Текст книги "Вор в роли Богарта"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– А ты – ассириец!

– Черкесы легендарный народ! Все женщины – сплошь шлюхи, а мужчин кастрируют еще в детстве, и они вырастают в огромных жирных евнухов!..

– А ассирийцы даже в период расцвета прославились в основном своей жестокостью и варварством! Они перебили и перерезали друг друга, и остались лишь маленькие злобные карлики! Генетические выродки, результат кровосмешения на протяжении тысячелетий!..

Я с удовлетворением отметил, что определенного прогресса мы все же достигли. Несмотря на накал страстей, ни рука Расмолиана, ни рука Уилфреда ни на дюйм не приблизились к спрятанному в карманах оружию.

– Кэндлмас не убивал Хобермана, – сказал я. – Даже если ему было наплевать на ковер, даже если по какой-то неведомой мне причине он хотел убрать Хобермана, время не позволило бы ему это сделать. Неужели он стал бы рисковать, зная, что с минуты на минуту должен явиться я с краденым портфелем?

– Так он бы и тебя прихлопнул, – сказал Уикс.

– И испортил бы еще один ковер? Глупо. Да и жаль, потому как из Кэндлмаса получился бы очень удобный убийца.

– Это верно, – заметил Рэй. – Можешь сказать им, Берни, почему.

– Потому что он мертв, – объяснил я, – и уже ничего оспорить не сможет. Убили его через несколько часов после Хобермана, но вот тело обнаружить удалось не сразу. Полицейские нашли его в заброшенном доме на углу Питт и Мэдисон.

– Да-а, подходящее местечко… – авторитетно заметил Маугли. – Там они попадаются. Трупы, я имею в виду. И заброшенные дома. Или и то и другое вместе.

– Как его убили? – поинтересовался Царнов.

– Застрелили, – ответил Рэй. – Из мелкокалиберного пистолета с близкого расстояния.

– Стало быть, убийц было двое, – высказал предположение Тиглат Расмолиан. – Этот Вудчак зарезал Барана, а Вудчака пристрелил кто-то еще.

– Случись такое в Анатрурии, – заметила Илона, – было бы совершенно ясно, что с Кэндлмасом расправился сын убитого. Или брат. Или даже племянник… – Она пожала плечами. – И никакого особенного следствия вести бы не пришлось, поскольку полиции это не касается. Кровная месть. Дело чести для родственников – отомстить за убитого.

– Честь здесь ни при чем, – сказал я. – И это упрощает дело. Убийца был один. Он следил за Хоберманом и, когда тот вышел из «Боккаччо», последовал за ним. До самого дома Кэндлмаса, где его и убил. Затем похитил самого Кэндлмаса и отвез его подальше, на Питт-стрит.

– Питт-стрит… – повторил Маугли. – Да стоит туда сунуться – и ты, считай, покойник!

– И убил его там после того, как вытянул из него все, что мог. А возможно, отвез куда-нибудь в другое место, где и прикончил после допроса, а уж потом отвез тело на Питт-стрит.

– А то их там не хватало, – заметил Маугли.

– Тогда получается, кто-то наблюдал за моим домом? – сказал Майкл.

– Нет.

– Но вы же сами только что сказали, что за этим Хоберманом следили…

Я покачал головой.

– Баран отправился навестить своего старого приятеля, Мышь. Они не виделись много лет. Но когда Чарли рассказывал мне об этой встрече, он упомянул, что Баран очень торопился и пробыл у него совсем недолго.

– Ага, – откликнулся Чарли Уикс.

– Так вы хотите сказать, он спешил потому, что по пути к дому Кэндлмаса у него била назначена еще одна встреча?

– Нет, – ответил я. – Я вовсе не это имел в виду.

– Нет?

– Нет, – сказал я. – Твоей целью, Чарли, было убедить меня, что Хоберман пробыл у тебя совсем недолго. Чтоб мне и в голову не могло прийти, что у тебя было время угостить его чашкой кофе и потом отлучиться из комнаты под каким-нибудь благовидным предлогом и позвонить кое-кому по телефону.

– Но к чему мне было это делать?

– Да к тому, что ты почуял: что-то готовится. Ты, конечно, не знал, что именно, но ведь ты Мышь, а потому учуял крысу. Сам ты за Хоберманом следить не мог, тот был начеку. Но ты вполне мог позвонить сообщнику и задержать у себя Хобермана на некоторое время, достаточное для того, чтоб сообщник этот успел приехать и занять наблюдательный пост где-нибудь неподалеку от входа в «Боккаччо». Причем не важно, знал он Хобермана в лицо или нет. Достаточно просто описать его.

– О Ласка! – воскликнул Чарли Уикс. – Я в тебе разочаровался. Совершенно дикая, бессмысленная версия…

– То есть ты ее отрицаешь.

– Конечно, отрицаю! Нет, я вполне допускаю, что кто-то действительно следил за Кэппи. На мой взгляд, это несколько притянуто за уши, но теоретически возможно… Суть в том, что я не совсем понимаю, как ты собираешься вычислить этого человека.

– Раз ты ему звонил, то почему я не смогу его вычислить?

– Да потому, что никому я не звонил, – ответил он. – И говорить тут больше не о чем. Просто ты меня на пушку хотел взять, да не вышло.

– Погодите минутку, – встряла Кэролайн. – А что же с тем предсмертным посланием?

– Ах да! – сказал я. – Конечно. Предсмертное послание… Не оставил ли тем самым Хоберман ключ к поиску убийцы? Мы уже знаем, что это было за послание. – И я наклонился и достал из-под прилавка маленькую грифельную доску, что хранилась там с незапамятных времен. Поставил ее так, чтобы всем было видно, и крупными печатными буквами написал на ней слово «Caphob». И дал всем как следует разглядеть его.

А потом сказал:

– «Кэпхоб». Вот как можно прочитать это слово. Но только потому, что мы с вами находимся в Америке. Если б мы находились в Анатрурии, то было бы совсем другое дело.

– О чем это ты, Берни? – спросил Рэй. – У них что, в этой Анатрурии, головы иначе прикручены?

– Могу продемонстрировать вам каталог марок, – сказал я, – чтоб стало ясней. Анатрурийцы, как, впрочем, и сербы, и болгары, используют кириллический алфавит. И волею случая это обстоятельство играет в нашем расследовании ключевую роль. У хорватов и румын такой же алфавит, как и у нас, то есть латинский. У греков – греческий.

– Правильно, – подтвердил Маугли.

– Итак, кириллица. Этот алфавит был назван в честь святого Кирилла, который способствовал его распространению в Восточной Европе. Хотя, по всей вероятности, изобрел его все же не он. Сам он занимался миссионерской деятельностью в этом регионе вместе со своим братом, святым Мефодием, однако алфавит почему-то назвали не в честь Мефодия.

– Зато в честь этого, как его, Методия назвали школу актерского мастерства, – вставила Кэролайн. – В честь его и святого Станиславского.

– Кириллица во многом напоминает греческий алфавит, – продолжил я, – за тем исключением, что букв в нем больше. Кажется, около сорока, если мне не изменяет память, причем многие из них идентичны по написанию нашим английским буквам, а некоторые, на взгляд европейца, выглядят весьма экзотически. Так, у «N» перекладина наклонена в другую сторону, «V» перевернуто вверх ногами, еще парочка букв вообще напоминает следы куриной лапы. А некоторые хоть и выглядят точь-в-точь как наши, да значение у них совсем другое.

– Значение? – переспросила Кэролайн. – Какое у них может быть значение, Берн? Количество очков, которые они имеют в игре в скрэббл, что ли?

– Да нет, я о звуках, которые они передают. – Я указал на доску. – Пока до меня дошло, что предсмертное послание Кэппи написано кириллицей, я чуть голову не сломал. И тому есть две причины. Первая: он был американцем. И сначала я не знал, просто понятия не имел, что все это как-то связано с Анатрурией. И что ему доводилось бывать сильно восточнее Лонг-Айленда. Во-вторых, все шесть печатных заглавных букв, так отчетливо выведенные кровью, выглядят вполне по-американски. Но оказалось, что они вполне могли быть и кириллическими.

– Лично мне этот алфавит не знаком, – осторожно заметил Расмолиан. – Что они все же означают? И как прикажете их читать?

– «А» и «О» идентичны в обоих алфавитах, – принялся объяснять я, – «С» в кириллице соответствует нашему «S». «Р» эквивалентно нашему «R» или «ро» в греческом алфавите. «Н» напоминает греческую «эту», но в кириллице она эквивалентна нашей «N». Ну и, наконец, «В» – нашему «V».

Постукивая о доску мелом, я вывел транслитерацию слова на кириллице. И дал присутствующим несколько секунд осмыслить увиденное.

А потом сказал:

– Не знаю, мистер Царнов, каким алфавитом предпочитают пользоваться черкесы, однако вы прожили в бывшем Советском Союзе достаточно времени, чтобы знать, что в ходу у них там кириллица. Не будете ли вы столь любезны прочитать нам вслух послание, оставленное капитаном Хоберманом?

Царнов едва усидел в своем кресле. Лицо его налилось краской, а глаза едва не выкатились из орбит. Если б Чарли Уикс задался целью придумать для него звериную кличку, то лучше, чем Лягушка-Вол, вряд ли можно было подобрать.

– Это ложь!.. – прохрипел он.

– Но что там все же написано?

– «С-А-Р-Н-О-В», – ответил он, произнося каждую букву отдельно и очень отчетливо, словно забивая гвозди в гроб. – Вот что там написано, и это ложь! Это даже не моя фамилия! Моя фамилия Царнов, сэр. «Ц-А-Р-Н-О-В»!.. А что вы там написали на этой своей кириллице или как ее там, не имеет ко мне ни малейшего отношения!

– И все же, – сказал я, – не кажется ли вам это несколько необычным совпадением? Ведь вы только что вполне внятно произнесли «Сарнов» и…

– Это не мое имя!

– Однако, – заметил я, – не станете же вы отрицать, что оно очень его напоминает?

– Я никогда не встречался с капитаном Хоберманом! И до сегодняшнего дня вообще ни разу о нем не слышал!

– Не уверен, что последнее правда, – сказал я, – но пусть будет так. Вы пытаетесь доказать, что не убивали Хобермана. Можете не утруждаться, потому что я и так это знаю.

– Знаете?

– Конечно!

– Тогда почему Хоберман написал его имя? – спросил Рэй.

– Он и не писал, – ответил я. – Ничего он вообще не писал, ни единой буковки! Однако это предсмертное послание существует, как бы оно ни произносилось – «Кэпхоб», «Кэфоб» или «Сарнов», и Хоберман действительно умер, и именно его кровью были написаны эти буквы, и его пальцем, который был весь в крови. Не уверен, что Хоберман так уж хорошо помнил кириллицу спустя долгие годы после возвращения из Анатрурии. Но совершенно очевидно, что алфавит не стал для него родным, и вряд ли Кэппи машинально обратился к кириллице, спеша, пока жив, сообщить имя своего убийцы.

– Но кто же тогда оставил это послание? – спросила Кэролайн. – Случайно не этот, как его, сурок, что ли?

– Вудчак? Нет, конечно, не он. Убийца, оставивший это послание, преследовал весьма хитрую цель. И кириллицу, возможно, выбрал именно потому, что мало знал о своей жертве, кроме, пожалуй, того факта, что Хоберман имел некоторое отношение к событиям на Балканах. Он написал это слово потому, что хотел навести следствие на мысль о причастности к этому преступлению Царнова. И кстати, ошибся в написании вашей фамилии потому, что представления его о кириллице были самыми смутными. Итак, что мы знаем о нашем убийце? Он не анатруриец, он не встречался со своими жертвами давным-давно, со времен шоу «Чарли и Боб», он испытывал крайнюю антипатию к мистеру Царнову…

– Проще пареной репы, – заявил Рэй Киршман. – Кто ж еще, как не этот… Тигберт Ротариан? Тут только одно странно: если он занимается коврами, как это у него рука поднялась изгадить такой хороший дорогой ковер?

Расмолиан резко вскочил на ноги, лицо у него совсем побелело, а пятна румянца на щеках приобрели синевато-багровый оттенок. И он принялся отрицать все подряд: и к торговле коврами он не имеет ни малейшего отношения, и никого он не убивал, и зовут его совсем не так, как сказал Рэй.

– Да какая разница! – миролюбиво заметил Рэй. – Уж я-то позабочусь о том, чтобы это имя записали правильно, когда мы доставим этого деятеля в участок. Есть у меня чувство, что ты тут, Берни, не промазал. А ты, Тигран, можешь хранить молчание, я же в самом начале предупреждал, забыл, что ли?

Губы Расмолиана шевелились, но не произносили ни звука. Я подумал, что сейчас он полезет за пистолетом, но руки его продолжали оставаться на виду, сжатые в маленькие побелевшие кулачки. Он снова стал похож на ребенка – казалось, того и гляди расплачется или топнет ножкой.

В лавке настала мертвая тишина. Все так и застыли в ожидании. Затем вдруг Кэролайн сказала:

– Ради Бога, Тигги, скажите всем им, что это вышло случайно.

Господи, подумал я, ну что заставило ее вылезти с этим безмозглым, совершенно идиотским советом?..

– Это вышло случайно, – сказал Тиглат Расмолиан.

Глава 23

Это было не что иное, как несчастный случай, принялся объяснять он. Он вовсе не собирался причинять вреда кому бы то ни было. Он не убийца…

Да, следовало признать, вооружен он был. В тот вечер он вышел из дома, прихватив с собой пистолет, а также кинжал, хотя вовсе не имел намерения пускать в ход хотя бы один из этих видов оружия. Но ведь мы с вами находимся в Нью-Йорке, а не в каком-нибудь там Багдаде или Каире, Стамбуле или Касабланке. Нью-Йорк – опасный город, и о том, чтоб выходить на улицу без оружия, даже думать нечего. Тем более это относится к людям небольшого роста и хрупкого телосложения. Лично он – мужчина небольшого роста, хоть и не карлик, каковым имел наглость обозвать его один чудовищно тучный тип. А потому чувствует себя куда в большей безопасности, имея при себе что-либо, уравновешивающее его физически невыгодное положение.

И да, это правда, ему действительно звонил мистер Уикс, с которым он на протяжении многих лет вел кое-какие дела. По просьбе мистера Уикса он подъехал к «Боккаччо» и припарковался на противоположной стороне улицы. И когда Хоберман вышел из «Боккаччо» и поймал такси, он, Расмолиан, последовал за ним и вскоре оказался на месте преступления. То есть тогда он еще не знал, что это будет место преступления. Просто вошел следом за Хоберманом в дом Кэндлмаса – успел проскользнуть в дверь, прежде чем она захлопнулась, – затем поднялся наверх, на четвертый этаж. Но, по всей очевидности, действия его не остались незамеченными; он стоял в коридоре, у двери в квартиру, пытаясь подслушать, что там происходит и обдумывая свой следующий шаг, как вдруг дверь эта неожиданно распахнулась и выскочивший оттуда Хоберман схватил его за руку и втащил внутрь.

Он даже не успел до конца осмыслить происходящего. Прореагировал не задумываясь, на автомате – в какую-то долю секунды кинжал оказался у него в руке, а в следующую долю секунды – в теле Хобермана. Он понятия не имел, кто этот убитый им человек, не был знаком ему и второй – худощавый седовласый мужчина в костюме и клетчатом жилете. Он понятия не имел, за чем именно охотились эти двое. Единственное, что он знал в тот момент, так это только то, что он убил человека. Чисто рефлекторно, разумеется, и исключительно в целях самообороны, но человек тем не менее был мертв, и ему, Тиглату Расмолиану, грозили нешуточные неприятности.

Седовласый господин, видимо, тот самый, кого здесь называли Вудчаком, не отличался быстротой реакции. Просто стоял в полном шоке и ужасе, взирая на тело на ковре, и не успел опомниться, как Расмолиан направил на него пистолет. Угрожая оружием, он заставил хозяина квартиры поднять руки и прислониться к стене, а сам тем временем принялся шарить по карманам убитого и нашел там бумажник. И сунул его себе в карман, с тем чтобы ознакомиться с содержимым позже.

И вот, когда он, Расмолиан, стоял на коленях над телом несчастного, да, что-то такое на него нашло, что-то накатило… Приступ ненависти, волна удушливой злобы к своему старому недругу. И он схватил покойника за руку, обмакнул его палец в кровь и вывел имя своего врага на первом попавшемся предмете – на атташе-кейсе. Пусть даже эта надпись кириллицей была несовершенна, он, Расмолиан, был весьма близок к правильному варианту. По крайней мере, тот же самый варварский алфавит.

И тут настало самое сложное. Ему предстояло провести Кэндлмаса вниз по лестнице и далее – к тому месту, где он припарковал машину, держа его под прицелом пистолета, спрятанного в кармане пальто. Он был готов в случае необходимости стрелять в него даже через пальто, причем это было очень хорошее, дорогое пальто, то самое, что сегодня на нем. Было уже поздно, и улицы почти опустели; и вот он, выждав удобный момент, заставил Кэндлмаса залезть в багажник. Потом запер его на ключ, сел за руль и отъехал.

И да, разумеется, он достаточно хорошо изучил улицы Нижнего Ист-Сайда и знал, что там вполне можно отыскать какой-нибудь пустующий дом, где никто не потревожит ни его, ни пленника. Он задавал Кэндлмасу множество вопросов и на некоторые из них получил ответы, но суть всей этой истории так и осталось ему неясна. Он узнал, что Кэндлмас нанял некоего владельца книжной лавки, который должен был украсть для него какие-то очень ценные документы, хранившиеся в квартире, в том самом здании, из которого вышел Хоберман. В конце концов ему удалось выбить из Кэндлмаса мое имя и название книжной лавки. Он также узнал, что все это каким-то образом связано с Анатрурией, но ничего больше выудить не удалось. Он бы наверняка узнал больше, если б не помешал еще один несчастный случай. Кэндлмас решил обмануть его – притворился, что охотно идет на сотрудничество, убаюкал его сладкими речами, отвлек внимание, а затем попытался удрать. И тут снова сработал безотказный рефлекс, и чисто автоматически он, Расмолиан, выстрелил в бросившегося бежать Кэндлмаса. Одной пули оказалось достаточно, чтоб оборвать жизнь этого человека.

Так что оба эти убийства произошли по чистой случайности. Как же иначе назвать то, что произошло? Да, это трагедия, и он глубоко сожалеет о содеянном, тем более что по природе своей вообще противник всяческого насилия. И разумеется, разве может он нести ответственность за то, что произошло помимо его воли, когда сам он всеми силами старался предотвратить это несчастье?..

– Да-а, всякое, конечно, случается, – задумчиво протянул Рэй. – Ну, взять, к примеру, того парня, которого зарезали… Смотрел я на него и думал: надо же, какое ужасное несчастье. У парня четыре колотые раны на теле, вот ведь какой несчастный случай!

– Реакция у меня хорошая, – вставил Расмолиан.

– Не сомневаюсь. И Кэндлмас, бедолага, тоже: хотел удрать с этой самой Питт-стрит, а тут ему и пулю влепили. Правда, справедливости ради стоит заметить, что беглец из него никудышный. Поскольку возле уха следы пороховой гари, а это означает, что удрать он успел всего лишь на какой-то фут от пистолета, того самого, из которого его застрелили. Нет, ребятам такого сорта даже и помышлять о побеге нечего, обязательно нарвутся на неприятность…

В комнате повисло тягостное молчание, нарушил которое Чарли Уикс. Откинувшись на спинку кресла и скрестив ноги, он заметил:

– Несчастные случаи бывают разные.

– Это точно, – согласился Рэй.

– К примеру, это ведь чистой воды случайность, что сам я сыграл столь незавидную роль в судьбе Кэппи Хобермана. Я меньше сожалею о Чаке Вуде, особенно если учесть, какие штуки он откалывал в Анатрурии.

Один раз я это уже скушал, но всему есть предел.

– Не думаю, – сказал я.

– Прости, Ласка?

– И давай оставим всех этих «ласок», – сказал я. – Можешь называть меня просто Берни. Не думаю, что это Кэндлмас сдал славных ребят в Анатрурии.

– Вот как? А мы были в этом уверены.

– Думаю, предателем был Мышь, – сказал я. – И еще мне кажется, ты даже по-своему этим гордился. Иначе бы зачем стал хранить благодарственное письмо от самого госсекретаря Дина Ачесона.

– Как ты можешь это утверждать? – вскинулся Уикс. – Будь у меня в доме такое письмо, уж поверь, я бы держал его запертым в ящике, подальше от посторонних глаз. И потом, во время всех этих твоих визитов в мою квартиру ты же постоянно был у меня на виду…

– И в самом деле странно, – согласился я.

И тут Уикс весь так и съежился под испепеляющими взглядами Илоны и Майкла, он сжимался в размерах, таял, словно злая колдунья Бастинда, когда на нее выплеснули ведро воды.

– Это было стратегическое решение, и принималось оно на самом высоком уровне, – сказал он. – И роль моя сводилась не к принятию или обсуждению подобных решений, но к беспрекословному их исполнению.

– А также к заботе о том, чтоб всю вину потом свалили на Вудчака, а не на Мышь, да?

– С тех пор прошло больше сорока лет. И я не собираюсь раскаиваться или как-то оправдываться. Я в ту пору был совсем юнцом. А теперь – старик. И все уже в прошлом.

– Ну а как же те двое, которых убил Расмолиан?

– Я не предполагал, что дело может зайти так далеко, – ответил он. – Просто любопытно было знать, что это за кашу заварил Кэппи Хоберман, столь неожиданно явившийся повидать меня под весьма сомнительным предлогом. Мне и в голову не приходило, что он прокладывает путь в дом для вора. Да, я подумал, что ему чего-то надо от меня, что он хочет как-то меня использовать. И потом, кому как не мне было знать еще по Анатрурии, что стоило ему возникнуть – и тут же все шло наперекосяк. К тому же у него были довольно своеобразные взгляды на месть… – Он пожал плечами. – Короче, я не знал, не понимал. И забеспокоился. А потому решил вызвать человека, который мог бы за ним проследить и после доложить мне. Однако наш доблестный ассириец несколько переусердствовал и зашел дальше, чем следовало бы ожидать.

– Это несправедливо, – сказала Илона.

– Жизнь вообще несправедлива, милочка, – заметил Чарли Уикс. – Пора бы привыкнуть.

– Несправедливо, что вы вроде бы остаетесь в стороне, в то время как Тиглат Расмолиан должен понести наказание.

– А никакого наказания не будет, – заявил Расмолиан. – Это был несчастный случай, акт самозащиты.

– Вот что я вам скажу, – вмешался Рэй. – Тут у нас имеется одна загвоздка.

Снова настала выжидательная тишина. Рэй выдержал паузу и заговорил.

– Я вот что думаю, – начал он. – У меня достаточно оснований арестовать мистера Рас… – Тут он запнулся и состроил страдальческую гримасу. – А что, если я буду называть вас просто ТР? – спросил он Расмолиана. – По первым буквам – вашим и Тедди Рузвельта, который, к слову сказать, перед тем как стать президентом, был у нас в городе комиссаром полиции.

– Большое вам спасибо, – ответил Расмолиан.

– Так вот, у меня куча оснований арестовать ТР, – продолжил Рэй. – И я не особо удивлюсь, если наберется улик и на приговор. Ведь он признался в двойном убийстве, ну, может, и в целях самообороны, это уж как посмотреть. Однако такое признание юридической силы не имеет, потому как никто не сообразил его записать, а потом дать ему на подпись. Впрочем, любой из присутствующих может показать в суде, что он признался, как, к примеру, сосед по камере может стукнуть на любого, кто находится под следствием, утверждая, что тот раскололся. Вот только не обязательно подобные показания примут к сведению. Как бы то ни было, но наш ТР сознался и все мы тому свидетели.

– И что же?

Рэй окинул меня испепеляющим взором.

– А то, что я могу арестовать его, а уж остальное пусть суд решает. Хотя, что там они решат, одному Богу ведомо. Ясно только, что его выпустят под залог до суда. Было время, когда обвиняемого в убийстве не выпускали, а теперь – пожалуйста. И обойдется это нашему ТР где-то в четверть лимона максимум. Отправляй по почте бабки и вали себе на все четыре стороны. А уж оказавшись на свободе, такой человек, как наш ТР, можно сказать гражданин мира, всегда сумеет сорваться с крючка, ну, вы понимаете, о чем я толкую.

– Сорваться с крючка?

– Ну да. Махнуть куда-нибудь подальше, начать подделывать ценные бумаги, в общем, заняться своим обычным ремеслом. Что же до всех остальных… то, к стыду своему и моих товарищей из полиции, мы будем делать все, чтобы осложнить вам жизнь, даже если ТР сорвется с крючка и покинет страну. Ну, к примеру, мы обязательно снимем показания с мистера Уикса, позволяющие пролить свет на источник доходов мистера Сарнова и…

– Царнова, господин полицейский.

– Какая разница. Ну, потом проверим у всех документы на предмет подлинности и легальности пребывания в стране. А уж репортеры, те вообще житья не дадут, будут совать свои носы в каждую щелку и сверкать своими вспышками, снимая короля и королеву этой самой Анны Бананы.

– Анатрурии.

– Какая разница. Это вы, ребята, должны хорошенько запомнить. Название этой самой страны, потому как вполне вероятно, вас именно туда и вышлют. Нет, к мистеру Уиксу это, конечно, не относится. Ведь он у нас американский гражданин, и его, по всей видимости, захотят попридержать, чтобы потом пригласить в Конгресс и задать несколько вопросов по существу…

И он продолжал в том же духе, возможно, чуть дольше, чем следовало бы. В конце концов, все присутствующие здесь – профессионалы. Они играли в подобные игры и прежде, на Балканах и на Среднем Востоке.

Уикс откашлялся:

– Господин… э-э… Киршман, если не ошибаюсь? – Он положил свой хомбург на колено и стал легонько раскачивать. – Знаете, пару лет тому назад в Монтане я был оштрафован за превышение скорости. Получил талон. Они, видите ли, установили на своих дорогах ограничители. На скоростных трассах максимум шестьдесят пять миль в час, а на остальных дорогах – пятьдесят пять.

– Знаем, слышали, – кивнул Рэй.

– Так вот, – продолжил Уикс. – Эта самая Монтана слишком уж большой штат, слишком, так сказать, просторный, чтоб эти ограничения имели хоть какой-то смысл. И федеральное правительство, установив такой закон, просто не в силах проследить за его исполнением. Короче, за этим делом следили от силы четверо полицейских, а вы-то знаете, какой он большой, этот штат.

– Ну уж не меньше Бруклина и Манхэттена вместе взятых..

Лицо Уикса расплылось в улыбке.

– Да, приблизительно, – согласился он. – И федеральные власти Монтаны все никак не могли решить, какой же штраф следует брать за превышение скорости. И наконец установили – по пять долларов за каждое нарушение. Итак, если один из этих самых четырех копов ловил вас на скорости сто двадцать пять миль в час в зоне, где разрешалось не более пятидесяти пяти, вы должны были выложить пять баксов.

– Логично, – заметил Рэй.

– Весьма логично, но рассказываю я это вам вовсе не к тому. С тем чтобы не причинять лишних неудобств ни водителю, ни офицеру дорожной полиции, штраф разрешалось брать прямо на месте. Вы меня останавливаете, я даю вам пять долларов и спокойно отправляюсь дальше.

– И все довольны, – сказал Рэй.

– Именно. И интересы государства тоже не страдают. Замечательно придумано, верно?

– Ну, в общем, конечно, да.

– Господин полицейский, – сказал Грегори Царнов, – если ассирийцу все равно предстоит внести залог, так к чему ему связываться с почтой? Он мог бы передать эти деньги и напрямую, минуя, так сказать, бюрократические каналы.

– Вот что я вам скажу, – буркнул Рэй, – это незаконно.

– Зато целесообразно.

– Ну уж не знаю, насколько целесообразно… – заметил он. – Главное, что дело сдвинулось с мертвой точки.

– Тиглат, – обратился Уикс к Расмолиану, – сколько у тебя с собой зеленых?

– Ты имеешь в виду деньги?

– Нет, овощи! Естественно, деньги, что ж еще. Ведь ты наверняка явился сюда не без задней мысли принять участие в аукционе по распродаже этих самых акций на предъявителя. Сколько у тебя при себе?

– Не так много. Я ведь человек небогатый, Чарли, и ты прекрасно это знаешь.

– Ладно, будет тебе прибедняться, Тигги. Игра зашла слишком далеко. Сколько у тебя с собой денег?

– Тысяч десять.

– Надеюсь, в долларах США? А не в этих анатрурийских щиро?

– Ну, ясное дело, в долларах.

– А у вас, Григорий?

– Чуть больше, чем у него, – ответил Царнов. – Но неужели вы всерьез вообразили, что я стану тратить свои кровные денежки, чтобы выкупить эту ассирийскую свинью из тюрьмы? Да он написал мое имя кровью!

– Да, но в каком-то смысле сделал вам услугу, Григорий. Он написал ваше имя неправильно. И если хотите знать, да, я считаю, что и вы должны поучаствовать. – Он нахмурился. – И знаете, что мне еще кажется? Мне кажется, что в этом помещении слишком много людей. Мы должны провести маленькое закрытое совещание, Григорий. Вы, я, Тигги и офицер Киршман.

– И Уилфред.

– Ну, если вам так хочется, Григорий.

– И Берни, – сказал Рэй.

– Да, разумеется, и Ласка тоже.

И я проводил всю остальную публику в маленькую комнатку в задней части лавки. Это было не слишком честно по отношению к Илоне с Майклом, но они, похоже, не возражали. Илона по-прежнему улыбалась своей иронической улыбкой, а король сидел со слегка огорошенным видом. И уж во всяком случае раздражены они были куда меньше, чем Кэролайн с Маугли, которым страшно не хотелось пропускать следующий акт этой драмы.

Я предоставил им возможность любоваться изображением святого Иоанна Божия, покровителя всех книготорговцев, и вернулся в главное помещение, где как раз в это время Уикс распространялся на тему акций на предъявителя.

– Этот Майкл – парень очень славный, – говорил он, – однако все члены этой почтенной семейки никогда не отличались сколько-нибудь выдающимися умственными способностями. Услышав о попытке ограбления, я сказал Майклу, что хочу проверить портфель. Но назад его пока что еще не отдал, а когда отдам, акций там уже не будет.

Царнов потер массивный подбородок:

– Без номера счета…

– Без номера счета эти акции всего лишь бумага, знаю. Но кто сказал, что не остался в живых хотя бы один человек, знающий этот номер? Кто, скажите на милость, сказал, что нельзя отыскать хотя бы маленькую лазейку в неприступных стенах этой крепости под названием швейцарская банковская система? Если мы трое объединим наши усилия…

– Вы и я, сэр? И ассириец?

Улыбка Уикса стала хищной.

– Как в старые добрые времена… – мечтательно протянул он. – Кто сказал, что это невозможно?

– Ладно, ближе к нашим баранам, – сказал Рэй, но в этот момент в дверь постучали.

Я поднял голову – стук повторился, уже более настойчивый и громкий. Я махнул рукой, делая знак непрошеному гостю уйти. Но крупный молодой человек, маячивший у двери, уходить, похоже, но собирался. И снова постучал.

Подойдя к двери, я приотворил ее на несколько дюймов.

– Закрыто, – сказал я. – Совещание, лавка сегодня не работает. Приходите завтра.

Он показал мне книгу.

– Хочу купить, вот эту, – сказал он. – Лежала там, на столе, по пятьдесят центов за штуку или три на доллар. Вот вам доллар.

Я отвел его руку.

– Пожалуйста, прошу вас… – сказал я.

– Но мне нужна эта книга.

– Так берите ее.

– Но…

– В виде исключения, – сказал я. – Сегодня особый случай. Берите так, бесплатно. Пожалуйста. До свидания.

Я закрыл дверь и запер ее на задвижку. Затем обернулся к пятерым своим гостям и понял, что они, по всей видимости, договорились. Расмолиан снял свой просторный плащ и нащупывал под одеждой пояс для денег. Уилфред протянул своему хозяину конверт из плотной бумаги. Тот открыл его и начал пересчитывать сотенные банкноты. Уикс извлек из кармана похожую пачку купюр, снял резинку, послюнил палец и тоже начал пересчитывать.