Текст книги "Песчаные замки"

Автор книги: Луанн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 25

Полицейский участок Блэк-Холла располагался в небольшом кирпичном здании на Шор-роуд сразу за поворотом на Хаббард-Пойнт. Перед ним расстилался хорошо ухоженный газон, на древке на коньке крыши развевался флаг города с изображением болотной травы, маяка и голубой цапли. Джона с Бренданом провели в маленькое помещение, велели подождать.

На них не надели наручники, не разлучили, не запретили говорить друг с другом. Полицейские держались если не дружелюбно, то вежливо и внимательно. Сержант Коссо принес Брендану пакет со льдом для разбитого носа.

Как только они уселись, прозвучал сигнал тревоги, и все, кроме двух дежурных, вскочили – произошла потасовка в прибрежном баре у Диконс-риф, где в жаркие летние дни собираются байкеры.

Джон взглянул на Брендана, проверяя, как он держится. Парень сидел неподвижно, выпрямившись, как бы ко всему приготовившись.

Джон видел молодых людей его возраста, заключенных в Портлаоз за жестокие преступления – одни совершали их по политическим мотивам, другие – от тяжелой, безнадежной жизни. Брендан совсем другой. Джону казалось, что он давно не встречал столь беззаботного, благополучного юношу. Жизнь ранила даже его собственную жену и детей, которым он причинил столько горя. По сравнению с ними Брендан ведет себя легко и свободно, даже прикладывая лед к разбитому носу. Взгляд остается ярким, губы готовы улыбнуться.

– Все будет хорошо, – заверил Джон.

– Знаю, – сказал Брендан.

Даже этот ответ поразил Джона: мальчик, сидя в полиции, без тени сомнения знает, что все будет хорошо?

– Тебя спросят, не ты ли вырезал надписи в гроте, – предупредил он.

– Я так и думал.

Джон помолчал, ожидая продолжения. Но Брендан просто опустил мешок со льдом, проверяя, остановилась ли кровь – действительно остановилась, – и хранил молчание. Джон удержался, не стал допытываться. Предыдущий вопрос повис в воздухе, и поэтому он продолжал:

– И спросят, что ты имел в виду, говоря о Реджис.

Сердце Джона при этих словах зачастило, Брендан, наверно, заметил биение пульса под кожей, повернул голову, взглянул ему в глаза.

– Вам тоже хочется знать, правда?

– Конечно, – кивнул Джон. – Мне хочется знать все, что ей может помочь. Она с тобой говорила?

Брендан кивнул и впервые с момента привода в участок занервничал, слегка побледнев и облизывая губы, словно его мучила жажда. В углу стоял питьевой фонтанчик. Джон огляделся, еще не привыкнув свободно передвигаться в полиции, но ради Брендана набрался храбрости, пошел, налил воды в бумажный стаканчик.

– Она говорила с тобой? – переспросил он, протянув стакан.

Брендан кивнул, осушил его одним глотком.

– Вчера вечером. Когда мы ушли из пляжного кинотеатра в Хаббард-Пойнт, Реджис была… очень сильно расстроена. Боялась, что миссис Салливан страшно злится на вас.

– Она просто устала, – объяснил Джон. – Абсолютно естественно.

– А Реджис решила, что мать поступила несправедливо. И приняла собственное решение.

– У нашей семьи долгая история, – вымолвил Джон. – Мы делимся на две категории: на осторожных и на чертовски отчаянных. Кажется, Реджис последовала за мной во вторую.

– Невозможно всегда выбирать, за кем следовать, – улыбнулся Брендан.

– Тут, пожалуй, ты прав, – согласился Джон.

Взглянув на юношу, заметил под его улыбкой скрытую печаль, вспомнил, как Сес нашептала, что у него умер брат, а сам он был усыновлен. Джон хотел расспросить его о семье, но сначала решил выяснить все насчет Реджис.

– Что она еще рассказала?

– После того, как Сес и миссис Салливан легли спать, а Агнес совсем выдохлась, я попрощался и пошел к машине. Реджис меня догнала, попросила отвезти ее назад в Хаббард-Пойнт… Я спросил, не к Питеру ли, а она сказала, что должна найти вас.

– Беспокоилась за меня…

Парень кивнул.

– Я сказал, что вы наверняка уже возвращаетесь берегом.

– Верно, – подтвердил Джон, удивляясь, откуда он знает.

– Тогда она меня попросила присматривать за Агнес, фактически, за обеими сестрами – за Сес тоже. Вела себя странно, будто что-то задумала. Я спросил, что происходит, в чем дело…

– И что она ответила?

Брендан глубоко вдохнул.

– Сказала, что ей снятся ужасные сны. Начали сниться сразу же после вашего возвращения. Ей снится, что в тюрьму посадили невинного – вас вместо нее.

Желудок у Джона сжался в тугой комок, по спине между лопатками потекли струйки пота.

– Сны это сны, – пробормотал он. – Не реальность.

– Но ведь вам известно, что она имела в виду? – тихо спросил Брендан.

– Нет. Неизвестно.

– По ее словам, ей снится… что она кого-то убила.

– Нет. – Джон тряхнул головой. – Не она, а я.

– Ей снится, что за вами кто-то гонится и она его убивает.

– Ничего подобного не было, – твердил Джон с колотившимся сердцем.

Голубые глаза Брендана сверкнули в слабом свете, сочившемся сквозь жалюзи на окнах участка. Джон увидел нечто знакомое – вспышку прозрения, пробившуюся сквозь скорлупу, – и вспомнил Тома Келли.

– Мистер Салливан, я знаю, вы хороший отец, вижу, как к вам относятся девочки, слышу, как вы сейчас стараетесь защитить Реджис…

Джон напряг плечи, зная, что за этой преамбулой должно последовать «но», как часто бывает в разговорах с Томом.

– Она моя дочь, – сказал он. – Разумеется, я стараюсь ее защитить.

– Тогда расскажите ей правду.

– Эй… – пробормотал Джон.

– Дети всегда понимают, когда родители им лгут, – сказал Брендан.

Джон возмущенно взглянул на него – как едва знакомый парень посмел сказать такое? Но его гнев как возник, так и улегся: было что-то особенное в глазах юноши – сострадание, слишком глубокое, слишком взрослое в его годы, – и поэтому он просто слушал.

– Я в первый раз это понял, когда мне объявили, что у Падди грипп. Я знал – дело гораздо хуже, потому что его не выписывали из больницы. Потом братишка вернулся домой, и родителям пришлось признаться, что он болен лейкемией.

– Сочувствую.

Брендан кивнул, торопливо продолжив, давая понять, что не в том суть.

– Мне говорили, химиотерапия поможет. Я все ждал, когда это случится. А Падди становилось хуже и хуже. Он уже больше не мог играть. Мне говорили, он просто ослаб от лечения. У него во рту были жуткие язвы, он плакал, соленые слезы разъедали их… Ему советовали представить, как мы все отправимся на рыбалку, когда он поправится.

– Он любил рыбачить?

– Больше всего, – кивнул Брендан. – Мы держали моторку в протоке за кафе-мороженым «Рай». Всегда выходили, когда мимо стаями шел голубой люциан, и столько ловили, что лодка едва не тонула.

– Может быть, ваши родители просто хотели облегчить его страдания, – заметил Джон. – Чтобы Падди думал о чем-то приятном и ждал.

– Знаю, – согласился Брендан. – Но они и мне лгали. Все время твердили, что мы снова все вместе будем рыбачить, когда я уже знал, что никогда не выйдем в протоку, не поплывем в пролив.

– И вы…

Брендан покачал головой.

– Нет. Больше никогда не рыбачили. Падди совсем терял силы. Родители повторяли, будто это от химии, от сильнодействующих препаратов. Уверяли, что он уже выздоравливает. Я возненавидел врачей, потому что он так и не выздоровел.

– Не вини своих родителей, Брендан, – тихо сказал Джон, думая, как вел бы себя сам, если бы кто-нибудь из дочерей заболел. – Они хотели сделать, как лучше.

– Знаю. По-настоящему с ума сходили. Очень любили Падди. Мы все его любили. Я узнал, что один мальчик из нашей школы спас брата, дав костный мозг для пересадки. Сказал родителям, что хочу это сделать для Падди, а они ответили, что я еще слишком мал.

– Ты действительно был слишком мал?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Дело вовсе не в том. На самом деле я не мог стать донором, потому что был усыновлен.

– Раньше не знал?

– Нет. Никакого понятия не имел. Мне ни разу не дали прямого ответа, пришлось обращаться с расспросами к тетке. Она и рассказала. После смерти Падди родители не были расположены отвечать на вопросы. Тетка объяснила, что они не могли зачать ребенка, и поэтому взяли меня. Через несколько лет моя мать забеременела, родился Падди… Они об этом молчали.

– Брендан, родители любят приемных детей не меньше, чем родных. Не считают правду, подробности важными.

– Но правда и подробности очень важны, – мягко заметил Брендан. – И для Реджис важны точно так же.

На Джона нахлынули воспоминания, в мыслях вновь возникли знакомые картины: серебристо-зеленые холмы Западного Корка, накрытые черной тенью штормовых туч; отвесные утесы Баллинкасла, волны, бившиеся внизу о камни; хлещущий со всех сторон дождь, покосившаяся на самом краю скульптура, маячившие надо всем руины башни. Обезумевший Грег Уайт уничтожает его работу, вопя, что он ему должен деньги…

– Если бы она тогда не выбежала на утес… – услышал он теперь собственный голос.

– Вы должны сказать ей правду, – проговорил Брендан.

– Я никогда ей не лгал, – прохрипел Джон с перехваченным горлом, понимая, что лжет даже в эту минуту.

– Вы взяли вину на себя, – сказал Брендан. – Переписали историю, чтобы Реджис не узнала правду… И она на шесть лет потеряла отца.

Джон утратил дар речи, глядя на юношу не старше двадцати четырех лет, в глазах которого виделась глубокая печаль и мудрость.

– Ее во сне преследует призрак, – добавил он.

– Где она? Куда направилась?

– Не знаю.

В комнату вошли два детектива. Гаффни поманил за собой Брендана, а детектив Каван открыла перед Джоном дверь в маленькую приемную.

Он огляделся, не в силах удержаться от воспоминаний о предварительном допросе в участке в Ирландии. В ушах звучали слова Брендана о родительской лжи, о том, что каждый достоин знать правду, и, прокручивая в памяти прошедшие шесть лет, вспоминая свое решение, желание, необходимость облегчить Реджис жизнь, Джон задумался, не совершил ли страшнейшую в жизни ошибку.

– Мистер Салливан… – Детектив Каван жестом предложила ему сесть.

Джон сел, она расположилась напротив за небольшим письменным столом. Чуть за сорок, в черных брюках, накрахмаленной белой рубашке, с выгоревшими на солнце светло-каштановыми волосами, с искренней доброй улыбкой, под которой проглядывает суровость служителей закона из Баллинкасла.

– Я должен отыскать свою дочь, – сказал он.

Она кивнула, с молчаливым согласием глядя на него.

– Ей многое… пришлось пережить, – запинался Джон, с трудом подбирая слова. Если удастся вызвать сочувствие женщины-детектива, которое он подметил в гроте и на какое рассчитывал теперь, может, удастся уговорить ее отправиться на поиски Реджис и взять его с собой.

– Что значит «многое»?..

Джон молчал. Надо немедленно требовать адвоката – в этом смысле в Ирландии он допустил непростительный промах. Стараясь спасти Реджис, сделал заявление, которое было использовано против него. Опытный поверенный сумел бы смягчить в суде дело, не привлекая ее.

И сейчас лучше замкнуться, промолчать, отказаться отвечать на любые вопросы без адвоката. Позвонить Тому – в его семье в Хартфорде юристов больше, чем камней в стенах вокруг Академии. Тяжелая артиллерия, представляющая интересы архиепископства и страховых компаний. Главный прокурор – троюродный брат; половина помощников окружного прокурора связаны с Келли кровным родством; общественный защитник наречен при крещении именем самого Франциска Ксавьера…

Вся эта сплоченная ради общего блага когорта юристов, прославившихся своей проницательностью и умением ухватиться за последний шанс, съезжается летом к Келли. Стоит только ему воспользоваться конституционным правом, и кто-нибудь из Келли через час будет рядом.

Но Джон в данный момент был по-детски наивен, абсолютно ничего не соображая в уверенности, что детектив, тем более женщина – тоже человек, – непременно поймет, что он любит дочь и должен выйти отсюда, чтобы помочь ей.

– Ей двадцать лет, – сказал Джон. – Она помолвлена, но, по-моему, передумала выходить замуж. Была со мной в Ирландии, когда… когда…

– Когда вас арестовали за непредумышленное убийство, – подсказала детектив Каван, заглядывая в какие-то бумаги, отчего у него упало сердце: зачем они затребовали из Ирландии его дело?

– Да, – подтвердил он. – Я только что вернулся домой. Наша семья всегда была близка, мы просто воссоединились. К этому надо привыкнуть.

– Что вам известно об актах вандализма в Академии?

Джона ошеломила смена темы. Неужели он недооценил женщину-детектива? Увидел в ней сочувствие, когда ее интересует вовсе не Реджис, а надписи, нацарапанные на стене.

– Послушайте, – сказал он, – я знаю, по какому поводу моя сестра вас вызвала, но сейчас самое главное – дочь. Она не из тех, кто просто убегает, исчезает из дома, никогда раньше этого не было. Мы с ее матерью беспокоимся…

– Понимаю, мистер Салливан, – кивнула детектив. – Мы стараемся разобраться, понять, имеет ли бегство вашей дочери какое-то отношение к происшествию в гроте.

– В гроте? – переспросил он, вскочив и едва не взорвавшись. – Где кто-то, не знаю, кто – вандал, религиозный фанатик, неведомо что нацарапал? Меня это не интересует, я думал, вы собираетесь отыскать Реджис!

– Сядьте, – приказала она.

Джон закрыл лицо руками, не в силах поверить в происходящее – время идет, Реджис нет, тогда как он ей сейчас особенно нужен. Подумал о ее снах, пересказанных Бренданом. Рассказывает ли он об этом детективу Гаффни?

– Прошлым вечером, – читала по бумаге детектив Каван, – Реджис неадекватно вела себя в Хаббард-Пойнт, буквально набросившись на человека с криком: «Не трогайте моего отца».

– Она на него не бросалась. Правда, немного вышла из себя.

– Один свидетель утверждает, что она защищала вас от словесного оскорбления.

Джон понял. Вот откуда ей известно о том, что он отбыл тюремный срок. Вчера вечером, когда полицию вызвали в Хаббард-Пойнт, кто-то сообщил об этом. Он покачал головой.

– Слушайте, детектив, это наше с ней личное дело. Неужели вы неспособны поверить и отпустить меня, чтобы я ее отыскал?

– Ничего хорошего не выйдет, если вы не расскажете мне, что случилось.

– Вы носите фамилию Каван [30]30
  Каван – город в Ирландии. – Примеч. пер.


[Закрыть], значит, знаете ирландцев. У моей дочери душа поэта. – Он старался говорить убедительно, зная, что должен уговорить детектива отпустить его. – Она очень глубоко переживает и чувствует. Прошлым вечером ей показалось, что ее будущий свекор грубо со мной обошелся. Вот и все. Ее это задело.

– Интересно, – кивнула детектив Каван, читая бумажку, на которой Джон даже через стол видел гриф ирландского суда. – В Ирландии ее тоже что-то задело?

– Нет, – пробормотал он с упавшим сердцем, зная, что последует дальше.

– В протоколе предварительного допроса, составленного полицией Баллинкасла после вашего ареста за убийство Грегори Уайта сказано, что по прибытии на место происшествия полиция обнаружила истерически рыдавшую Реджис, которая без конца повторяла одно: «Не трогайте моего отца». Потом замолчала и больше вообще не сказала следователям ни единого слова.

Сердце Джона громыхало. Они получили досье из Ирландии. Видно, через родителей Питера.

– Вы не понимаете, – вымолвил Джон. – Она чуткая девочка. Разве вы не получили бы шок, став свидетелем убийства? Для нее это было ужасно.

– Еще бы, – кивнула детектив, вытащив что-то из переднего ящика письменного стола.

Это была записка Реджис, которую Хонор отдала полиции в Голубом гроте. Джон опустил глаза…

Мои дорогие!

Папа постарался взять вину на себя, но я этого больше не допущу.

Мне хотелось вырасти, выйти замуж, и только. Я упустила самое главное.

Не признала свою вину.

Вы все дали мне это понять.

К сожалению, в нашей семье хорошо умеют хранить тайны. О чем бесспорно свидетельствует мамино письмо к тете Берни.

Мне надо подумать. Я хочу сделать то, что должна.

Пожалуйста, не пытайтесь остановить меня, все равно не сумеете.

Всех люблю.

Реджис

Он откинулся на спинку стула, уставился в окно. По Шор-роуд бежали машины, сквозь стекло, сквозь гул кондиционера слышался глухой шум уличного движения – люди ехали на пляж и возвращались с пляжа, – треск моторных лодок, голоса жен и детей. Джон подумал, как Хонор переживала за дочек, и крепко вцепился в подлокотники, чтобы не рявкнуть на детектива.

– Что она имела в виду, – спросила Каван, – говоря, что должна взять вину на себя?

Он по-прежнему смотрел в окно.

– И вот здесь, – продолжала она, указав на последнюю фразу, – «я хочу сделать то, что должна»?

– Мне нужен адвокат, – тихо вымолвил Джон, понимая, что адвокат нужен не столько ему самому, сколько Реджис.

Глава 26

Войдя в монастырь, Бернадетта выглянула в окно и увидела, что Том так и стоит у машины Брендана – наверняка разглядывает рисунок с изображением морского чудовища. Даже отсюда видны ярко горящие глаза, словно воспламененные их общей тайной.

Зная, что ей сейчас предстоит, она поправила плат, отряхнула грязь с юбки, которую запачкала в гроте, когда стояла на коленях, и направилась к клуатру. Сцепила руки, унимая дрожь. Вокруг почти никого не было, началась двухчасовая служба, сестры собрались в капелле.

Берни зашла, миновала свое место на хорах, остановилась прямо перед алтарем. Погруженные в молитвы сестры молчали. Кое-кто стоял на коленях, остальные сидели.

– Во имя Отца и Сына… – начала она, перекрестившись, и сестры перекрестились следом за ней.

На некоторых лицах мелькало удивление оттого, что мать-настоятельница вышла вперед, всегда сидя на задней скамье – сестра среди сестер. Она управляет монастырем, но это чисто административная обязанность. В религиозной жизни все они равны.

– Мне хотелось бы всех попросить помолиться за мою племянницу Реджис Марию Салливан. Прошу вас… – Берни стояла прямо и твердо, но голос дрожал. – Помолимся, чтобы она отыскала свой путь.

Сестры преклонили головы, она принялась перебирать четки, слыша, как они постукивают. Держа в руках хрустальные четки, подаренные ей бабушкой в день конфирмации [31]31
  Конфирмация – у католиков и протестантов обряд приема в церковную общину подростков, достигших определенного возраста. – Примеч. ред.


[Закрыть], думала о родстве сильных, похожих друг на друга женщин. У Реджис душа бабки Берни – отважная, любящая, ищущая приключений.

Произнеся несколько раз «Богородице, Дево», «Отче наш», «Слава в вышних Богу», прочла в заключение Memorare, любимую молитву бабки Тома, привезенную из Ирландии. Вспомнила, как услышала ее впервые. Она звучала почти как заклинание, взывая к Деве Марии. В самые черные времена после возвращения с Томом из Дублина именно эта молитва привела ее в монастырь.

– Помню, о, благодатная Дева Мария, что ни один из прибегших под крыло твое для защиты, молящих о помощи, ищущих покровительства, не ушел без ответа. С верой в это молю тебя, Пресвятая Дева, матерь моя! К тебе обращаюсь, перед тобой стою, каюсь, грешная. О матерь Воплощенного Слова [32]32
  Воплощением Слова в Евангелии от Иоанна именуется Христос. – Примеч. пер.


[Закрыть] , не отвергни мольбу мою, смилостивься и отзовись. Аминь.

Сестры опустили головы, Берни оглядела их. Любит свою общину не меньше, чем Реджис, девочку, за которую они молятся.

Сердце ныло, прося об одном – чтобы племянница не пошла на безумный поступок, не причинила самой себе вред.

Агнес и Сес обыскивали территорию, заглядывая во все потайные убежища Реджис. Естественно, в туннели, в поросшие соснами пустоши; в регулярные сады за монастырем, разбитые в 1920-х годах в честь бракосочетания дочери Франциска Ксавьера Келли; в Голубой грот, который теперь приобрел пугающую реальность места происшествия с белыми, словно мел, надписями с мрачным смыслом, нацарапанными на гранитной стене; в болота, в протоки; пробежали вдоль всей извилистой каменной стены.

Агнес думала, не обладают ли камни реальной магической или духовной силой, подобно дольменам и каменным столбам, которые они видели неподалеку от Баллинкасла. Надо идти дальше, искать Реджис, ориентируясь на исходящее от стены электричество. Каждый камень и каждый валун поднимал и клал на место кто-то из ее предков.

– Реджис! – кричала Сес. – Выходи! Мы тебя ищем!

– Не выйдет, – заключила Агнес, чувствуя истину всеми костями.

– Почему?

– Не хочет, чтобы мы ее нашли.

– Почему? Вряд ли ей хочется, чтобы мы за нее волновались.

– Она об этом не думает, – объяснила Агнес. – Собирается что-то сделать, пока ее не нашли.

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю Реджис.

Действительно. Хотя три сестры большую часть жизни прожили втроем, Агнес с Реджис провели вместе пять лет до рождения Сес и были связаны вечными узами. Агнес помнит, как выглядывая из колыбели в младенчестве, видела улыбавшееся лицо Реджис, помнит, как она совала ей бутылочку с молоком.

Помнит, как Реджис кричала и бормотала во сне, и могла бы поклясться, что слышала те же слова, которые сестра выкрикнула в тот вечер в Хаббард-Пойнт. «Не троньте моего отца!..» Как можно было не понять? Зачем нужны сестры, если они не умеют понимать язык снов друг друга?

– Сесла… – Сес ткнула пальцем.

Агнес увидела старую белую кошку – старше Сес и самой Агнес, – свернувшуюся в клубок на стене впереди и глядевшую на них изумрудно-зелеными глазами.

– Может, она приведет нас к Реджис? – предположила Сес.

– По-моему, такое только в кино бывает, – возразила Агнес.

– Смотри! – воскликнула Сес.

Кошка потянулась, белая шерстка сверкнула под льющимися с неба солнечными лучами.

– Что это она делает? – шепнула Агнес, когда Сесла оглянулась на них, словно проверяя, идут ли они следом.

– Ведет нас к Реджис, – пробормотала Сес.

– Нет…

Но Сесла делала именно это, двигаясь по стене… не на восток, к проливу, а к монастырю, на запад, к Блэк-Холлу, потом вообще неизвестно куда. В тот момент под столь же ярким солнцем, как вспышка фотоаппарата в тот вечер, когда она прыгнула со стены, Агнес сообразила, что на пленке запечатлелся не ангел – по крайней мере не крылатый.

Это был пушистый ангел. Видно, Сесла сидела на стене, выжидая момент для прыжка в пустоту, чтобы долететь до берега, где поселился отец. Кошка привела к нему Агнес, всех членов семьи, почему бы ей теперь не привести их к Реджис?

Девочки последовали за старой кошкой, направившейся к Академии. Хотя был не вторник, Агнес хранила молчание. Сказать больше нечего, пока они не отыщут старшую сестру.

Ответившему на звонок Джона Хрисогенусу Келли – больше известному, как кузен Тома Крис, звезда Верховного суда Коннектикута, блиставший на судебных съездах повсюду, – потребовалось ровно пятьдесят семь минут, чтобы добраться по 9-му шоссе от обширной георгианской усадьбы, раскинувшейся на семи акрах под Фармингтоном, до полицейского участка в Блэк-Холле.

Джон услыхал шум мотора, прежде чем увидел его самого. Не знал, какая у Криса машина, но звучала она впечатляюще, волнующе, угрожающе, сотрясая все здание, остановившись рядом на небольшой стоянке.

– Что это, «ламборгини»? – поинтересовался сержант Коссо.

– «Пагани-занда», – объявил Крис.

– Да? Никогда не видел. Наверно, единственный в Америке, – заметил Коссо, глядя в окно на необыкновенный автомобиль.

– В любом случае, в Коннектикуте единственный, – уточнил Крис с откровенно довольной ухмылкой.

– Еще бы, – кивнул офицер.

– Ну, – перебила детектив Каван, – хватит о машинах. Чему мы обязаны удовольствием видеть в нашем обществе Хрисогенуса Келли?

– Приехал повидаться с клиентом, – самым игривым образом улыбнулся ей Крис.

– У нас тут два джентльмена, задержанные по подозрению в вандализме, и кто же из них вас вызвал? – поинтересовался сержант Коссо.

– Разве вы не должны быть в Вашингтоне, оспаривать в Верховном суде смертный приговор какому-то шустрому киллеру? – спросил детектив Гаффни.

– Я буду его оспаривать на следующей неделе на основании процессуальных ошибок, – ответил Крис. – Однако настоящее дело не менее важно. Шестая поправка [33]33
  Шестая поправка к Конституции США предусматривает среди прочего право обвиняемого на помощь адвоката для своей защиты. – Примеч. пер.


[Закрыть]не признает иерархии.

– Это действительно «пагани-занда»? – спросил сержант Коссо.

– Да. Я вас прокачу после прогулки с детективом Каван, – пообещал Крис.

– Даже не мечтайте, – отрезала она. – С тех пор, как вы пытали меня раскаленным железом на суде по делу Данкастера, я с вами никуда не поеду. Запомните каждое мое слово отныне и навеки…

– «Отныне и навеки» [34]34
  «Отныне и навеки» – фильм с участием Берта Ланкастера и Фрэнка Синатры, действие которого происходит на американской военной базе на Гавайях перед нападением японцев на Перл-Харбор. – Примеч. пер.


[Закрыть]… Мой любимый фильм, – сообщил Крис. – Особенно сцена в волнах прибоя.

Детектив Каван прищурилась на него.

– Защитники по определению дерзки и высокомерны, а вы особенно. Я училась в Академии «Звезда морей», и все знаю о Келли. Пусть вас назвали в честь святого…

– Угу, – улыбнулся Крис. – Мне нравится последовательность. Линус, Клетус, Климент, Сикст, Киприан, Корнелий, Хрисогенус…

– Не льстите себе, – посоветовала детектив Каван. – Вон там можете поговорить со своим клиентом, – указала она на ту самую комнату, где допрашивала Джона, который потянул туда Криса, качая головой.

– Сам себя не можешь защитить?

– Что я мог сказать? – огрызнулся Крис. – У нас с ней долгая судебная история. Она вполне способна отплатить той же монетой любому, поверь. Вокруг Дорин Каван я вынужден ходить на цыпочках. Жутко крутая. Рассказывай, что происходит.

– Во-первых, спасибо, что быстро приехал.

– Мы одна семья, Джон. Том и Берни, ты, Хонор – практически кровные родственники. Франциск бы не понял, если бы я тебе не помог всеми силами. Кстати, мне очень жаль, что тебе пришлось так пострадать в Ирландии. Мы с Томом это обсуждали. Чертовски хотелось выступить в суде. Я тебя за неделю бы вытащил.

– Дело было не в адвокате.

– Правда, – кивнул Крис, – слышал. У тебя были свои понятия о том, что надо делать, и защитнику ты практически ничем не помог. Если бы суд проходил в Дублине, а не в Корке, кузены Сиксты добились бы оправдания.

Джон пожал плечами. Каждая минута, проведенная в полицейском участке, добавляет минуту к отсутствию Реджис, нуждавшейся в помощи. Невозможно говорить об этом, но надо.

– Говоришь, детектив Каван крутая?

– Весьма. Добивалась пожизненного заключения для одного моего клиента по гнусному делу, о котором говорить не хочется, и добилась бы, если бы я не подал апелляцию, указав на небольшие проблемы с изъятием документальных доказательств. Впрочем, не по ее вине. Напортачил прокурор штата. Слава богу, не из моих кузенов. Почему ты спрашиваешь?

– Она интересуется моей дочерью.

– Какой именно? По-моему, они не столь взрослые, чтобы привлечь внимание детектива Каван.

– Реджис. Ей двадцать. – Было четырнадцать, когда истинная беда грянула… и миновала.

– Что она совершила?

Джон бросил на Криса пылающий взгляд. Он с рождения знает кузена Тома, на шесть лет младше него самого. Они беспощадно дразнили его Хризантемусом. Даже сейчас, глядя на авторитетного адвоката в дорогом летнем спортивном костюме, видит перед собой мальчишку, который плакал, слыша цветочное прозвище.

– В Баллинкасле… – начал он и умолк.

– Рассказывай, – потребовал Крис.

– Значит, ты теперь мой адвокат? – уточнил Джон.

– Да.

– Все условия общения адвоката с клиентом действительны?

– Разумеется.

– За эти стены не выйдет ни одно мое слово?

– Конечно, Джон.

Джон глубоко вдохнул и рассказал своему адвокату о том, что произошло в бурю на продуваемом ветром утесе на другом берегу океана целую жизнь назад.

Берни не находила покоя. Близилась вечерня, Том в саду обрезал те же розовые кусты, которыми занимался вчера. Хонор дежурила на берегу, появились Агнес и Сес вместе с Сеслой, остановились у здания, пристально глядя на него. Возникло ужасное предчувствие. Чего?

Она подумала о Брендане. Где он – с Джоном? Присматривает ли за ним брат в полицейском участке? Ей известна фамилия юноши, можно было бы заглянуть в телефонный справочник, позвонить родителям, сообщить, где он находится. Но ее что-то удерживало.

У нее есть дела, она волнуется за Реджис. Сестры, конечно, помолятся на вечерне, на последней службе, на всенощных, но все четки на свете не удержат отчаянную племянницу от исполнения принятого решения. Берни направилась в библиотеку Академии, где ощущала особую близость с Реджис, когда они работали вместе. По пути взглянула в окно на двух других племянниц и Сеслу.

В библиотеке сразу направилась в отдел редких книг. Там стоит сейф, где хранятся деньги из монастырских фондов, важные документы, ее личные дневники. В первое время, проведенное в монастыре, она очень часто сюда заходила ради молитв и забвения.

– Привет, тетя Берни.

Бернадетта едва не шарахнулась от неожиданности и, подняв глаза, охнула:

– Реджис…

Племянница стояла на складной лесенке, повязав платком голову, вытирая пыль с книг на верхней полке, как в обычный рабочий день. Чуть отойдя, Берни смотрела, как она вынимает каждый том, держит в руках, медленно протирает фланелью и ставит аккуратно на полку.

– Сегодня действительно твоя смена, хотя я тебя не ожидала увидеть.

– Я теперь очень серьезно отношусь к своему долгу, – ответила Реджис.

– Тебя все родные разыскивают.

– Родные все время друг друга разыскивают.

У Берни сильно стукнуло сердце – что девочка хочет этим сказать?

– Может, слезешь? Полки вовсе не нуждаются в срочной уборке.

– Ты неправильно выражаешься, – заметила Реджис, осторожно вытирая зеленую обложку.

– То есть?

– Говоришь «полки», – объяснила она, – а я думаю о книгах. Знаешь, когда некоторые из них в последний раз читали? – Открыла том, взглянула на формуляр. – Вот эту в последний раз брали в тысяча девятьсот семьдесят третьем году. С тех пор к ней, наверно, впервые прикасается человеческая рука. Бедная старая книга…

– Как она называется?

Реджис посмотрела на корешок.

– «Vita Sanctus Aloysius Gonzaga».

– «Житие Святого Алоизия Гонзаги» по-латыни, – перевела Бернадетта. – Он был итальянским аристократом, выросшим в замке. Отец его был заядлым игроком, мать несчастной.

– По-моему, у многих святых семьи были несчастные. Фактически, у многих людей, не только у святых.

– Что на тебя нашло, Реджис Мария? – спросила Бернадетта. – Сначала я слышу, какой спектакль ты устроила вчера вечером, потом сбежала, заставив родных волноваться, теперь делаешь подобные заявления… Сейчас же слезай и рассказывай, что стряслось.

Они пристально смотрели друг на друга, в глазах Реджис сверкали слезы. Стараясь сдержать их, она спустилась с лестницы.

– Дай мне, пожалуйста, книгу о Гонзаге, – попросила Берни, протянула руку, стиснула пальцы племянницы, видя, как вздрагивают ее плечи, и медленно повела Реджис по библиотеке. Длинные узкие залы были построены по такому же плану, как Длинный зал Тринити-колледжа в Дублине, со сводчатыми потолками, галереями книжных шкафов, мезонином, огороженным дубовой балюстрадой, двухъярусными стеллажами. Прадед Тома не считался с расходами. В Дублине Берни с Томом бывали в той библиотеке, о чем она вспоминала каждый раз, проходя по этой.

Придя в свой кабинет, она положила книгу сверху на стопку томов о святом Франциске Ассизском, еще одном святом, отрекшемся от отца, богатого землевладельца. Портрет прадеда Тома строго смотрел со стены, как будто допытывался, чем ее заинтересовали именно эти книги, почему они напоминают ей о Томе Келли. Повернувшись к портрету спиной, Берни посмотрела на Реджис.