Текст книги "Личное удовольствие"
Автор книги: Лоуренс Сандерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
4
Герман Тодд
Поздним утром в четверг я проснулся, страдая от ужасного похмелья. Марлен уехала на работу. Таня ушла в школу, и дом был в моем распоряжении. Это было чрезвычайно удачно, так как я совсем не хотел, чтобы они видели меня в таком состоянии. Хотя сомневаюсь, что это их бы удивило, поскольку и жена, и дочь хорошо знали, каков результат моих спиртных битв.
Я выпил галлон воды, принял душ и побрился электробритвой, которая ходуном ходила в моих руках. Затем оделся и пошел к соседям, чтобы позаимствовать аспирин и чашечку черного кофе (я до сих пор не освоил итальянскую кофеварку, которую купила моя жена). Но, к сожалению, Мейбл не оказалось дома. И мне ничего не оставалось, как отправиться на работу.
Голди была на своем месте и, взглянув на меня, жалостливо покачала головой.
– Спаси меня, – простонал я.
Она спустилась в „Долли-Дели" и принесла оттуда большой пластиковый стакан кофе и конфеты с лакрицей. Голди мне всегда нравилась (у нее потрясающая задница), я был бы не прочь преуспеть здесь, но ока замужем за сержантом полиции, а кому нужны такие проблемы?
Я отдал конфеты Голди, а кофе понес в свой кабинет, не забыв запереть за собой дверь. Все мои служащие были на работе в различных точках города, но мне совершенно не улыбалось, чтобы кто-то из них по какой-нибудь случайности, вернувшись раньше, увидел своего шефа, который добавлял двойной виски в чашку с утренним кофе. После того как я выпил это зелье и почувствовал, что жизнь во мне наконец затеплилась, я закурил сигарету и занялся проверкой страховки одного из клиентов на сумму в миллион долларов. Этим клиентом был Мервин Макхортл, владелец того места, где работала Марлен.
Около одиннадцати я вышел в приемную и налил себе чашку холодной воды.
– Ну как, получше? – спросила Голди.
– Я готов для битвы и для шалостей, – ответствовал я.
Вернувшись в кабинет, я добавил в чашку с водой немного виски. Это был отличный трюк. Когда я вытянул перед собой руки, то они больше не дрожали и выглядели весьма сильными. К полудню, времени моего ухода из офиса, я был уже в форме, если только это понятие применимо ко мне. Я сообщил Голди, что вернусь через пару часов. Голди кивнула, она знала, что каждый четверг мы обедаем с моим братом.
Я зашел в „Долли-Дели" и взял два огромных сандвича с солониной на ржаном хлебе, порцию салата из свежей капусты, моркови и лука, а также несколько пучков обожаемого Чесом укропа. Затем проследовал в винный магазин „Йэ Олдэ", который открылся всего год назад, и купил литр „Джек Дэниелс". И наконец, запихнув себя в новый „линкольн-таункар", отправился в путь.
Я поехал своим обычным маршрутом и вскоре очутился в дыре, где жил и работал мой брат. Он называл это студией, я – сараем.
Мой брат – он был на семь лет старше меня – потерял обе ноги во Вьетнаме. Правительство хотело предоставить ему специальный протез, прикрепляющийся к верхней части туловища, но он предпочел инвалидную коляску. Прошло несколько лет, прежде чем к нему вернулся ясный рассудок – раньше у него были проблемы с головой. Он работал над этим вместе с психиатром, и они справились. Сейчас брат пишет книги для детей. Не могу сказать, что он разбогател, но вместе с невероятно крошечной пенсией у Чеса выходило довольно прилично, и он не брал у меня ни цента. Он был крепкий мужик, не то что я.
– Привет, дерьмо, – приветствовал меня Чес.
– Здорово, вонючка, – произнес я в ответ. – Ты выглядишь усталым. Бегал на четвереньках?
– Я положу тебя на обе лопатки в любой момент. Ты весь в трясучке, твоя задница ссохлась, а глаза лопаются от крови. Опять, небось, пил и трахался без разбору?
– Да, и собираюсь продолжать в том же духе. – Я начал выкладывать покупки. – Как ты думаешь, соленые грибы пойдут с солониной?
– Сейчас определим. Бери кресло и садись к столу.
Это была скорее стойка, чем стол: толстый лист фанеры, положенный на козлы для пилки дров, достаточно высоко, чтобы коляска брата могла подкатываться вплотную. На этом импровизированном столе находился текстовой редактор. Сюда я и вывалил наш ленч и разлил „Джек Дэниелс" в кувшины, которые Чес использовал как стаканы.
– Как Таня? – спросил он.
– В порядке.
– А Марлен?
– Тоже.
– Ты счастливчик. И стопроцентный мерзавец, потому что так обманываешь ее.
– Ничего не могу поделать, – ответил я. – Это как отвратительная привычка, вроде ковыряния в носу.
Он засмеялся:
– Я надеюсь, она поймает тебя на обмане, разведется и получит хорошие алименты.
– Она не станет. Марлен знает, что я бабник, и ее абсолютно не интересует, кого я трахаю. Только бы не ее.
Чес внимательно посмотрел на меня.
– Сынок, там, где вопрос касается женщин, ты полный идиот. Как ты провел эти дни? Было что-нибудь интересное?
– Ничего особенного. Я положил глаз на один лакомый кусочек, живущий по соседству. У нее потрясающая задница. Но ее муж и Марлен работают вместе, и мы периодически ходим друг к другу в гости. Организовать что-нибудь здесь будет очень трудно.
– Ты найдешь способ, – усмехнулся он.
Его вопросы, касающиеся моей частной жизни, не были праздным любопытством. Когда я сказал, что у Чеса с мозгами стало все хорошо, я был не до конца откровенен. С тех пор как мой брат вернулся из Вьетнама без ног, он так и не пытался попробовать опять этос женщиной. Чес говорит, что потерял к этому интерес, но ему чертовски любопытно, как все происходит у меня.
Я спросил у доктора Черри Ноубл об этом моменте. Она – тот самый психоаналитик, который вытянул Чеса из дерьма.
– Ему намного лучше, – начал я, – но мне кажется, он не функционирует как мужчина. У него нет ног, но осталось все другое. В чем же дело?
– Он чувствует себя неполноценным, – объяснила доктор Ноубл. – Он потерял часть себя и думает, что женщины отвернутся от его, как он считает, физического уродства. Ваш брат боится, что если он сделает попытку, то будет отвергнут, или же, что у него ничего не получится. Именно поэтому Чес даже и не пытается.
– Сколько это будет продолжаться? До конца его дней?
– И такое бывает. Но я попытаюсь вытащить его. Он славный парень, и если кто и заслуживает немного радости, так это он.
– Не говорите ему о нашем разговоре, – попросил я, – а все счета присылайте мне.
– Счетов не будет, – сказала она просто.
К моменту, когда мне надо было возвращаться в офис, я съел только одну порцию соленых грибов, в то время как Чес уплетал уже третью. Он передал для Тани свою последнюю книгу, с автографом. Книга называлась „Приключения Томми-Муравья".
Я был уже снаружи и открывал свой „линкольн", когда к дому подъехал белый „ягуар" доктора Черри Ноубл. Она вышла из машины и направилась ко мне.
– Герман! Какой приятный сюрприз. Мы не виделись сто лет. Я как раз думала о вас утром. Как настроение?
– Если мне будет лучше, я стану просто бесчувственным. А у вас все в порядке?
– Все хорошо, спасибо. Вы навещали Чеса?
– Да. Сегодня наш традиционный ленч по четвергам.
– Ах да, правильно. Я совсем забыла. Как он?
– По-моему, хорошо. У него есть какой-нибудь прогресс, доктор?
– Гм, – ответила она.
– Ну, что ж, работайте дальше. Я в самом деле ценю то, что вы делаете.
Доктор Ноубл кивнула. Пока она шла к сараю моего брата, я провожал ее взглядом. На ней было розовое льняное платье, плотно облегающее фигуру.
И какую фигуру, Бог мой!
5
Доктор Черри Ноубл
Среди моих пациентов Чес был единственным ветераном вьетнамской войны. Я проработала всю литературу по этой теме, но так и не оказалась достаточно подготовленной к серьезности его проблем. К счастью, по мере наших совместных усилий проблемы все же разрешались. Однако прошло почти два года, прежде чем стало возможным сделать наши каждодневные встречи более редкими. Я не утверждаю, что именно мое мастерство психиатра привело к тому, что у Чеса исчезли мучающие его ночные кошмары, или тяжелая депрессия, или внезапные приступы неподконтрольного всхлипывания. Я считаю, что без его активного участия не было бы никакого успеха. Он помог себе сам. Чес Тодд – очень сильный человек.
Пока мы занимались лечением, я обнаружила, что он мне нравится. Сначала он вел себя как личность со склонностью к скатологическому юмору. Но затем, убедившись, что на меня это не действует, стал говорить почти нормально. У него оказалась мягкая и ранимая душа – я поняла, что именно это и есть настоящий Чес.
Я не касалась его атрофированного либидо, а выздоровление не могло быть полным без решения этого аспекта. Я надеялась, что сексуальные проблемы решатся сами по себе. Доктора лечат, природа успокаивает. Но прошло уже несколько лет с тех пор, как закончились наши сеансы, а я так и не заметила прогресса.
Чес запер дверь за своим братом. Я позвонила и услышала шум мотора его инвалидной коляски. Через минуту он открыл дверь и, увидев меня, заулыбался.
– Сегодня у меня чудесный день! Вы очень элегантны. Розовый – определенно ваш цвет. Входите.
Его студия была в полнейшем беспорядке. На столе виднелись следы ленча с Германом. Я начала убирать грязные тарелки.
– Оставьте это, Черри. Я уберу все сам. Хотите маринованный огурец с укропом?
– Нет, спасибо, – ответила я, рассмеявшись.
– Тогда „Джек Дэниелс"?
– Чуть-чуть. И много-много воды со льдом. Я сделаю сама.
– Будьте как дома.
Это было ветхое строение, но Чес оборудовал в нем крошечную кухню, которая содержалась в идеальном порядке. Я приготовила свой напиток и села на шаткий стул с высокой спинкой напротив хозяина.
– Я встретила Германа на улице, – сказала я. – Вы хорошо посидели?
– Как обычно. Я всегда рад его видеть. Раз в неделю. Я люблю своего брата, но много Германа – это уже не для меня.
– Почему вы так говорите, Чес?
– Он слишком большой развратник. У него одна забота – гоняться за женщинами. Почему мужчины ведут себя таким образом, док?
– Причины могут быть различны. Вы говорите, он постоянно гоняется за женщинами? Ему удается их поймать?
– Конечно, – рассмеялся Чес. – Если ему можно верить. Как вы называете нимфомана-мужчину?
– Я называю его дураком. Но, возможно, вы предпочтете другой термин – сатир. Мужчина, который страдает от чрезмерных сексуальных страстей.
– Не похоже, чтобы Герман страдал, – усмехнулся он. – Прямая противоположность мне, правда?
– Гм, – промычала я. Мы оба улыбнулись. – Хорошо, Чес. Я не буду так с вами. Как продвигается работа?
– Легче не стало. Я думал, что со временем мне будет проще писать, но этого не произошло.
– Мне до сих пор интересно, почему вы начали писать книги для детей?
– Потому, что в глубине души я дитя.
– Будьте серьезны.
– Мне даже самому было непонятно, почему я стал писать сказки. И знаете, что я решил? Что это способ убежать от реальности.
– Я полагаю, мы оба согласимся, что не существует такой вещи, как реальность. Есть только наше отношение к ней.
– М-м. Ну, скажем так: я воспринимаю реальность как мир, который меня не вполне устраивает. Вот почему я создал мир муравья Томми.
Он налил себе еще. Я никогда не встречала человека, который пил бы так много и не пьянел. Мне было страшно представить, как выглядит его печень.
– Как вы себя чувствуете? – спросила я спокойно. – Бывают ночные кошмары?
– Нет. Я сплю без снов.
– Подавленность?
– Только в том случае, если плохо пишется. Не беспокойтесь за меня, док. Я в порядке.
– Никаких сожалений?
– О чем?
– А я думала, мы договорились не играть в прятки. Сожаления по поводу ваших сексуальных устремлений, разумеется.
– А… это. – Он сделал большой глоток. – Я могу с этим жить.
– Согласна. Но хотите ли?
– У меня нет выбора, – ответил он низким голосом.
– Уверена, что есть, – возразила я сердито. – Я наблюдала, как из развалины вы превратились в энергичного, деятельного человека, способного начать новую жизнь. И это сделала не терапия. И не я. Это произошло потому, что вы захотели измениться.
Он покачал головой:
– Я знаю, что я собой представляю. И знаю все причины так же хорошо, как и вы.
– Чес, вы не хотели бы опять начать наши сеансы? Допустим, дважды в неделю. Я могу приезжать сюда. Может быть, нам удастся с этим справиться.
– Нет, – буркнул он. – Спасибо, но нет.
Я посмотрела на него, но Чес отвел глаза. Верхнюю часть тела сидящего передо мной мужчины можно было бы назвать эталоном развитых мускулов. Перила и разнообразные ручки, прикрепленные вдоль стен по всей студии, позволяли ему самому ложиться спать, пользоваться туалетом и душем. Для Чеса было жизненно необходимым стать независимым – вот еще причина, почему он отказался от моей помощи.
– Вы думаете, что ваше страдание очищает душу? – спросила я.
– Я не хочу говорить об этом.
Я кивнула, допила напиток и поднялась. Чес позволил мне поцеловать его в щеку. Я была уже около двери, когда услышала его голос:
– Черри.
Я вернулась в студию.
– Если я передумаю, – произнес он с комической ухмылкой, – вы узнаете первая.
Я вышла на улицу и села на горячее сиденье „ягуара". Затем закурила. Вообще, я курю редко, но в тот момент мне это было необходимо. Мне казалось, что между Чесом и мной существует нечто большее, чем дружба между врачом и пациентом. Я знала, как я отношусь к Чесу, и думала, что знаю, как он относится ко мне.
Конечно, я могла все это придумать и все-таки надеялась, что мои ощущения не врут. Потому что от этого зависело не только его возможное счастье, но и мое.
6
Чес Тодд
Мне было стыдно за самого себя. Как я ей сказал? „Если я передумаю, вы узнаете об этом первая"?
Что за чушь! Пустая мужская брехня. Как будто моя любовь была тем даром, который можно принять с радостью.
Доктор Ноубл – умная женщина, и она прекрасно знает причины моего безбрачия. А вот чего она не знает, так это того, что я чертовски упрям. Упрямство всегда было моим бедствием: я настаиваю на своем, даже когда знаю, что другие правы. И кроме того, что я тупица, другого объяснения этому нет.
После ухода Черри моя студия показалась мне до ужаса унылой. Само собой, я не мог шагать, но я мог кататься вперед и назад, и даже по кругу, но это не приносило мне облегчения. Поэтому я допил свое виски и закупорил бутылку. Ящик под раковиной, как и место под кроватью, был заполнен пустыми емкостями – восемьдесят процентов моего вдохновения, горько усмехнулся я.
Я знал, что, попытайся я начать что-то с доктором Ноубл, она пойдет на это. Но я никак не мог найти ответ на вопрос: в самом ли деле Черри этого хочет или это один из методов лечения?
И поскольку я не понимал истинных причин поведения моего врача, то решил воздержаться от дальнейших размышлений и не взвинчивать себя еще больше.
Как-то давно, когда я лечился у нее в течение года, ока спросила меня:
– Почему вы не были женаты, Чес? Я уверена, у вас припасена какая-нибудь грязная шуточка в ответ, однако я предпочитаю правду. Вы боитесь женитьбы? Не хотите ответственности? Стремитесь сохранить свою независимость?
– Вовсе нет, – ответил я. – На самом деле я был однажды помолвлен. День свадьбы не назначали, но мы знали, что обязательно поженимся. Люси была необыкновенной девушкой. Очень красивой и с потрясающим чувством юмора. Сама идея провести с ней остаток жизни делала меня счастливым. Она хорошо знала мой характер, и у нас никогда не возникало серьезных разногласий. Как-то раз, когда она возвращалась с работы, в нее врезался один пьяный идиот. Вот так и наступил конец жизни Люси и моим мечтам о будущем.
– Боже мой, Чес, – мягко сказала Черри, – мне так жаль. То, что случилось, ужасно.
Но что ужасно на самом деле, так это то, что вся история была абсолютным дерьмом. Никогда не существовало никакой Люси. Я никогда не собирался жениться. История была придумана под влиянием момента. И не спрашивайте почему. Доктор Ноубл поверила мне, она несколько раз возвращалась к этой теме. Вероятно, этот вымысел и помог мне решиться писать книги для детей. Я подумал, что раз уж я смог обвести вокруг пальца такого специалиста, как Черри, то уж наверняка сумею писать небылицы для ребят.
Вот так это все и произошло. Я зарабатывал на этом не так уж много, куда больше получали иллюстраторы, но мои книги хорошо раскупались и быстро писались. Это дало мне специальность и помогло не спиться. Последнее случилось с моим отцом. Он умер от острого цирроза печени. И Герман и я, мы оба были закоренелыми пьяницами, но никто из нас не стал алкоголиком. Пока.
А теперь основная шутка. После того как я около пары лет писал ребячьи истории, оказалось, что они стали для меня более реальными, чем сама жизнь.
Я начал с того, что заставил доктора Ноубл поверить в историю с Люси, а закончил тем, что поверил в свои выдумки сам. Интересно, что чувствовал О'Генри?
Я прекратил носиться по студии в инвалидной коляске, подъехал к компьютеру, включил его и перечитал первые страницы своей новой книги. Написанное показалось мне безжизненным и скучным, и я стер весь текст. Затем, удобно усевшись, я попытался найти свежую идею. Но совершенно не мог сосредоточиться. Перед моими глазами стояла доктор Ноубл в ее коротком розовом платье.
Однажды я спросил ее:
– Почему вы не замужем?
– Я была замужем, но развелась, – последовал ответ.
– Да? И что же произошло?
– У нас просто ничего не получилось.
– Он тоже был психоаналитиком?
– Да, – кивнула она.
Я не хотел совать свой нос глубже и поэтому заметил:
– Вы ведете себя не как разведенная женщина.
Она удивилась:
– А как ведут себя разведенные женщины?
– Вы сами знаете. С большей готовностью.
Черри восприняла это достаточно серьезно.
– Я не думаю, что веду себя с большей готовностью, Чес, – произнесла она наконец. – Если вы подразумеваете готовность выйти замуж. Сейчас это не имеет для меня никакого значения. Может быть, придет день, и все изменится. Но сейчас – нет.
– Словом, в таком уединении нет ничего романтичного.
– Я этого не говорила, – улыбнулась Черри.
Воспоминание об этом разговоре дало мне идею новой книги. „Приключения Томми-Муравья" очень нравились моему нью-йоркскому редактору. Она писала: „Вы сделали Томми таким живым! Как насчет продолжения?"
Мне пришло в голову, что я могу написать историю любви Томми-Муравья. Например, создать его подружку, тоже муравья, и назвать ее Люси. С Томми случится несчастный случай, может быть, булыжник, который он грыз, упадет на него, или что-то в этом роде. А Люси, проходившая мимо, спасет его от гибели и будет ухаживать за ним до полного выздоровления.
Мне эта мысль понравилась. Надо было обдумать детали, но в целом должен был получиться бестселлер. В отношениях между ними будут разногласия, иногда даже ссоры, но, в конце концов, Томми и Люси проживут счастливо долгую жизнь.
Но тут я понял, что на этом история еще не завершается. Он и Люси могли бы пожениться, обзавестись детьми, и следующие книги будут уже про семейство муравьев, их проблемы и достижения. Я начинал видеть свои книги как муравьиную сагу, которую будут читать целые поколения детей.
– У вас есть дети? – спросил я однажды Черри Ноубл.
– Нет, – сухо ответила она. – Пока нет.
– Ну, у вас еще есть время, – заверил ее я.
Она как-то странно взглянула на меня.
– Есть ли?
7
Мервин Макхортл
Суббота и воскресенье были безнадежно испорчены, так как Гертруда настояла на том,чтобы отправиться к ее наискучнейшему семейству на Вест-Палм-Бич. Все эти люди в своем роде уникальны. Они говорят о друзьях, которые, упав, повредили себе бедро, и о том, что правительственная программа медицинской помощи недостаточно хороша. От этих разговоров любому захочется напиться, что я и сделал.
Зато новая неделя принесла изумительное весеннее утро. Сделав несколько необходимых звонков и надиктовав пару писем, я отправился на поле для гольфа, расположенное позади лаборатории. Час, проведенный там, был просто великолепен.
Когда я вернулся, миссис Коллинз сообщила мне, что звонил Грегори Бэрроу и спрашивал, могу ли я принять его. Я взглянул на часы.
– Передайте Бэрроу, что я приму его прямо сейчас. Если он задержится дольше, чем на десять минут, зайдите и напомните мне о следующей встрече.
– Хорошо, мистер Макхортл, – проговорила секретарша.
Я уселся за свой стол и закурил первую сигарету. Врач нашей компании советует мне ограничиться двумя штуками в день, поэтому я редко выкуриваю больше четырех.
Когда Бэрроу вошел, я моментально понял, что у него проблемы. Грег первоклассный химик, но абсолютный ноль в практических делах. На его переносье виднелись две вертикальные морщины, что было признаком тревоги.
– Мистер Макхортл, – начал он, – это касается правительственного проекта ЖАВ.
– Хорошо, что ты напомнил мне. Звонил полковник Кнекер и сказал, что ЖАВ будет называться не аддитивной диетой, а обогащенной.
– Да, сэр, – произнес Грег, – но я хотел бы поговорить с вами о правовых и этических аспектах проекта. Я много думал и пришел к выводу, что мы на опасном пути.
– Каким образом?
– Во-первых, полковник Кнекер четко не сказал, будет ли солдатам сообщено о вводимом им препарате, который сделает их более агрессивными. Я считаю, что во избежание скандала необходима информация о ЖАВ.
– Понимаю, о чем ты, – кивнул я, – и, пожалуй, ты прав. Мне кажется, лучшим решением будет сообщить о ЖАВ, если опыты окажутся успешными. Затем необходимо будет организовать широкую рекламную кампанию, чтобы препарат, который абсолютно безвреден и к тому же является обогащенной специальной диетой, могли использовать все желающие, в том числе и наши доблестные солдаты. – Я видел, что Грег убежден не до конца. – Никого нельзя накормить лекарством, не проинформировав заранее, – мягко продолжил я, – я никогда не позволю, чтобы это произошло. Но, поверь мне, Грег, как только солдатам станет известно о воздействии препарата на их агрессивность, они все кинутся запихивать его в себя горстями, поскольку он увеличит их шанс на выживание.
– Надеюсь, вы правы, – промолвил он в конце концов.
– Это все, о чем мы должны были переговорить? – спросил я, уверенный в обратном.
– Еще один момент, сэр, – сказал Грег. – Если солдаты будут использовать тестостерон перед боем, не случится ли так, что уровень их агрессивности возрастет настолько высоко, что превратится в неудержимую ярость, ведущую к массовым убийствам, грабежам, изнасилованиям и прочим актам неистовства?
– Но, Грег, – спокойно возразил я, – все зависит от дозировки, не так ли? А это уже твоя работа. Продукт, который ты создаешь, должен быть достаточно эффективен для необходимого результата, но не настолько силен, чтобы произошло все, о чем ты говоришь. Если бы я не был уверен, что ты справишься, то не поручил бы тебе исследования. Ты лучший химик в этом здании, Грег. И я знаю, что завишу от тебя.
– Спасибо, сэр, – пробормотал он, поднимаясь. Вертикальные морщинки исчезли с его лба. Все-таки он потрясающенаивен.
– И помни, – осторожно добавил я, – должна соблюдаться абсолютная секретность. Никому ни слова.
Когда он уходил из моего кабинета, я посмотрел на часы и достал личный телефон. Он работал не через местный коммутатор. Номер, который я набрал, принадлежал Джессике Фиддлер. После второго гудка она взяла трубку.
– Привет, Джесс, дорогая. Это Мак. У тебя есть время для меня?
– О, папочка, – произнесла она хриплым голосом, – я надеялась, что ты позвонишь. Я только что вылезла из бассейна, и на мне новое бикини – ярко-красное. Уверена, тебе понравится. Ты можешь приехать сейчас?
– Уже еду. – Я повесил трубку.
– Миссис Коллинз, у меня встреча в гольф-клубе, – заявил я секретарше. – Если случится что-нибудь важное, оставьте сообщение там.
– Хорошо, мистер Макхортл, – кивнула она.
Все-таки жизнь может быть изумительной.
Для Джессики я купил дом, который записал на ее имя. И это было лучшее вложение средств. Дом не был громадным, но имел две спальни, веранду и бассейн на южной стороне. Джесс всегда держала в холодильнике мои любимые напитки и еду.
В свои двадцать один год она выглядела на шестнадцать и числилась в моей лаборатории платным консультантом. Я сам консультировал ее довольно часто.
Усевшись в тени, я потягивал из бокала коктейль, приготовленный Джесс, в то время как она загорала без лифчика. Тело ее было пределом мечтаний. Она загорела до цвета персика и вся блестела. Мне нравилось в Джессике абсолютно все. И если я был в три раза старше, так что с того?
– У тебя много работы? – лениво спросила она.
– Слишком много, – ответил я. – Но мне необходима уйма денег. Малышка нуждается в новых туфлях.
– Тебе лучше знать, – рассмеялась Джесс. – Над чем ты сейчас работаешь?
Я обожаю говорить с ней о работе. Мою жену мой бизнес не интересовал. Гертруда предпочитала говорить о своих цветах и о том, какие земли мы купим в Северной Каролине. Но Джесс действительно хотела знать о делах лаборатории. Я предупредил ее, чтобы она никому не передавала наши беседы, и был уверен, что крошка достаточно умна, чтобы осознать зависимость собственного дохода от умения молчать.
Джесс слушала затаив дыхание.
– Ты думаешь, это в самом деле получится?
– Или да, или нет. Но нам заплатят в любом случае. Следовательно, потерь не будет.
Она поднялась и подошла ко мне вплотную. Я обнял ее за талию и поцеловал в плоский живот. Девушка положила ладонь на мою лысую голову.
– Если ЖАВ сработает, я не хочу, чтобы ты его пробовал. Ты достаточно силен для меня в том виде, в котором есть.
– Пойдем в дом, – произнес я.
Я был мультимиллионером. Я жил в девятнадцатикомнатном особняке с окнами на побережье. Я водил белый „Мерседес-560", но ничто из того, чем я владел, не приносило мне большее удовольствие, чем Джессика Фиддлер. Когда я держал в объятиях ее молодое, упругое тело, я становился сам молодым. Я забывал о лысине, проблемах с дантистом, плохом сердцебиении. Заниматься сексом с Джесс означало завести часы в обратную сторону – в то время, в котором я хотел жить вечно.
Мне нравилось думать, что я ей тоже что-то даю. Я не имею в виду материальное благополучие. Я говорю о нашем взаимопонимании и поддержке. Мне были интересны ее здоровье, чувства, страхи и сны. Я также тешил себя надеждой, что Джесс нравится мой способ заниматься с ней любовью. Она постоянно уверяла меня в этом, и если действия говорят больше, чем слова, то я имел все доказательства. Джесс всегда выполняла мои просьбы.
Вы думаете, что с моей стороны было больше эгоизма,чем любви? Возможно, вы правы. Но что такое любовь, как не страстный эгоизм? Я точно знал только одно: если я не смогу обнимать и осязать это стройное, горячее тело, то моментально превращусь в старика.
