Текст книги "Вор в роли Богарта"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Резонно. Что толку становиться звездой, если в конце тебя все равно прихлопнут?.. – Она продолжала попивать свой роскошный кофе. – А я принесла тебе твою сумку.

– Вижу.

– Рэй заходил. И знаешь, был так со мной мил, что я даже запсиховала. Это он торчал тогда у тебя в подъезде. Но, наверное, он и сам уже тебе сказал.

Я покачал головой:

– Я как-то не спрашивал.

– Ладно, не важно. Как бы то ни было, но больше он там не сидит, вот я и подумала, что ты наверняка захочешь переночевать дома. И принесла тебе твое барахло. Нет, не подумай, я вовсе не выгоняю тебя, Берн! Хочешь и дальше ночевать у меня, пожалуйста. Я заберу сумку. Или вместе отнесем.

– У меня сегодня еще одна встреча. Довольно поздно.

– О…

– Так, значит, это Рэй сидел в подъезде. А кто был в машине, на улице?

– Не знаю, не спросила.

– Может, пара других полицейских или какие-то совершенно посторонние люди, которым я вовсе не интересен?.. – Я задумчиво нахмурился. – Или все же интересен?

– Решено, ночуешь у меня. Ну что ты ломаешься, Берн? Не дури.

Я взял у нее сумку и придвинул поближе к себе.

– Молодец, что догадалась принести, – сказал я. – Возможно, она понадобится.

– Но ведь ты все равно ночуешь у меня, да, Берн?

– Откуда я знаю, где буду ночевать..

– Берн…

– На Двадцать пятой улице, – сказал я, – меня всегда ждет маленькая меблированная комната. Обстановка, правда, довольно спартанская, но кровать, насколько я уже смог убедиться, удобная. Еще есть метро. Или скамейка в парке – самое оно в такую чудесную ночь…

– О чем это ты?

Я склонил голову набок, обхватил двумя пальцами подбородок и произнес уголком рта:

– Вот так-то, дорогая. Уж кто-кто, а Берни всегда найдет, где перекантоваться. И тебе незачем беспокоиться.

Когда я расплачивался по счету, она вдруг забормотала:

– Кэпхоб, кэпхоб… Огосподибожемой!

– Что это с тобой?

– Возможно ли это? Может ли такое быть?

– Что именно?

Она схватила меня за руку:

– А не кажется ли тебе… Нет, нет, наверное ты скажешь, что я совсем из ума выжила.

– Обещаю, что не скажу.

– Хорошо. Тогда вот что мне кажется. Может, «кэпхоб» – это такая лайка.

– Да ты совсем из ума выжила!

– Знаю, но хоть, по крайней мере, заставила тебя улыбнуться, Берн. Но больше всего на свете меня беспокоит вот что: ты смотришь слишком много фильмов. И ты в любой момент можешь войти в роль и выйти из нее. Ну, скажем, выйти из своей роли и влезть в чужую, вот что я хочу сказать.

– Не вижу повода для беспокойства, – заметил я. – Поедешь на такси?

– Нет, думаю, что на метро. Ночь такая славная…

– И ты хочешь насладиться ею сполна в подземке?

– Нет, просто хотела пройтись немного пешком от станции. Ну, ты меня понимаешь.

– Ясно. Ну а я лично еду на такси. Мне через весь город пилить, и не хотелось бы опаздывать. – Я поднял руку, и почти в ту же секунду у обочины притормозила машина. Я еще раз спросил Кэролайн, уверена ли она, что не хочет ехать на такси, и она подтвердила, что уверена. Я распахнул дверцу, и лицо водителя расплылось в широкой улыбке, а глаза засветились радостным узнаванием. – Страшно рад вас видеть, – сказал я ему. И обернулся к Кэролайн: – Садись. Эта машина как раз для тебя.

– Но я…

– Давай полезай, – сказал я, – не так уж часто выпадает случай проехаться с человеком, который совершенно точно знает, где находится Арбор-корт. – И я придержал для нее дверцу, а затем наклонился и попросил Макса рассказать ей о травах. – Но только ни слова о той женщине с обезьянкой, – предупредил я его.

– Погоди минутку, – сказала Кэролайн. – А что там с женщиной и обезьянкой? Я хочу послушать.

Я захлопнул дверцу, и машина отъехала. Я остановил другое такси и спросил водителя-вьетнамца, знает ли он, как проехать на угол Семьдесят четвертой и Центрального парка.

– Уверен, что уж как-нибудь да найду, – сухо ответил он. Звали его Г Нгуен Транг, говорил он на прекрасном английском и знал город, что называется, вдоль и поперек. И пока мы ехали, все время твердил, какой это огромный город. – Но эти долбаные камбоджийцы скоро окончательно превратят его в помойку, – добавил он.

Глава 19

Лифт вознес меня на двенадцатый этаж, и я увидел, что Чарли Уикс уже ждет в дверях.

– А-а, мистер Томпсон… – протянул он. – Рад, что вы все же выбрались.

Лифтер воспринял эти его слова как знак того, что меня действительно ждут, закрыл двери и поехал вниз.

Чарли придержал дверь, пропуская меня вперед.

– Вроде бы и в прошлый раз я назвался тем же именем, – заметил я. – Так оно много проще, не перепутаешь.

– Уж кто-кто, а я ни в коем случае не перепутаю, – сказал он. – И потом, при первом нашем знакомстве ты назвался Биллом Томпсоном, и мне трудно даже представить, что тебя могут звать как-то по-другому. А кстати, как тебя обычно называют? Бернардом? Берни? Барни?

– И так и сяк, как угодно. Пусть будет Билли, если тебе, конечно, удобно.

– О, но я просто не смогу называть тебя Билли теперь, когда узнал, что это не настоящее имя. – Откинув голову и сощурившись, он изучающее смотрел на меня. – А какое у тебя любимое животное?

– Любимое животное? Э-э… ей-богу, не знаю. Как-то не задумывался.

– Что, никогда?!

Вопрос и тон, которым он был задан, создали у меня ощущение, что я напрасно потратил жизнь, размышляя о всякой там теории относительности, квантовой механике и диалектическом материализме, вместо того чтобы выбрать себе любимое животное.

– Ну, тут так сразу не скажешь, надо подумать, – ответил я.

– И все же? Самое-самое любимое?

– Это как посмотреть. В качестве еды предпочитаю коров, ну, или там овец. Тофу – это ведь не животное, верно? Нет, конечно нет. И даже не птица. Ну-у…

– Да нет, не в смысле еды.

– Ага, понял. Так, дай-ка подумать… Смотря для чего предназначено это животное. Ну, вот, к примеру, в лавке у меня работает кот, отличный мышелов. Вообще, если хочешь завести в лавке животное, лучше кота в этом смысле ничего не найти. Кролики, они, конечно, жуткие симпатяги, но кролик в книжной лавке – это же стихийное бедствие. Они… э-э… имеют привычку грызть разные предметы, к примеру книги… А для фигурного плавания лучше всего подходит белый медведь. Видел тут одного на днях. Восемь, восемь, восемь, восемь, восемь! Прямо периодическая дробь какая-то, не иначе вообразил себя квадратным корнем из минус чего-то…

Лицо Уикса приняло страдальческое выражение.

– Да нет. Животное, с которым ты себя отождествляешь, – сказал он. – Которым можешь себя вообразить.

– О… – Я задумался. – Мне кажется, я всегда отождествлял себя прежде всего с личностью.

– Ну, если бы тебе суждено было родиться животным, каким именно ты предпочел бы?

– Наверное тем, кем родился. Не знаю… Я понимаю, вопрос чисто гипотетический, но ты, признаться, поставил меня в тупик. Просто даже не знаю, что сказать… А это важно?

– Нет, конечно нет. Ладно, забудем об этом.

– Ну уж нет, черт подери! – воскликнул я. – Так дело не пойдет. Должен же я в конце концов разобраться.

– Я был Мышью, – терпеливо начал он. – Вуд – Вудчаком. Кэппи Хоберман – Бараном.

– Бейтмен – Кроликом, а Ренвик – Кошкой, – подхватил я.

– Ренник.

– Да, верно, Ренник. Так ты полагаешь, я должен выбрать себе подпольную кличку?

– О нет, это действительно не важно, – сказал он. – Это я просто так, к слову.

– Нет. Я бы очень хотел иметь кличку, – сказал я. – Хотя, наверное, сам человек не может себе выбрать. Со стороны всегда видней. Может, ты сумеешь придумать мне подходящую кличку?

– Гм-м… – буркнул он и потер пальцами подбородок. – Ну, это должен быть кто-то из куньих.

– Из куньих?

– Да, вероятно. Может, выдра?

– Выдра?

– Нет, – покачал он головой. – Не думаю. Точно не выдра. Да, в этом животном есть некая игривость и все такое, но выдра, как мне кажется, слишком прямолинейна. Скорее все же не выдра…

– Спасибо, – кивнул я. – Тем более они собачатиной отдают.

– Прошу прощения?..

– Да нет, ничего. Это я так.

– Что-то более загадочное… – протянул он. Потом, сложив ладошки вместе и прижав их к груди, начал раскачиваться из стороны в сторону – Что-то такое ночное, таинственное, хитроумное, что-то хищное… Что-то… э-э… ну, более вороватое, что ли…

– Вороватое? – кивнул я.

– Не росомаха, она слишком кровожадна… Нет, и не норка, как мне кажется, тоже. Барсук? – Он поднял на меня глаза. – Нет, и не барсук. Может, хорек?

– Хорек?

– Нет, хорек тоже не годится. А знаете что? Ласка! Старая добрая ласка.

– О… – сказал я.

– Итак, ты – Ласка! – заключил он. И похлопал меня по спине. – Вперед, Ласка! Располагайся поудобнее, чувствуй себя как дома. Кофе готов.

– Слава тебе, господи, – заметил я.

Ласка просидел на кухне чуть более получаса, излагая кое-какие факты и догадки, попивая кофе и выслушивая бесконечные воспоминания и байки, иллюстрирующие грандиозную аферу на Балканах году в 1950-м. Все это было страшно занимательно и интригующе, и даже если не являлось стопроцентной правдой, что ж, мы в этом смысле были с ним квиты.

Время уже близилось к полуночи, когда я наконец отставил чашку, поднялся и взялся за свою сумку авиафирмы «Браниф».

– Боюсь, что мне пора, – сказал я. – Есть ощущение, что нам все же удалось кое-что нащупать, но тем не менее волноваться, думаю, не следует. И даже если это Кэндлмас убил Хобермана, то и тут опять же не повод для беспокойства. Его и самого прихлопнули. Моим партнером он не был, а став убийцей, вообще освободил меня от всяческих нравственных обязательств. Безусловно, любопытно было бы узнать, кто убил его, но я не могу сказать, что это для меня жизненно важно.

– Это верно.

– А в таком случае, поживем – увидим, – сказал я. – Посмотрим, что произойдет дальше. И вообще, что-то я притомился. Пора домой.

– Я тебя провожу.

Я начал убеждать его, что беспокоиться не следует, он же стал уверять, что никакого беспокойства нет. И через минуту мы с ним оказались в холле и стали поджидать лифт, который я, проявив предусмотрительность, и не подумал вызвать.

Черт…

Да, у меня была мысль попросить Кэролайн позвонить Уиксу в строго назначенное время, что помогло бы вытащить его из холла и отвлечь тем самым от меня и от лифта. Но я пришел к выводу, что это не сработает. С одной стороны, синхронизировать подобные действия весьма сложно. Стоит позвонить хотя бы минутой раньше или позже, и весь план развалится. С другой стороны, квартира его находилась в самом конце коридора, и, стоя у лифта, он вряд ли мог расслышать телефонный звонок.

– Ну что, опять не едет? – заметил он через несколько минут.

– Опять где-то застрял. Слушай, зачем тебе стоять здесь в халате и мерзнуть?

– Нет уж, я тебя не брошу, – решительно заявил он. – А помнишь, точно такая же чертовщина произошла в тот самый первый день, когда ты меня навестил? – Он усмехнулся. – Может, ты просто не умеешь обращаться с лифтом, а? – И он потянулся к кнопке.

Я поймал его за запястье:

– Ладно, скажу напрямик.

– Да?

– Понимаешь, вход в это здание настолько затруднен, – начал я, – что было бы просто грешно не воспользоваться оказией, раз уж я все равно оказался здесь.

– Что ты имеешь в виду? – он настороженно смотрел на меня эдакими проницательными глазами. – А-а… Неужели хочешь опять нанести визит в квартиру на восьмом этаже?

Я покачал головой.

– Что бы там ни имелось у этого парня, – ответил я, – сейчас этого уже наверняка нет, а потому не вижу особого смысла посещать эту квартиру. Но вот на девятнадцатом живет одна интересная парочка. Он какой-то специалист по муниципальным облигациям в одной брокерской конторе, а она – вроде бы родственница Вандербильта по материнской линии. И я совершенно случайно узнал, что на выходные они уехали в Квог.

– Ха! – восхищенно воскликнул он. – Да ты и правда ласка!

– Разумеется, в том случае, если тебя с ними связывают особо дружеские отношения…

– Ничего подобного, Ласка, ни в коем случае. Я вообще никого не знаю на девятнадцатом и уж определенно не знаком ни с каким торгашом муниципальными облигациями. Однако, прошу, будь осторожен, слышишь? А это не опасно?..

– Опасность всегда существует, – заметил я и улыбнулся своей самой что ни на есть порочной улыбкой. – Именно она и придает моим… э-э… визитам особую привлекательность.

– О, да ты настоящая ласка! От такой птичий двор не спасти!

– Но все равно, обещаю быть осторожнее, – успокоил я его. – Просто войду, а через часок выйду. И вот эта штука, – я похлопал по сумке с тряпьем, – чуточку потяжелеет.

– Надеюсь, что к тому времени буду крепко спать, – сказал он. – Усну со спокойной совестью, зная, что моя ласка трудится на совесть шестью этажами выше. – Он сунул мне руку. – Счастливой охоты, Ласка!

– Спасибо, Мышка.

– Звериные прозвища… – протянул он. – Правильная штука! Ладно, до завтра, моя маленькая славная Ласка!

– До завтра, – откликнулся я.

Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Он отправился назад, к себе в квартиру, я – на лестничную клетку и предположительно на девятнадцатый этаж.

Только пошел я не туда.

А поднялся двумя этажами выше, потом посидел немного на площадке пятнадцатого этажа, обдумывая, как действовать дальше. (Вы не ошиблись, читатель. Я и в самом деле поднялся на два этажа – с двенадцатого на пятнадцатый. Суть в том, что тринадцатого этажа в «Боккаччо» не существовало вовсе. Именно поэтому Мышь имел все основания заметить, что ласка будет работать шестью этажами выше его квартиры).

Он имел все основания сделать подобный вывод, но это вовсе не означало, что так оно и будет.

Просидев какое-то время в томительных размышлениях на пятнадцатом, я направился вниз, миновал двенадцатый этаж, на котором Чарли Уикс скоро должен был уснуть мирным сном, потом мимо восьмого, где спал или не спал Майк Тодд вместе или без загадочной Илоны Марковой. Наконец я добрался до пятого этажа, где, высунувшись в холл, убедился, что там пусто, а уже после этого направился прямиком к своей цели, квартире под номером «5-D». Позвонил в звонок, вспомнив, как последний раз на восьмом этаже едва не пренебрег этой мерой предосторожности. Правда, в нынешней ситуации я бы изрядно удивился, если бы кто-то оказался дома. Но там, как и следовало ожидать, никто не отозвался. Я поставил сумку, извлек на свет божий свои инструменты, отпер два замка и вошел.

Вполне возможно, что на девятнадцатом этаже действительно проживает некий торговец акциями, женатый на Вандербильтше и проводящий выходные в Квоге. Что тут такого особенного? Равно как ничего особенного не было и в том, что в «Боккаччо» в эти выходные пустовало изрядное число квартир, поскольку их обитатели находились где-нибудь в Хэмптонсе либо на острове Нантакет или Блок-Айленд и оставили дома все свои ценности, на которые так легко может наложить лапку Каска или же любой другой достаточно ловкий и предприимчивый вор.

Но я понятия не имел, какие именно квартиры пустовали, и выяснять особенно не стремился. Единственное, что удалось выяснить, позвонив сегодня днем из квартиры Лерманов в одну риелторскую контору, так это то, что на данный момент в «Боккаччо» имеются три квартиры на продажу. В одной из них еще проживают ее владельцы. Другая сдается за весьма внушительную сумму и должна освободиться к концу августа.

Третья, «5-D», стоит пустая.

Женщину, выложившую мне эти сведения о «5-D», звали мисс Фэррант, и работала она в «Конкоран Групп». Представившись Биллом Томпсоном, я изъявил желание посмотреть квартиру, и мы с ней договорились встретиться в среду днем. Но я решил, что так долго ждать не смогу. И вот я здесь.

Заперев за собой дверь, я быстро обошел апартаменты, пользуясь карманным фонариком, а также светом, проникавшим в окна с улицы. Они выходили на Парк-авеню, и на них не было ни штор, ни занавесок, ни жалюзи, ничего такого, что могло бы скрыть от посторонних глаз находящегося здесь человека. Я мог бы включить и верхний свет – в конечном счете какие подозрения может вызвать человек, разгуливающий по совершенно пустой квартире, – но, как знать, всегда может найтись какой-нибудь любитель совать свой нос в чужие дела. И что помешает ему набрать 9-1-1 или же просто перейти через улицу и доложить о своих наблюдениях консьержу?

Квартира и в самом деле оказалась абсолютно пуста – ни на полу, ни на стенах, ни в чуланах, ни во встроенных платяных и кухонных шкафах не было ничего. Как уверяла меня мисс Фэррант, апартаменты полностью подготовлены к заселению, а прежние владельцы переехали в Скоттсдейл, штат Аризона. Что же касалось цены, то тут, по ее словам, возможны варианты, правда, не слишком сильно отклоняющиеся от первоначального. «Они сразу отвергли все предложения» – так выразилась она о прежних жильцах.

Отвергнуть мое им случая не представится. Лично мне не хотелось не то что жить в этой квартире, а даже ее грабить. Мое вторжение можно было расценить как незаконное, возможно, даже преступное, но намерения мной двигали самые чистые.

Мне просто нужно было где-то перекантоваться ближайшие часов семь-восемь.

Однако что за негостеприимное обиталище меня угораздило для этого выбрать! Как было бы славно расположиться в каком-нибудь удобном кресле, но тут вообще не имелось никаких кресел – ни удобных, ни неудобных. Как было бы уютно растянуться на старинной кровати под пышным балдахином, или на железной с медными шишечками на спинке, или же на худой конец – на продавленной кушетке, но ничего подобного не было здесь и в помине, даже старого матраца на полу.

А уж как приятно было бы понежиться в ванне… В квартире имелись две ванные комнаты: одна сверкающая хромом и сталью, с душем, другая являла собой довольно просторное помещение со старомодной массивной ванной на кривых ножках в виде когтистых лап. И я начал напускать в нее воду – первые секунд двадцать текла ржавая струя, затем побежал чистый светлый поток. Но тут я сообразил, что у меня нет полотенца. И я просто не представлял, как это можно принять хорошую горячую ванну, а после этого стоять и ждать, пока не высохнешь. В самолетной сумке у меня имелись кое-какие полезные вещи, в том числе чистое белье и рубашка на утро, бритва, зубная щетка и расческа. Но я не захватил полотенца.

Я вытащил затычку из ванны и огляделся. Слава богу, хозяева хоть туалетную бумагу удосужились оставить – пожалуй, единственный предмет, который не уехал с ними в Скоттсдейл.

Спать не слишком хотелось. Нет, мне наверняка захотелось бы, и очень сильно, окажись я в более уютной и располагающей к неге обстановке, потому как, Господь свидетель, день сегодня выдался утомительный. Однако похоже на то, что поспать как следует сегодня не придется.

Хорошо хоть есть что почитать…

Уходя из своей квартиры, я сунул в сумку П. Г. Вудхауза в бумажной обложке, после чего ни я, ни Кэролайн его оттуда вроде бы не вынимали… А стало быть, Вудхауз был при мне. Я мог взять его с собой в ванную, усесться на стульчак, закрыть дверь и включить свет уже без всякой боязни.

И я проделал все эти операции, но, когда нажал на выключатель, ровным счетом ничего не произошло. Попробовал второй, в комнате, – тот же результат. Что ж, логично. Кто будет оплачивать счета за свет, если в квартире никто не живет? К счастью, у меня был с собой карманный фонарик. Не лучшее в мире освещение для чтения, да и стульчак – это тебе не стул в библиотеке, но ничего, сойдет.

И ведь действительно сошло, и я добрался примерно до середины шестой главы, как вдруг луч фонарика начал тускнеть, меркнуть, пока не превратился в слабое желтоватое сияние – вполне подходящее освещение для занятий любовью, но никак не для чтения. Подготовься я к своему походу более тщательно, то в сумке нашлись бы и запасные батарейки, но я не подготовился, и их не оказалось, а потому на сегодня с чтением было покончено.

Ну и ладно. Я пошел в другую комнату – не то гостиную, не то спальню, да и какая разница – и растянулся на полу. Я знал, что полы различаются по степени жесткости и что мне еще повезло оказаться на паркетном, а не на… ну, скажем, на бетонном полу. Должно быть, так оно и есть, но в тот момент лично я разницы не почувствовал. Думаю, спать на гвоздях было бы не менее комфортно.

Вешалок в шкафах не оказалось – эти мерзавцы забрали с собой решительно все! – а потому я перекинул брюки и пиджак через штангу, на которой должна была крепиться занавеска в душе, если б ее тоже не увезли. Затем сбросил туфли, снова улегся на пол, подложив под голову вместо подушки сумку. В этом качестве она была не более удобна, чем пол в роли матраца.

Проспать не хотелось бы, к тому же я не захватил с собой будильника. Тем не менее я был почти уверен, что подобного риска практически не существует.

Вы спросите, к чему было все это затевать. Неужели нельзя было зайти в другую квартиру? Ведь совершенно очевидно, что большинство обитателей «Боккаччо» на выходные предпочитают уехать из города и раньше, чем в понедельник к вечеру, ждать их не следует.

Ну, выбрал бы я какую-нибудь приглянувшуюся мне дверь и отпер ее. Если бы хозяев в доме не оказалось, занялся бы делом. А если бы даже в квартире кто-то и был – тоже не катастрофа. Доводилось мне залезать в квартиры, где в своих постелях мирно спали хозяева, а иногда даже орудовать в той же самой комнате, где они себе похрапывали. Да, работа не для слабонервных, но у нее было и свое преимущество: вы хотя бы точно знаете, где они находятся. И можете не беспокоиться, что они вдруг заявятся домой в неурочный час и до смерти вас перепугают.

Да, то был бы совсем другой разговор. Разве не мог бы я примоститься где-нибудь, ну, скажем, на кушетке в гостиной, зная, что хозяева квартиры спят в спальне? Предварительно позаботившись о том, чтоб проснуться раньше их? Ну а если бы даже они обнаружили меня спящим где-нибудь у камина, неужели не сумел бы я как-нибудь оправдаться? Ну, допустим, сказал бы им, что напился. Напился и по ошибке забрел не в ту квартиру, к которой, волею случая, подошли мои ключи. Ужасно извиняюсь, этого никогда не повториться. А теперь прощайте, мне пора домой.

Ну скажите, разве такое не возможно? Разве не мог бы я избрать именно этот вариант?..

Нет, строго ответил я себе. Не смог бы.

Я ворочался на полу, пытаясь устроиться поудобнее, пока наконец с горечью не осознал, что мягче пол не будет. И я испустил тяжкий вздох и закрыл глаза. Я чувствовал себя как клоп на голом полу – кстати, не вижу причин, почему бы не ввести в обиход эту идиому.

Ночь обещала быть длинной.

И она действительно оказалась длинной.

Примерно раз в час я просыпался – назовем это так – и смотрел на часы. Затем закрывал глаза и снова проваливался в сон – если это можно так назвать, – а потом опять просыпался.

Ну и так далее, в том же духе.

В шесть тридцать я сдался и встал. Плеснул в лицо воды, вытер руки туалетной бумагой и надел брюки и туфли. В сумке у меня лежали чистые рубашка и носки, но я решил приберечь их для чистого тела.

На улице уже рассвело, стало можно читать. И я вернулся к Берти Вустеру, и все его слова и поступки показались мне исполненными глубокого смысла. Я счел это за недобрый знак.

В семь тридцать, высунувшись из двери, я проверил холл и увидел там двоих людей – они ждали лифта. Я бесшумно притворил дверь. Две минуты спустя предпринял еще одну попытку: их уже не было, но на том месте топтался кто-то другой. Слишком уж оживленное движение для такого роскошного дома в столь ранний час, но, очевидно, обитатели «Боккаччо» были людьми энергичными, не склонными залеживаться в постели по утрам. А может, они, как и я, провели ночь на полу и тоже спешили поскорей встать и убраться отсюда?..

Когда я приотворил дверь в третий раз, в холле находился новый персонаж. На этот раз, похоже, уборщица, только что вышедшая из лифта и направлявшаяся к квартире в дальнем конце коридора… Я вышел из квартиры, захлопнул за собой дверь, не удосужившись на сей раз ее запереть по причине такого многолюдия. Ничего, постоит пустая квартира, запертая лишь на один пружинный автоматический замок, так что любой, у кого при себе окажется кредитная карточка, сможет войти в нее и вдоволь попользоваться туалетной бумагой.

Так тому и быть. Я, убыстряя шаг, пошел к лестничной клетке, и дверь пожарного выхода за мной закрылась, не привлекая ничьего внимания.

Тем лучше.

Я поднялся на семь этажей, стараясь убедить себя, что люди даром выбрасывают деньги, оплачивая те же самые упражнения где-нибудь в тренажерном зале. Да, следует признать, что пару раз я все же остановился.

На площадке двенадцатого этажа я сделал уже более основательную остановку, чтобы перевести дух, – следует отметить, что это заняло у меня больше времени, чем хотелось бы. Затем приотворил на дюйм дверь в холл и высунулся. Я правильно выбрал лестницу – оттуда, где я стоял, открывался прекрасный вид на его дверь.

Я присел на корточки, что полагал возможным только в вестернах. Оказалось, это в принципе осуществимо где угодно, даже в роскошном здании на Парк-авеню. И притом менее утомительно, чем стоять, выпрямившись во весь рост, на одном месте в течение длительного времени. К тому же и заметить меня теперь стало куда трудней – ведь обычно люди замечают лишь происходящее на уровне их глаз; мои же глаза, смотрящие из щели в конце коридора, на вдвое меньшей высоте от пола будут куда менее заметны.

Я сверился с часами. Было без семнадцати восемь, какой-то запас времени у меня имелся, но, поднимись я сюда пятью минутами раньше, то не стал бы беспокоиться, что пропустил его.

Ведь, по его собственным словам, он был человек привычки. Всегда выходил из дома в одно и то же время и каждое утро прогуливался по одному и тому же маршруту. Вчера утром я торчал в проулке на противоположной стороне улицы, попивая скверный кофе из пластикового стаканчика, в ожидании, когда он наконец появится. Появился он минут в десять девятого, и если и сегодня будет придерживаться того же распорядка, то должен выйти из квартиры в интервале от без четверти восемь до восьми тридцати.

Если, конечно, он и правда придерживается распорядка.

Пусть даже сегодня он и запоздает, я все равно его дождусь. Торопиться мне вроде бы некуда – ни на поезд, ни к зубному врачу я не спешу. Но если он вышел раньше – раньше на двадцать семь минут, – тогда мне вскоре предстоит увидеть, как он возвращается.

А не хотелось бы.

Если вы полагаете, будто не подвержены никаким неврозам в этой жизни, то попробуйте посидеть вот так на корточках, наблюдая за запертой дверью и ожидая, что она вот-вот отворится. Я не мог отогнать лезущие в голову неприятные мысли. Я сделал роковую ошибку, твердил я себе, просидев так долго в той пустой квартире. А что, если я его упустил? Что, если квартира его сейчас пуста, а я сижу тут на корточках, словно дикарь, страдающий поносом? Нет, надо было подняться самое позднее в семь тридцать. Нет, даже лучше в семь, а в шесть тридцать – еще того лучше.

С другой стороны, как долго можно еще сидеть на этой лестнице? В ожидании, что в любой момент меня могут заметить и поинтересоваться, что это, черт подери, я здесь делаю. Ведь нельзя рассчитывать на то, что этой лестницей никто никогда не пользуется, жильцы там или обслуживающий персонал. Нет, слишком интенсивного движения на ней не предвиделось, но ведь достаточно одного в меру любопытного индивидуума – и лучшее, на что я могу в этом случае рассчитывать, так это на то, что без лишних проволочек меня просто вышвырнут вон.

Время тянулось томительно медленно. Я спросил себя: а как бы на моем месте поступил Богарт? И тут же понял как. Закурил бы. И к восьми тридцати (время вчерашнего выхода Уикса из дома, так где же он, черт бы его побрал?) лестница была бы сплошь усыпана сигаретными окурками и пеплом. С каким философским видом тушил бы он эту сигарету, с какой варварской яростью сминал бы окурок, с каким бездумно-небрежным видом сбрасывал бы щелчком вниз, на ступеньки! А уж как бы он курил, как затягивался, сукин сын!.. Но уж когда приходит время действовать, то можете быть за него спокойны, он свое дело знает.

А что, если подойти к этой проклятой двери и позвонить? Прямо сейчас, не теряя времени? И если он ушел раньше, можно и наведаться, а не тратить попусту день. А если он все еще торчит дома, еще никуда не выходил и подойдет к двери, всегда можно что-то сообразить..

К примеру?..

Я как раз раздумывал над этим, когда дверь его квартиры отворилась. Я уставился на нее во все глаза, словно увидел впервые в жизни. И вот он появился, одетый весьма аккуратно, даже щегольски, в серых фланелевых брюках, пиджаке в гусиную лапку и шляпе – той самой, что была на нем, когда он отворил дверь капитану Хоберману и, недоуменно щурясь, уставился на меня.

Ждать лифта ему пришлось довольно долго, но он был терпелив, и я последовал его примеру. Наконец кабина подъехала, и как раз в тот момент, как двери лифта раскрылись, из квартиры «Е» (или «F»?) вышла молодая парочка и юноша попросил придержать дверь, пока его спутница возилась с замком. Затем они вошли в лифт к Уиксу и все вместе поехали вниз.

Я перевел дух и взглянул на часы. Четырнадцать минут девятого.

Три минуты спустя я уже был в его квартире.