, но, напротив, оживились. У сенегальца перестал заплетаться язык, речь стала более связной и понятной.

– Вести о капитане… Капитан проплыл мимо, когда мы стреляли крокодилов. Капитан теперь генералом у Сунгойя… военным министром!.. А Сунгойя верховный вождь…

– Ну, теперь я ничему не удивляюсь. Барбантон ударился в приключения. Пустился во все тяжкие. Не прошло и тридцати часов, как он угодил в генералы и министры. Недурно для начала. Наше австралийское божество в прекрасной форме. Для него нет ничего невозможного.

Фрике продолжил расспросы. Выяснилось, что появление Сунгойи вызвало революцию. Узнав от гонцов об его прибытии, приверженцы сенегальца ударили в большой барабан и все как один бросились ему навстречу. Белого человека, которого он привез с собой, приняли с почетом: наружность, осанка, обличавшие в нем великого воина, произвели впечатление. Их немедленно усадили в большую пирогу с ежечасной сменой гребцов и помчали в Сунгойю.

Немудрено, что шлюпка отстала: ей пришлось лавировать между скал, потом эти посиделки на илистой отмели…

– Ну а те, другие негры, кто такие? Почему они нас не пропускают?

– Они нехорошие… Они из противной партии… Они заперли реку… Не хотят, чтобы мы плыли.

– Вот как!.. Нас не хотят пропустить! Мой жандарм сделался главнокомандующим у будущего правителя. Не помочь ли мне ему нападением на арьергард неприятельской армии? Впрочем, какое я имею право вмешиваться в дела этих чучел? Все они хороши, одни других стоят… Нет, мы предпочитаем мирные средства. Не пойдем напролом, постараемся обойти препятствие… Скажи, далеко ли отсюда до Сунгойи по суше?

Сенегалец поговорил с приятелями, те подняли вверх пять пальцев правой руки и три – левой.

– Это значит восемь дней пути. А если идти на шлюпке?

Ответ был дан неопределенный. Через два дня на «огненной лодке» нельзя будет идти из-за камней и мелководья. Придется плыть в пироге. А это, по меньшей мере, пять дней.

– Понимаю. Раз уж все равно придется покинуть шлюпку и пересесть на ваши душегубки, так не лучше ли теперь же пойти по берегу и безо всякого шума прибыть в Сунгойю?

На следующее утро Фрике приступил к осуществлению этого плана. Спросил прибывших с лаптотом негров, хотят ли они поступить к нему на службу и отправиться с ним в путь. Те с готовностью согласились – им было лестно пойти в поход с белым господином. Когда же молодой человек пообещал каждому по ружью и ром в придачу, пришли в неописуемый восторг и сплясали какой-то сумасшедший танец, после чего объявили, что белый господин им отец, и они пойдут за ним хоть на край света.

Покончив с этим, Фрике решил отослать шлюпку с обоими матросами во Фритаун, чтобы не оставлять их в этой нездоровой местности на растерзание лихорадке и комарам. К тому же на них могли напасть жившие по берегам туземцы. Он выделил им одного негра из экипажа шлюпки, двух других и сенегальца взял с собой. Таким образом, его сопровождал отряд из шестерых здоровых молодцов. Трое из них досконально знали местность, а вшестером могли спокойно нести багаж, провизию и амуницию.

Командир снабдил свою экспедицию всем необходимым, не позабыв ни одного нужного инструмента, ни одной мало-мальски полезной вещицы. Складную лодку, разумеется, также взяли с собой. Сенегальцы и два негра из экипажа вооружились «винчестерами», Фрике взял «Экспресс», американский револьвер и тесак. Свои крупнокалиберные ружья поручил нести неграм. Кроме того, парижанин положил в карман компас и огниво с фитилем, хотя сам не курил.

Месье Андре он написал записку, в которой рассказал обо всем случившемся, вложил ее в непромокаемый конверт и вручил кочегару. Потом велел отвезти отряд на правый берег, на прощание крепко пожал матросам руки.

Спустя пять минут он скрылся в лесу, а шлюпка двинулась во Фритаун.

Идти пешком по тропическому лесу – нешуточное дело для европейцев. Тут требуется особенная энергия и железный характер.

Мучений на долю путешественника выпадает немало. Во-первых, температура. Вообразите колоссальную оранжерею, насыщенную водяными парами, с тяжелой, знойной, сырой атмосферой, которая никогда не освежается ветерком – ни днем ни ночью. Европеец в таких условиях непрестанно обливается потом, что приводит к истощению. У некоторых даже развивается острое малокровие. Для поддержания сил необходима питательная, укрепляющая пища, хорошее вино, между тем приходится есть что попало: кое-как изжаренную дичь без соли, подпорченные консервы, запивая мутной, нечистой, вонючей водой.

Дыхание не насыщает кровь кислородом, потому что в таком лесу нет чистого воздуха, он наполнен сыростью и миазмами от продуктов разложения органических веществ.

Можно позволить себе частые привалы – торопиться-то некуда. Но они не приносят отдохновения – со всех сторон несчастного атакуют комары и мошки, колют, жалят, кусают, и нет никакой возможности от них избавиться. Это вконец изматывает утомленного путника.

Что до диких зверей, по правде говоря, они не представляют большой опасности, поскольку сами стараются избегать человека. Исключение составляют разве что буйвол и носорог. Прочих обитателей надо специально отыскивать, преследовать. Охотники, мечтающие о крупногабаритных трофеях, нередко бывают разочарованы тем, что добыча Упорно от них убегает и прячется.

Не так уж опасны и змеи, что бы о них ни говорили. Змея нападает на человека только тогда, когда он застигнет ее сонной или наступит на нее, а это случается редко: она уползает прочь при малейшем шуме. Конечно, гигантские экземпляры в счет не идут, но это явление исключительное.

Фрике шел по лесу уже два дня, проклиная жару и климат, посылая ко всем чертям негров, посоветовавших ему покинуть шлюпку, в которой так удобно жилось. Доставалось – что греха таить – и старому другу Барбантону.

– И ведь этим, пожалуй, не ограничится! – яростно восклицал парижанин. – Намучившись дорогой, нам по прибытии на место придется, чего доброго, вмешаться в междоусобье, воевать, сражаться, делать революцию, посещать митинги, слушать идиотские речи, читать прокламации и даже, может быть, участвовать в составлении конституции! Ах, жандарм, жандарм! Что вы наделали, сударь мой! За что вы нас так подвели!.. И найдем ли мы вас целым и невредимым? Смотрите, не сломайте себе зубы о пирог земных почестей… Кстати, лес кончается. Не так душно, но зато еще жарче. Мы на берегу реки, среди гигантских камышей. Это мне не нравится. Эй, лаптот!

– Что, хозяин?

– Спроси у своих приятелей, почему они держатся так близко от берега. Мы ввалимся в трясину.

– Они говорят, что так лучше.

– Пусть возьмут правее.

– Они говорят, что там много буйволов и носорогов, нас растерзают в клочья.

– Скажи им, что они мне надоели. Когда я приказываю, они должны исполнять. Если им не нравится, могут уходить, но только тогда не получат ни рому, ни ружей… Буйволы!.. Носороги!.. Да это как раз то, что мне нужно. Свежего мяса поедим. Носорога я не пробовал, но мясо буйвола очень вкусное – язык, например, или вырезка… Пойдем искать буйвола. Лаптот, где моя винтовка?

– Вот она, хозяин.

– Будь с ней все время около меня и стой смирно, что бы ни случилось.

– Мой понял.

– Это что за шум? Точно стадо диких вепрей мчится по мягкому илу. Не буйволы ли это?

Шум приближался. Послышалось фырканье и быстрый тяжелый бег через камыши.

Вот камыши раздвинулись. Показалась чудовищная голова, остановилась и злобно потянула в себя воздух, чуя человеческий запах.

Показалась чудовищная голова, остановилась и злобно потянула в себя воздух, чуя человеческий запах.

Негры взвыли и в ужасе пустились наутек.

Сенегалец сделался пепельно-серым, но остался на месте.

– Хозяин, – проговорил он упавшим голосом, выбивая зубами дробь, – защити твоего верного слугу. Это носорог!

ГЛАВА XII

Рациональная этимология. – Белые и черные носороги. – Уязвимость. – Рог носорога. – Птица при носороге. – Мнение Гордона Кумминга. – С глазу на глаз с носорогом. – Первый выстрел. – Брешь в живой крепости. – Пуля из «Экспресса». – Один на один. – Трусишка! – Фрике на земле и без оружия. – Победный крик. – Спасен. – Как можно стать охотником.

Носорог, в отличие от гиппопотама, совершенно оправдывает свое название. Хотя, кажется, его это мало заботит.

Носорог. Да, у него действительно рог на носу, а то и два, смотря по породе. Бывают и двурогие носороги.

Нечего и говорить, что он типичный толстокожий: кожа его славится классической толщиной и непробиваемостью. Водится он не только в Африке, как бегемот, но и в Азии и даже на больших азиатских островах.

Нас, конечно, интересует только африканский носорог, который, впрочем, мало чем отличается от своего азиатского сородича.

Носорог, подобно гиппопотаму, может служить олицетворением материальной, грубой силы, не управляемой разумом. Треугольная короткая голова посажена без шеи на безобразные плечи, туловище обтянуто шершавой кожей, покрытой буграми и мозолями, кажется, будто к ней присохли комья грязи. Лба нет, вместо него какое-то углубление. Где тут поместиться мозгу? Короткие прямые уши свернуты в трубочку. Близорукие, крошечные глаза прикрыты напоминающими корку веками. Пасть небольшая, с плоскими губами. Верхняя губа, очень подвижная, легко оттопыривается вперед, висит над пастью остроконечным придатком. Носорог может хватать ею небольшие предметы.

На приподнятом носу в виде полумесяца торчит огромный, грозный и неуместный рог. Это и оружие нападения, и орудие труда: носорог выкапывает им из земли коренья, до которых очень лаком. Он не похож ни на какие другие рога, будь то оленя, барана или коровы: чрезвычайно крепкий, он состоит как бы из сросшихся между собой волокон или, точнее, из шерсти, склеенной роговым веществом. Костяного вещества нет и следа. Кроме того, этот рог ничем не связан с необыкновенно толстыми черепными костями, идущими до самых ноздрей. Он крепится на коже, и его легко срезать ножом.

Рог носорога отлично полируется и находит применение даже в промышленности.

С толстой, как броня, кожей носорог был практически неуязвим даже после появления огнестрельного оружия, но, совершенствуясь, оно делает его все более уязвимым.

Прежние пули отскакивали от его природного панциря, чтобы ранить животное, надо было попасть в одну из складок кожи или в глаз, что весьма непросто, об этом известно каждому охотнику. Теперь гиганта можно сразить наповал, прицелившись из винтовки Гринера или «Экспресс» в темное пятно позади плеча.

В Африке два вида носорогов: черный и белый. И тот и другой бывают однорогим и двурогим. Следовательно, всего четыре разновидности.

Белые больше, массивнее, неповоротливее, редко нападают на человека. Они жирнее черных, мясо их съедобно.

Рог однорогого животного достигает метра и загнут назад, у двурогого передний больше метра и загибается вперед под углом 45°. Задний рог – не более двадцати сантиметров, напоминает шишку. Черные носороги меньше и проворнее белых. Они очень опасны, злобно кидаются на все, что им покажется странным, даже если их никто не тревожит.

Мясо у них жесткое, сухое, даже неприхотливые в еде негры его не признают.

Многие считают носорога существом смирным, как большинство травоядных. Может быть, это и справедливо в отношении белых особей. Черный же зачастую беснуется безо всякой причины. Роет рогом землю, ожесточенно выдирает кусты. Порой это продолжается несколько часов, в слепой ярости оказываются уничтожены безобидные неодушевленные предметы. Животное успокаивается, истерзав их в клочья.

В противоположность слонам носороги почти никогда не ходят стадами, чаще в одиночку или парами. Только там, где их особенно много, бродят иногда группами по три, реже четыре или пять экземпляров.

Нельзя не упомянуть и неразлучного спутника носорога, который, кажется, им одним живет и только для него одного.

Это маленькая птичка из семейства воробьиных, ученые называют ее Buphaga africana (быкоед африканский), в капских колониях она известна как Rhinocerosbird (носорогова птица).

Она следует за своим другом повсюду, по-видимому, бескорыстно, потому что поживиться ей от него почти нечем: на коже носорога не слишком много паразитов, годных в пищу быкоеду. Таким образом, привязанность оказывается скорее платонической. Малыш сопровождает своего приятеля во время переходов, останавливается вместе с ним, охраняет его сон – при малейшей опасности пронзительно кричит, чтобы разбудить, если тот не просыпается, клюет в уши.

«Сколько раз я проклинал эту необыкновенную дружбу, – рассказывал знаменитый охотник Гордон Кумминг, исключительную правдивость которого подтверждает доктор Ливингстон. – Носорог отлично понимает сигналы, подаваемые птицей, насторожившись, немедленно вскакивает и убегает.

Мне часто приходилось охотиться на носорога верхом. Он заводил меня далеко и получал несколько пуль прежде, чем свалиться. Птицы не покидали его до последней минуты.

Сидели у него на спине и на боках, при каждом выстреле взлетали футов на шесть, тревожно кричали и опускались на прежнее место. Носорогу приходилось порой бежать под деревьями, низкие ветки сгоняли птиц с его спины, но при первой возможности они садились на нее опять.

Мне случалось убивать носорогов ночью, на водопое. Птицы, думая, что те спят, оставались с ними до утра, потом долго старались разбудить и улетали, только окончательно убедившись в их гибели».

Мы упомянули, что белые носороги смирнее черных. Но все в мире относительно. Встреченный парижанином экземпляр был белым и однорогим, а между тем рассвирепел, едва завидев людей.

Это был настоящий гигант. Опустив голову, пыхтя, как рассвирепевший бык, направив прямо перед собой свой огромный рог, он яростно устремился на Фрике, который стоял перед громадной, грязной мясной тушей и не знал, куда целиться.

К счастью, почва была болотистая, топкая, тяжелый зверь увязал то одной, то другой лапой, что замедляло его бег.

Не рассчитывая попасть спереди в уязвимое место, юноша отскочил в сторону и выстрелил, почти не целясь.

Но за десятую долю секунды до выстрела носорог почуял спрятавшихся в камышах негров и быстро развернулся в сторону Фрике. Голова животного вновь оказалась напротив стрелка, и пуля ударилась в рог, почти вровень с носом.

Рог был снят, как серпом. Он пошатнулся и упал, повиснув на лоскутках кожи.

– Я не сюда целился, – сказал парижанин, – досадно. Но погоди минутку, приятель, у меня для тебя еще есть заряд.

Оглушенный носорог припал на колени. Но рог у него не связан с черепом, держится на надкостнице, поэтому сотрясение было легким.

Зверь вскочил с устрашающим ревом, вконец рассвирепев, и снова бросился на Фрике и сенегальца.

Несмотря на неблагоприятные условия, молодой человек выстрелил еще раз.

Опытный охотник никогда бы так не поступил. Он бы повернулся, чтобы прицелиться в бок. Но Фрике не был настоящим охотником, как не был и первоклассным стрелком. Он был только неустрашим и хладнокровен, а это далеко не все.

И потому он допустил большую неосторожность.

Носорог несся с опущенной головой. Пуля восьмого калибра попала ему немного выше плеча, в складки кожи. Обыкновенная пуля шестнадцатого или четырнадцатого калибра не могла бы пробить этой толстой шкуры. Но смертоносная пуля из винтовки «Экспресс» пробила ее насквозь и раздробила лопатку, как стекло. В подвижной твердыне образовалась брешь. Сквозь разорванные мускулы и кожу, сквозь обломки костей обнажилось нечто бледно-красное. То было легкое.

Такая рана была, конечно, смертельна. Минуты чудовища были сочтены. Но носорог был так крепок и живуч, что едва покачнулся. Смерть должна была наступить через несколько мгновений, после сильной потери крови.

Фрике повесил на плечо разряженную винтовку и проворно посторонился, чтобы дать дорогу врагу. У сенегальца он взял свою двустволку восьмого калибра, заряженную круглой пулей. Это ружье длиннее винтовки и не так удобно, но бьет тоже очень сильно, хотя его дула и не нарезные.

На коротком расстоянии действие этого ружья одинаково с действием винтовки.

Два выстрела, сделанные Фрике, образовали густое облако дыма, закрывшее его и сенегальца.

Носорог некоторое время не мог их видеть. Он стоял, ворча и воя. Сквозь дым можно было лишь смутно различить его движения.

– Что же он до сих пор не валится? Ведь я его подстрелил, как умел. Эй, лаптот! Подержи-ка ружье, а я пока снова заряжу винтовку.

Сенегалец не отвечал.

Фрике повернул голову. Негра не было.

– Трусишка, больше ничего! – пробормотал парижанин.

Над камышом пронесся легкий ветерок и рассеял дым от выстрелов.

Парижанин увидел своего носорога. Он стоял неподвижно и усиленно нюхал воздух.

Юноша прицелился и выстрелил в другое плечо животного. Было слышно, как пуля ударилась в твердую кость.

Несмотря на смертельную рану, животное все-таки нашло в себе силы броситься на стрелка. Пораженный такой невероятной живучестью, Фрике еще раз выстрелил, на этот раз совсем второпях, и не нанес врагу существенного ущерба. Теперь он оказался беззащитен, с двумя незаряженными ружьями перед разъяренным носорогом…

Правда, у него был револьвер, но что револьвер в подобной ситуации?

Чудовище издыхает, но его агония опасна.

Фрике решился. Отбросив ложный стыд, бросил оба ружья и убежал в тростник. Ведь издохнет же носорог когда-нибудь.

Только вот когда? Успеет ли он убежать? Он уже чувствовал на себе горячее дыхание зверя, который гнался за ним по пятам. Еще мгновение, и парижанин будет смят, раздавлен, истоптан.

Сделав прыжок назад, юноша попал ногой в яму, только что вытоптанную носорогом, спотыкнулся и упал, растянувшись во весь рост.

Он погиб…

Но что это? Носорог остановился, издал душераздирающий рык и повалился на бок в каком-нибудь метре от Фрике. Вою животного вторил крик человека – такой же дикий и громкий.

Размахивая окровавленным тесаком, появился сенегалец. Молодой человек вскочил, удивляясь, что жив, и закричал:

– Откуда ты?

– Вот, посмотри, – ответил лаптот, подводя своего хозяина к носорогу, судорожно бившемуся на земле.

– Превосходно, парень. Чистая работа. А главное, вовремя.

– Ты доволен, хозяин?

– Еще бы не быть довольным! Помимо удовольствия, что остался жив, приятно знать, что у тебя есть на кого положиться. А я только что назвал тебя трусишкой! Между тем ты сделал для меня то, за что… дай я пожму пока твою руку в преддверии большего.

Похвала парижанина была более чем уместна. Сенегалец действительно спас ему жизнь.

Подав молодому человеку другое ружье, сенегалец под прикрытием порохового дыма кинулся в камыши, дополз до носорога и тихо встал позади него.

Он собирался перерезать тесаком жилу на одной из задних лап.

В это время Фрике выстрелил. Носорог, хотя и был смертельно ранен, ринулся вперед. Сенегалец – за ним, настиг его и удачно перерезал поджилки.

Зверь упал.

Сенегалец настиг его и перерезал поджилки.

Как раз вовремя. Фрике стоял, опираясь на ружье, и глядел на мертвого великана.

Он впервые почувствовал прелесть охоты.

Не той охоты, когда безо всякого смысла истребляются живые существа, а такой, когда речь идет о самозащите или о пропитании.

Парижанин подвергся нападению. Защищался. Это в порядке вещей.

Он должен прокормить семерых, включая себя, – беглецы уже возвращались, заслышав победный крик сенегальца, – что ж, можно приготовить на завтрак обильное жаркое из белого носорога.

Так порой люди становятся охотниками.