Текст книги "Личное удовольствие"
Автор книги: Лоуренс Сандерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
47
Чес Тодд
Я весь день проводил в своем инвалидном кресле и постоянно думал о том, почему же никто не изобрел способа отращивать ноги. С другой стороны, может быть, следовало взять тот протез, который мне предлагали. Сам не знаю, почему я предпочел кресло. Наверное, потому, что я не хотел выставлять свою ущербность напоказ, или потому, что решил немного сыграть на жалости. Кто знает? Вы ведь не всегда можете объяснить, почему делаете те или иные вещи.
Вообще люди часто сталкиваются со всякими неожиданностями, никто никогда не даст заглянуть вам в карту вашей жизни. Вот, допустим, вы рождаетесь. Предполагается, что вы должны получить прекрасное образование, научиться хорошим манерам, приобрести жизненный опыт. Но иногда вы сталкиваетесь с такими вещами, о которых вам ничего не известно. Вас никто не предупреждал, что такое может быть, и никто не учил, как вы должны вести себя в той или иной ситуации. А здравый смысл, он часто отступает перед лицом большой беды.
Ну вот, например, какой опыт мог подсказать мне, что надо делать, когда мне позвонила моя племянница Таня, сообщив, что собирается убежать из дому. Я был уверен, что, если бы я предал ее, Таня никогда не простила бы мне этого. Но если бы я продолжал держать ее планы в секрете, как и пообещал, то поставил бы под угрозу ее физическую безопасность. Я совершенно не мог понять, почему такие хорошие ребята, как она и Честер Бэрроу, должны убегать из дому, рискуя попасть под машину на какой-нибудь из оживленных дорог.
Не зная, как правильно поступить, я катался по своей студии взад и вперед и, наконец, все же решил проинформировать их родителей. Я сообщил Черри Ноубл, что собираюсь сделать это.
– Я рада, Чес, – сказала она. – Дети – это ведь даже не подростки, и они совершенно не умеют вести себя так, чтобы отстаивать свои интересы.
– Я тоже так считаю, – вздохнул я. – Единственное, на что я надеюсь, это что Таня простит меня и забудет о моем предательстве. Может быть, это заставит ее родителей стать хоть чуточку повнимательнее. Просто чертовщина какая-то!
– Многие наши серьезные решения оказываются чертовщиной, – мягко произнесла Черри. – Разве не так? Мы пытаемся просчитать все возможные варианты и все неожиданности, которые могут встретиться на нашем жизненном пути, для того чтобы добиться наибольшего успеха, но иногда все случается прямо наоборот. И что делать в данной ситуации, не понятно.
– Спасибо, доктор, – сказал я.
– Когда ты собираешься связаться с ее родителями? – поинтересовалась Черри, игнорируя мой сарказм. – Ты будешь звонить им?
– Нет, это не телефонный разговор. Герман придет ко мне в четверг, вот тут я ему и скажу.
– Ну что ж, это разумно, – одобрила Черри. – Ты должен сказать ему, что решение Тани и Чета вызвано неправильным и невнимательным отношением со стороны их родителей. Я думаю, тебе также следует поговорить и с матерью девочки.
– Придется, – простонал я. – Я попрошу Германа передать ей, чтобы она заехала сюда – здесь я смогу переговорить с ней один на один. Боже мой, как мне не нравится все это!
– Ну и правильно, – сказала Черри. – Во всяком случае, ты дашь им еще один шанс.
Вот такие дела. Очередной кризис, с которым приходилось сражаться, очередное решение, которое следовало принимать.
Теперь относительно той книги, которую я тогда писал, – „Роман Томми-Муравья". Это было не самое приятное озарение – понять, что я пытаюсь писать про самого себя. Все сомнения, приключения, колебания, идеи Томми отражали мои собственные. Все его надежды были моими. Они включали сюда любовь, свадьбу, дом, семью – всю эту обычную галиматью.
Это было не потому, что я чувствовал себя несчастным от того, как развивались наши отношения с Черри. Но наша дружба, которую я высоко ценил, казалась мне какой-то пустой, неполной, как будто в ней что-то отсутствовало. И это „что-то" не являлось только сексом.
Я добрался до того момента в своем повествовании, когда Томми-Муравей решает прекратить свое холостяцкое существование и попросить Люси выйти за него замуж. Мне с трудом удалось написать сцену объяснения в любви – до того все это казалось мне смешным.
Тем не менее я справился с задуманным, и Томми проводит всю сцену очень эмоционально и красиво. Однако это не говорит об однозначности принятого им решения. Он очень боится потерять свою независимость и свободу, он боится также ответственности и того, что не сможет справиться со своей ролью главы семьи.
Я также опасался всех этих вещей. Плюс к тому, я страшно боялся, что так и не сумею преодолеть свою импотенцию. Нет нужды говорить о том, что я ставил на карту очень многое и еще большее мог проиграть. Но мог проиграть не только я, могла проиграть Черри. Я не стеснялся говорить с ней о всех этих моментах. Может быть, потому, что мы несколько лет провели с ней, общаясь как аналитик и его пациент.
– Прежде всего, – сказал я, – мне хочется, чтобы ты знала, что это будет не только моим решением. Я не понимаю, что хочешь ты, но я знаю, что это так же важно, или даже более важно, чем то, что хочу я. Я знаю, что ты готова протянуть мне руку помощи и помогать изо всех сил, и я знаю, что я буду пытаться соответствовать твоим представлениям настолько, насколько смогу. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
– Я понимаю, – спокойно ответила она.
Наступило первое сентября, но по-прежнему Южная Флорида оставалась сонной. Я наконец-то поставил новый кондиционер, самый лучший, который только можно было купить. И воздух внутри моей комнаты был прохладным и свежим.
Я не делал его максимально холодным, как мог, но держал на той температуре, при которой Черри, когда она приезжала ко мне, надевала на себя легкий свитер. Мы сидели рядом друг с другом, потягивали „фраскати", и тут я начал свое повествование.
Я прекрасно помню, что в этот день дверь в ванную была открыта и свет оттуда падал в комнату. Он недостаточно освещал помещение, но стояла светлая ночь, на небе была почти полная луна, и ее жемчужное сияние проникало сквозь окна. Казалось, мы находились под водой, воздух шевелился и переливался прозрачным матовым светом.
Черри выглядела очень бледной при таком освещении. Ее глаза были громадными и черными. Мне казалось, что я смотрю на нее не отрываясь, хотя я знал, что это не так.
– Ты, должно быть, знаешь, что я беспокоюсь о тебе, – начал я.
– Беспокоишься? – сказала она с легкой улыбкой. – Это как-то неопределенно – то, что ты говоришь, Чес, не так ли?
– Ну а если сказать, что я обожаю тебя? Это будет лучше?
– Не намного.
– Послушай, ты очень упрямая леди. Хорошо, ты мне нравишься. Это подойдет?
– Существует еще кое-что, попробуй вспомнить.
– Сначала позволь мне сказать, что тревожит Томми-Муравья.
И я передал ей все его страхи и всю его борьбу, которую он прошел, перед тем как сделать предложение Люси.
– Эти страхи мои, – проговорил я.
Бутылка с вином стояла в ведерке возле ее ног. Она наклонилась и наполнила наши стаканы. При свете луны вино выглядело совершенно бесцветным.
– И что же Томми решает?
– Это выдумка, а вот мы – это не выдумка.
– Я думаю, что ты уже принял решение, – сказала Черри, – помимо всего прочего, ты сказал, что я нравлюсь тебе.
– О Боже мой! – вскричал я. – Заботиться, обожать, нравиться, иметь чувства – это ведь одно и то же. Не так ли?
Она посмотрела на меня. Была она удивлена или обижена?
– Ну а где находится слово „любовь"?
– А-а, – протянул я. – Слово из шести букв. Что это? Расскажи.
Мне показалось, она рассмеялась.
– Однажды кто-то спросил Луиса Армстронга: „Что такое джаз?" Он ответил: „Приятель, если ты спрашиваешь, ты не узнаешь никогда".
– Но, по крайней мере, назови мне симптомы.
– Боль, неопределенность, надежда, тоска.
– И это все?
– Да, это все.
– Ну, в таком случае, у меня есть все эти симптомы, – сказал я.
Я чувствовал себя ужасно смущенным. Только представьте себе: сидит старый урод, без ног, в инвалидном кресле, а рядом стройная, элегантная женщина, умница, с необыкновенными ногами, такими чудесными, которые Бог может создать только один раз. И эта женщина хочет, чтобы я сказал, что люблю ее. Я знаю, что она хотела этого, а я не мог. Вы подумаете, что я, наверное, пил какие-то пилюли для глупости, не так ли?
Мы смотрели друг на друга, и многие вещи так и не были произнесены, по крайней мере мною.
– Ты знаешь, это намного хуже, чем попасть под артобстрел, – сказал я. – Это настолько больно.
– Я не давлю на тебя, ты сам знаешь. Я не хочу, чтобы ты так думал.
– Я так и не думаю. Все давление идет изнутри меня, и оно меня разрывает на части. Дай мне время, док.
– Чес, ты думаешь об этом слишком много. Постарайся решить эту проблему не на уровне своего ума.
– А как же ты предлагаешь мне это сделать?
– Здесь ведь дело не в рассудке, все это определяется эмоциями.
– Ты мне предлагаешь любить безрассудно?
– Это именно то, о чем я тебе говорю. Ты можешь анализировать любое явление, ты выстроишь цепочку логики и причинно-следственных связей. Но если то, что ты исследуешь, сильное, оно может это все разрушить, а если оно слабое, то оно разрушится само.
– Черт побери, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я говорил не то, что думаю, и чувствовал не то, что чувствую?
Она улыбнулась:
– Чес, я просто хочу, чтобы ты следовал зову своего сердца, но не своей головы. Или тебе это кажется достаточно банальным?
– Да нет, – ответил я, – ведь это то, что делает Томми-Муравей. Он решает жениться на той девочке, и они будут счастливы после этого.
– Ну и? – спросила Черри.
48
Лаура Гюнтер
Не могу сказать, чтобы мне нравилось то, что происходит, но все же это было лучше, чем то, что было до того. Случилось следующее: мы как всегда втроем встретились у Джессики на квартире, и она рассказала нам, что заметила черную „тойоту", которая крутилась вокруг ее дома. Парень за рулем, которого Вилли обозначил нам как Тедди О., известного вышибалу из Майами, был знаком Джессике как страховой агент по имени Джон Р.Томпсон.
– Прохвост! – возмущенно сказала она. – Разумеется, я тут же связалась с этой конторой, и мне ответили, что у них нет ни одного агента с таким именем. Этот ублюдок надул меня. Думаю, он очень низкого мнения о моих мозгах.
Я довольно спокойно отнеслась ко всей этой истории, так же, впрочем, как и Вилли.
– Давай без паники, – произнес он. – Я только предположил, что Тедди О. работает на Бобби Герка, но возможно, что у него здесь какой-то другой бизнес, вовсе не связанный с ЖАВ-таблеткой.
– Нет, это не так, – возразила я и рассказала им о последнем визите Герка, во время которого он сказал, что подозревает нас всех троих в намерении надуть его. – Мне кажется, он все знает, – добавила я грустно. – И, по всей вероятности, он и его отвратительный помощник задумали что-то мерзкое.
– Вот дерьмо, – прошипел Вилли, чем несказанно удивил меня, потому что обычно он разговаривает как настоящий джентльмен.
– Послушайте, – сказала Джессика, – я думаю, что, может быть, мы сорвемся отсюда? А до этого давайте-ка выпьем. „Чивас" для тебя, Лаура, водка для меня и сода для тебя, Вилли, верно?
Она принесла напитки, мы сели и какое-то время молчали. Джесс и я ждали, что нам скажет Бревурт, как он собирается реагировать на эти новые открытия. В конце концов, это была его идея, именно он заварил всю эту нашу – вот пусть теперь и расхлебывает.
– Я все еще думаю, что наш сценарий неплох, – наконец промолвил он. – Просто нам следует внести дополнительные изменения. Прежде всего, надо ускорить развитие событий и опередить Бобби Герка и его дружка. Я предлагаю действовать в среду, второго сентября, в полдень. Вас устраивает это, леди?
Мы с Джессикой кивнули.
– И, поскольку наши с Джесс машины этому Тедди известны, нам придется воспользоваться твоим „Таурасом", Лаура, ты согласна?
– Разумеется, – ответила я. – Я вполне могу один день обойтись без машины.
– Мы по-прежнему будем использовать этот дом, потому что я считаю его наиболее безопасным, – продолжал Вилли, – но только на один день. Грегори Бэрроу передаст нам здесь пилюлю после первого же звонка, я уверен в этом. Когда мы позвоним, он наверняка будет на работе в лаборатории. Нам остается придумать, как выманить из дому Мейбл Бэрроу. Если второго сентября она окажется рядом, это может провалить всю операцию.
– Это как раз очень просто, – сказала я. – Я позвоню Мейбл в среду утром и скажу, что в „Хашбиме" появилось кое-что новенькое, что ей наверняка понравится. Она бегом прибежит, я гарантирую это.
– Отлично, – обрадовался Вилли, – тогда, похоже, основные позиции прояснены. Вопросы есть?
– Ты будешь со мной в „таурусе"? – обратилась к нему Джессика.
– Конечно. Это ведь часть нашего плана. Мы вернемся сюда, позвоним химику в лабораторию – и все, дело сделано.
– Вилли, ты уверен, что вся эта чертовщина сработает? – спросила я.
– Уверен, – ответил он. – Все будет гладко, вот увидишь.
Он все еще потягивал свой напиток, но нам с Джесс потребовалась новая порция.
– Что же дальше? – поинтересовалась Джесс. – Предположим, у нас есть таблетка, что происходит затем? Расскажи.
– Хорошо, – согласился он. – Я подумал и об этом тоже. Я перебираюсь в другой город, возможно, в другой штат и устраиваю все таким образом, чтобы ЖАВ-таблетка была скопирована. Вот и все. Бизнес организован. Потребуется месяц или что-то около того, но, поверьте мне, я совершенно не собираюсь обводить вас вокруг пальца. Это не мой стиль. К тому же, я думаю, спустя месяц Герк потеряет к этому интерес. Помимо всего прочего, что он может сделать? У него нет имени химика – значит, ему не удастся выйти на другуютаблетку.
– Эта чертова жопа может прийти и наказать нас, – напомнила я ему. – Джесс и я, мы будем по-прежнему здесь.
– Да, это верно, – согласился он. – Но вы обе знали, что может произойти, когда соглашались на это. Если он вдруг появится, скажите ему, что я неожиданно исчез в неизвестном направлении и что вы не знаете, достал ли я эту таблетку. Мне кажется, вряд ли он станет что-либо делать с вами.
Мы промолчали. Вилли допил свою воду и поднялся.
– Я думаю, нам не надо пока встречаться. Давайте держать связь по телефону, а в среду, или когда все уже будет закончено, мы разработаем наши дальнейшим шаги.
После того как он уехал, Джессика снова наполнила наши бокалы, и мы сели, уставившись друг на друга.
– Ну, что ты думаешь по этому поводу? – спросила она.
– Я думаю, смогу ли я удержать в руках Бобби, – ответила я. – После его последнего визита я в этом совсем не уверена. Когда Вилли выкатится отсюда, Герк наверняка явится наказывать нас, и действовать он будет силой. Использует, например, Хима или этого убийцу из Майами.
– Давай я скажу тебе кое-что, – тихо проговорила Джесс. – Кое-что, чего я не сказала Вилли-проныре. И надеюсь, ты тоже не проболтаешься. После того как я увидела Тедди О. у моего дома и вспомнила, что Бревурт говорил нам об этом мужике, я решила для надежности выставить мой дом к продаже. Я внесла его в список домов, которые пойдут на торги. После того как мы получим ЖАВ-таблетку, я намерена уехать вместе с Вилли и никогда не возвращаться назад. Куда бы мы ни поехали, я всегда могу сделать так, чтобы адвокат перевел мне деньги, которые я получу за свой дом. Но я не собираюсь оставлять новый адрес ни Бобби Герку, ни тем более Тедди О. Поэтому, я надеюсь, они не смогут скормить меня акулам. Ребята такого плана всегда до чертиков пугали меня.
– Боже мой, Джесс, – воскликнула я, – а что же случится со мной? Ты и Вилли оставите меня одну слушать эту музыку? Ты же сама сказала, что эти ребята не будут милыми и ласковыми, когда поймут, что их надули.
В течение какого-то времени она сидела в задумчивости.
– Лаура, скажи, квартира, в которой ты живешь, твоя?
– Нет, я ее снимаю.
– Тогда ты просто можешь уехать оттуда. Послушай моего совета и начни паковаться. Во всяком случае, я уже делаю это. Я беру с собой два чемодана барахла, которое мне действительно нравится, а все остальное просто бросаю. Какого черта? Если верить Вилли, у нас будет колоссальное количество денег и мы сможем купить себе кучу новых тряпок.
Я посмотрела на нее:
– Знаешь, Джесс, пожалуй, ты права. Я буду готова к моменту, когда мы достанем эту долбанную таблетку. Нам надо уезжать всем троим.
– А также, – добавила она с усмешкой, – будет совсем не плохо приглядывать за Вилли-пронырой, в случае если у него вдруг появится вульгарная мыслишка надуть нас.
– Мне нравится, как ты думаешь, – улыбнулась в ответ я. – У меня появились серьезные сомнения относительно этого придурка. С тех пор как он обнаружил, что Тедди О. сел ему на хвост, он места себе не находит от страха. Мы будем последними идиотками, если позволим ему слинять вместе с таблеткой.
– Именно это я и имею в виду, – кивнула Джесс. – Так что мы глаз с него не должны спускать.
– Верно! – согласилась я. – А сейчас я отправляюсь домой и начинаю собирать вещи. У тебя есть какая-нибудь идея, куда мы поедем, после того как дело будет сделано?
– Знаешь, я подумываю о Новом Орлеане. Сама я там никогда не была, но слышала, что это город больших возможностей.
– Отлично, – одобрила я. – Я готова поменять эту обстановку на любое место, где не существует Бобби Герка.
Я допила свой напиток, поцеловала на прощание Джессику и отправилась домой.
Когда я припарковалась у своего дома, совсем рядом со мной проехала черная „тойота". Я увидела водителя, маленького человечка в очках. Могу поспорить, он улыбнулся мне. Я чуть не намочила трусы.
Я не удивилась, что Герк рассказал Тедди О., где я жила, но для меня было настоящим потрясением узнать, что он следит за мной. Я забежала в дом, заперла дверь и задернула занавески. Затем достала два чемодана и начала складывать вещи, которые собиралась взять с собой.
У меня было очень много красивых вещей, и мне действительно жаль было расставаться с большинством из них, но ничего не поделаешь. В конце концов, я выбрала моилюбимые вещи, а не барахло Вилли Бревурта – пусть он тащит его сам.
Куда бы мы ни собирались поехать, этот пижон сможет сам покупать себе тряпки.
49
Герман Тодд
Во вторник утром я проснулся с обычными признаками сильнейшего похмелья. Взглянув на себя в зеркало в ванной, я увидел, что со мной делают все эти выпивки, встречи и прочее. Я начинал выглядеть как старый алкоголик-потаскун. Кожа на лице обвисла и жирно блестела. Мне стало интересно, как много времени потребуется моей печени, чтобы она загнулась. Это именно то, что случилось с моим отцом.
Марлен уже ушла на работу, Таня где-то гуляла, и поэтому я спокойно принял душ, побрился и отправился в соседний дом, чтобы разживиться чашкой черного кофе. Мейбл Бэрроу сидела на кухне, листая страницы журнала для женщин. Когда я вошел, она внимательно посмотрела на меня.
– Герм, ты что-то паршиво выглядишь, – сказала она.
– Ага, – согласился я. – Только твой изумительный кофе может исцелить меня. Как насчет чашечки?
Она поднялась и сварила мне чашку великолепного, крепкого душистого кофе, а также поставила передо мной тарелку с только что приготовленным печеньем. На ее голове болтались розовые пластиковые бигуди. Это полностью выключало меня. Зато одета она была в футболку без лифчика и короткие обтягивающие шорты. Вот это включало меня.
Мейбл села напротив и взяла с тарелки печенье. Когда она откусила от него кусочек и я увидел ее острые белые зубы, я получил очень мощный сексуальный заряд – пожалуй, наиболее сильный за последнее время. Поэтому я решил, что нечего тянуть зря время.
– Завтра, – сказал я ей.
– Что? – спросила она, сама невинность.
– То, о чем мы с тобой разговаривали. Роман века.
– Ну, я не знаю, – протянула она с сомнением, – я не до конца уверена.
Я погладил ее руку.
– Мейбл, – сказал я, глядя ей прямо в глаза, – давай не упускать наш шанс. Или же ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Так же как и я. Ты и я, мы просто созданы друг для друга, я чувствую это. Мы думаем с тобой одинаково, чувствуем одинаково, нам обоим необходимо одно и то же – немного радости, капельку счастья и чуть-чуть веселья, чтобы разнообразить свою жизнь. Разве я не прав?
Она кивнула.
– Так давай сделаемэто, – настаивал я. – Завтра в полдень, только ты и я, и никто никогда не узнает. Это будет наш секрет, и это будет замечательно.
Она доела свое печенье и вытерла пальцы.
– Что мне надеть, Герм? – спросила она низким голосом.
Я подмигнул ей:
– Все, что ты очень быстро сможешь снять. Мы с тобой не станем играть в шашки, как ты догадываешься. Мейбл, то, что будет, будет большим удовольствием. Я собираюсь любить тебя так, как никто никогда не любил тебя раньше.
– Но я должна успеть вернуться домой, чтобы приготовить ужин.
– Ну, давай, по крайней мере, рассчитывать на четыре часа. Четыре часа рая.
– Ты приедешь туда раньше меня?
– Само собой.
– А не возникнет никаких проблем с клерком за стойкой?
– Абсолютно никаких. Я подсластил его лапу будь здоров. Там есть хороший вентилятор и холодильник. Чего бы ты хотела в качестве выпивки?
– Я люблю „галлиано".
– Отлично, значит, „галлиано". Теперь давай мне листок бумаги, и я напишу тебе адрес и как туда добраться.
Перед тем как я покинул кухню Бэрроу, мы с Мейбл обнялись и обменялись душевным поцелуем. Боже мой, какая же она была мягкая! И такая готовая. Я просто чувствовал это.
– В полдень в среду, – прошептал я Мейбл, – я унесу тебя с собой к звездам.
– Не забудь о „галлиано", – напомнила она.
Когда я приехал в свою контору, у меня все еще торчало, как у подростка. Первая вещь, которую я сделал, это позвонил в мотель и подтвердил заказ на комнату. Я спросил, будет ли работать вибратор кровати, подумав, что для смеха было бы неплохо им воспользоваться.
Весь день у меня прошел на невероятном подъеме. Я делал те дела, от которых раньше всегда отказывался. Когда я пошел на ленч, я не принял ни капли спиртного. Я собирался быть трезвым и пораньше отправиться спать. Мне нужно было быть физически сильным для того свидания в мотеле, которое должно было состояться в среду. Я прекрасно понимал, что все это будет запоминающимся событием.
В этот день я был как бой-скаут, много работал, окружал своих помощников уважением, к их великому изумлению, и отправился из офиса прямиком домой. Я заехал в магазин и купил свежие цветы и великолепный лимонный пирог. Вопрос: почему женатые мужчины, которые планируют пощипать курочек на стороне, становятся вдруг такими внимательными к своим женам?
И какой же это был уютный, спокойный и домашний вечер! Марлен очень понравились цветы, а Тане, конечно же, пирог. Но я подумал, что больше всего им понравилось то, что наконец-то я вел себя как хозяин дома, внимательный и заботливый муж и отец. И, сказать вам по правде, я не нашел это отталкивающим. Мне все это даже понравилось.
Может быть, я и ошибался, но в этот вечер у меня возникло ощущение, что с небольшими усилиями с моей стороны я мог бы уговорить Марлен пустить меня к ней в кровать. Однако я не предпринял никаких попыток. У меня перед глазами стояли острые белые зубы, вгрызающиеся в печенье, покрытое глазурью. Я подумал, какими же словами можно определить таких парней, как я. Ну, наверное, „развратник" – уж точно одно из них.
– О, кстати, Герм, – сказала Марлен, – тот одеколон, о котором я говорила тебе. Я оставила образец на твоей полочке в ванной. Мне бы очень хотелось, чтобы ты попробовал и сказал, что ты думаешь.
– Разумеется, сладкая, – откликнулся я. – Завтра же утром.
В среду я проснулся рано. Было очень странно не испытывать похмелье. Что за красота! Я слышал, как Марлен и Таня ходили внизу и разговаривали, и оставался в постели, пока дом не опустел. Тогда я стал готовиться для моего тайного свидания.
Возможно, я не говорил вам еще, но в подобных ситуациях мужчины готовятся к свиданию с большим усердием, чем женщины. Я потратил много времени на то, чтобы с особой тщательностью почистить зубы и побриться. Я проделал большую работу в душе, растирая себя мочалкой, намыленной душистым мылом. Затем я долгое время раздумывал над своим нижним бельем: оно не должно было быть ни скучным, ни вульгарным.
Но перед тем как одеться, я решил попробовать новый одеколон, оставленный для меня Марлен. Он был в спрее и, как обычно, без ярлыка. Я сбрызнул сперва ладони, потер их одна о другую и понюхал.
Аромат мне понравился. Как Марлен и говорила, он был острый и мятный и имел потрясающий освежающий эффект. Я обильно обрызгал свои подмышки и обработал этим одеколоном подбородок, шею и грудь. Возникло ощущение прохлады. Думаю, что его основа была спиртовая. Теперь меня окутывало изумительное душистое облако. Я затрудняюсь точно описать вам то, что я почувствовал, но у меня появилась уверенность, что Мейбл Бэрроу понравится этот запах. Какая же она необыкновенная женщина!
Весь надушенный, я вышел из дому в великолепный осенний день. Теплое солнце, безоблачное небо, замечательно красивая листва. Все-таки жизнь – это прекрасно! Я увидел Таню и Чета, которые копались в гараже Бэрроу, и помахал им рукой. Какие же чудесные дети! Они оба просто молодцы. Я любил их, я в самом деле их любил.
Дорога в форт Лаудердейл была поистине великолепной. Я чувствовал себя настолько хорошо и легко, что мне хотелось ехать и ехать, не останавливаясь. То, что происходило со мной, было похоже на второе рождение. Я словно впервые увидел все, что окружало меня. Цвета вдруг стали яркими, шум машин казался мне музыкой. И тогда я начал петь. Не помню, какая мелодия пришла мне в голову, но она была веселая и жизнерадостная, такая же, как и мое настроение.
Люди в отеле просто не могли выглядеть лучше и добрее, у меня абсолютно не было проблем. Комната, которую мне предоставили, была большая, полная солнечного света и вычищенная до блеска. И только войдя в нее, я вдруг вспомнил, что забыл купить бутылку „галлиано". Я вернулся в бар мотеля и взял две бутылки холодного диетического и горького пива. Я был очень горд своим выбором и не сомневался, что Мейбл разделит мой восторг.
Она прибыла двадцатью минутами позже и выглядела просто сногсшибательно. На ней были джинсы и розовая хлопчатобумажная майка, волосы красивыми волнами рассыпались по плечам. Она была великолепна, и я понял, какой удачей было то, что меня полюбила такая женщина.
Я обнял ее и сказал:
– Любимая, одного только твоего присутствия здесь достаточно, чтобы мужчина почувствовал себя на седьмом небе. Эти моменты очень дороги для меня. Ты выглядишь настолько аппетитно, что мне хочется тебя съесть.
– Очень хорошо, – произнесла она. – Где „галлиано"?
– Сначала небольшая разминка.
Мейбл как-то странно посмотрела на меня.
– Разминка? – переспросила она.
