Текст книги "Дотянуться до звезд"
Автор книги: Луанн Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Глава 10
Одним пасмурным днем компания ребят собралась в сарае рядом с домом Эми. Эмбер стащила у матери сигареты, и теперь все курили. Эми услышала смех и пошла проверить, в чем там дело. Дэвид Бегвел изображал из себя крутого парня, прислонившись к стене с сигаретой, зажатой в уголке рта.
– Вам нельзя быть здесь, – сказала расстроенная Эми.
– Тогда прогони нас, – ответила Эмбер.
– Бадди это не понравится…
– Бадди нормальный чувак, – прервал ее Дэвид. – Он играет в группе моего отца. Тебе повезло с таким отчимом.
– Они неженаты! – воскликнула Эми, перекрестившись от греха подальше. Из-за дыма почти ничего не было видно. Серая пелена напоминала тяжелый ночной туман, только вот воняло просто ужасно. Снаружи пошел дождь, и по жестяной крыше забарабанили капли воды. Ей было жалко этих ребят, растрачивавших свое здоровье на курение. Она знала, что у них не было таких друзей, как Диана и доктор Макинтош, которые показали бы им, что в жизни существовали вещи намного интереснее, чем травить себя никотином в сарае для инструментов.
– Вы убиваете себя, – резко сказала она, смутившись от звука собственного голоса. – Курение – это вредно.
– О, ну так иди играйся со своей дебилкой, – сказала Эмбер, пуская колечки дыма.
– Она не… – Потрясенная, Эми замолчала.
– Пошла вон, сука, – сказал Дэвид, запустив в нее скомканной сигаретной пачкой.
– Только невежественный человек может так обзываться, – ответила Эми, воспользовавшись словами Дианы.
– «Сука»– это собака женского пола, то есть как раз про тебя! – крикнул Дэвид Эми, когда она повернулась к выходу.
Проходя мимо Дэвида, она пыталась найти в себе силы простить его, но не смогла. В ее голове кружил ураган горьких мыслей. Выбежав под дождь, Эми оскорбилась из-за того, что ее обозвали сукой, разозлилась на Эмбер за ее ругательство в адрес Джулии, но больше всего она беспокоилась о своей матери. Прошлой ночью за дверьми ее комнаты случилось что-то плохое, и хотя часы уже показывали три, сегодня Эми ее еще не видела.
С неба низвергались дождевые потоки. Во дворе образовалась огромная лужа. Эми знала, что подвал зальет водой и поэтому Бадди будет злее, чем обычно. У Эми выработался навык предвидеть перепады в его настроении. Она выяснила, чему он радуется, а что ненавидит, и использовала свои знания, чтобы не попадаться ему под руку. Но теперь, как бы там ни бушевал Бадди, Эми собиралась увидеться с матерью.
Промокнув до нитки, Эми вошла в дом. Потом она аккуратно сняла кеды и оставила их на кухонном полу. Сердце ее колотилось так, словно она оказалась в усадьбе с призраками, которую показывали на прошлой ярмарке. В доме было темно и тихо, как, впрочем, и всегда. Щенок жалобно пискнул, робко поприветствовав ее.
Разругались они не на шутку. Начало вечера не предвещало ничего страшного – Эми, ее мама и Бадди вместе ужинали на кухне. Бадди был счастлив как никогда. Он получил зарплату, и какой-то бармен благосклонно отозвался о его музыке; ничто так не льстило его самолюбию, как чувствовать себя важной персоной. Откинувшись на спинку стула и вытянув руки вдоль стены, он рассказывал им, как его группа станет популярнее «Перл Джем», «Ганз энд Роузез» или, например, «Найн инч нэйлс» [8]8
Американские рок-группы: Pearl Jam, Gun'sn, Nine Inch Nails.
[Закрыть].
Бадди прихлебывал пиво, а мама Эми потягивала белое вино. Наблюдая за тем, как Бадди снова и снова подливал себе хмельного напитка, Эми чувствовала, как ноет у нее в животе. Она видела признаки опасности, и тут ошибиться было невозможно. Чем больше Бадди напивался, тем хуже становилось им всем.
Во-первых, ее мама приготовила рыбные палочки. Когда Бадди их увидал, его тонкие губы вытянулись в еле заметную струнку. Рыба – даже мороженое филе – напоминала Бадди об отце Эми, о том факте, что мама Эми раньше была замужем. Но Бадди ничего не сказал: ему было еще слишком хорошо, и он знал, что утопшему в море рыбаку не сравниться с будущим лауреатом премии «Грэмми» в категории лучший рок-исполнитель.
Во-вторых, мама осмелилась попросить поставить пластинку Джеймса Тейлора. В комнате звучала громкая и неприятная музыка «Тул», совсем не подходящая, чтобы служить фоном для семейного ужина. А тут мать Эми осторожно поинтересовалась, не будут ли они против того, чтобы немного послушать Джеймса. Бадди не возражал, но стало ясно, что он был против.Глаза и губы на его лице исчезли: они превратились в узкие щелки. Все началось из-за Джеймса Тейлора. Его музыка бередила сердце матери Эми, вызывая у нее грусть и тоску, после этого она принималась листать старые фотоальбомы и вскоре уже сидела на диване с глазами полными слез, держа в руках снимки отца Эми.
Теперь, на следующий день, Эми прокралась к двери в ее комнату и легонько постучалась.
– Мам? – прошептала она. – Мама?
Пес заскулил чуть громче. Зная, что он не станет шуметь, пока Бадди был дома, Эми решительно распахнула дверь. В дождливые дни в комнате ее матери стояла непроглядная тьма. Жалюзи были опущены, шторы задернуты – двойная защита от солнечных лучей. По крыше стучал дождь. Ее мать бесформенным комком лежала на кровати, и создавалось такое впечатление, что в этой позе она пребывала с самого утра.
Испугавшись, Эми подошла ближе. В комнате висел отвратительный смрад – к вони от сигарет и пива Бадди примешивались туалетные ароматы, как от подгузников Джулии. Но если в случае с Джулией это было терпимо, то здесь подобные запахи создавали поистине зловещую атмосферу. Эми не могла объяснить почему, но ей вдруг захотелось встряхнуть свою мать и изо всех сил закричать в ее ухо.
И в то же время Эми не хватало смелости, чтобы пошевелиться. Она просто стояла у края кровати матери и смотрела на нее.
– Мам? – шепнула она. – Мам, ты проснешься? Я хочу тебя кое о чем спросить…
Это было ужасно – бояться разбудить собственную мать. Когда она обнаружила в себе этот страх? Когда к ним переехал Бадди. Три года, четыре месяца и две недели назад. Вот когда.
– Мам! – позвала Эми.
Ее мать застонала.
– Уже три часа дня, – сказала Эми. Прошлой ночью ей было очень жаль свою маму, когда она слышала ругательства Бадди, звуки ударов и ее крики. Эми лежала в постели, накрыв голову одеялом, и думала о том, что же ей делать. Она могла вызвать полицию, побежать к соседям или напасть на Бадди с кухонным ножом. Но она не знала, как поступить и что было бы лучше для матери, и поэтому ничего не предприняла.
– Ой-ой, – хныкнула ее мать.
– Мама! – разгневанно крикнула Эми. Отчего посреди бела дня ее умная, обаятельная, интересная мама пряталась в простынях, словно гусеница в коконе? Она должна была рисовать картины, писать стихи или готовить Эми что-нибудь сладенькое.
– Вставай! – решительно сказала Эми, схватив мать за плечи и перевернув ее на спину.
Увидев лицо матери, Эми испытала облегчение и досаду. На коже ничего не было: ни синяков, ни опухолей, как в те страшные дни два месяца назад. Но если с ее матерью все было в порядке, то почему она не вставала с постели?
– Эми, я не выспалась, – сказала она. – Дай мне поспать.
– Мам, пойдем.
– Пойдем? – спросила мать.
– Давай уедем. Сбежим отсюда. – Разные мысли вертелись в голове Эми, когда она произносила эти слова. Она будет очень скучать по Диане, Джулии и доктору Макинтошу. Но они с матерью имеют возможность спастись, уехать далеко-далеко и там начать все заново. Ее мама снова стала бы счастливой, как до появления Бадди. Они купили бы трейлер, наподобие виденного ею на пикнике «виннебаго», и отправились бы в путешествие по замечательным местам – каньонам, горам и северным заливам, где плещутся киты.
Но ее мама неподвижно лежала, уставившись в потолок, и из-за этого энтузиазм Эми разгорелся еще больше.
– У нас же есть деньги, – сказала она, имея в виду сумму, полученную от рыболовецкой компании, в которой работал ее отец. – Мы можем уехать в другой город! Мам, это будет здорово. Мы избавились бы от Бадди…
– Бадди ни при чем, – сказала ее мать. – Это я виновата в том, что случилось вчера.
– Нет, – возразила Эми. – Ты всего лишь захотела послушать Джеймса Тейлора.
– Я глупая и сентиментальная, – ответила мать. – Мне самой тошно, когда я так плачу, – чего уж тут ожидать от других людей?
– Я слышала, как он бил тебя, – сказала Эми.
Ее мать затрясла головой. Неужели она отрицала правду? Это окончательно вывело Эми из себя, она сдернула покрывало и стала искать синяки. И нашла – на плече. Темно-синее пятно. Остальные усеивали грудь ее матери.
– Вот, – сказала Эми, тыча пальцем.
– Эми, ты не знаешь, о чем говоришь. Иди посмотри телевизор.
– Если бы ты работала, то чувствовала бы себя гораздо лучше, – сказала Эми. Глядя на валявшуюся в кровати маму, она подумала о Диане. За Джулией был нужен глаз да глаз – правильно усадить ее в коляску, сменить подгузник, покормить – и тем не менее Диана выкраивала время и не оставляла свою работу. Порой Эми замечала, что Диана выглядела такой же усталой, как и ее мама, но она все равно продолжала работать. В тот момент, вместо того чтобы пожалеть маму, Эми буквально возненавидела ее. Видя эти синяки и то, как она безвольно раскинулась на постели… Ну почему она не встает?
– У нас все хорошо, Эми, – пробормотала мать. – И отцовских денег нам хватит надолго.
– Но не отдавай их Бадди, – сказала Эми. – Чтоб он не покупал свое дурацкое пиво.
– Ты не понимаешь, – ответила мать.
– Он использует тебя, – сказала Эми.
– Тсс, ты не понимаешь.
– Почему мы живем с таким гадом? – спросила Эми, чувствуя, как внутри у нее что-то оборвалось. – Мы же не плохие, разве нет? Или, может быть, дело во мне?
– Эми, дай мне отдохнуть.
– Мама, – сказала Эми, и к горлу у нее подступили слезы. Ненависть улетучилась, осталась лишь любовь. Лишь любовь, хотела сказать она, проклиная себя за то, что, пусть хоть и на мгновение, ненавидела свою собственную мать.
– Иди посмотри телевизор, – повторила мать с болью в голосе.
Эми затаила дыхание. Разве мама не заметила, что сегодня был необычный день? Что Эми провела его дома и не пошла к Диане с Джулией? Неужели она не скучала по Эми, когда ее не было здесь? Или она вообще ни на что не обращала внимание? Но, оставив эти вопросы при себе, Эми горько всхлипнула и быстро выбежала из комнаты.
Музыкальной коллекции Дианы можно было дать два определения: романтическая и старомодная. Что-то принадлежало еще ее родителям, а остальное она слушала сама, будучи молодой девушкой, растрачивавшей свободное время на грезы о мальчиках. Песни, наполненные страстью, о любви недоступной для простых смертных, – и теперь, ставя пластинки на проигрыватель, она пела эти баллады Джулии: «Тот, кто в тебя влюблен», «Милая Каролина», «Если не ты, то кто», «Взгляд любви».
Сейчас у Дианы гремели «Супримс» [9]9
«Супримс» – американское поп-трио, в котором до 1969 года выступала Даяна Росс.
[Закрыть]. И она во весь голос подпевала. Сегодня работа была исключена. Этот день она готовилась посвятить общению с дочкой. Ее маленькая крошка Джулия становилась женщиной. Диана улыбалась, хмурилась, трясла головой, смотрела в окно, пела, мерила комнату шагами, а потом подошла к Джулии. Она взяла в свои руки правую ладошку Джулии.
– Я столько хочу тебе рассказать, – сказала она.
Головка Джулии качнулась, и ее левая рука поплыла по воздуху.
Даяна Росс взяла высокую ноту. Диана рассмеялась.
– Ты одна из нас, милочка, – объявила Диана Джулии.
– Гыыы, – сказала Джулия.
Что дальше, подумала Диана – первые месячные, лифчик? Диана вспомнила себя в возрасте Джулии. Она часами глазела на рекламу дамского белья в журналах матери. Однажды она и ее лучшая подружка Марджи прогуляли школу и весь день примеряли содержимое гардероба старшей сестры Марджи, мечтая, что когда-нибудь тоже смогут носить бюстгальтеры.
Больше всего их волновали груди. Сейчас, когда у нее все давно выросло, Диана не придавала им особого значения. Но в то время… Диана была просто одержима вопросом их скорейшего появления. Как-то днем Люсинда усадила ее за стол. Она поведала ей правду о таинствах жизни. Разговор вышел откровенным и забавным. В качестве наглядного иллюстративного материала она использовала библиотечные книги.
– Значит так, милочка, – сказала Люсинда, указывая на красно-синий рисунок женской репродуктивной системы. Она объяснила ей, что такое менструация, овуляция, колики и кровотечение. Диана не верила своим глазам, придя в ужас от одной только мысли о чем-то настолько отвратительном. Фаллопиевы трубы в ее собственном теле? Ну нет уж, дудки.
– Возможно, в книге это выглядит несколько непонятно, да и звучит устрашающе, – сказала Люсинда, – но на самом деле все наоборот. Просто от тебя требуется ухаживать за своим телом. Заботиться о себе, понимаешь?
– Как при простуде? – спросила Диана.
– Нет, болезни тут совершенно ни при чем! По идее мне следовало бы сказать тебе, что это чудесно и восхитительно, но мелкие неудобства все-таки присутствуют. Но и только-то. Ты идешь в аптеку, покупаешь прокладки, через пару дней они заканчиваются, и тебя это ужасно раздражает. Черт, правительство должно ввести льготы на гигиенические салфетки. Почему каждый месяц женщинам приходится выкладывать кучу денег на то, о чем мужчины не имеют ни малейшего представления?
– А это больно? – спросила Диана.
Люсинда улыбнулась:
– Хотела бы я сказать, что нет, но всякое бывает. Это странное ощущение, его можно сравнить с ожиданием бури. Когда облака разверзнутся, все пройдет и тебе полегчает. Правда-правда.
– И так каждый месяц? – уныло спросила Диана.
– Каждые двадцать восемь дней, – ответила Люсинда, похлопав ее по руке.
– Кошмар.
– Дорогая, взгляни на рисунок, – сказала Люсинда, постучав пальцем по обезглавленному красно-синему изображению женского тела. Художник придал ему форму песочных часов с выпуклыми формами и осиной талией. – Тут показана тайна вселенной, – сказала Диане мать. – Это ты – прямо вот на этой странице. Ты женщина, и ты поразительное создание. Не думай о том, какая ты слабая, привередливая, капризная или что там еще люди – мужчины – будут говорить тебе, когда у тебя начнутся месячные. Не бери пример с тех девушек, которые пропускают занятия в спортзале, чтобы наведаться к врачу.
Диана внимательно слушала.
– Не позволяй людям внушать тебе, что твои чувства ненастоящие и вызваны обыкновенным выбросом гормонов. Не вини во всех бедах свои месячные, потому что так поступают только ограниченные люди. А ты у меня слишком умна для этого, милочка.
– Ох, мама.
– Одни женщины называют это проклятием, – сказала Люсинда, – или своим маленьким секретом. Мне их не понять. Это же просто месячные. Как прибой – это прибой, а ветер – это ветер.
– Похоже, что проклятие – это в самую точку, – сказала Диана, посматривая на испещренную венами картинку в книге по анатомии, все еще не оправившись от ново-приобретенного страха перед наличием в своем организме матки с шейкой и остальными страшными словесами. – Я действительно такая изнутри?
– Ага. И Марджи. И я. Но знаешь, что самое замечательное?
– Что? – спросила Диана.
– Ты появилась оттуда. И когда ты будешь готова родить, твой малыш пойдет тем же путем.
Теперь Диана глазела на этого малыша, который обернулся Джулией. Что случится, когда у Джулии начнутся колики? Как она воспримет перемены там, внизу? Диана хотела показать ей ту же схему с пышным телом и доходчиво разложить все по полочкам. Она поцеловала ладонь Джулии, потом прижалась щекой к ее гладкой коже.
– Джулия, – сказала она. – О чем ты думаешь?
– Гууу, – протянула Джулия.
Диане предстояло отправить бланки со счетами, подшить каталог и пополнить баланс на чековой книжке. Со стороны болот налетел сильный ветер с проливным дождем. Внезапно пришла в голову мысль, а почему бы им не съездить к морю.
– Буря идет с юга, – сказала Диана, неся Джулию к машине. – Чувствуешь ее тепло?
С неба обрушились потоки дождя. Диана решила, что непогоду принесло от Флориды – над верхушками пальм и коралловыми островами – через мыс Хаттерас. Она пристегнула Джулию к сиденью, затем покрутила ручку радио в поисках голосов поющих женщин, потому что сегодня только они могли поддержать ее. Найдя волну, где крутили песню группы «Блонди» «Мечты», она уселась за руль.
Они поехали прямиком в нижнюю часть Хоторна. Океан обрушивал на берег тонны воды, и лодочные мастерские были затоплены. Офис Алана находился в одном из старых кирпичных зданий, и Диана мельком посмотрела наверх. Потом она перевела взгляд в черную глубину бури; шумно вздохнув, она взяла дочь за руку.
А это больно?– спросила Диана у матери. Буря, —ответила Люсинда…
В тринадцать лет Диана почувствовала, как в ее теле разыгралась такая буря. Она проглотила ураган, и ей казалось, что он разорвет ее на части. Вскоре месячные прошли, груди отросли, и она стала тайно сохнуть по мальчикам. Но благодаря матери Диана узнала слова, которыми могла описать свои чувства.
А как же Джулия? Она выглядела такой крохотной. У нее не было знакомых мальчиков, но даже если бы и были, то что бы она подумала? Догадывалась ли она об этом или нет, но ее тело развивалось, как у любой обыкновенной девочки.
– Моя взрослая дочурка, – сказала Диана.
Джулия пискнула.
– Смотри, Джулия, – сказала Диана, указывая на воду. Позади яхт-клуба был сущий ад. Волны разбивались о пристань, посылая в воздух миллионы брызг. Диана наклонилась к дочери и положила правую руку ей на живот.
– Это то же самое, – прошептала Диана. – Здесь и… здесь.
Но понимала ли ее Джулия? Диана хотела сказать ей, чтобы она не переживала. Она хотела объяснить ей, откуда берутся дети, поведать о радостях и печалях менструации и непростом женском счастье.
– Я люблю тебя, Джулия, – сказала Диана. – Не пугайся, хорошо?
Больше Диана ничего не говорила. Она знала, что Джулия все равно не улавливала смысла ее слов. Помахивая одной рукой в направлении ревущего шторма, она снова нежно надавила на пузико Джулии. Это то же самое. То же самое. Не бойся бури внутри себя. Не бойся, любовь моя.
Окна офиса Алана выходили на гавань. Диана гадала, стоял ли он там сейчас, наблюдая из окна за ее грузовичком. От этой мысли она ощутила не только нервозность и волнение, но и облегчение.
Диана старалась не думать, почему, но воспоминания о прошлой ночи неотступно преследовали ее. Он крепко держал ее в своих объятиях, и она почувствовала, как огонь страсти зажегся у нее в сердце. Она размышляла о его сильных руках, о том, как когда-то их тянуло друг к другу. Однажды, сотню лет назад, они даже поцеловались.
Она посмотрела на его офис. Был ли он тем человеком у окна? Она видела темный силуэт на другой стороне стекла. Наверняка это был он. Она залилась краской, словно он поймал ее за подглядыванием. Откинувшись на спинку сиденья, она с трудом перевела дыхание. Столько лет прошло, а старое чувство никуда не делось.
– Там наверху дядя Алан, – сказала Диана.
– Даааа, – размахивая руками, сказала Джулия.
Диана окинула взором лодочные мастерские. Между ними виднелся старый домишко, где она раньше жила вместе с Тимом. Где они зачали Джулию? О чем Диана тогда думала? Что жизнь с Аланом будет слишком легкой, сладкой и предсказуемой? Что ей нужно было выбрать его брата, негодяя со шрамами и щербатым зубом, чтобы доказать себе, какая она независимая и дерзкая? Что своей любовью она смогла бы вернуть Тима Макинтоша домой, помочь ему оправиться от удара судьбы?
Точно, это Алан стоял у окна. Похоже, он разговаривал по телефону, созерцая штормящее море. Он был высоким и сильным, его профиль с трудом помещался в оконной раме. Он не шевелился и не уходил, и она ощутила на себе мощь его выразительного взгляда. Диана ничего не могла с собой поделать и просто смотрела на его очертания.
– Гуааа, – сказала Джулия. В ее тоне послышалось огорчение, как если бы она проголодалась или описалась. Ее хныканье стало громче, и она наконец расплакалась.
– Хорошо, дорогая, – спокойно проговорила Диана. – Мы едем домой.
Диане показалось, что на ее плечи свалились все тяготы мира. Поглядев на Алана, она загадала желание, чтобы он заметил их и спустился вниз. Ей был нужен человек, который обнял бы ее, сказал, что все будет хорошо и что она молодец. Опять подумав о руках Алана вокруг своей талии, она чуть не зарыдала. Потом она почувствовала себя покинутой и несчастной. В тени офиса Алана, со старым рыбацким домиком на самом видном месте, Диана прикрыла глаза и взяла Джулию за руку.
Алан стоял у окна и заканчивал телефонный разговор. Уж не Диане ли принадлежал тот пикап возле пристани? И что она там делала в самый разгар шторма?Если бы он сказал Марте выпроводить пациентов и не принимать звонки, то мог бы взять свою куртку и пойти узнать, что стряслось. Но только он собрался исполнить задуманное, как Диана уехала.
День у Алана выдался не из легких. Трехлетний пацаненок проглотил фишки от «Монополии», и Алан потратил целое утро на то, чтобы определить, сколько именно. Одну? Тринадцать? Оказалось, что мать вошла в комнату, когда ее сын уже дожевывал остатки первой. Прежде чем она успела помешать ему, он засунул в рот еще парочку. Эти три и обнаружились на рентгеновском снимке, поэтому Алан посоветовал семье следить за стулом карапуза и отправил их домой. Теперь он взял телефонную трубку и набрал номер в Новой Шотландии.
– Алле? – раздался глухой, скрипучий голос, словно принадлежавший отрицательному персонажу какого-нибудь мультфильма.
– Очень мило, – сказал Алан. – Тебе могли бы звонить из Международного дельфиньего совета, чтобы подкинуть денег на исследования, а ты им отвечаешь как заправский водяной.
– У меня уже есть их деньги. С какой стати я обязан повторно лизать им задницы? Вы, врачи, слишком обходительны и тактичны. По моему скромному мнению, хорошие манеры не стоят потраченного на них времени. Хоть ты и не спрашивал меня об этом.
– Привет, Малаки.
– Здорово, Алан. Чем обязан?
– Обязан?
– Ну да. Тому, что меня беспокоит занятой молодой доктор.
Алан мысленно представил себе Малаки в рулевой рубке. Уйдя на пенсию из ВОИ, он продолжил научные изыскания самостоятельно, переехав в Луненбург, что в Новой Шотландии. Он жил и работал на своем старом буксире, записывая звуки морских млекопитающих для изучения способов их коммуникации. Необычное времяпрепровождение для старикана, чьи собственные навыки в общении были довольно сомнительны, и это еще мягко сказано.
– Как погодка? – спросил Алан.
– Отличная. Приедешь в гости?
– Работы по горло.
– У меня идея. Быстренько до Рождества вылечиваешь болезных детишек. Потом бросаешь свою клинику, летишь в Канаду и днями напролет слушаешь китов. Мне бы пригодилась твоя помощь.
– Звучит заманчиво, – сказал Алан.
– Тогда в чем дело? Повесил табличку на дверь офиса, послал всех к чертям и приехал сюда.
– К чертям, говоришь? – сказал Алан, пробуя на вкус эту фразу и посматривая на стену фотографий, с которой улыбались его пациенты – малыши и подростки.
– Единственное, что меня волнует, так это чем займется БМО? – спросил Малаки.
– БМО… – повторил Алан.
– Точно… Им придется выбросить все эти пироги с курятиной, шоколадные торты и свитера.
– Ты, наверное, там как в масле катаешься, – предположил Алан.
– Они предпочитают держаться от меня подальше, – ответил Малаки, – эти милашки из Новой Шотландии. Одной жены мне хватило на всю оставшуюся жизнь.
– Видимо, их отпугивает череп с костями над твоей дверью, – сказал Алан. – Или то, как ты отвечаешь по телефону.
– Ладно, хорош подкалывать дедушку, – сказал Малаки, – переходи к делу. Прошлую ночь я шесть часов сидел с гидрофонами, и мне надо прослушать еще две пленки. Что случилось-то? Дети заколебали?
– Они едят свои игрушки.
– Хех, – хмыкнул Малаки. – Мой однажды сожрал морскую звезду. Ничего, выжил. Еще что-нибудь беспокоит?
– Племянница, – сказал Алан, глядя на медкарту Джулии.
– Дочка Тима?
– Да.
– Я весь внимание.
– Ей уже одиннадцать. У нее больше проблем, чем радостей, Мал, и так было с самого начала.
– Знаю. Думаешь, я не помню вашу мыльную оперу? Что изменилось? – спросил Малаки, и скрипучесть в его голосе пропала.
– К чему этот вопрос? – сказал Алан.
– Одиннадцать лет ты просто наблюдал за ней – а сейчас, должно быть, произошло что-то серьезное. Так что же, ей становится хуже?
Алан выглянул в окно:
– Пока нет.
– Но станет?
– Да. От Тима есть новости?
– Я не особо люблю разговаривать с ним о тебе, как и с тобой о нем. Понимаешь? Потом бед не оберешься. Что говорит мать девочки?
– Ей известны факты, но она закрывает на них глаза. Она…
– Вот только не говори «отказывается признавать очевидное», – пробурчал Малаки.
– Не буду, – сказал Алан. Старый наставник научил его избегать профессионального жаргона и никогда не опошлять ситуации шаблонными выражениями, которые звучали так, словно их выдрали из журнальных статей. – Но что-то вроде этого.
– Послушай, – сказал Малаки. – Ты лучший педиатр, выпущенный Гарвардом за последние двадцать лет. И для этого ребенка ты делаешь все, что в твоих силах… она в хороших руках. Вот мой взгляд на ситуацию.
– Похоже, я должен прыгнуть выше головы, – сказал Алан.
– Я уже говорил тебе, океанографом быть намного проще, – сказал Малаки дрогнувшим голосом.
– Да, и порой я жалею, что пропустил твои слова мимо ушей, – сказал Алан.
– Как она?
– Джулия? Я же сказал, она…
– Нет, я про мать. Про Диану.
Алан поежился. Сердце у него заколотилось в бешеном ритме, и на мгновение голос отказался ему повиноваться.
– Это тыспрашиваешь или кто-то другой? Он что, рядом с тобой?
– Это яспрашиваю.
– Она в порядке, – сказал Алан, осознав, что Малаки не ответил на его второй вопрос. – В полном порядке.
– Рад это слышать, – сказал Малаки. – Она-то ни в чем не виновата.
– Ты прав, – ответил Алан, ощутив, как в груди начал закипать давнишний гнев. – Не виновата.
– Паршиво, когда один брат уводит подружку у другого.
– Она не была моей подружкой, – сказал Алан. – Мы сходили только на одно свидание.
– Слова, слова – свои чувства нельзя обмануть. Тебе следовало открыться ей, когда у тебя еще был шанс. Но, чтобы не мешать им, ты отошел в сторонку и теперь расплачиваешься за это.
– Хм, – сказал Алан, рассматривая залитую морской водой пристань.
– Ты там живой, Алан?
– Я хочу разобраться с этим раз и навсегда, – сказал он.
– Разобраться? В смысле с Тимом?
– Да.
– Давно пора, – сказал Малаки. – Незачем держать все внутри и травить себя.
– Вот и конец перемирию, – сказал Алан.
– Перемирию? Это ты о чем? – спросил Малаки. – Хотелось бы узнать.
– Я понял, к чему ты клонишь, Мал, – сказал Алан. – Если увидишь Тима, если он вдруг окажется в твоем доке, передашь ему кое-что? Скажи, что я хочу поговорить с ним. Как можно скорее.
– Заметано, – ответил Малаки Кондон.
Промокший насквозь Бадди, изрыгая ругательства, захлопнул за собой входную дверь. Сидя возле щенячьей клетки, Эми читала «Энн из зеленых крыш», смотрела телевизор и намеренно не обращала на него внимание. Она слышала, как он шумел на кухне, гремя содержимым шкафчиков. Из своих ежедневных походов в гости к Джулии и Диане Эми вынесла главный урок – хорошее настроение всегда побеждало плохое.
«Пусть ругается, пусть буйствует», – думала Эми, силясь сосредоточиться на книжке, которую ей дала Диана. Она попробовала поступить так же, как и в случае с Дэвидом Бегвелом: пожалеть Бадди. Своим поведением недалекие люди вызывали лишь горькую усмешку и сожаление. Но когда Бадди направился к двери в комнату ее матери, благие намерения тут же улетучились из головы Эми.
– Не ходи туда, – сказала Эми.
– Что-что? – спросил Бадди, взявшись за дверную ручку.
– Я сказала, – Эми нервно сглотнула, – оставь мою маму в покое.
– В моем собственном доме никто не будет указывать мне, что я могуделать, а что нет,– заявил он. – Ни ты, ни твоя мать.
– Мы тоже здесь живем, – сказал Эми. Ее сердце снова гулко застучало. Чтобы набраться смелости, она пыталась вызвать в памяти лицо Дианы. Но это ей нисколько не помогло.
– Заткнись, Эми, – сказал он. – Лучше выключи телевизор, пока читаешь. Твой последний табель с отметками был хуже некуда.
Для Эми табель успеваемости оставался еще одной занозой в сердце, помимо того факта, что ее мать проводила почти все дни, зарывшись в одеяла. Сжавшись внутри, будто слизень, на которого сыпанули соли, Эми вперила в Бадди непокорный взгляд.
– Ты побил маму, – сказала она.
– Чего ты там вякнула?
– Ты сделал ей больно, – сказала Эми. – Я видела.
– Оставь разборки взрослым, – ответил Бадди. – Ты ничё в этом не понимаешь.
– Ничего,– сказала Эми, – а не ничё.
– Умничаешь, совсем как твоя мать. Эта стерва любит выпендриваться, и похоже, яблоко от яблони недалеко укатилось…
У Эми на глаза навернулись слезы. Почему какой-то засранец вроде Бадди имеет право обзывать ее мать? Как мама могла жить с ним под одной крышей – и подвергать Эми таким унижениям? Действия опередили ее мысли, она вскочила на ноги и подбежала к нему.
– Не смей так говорить о ней.
– Ты же слышала, как прошлой ночью она распевала «У тебя появился друг», будто у нее есть голос. Она тупая корова, вот кто. Устроила тут караоке.
– Это их с папой любимая песня! – крикнула Эми, и в ее глазах полыхнул гнев.
По ошеломленному выражению лица Бадди Эми поняла, что он только сейчас узнал об этом. Он схватил Эми за руку и сильно сжал. Его отвратительное лицо словно скукожилось – губы, брови и щеки сошлись на кончике его носа.
– Хочешь проучить меня? – спросил он. – Давай посмотрим, как тебе самой это понравится.
Раньше Бадди даже пальцем не прикасался к ней. Он поволок ее за руку через комнату. Эми закричала, но Бадди просто бросил ее рядом со щенячьей клеткой и открыл дверцу. Забившись в угол, пес смотрел на него полными ужаса глазами. Бадди вытащил его из клетки и швырнул на пол.
– Бадди, пожалуйста, – раздался слабый, дрожавший от страха голос матери Эми. – Оставь ее…
– Нюхай, нюхай, – сказал Бадди, сунув Эми лицом в выложенный газетными обрезками собачий туалет. – Что, нравится? Будешь еще выступать?
Мать Эми с криками повисла на руке Бадди, саму Эми вырвало, она кашляла и плакала. Резкий запах перебил ей дыхание, жег глаза и горло. Наверное, щенок в панике нагадил на ковер, потому что в следующее мгновение Бадди отпустил шею Эми и принялся пинать пса.
– Чертов сукин сын, – взревел он. – Долбаное сраное животное. Ты никчемная шелудивая шавка – дайте мне мешок. Быстро дайте мне мешок.
Мать Эми побежала за ним на кухню. Эми размазывала по лицу слезы, рвоту и собачью мочу. Ее мама умоляла его успокоиться, но взбешенный Бадди рвал и метал в кладовке, ища там хозяйственный мешок. Как только Эми поняла, что он собрался утопить пса, мысли ее приобрели кристальную чистоту.
Щенок спрятался под кроватью. Пройдя за ним в комнату матери, Эми сразу решила, что надо делать. Бадди, хоть и был настоящим гадом, но подбросил ей неплохую идею. Она сняла с одной из подушек пожелтевшую от грязи наволочку. Забравшись под кровать, она не стала тратить время на сладкие уговоры. Одним движением она запихнула щенка в наволочку.
