Текст книги "Дотянуться до звезд"
Автор книги: Луанн Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Алан, давай уйдем, – заныла она, подойдя к нему и дергая его за рукав.
– Подожди минуту, – высвободив руку, попросил он.
– Мы должны идти, – уже настойчиво сказала она. – Нельзя здесь оставаться. Мне надо к Джулии.
– Мне тоже надо к Джулии, – сказал он. – Но сначала мы должны кое-что сделать.
Он поцеловал ее. Стоя на холоде, в чужом саду, он обнял ее и очень нежно поцеловал. Диана попыталась отстраниться. Ее сердце колотилось в бешеном ритме. Вид одинокого маленького кресла заставил ее проникнуться сочувствием к жившей тут семье, и она хотела исчезнуть до того, как вернутся хозяева и застанут их возле своего дома. Тыквы, принадлежавшие чужим людям, лежали на ступеньках, возле них.
– Здесь живут какие-то люди, – укоризненно повторяла она.
– Я знаю, – шепнул он, целуя ее лицо и вкладывая в ее руку какой-то холодный металлический предмет.
– Что это? – спросила она, посмотрев на свою ладонь. Это был ключ от двери.
Алан, ничего не объясняя, взял у нее ключ и вставил в замочную скважину. Он повернул его, раздался щелчок, и дверь распахнулась. Диана ошеломленно смотрела на него. Его лицо сияло, а в глазах отражалась целая буря эмоций.
– Алан, – шептала она. – Что ты делаешь?
– Добро пожаловать домой, Диана! – сказал он, делая приглашающий жест.
Она взглянул в его глаза – они излучали любовь и гордость. Он подхватил ее на руки. Диана обняла его за шею и прижалась лицом к его щеке. Ее сердце трепетало, ей казалось, что она попала в мир своих невероятных детских фантазий.
Он перенес ее через порог и опустил на ноги. Ошеломленная, она хватала воздух ртом, пытаясь понять, что происходит. Там, в больнице, ее ждал кошмар и ужас, там ее дитя сражалось за жизнь с безжалостной болезнью, а здесь Алан внес ее на руках в дом, который был прекрасной мечтой ее детства.
Звук его шагов гулко отозвался в пустой комнате, он подошел к мраморному камину и небольшому розовому креслу. Только теперь Диана увидела, что на спинке кресла, на узкой деревянной планке было написано имя: Джулия.
Буквы были выложены из зеленых веточек с распускавшимися на них цветами: белыми, как у яблонь и груш, и голубыми, как у ипомеи. У основания букв были изображены яблоки, словно символизируя собой чудесный сад, в котором могли одновременно произрастать и обыкновенные цветы, и фрукты.
– У них есть дочка по имени Джулия, – прошептала потрясенная Диана, опускаясь на пол возле кресла.
– Да, – ответил Алан.
– Где же они? – спросила она.
– Конечно же, они здесь, – ответил Алан, улыбаясь.
– Мы? – спросила Диана, это слово было очень коротким и тихим, и она с трудом поверила, что произнесла его.
– Мы, любимая, – сказал Алан, – именно мы.
Она подняла взгляд к его теплым зеленовато-золотым глазам. Его очки запотели с мороза, поэтому он снял их и пытался запихнуть в карман. У Алана задрожали руки, тогда Диана взяла у него очки и крепко сжала их в своих пальцах.
– Этот дом?.. – тоже дрожа, спросила Диана.
– Я купил его для тебя. Для нас.
– Кресло! – воскликнула Диана, медленно начиная понимать.
– Его изготовили специально для Джулии, – улыбаясь, сказал он.
На глаза Дианы навернулись слезы.
– Я хочу удочерить ее, – сказал Алан. – Как можно скорее. Диана, я хочу, чтобы Джулия стала моей дочерью.
– О, Алан.
– Я хочу, чтобы она стала моей дочкой, а ты моей женой и чтобы мы жили здесь, в этом доме, который ты всегда так любила.
– Да, – сказала Диана. – Любила, люблю и буду любить вечно.
– Я хочу, чтобы мы жили все время вместе, – сказал Алан, – как настоящая семья. Я хочу, чтобы мы встретили здесь приближающееся Рождество и чтобы Джулия сидела у огня в своем новом кресле.
– Ей будет тепло, – сказала Диана, закрыв глаза и подумав о том, какими холодными порой становились ручки у Джулии. Ее девочка страдала от плохого кровообращения, поэтому пальцы на ее руках и ногах всегда были чуть теплыми. Вот почему ей так понравился черный песчаный пляж, а особенно то, как темный песок поглощал солнечные лучи. Алан позаботился поставить ее креслице у камина, так что теперь Джулия сможет всегда быть в тепле.
– Диана… – Алан взял ее за руку, и она открыла глаза. Он смотрел на нее с легкой нерешительностью, и она потянулась к нему, чтобы прижаться к нему и сказать, как она невероятно, безмерно счастлива, что ее оставили все страхи, мучившие ее эти долгие годы, но язык отказался ей повиноваться, Диана просто крепко сжала его в своих объятиях.
– Диана, – сказал он уже более уверенным голосом, – ты выйдешь за меня?
Она улыбнулась. От изумления она прикрыла рот ладонью. Она смотрела на него, расплывшись в широкой улыбке. На ее глаза навернулись слезы радости.
– Да, – сказала она, коснувшись рукой его пальцев. – Да, Алан!
– Я люблю тебя, – сказал Алан.
– И я люблю тебя, – сказала Диана.
Рядом с ними покачивалось маленькое кресло, и для Дианы оно на мгновение заменило собой ее дочь. Если бы здесь была Джулия, она бы просто обезумела от восторга. Доктор Макинтош, ее дядя Алан – человек, любивший малютку с того самого дня, когда она появилась на свет.
– Джулия должна быть с нами, – сказала Диана, глядя на кресло. Она была благодарна за те чуткость и внимание, которыми обладал Алан, чтобы заказать эту вещь.
– Так и будет, – убежденно сказал Алан.
– Пора возвращаться, – проговорила Диана. Она была бы согласна вообще никогда не покидать этот дом, если бы с ними была Джулия. Сердце ее сжалось, когда она представила себе, что еще не вполне проснувшаяся дочь уже чувствовала, что матери возле нее нет. Пора было идти.
– Я знаю, – сказал он. – Только…
– Я хочу сказать ей, – прошептала Диана, – что ты станешь ее отцом.
Алан кивнул. Он попытался что-то сказать. Он уже открыл рот, но сразу же остановил себя. Диана смотрела на него, боясь, чтобы он не заговорил о Тиме. Она надеялась, что он промолчит. Она молилась, чтобы Алан не произнес имени Тима и дух его брата не омрачил этот благословенный, замечательный дом.
Он не упомянул брата. Держа Диану за руки и глядя ей в глаза, он весело улыбнулся:
– Джулия все уже знает, – сказал он. – Она знает, что я собирался просить тебя…
– Джулия… знает?
Алан кивнул:
– Я рассказал ей, что купил дом и что хочу жениться на тебе. Тогда в больнице, до нашей прогулки, я попросил у нее… я попросил у нее твоей руки, Диана.
– И что же она… – спросила Диана, не сводя с него глаз, – как она отнеслась?
– Ну, она согласна, – сказал Алан.
Сияя очами, Диана кивнула с пониманием.
– Еще я сообщил ей, что хочу быть ее отцом, – сказал он. – Но, ты знаешь, она уже слышала это и раньше.
– Правда?
– Да, – сказал Алан. – Много, много раз. Каждый раз, как ты выходила из комнаты, начиная со дня ее рождения, я говорил Джулии, что хочу быть ее отцом.
– Так и есть, – сказала Диана, прижимаясь головой к груди Алана. – Ты уже ее отец.
Он хотел показать ей еще кое-что, прежде чем вернуться в больницу, к Джулии. Он провел ее по нижнему этажу, через солярий, где Джулия могла бы сидеть и любоваться катерами, вплывавшими в гавань, на чудесную кухню, а оттуда, миновав короткий коридорчик, они попали в спальню.
– Тут целая анфилада, – сказал Алан. – С комнатами для нас и Джулии.
– Совсем рядом… – обрадовалась она, увидев двери в стенах.
– Да, на первом этаже, – сказал Алан, обнимая ее. – Теперь тебе не придется носить Джулию по лестницам.
– О, Алан, – сказала Диана. Хотя она никому и не говорила, спина у нее по-прежнему болела. Этим утром ее опять прихватило… Она со стыдом вспомнила ужасную мысль о Джулии, которая мелькнула у нее на лестнице, и поняла, что частично причиной ее появления была ее собственная боль.
– С этого момента я всегда буду с тобой, Диана, – проговорил Алан. – Чтобы заботиться о тебе и Джулии. Ты будешь счастлива, обещаю.
– Я уже сейчас счастлива, – сказала Диана, глядя в глаза самого лучшего человека на земле. – Ты даже не представляешь, что ты дал мне.
– Это ничто по сравнению с тем, что я получил от тебя, – сказал Алан, целуя ее и подведя к месту, где, как ей думалось, они могли бы поставить свою кровать. Он расстелил на твердом полу свой пиджак, и они улеглись на него. Смотря друг другу в глаза, они долго лежали, не разжимая крепких объятий. Диана слышала, как бились в унисон их сердца. Перевернувшись на бок, она запустила руку ему под рубашку.
Она вспомнила о том, как они впервые принадлежали друг другу. «Пусть тебя согревает моя любовь», – сказал ей тогда Алан. Он сделал все, чтобы ей было легко и приятно. Она прижалась к его груди, чувствуя бесконечную нежность. Она изнемогала от желания сделать его счастливым. Ее рука начала медленно расстегивать пуговицы, на его одежде.
– Ты не должна… – сказал он.
– Пусть тебя согревает моя любовь, – тихо ответила она.
Алан закрыл глаза, и она видела, что он собирается с духом. Очень нежно она ласкала его тело. Она провела пальцами по его груди, плоскому животу. Наклонив голову, она поцеловала его губы.
Диана еще никогда не брала на себя роль ведущей стороны. Обычно все было наоборот: она лежала на спине, проваливаясь в эмоциональный водоворот и сполна получая наслаждение, что он дарил ей. Больше она ничего и не умела. Мастерство в искусстве любви не приходит сразу. Для этого требовалось время, и Алан был терпеливым и добрым учителем.
Даже сейчас он приподнялся, желая положить ее на спину. Он хотел ласкать ее, заботиться о ней, дать ей почувствовать его любовь, в которой она так нуждалась. Но Диана хотела этого же для него.
– Тише, – покусывая его ухо, шепнула она. – Не шевелись…
– Но у тебя же боли в позвоночнике, – возразил он.
– Со мной все нормально. – Не спеша, ласково и нежно она раздевала его, сопровождая поглаживания его кожи жаркими поцелуями. Она сняла с него штаны. Он извивался под обжигающими прикосновениями ее пальцев, но она легко надавила ему на грудь, принуждая его быть спокойным.
Потом Диана разделась сама. Зимний свет проникал в высокие окна, и спрятаться от него было негде. Но она и не собиралась этого делать. Она хотела отдать ему каждую частичку своего тела. С раннего детства Диана привыкла стесняться. Более десяти лет она не помнила, что у нее были груди, бедра, ноги, плечи. Но сейчас, сбросив рубашку и сняв лифчик, она увидела и глаза Алана, она увидела, что он любит в ней все,она хотела подарить ему это все.
– Ты прекрасна, – прошептал он.
Слишком худая,чуть не сказала она. Слишком костлявая, угловатая и недостаточно мягкая.Но она не стала ничего говорить, просто накрыла его рот своими губами. После долгого поцелуя их уста разомкнулись. Диана подумала о своих пустых опасениях и о том, как они испарились в мгновение ока. Алан назвал ее прекрасной, и любовь в его глазах заставила ее поверить в эти слова…
«Это наш дом, – думала она. – Наш дом. Это наш первый раз в нашем новом доме».
Струясь сквозь толстое свинцовое стекло, свет рисовал радуги на полу. Этот человек столько сделал для нее. Он изменил течение ее жизни. Благодаря ему, его нежности и ласкам Диана увидела мир другими глазами.
Теперь настал ее черед ублажать Алана. Направив его в свое лоно, она ощутила, как ее с головой накрыла волна блаженства. Она хотела, чтобы эта близость никогда не кончалась. Она жалела только о тех долгих годах, когда она не принимала теплого взгляда Алана, легкого дуновения ветерка от его пальцев, скользивших по ее щеке, отказывалась от бурной всепоглощающей страсти.
– Алан… – шептала она снова и снова.
– Я люблю тебя, Диана, – повторял он, – я люблю тебя.
Их глаза встретились. Она прильнула к нему, накрыв его тело своим. Поворочавшись, они каким-то образом оказались на боку, все так же оставаясь одним целым и двигаясь в ритме, напоминавшем ей волны прибоя. Гавань находилась совсем близко от их дома – за окном, а там уже и до моря рукой подать, и она закрыла глаза, ощущая каждой клеточкой своего организма прилив неземной силы. Не разнимая объятий, они кончили, прижимаясь друг к другу, пока животное возбуждение постепенно оставляло их. Но общее чувство блаженства осталось.
«Сила любви», – думала Диана, сжимая Алана в объятьях и не желая отпускать. Это она возводила замки, вращала земной шар и двигала волны, растила детей и взывала к звездам. Она посвятила свою жизнь любви к Джулии, и вот сейчас у нее появился Алан. Они обрели друг друга.
– Держи меня как можно крепче, – сказала она, хотя он и не собирался разжимать свои руки.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Свершилось, – прошептала она.
– Мы вместе навсегда, – сказал он.
– Это был мой игрушечный домик, – проговорила она, гладя ладонями его лицо.
– Я знаю. Именно поэтому мы здесь.
– Ты превратил его в мой настоящий дом, – счастливо улыбнулась она.
Алан кивнул и поцеловал ее.
– Мы дома, – повторила она, потому что она никак не могла в это поверить.
Глава 26
До Дня благодарения оставалось всего два дня. Диана и Люсинда возились на кухне, занимаясь приготовлением праздничного ужина. У каждой из них было свое коронное блюдо. Диана всегда варила клюквенный соус, а Люсинда специализировалась на тыквенных пирогах. По старой традиции они начистили серебро и перемыли до блеска хрустальные бокалы. На столе лежала уже готовая начинка для индейки, поэтому в кухне пахло луком и шалфеем. Автором этих давних обычаев была, конечно же, Люсинда.
– Мама, я так счастлива, – стоя возле раковины, говорила Диана. В ее голосе слышалось изумление вперемешку с радостью, и это продолжалось с тех самых пор, как пару дней назад она объявила Люсинде о том, что Алан сделал ей предложение.
Люсинда кивнула, ее руки были покрыты вязким тестом. Уж она-то ни капли не удивилась. Она просто пребывала в состоянии пьянящего восторга, в котором чувствовался легкий налет горечи из-за того, что ее дочери понадобилось столько лет, чтобы найти свое счастье.
– Со мной еще никогда ничего подобного не было, – говорила Диана. – Я ни жила в счастливом браке и просто не знаю, с чего начать.
– Что именно тебя интересует? – спросила Люсинда.
– Все, – ответила Диана. – Я же почти всю свою жизнь прожила здесь, с тобой и Джулией.
– Не всю, – напомнила ей Люсинда.
Диана кивнула. Размешав клюквенный соус, она поднесла к губам деревянную ложку.
– Когда мы с Тимом жили у пристани, – сказала она, – это было так просто. Мы взяли немного мебели из твоего подвала, и Алан отдал нам… – Она осеклась.
– Это было черт знает когда.
– И все же… – промямлила Диана. Она нахмурила брови, словно что-то очень беспокоило ее, и теперь ей не оставалось ничего другого, как поделиться этим с другим человеком. – Я так жалею о том, что вообще вышла замуж за его брата. Хотела бы я, чтобы мы с Аланом могли все начать с чистого листа. Меня тяготит мое прошлое.
– Я понимаю тебя, милочка, – сказала Люсинда. Она раскатывала тесто для пирога, но теперь остановилась. Ей хотелось изречь какую-нибудь житейскую мудрость насчет того, что прошлое следует оставить в прошлом, но в душе она соглашалась с дочерью.
Она подумала о тех далеких днях, когда они с Эмметом ступили на путь самостоятельного существования. После венчания они укатили от церкви на его грузовике, позвякивая привязанными к бамперу консервными банками. Они поселились в доме, который он же и построил, обставили его мебелью, и у них не было проблем с бывшими мужьями или соперничающими братьями. Их жизнь ничем не отличалась от замужества миллионов других пар. Брак и так был непростой штукой, даже без кошмаров из прошлого обоих супругов.
– Он купил мне дом, – сказала Диана.
– Чудеснейший дом Хоторна, – подтвердила Люсинда.
– Он такой огромный, – сказала Диана. – Рассказывая ему о нем, я и не предполагала, что он его купит. Никогда не ожидала ничего подобного, но он купил!
– Я помню, как мы ездили по городу и ты всегда хотела посмотреть поближе на этот дом, – улыбалась Люсинда. – Ты просила отца сбросить скорость, и он сворачивал прямо к тротуару напротив.
– Мой игрушечный домик… – сказала Диана.
Люсинда кивнула. Она помнила, как Эммет удивил ее на Рождество, смастерив дочке детский домик по образцу и подобию большого. Он досконально изучил мельчайшие детали и сделал все точь-в-точь. Люсинда знала, как он был бы счастлив, если бы знал, что Алан осуществил для его дочери ее невероятную мечту.
– Я собирала игрушечные домики для людей, которые теперь станут моими соседями, – сказала Диана.
– Они даже не подозревают о том, как им повезло, – ответила Люсинда, поглядывая на Диану. Она уловила нотки неуверенности в ее голосе. Люсинда и Эммет были скромными людьми: библиотекарь и плотник. Диана многие годы содержала себя и Джулию, изготовляя игрушечные домики для тех, кто жил в роскошных особняках. На ладонях у нее были мозоли, а сколько раз они на пару вытаскивали занозы из ее пальцев! Доставляя свои работы заказчикам, Диана проходила по подъездным дорожкам великолепных домов с высокими колоннами, домов с собственными названиями.
– Все приводят лечить своих детей к Алану, – сказала Диана. – Они не удивятся тому, что он там поселится.
– С тобой и Джулией, – добавила Люсинда.
Диана кивнула, светясь от любви и счастья.
Люсинда покосилась на свою внучку. Последнюю неделю Джулия почти не открывала глаза. Она качалась и спала, пытаясь еще туже свернуться в позу эмбриона, словно стремясь превратиться в улитку. Диана проявляла недюжинную выдержку. Она постоянно старалась развернуть Джулию из ее клубка – следуя совету, давным-давно полученному от одного физиотерапевта, – чтобы мышцы Джулии не сводило судорогами.
– Алан хочет удочерить ее, – сказала Диана, проследив за взглядом матери.
– Я знаю.
– Больше всего мне нравится то, что он хочет, чтобы мы стали семьей.
– Он мечтал об этом целых двенадцать лет, – добавила Люсинда.
– Мам, – обратилась к ней Диана, обхватив себя руками, словно ее обдало дуновением холодного ветра.
– Что, милочка?
– Разве я заслуживаю всего этого?
– Диана!
– Так долго, – тихо сказала Диана, и Люсинде пришлось немного наклониться вперед, чтобы расслышать ее слова. – Я гадала, чем навлекла на себя эту кару. Я думала, что первоисточник всех бед был во мне, в моих поступках, которые стали причиной того, что Джулия родилась такой больной.
– Ты в этом не виновата, – сказала Люсинда.
– Но ведь я ее мать, – продолжала Диана. – Наверняка что-нибудь да было. Пища, которую я ела, или, наоборот, не ела. Пакости, что я натворила в детстве…
– Не было никаких пакостей.
– Грехи, – сказала Диана. – Странно. Я никогда не думала ни о чем таком в отношении других людей – калек, слепых, меня не интересовало, какие грехи совершили их матери, прежде чем произвели своих детей на свет. Но тогда почему же я размышляла об этом в моем случае?
– Но ты уже перестала размышлять об этом, правда? – с надеждой спросила Люсинда.
– Я пытаюсь, – ответила Диана. – Но мне очень тяжело. Когда я вижу страдания Джулии, ее припадки. Когда я думаю о том, что вместо Джулии беру на «Щелкунчика» Эми, потому как Джулия не в состоянии поехать… Я думаю об этом, и меня одолевают сомнения. Мне кажется, что есть причина, по которой кто-то свыше наказал меня.
– Но сейчас-то, – возразила Люсинда, – тебя вознаградили?
– Да, Аланом, – сказала Диана. Стоило ей произнести его имя, как она тут же переменилась в лице. Люсинда видела, как улетучилось ее волнение. Она почувствовала, что тревожные мысли покинули комнату. Внезапно лицо Дианы просияло.
– Любовью, – поправила ее Люсинда. Потому что не только Диана получила Алана. Он тоже был вознагражден ею. Родственные души обрели друг друга. Справившись с трудностями, они наконец были вместе.
– А мы можем ее сохранить? – спросила Диана.
Люсинда взяла ее за руку. В детстве Диана была маленькой почемучкой. Она безоговорочно доверяла своим родителям, и Люсинда помнила, как Диана спрашивала о чем-нибудь невообразимом – например, на какой высоте находится небо, – и глядела в глаза Люсинды с таким же доверчивым выражением, как и в эту минуту.
– Диана, дорогая моя, – сказала Люсинда, – начинай говорить себе, что ты заслуживаешь любви, что ты достойна быть счастливой. Точно так же, как и все остальные. Я. Эми. Джулия. Мы не должны упускать то, что само дается нам в руки. Будь то поездка на «виннебаго» или жизнь в большом белом доме у гавани. Или здесь.
Диана обхватила себя руками, обведя взглядом скромное убранство своего родного дома.
– Вообще везде где угодно, – добавила Люсинда.
– Моя родственная душа, – проговорила Диана, задумчиво.
– Эми обрадуется, когда узнает, – сказала Люсинда.
– Как же хорошо, что праздник совсем близко, – сказал Диана.
Люсинда притянула ее к себе:
– Раскрою тебе свой секрет. Будь благодарна каждому божьему дню. Так мы и жили с твоим отцом и именно поэтому были счастливы. Потому что нам не дано узнать, когда нашему счастью придет конец.
Завтра ее рассказ должны были принять на участие в конкурсе. Эми спрятала его в самое надежное место – за фотографию отца, висящую на стене своей спальни. Оттуда ей улыбался Рассел Брукс, симпатичный продавец автомобилей. А сразу за снимком, словно в стенном сейфе, лежал рассказ Эми. Теперь она вынула его из тайника. Она нервничала, боясь, что в ее рассказе было полно недостатков, и ей хотелось узнать чужое мнение на этот счет.
– Мам, – позвала Эми, подойдя к двери в комнату матери.
– Тссс, дорогая, – лежа на кровати, проговорила мама. – Мне не удалось выспаться прошлой ночью. Я очень устала.
– Прочтешь вот это? – спросила Эми.
– Не сейчас, – простонала из-под покрывала Тесс.
– Пожалуйста, мам. Это важно,– просила Эми, ощутив прилив гнева. Ну как же так: в рассказе мама Кэтрин справилась с депрессией, а в реальной жизни мама Эми, наоборот, погружалась в нее еще больше. Эми ужасно переживала, но в то же время жутко злилась.
– Позже, – простонала ее мать, и Эми могла поклясться, что услышала, как она всхлипнула.
Эми сжала кулаки. Люсинда с Дианой так гордились ею, и почему ее родная мать не могла хоть как-то поддержать ее? Флакончик с антидепрессантами, которые принимала ее мама, стоял на полке в ванной. Вчера Эми их пересчитала, желая убедиться в том, что мать их принимает. Она пошла в ванную комнату и снова пересчитала пилюли: их количество не изменилось.
– Мам, – сказала она, тряся мать за плечо.
– Что случилось, Эми? – недовольно пробормотала мать.
– Почему ты не принимаешь свое лекарство? Разве ты не хочешь поправиться?
– Хочу, Эми.
– Но ты же не пьешь свои таблетки! – вскричала Эми. – Я посчитала, так что не обманывай меня. Жизнь прекрасна, мы вместе, наступает День благодарения! Почему ты не принимаешь лекарство? – Она с силой потрясла свою маму, но скорее от отчаяния, а не из желания заставить ее покинуть постель.
– Они нагоняют на меня сон, – расплакалась Тесс. – Сушат рот и вызывают головную боль.
– Но ты даже не пытаешься выздороветь! – орала Эми. – Ни капли не пытаешься!
Ее мать просто лежала среди простыней и рыдала. Эми, недоумевая, глядела на нее. Почему она не была похожа на Диану? Ее не интересовало участие Эми в писательском конкурсе, поездка в Нью-Йорк. Почему ее мама сама не могла свозить свою дочь на «Щелкунчика»? Казалось, ее даже нисколько не встревожило, что Эми собиралась поехать с кем-то еще. Она была занята одним: валялась на кровати и ничего не делала.
– У нас нет индейки, – дрогнувшим голосом сказала Эми. – Праздник уже близко, а у нас вообще нет никакойптицы на ужин. Ни репы, ни клюквенного соуса. Я написала рассказ, а ты не хочешь его читать.
– Я прочла его, – прошептала ее мама. – Когда ты была в школе.
– Правда? – удивилась Эми, испытав легкое головокружение.
– Из-за этого рассказа мне стало совсем плохо, потому что я не могу поправиться так же быстро, как мать Кэтрин. Она чем-то напоминает меня, только во сто раз лучше. Она заботится о своих детях – ребенке-тебе и ребенке-Джулии – намного лучше, нежели я. Прости меня, Эми.
– Мам… – не зная, что и ответить, сказала Эми.
– Просто оставь меня, – простонала Тесс. – Пожалуйста. Дай мне немножко поспать.
Эми попятилась из комнаты и закрыла за собой дверь. Она бросила лист с рассказом на кухонный стол. Там желтело большое пятно арахисового масла, но ей было все равно. Она окончательно расстроила маму своей выдуманной историей.
Бредя по улице, она невольно обнаружила, что шла в направлении дома Роббинсов. Возможно, после встречи с Джулией ей бы хоть немного полегчало. Но, подойдя ближе, она осознала, что не хочет видеть Диану. Люсинду, может быть, но не Диану, с ее румяными щеками и золотыми волосами. Подумав о том, что пережила ее мама, когда прочла описание матери Кэтрин, Эми поежилась.
Ее заметил Орион, который играл во дворе. Взяв его с собой, Эми отправилась к болотам. Старая шлюпка была доверху залита покрывшейся ледяной коркой водой. Эми вычерпала ее. Щенок заметно подрос. Он запрыгнул в лодку, желая прокатиться. У Эми ныло сердце, но она не хотела разочаровывать своего друга. Может быть, сегодня они вернутся домой вместе.
Она выплыла с болот и погребла к пляжу. Только на темно-сером горизонте сияла полоска из чистого золота. Болота казались потускневшими и безжизненными. Перед ее глазами стоял образ матери, лежавшей в кровати и плакавшей из-за ее рассказа. Наверное, поэтому она и не стала принимать лекарство. Эми собиралась выбросить рассказ, чтобы мама ненароком не прочла его еще раз.
Орион скакал по насыпи. С океана дул холодный ветер, развевавший волосы Эми, подобно миниатюрным полотнищам. Крупицы песка попадали ей в рот, и она выплевывала их, взбираясь на небольшой холм. Пес восторженно носился вокруг нее, обнюхивая все, что попадалось ему на пути. Он повел ее к маяку, и, последовав за ним, Эми с трудом заставила себя не отводить взгляд.
Песчаный замок исчез.
Большая крепость, которую она построила еще в сентябре с подветренной стороны вышки маяка, вдали от волн и штормов, которые она нарекла именем Эмбер, пала под натиском моря. Она не могла в это поверить, но линия прибоя добралась и сюда: Эми видела кусочки водорослей и обломки деревяшек, разбитую ловушку для омаров, рыбьи кости.
Пока Орион радостно фыркал, тыкая носом песок и морскую капусту, Эми опустилась на колени. Это было как раз то место. Ей чудилось или перед ней действительно лежала бесформенная кучка песка? Неужели это все, что осталось от возведенного ею замка? В тот день в ее сердце теплилась надежда. Строя свой песчаный замок, Эми думала о Джулии.
Как все изменилось. Мама Эми опять не вылезала из постели, а Джулия… Эми прикрыла глаза. Теперь Джулия почти не разговаривала. Замок Эми подвел их всех. Эми принялась копать, сгребая песок, чтобы выложить фундамент и начать все заново. Но ее руки были холодны, как два куска льда, и она дрожала на морозном ветру. Да и какой в этом был смысл?
Орион гавкнул. Эми горько всхлипнула. Ветер дул так сильно, что никто не слышал ее, даже бороздившие морские волны дельфины. Эми дала волю слезам. Замок обрушился, и у нее не осталось душевных сил, чтобы возродить его.
Поднявшись с кровати, Тесс Брукс увидела, как ее дочь убегала вниз по улице.
– Эми! – закричала Тесс, распахнув входную дверь и выскочив на крыльцо. – Эми!
Но было слишком поздно; Эми свернула за угол и скрылась. Вздохнув, Тесс притворила дверь. Порыв ветра успел проскользнуть внутрь, принеся с собой пробирающий до костей озноб. Тесс подошла к термостату и посмотрела показатели температуры. Там высветились цифры: шестьдесят два градуса. Тесс не могла себе позволить выставить более высокое значение; деньги из фонда Расса постепенно заканчивались.
Эми была такой хорошей девочкой. Она никогда не жаловалась на прохладу, царившую в их доме. Она делала уроки и помогала с уборкой. Решив посвятить себя писательской стезе, она приложила максимум усилий, чтобы ее первый рассказ удался на славу.
Ну почему с языка Тесс слетели те слова? Смахнув со лба растрепавшиеся волосы, она отправилась в ванную и приняла лекарство. Ей самой не нравилось быть такой: обозленной и перепуганной. Она не хотела пребывать в депрессии, прячась в постели и переживая, что дочка променяла ее на семейство Роббинсов.
Взяв расческу, она провела ею по своим каштановым волосам. «Понемногу, маленькими шажками» – так сказал ее врач. Он был очень милым и добрым; он никогда не говорил, что она впустую тратила время их сеансов, рыдая все пятьдесят минут напролет. Она потеряла мужа в возрасте двадцати лет. Он был единственным парнем, которого она когда-либо любила.
Тесс не выдержала утраты и утратила саму себя. Да, у нее была Эми и деньги, полученные из фонда рыбаков, но она ощущала себя оставленной. У нее никогда не было интересовавшего ее дела, и она потеряла ощущение радости жизни.Тесс осталась одна, с шустрой малышкой на руках, и Тесс не нашла в себе энергии даже для того, чтобы читать ей книжки.
Тесс сделала много ошибок, но эту считала самой ужасной: она лишила Эми удовольствия от чтения, когда та была совсем маленькой. Сама Тесс обожала книги. В детстве она не вылезала из библиотеки, расписываясь за книги сразу же, с нетерпением ожидая, когда новые книги поступят в распоряжение миссис Роббинс. Но со смертью Расса ее мир лишился всех былых красок. Реальная жизнь и жизнь на страницах книг одинаково не интересовала Тесс.
Вот почему она обрадовалась, когда Эми стала ходить в гости к Роббинсам. Миссис Роббинс была такой честной, серьезной дамой, обеспокоенной воспитанием молодых людей, что Тесс знала – знакомство с ней сослужит Эми добрую службу. И все в городе знали Диану, и то, как она боролась за здоровье дочери даже после бегства своего мужа. Могла ли Тесс запретить Эми проводить время в обществе таких хороших людей?
Но тогда почему же Тесс буквально кипела от ревности? Отчего каждый раз, когда она слышала фразу «Я иду к Джулии» или еще хуже – «Я иду к Диане», ее желудок сводило жуткой судорогой? Тогда здесь был Бадди, и он подкидывал дрова в топку ее гнева, нашептывая ей, что Эми предпочитает собственной семье чужаков и что скоро она вообще не захочет тут появляться.
Впрочем, Тесс не могла упрекнуть Эми в таком отношении к себе. Она вздохнула и увидела на столе листок с рассказом Эми. Нижний левый угол был слегка заляпан арахисовым маслом. Пятно расплывалось по бумаге, уничтожая печатные буквы. Тесс вытерла его. Она посмотрела на название: «Песчаные замки». Ревность никого до добра не доводила. Она жалела о том, что сказала, как огорчил ее рассказик дочери. Отчасти она была счастлива, что Эми имеет возможность съездить на «Щелкунчика». Но почему Эми в своем рассказе наделила маму Кэтрин белокурыми волосами?
