Текст книги "Вор в роли Богарта"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 3

И я через несколько минут тоже.

Если и был повод задержаться, то просто не приходил в голову. Я еще раз наскоро обыскал квартиру – может, кто-то из них взял да и перепрятал портфель, не с целью присвоить, а шутки ради. Но вскоре убедился, что его нет ни на полу за кухонным шкафом, ни в груде книг, сваленных у камина, ни где-либо еще. Нет – и все тут.

И я вышел из квартиры. Все то время, что я в ней находился, на мне были перчатки, так что отпечатков не осталось. А если их оставили те загадочные визитеры, то это их проблема.

Я отпер входную дверь и не поленился произвести отмычками ту же операцию, что и они ключами, – то есть запер ее за собой.

Затем поднялся на двенадцатый этаж и вызвал лифт. Было уже около часа ночи, а новая смена заступала в двенадцать, но в подобных обстоятельствах пренебрегать нельзя даже мелочами. Лифтер, как и следовало ожидать, оказался незнакомым, но я скорее готов подняться на четыре этажа пешком, чем дать человеку повод удивляться, отчего это тип, которого он высадил на двенадцатом, вдруг входит в лифт на восьмом.

Но он не сказал ни слова, даже лишний раз не поднял на меня глаз, и консьерж за столом – тоже. Портье же проводил меня взглядом лишь с целью убедиться, что мне не требуется вызвать такси. Я дошел до Лексингтон-авеню, завернул за угол и вскоре взору моему предстал «Вексфорд-касл» – все такой же вонючий и обшарпанный. У стойки бара ошивалось с полдюжины алкашей, но они обратили на меня не больше внимания, чем консьерж или лифтер, да и кто бы стал укорять их за это?

– Я заходил примерно с час назад, – сказал я бармену. – Случайно не оставил тут свой кейс? Вы не видели?

– Такой, вроде чемоданчика?

– Точно.

– Примерно вот такой ширины и высоты? С металлическими замочками?

– Так вы его видели?

– Боюсь, что нет, – ответил он. – Поклясться, конечно, не могу, но вроде бы при вас такого не было. Я вас запомнил. Вы были с приятелем, он выпил двойную водки да так торопился, будто на поезд опаздывал. А сами вы ничего не пили.

– Ну, это тогда, – заметил я.

– Что желаете?

– То же, что и мой друг. Двойную водки.

Идя на дело, я никогда не употребляю, ни капли, даже глотка пива себе не позволяю. Но на сегодня с работой покончено, если, конечно, можно назвать это работой. Лично я назвал бы это пустой тратой времени или же довольно прискорбным недоразумением.

Он налил из той же бутылки, с русским в меховой шапке и с дикарской ухмылкой. Называлась водка «Людомир» – новый, неизвестный мне сорт. Я поднес стаканчик к губам, выпил одним махом и почувствовал, что сейчас отдам концы.

– Господи Иисусе… – пролепетал я.

– Что случилось?

– И люди это пьют?

– А что тут такого? И не говорите мне, что водка разбавлена. Потому как чего нет, того нет.

– Разбавлена? – сказал я. – Если даже она и разбавлена, то, скорее всего, формальдегидом. Надо же, «Людомир»! Первый раз слышу.

– Начали отпускать в розлив примерно с месяц назад, – объяснил он. – Лично я ее не заказывал, но, когда босс говорит «надо», стану я, по-вашему, с ним спорить?

– Дешевая? – догадался я.

– В самую точку, – кивнул он и, приподняв бутылку, уставился на этикетку. – «Производство Болгарии», – прочитал он. – «Импорт». И еще тут написано, что в ней сто градусов.

– Если не больше.

– А парень на этикетке выглядит таким довольным, правда? Словно собирается пуститься в пляс. Знаете, у них есть такие танцы, ну, со скрещенными руками, и еще кажется, что они сидят, хотя никакого стула под ними нет. Да стоит вам или мне попробовать хоть раз, тут же отобьем задницы!

– Уж я во всяком случае, – согласился я.

– Дешевка, – заметил он. – Но за все то время, что я ее разливаю, вы первый, кому не понравилось.

– Я же не говорил, что не понравилось, – ответил я. – Просто сказал, что ее, должно быть, разбавляют жидкостью для снятия лака.

– Вы говорили, что формальдегидом.

– Правда? – Я на секунду призадумался. – Вы абсолютно правы. И знаете, налейте-ка мне еще.

– Уверен, приятель?

– Я ни в чем никогда не бываю уверен, – с достоинством ответил я. – Но все равно наливайте!

Вторая пошла лучше, третья – вообще как по маслу. Однако я решил более не искушать судьбу и не проверять, как пойдет четвертая. Выходя из бара «Вексфорд-Касл», я чувствовал себя куда лучше, чем когда входил, а что еще требуется от бутылки водки?

Я дошел до дома Хьюго Кэндлмаса, шагнул в подъезд, отыскал на панели кнопку его звонка и стал соображать, пришлось ли мне перекладывать кейс из одной руки в другую, чтобы позвонить. И по зрелом размышлении пришел к выводу, что это зависело от того, в какой именно руке я держал кейс. Если в левой, то тогда ничего не стоило надавить на звонок указательным пальцем правой. Но если я держал кейс в правой руке, то тогда было бы чрезвычайно неудобно тянуться к звонку наперекрест, чтобы надавить пальцем левой. А следовательно…

А следовательно – ничего. Кейс или наверху, у него в квартире, или же его там нет. Но это я смогу узнать ровно через минуту. Тем более что в данный момент руки у меня ничем не заняты. Нет ни кейса, ни кожаного рыжего чемоданчика с золотой монограммой. И я волен выбрать любой палец, чтобы надавить им на кнопку звонка.

Без всякого результата.

Я выждал минуту, затем позвонил снова. Тот же результат… Я стоял и задумчиво рассматривал запертую дверь. Я знал, что замок сам по себе не проблема. Я не знал, что произошло с Кэндлмасом, но допускал, что он просто устал меня ждать. И выскочил куда-нибудь за угол перехватить яичницы. Пока он ждет официантку со второй чашкой кофе, я вполне успею зайти и выйти…

В перспективе вновь обрести свой кейс, не вступая при этом в излишние контакты, несомненно, была своя привлекательность. Рано или поздно мне все равно придется объясняться с Кэндлмасом, рассказать ему, что произошло, а заодно и выяснить, почему это он отчаялся ждать.

Я сунул руку в карман, и пальцы нащупали маленькую коллекцию отмычек.

Погоди, сказал я себе. А что, если он все-таки дома, расслабляется в ванной или развлекает какого-нибудь гостя? Или же, допустим, вышел, но придет и застигнет меня в квартире? «О, привет, Хьюго! Я только из „Боккаччо“. Шел мимо, потом думаю: дай заскочу на минутку».

К этому времени мной овладело желание спереть хоть что-нибудь из этой квартиры. Я не социопат и не клептоман, я не имею привычки грабить своих друзей, но разве Хьюго Кэндлмас – мой друг? Он был другом Абеля или таковым, во всяком случае, представлялся. И вообще Кэндлмас нравился мне, и я даже улавливал некое сродство душ между нами, но все это до того, как он послал меня в ту квартиру, где я проторчал, запершись в шкафу, и откуда вышел с пустыми руками. Конечно, то могла быть вовсе и не его вина, и уж наверняка я сам отчасти оплошал, провозившись там слишком долго. Но, как бы там ни было, это происшествие заметно ослабило узы нашей дружбы.

Заняв довольно выгодную позицию в подъезде, я стоял и размышлял на эту тему, и менее всего на свете мне хотелось грабить квартиру Кэндлмаса. Ну а вдруг я все же войду и увижу там нечто особенное, что радует глаз и трогает душу?.. Нет, конечно, не тот великолепный обюссонский ковер, о нем не может быть и речи – слишком уж здоров, не вынесешь. Ну а как насчет того, маленького, тигрового тибетского? Или той славной коллекции нэцке? Места почти не занимает, завернул и сунул в кейс… А самое милое дело – это кругленькая сумма наличными, спрятанная где-нибудь в укромном местечке… Конечно, можно прожить и без нее, но меня обманули, разозлили, вся работа пошла насмарку, а пяти тысяч мне, судя по всему, не видать как своих ушей. К тому же я сегодня поиздержался, выпил пару «Людомиров», и…

Стоп!

Нет, я никак не могу войти в квартиру, я сегодня пил, а я не работаю, когда пью, и не пью, когда работаю.

Итак, вопрос решен.

Я еще раз надавил на кнопку звонка – и не спрашивайте меня, каким именно пальцем. На ответ особенно не надеялся и получил его. Выйдя на улицу, специально прошел пешком квартал – немного проветрить голову. Потом показалось такси, и я его остановил.

Вы, наверное, подумали, что там опять сидел Макс Фидлер? Ничего подобного. Три раза подряд такого счастья не выпадает. Водителем был молодой парень, неутомимо грызущий фисташки, – при этом скорлупа разлеталась по всему салону. Он домчал меня в считаные секунды и без лишних слов.

Оказавшись дома, я аккуратно спрятал инструменты и фонарик, разделся и залез под душ. Я простоял там довольно долго, стараясь смыть все воспоминания об этой незадачливой ночи, но они не оставляли меня, даже когда я вышел. Я надел халат и не без тайного опасения налил себе стаканчик. Еще неизвестно, как пойдет виски после этого «Людомира».

Я отпил глоток, затем пошарил в портмоне и извлек клочок бумажки с телефоном Хьюго Кэндлмаса. Звонить, наверное, поздно? Может, и так, однако я все же взял телефон и набрал номер, и на третьем гудке кто-то взял трубку и ответил:

– Алло?

Голос не был похож на голос Хьюго.

Я молчал. Какое-то время в трубке царила тишина, затем тот же голос повторил то же слово, только на этот раз с оттенком некоторой робости.

Нет, точно не Хьюго.

Я опустил трубку на рычаг и попытался привести свои мысли в порядок. Итак, пункт первый: мой визит в апартаменты под номером «8-В» в «Боккаччо» прошел из рук вон скверно. Пункт второй: Хьюго Кэндлмас, который должен был сидеть дома в ожидании, когда я принесу ему заказанный портфельчик, дома отсутствовал. Третье: час спустя по его телефону отвечал кто-то другой. Определенно не Хьюго Кэндлмас, однако голос его казался странно знакомым.

Капитан Хоберман? Нет, решил я после минутного размышления. Определенно не капитан Хоберман. И в то же время очень знакомый голос, голос, который я наверняка слышал прежде.

О!..

Я снова потянулся к телефону. Секунду колебался, затем набрал номер. На сей раз мужчина снял трубку после первого звонка и сперва довольно долго молчал, что только усугубило мои подозрения. Потом сказал: «Алло?» – и подозрение переросло в уверенность. Это он, точно он!

Я нажал на рычаг.

– Черт!.. – пробормотал я вслух и, взяв стаканчик, задумчиво щурясь, разглядывал его содержимое. Как меня угораздило вляпаться в такую лужу? Неужто именно в ней суждено было оказаться мне после того, как в течение пятнадцати вечеров подряд я смотрел фильмы с Хамфри Богартом?

Нет, надо смотреть другие, с Лорелом и Харди. [8]8
  Стэн Лорели Оливер Харди– знаменитый американский комический дуэт, игравший в эксцентрических комедиях в 30-40-х годах.


[Закрыть]

Глава 4

Из всех книжных лавок всего мира она почему-то выбрала именно мою.

И сделала это ровно три недели тому назад, в среду, в три часа пополудни. Я торчал за прилавком, уткнув нос в книгу. Книга называлась «Наше восточное наследие», первый из одиннадцати томов «Истории цивилизации» Уилла и Ариэля Дьюрантов. В течение нескольких лет подряд в обозрениях «Книга месяца» сей труд рекламировался так, словно его авторы – святые пророки, а сам он – как минимум Библия; и редко в какой частной библиотеке не было полного собрания, как правило в девственном состоянии, с неснятыми суперобложками, без единой складки на корешке и со страницами, на которых ни разу не останавливался глаз человеческий.

Это собрание досталось в наследство и мне, когда я приобрел «Барнегат Букс» у старика Литзауэра. И в течение нескольких лет я время от времени докупал комплект-другой и также время от времени продавал. Впрочем, продавал я меньше, чем покупал, а потому обычно имел про запас несколько собраний: одно было выставлено на полке, а пара других хранилась в ящиках в подсобке. Конкретно на эту среду у меня имелось четыре комплекта, потому как один я приобрел не далее как накануне днем и не из-за безумного стремления подорвать тем самым рынок, а поскольку они продавались в наборе с довольно ходовым товаром – ранними вещами Стейнбека и Фолкнера. Надо сказать, что к вечеру во вторник я уже почти покрыл свои расходы, пристроив «Чашу Господню» [9]9
  Роман Дж. Стейнбека (1929 г.).


[Закрыть]и «Непобежденных» [10]10
  Роман У. Фолкнера (1938 г.).


[Закрыть]одному постоянному покупателю, а потому ощутил нечто вроде симпатии к Уиллу и Ариэлю Дьюрантам, что и подвигло меня полюбопытствовать, какую же оценку они дают истории человечества.

Именно на этом и были сосредоточены мое внимание и мысли, когда она вошла в магазин и в мою жизнь.

Стоял чудесный весенний день, исполненный какого-то особого магического очарования, из тех, какие выдаются только в Нью-Йорке и заставляют задуматься, как человек по доброй воле может согласиться жить где-то еще, кроме этого города. Дверь лавки была распахнута настежь, а потому висевший на ней маленький колокольчик не возвестил о ее приходе. Мой кот Раффлс обычно приветствует гостей, трется об их ноги, бесстыдно выпрашивая внимание и ласку. Но на этот раз он лежал, растянувшись в витрине, в полоске солнечного света, в своей излюбленной позе, изображая нечто вроде кухонного полотенца.

Но я все равно догадался, что у меня посетитель. Сперва заметил ее уголком глаза, затем уловил запах духов – это она прошла мимо прилавка и исчезла за книжными стеллажами.

Глаз я не поднял. Я был где-то на второй или третьей главе и читал о каннибализме. Точнее говоря, о каком-то племени – забыл, каком именно, но всегда можете посмотреть: ей-богу, книги эти стоят совсем недорого – так вот, о племени, которое никогда не устраивало похорон. Перед ними не стояло дилеммы – кремация или погребение. Они предпочитали поедать своих покойников.

Я пытался сосредоточиться на каннибалах, но мысленно перенесся уже совсем в другую сферу – в современный мир, где подобная практика приобрела бы поистине вселенский размах. Какой-нибудь Фрэнк Кэмпбел вполне мог считаться международным поставщиком такого рода провизии. А Уолтер Б. Кук владел бы сетью ресторанов «фастфуд». А в Квинсе, вдоль автострады на Лонг-Айленде, выстроились бы не могильные плиты, а киоски с хот-догами, и…

– Прошу прощенья…

Первое, на что я обратил внимание, еще не успев поднять головы, это ее голос. Довольно низкий, хрипловатый, с европейским акцентом.

Он и привлек мое внимание. И я поднял голову от книги и увидел ее. Нет, я не сказал бы, что сердце у меня остановилось или дрогнуло, екнуло, словом, проделало одну из тех штук, что дают кардиологам пищу для размышлений. Но что-то с ним произошло, это определенно…

Как описать красивую женщину, не засоряя страниц набившими оскомину прилагательными? Я мог бы обрисовать цвет ее волос (светло-каштановые с рыжеватыми прядками), рост (пять футов семь дюймов), кожу (светлая, чистая, безупречная). Я с врачебным беспристрастием мог бы перечислить ее черты (высокий выпуклый лоб, четко очерченные брови, широко расставленные глаза, прямой изящный нос). Или мог бы прибегнуть к избитым эпитетам (кожа цвета слоновой кости; карие глаза – такие глубокие, что в них можно утонуть; рот, созданный для поцелуев). Нет, извините, не могу! Лучше уж вы дайте волю своему воображению.

Из всех книжных лавок во всем мире она выбрала именно мою.

– Мне страшно неудобно вас беспокоить, – сказала она. – Вы так задумались…

– Ерунда, – ответил я. – Я просто читал.

– А что читали?

– «Историю цивилизации».

Она приподняла свои безупречные бровки:

– Ерунда?

– Нет, это я в том смысле, что может и подождать. Прождали же шумеры тысячи лет. Могут и еще подождать.

– Вы читали о шумерах?

– Еще не дошел, – признался я. – С них, собственно, и началась цивилизация, но я до этого еще не добрался. Я еще в доисторических временах.

– Ах вот как…

– Да. Первобытный человек. Его надежды, страхи, мечты о светлом будущем. Его совершенно замечательные обычаи.

– Замечательные обычаи?

Я не удержался от соблазна.

– Да, особенно одного племени, – пояснил я. – А может, их было больше чем одно.

– И чем же они так замечательны?

– Они поедали своих мертвецов… – О господи, ну зачем, зачем я только это сказал? Она не ответила, и я опустил глаза на страницу, где внимание тут же привлекла одна фраза. – «Фуэгины, – процитировал я, – обычно предпочитали собакам женщин».

– В смысле – в качестве компаньонов?

– В качестве обеда. Они говорили, что от собачьего мяса воняет выдрой.

– А это плохо, когда выдрой?

– Не знаю, – честно сознался я. – Наверное, на вкус она напоминает рыбу.

– Фуэгины… Надо же, никогда о них не слышала.

– Я тоже не слышал, – сказал я. – Хотя наверняка Дарвин о них что-то писал. Они жили на Огненной Земле – Тьерра-дель-Фуэго – на самом юге Южной Америки.

– И до сих пор живут?

– Не знаю. Но, если соберусь когда-нибудь их навестить, обязательно захвачу с собой ланч.

– И собственную женщину.

– Нет у меня никакой женщины, – ответил я. – А если бы и была, не думаю, что я взял бы ее на Огненную Землю.

– А куда бы взяли?

– Ну, это зависит от женщины… К примеру, я мог бы отвезти ее в Париж.

– Как романтично!

– Или же пригласить в кино.

– Тоже очень романтично, – кивнула она, и на губах ее заиграла улыбка. – Я бы хотела купить книгу. Вы продадите мне книгу?

– Надеюсь, не эту?

– Нет.

– Хорошо. – Я закрыл «Наше восточное наследие» и поставил на полку за спиной. Она держала в руке какую-то книгу и положила ее на прилавок, чтобы я видел. Это была монография Клиффорда Маккарти «Богги: фильмы с Хамфри Богартом», том в твердой обложке, вышедший лет тридцать тому назад в издательстве «Цитадель-пресс». Я посмотрел на форзац – там карандашом была выведена цена. – Двадцать два доллара, – сказал я. – Но поскольку человек я безупречно честный, то должен заметить, что имеется точно такая же, только в мягкой обложке. Правда, называется несколько по-другому, но в целом то же самое.

– У меня она есть.

– Та стоит долларов пятнадцать, если мне не изменяет память, а она мне никогда не изменяет, – я подмигнул. – Так вы говорите, она у вас есть?

– Да, – ответила она. – Та называется «Фильмы с участием Хамфри Богарта», и память вам ничуть не изменяет. Она стоила четырнадцать долларов и девяносто пять центов.

– И она у вас уже есть..

– Да. Но я хочу в твердой обложке.

– Вы, наверное, его поклонница?

– Я его люблю. Просто обожаю, – ответила она. – А вы? Вы его любите?

– Он ни на кого не похож, – заметил я. То же самое, если вдуматься, можно сказать о ком угодно. – Он… ну, в общем, особенный. В нем…

– Есть что-то такое?

– Да, именно это я и имел в виду. – Пальцы мои лежали на книге всего в каком-то дюйме от ее пальчиков. Ногти у нее были ухоженные, покрыты ярко-алым лаком. Мои – нет. Я с трудом подавил желание коснуться ее пальчиков и сказал: – А знаете, у меня есть экземпляр его биографии, Джордана Мэннинга. По крайней мере, где-то был.

– Я видела.

– Она ни разу не переиздавалась, и отыскать ее не так-то просто. Но у вас, наверное, уже есть?

Она покачала головой.

– Вот как? Но говорят, что это весьма познавательная и занимательная…

– Это неинтересно, – ответила она. – Да и вообще меня мало интересует его жизнь. Мне совершенно все равно, где он родился, любил ли мать или нет. Мне совершенно наплевать, сколько жен у него было, много ли он пил и отчего умер.

– Неинтересно?

– Единственное, чего я хочу, – это видеть его на экране. Самого Хамфри Богарта. Рика в «Касабланке», Сэма Спейда в «Мальтийском соколе»…

– Диксона Стила в «Безлюдном месте»?

Глаза ее расширились.

– Все помнят Рика Блейна и Сэма Спейда, – заметила она. – И Фреда Доббса в «Сокровище Сьерра-Мадре», и Филипа Марлоу в «Глубоком сне». Но кто помнит Диксона Стила?

– Мне кажется, я, – вставил я. – И не спрашивайте меня, почему и откуда. Просто я запоминаю названия и авторов, ведь это – мой хлеб. Наверное, именно поэтому – и имена персонажей.

– Это из «Укромного места». Он сценарист, этот Диксон Стил, помните? Ему нужно написать сценарий по роману, а книгу читать лень, вот он и нанимает девушку-гардеробщицу, чтобы она пересказывала ему всю эту историю. И ее убивают, а он становится первым подозреваемым.

– Но существует и другая девушка, – заметил я.

– Да, Глория Грэм. Она его соседка и подтверждает его алиби, а потом влюбляется в него, печатает его рукописи, готовит ему еду. А потом вдруг замечает, что в нем таится насилие – это когда он попадает в аварию и избивает другого водителя, а потом избивает своего литературного агента за то, что тот забрал у него неоконченный сценарий. И вот она начинает думать, что он вполне мог убить ту девушку-гардеробщицу, и хочет от него уйти, а он узнает и начинает ее душить. Помните?

Воспоминания у меня были самые смутные.

– О да, прекрасно, – ответил я.

– А потом раздается телефонный звонок, и дружок той девушки-гардеробщицы сознается в убийстве. Но уже слишком поздно, и Глория Грэм просто стоит и смотрит, как он уходит из ее жизни навсегда.

– Вам не нужна никакая книга, – заметил я. – Ни в твердом переплете, ни в мягком. Вы и без того все помните наизусть.

– Просто потому, что это очень для меня важно.

– Понимаю.

– Я ведь и английскому выучилась по его фильмам. Точнее говоря, по четырем. Прокручивала их на видео, наверное, сотни раз и повторяла за ним целые фразы. За ним и другими актерами, стараясь произнести как можно правильнее. Но акцент все же остался.

– Совершенно очаровательный акцент.

– Вы находите? А мне кажется, что это вы очаровательный человек.

– А вы – потрясающая красавица.

Она потупила глаза, затем извлекла из сумочки кошелек.

– Хочу заплатить вам за книгу, – сказала она. – Так вы говорите, двадцать два доллара? И еще торговая наценка?

– Забудьте о ней.

– О!

– И об этих двадцати двух долларах тоже забудьте. Пожалуйста, я настаиваю. Я просто дарю вам эту книгу.

– Но я не могу принять такой…

– Можете!

– Нет, я хочу заплатить, – настояла она и выложила на прилавок две купюры – пятерку и двадцатку. – Пожалуйста…

Я вложил книгу в бумажный пакет, протянул ей и дал три доллара сдачи. Но чек не пробил и наценки брать не стал. – Только смотрите не проболтайтесь губернатору.

– Вы очень добры, – произнесла она. – Но вряд ли вам удастся заработать, если будете вот так, налево и направо, раздавать книги. – И она положила руку на мою. – Мне кажется, в вас есть какая-то тайна… И знаете, что я еще думаю? Вы похожи на него!

– На кого?

– На Хамфри Богарта. Вам уже кто-нибудь это говорил?

– Нет, – ответил я. – Никогда.

Слегка наклонив голову набок, она изучающе смотрела на меня.

– Нет, дело не в физическом сходстве, – продолжала она. – Внешне вы на него ничуть не похожи. И голос совсем другой. Но что-то все же есть, правда?

– Но… э-э…

– У вас есть тайная жизнь?

– Наверное, у каждого она есть, не так ли?

– Возможно, – кивнула она. – А в вас случайно не кроется насилие, как в Диксоне Стиле? – И снова, склонив голову, она долго и испытующе смотрела на меня. – Нет, не думаю. Но что-то определенно есть, не правда ли? Что-то романтическое, что ли…

– Вы считаете?

– О да! Вы очень романтичны. – Всеведущая улыбка играла на ее губах. – А знаете что… Пригласите меня куда-нибудь вечером.

– Куда прикажете!

– Нет, не в Париж, – заметила она. – Хотя это было бы очень романтично, верно? Если бы мы встретились вот так, случайно, и тем же вечером улетели в Париж… Но пока я туда не хочу. Пока еще не время…

– Париж может и подождать?

– Да, – ответила она. – Париж от нас никуда не денется. А сегодня вы можете пригласить меня в кино.

Она ушла, а я подошел к витрине и потрогал Раффлса – узнать, уж не умер ли он. За все время ее пребывания в лавке он ни разу не шевельнулся, и невозможно было представить, что он просто-напросто проигнорировал этот визит. Я почесал его за ухом. Раффлс лениво повернул голову и приоткрыл один круглый глаз.

– Ты проворонил ее, дружище, – шепнул я. – Ладно, валяй, спи дальше.

Кот зевнул, потянулся, затем легко спрыгнул с подоконника и подбежал к миске с водой. Он был серый с темными разводами, и Кэролайн Кайзер, мой лучший на свете друг, вообразила, что он принадлежит к редкой мэнской породе. Я заинтересовался, сел за книги и немного изучил этот вопрос. И теперь вовсе не уверен, что он манкс. Единственное, что роднило Раффлса с этой породой, так это полное отсутствие хвоста.

Ладно, манкс или не манкс, но мой Раффлс – толковый работящий кот, и с тех пор, как он поселился в лавке, от мышей не пострадало ни одной книги. Только тут до меня дошло, сколь многим я обязан Раффлсу. Допустим, какая-нибудь мышь обгрызла бы переплет «Богги: фильмы Хамфри Богарта», тогда пришлось бы или выкинуть ее на помойку, или же отправить в ссылку – на специальный столик, где были свалены книжки по три штуки за доллар. И что тогда? Тогда она как зашла бы в мой магазин, так и вышла бы, а я продолжал бы читать Уилла Дьюранта и упустил бы ее – точь-в-точь как Раффлс.

Я потянулся к телефону и набрал номер салона красоты «Пудель», где денно и нощно трудилась Кэролайн, превращая лохматых псин в красавцев.

– Привет, – поздоровался я. – Слушай-ка, я не могу пойти с тобой сегодня в «Бам Рэп». У меня свидание.

– Но это очень странно, Берн. Я же еще за ланчем спросила, занят ты сегодня или нет. И ты сказал, что нет.

– Ну, это когда было… – протянул я.

– А что, собственно, изменилось? Что случилось, Берн?

– Просто в магазин зашла одна красивая женщина.

– Тебе повезло, – заметила она. – Единственный, кто зашел ко мне за весь день, был какой-то толстяк с салюки. [11]11
  Салюки (персидская борзая) – одна из древнейших пород собак. (Прим. ред. FB2)


[Закрыть]Ну скажи, Берн, зачем только они это делают?

– Зачем заходят в салон?

– Нет. Заводят совершенно не подходящих им собак. Ноги у него были кривые, пузо – как бочка, челюсть с нижним прикусом, так на кой хрен ему собака, которая выглядит как модель? Ему следовало бы завести себе английского бульдога.

– Может, тебе удастся уговорить его поменять?

– Поздно, – ответила она. – Не успеешь завести собачку, как, глядишь, через несколько дней привык к ней и просто не мыслишь существования без нее. Ничего общего с человеческими взаимоотношениями, где все распадается, стоит только узнать друг друга получше. Берн, а эта красивая женщина, она что, твоя знакомая?

– Нет, абсолютно незнакомая, – ответил я. – Просто зашла в магазин купить книгу.

– И вышла, унося с собой твое сердце. Как романтично! И куда же ты ее поведешь? В театр? В «Рэйнбоу Рум»? Или же в какой-нибудь уютный ночной клуб? Там бывает очень славно.

– Мы идем в кино.

– О… – протянула она. – Понимаю… Что ж, безошибочный выбор для первого свидания, во всяком случае. И что собираетесь смотреть?

– Два фильма. «Молния» и «Токийский Джо».

– Это что же, премьера?

– Да нет, не совсем.

– «Токийский Джо» и «Молния»… Первый раз слышу. А кто играет? Я знаю?

– Хамфри Богарт.

– Хамфри Богарт? Тот самый Хамфри Богарт?

– Это ретроспективный показ фильмов с его участием. В театре «Мюзетт», ну, что в двух кварталах от Линкольн-центра. Сегодня как раз открытие, и мы встречаемся у касс без четверти семь.

– Но ведь фильмы начинаются вроде бы в семь?

– Семь тридцать. Просто она хочет прийти пораньше, чтобы достались хорошие места. Она никогда не видела этих фильмов.

– А ты, Берн?

– Нет, но…

– Потому что я тоже не видела. И что самое главное, никогда даже не слышала!

– Она ярая поклонница Богарта, – объяснил я. – Выучила английский по его фильмам, прокручивая их по тысяче раз.

– Тогда, наверное, любимое ее выражение: «Эй, ты, грязная крыса!»

– Так это Джимми Кэгни.

– «Сыграй-ка еще раз, Сэм». А это уже Хамфри Богарт, правильно?

– Уже ближе к истине.

– «Ты играл для нее, можешь сыграть и для меня». Верно?

– Да, верно.

– Так я и думала. А что ты имел в виду, когда говорил, что она училась английскому? Где она выросла?

– В Европе.

– А где конкретно в Европе?

– Просто в Европе.

– Просто в Европе? Но где именно? Во Франции, Испании, Чехословакии, Швеции или…

– Из этих четырех стран, что ты назвала, я бы предположил Чехословакию. Однако не стану уточнять, потому как мы это не обсуждали. – И я пересказал ей наш разговор, опустив, впрочем, гастрономические причуды обитателей Огненной Земли. – И вообще, между нами осталось много чего недоговоренного, – добавил я. – Ну, знаешь, обмен многозначительными взглядами, всякие там нюансы и прочее…

– И страсть? – предположила она.

– Я бы скорее сказал, романтика.

– Тем лучше, Берн. Я обожаю романтику! Так, значит, вы встречаетесь в «Мюзетт» и собираетесь смотреть два старых фильма, сидя рядышком, как голубки. Но ведь они даже не цветные. Или я не права?

– Придержи язык.

– Ну а потом? Ужин?

– Наверное.

– Только в том случае, если не обожретесь попкорна. Итак, вы выйдете из кинотеатра примерно в десять тридцать и заскочите куда-нибудь поблизости. Ну а потом? К ней или к тебе?

– Кэролайн…

– Если этот «Мюзетт» находится всего в паре кварталов от Линкольн-центра, – сказала она, – то это не дальше чем в паре кварталов от твоего дома, потому как твой дом всего в паре кварталов от Линкольн-центра. Но, может, и ее дом тоже недалеко? Где она живет, а, Берн?

– Я не спрашивал.

– Но ведь ты говорил, что она живет в Нью-Йорке, верно? Приехала из Европы и живет в Нью-Йорке, уж чего ясней. А ты даже не поинтересовался, где именно.

– Но, Кэролайн, мы ведь только-только познакомились.

– Ты прав, Берни, я болтаю глупости. Наверное, просто ревную, поскольку, Господь свидетель, сама никогда не была загадочной женщиной. И знаешь, в любом случае, если она загадочная женщина, то должны быть вещи, которые ты о ней не знаешь и не узнаешь никогда.

– Наверное.

– Но самое главное ты уже знаешь. Она красавица и обожает Хамфри Богарта.

– Да.

– И еще она приехала из Европы и живет здесь. А как ее зовут, Берни?

– Гм… – ответил я.

Наступила пауза.

– Нет, как все-таки ее имя, а, Берни? Ты знаешь, там у них розы любят. Может, так оно и есть?

– Что?

– Роза. В Европе полно женщин по имени Роза, и пахнут они так же сладко, даже если зовут их по-другому. Ладно, Берни, желаю тебе хорошо провести время, слышишь? А завтра, за ланчем, жду полного отчета… Или позвони мне прямо сегодня, если не будет очень поздно. Договорились?

– Договорились, – согласился я. – Обязательно.