Текст книги "Вор в роли Богарта"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Да, пятеро американцев, – торопливо подхватил я. – Роберт Бейтмен и Роберт Ренник, Чарльз Хоберман и Чарльз Вуд и, разумеется, Чарли Уикс.

– Чарли Уикс? – переспросил Рэй. – Так это он и есть тот парень?

– Да, тот самый парень, – ответил Уикс.

Тут я для разнообразия решил объяснить, что Роберты стали Бобом и Робом, Чарльзы – Кэппи, Чаком и Чарли.

– И еще, – сказал я, – у всех у них были клички по названиям животных.

Маугли удивился:

– Животных? Извини, Берни, что перебиваю. Просто хотел убедиться, что не ослышался.

– Да, животных, – подтвердил я. – Ты не ослышался. Кодовые подпольные клички. Бейтмен был Кошкой, а Ренник – Кроликом.

– Вообще-то, – встрял Уикс, – это он так, к слову. С тех пор прошла куча времени, и никакого значения это теперь не имеет.

– Замечание принимается. Хоберман был Бараном, Чарли Уикс – Мышью.

– Пи-пи… – пропищал Чарли Уикс.

– Ну а тотемом Чака Вуда, что само по себе уже достаточно символично, стал Вудчак. Случай единственный в своем роде, потому как кличка основана на чистой игре слов, а не на личном сходстве со зверем. Но она ему очень подходила. Кстати, теперь мне кажется, что Вуд придумал ее себе сам.

– Ха! – воскликнул Уикс. Потом задумчиво возвел глаза к потолку, словно стараясь припомнить что-то. – А знаешь, – сказал он наконец, – думаю, ты прав, Ласка.

– Ласка? – с удивлением переспросила Кэролайн.

Я пропустил это мимо ушей.

– Итак, – продолжил я, – пять американцев, и все с подпольными кличками. Занимались они подрывной деятельностью на Балканах. Работали вместе с партизанами, диссидентами самого разного толка, и все это с целью дестабилизировать обстановку… в Югославии? Румынии? Болгарии?..

– В любой из этих стран, – подсказал мне Уикс. – Или во всех вместе взятых. Славно, не правда ли? И каждый был гордостью нашего зоопарка, именуемого «Зверинцем Ганнибала»… – Он подмигнул мне. – Кстати, еще одна кличка, бывшая у нас в ходу. Я вам не рассказывал, нет? Так звали Адамса Моргана, старину Моргана, который нас курировал. Его подпольная кличка была Ганнибал, а мы между собой прозвали его Слоном. – Он молитвенно сложил ладони. – Все, Ласка, больше не буду мешать. Ты хозяин, тебе и слово.

И я сказал так:

– Им удалось нащупать одно из возможных средств воздействия на движение за независимость Анатрурии. Недовольство в этой части света никогда не умирало, просто порой дремало на протяжении жизни одного-двух поколений. Королю Владу было уже за семьдесят, овдовев, он проживал на Коста-де-Нада с чередой сменявших одна другую экономок, а вся его светская жизнь сводилась к бесконечным выпивкам и карточным играм с другими бывшими коронованными особами, поддерживавшими его на протяжении сорока лет. Он являлся весьма важным символом былого величия Анатрурии, но вряд ли согласился бы присоединиться ко вновь ожившему патриотическому движению. Последнее, чего бы ему хотелось в жизни, так это променять солнечную Испанию на убогое прозябание на задворках Европы, где-нибудь в безлюдных анатрурийских холмах.

– Горах, – поправила меня Илона.

– Но у Влада с Лилианой был сын. L’aiglon, [27]27
  Орленок (фр.).


[Закрыть]как сказали бы французы. Кронпринц, наследник трона.

– Жеребенок, – вставил Уикс. – Самого старика мы называли Жеребцом, между собой, конечно. У него были такие длинные лошадиные зубы, и ведь потом, к концу дней своих, он удалился в стойло, на покой. А потому сына его прозвали Жеребенком.

– Звали его Тодор. Тодор Владов, именно так принято в Анатрурии. Сперва имя, потом отчество. Отца звали Влад, а потому фамилия у сына получилась Владов. Ну вот как в твоем случае тоже. – Я обернулся к Илоне. – Илона Маркова. А это значит, что отца ее должны были звать Марко.

– Не понял, – перебил меня Тиглат Расмолиан. – Почему вы сказали, что его должны были звать Марко? Что же помешало ему быть Марко? И как его звали на самом деле?

– Но его и зовут Марко! – возмутилась Илона. – Марко Стоичков. И он никогда не менял имени. Он никогда не пошел бы на такое.

Итак, с этим мы разобрались, хотя как это удалось, сам до сих пор не пойму.

– Тодор Владов был еще ребенком, когда отец его принял корону Анатрурии. Ему было за тридцать, когда независимостью Анатрурии вплотную занялись люди из шоу «Боб и Чарли».

– Время, сэр, – многозначительно заметил Царнов. – Оно никого не щадит, и колокол звонит по всем по нам…

– Что он хочет этим сказать? – насторожился Расмолиан. – Чего это он там плетет, специально чтоб никто ничего не понимал, а?

– Если бы твое умственное развитие не остановилось на той же ранней стадии, что и физическое, – ядовито заметил толстяк, – тогда, возможно, ты бы понял смысл этого достаточно простого высказывания.

– Обжора! – огрызнулся Расмолиан. – Жирная черкесская свинья!

– Грязная подстилка, единственное оправдание турецкого геноцида!

– На какой подстилке лежала твоя мамаша, когда зачинала тебя с верблюдом?

– А твоя в вонючей луже с хряком валялась, когда ее муженек снес эту подстилку на базар…

Они обменялись еще несколькими любезностями, смысл которых остался для меня тайной. Похоже, каждый из них говорил на каком-то своем языке, и я вовсе не уверен, что один понимал другого. Но суть, очевидно, была им вполне ясна, потому как рука Расмолиана снова скользнула в карман плаща, а головорез Царнова вновь полез в карман своей бейсбольной куртки.

– Давайте-ка лучше на этом остановимся, – заявил Рэй, и будь я неладен, если в руке у него не возник неведомо откуда табельный полицейский револьвер, старый добрый «смит-вессон». Не уверен, что сам Рэй помнил, когда в последний раз стрелял из этого чудовища – в гневе или просто так, для тренировки; и еще мне показалось, что эта дура может запросто бабахнуть, стоит ему только нажать на спуск, но остальным это было невдомек. Тигги втянул голову в плечи и еще глубже погрузился в свой макинтош, однако руку из кармана вынул. Уилфред тоже извлек на свет божий пустую ладонь, но в остальном сохранял все то же характерное для его очаровательной физиономии отсутствующее выражение.

– Вернемся к Анатрурии, – бодро начал я. – Старый король Влад давно распрощался с мечтами о балканском королевстве, но его сын Тодор захвачен этой идеей. Ему удалось вступить в контакт с американскими агентами и, воспользовавшись их помощью, нелегально проникнуть на территорию Анатрурии, где он провел несколько встреч со своими потенциальными сторонниками… Семена народного бунта были посеяны…

– Ничего бы у них не вышло! – вмешался Чарли Уикс. – Да вы вспомните только, что устроил русский Иван в Будапеште и Праге! Правда, и сам огреб за это от западной прессы. – Он вздохнул. – В том и заключалась наша цель. Мы должны были подбить анатрурийцев к мятежу, чтоб затем русские его подавили. – На губах его зазмеилась хищная улыбка, но тут он вдруг увидел, что Илона смотрит на него с ужасом. – Простите, мисс Маркова, мы просто подчинялись приказам, в том и заключалась наша работа. Заварить кашу, действовать обманом и хитростью, сталкивать людей между собой. В этом мы мало чем отличались от Вернера фон Брауна [28]28
  Немецкий, а с конца 1940-х годов – американский ракетостроитель, изобретатель германской ракеты «Фау-2» и создатель американских баллистических ракет.


[Закрыть]с его ракетами. Его задачей было заставить их оторваться от земли, а уж куда они приземлятся, это решало другое ведомство. Кстати, знаете, как он озаглавил свою автобиографию? «Моя цель – звезды». – Он усмехнулся. – Может, и так, Вернер, но только мишенью почему-то стал Лондон.

– Анатрурийскому восстанию так и не суждено было оторваться от земли, – продолжил я. – Обнаружилось предательство…

– Работа Вудчака, – заметил Уикс. – По крайней мере, так мы всегда считали.

– Американцы разбежались, – продолжил я, – и оставили страну расколотой. Правительства тех стран, в состав которых вошли анатрурийские земли, переловили всех возможных возмутителей порядка и отправили за решетку. Некоторые из них были приговорены к длительным срокам заключения, несколько человек казнены. Ходили слухи, что и Тодор Владов тоже получил пулю в затылок тайно и был захоронен в какой-то безымянной могиле. Но на самом деле ему удалось бежать, перейти границу, и после этого он уже никогда не возвращался в Анатрурию.

Рэй поинтересовался, сколько ему может быть сейчас лет.

– Было бы восемьдесят, – ответил я, – но в прошлом году он умер.

– А казна? – спросил Царнов. – Что стало с королевской казной после смерти Тодора?

– Казной?

– Ну да. С неприкосновенным запасом, – нетерпеливо подхватил Расмолиан. – С анатрурийской королевской казной.

– Сподвижники старого Влада успели прибрать к рукам немало ценностей еще до того, как начался развал Австро-Венгерской и Оттоманской империй, – объяснил Царнов. – И разочаровавшись в Версальском пакте, они упаковали чемоданы и поспешили в Цюрих, где основали швейцарскую корпорацию и вложили в нее свои средства. Вся ликвидность корпорации была помещена на номерной депозитный счет, сохраняющий анонимность вкладчика, все остальное – в сейф.

– И большая часть этих средств лежала без всякой пользы, – глухо заметил Расмолиан из глубины своего плаща. – Царские облигации, закладные на разного рода имущество, экспроприированное диктаторами правого и левого толка. Акционерные капиталы, вложенные в мертвые корпорации…

– Ассириец прав, сэр, – кивнул Царнов. – Большая часть этих средств действительно лежала без движения, а потому особой ценности не представляла. Но это вовсе не означает, что она вообще ничего не стоила. Напротив, она вполне могла оказаться практически бесценной. Действительные обязательства, акции преуспевающих компаний. И в то время как облигации и валюты павших режимов представляли собой ценность лишь для коллекционеров, права на финансовую собственность, а также на недвижимость, захваченную коммунистами, заслуживают более пристального внимания, особенно теперь, когда коммунистические режимы ушли в небытие.

– Теперь невозможно сказать, сколько все это стоит, – подхватил Расмолиан, и пятна на его щеках стали еще ярче.

– Именно, сэр. Невозможно сказать, ни сколько денег осталось на номерных счетах, ни какой ликвидностью обладают эти корпорации. Сколько удалось выжать из них старому Владу? И что досталось его сыну, Господь да упокоит его душу?

– У Влада был свой постоянный доход, – сказал Уикс. – Следует помнить, что люди, посадившие его на престол, не на помойке его нашли. Он доводился дальним родственником королю Швеции, а по материнской линии, согласно собственным его утверждениям, вел свой род от австрийской императрицы Марии-Терезии. А королева Лилиана приходилась какой-то внучатой племянницей королеве Виктории. Да, они были не столь богаты, чтоб откупить, допустим, Конго у Леопольда Бельгийского, однако на дешевых распродажах Лилиана себе платьев не покупала. У них был доход, и они вполне сносно на него существовали.

– А Тодор?

– О, то же относилось и к Жеребенку. Его не удалось заманить в Анатрурию, как мы ни размахивали у него перед носом пачкой денег. Он зарабатывал себе на жизнь сам, возглавлял инвестиционный синдикат в Люксембурге и чувствовал себя в полном порядке. – Он усмехнулся. – Мы поймали его на другую наживку. Тщеславие… Он решил, что корона ему будет очень к лицу.

– Он был патриотом, – сказала Илона. – Это не тщеславие! Прийти на помощь своему народу. Это самопожертвование!

– Но что вы можете знать о нем, дитя мое? Ведь он покинул Анатрурию задолго до того, как вы появились на свет?

Похоже, Уикс не ждал ответа на свой вопрос, и его действительно не последовало. Я сказал:

– Давайте все-таки вернемся из прошлого в настоящее. Я хотел бы рассказать вам о человеке по имени Хьюго Кэндлмас. Необычное имя, верно? И он, следует признать, был необычным человеком, весьма эрудированным и замкнутым. В начале этого года он приехал в Нью-Йорк и поселился в доме на Ист-Сайде, а несколько дней тому назад явился ко мне в лавку и представился. И предложил мне ограбить одну квартиру в нескольких кварталах от его дома и забрать оттуда кожаный портфель.

– Тебе, Берни? – Вопрос этот исходил от Маугли, который был, пожалуй, единственным в этой комнате человеком, не знавшим, чем я промышляю в свободное от торговли книгами время. – Но с чего это он взял, что ты годишься на такое дело?

– В тот момент, – продолжил я, – я ему поверил и думал, что он действительно слышал мое имя несколько лет тому назад от одного человека, одного общего знакомого, джентльмена по имени Абель Кроув… – И Расмолиан, и Царнов вздрогнули при упоминании этого имени, что не слишком меня удивило. – До самой своей смерти Абель Кроув являлся высочайшим мастером своего дела, а сводилось его ремесло к торговле краденым.

– Да, он был скупщиком краденого, – подтвердил Рэй. – От тебя только и требовалось, что передать ему барахло, а уж он пристраивал его по первому разряду.

– А я был взломщиком, вором, – сказал я. Глаза Маугли расширились, однако он промолчал. Возможно, потому, что в этот момент Кэролайн ткнула его кулаком в бок. – И лишь позднее я понял, что все обстояло не так просто. Абель никогда не называл ему моего имени.

– Абель умел хранить тайны, – заметил Царнов.

– Да, умел, – согласился я, – и даже если когда-то упоминал мое имя, как мог Кэндлмас вспомнить его спустя долгие годы, когда ему понадобился вор? Нет, думаю, он действовал по другой схеме.

– Может, нашел тебя на «Желтых страницах»? – предположил Чарли Уикс.

– Не думаю, – ответил я. – Думаю, он просто следил за мной.

– Две недели тому назад, – обратился я к Илоне, – ты вошла в мою книжную лавку. Я все время пытался понять, как это могло случиться. Что-то не верилось в простое совпадение. К тому же тогда и совпадать особенно было нечему, верно?.. Я еще ни разу не видел Кэндлмаса, никогда ничего о нем не слышал. Я понятия не имел о существовании этой маленькой страны под называнием Анатрурия. А ты просто хотела подобрать что-нибудь почитать. И выбрала книгу, и мы разговорились. И выяснилось, что оба мы являемся страстными поклонниками Хамфри Богарта. А как раз в это время в городе проходил ретроспективный показ фильмов с участием Хамфри Богарта, и ты знала об этом, и мы договорились встретиться у кинотеатра тем же вечером. И не успели оглянуться, как стали ходить туда каждый вечер, смотрели по два фильма кряду, ели попкорн из одного пакетика, а потом расходились в разные стороны.

Я заглянул ей в глаза, и представил себе Богарта, и попытался позаимствовать у него капельку благородства.

– Ты – красавица, – сказал я. – И я бы мог не на шутку в тебя влюбиться, получи я хоть капельку поощрения, но этого не случилось. С самого начало было ясно: у тебя кто-то есть… Ладно, ничего. Я и с этим готов был смириться. Мне было хорошо с тобой, да и тебе, думаю, неплохо, но истинная наша любовь и преданность сосредоточилась на экране.

В глазах ее теперь появилась благодарность и одновременно – облегчение. И что-то еще. Неужели нежность?

– Не знаю, следил ли за тобой Кэндлмас, когда ты появилась у меня в лавке, – продолжил я. – Скорее всего – нет. Но если следил, то рано или поздно непременно бы на меня наткнулся, поскольку семь вечеров в неделю мы проводили в кино. И он неизбежно захотел бы узнать, кто я такой, а выяснить это не составляет труда. Причем люди, которых он стал бы расспрашивать, принадлежат к вполне определенной категории, и им известно мое побочное занятие.

– Это торговля книгами твое побочное занятие, – буркнул Рэй.

Я проигнорировал его ремарку.

– Кэндлмасу нужен был вор, – продолжил я. – И, возможно, он действительно знал Абеля Кроува, который провел войну в концентрационном лагере, а прежде чем попасть сюда, несколько лет скитался по Европе. И вот Кэндлмас узнал, что я очень хороший вор…

– Лучший, – снова встрял Рэй.

– И использовал имя Абеля, чтобы добиться цели. Он осторожно прозондировал почву и, когда понял, что адрес квартиры мне ничего не говорит, сообразил, что Илона ни слова не сказала мне о человеке, который там живет.

– А кто это был? – поинтересовался Рэй.

– Главный мужчина в ее жизни, – ответил я. – Человек, за которым гонялся Кэндлмас. Он здесь, среди нас. Мистер Майкл Тодд.

– Продюсер «Вокруг света за восемьдесят дней» – заметил Маугли. – Классная киношка! Но разве он не разбился в авиакатастрофе?

– Майкл Тодд, – повторил я. – Вы говорите на хорошем английском, без всякого акцента, Майк, и вполне естественно, что и имя ваше звучит по-американски, верно? Но вы переделали его на английский лад давным-давно, я не ошибся? Почему бы не пояснить присутствующим, как вас звали прежде?

– Не сомневаюсь, что вы это сделаете лучше, – кивнул Тодд.

– Михаил Тодоров, – объявил я. – Единственный сын Тодора Владова, единственный внук Влада Первого. И если можно так выразиться, законный претендент и наследник престола Анатрурии.

Глава 22

По-моему, у всех у нас есть слабость к лицам королевской крови. Половина присутствующих подозревала, что Майкл оказался здесь неспроста, но после моих слов в лавке воцарилось торжественное молчание. Нарушила его Кэролайн.

– Король… – мечтательно протянула она. – Просто не верится! У меня в лавке!..

– У тебя в лавке?

– Ну, это уже почти что моя лавка, Берн. Кто проработал в ней все выходные? Что же касается моего собственного заведения, то, ваше величество, если вы когда-нибудь обзаведетесь собачкой, которую надо помыть и постричь, возможно, вы…

– Непременно, – кивнул он, а Кэролайн глядела на него увлажнившимися глазами и, казалось, едва сдерживалась, чтобы не присесть в глубоком реверансе.

– Мистер Роденбарр, – обратился он ко мне, – до сих пор я молчал, но, видимо, настала пора и мне сказать свое слово. Вся эта история с анатрурийским троном ставит меня в несколько неловкое положение. Звездный час моего деда давно уже в прошлом. Небольшие приключения, случившиеся с отцом, имели место еще до моего рождения и едва не стоили ему жизни. И чисто абстрактное право на некий сомнительный престол – вещь, конечно, занятная, даже забавная, из тех, что может произвести впечатление на девушек или оживить вечеринку. У меня собственная жизнь, есть небольшой капитал, я занят в области международных финансов и экономического развития и предпочитаю не тратить время ни на ностальгию по королевскому прошлому, ни на мечты о троне.

– Но все же вы приехали в Нью-Йорк, – мягко заметил я.

– Просто чтоб отдохнуть от Европы и от этой бесконечной болтовни о тронах и коронах.

– И привезли с собой кожаный портфель с золотыми застежками…

Майкл Тодд тяжело вздохнул.

– Когда умирал отец, он позвал меня к себе и вручил портфель, о котором вы говорите. До той поры я не знал о его существовании.

– И?..

– Он почти не говорил со мной об Анатрурии. Его можно понять, ведь члены нашей семьи практически не жили там. Да, деда избрали королем Анатрурии, но сам он анатрурийцем не был. И вот отец, лежа на смертном одре, заговорил о своей огромной любви к этой маленькой стране и ее народу, о поддержке, которой пользовалась наша семья, и, как следствие всего этого, об ответственности за ее народ, которая легла на наши плечи. Мне даже показалось, что он бредит, может, под действием лекарств, которые давали ему врачи. Возможно, именно поэтому он…

– Твой отец был великим человеком, – перебила его Илона.

– Да, наверное. Но прежде всего он был моим отцом, уже немолодым, я, знаете ли, был поздним ребенком. Мы редко виделись, но, разумеется, в моих глазах он был великим человеком. И вот, умирая, он рассказал мне о моем долге перед Анатрурией и вручил королевский портфель.

– И что в нем оказалось?

– Бумаги, документы, памятные сувениры. Акции швейцарской корпорации…

– Акции на предъявителя, – подсказал я.

– Да, кажется, так.

– Это то же самое, что облигации на предъявителя, – пояснил Чарли Уикс. – Швейцарцы вообще большие мастера на такие выдумки. Можно передать капитал из рук в руки без лишних бумажек. Такие документы – все равно что наличные, у кого на руках, тот и пользуется.

– Значит, имея их на руках, – продолжил я его мысль, – вы стали законным владельцем всех активов данной корпорации?

Тодд? Майкл? Михаил? Король? – покачал головой:

– Нет.

– Нет?

– Нужны не только акции, но и номер счета, – объяснил он. – Поверьте, я специально ездил в Цюрих, консультировался там с банкирами и адвокатами. Конкретная корпорация эта устроена несколько необычным образом. Чтобы получить доступ к активам, требуется не только владеть акциями на предъявителя, но еще и знать номер счета. Отец передал мне акции, которые в свою очередь получил от своего отца, но о номере счета ни дед, ни отец ничего не знали.

– Ладно, к делу, – сказал Царнов. – Кто его знает?

– Возможно, вообще никто, – ответил Тодд.

– Ерунда!.. Кто-то наверняка должен знать.

– Наверняка кто-то когда-то и знал. Скорее всего, кто-нибудь из лидеров анатрурийского освободительного движения. Возможно, даже несколько человек знали. Тут уже сказали, отцу посчастливилось сбежать из Анатрурии. Другим повезло меньше. Их отрывали от семей, уводили неведомо куда, чтоб пустить пулю в затылок, а потом похоронить без долгих церемоний в безымянной могиле. Можно лишь догадываться, сколько тайн унесли с собой в могилу эти люди, и в числе этих тайн, возможно, номер счета в швейцарском банке. – Он снова тяжело вздохнул. – Помню, после очередной встречи с адвокатом и банкиром сидел я в кафе с бокалом вина и страшно жалел, что отец не унес с собой в могилу и этот портфель, как некий неизвестный нам анатруриец унес с собой тот загадочный номер. Нет, вместо этого он вручил портфель мне! В каком-то смысле он насильно надел мне на голову корону, а такое попробуй сними! Я уже говорил вам, что никогда прежде не думал об Анатрурии. Теперь же не могу думать практически ни о чем другом.

– А большое состояние-то? – не утерпел Расмолиан, возбужденно сверкая глазами. – Может, ни гроша. А может, многие-многие миллионы!..

– Деньги – лишь малая его часть, – заметил король. – Но что мне все-таки делать? Это единственный вопрос, который не перестает меня мучить.

Рэй заявил, что не понимает, о чем это он.

– На протяжении десятилетий, – объяснил Король, – даже горстка здравствующих и правящих монархов казалась чуть ли не анахронизмом, а уж некоронованные августейшие особы выглядели просто смешно. Но внезапно все переменилось. По всей Восточной Европе прокатилась мощная волна промонархических движений. И многие страны постепенно начали обретать реальный суверенитет. Если Словения и Словакия могли войти в состав ООН, почему этого нельзя независимой Анатрурии? Если Хуан Карлос вернулся на испанский трон, если некоторые всерьез требуют реставрации Романовых в России… Романовых! В России!..

– Почему бы и нет, – вставил Царнов.

– То кто сказал, что и Анатрурия не может иметь короля? И имею ли я право сказать «нет» людям, если они потребуют, чтоб этим королем стал я?.. – Тут он улыбнулся и фамильное сходство стало очевидным – фотография Влада в комнате у Илоны, снимок отца Майкла в военной форме. – И вот я переехал в Нью-Йорк, – продолжил он, – чтобы убраться подальше от Европы и решить, как действовать дальше.

– Очевидно, Хьюго Кэндлмас следовал за вами по пятам, – сказал я. – И нанял меня, чтобы украсть у вас портфель, хотя тогда я понятия не имел, что находится в этом портфеле и из чьей квартиры я его похищаю.

– Это на тебя не похоже, Берни, – заметил Рэй.

– Знаю, – кивнул я. – Я вообще до сих пор не понимаю, почему согласился. Должно быть, подействовало обаяние, несомненно, присущее этому человеку, а также сыграли свою роль все эти фильмы с Хамфри Богартом. Короче, он сделал мне предложение, и уже вечером следующего дня я с человеком по имени Хоберман отправился к… простите, сэр, но как прикажете вас называть? Ваше высочество? Или ваше величество?

– Можно просто Майкл.

– К дому Майкла.

– Хоберман… – протянул Рэй. – Вроде бы ты уже упоминал это имя, а, Берни?

Я кивнул.

– Кэппи Хоберман, по кличке Баран, один из пяти агентов, действовавших в Анатрурии. Кэндлмас свел меня с ним потому, что только Хоберман мог провести человека в этот строго охраняемый дом, где жил Майкл. Он должен был проникнуть в него под предлогом, что идет в гости к еще одному жильцу…

– И тут на сцене появляюсь я, – сказал Уикс.

– Интересно… – заметил Царнов. – Из всех домов во всей Америке молодой король выбирает почему-то именно ваш.

Фраза показалась мне знакомой. И ответ на нее был у меня уже готов, но тут снова вмешался Уикс.

– Нет, это не совпадение, – сказал он. – По приезде в Нью-Йорк Майкл сразу же позвонил мне. Нет, лично мы с ним знакомы не были, но я поддерживал связь с Тодором с тех самых пор, как помог ему бежать из Анатрурии, на какие-то два шага опередив при этом агентов КГБ. Майклу нужно было подыскать жилье, а я знал, что один из наших жильцов как раз собирается продать квартиру. Майкл посмотрел ее, она ему понравилась, вот он и поселился в «Боккаччо».

– Но как выяснилось, – продолжил я, – я вовсе не похищал этого портфеля. Да, признаю, пытался. Но я так и не смог найти его, Майкл.

– Как раз в тот вечер, на прошлой неделе, я забрал его из дома, – объяснил он. – Илона хотела показать какому-то своему приятелю один документ.

– Выходит, я просто проворонил его. А тем временем Кэппи Хоберман вернулся в квартиру Кэндлмаса, где кто-то заколол его ножом.

– Обожди минутку, – вмешался Рэй. – Так это был Хобреман? Тот парень?..

– Да.

– Кэпхоб… – протянул он, не сводя с меня немигающего взора. – Кэп Хоб. Капитан Хоберман.

– Именно.

– Но какого дьявола он…

Я вскинул руку.

– Все это очень сложно и запутанно, – сказал я, – однако попробую объяснить. Кэппи Хобермана убили в квартире Кэндлмаса. Закололи ножом. Но умер он не сразу. Успел оставить предсмертное послание. Крупными печатными буквами на первом подвернувшемся предмете, атташе-кейсе.

– А кейс, как оказалось, принадлежал одному известному нам вору, – вставил Рэй.

– О да, – с горечью согласился я. – Итак, он умер и оставил предсмертное послание, смысл которого был совершенно не ясен. А Кэндлмас тем временем исчез…

– Так это Кэндлмас его убил, – сказала Илона.

– Вроде бы очевидно, не правда ли? Но кто такой был этот самый Кэндлмас?.. Ну, прежде всего человеком, который знал Хобермана и Уикса, который был знаком с историей Анатрурии и проделал весь этот путь из Европы до Нью-Йорка, выслеживая Майкла. И еще у него была целая коллекция поддельных документов. Помимо фальшивого паспорта на имя Хьюго Кэндлмаса он имел еще два весьма профессионально подделанных – в одном имя Жан-Клод Мармотт, в другом соответственно Василий Байбак. И тут все сразу становится на свои места. Мне следовало бы догадаться об этом раньше…

– То, последнее имя, которое вы упомянули, – вмешался Царнов. – Повторите-ка еще раз, пожалуйста.

– Василий Байбак.

– Байбак… – протянул он и усмехнулся. – Очень мило, сэр. Просто даже очаровательно.

– Что тут очаровательного? – рявкнул Расмолиан. – Что у него, русское имя, что ли? Не понимаю!

– Слушай, Берни, – сказал Рэй, – раз уж на то пошло, я и сам ни черта не понимаю. Хоть я и назвал тебе эти имена, но мне они ничего не говорили. А если ты что-то сообразил на этот счет, то почему сразу не сказал? И что это вообще за «Байбэк», черт бы его побрал?

– Байбак, – сказал я, – а не «байбэк». И это русское слово, которое понял мистер Царнов, а все остальные здесь присутствующие – нет. Хотя его довольно просто отыскать в словарях и энциклопедиях. Так называется крупный грызун семейства беличьих. Водится в Восточной Европе и Азии.

– Боже ты мой! – в притворном восторге воскликнул Рэй. – Как же все понятно и просто! Большая толстая белка. Дело можно считать раскрытым, Берн. Ты нам здорово помог.

– Это слово, – невозмутимо продолжил я, – помогает нам идентифицировать Кэндлмаса. Как, впрочем, и французское его имя в бельгийском паспорте, потому как «marmotte» по-французски – это примерно то же, что и «байбак». И об этом следовало догадаться раньше, но было еще одно имя, под которым он мне, собственно, и представился, Кэндлмас… Так англикане называют день очищения Девы Марии и первого введения младенца Христа во храм. Празднуют его каждый год в строго определенный день, как Рождество. Он не привязан к лунному календарю, как, к примеру, Пасха.

Кто-то спросил о дате.

– Второе февраля, – ответил я.

В комнате воцарилось растерянное молчание. Так умолкают квакеры в ожидании, когда Бог заговорит чьими-нибудь устами, но Господь явно тянул с ответом. И тогда взговорил тихоня Уилфред:

– Мой любимый праздник.

Все, словно по команде, обернулись к нему.

– День сурка, – объяснил он. – Второе февраля. Самый толковый праздник в году. Выходит из норки сурок, и, если не видит своей тени, стало быть, весна будет ранняя. А если ясно и солнце светит, так появляется тень, и о весне можете надолго забыть. Еще шесть недель зимы обеспечено.

Я сказал:

– Сурок, байбак, мармотт. И все они родственники…

– …вудчака! – воскликнул Чарли Уикс, улыбаясь лукавой своей улыбкой. – Он же Чарли Вуд, он же Чарльз Брайхем Вуд. Бесследно пропал где-то в Европе вскоре после того, как в Анатрурии поднялась смута. Некоторые считали, что он погиб. Мы же придерживались несколько иного мнения. Мы были уверены, что это он нас заложил.

Я дал присутствующим время переварить услышанное.

– Кэндлмас имел кличку Вудчак, – сказал наконец я. – И она вполне соответствовала его осторожной манере вынюхивать и выслеживать. Он узнал, где живет Майкл, потом проведал, что в том же доме проживает его старинный знакомый Уикс, по прозвищу Мышь. Но сам подобраться к Мыши он не может.

– Я его еще в Анатрурии на дух не переносил, – заметил Уикс.

– И в качестве своего орудия использует Хобермана с котом в мешке. – Я поморщился: образ немного диссонировал со всем этим скопищем грызунов.

– А когда Кэппи выполнил задание, – продолжил за меня Уикс, – Кэндлмас его убил.

– В своей собственной квартире?

– Почему бы нет?

– И на своем драгоценном ковре? Да, Кэндлмас мог пожертвовать своим старым другом, но чтоб испортить такой ковер… Нет, это на него не похоже.

– А что, ковер и правда очень ценный? – поинтересовался Рэй.

Я не стал отвечать на этот вопрос, тогда Царнов холодно заметил, что среди нас присутствует торговец коврами, с которым можно проконсультироваться по поводу цены.

– Замолчи! – взвизгнул Расмолиан. – Как ты смеешь? Я не какой-нибудь там армяшка! Я вообще ничего не понимаю в коврах. Как смеет он так обо мне говорить?..

– Да по той же причине, по какой ты обозвал меня русским! – огрызнулся Царнов. – Какое дремучее невежество, мой маленький противник! Дремучее невежество, замешанное на тупой злобе и подстегиваемое алчностью!..

– Я никогда не буду назвать тебя русским! Ты – черкес!