Текст книги "Личное удовольствие"

Автор книги: Лоуренс Сандерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

14
Таня Тодд

Чет Бэрроу – самый хороший мальчик из всех, которых я когда-либо встречала. Он умный и очень добрый. Я имею в виду, что он никогда не щипал мою руку и не толкал меня, как противный Эрни Гамильтон. Когда Чет сообщил мне, что он подумывает о побеге, я решила бежать вместе с ним.

Я отважилась на такой поступок потому, что, во-первых, он мне нравился, а во-вторых, в моем собственном доме жить становилось настолько противно, что я просто не знала, как мне все это выдержать.

А вам бы понравилось, если бы ваш отец приходил домой каждую ночь абсолютно пьяный? Он и мама ужасно ругались. Однажды я была наверху, делала домашнее задание и слышала все, что творилось в гостиной. Потом моя мама прибежала ко мне в комнату и закрыла дверь на замок. Ее щека была красной, мама плакала. Она села на мою кровать, я подошла к ней и обняла ее. Мама прижалась ко мне, и тогда я тоже начала плакать.

– Не плачь, дорогая, – сказала она, пытаясь улыбнуться, – пожалуйста, не плачь.

– Ты плачешь, – ответила я, – вот и я плачу. – Я дотронулась до ее щеки. – Тебе больно?

Мама покачала головой, прошла в мою ванную и, ополоснув лицо холодной водой, вернулась.

– Можно, сегодня я буду спать с тобой? – спросила она.

– Хорошо, только постарайся не сопеть. В прошлый раз, когда ты спала со мной, ты громко сопела, и я не могла уснуть.

Мама рассмеялась и опять обняла меня.

– Обещаю не сопеть.

Она действительно не сопела, но я все равно не могла уснуть, потому что боялась, что папа может сломать дверь, ворваться к нам и убить нас или сделать что-нибудь подобное. Я не знала, что мне делать, но потом решила поговорить с ним и сказать ему, чтобы он не обижал нас. Я не могла улучить момента до субботы. И вот в субботу утром мама ушла в магазин. Папа проснулся поздно и спустился вниз, изображая страшную усталость. Я сварила ему кофе. Он сказал, что это очень хороший кофе, и выпил три чашки, а также съел большой бутерброд. Я села рядом с ним и стала внимательно его разглядывать.

– Папа, – начала я, – мне кажется, тебе не надо так много пить.

– Я не пью такмного, малышка, – ответил он, – а пью ровно столько, чтобы мне было хорошо.

– Я не малышка, папа, на следующий год мне исполнится девять. Может быть, алкоголь улучшает тебе настроение, но он причиняет маме и мне боль. Ты ударил ее. Ты не должен был этого делать.

Отец вздохнул:

– Я знаю, что не должен был, малышка. И обязательно извинюсь перед ней. Все будет хорошо.

– Я не понимаю, папа, почему тебе не нравится, как она готовит. Мама очень хорошая повариха. Все говорят это.

Папа внимательно взглянул на меня:

– Что заставляет тебя думать, что я не люблю ее готовку?

– Ну, ведь в большинстве случаев ты не приходишь домой ужинать и от тебя пахнет духами. Мне кажется, что ты кушаешь с другой женщиной, так как ее готовка нравится тебе больше.

Его лицо стало жестким.

– Кто сказал тебе, что от меня пахнет духами? Твоя мать?

Мне совсем не хотелось доставлять ей новые неприятности.

– Нет, – ответила я. – Я почувствовала это сама. Я знаю, как пахнут духи.

– Послушай, малышка, – сказал отец, – иногда ты становишься слишком назойливой. Может, я и делаю вещи, которые не нравятся тебе и твоей матери, но это не значит, что я не люблю тебя. Когда ты вырастешь, ты поймешь, что очень часто приходится делать вещи, которые другим людям кажутся неправильными. Но ты не должна меняться только потому, что кто-то думает иначе. Это твоя собственная жизнь, и ты в ней должна держаться собственного ориентира. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, но я не понимаю, зачем ты так много пьешь, когда это делает меня и маму такими несчастными. Ты же говоришь, что любишь нас.

Он поднялся:

– Мне пора идти, малышка, я опаздываю на игру в гольф. Скажи матери, чтобы она не ждала меня на ужин.

Таким образом, я поняла, что все останется по-прежнему. Именно в тот момент я окончательно решила, что убегу с Четом Бэрроу. У Чета было мало денег, у меня их не было совсем, но я подумала, что если я оставлю моих родителей, это, может быть, встревожит моего отца, он почувствует себя виноватым и попытается измениться.

Даже если бы полиция поймала меня и вернула назад, мама и папа были бы так рады, что все закончилось бы хорошо.

Хочу рассказать вам, что мой дядя пишет книги. Последняя его книга называлась „Приключение Томми-Муравья". Она была про мальчика-муравья, который убежал из дому, потому что думал, что родители его не любят. С Томми случилось много всяких историй – и плохих, и хороших, но в конце концов он вернулся домой, к своим родителям, которые даже заболели от волнения, потому что они очень переживали за него.

Я отправилась искать Чета – он, как всегда, был в гараже, сидел на старом деревянном ящике и разглядывал карту нашей страны. Я села рядом с ним.

– Что ты делаешь, Чет? – спросила я.

– Думаю. Посмотри, какая у нас большая страна. А вот это наш город. Он такой же, как многие другие города, где я никогда не был.

– Ты ищешь место, куда бы мы могли убежать?

– Не так громко. Мой отец уехал в лабораторию, но мама все еще в доме. Твой отец тоже здесь.

– Здесь? Мне он сказал, что пошел играть в гольф.

– Может, он и пойдет, я просто слышал, как он зашел и попросил сигарету. О! Посмотри, как интересно. Это вот наш основной водоканал. Ты там была?

– Да. А вот это федеральное шоссе.

– Правильно, и федеральное шоссе выводит на берег. Там можно взять лодку и поплыть на ней, куда захочешь. Правда здорово?

– Ну и что мы собираемся делать?

– Я еще не решил, я просто обдумываю варианты.

– Ты сделаешь то, что обещал?

– А что я обещал?

– Что никогда не уйдешь без меня.

– Да, я думал об этом, но это может быть опасным.

– Ну и пусть, я все равно хочу уйти.

– Ну что ж, в общем, я не против, но учти, это не означает, что я собираюсь уйти завтра.

– Меня не волнует, как много времени тебе потребуется, чтобы решиться. Я говорила сегодня утром с папой – он сказал, что не собирается ничего менять в своей жизни, поэтому, я думаю, скоро у нас дома станет еще хуже.

– Твоя мама будет плакать.

– Она и так плачет, Чет. Несмотря на то, что я здесь.

Он свернул карту и положил ее себе в карман. Какое-то время мы сидели молча. Чет почесывал свое колено.

– Ты знаешь, – сказал он, – эти взрослые думают, что они очень умные. Но мне так совсем не кажется, а тебе?

– Иногда они могут быть очень даже глупыми, – ответила я, – как сегодняшним утром, когда мой отец сказал мне, что не собирается перестать пить. Ты видел фильм, который нам показывали в школе, про алкоголиков? Это было совсем как про моего отца, только еще более противно.

– Да. Это называется „алкогольная зависимость".

– Он мог бы остановиться, если бы захотел. Ведь я же могу не есть конфеты, если мне говорят „не надо", потому что я от этого потолстею. Понимаешь?

– Да, понимаю.

– Я просто решаю, что я не буду что-то делать, и выполняю это решение.

– Ну, это же ты. А люди все разные.

– Не понимаю, почему мой отец не может просто решить не пить. И тогда бы у нас все стало хорошо.

– Я не знаю, – вздохнул Чет. – Эрни Гамильтон хочет прекратить ковырять в носу, а у него все равно не получается.

– Это потому, что он дурак.

– Почему ты так думаешь?

– Ну вот так я думаю.

– А ты не думаешь, что я дурак, Таня?

– Нет. Конечно же, нет. Я думаю, что ты очень умный. У тебя же всегда хорошие оценки. Правда?

– Ну, может быть, не всегда, но в большинстве случаев. Ты тоже умная.

– Спасибо, – сказала я.

Чет вдруг повернулся ко мне, потом неожиданно наклонился и поцеловал меня прямо в губы. Это был первый раз, когда мальчик целовал меня. Я отпрянула назад.

– Ты не будешь больше этого делать? – спросила я.

– Конечно, буду, – ответил он. – Тебе понравилось?

– Да, – улыбнулась я.

15
Мейбл Бэрроу

В субботу Грег отправился на работу – как всегда, между прочим. Честер болтался где-то на улице, когда вдруг вошел Герман Тодд и попросил сигарету. На нем была блестящая спортивная куртка и зеленые обтягивающие штаны. Выглядел он потрясающе. Герман сказал, что опаздывает на игру в гольф, но что-то я не заметила, чтобы он торопился.

Я готовила мясной фарш на кухне, а заодно смотрела передачу про Балканы по маленькому портативному телевизору. Когда Герман вошел, я выключила телевизор и дала ему сигарету.

– Ты не слабо выглядишь сегодня, – заметила я.

– Ты тоже не опозорилась, – подмигнул Герман. – Твои шорты и в самом деле шорты.

– Люблю, когда мне удобно. Нет смысла наряжаться, когда готовишь фарш или бегаешь по дому с пылесосом.

– Не понимаю, как Грег может работать, когда ты так одета. Он дома?

– Нет, уехал в лабораторию.

– Много работы и мало радости. Он когда-нибудь отдыхает?

– Изредка.

– Очень плохо. Он сам не понимает, что теряет. Ну а ты, Мейбл? Как развлекаешься ты?

– Смотрю кинопутешествия.

– Звучит дерьмово. Ты бы не хотела настоящего веселья?

Я стояла, наклонившись над раковиной, и не поднимала головы.

– Какого?

– Любого. Оглянись вокруг, Мейбл, тебя окружает прекрасный, большой мир. Полный смеха и веселья. Ты не должна упускать свой шанс.

– Когда-нибудь, возможно.

Он подошел ко мне совсем близко и положил руку на мой зад.

– Не жди слишком долго, цветочек, – прошептал Герман мне на ухо. – Я уверен, у нас шикарно получится.

– В самом деле? Как это можно устроить? – Сама не знаю, почему я задала такой вопрос.

– Все можно устроить, – он начал поглаживать мою грудь, – поверь мне. Потребуются приготовления, но все будет в порядке. Ты подумаешь об этом?

Я кивнула, не глядя на него. Он хлопнул меня по попке в последний раз и ушел. Я держалась за край раковины, меня бил озноб.

Это был первый раз после свадьбы, когда до меня дотрагивался посторонний мужчина, и внутри у меня все бурлило. Я подумала, что лучше рассказать о случившемся доктору Ноубл. Именно за это я ей и платила – чтобы получить совет.

Во вторник, во время очередной встречи, я рассказала ей о сделанном мне предложении. Я не говорила, кто его сделал, но, поскольку уже упоминала о Германе Тодде, она могла сама догадаться.

– Что ты чувствуешь? – спросила доктор Ноубл.

– Все кувырком. И хочу и не хочу. Вот черт, сама не знаю, что я чувствую. Слегка приятно, что могу еще завести мужчину. Как вы думаете, что мне делать?

Какое-то время она молча смотрела на меня.

– Мейбл, как часто вы с мужем занимаетесь сексом?

– Редко, – ответила я.

– Перед своей свадьбой ты была сексуально активна?

– Очень. Я действительно имею в виду очень.

– Почему ты решила выйти замуж?

– Просто решила, что пришла пора остепениться.

– Ты любила Грегори?

– Конечно, он мне нравился. Но, говоря по правде, док, мне нравились все, с кем я встречалась. В той или иной степени. Мне вообще нравятся мужчины. Это ведь не грех?

– Разумеется, нет. Просто из всех ты выбрала Грега. Что в нем было особенного?

Я рассмеялась:

– Кое-что было. Хорошая работа и хорошие перспективы. Нельзя осуждать девушку за практичность, не так ли?

– Гм. Ты хочешь спасти свой брак, Мейбл?

– Без сомнений. Если его еще можно спасти. Я готова сделать все, что смогу, но не уверена, захочет ли меняться Грег. Он такой отстраненный и холодный.

– Ты когда-нибудь говорила ему о своих чувствах?

– Пыталась. Но он не хочет обсуждать это. Наши проблемы.

– Как ты думаешь, он не захочет побеседовать со мной? Я могу работать с вами по отдельности, а затем, если будет прогресс, вместе.

– Грег на это никогда не пойдет. Он занимается секретной работой и никогда не говорит об этом ни слова. Постепенно вся его жизнь стала секретом. Он не расскажет абсолютно ничего о личных проблемах. Тем более если они касаются меня. Иногда мне кажется, он меня ненавидит.

– Почему он должен тебя ненавидеть?

– Откуда я знаю? Я не причиняла ему вреда.

– Никогда?

Я почувствовала, что мне стало трудно отвечать. Не так-то просто вывернуться наизнанку перед посторонним человеком. Он может быть вашим врачом, но он все равно посторонний. Да, доктор Ноубл мне нравилась, и все такое, но я не собиралась устраивать стриптиз. А то, о чем она спрашивала, было намного сложнее, чем снять перед ней одежду.

Но затем я подумала, что я ей все-таки плачу и что, может быть, именно благодаря моей откровенности она сумеетмне помочь. Не имело смысла что-то скрывать от нее, к тому же она и так уже знала обо мне достаточно много. И еще я была уверена, что ей доводилось выслушивать от своих пациентов и не такое дерьмо.

– На самом деле, я сделала кое-что, – призналась я. – Но это не могло травмировать Грега, так как он об этом не знает.

– Что именно, Мейбл?

– Ну, перед свадьбой я забеременела. Я сказала Грегу, что от него. Это могло быть правдой. Но отцом ребенка мог быть также и любой из четырех-пяти парней, с которыми я тогда встречалась. Я играла на большом поле и сама не знала наверняка.

– Но ты выбрала Грега?

Я кивнула.

– Почему его?

– Я уже говорила вам. Он был умный и мог обеспечить хорошую жизнь. Другие парни не отличались серьезностью. Если бы я им сказала, что жду ребенка, то в лучшем случае могла получить деньги на аборт, а скорее всего, ответ: „Та-та, Мейбл, удачи тебе".

– Почему ты не сделала аборт?

– В то время я работала в булочной. Денег было не очень много, но и потребности были тоже не велики. Почти каждый вечер я ходила на свидания, поэтому практически не тратилась на еду. Время от времени ребята делали мне подарки: недорогие украшения или, например, свитер. Я никогда не брала деньги. Никогда. В те дни у меня была потрясающая фигура. Все говорили это. Игры и веселье продолжались, однако временами мне становилось страшно. У меня по-прежнему были ухажеры, но я начала изнашиваться. Вы ведь знаете, как в Южной Флориде – каждый год целая толпа новых жопок. Я поняла, что мне пора подумать о будущем и найти что-то стабильное. Тут-то я и залетела. Я знаю, что не самая умная женщина в мире, вы это уже, наверное, заметили, но я усекла, что беременность – это шанс. Понимаете? Чтобы получить, что я хотела: надежного мужа и дом. Поэтому я поставила на Грега. Должно быть, вы считаете меня дрянью?

– Нет, я так не считаю, Мейбл, – ответила доктор Ноубл. У нее и в самом деле была чудесная улыбка. – Я думаю, в сложившихся обстоятельствах ты повела себя самым разумным образом. Ты решала свои насущные проблемы, но сегодня они обернулись для тебя новыми. Ты согласна с этой оценкой?

– Вполне.

– Мейбл, я серьезно настаиваю на том, чтобы, пока мы не стабилизируем твою нынешнюю жизнь, ты ничего не начала менять. Это касается и того предложения. Я, конечно, не могу диктовать тебе, что делать, – все решения принимаешь ты сама. Я только хочу заметить, что, если ты вступишь в новые интимные отношения, твои проблемы только усложнятся. Ты обещаешь хорошенько подумать об этом?

– Разумеется, док, я подумаю.

– В таком случае, на сегодня все. Ты придешь в четверг?

– Обязательно.

Я ушла от доктора Ноубл, понимая, что так и не услышала от нее того, что ждала. Подозреваю, что она не хотела быть ответственной за ситуацию в случае неудачи. Как она сказала, решения принимаю я. А мое видение моей жизни выхода не предполагало.

Лаура из „Хашбима" прислала мне уведомление, что они получили новую коллекцию хлопчатобумажных разноцветных маек с глубоким вырезом. Она считала, что мне они должны понравиться. Поэтому я отправилась в магазин. Я чувствовала себя настолько несчастной, что мне было просто необходимо купить себе что-нибудь. Для бодрости, понимаете?

16
Герман Тодд

Всю свою жизнь я был дураком. Я обнаружил, что человек может знать это и, тем не менее, ничего не делать, чтобы исправить существующее положение. Я имею в виду, что вы можете осознавать собственную неполноценность и все равно продолжать вести себя как дурак. Я пришел к выводу, что мужчина является рабом своих гормонов, по крайней мере я-то уж точно.

– Ты эротоман, – однажды сказал мне Чес. – Какого черта ты это делаешь? Тебе давно пора повзрослеть.

– Никогда не повзрослею, – ответил я, – какой в этом смысл?

Эта среда была великим дерьмом. Все мои дни – большое дерьмо, но это было что-то особенное. Куча неожиданных претензий, две крупные сделки, которые сорвались, да плюс отвратительнейший клиент, вломившийся в мой офис и доказывающий свою правоту, не желая заплатить за то, что должен. Мне потребовался почти час, чтобы успокоить его и отправить восвояси. Он был, конечно же, не прав.

К четырем часам я понял, что все, больше не могу. Я сказал Голди, что собираюсь поехать в клуб и что она может дозвониться до меня, но только если в мое отсутствие случится что-нибудь неожиданное или важное.

– Другими словами, – улыбнулась Голди, – вы не хотите, чтобы вас беспокоили.

– Отлично соображаешь, – одобрил я.

Клуб, к которому я принадлежу, поистине потрясающее место. Марлен ненавидит его, но мне он нравится. Она бывает там только раз в двенадцать месяцев на праздник Нового года. Ну, а я – три или четыре раза в неделю. Я оказывал им кое-какие услуги, и у них не было причин на меня жаловаться. Это весьма необычный клуб для Флориды, потому что в нем совсем нет никаких ограничений для вступления. Черные, евреи, кубинцы – мы принимаем всех, лишь бы этот человек мог позволить себе платить взносы. Абсолютно никаких ограничений. Бог мой, среди членов нашего клуба есть даже люди, которые не пьют.

Одна из наиболее шикарных особенностей этого заведения заключается в том, что в нем полно женщин. Жены, любовницы, подружки, голожопки – все они ходят сюда играть в гольф или теннис, а также поужинать или позавтракать. Или же просто поохотиться в „счастливый час" [2]2
  Five o'clock – пять часов.


[Закрыть], когда работает бесплатный буфет. Обычно в баре женщин даже больше, чем мужчин.

К моменту, когда я добрался до клуба в среду, как раз наступил „счастливый час". Народу в зале было полно, гул голосов смешивался с дымом сигарет и с запахом мужских и женских духов. Я поприветствовал нескольких знакомых, мужчин и женщин, и наконец добрался до стойки бара, возле которой не было ни одного свободного места. Я заказал двойную водку со льдом. К тому моменту, когда я получил свою выпивку и начал ее потягивать, все дерьмо этого дня превратилось в смутные воспоминания, и я стал оглядываться вокруг, подыскивая себе компанию – что-нибудь приятное на вид и очень дружеское.

Однако не я обнаружил ее – это она нашла меня, попросив огоньку для ее длинной коричневой сигареты. Вот начало этой истории. Ее имя было Лаура, она была шикарной дамочкой с потрясающими сиськами и низким голосом, которым она рассказывала такие шутки, какие обычно можно услышать только в мужском клозете. Она была разведена и сказала, что недавно дала отставку своему другу.

Ну, в общем, мы решили не болтать долго, а выпили еще по паре стаканчиков, закусили и отправились в ее домик в Бока трахаться на шикарной, громадной, с водяным матрасом, кровати.

– Задвинь занавески к чертовой матери, – сказал я, – или выключи свет.

– Ха, – усмехнулась Лаура, – это место абсолютно необитаемое, поэтому не волнуйся. А те, кто мог бы нас увидеть, засыпают около девяти. Никто не засечет наш срам.

Ну и траханье это было! Я пришел в себя только около трех часов ночи, интересуясь, есть ли где-нибудь пункт неотложной помощи.

Уже пересекая газон перед домом и направляясь к своему „линкольну", я увидел, чтоко мне решительным шагом приближается парень, очень походивший на обезьяну, только что превратившуюся в человека. Неплохо, правда, одетую. Он наградил меня мощным ударом в губу, и я прочно уселся на землю.

– Слушай, ты, сукин сын, – прогромыхала обезьяна, – если я увижу тебя здесь еще хотя бы раз, считай, что ты – дохлое мясо.

Он развернулся и быстро зашагал в сторону дома Лауры – у меня не возникло никакого желания остановить его. Разве может раненый воробей сопротивляться горному орлу? Я понял, что это был тот самый отставленный друг. И дорогая, милейшая Лаура оставила открытыми занавески и включенным свет для того, чтобы поднять уровень его ревности.

Ну и ладно, все это ерунда. Ни для кого не секрет, что если без конца пить и волочиться за бабами, рано или поздно получишь по физиономии.

Я потрогал свою разбитую губу и отправился домой. Марлен и Таня уже, конечно, спали. Поэтому я пробрался в спальню для гостей, снял с. себя одежду и залез под душ. А потом уже даже и не помню, как добрел до кровати. Наверное, спал на ходу.

В четверг я проснулся чуть позже одиннадцати и, конечно, чувствовал себя неважно. Я позвонил Голди и сказал, что опоздаю.

– Я уже это поняла, – рассмеялась она.

После того как холодный душ слегка привел меня в чувство, я выпил немножечко коньяка и посмотрел на свою разбитую губу. Она не выглядела слишком привлекательной, но в то же время и не казалась чересчур уж страшной. Хорошо еще, что я не потерял зубы. Потом я побрился, оделся и решил зайти к соседям. Я надеялся, что Мейбл сварит мне чашку кофе, как это обычно бывало. Однако ее не оказалось дома, поэтому мне ничего не оставалось, как, несмотря на дикую головную боль, сесть в машину и отправиться к брату на наш еженедельный ленч. По дороге я остановился, чтобы купить пиццу пипперони и упаковку холодного пива марки „Будвайзер".

Чес, как только взглянул на мое лицо, сразу сказал:

– Держу пари, другой малыш не пострадал.

– Ты выиграл свое пари, – промямлил я, – меня повергли с одного удара.

Мы ели теплую пиццу и запивали ее холодным пивом. Мне что-то было не до разговоров, но Чеса прямо-таки распирало.

– Когда-нибудь, – сказал он, – ты непременно попадешь в серьезный переплет. Какого черта ты совсем не думаешь об этом?

– Этого никогда не случится, – заверил я брата. – Бог любит идиотов и пьяниц, а у меня с каждого боку по такому достоинству.

– Зачем ты все это делаешь? – спросил он меня. – Почти каждый день пьешь и где-то шляешься. Если ты собираешься доконать себя, это твое дело, но ты ведь травмируешь жену и дочку.

– Слушай, не затягивай веревку из вины на моей шее, Чес, – взвыл я, – мне хватает этого и дома. Да, кстати, ты помнишь, что я тебе рассказывал про курочку, которая живет по соседству? Я думаю, у меня с ней налаживаются неплохие отношения. Похоже, что она уже созрела.

Но брат не собирался менять предмет беседы.

– Тебе что, в самом деле, нравится, как ты живешь? – потребовал он ответа.

Я почувствовал, как во мне нарастает раздражение.

– Иди к черту. Конечно же, мне нравится.

– Послушай, парень, ты рождаешься, немножко живешь, затем умираешь.

– Ну и что? Все – дерьмо, и ты это знаешь.

– Что дерьмо?

– Жизнь – вот что. Поэтому я стараюсь получить как можно больше удовольствия.

– И ни во что не веришь.

– Конечно, верю, – сказал я. – Я верю в собирание божьих коровок. И стремлюсь собрать их так много, сколько смогу удержать.

Он покачал головой:

– Твои трахнутые божьи коровки – дерьмо и понос. Неужели до этих крошечных мозгов не доходит, что есть вещи, намного более ценные, чем твои удовольствия?

– Какие, например?

– Любовь.

– Ах, Боже мой, насколько я понимаю, любовь – это просто слово из нескольких букв.

– Тебе следует еще многому научиться, сынок.

– Я не хочу учиться, – вспылил я. – Я эгоист и признаю это. Но ведь каждый человек эгоист. Ты когда-нибудь видел кого-нибудь, кто бы не соблюдал собственные интересы.

– Да, – ответил мой брат, – например, я.

– Правильно, ты. Но посмотри, к чему это тебя привело.

– А ты когда-нибудь слышал, чтобы я жаловался? – спросил он спокойно.

– Нет, не слышал. И я уважаю тебя за это, но мне претит твоя готовность потерять свою задницу. Это, извини, глупо. – Я вздохнул, прикончил вторую банку пива и поднялся. – Мне пора отправляться в офис. Мы с тобой никогда не придем к соглашению по этому вопросу.

Чес сжал пустую пивную банку в своем громадном кулаке и уставился на нее.

– Я беспокоюсь за тебя, – произнес он низким голосом.

– Не беспокойся, брат, со мной все в порядке. – Я неожиданно наклонился и поцеловал его в щеку. Не помню, чтобы я когда-либо делал нечто подобное. – Береги себя.

Весь обратный путь я думал о нашей сегодняшней встрече. Она потрясла меня, я понимал это. Я всегда знал, что Чес более тонкий и умный, чем я. И даже когда мы в чем-то не соглашались, я все равно признавал это.

У меня вдруг возникло минутное чувство, что, возможно, я погружаюсь туда, откуда мне уже потом не вынырнуть, но это ощущение быстро прошло. Я повернул на север и поехал в свой клуб для того, чтобы слегка расправить плечи. Глядишь, и Лаура объявится.