Текст книги "Вор в роли Богарта"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

Вернуться Уикс по моим расчетам должен был примерно через час. А потому, чтобы не нарваться на неприятности, где-то к девяти мне следовало управиться.

Однако, как вскоре выяснилось, дело мое заняло совсем немного времени. Уже без двадцати девять я вышел из его квартиры, а следом и из «Боккаччо».

Я вполне успел бы принять душ.

И знаете, даже подумывал об этом. Скинул бы одежду, постоял бы минуту-другую под сильной струей горячей воды, потом быстренько растерся бы одним из его пушистых зелено-голубых полотенец. Я мог бы даже потом запихнуть это полотенце в сумку, чтобы не оставлять следов. Он бы никогда его не хватился.

Но я не стал этого делать. Я даже не налил себе в чашку оставшегося в кофейнике кофе. Вряд ли он и его хватится, и я вполне мог бы позволить себе глоток, но я какой-никакой, а взломщик и мне такое не пристало.

Просто вошел и вышел. Оказавшись на улице, огляделся по сторонам, но Уикса видно не было. Поймал такси, назвал водителю неопределенной этнической принадлежности свой адрес и откинулся на спинку сиденья, поставив на колени самолетную сумку. Я чувствовал себя усталым и грязным и не мог подавить зевоты.

Я не предполагал увидеть у входа в свой дом ту подозрительную машину, равно как и не ожидал наткнуться в подъезде на Рэя Киршмана, однако рисковать все же не хотелось, и я попросил водителя объехать вокруг здания и высадить меня на углу перед задним входом. Я уже заканчивал расплачиваться с ним, как вдруг из вышеупомянутой двери выскочил какой-то тип в узком клетчатом пиджаке и совершенно чудовищном галстуке. «Не закрывайте!» – крикнул я ему, и он не закрыл, и я вошел в дверь, даже не воспользовавшись отмычкой.

Ну и как вам нравиться этот бардак? Ведь я никогда прежде не видел здесь этого шута горохового, равно как и он, ежу понятно, не видел меня, и вот он пропускает меня в дверь, которую следует держать запертой!..

Я едва не сцепился с ним. А стоило бы. Ведь, в конце концов, я в этом доме живу, и последнее, чего бы мне хотелось, так это чтобы тут по коридорам шастали всякие посторонние и подвергали опасности жильцов, один из которых – я сам. Уж я-то знаю, как с помощью различных уловок, улыбок и хитростей пробраться практически в любое здание, а потому никак не могу позволить черт знает кому орудовать в моем собственном доме.

Однако я сдержался. Ничего, потолкую с этим прохвостом в следующий раз. Пока мне есть, чем заняться.

Прежде всего – принять душ и побриться. Необходимость и в том, и в другом, что называется, назрела. Затем, переодетый во все чистое, я вышел из дома, спустился в метро, доехал до центра и плотно позавтракал в кафе на Юнион-сквер. День снова выдался чудесный, последний в череде прекрасных дней, достойное завершение выходных в честь Дня памяти. [25]25
  Праздник в память всех погибших американских военнослужащих, отмечается в последний понедельник мая.


[Закрыть]Я допил вторую чашку кофе и, насвистывая, отправился в лавку.

Где сподобился поистине королевского приема от Раффлса, который пустился вовсю вырабатывать статическое электричество и без устали терся о мои ноги. Я тут же накормил его до отвала – скорее для того, чтобы зверь не путался под ногами, а не потому, что ему грозила голодная смерть. Затем выволок на улицу столик с дешевыми книжками – не раз приходила мысль о том, что не мешало бы прикрепить к нему колесики, – хотя тогда какой-нибудь кретин обязательно укатит его, и пиши пропало. Сегодня столик на улице был нужен мне не для бизнеса, но чтоб освободить побольше места в лавке. Если все пойдет по плану, то сегодня у меня будет полон дом гостей.

Первым возник в дверях Маугли.

– Что я вижу! – воскликнул он. – Никак хочешь разбогатеть, а, Берни? Но, старик, сегодня же праздник! Почему ты не на пляже?

– Акул боюсь.

– Тогда как тебя угораздило влезть в книжный бизнес?.. Честно говоря, не рассчитывал тебя увидеть. Сперва открывает лавку Кэролайн и торчит в ней весь вчерашний и позавчерашний день, сегодня – ты, собственной персоной. Ну что, поглядел книжки, которые я тебе притащил?

Я, разумеется, не глядел, да и не до них мне было, но я все же нашел его рюкзак под прилавком и для приличия проглядел его содержимое. Товар оказался неплох, в числе прочего там была пара томов первого издания про Страну Оз с прекрасно сохранившимися цветным фронтисписом. Мы сошлись на семидесяти пяти долларах, за вычетом той десятки, которую выдала ему Кэролайн в качестве аванса, и я нашел в кассе четыре двадцатки и протянул ему.

– Сдачи нету, – сказал он. – Можешь дать шестьдесят и тогда будешь должен еще пятерку, или пятнадцать будет за мной. Лично я предпочел бы последнее, но если тебе неудобно…

– Давай сделаем так, – предложил я. – Поможешь мне передвинуть тут кое-какую мебель, и мы в расчете.

– Передвинуть мебель? Но куда ее двигать, дружище?

– В другое место, – сказал я. – Мне надо расчистить пространство, вот тут, чтобы поставить раскладные стулья.

– Ждешь толпу гостей, Берни?

– Нет, толпой бы я это не назвал. Человек шесть, максимум восемь.

– И все равно будет тесно. Так вот для чего ты все это затеял… И что в программе? Поэтические чтения?

– Не совсем.

– Вот уж не знал, что ты этим занимаешься. Как-то и я тоже читал кой-чего из моего собственного в одном маленьком таком местечке, на Ладлоу-стрит. Кафе «Вилланелла» знаешь?

– Черные стены и потолок, – кивнул я, – черные свечи в жестянках из-под кошачьего корма.

– А, так, выходит, знаешь! Вообще-то мало кто слышал об этом месте.

– Нормальных людей туда и на аркане не затащишь. – Меня едва не передернуло при воспоминании о том, как текст Эмили Дикинсон пели на мотив «Желтой розы Техаса», а потом меня засыпали хайку на тему «В твоем лице…» – Нет, сегодня у нас не поэтические чтения, – добавил я. – Скорее закрытые торги.

– Вроде аукциона?

– Можно сказать и так, – кивнул я. – С неким элементом драмы.

Он счел, что это звучит интригующе, и я разрешил ему присутствовать, если он хочет, конечно. Маугли помог вынести из кладовых несколько кресел, и тут появилась Кэролайн и сказала, что у нее в салоне найдется пара складных стульев, и они с Маугли отправились за ними.

Едва они ушли, как мне позвонили, а когда они вернулись, позвонил я, после чего в лавку заявились двое покупателей. Один из них пожелал приобрести восьмитомник Дефо и вытащил кошелек, когда я согласился скостить пятнадцать долларов. Он расплатился наличными, что заставило меня задуматься: а правильно ли я поступал все эти годы, закрываясь по праздникам и выходным.

В двенадцать тридцать Кэролайн отправилась в ближайшую забегаловку под названием «Борец за свободу», откуда принесла ланч на троих. Мы съели по сэндвичу «Феликс Дзержинский» (с черным хлебом), выпили по бутылке крем-соды. Сидели мы в трех креслах, которые я вытащил из кладовки, а ели на двух других, сдвинутых вместе, так что получилось нечто вроде стола. После ланча кресла были расставлены по местам и я обозрел проделанную нами работу.

Кэролайн сказала, что все замечательно.

– Это самая простая часть нашей задачи, – заметил я. – Главный вопрос в том, придут ли они.

Маугли сложил ладошки вместе и поклонился на восточный манер.

– Раз уж ты за это взялся, – объявил он неожиданно низким, звучным голосом, – то все придут.

И примерно через час так и произошло.

Первыми прибыли двое мужчин, которых я никогда не видел прежде и тем не менее узнал с первого взгляда. Один – высокий и невероятно толстый, с крупным орлиным носом, тяжелым подбородком и кустистыми бровями. На нем был белый костюм и белоснежная сорочка с двойными манжетами и запонками, сделанными из пары золотых монет достоинством в пять долларов США. Гриву серо-стальных волос украшал черный берет.

Его спутник оказался страшно худеньким человечком с безвольным подбородком и слишком близко посаженными бегающими глазками. Лицо его отличала бледность, которую можно обрести, разве что поспав в гробу. Из уголка злобно искривленного рта небрежно свисала сигарета.

Толстяк оглядел всю нашу честную компанию, вежливо поклонился Кэролайн, затем окинул меня и Маугли испытующим взором и угадал правильно.

– Мистер Роденбарр, – обратился он ко мне, – позвольте представиться: Грегори Царнов.

– Мистер Царнов, – кивнул я и пожал ему руку. – Очень рад, что вы пришли.

– Мы, похоже, самые первые? – заметил он. – Пунктуальность – это моя болезнь, сэр. Пунктуального человека в наши дни постоянно подстерегают разочарования.

– Надеюсь, сегодня разочарование вас не постигнет, – сказал я. – Мы не знакомы с вашим… э-э… другом, но, кажется, говорили по телефону?

– Ах да, простите: Уилфред. А это мистер Роденбарр.

Уилфред кивнул. Но руки не подал, впрочем, я тоже.

– Очень рад, – сказал я, стараясь вложить в эти два слова максимум искренности. – О Уилфред, боюсь, я вынужден попросить вас затушить сигарету.

Он вылупился на меня.

– Дым портит книги, – объяснил я. А заодно и воздух, хотелось мне добавить.

Уилфред перевел взгляд на Царнова, тот коротко кивнул. Тогда Уилфред вынул сигарету изо рта. Мне показалось, что сейчас он бросит ее на пол. Но нет, он отворил дверь и ловким щелчком отправил ее на тротуар.

– Прискорбная привычка, – заметил Царнов, – но сей молодой человек обладает целым рядом других качеств, которые делают его порой просто незаменимым. Полагаю, что мне столь же трудно отказаться от его услуг, как ему – от пристрастия к мадам Никотин. Но разве не все мы рабы своих привычек, сэр?

Я не мог с этим не согласиться.

А затем подвел мистера Царнова к моему креслу за прилавком, не преминув заметить, что оно самое удобное из всех, и он погрузил в него свою тушу. Кресло достойно выдержало это испытание. Уилфред, ничуть не повеселевший после расставания с сигаретой, придвинул раскладной стул и уселся рядом.

– Я тут подумал, – начал Царнов, – а почему бы нам не насладиться плодами нашей пунктуальности, хоть они и довольно кислые? Я явился по вашему зову, сэр, вы тоже здесь, так почему бы нам не сделать свое маленькое дельце, оставив опоздавших, так сказать, за бортом?

– О, к сожалению, это невозможно.

– Очень даже возможно, сэр. Все зависит только от вашего желания.

Я покачал головой.

– Нет, это было бы непорядочно по отношению к остальным, – сказал я. – И к тому же не позволит прояснить несколько очень важных моментов. И потом, люди будут здесь с минуты на минуту.

– Кажется, вы правы, – заметил он и кивком указал на дверь, возле которой стояла женщина, обвешанная бесчисленными свертками, и безуспешно пыталась дотянуться до дверной ручки.

Это была моя хипповая матрона, Мэгги Мейсон, задыхающаяся от радостного предвкушения.

– Вот уж не думала, что вы сегодня открыты, – сказала она. – Как поживает Раффлс? Тоже трудится, или вы дали ему выходной?

– Он у нас всегда при деле, – ответил я. – Чего нельзя сказать обо мне. Сегодня лавка закрыта.

– Разве? – Она огляделась. – Странно… А выглядит, будто вы открыты. В магазине у вас люди и…

– Знаю.

– Еще бы вам не знать! Уж кто-кто, а вы должны это знать, верно? И потом, на улице стоит специальный столик.

– Это потому, что сегодня внутри для него просто нет места, – объяснил я. Потом взял табличку с надписью «Закрыто» и повесил ее в витрине. – Сегодня у нас частные торги. А завтра добро пожаловать, работаем в обычные часы.

– Частные торги! А можно мне тоже на них присутствовать?

– Прошу прощения, но…

– Ведь я самый импульсивный из всех ваших покупателей, правда! Помните, как я заходила позавчера? Просто заглянула полюбоваться Раффлсом и унесла домой целую кучу книг.

Еще бы мне не помнить. Какой торговец на моем месте не запомнил бы? Покупка сразу на двести долларов, причем ни с того ни с сего.

– Ну пожалуйста, мистер Роденбарр! Пожалуйста, прошу вас!..

Мной, признаться, овладело искушение. Я уже видел эту картину: вот она сидит здесь с горящими глазами, готовая сражаться за каждый лот до последнего, а когда пыль сражения осядет, выйдет отсюда с доброй дюжиной книг по искусству и собранием сочинений Бальзака в кожаном переплете…

– Мне очень жаль, – нехотя пробормотал я. – Но сегодня у нас только по приглашениям, честное слово! В следующий раз я обязательно включу вас в список пригашенных, идет?

Этого хватило, чтобы ее выпроводить. Я обернулся к своим гостям и только собрался что-то сказать, как вдруг Маугли поймал мой взгляд и подмигнул. Я подошел к двери, отпер ее и впустил Тиглата Расмолиана.

Сегодня на нем был просторный плащ с поясом, из-под ворота виднелась сорочка, цвет которой можно было бы описать как «оттенок хурмы» или «розовато-тыквенный» – в зависимости от того, по какому из почтовых каталогов вы выписываете одежду. На голове красовалась все та же соломенная шляпа-панама, но готов поклясться, этот пижон сменил перышко под лентой на новое, в тон его сорочке.

– Мистер Роденбарр, – сказал он, улыбаясь, и переступил через порог. И тут вдруг увидел мужчину в белом костюме и пятна румянца на его щеках стали еще ярче. – Царнов! – воскликнул он. – Ах, славянская мразь! Вонючая жирная свинья!..

Царнов приподнял брови, что, по всей видимости, далось ему не без труда, учитывая их внушительные размеры.

– Расмолиан… – прошипел он, вкладывая в это имя максимум злобы и презрения. – Ассирийский выродок! Незаконнорожденный левантийский карлик!

– Но почему ты здесь, Царнов? – Расмолиан обернулся ко мне: – Как это он оказался здесь?

– Каждый может оказаться где угодно, – ответил я.

Однако это не произвело на него впечатления.

– Меня не предупредили, что он будет здесь, – сказал он. – И мне это совсем не нравится.

– Зато я, напротив, в полном восторге и счастлив видеть тебя, Тиглат. Лично я расцениваю твое мерзкое присутствие здесь как факт весьма утешительный. Ибо он означает, что ты хотя бы находишься у нас на глазах, а не плетешь где-нибудь свои несусветные козни.

Они обменялись кинжальными взглядами, а то и ятаганными. Рука Расмолиана скользнула в карман плаща, юный Уилфред, сидевший напротив, повторил движение и сунул руку во внутренний карман куртки на теплой подкладке.

– Джентльмены! – взмолился я. – Прошу вас!..

Я увидел, как Кэролайн озирается по сторонам, словно ища, где можно укрыться, когда начнется стрельба. Маугли, стоявший рядом с ней, высказывал меньше беспокойства. Может, от искушенности – человек, ведущий бродячий образ жизни, ночуя в пустующих зданиях, навидался видов. А может, решил, это два библиофила сцепились из-за какой-нибудь уникальной, напечатанной на пергаменте книжки позапрошлого века, и подумал, что Уилфред полез в карман за сигаретой, а Расмолиан – за носовым платком.

Секунду-другую никто не двигался с места, а двое мужчин не спускали друг с друга горящих ненавистью агатовых глаз. Затем одновременно, словно повинуясь некоему приказу свыше, недоступному обычному человеческому слуху, оба они вынули из карманов руки, пустые.

Должен признаться, что дышать сразу стало легче. Как-то не хотелось, чтоб они начали палить друг в друга в моей лавке. И уж тем более – до начала главных событий.

Следующим прибыл Уикс.

Он постоял у двери, глазея на табличку «Закрыто», затем повернул ручку и вошел. На нем был тот же наряд, в котором я видел его сегодня утром: пиджак в гусиную лапку, фланелевые брюки, двуцветные бело-коричневые туфли и все та же чудная шляпа цвета какао. Вообще моя лавка являла сейчас замечательную коллекцию самых причудливых головных уборов, от берета Царнова, соломенной панамы Расмолиана и до Уиксова щегольского хомбурга. Даже на выходе из театра «Мюзетт» не доводилось мне наблюдать такого разнообразия шляп, хотя во время сеансов они здорово заслоняли мне экран.

Царнов и Расмолиан не пожелали расстаться со своими головными уборами, Уикс же, завидев Кэролайн, тут же снял свой хомбург. Бегло оглядел комнату своими пронзительными глазками, и на лице его расцвела широкая улыбка.

– Григорий! – произнес он. – Страшно рад снова увидеться. И с тобой, Тиглат, тоже очень приятно. Вот уж не ожидал, господа, встретить вас здесь… – Можно подумать, мы с ним ни разу не обсуждали этих двоих вдоль и поперек. Затем Уикс приветливо улыбнулся Уилфреду. Тот в ответ подозрительно уставился на него. – Просто глазам не верится, что мне выпало такое счастье! – добавил он. – Представь же меня своему юному другу, Григорий!

Царнов откашлялся:

– Чарльз, это Уилфред, Уилфред – это Чарльз Уикс. Запомни его хорошенько.

Уикс изобразил удивление.

– Запомни хорошенько? Что ты хочешь этим сказать, Григорий? – Затем он обратился к Уилфреду: – Рад познакомиться, сынок, – и протянул ему руку. Но Уилфред просто глядел на нее, не выказывая ни малейшего намерения пожать. – Да ладно тебе! – В голосе Уикса явственно звучало отвращение. – Будь мужчиной, пожми человеку руку, что ты ломаешься, грязный паршивый слизняк!.. Вот так-то лучше… – Он вытер ладонь о брюки и обернулся ко мне. – Ласка, – вкрадчиво произнес он, – представь меня этим симпатичным людям.

Я представил. Уикс, склонившись над ручкой Кэролайн, коснулся ее губами, затем обменялся рукопожатием с Маугли, не преминув поинтересоваться, действительно ли его вырастили волки. Сперва вырастили, а потом кинули, ответил ему Маугли.

Я пригласил:

– Присаживайся, Чарли.

– О, благодарю, – ответил он. – Конечно, присяду, отчего нет. – Он снова осмотрелся и, сделав выбор, опустился в кресло по левую руку от Царнова, а шляпу свою положил на соседнее. – Маугли из киплинговской «Книги джунглей»… – протянул он. – Тебе, разумеется, она знакома, Григорий?

Царнов недоуменно воззрился на него:

– Наверно, родители твои были большими поклонниками Киплинга, а, сынок? Или же ты сам выбрал себе такое имя?

Но выяснить это нам не удалось, потому что не успел Маугли раскрыть рот, как дверь в лавку снова распахнулась. Я знал, кто пришел. Я заметил ее еще в тот момент, когда она переходила улицу, направляясь к лавке. И не хотел смотреть, как она входит. Я хотел видеть, как они будут смотреть на нее, когда она войдет. Но не удержался. Она уже была здесь, и глаза мои устремились на нее.

Итак, она снова здесь.

– Из всех книжных лавок всех городов всего мира, – сказал я, – ты выбрала именно мою…

Глава 21

Ну разумеется, она вспомнила эти слова. И глаза ее засияли, и она улыбнулась этой своей улыбкой, которая делала ее похожей на Мону Лизу, слопавшую канарейку.

– Бернард… – сказала она. Хотя, конечно, сказала она совсем не так. «Бир-наард», вот как она сказала.

А я сказал:

– Рад тебя видеть, Илона. Я по тебе скучал.

– Бир-наард…

– Ты одна? Я думал, ты придешь не одна.

– Я решила зайти первой, – ответила она. – Чтоб убедиться… ну, что здесь… э-э… правильные люди.

– Посмотри на этих людей, – сказал я. – По-твоему, они неправильные?

Я и сам посмотрел на них, и это, доложу я вам, было зрелище. Чарли Уикс, уже без головного убора, вскочил на ноги и улыбался загадочнейшей из своих улыбок. Царнов вставать не стал, но сдернул с головы черный берет и держал его теперь на коленях. И смотрел на Илону так, словно раздумывал, под каким соусом ее лучше подать к столу. Расмолиан тоже снял свою панаму, подержал немного в руке, потом снова нахлобучил на голову. А в глазах его светилось голодное и безнадежное томление, и я прекрасно представлял, что он сейчас чувствует.

Выражение глаз Уилфреда я истолковать не мог. Его маленькие цепкие глазки отметили ее, оценили, но не отразили ничего.

Одному Богу ведомо, что подумала Илона, глядя на всю эту компанию, но, очевидно, не усмотрела в ней ничего, нарушающего ее планы.

– Я сейчас вернусь, – сказала она и вышла на улицу, а через несколько секунд снова возникла в дверях в сопровождении Майкла Тодда. Он был в сером переливчатом пиджаке и без шляпы, зато на галстуке красовалось с дюжину, если не больше, маленьких разноцветных шляпок, разбросанных по красному полю.

– Микаэ-эль… – протянула она (у нее вышло нечто среднее между «Майкл» и «Михаил»), – это Бернард. Бернард, я бы хотела познакомить тебя с…

– Но мы уже знакомы, – перебил ее Майкл. – Вот только звали его не Бернард, а… – Он на секунду задумался. – Билл! Билл Томас!

– Томпсон, – уточнил я. – Но все равно впечатляет! Вот уж не думал, что вы запомните.

– Это он приходил тогда, – объяснил он Илоне. – Ну, вчера утром. Собирал пожертвования. – Тут глаза его сощурились. – Во всяком случае, утверждал, что собирает.

– Да, для «Американской ассоциации по борьбе с дисплазией тазобедренного сустава», – сказал я, – и именно туда отправились ваши деньги, если уж это так вас волнует. Чертовски благородное начинание. Не верите, спросите у мисс Кайзер. Уверен, она будет просто счастлива просветить вас по этому вопросу.

– Но вы ведь не мистер Томпсон? Вы – мистер Бернард?

– Мистер Роденбарр, – ответил я, – но можете называть меня просто Берн. Почему бы вам не присесть? Присаживайтесь! Вы… – тут я сделал паузу, – и ты… Илона. Я думал, что с вами придет еще один человек. Вообще-то мы договаривались, что он за вами заедет, и я немного удивлен, что вы пришли без него. Мне не хотелось бы начинать, пока он не явится, так что, возможно, мы…

– Можете начинать! – сказал Рэй Киршман, распахивая дверь.

Он вошел в лавку, холодно оглядел всех присутствующих и, остановившись у стеллажа, оперся локтем о полку. На нем был новый, неизвестный мне и, как всегда, скверно сидящий на нем костюм, и еще, будь я неладен, шляпа! Мягкая фетровая шляпа!.. Мне всегда почему-то казалось, что все полицейские в штатском обязательно должны носить шляпы, как в кино, но в реальной жизни этого не наблюдалось. А уж Рэя, насколько мне помнится, я никогда прежде не видел в шляпе. Надо сказать, она очень ему шла.

– Нет, ей-богу, Берни, – начал он, – страшно признателен тебе за то, что вы хотели меня дождаться и все такое прочее. Может, представишь меня всей честной компании?

И я прошелся по кругу, по очереди называя имена, и последним настал черед Рэя Киршмана.

– А это Рэймонд Киршман, – сказал я, – нью-йоркская криминальная полиция.

Реакция присутствующих была довольно любопытной. Глаза Чарли Уикса заблестели еще ярче, а улыбка стала еще шире. Царнов помрачнел и выглядел почти несчастным, Расмолиан смиренно поник, хотя вряд ли упоминание должности Рэя было для него сюрпризом – ведь до этого они уже дважды встречались. К тому же Рэй вообще имел привычку возникать именно здесь как раз в тот момент, когда Тигги заглядывал ко мне в лавку.

А вот Уилфред нисколько не удивился, и, как мне показалось, причина крылась в том, что он успел раскусить Рэя еще с порога. Он вообще производил впечатление парня, способного учуять легавого за милю. Хотя, с другой стороны, выражение его лица вряд ли изменилось бы, даже представь я Рэя как первого вице-президента банка «Чейз Манхэттен», ответственного за ремонт банкоматов. Физиономия Уилфреда, похоже, вообще редко меняла выражение, по крайней мере там, где это могут заметить.

Самая бурная реакция оказалась у Илоны и Майкла, которые тут же начали запинаться и заикаться, словно Рэй являлся представителем не полиции, а всех иммиграционных служб вместе взятых.

– Интересное дело… – протянул он. – У всех тут такое впечатление, будто я оговорился и сказал ИНС [26]26
  Иммиграционно-натурализационная служба.


[Закрыть]вместо НКП. А в общем, один фиг, простая комбинация начальных букв, с тем же успехом могло бы получиться, скажем, НАТО. Но Берни не ошибся, я действительно полицейский, а потому чисто для проформы позвольте зачитать вам следующее. – Он поднес к глазам маленькую, размером с портмоне карточку и прочел: – «Вы имеете право не отвечать на вопросы…» – ну и так далее, до конца, напугав присутствующих, как мне показалось, до полусмерти.

– Я все же не понимаю, – сказал Царнов. – Следует ли отсюда вывод, сэр, что все мы под арестом?

– Да нет, – ответил Рэй. – На кой мне кого-то там арестовывать. Пока что не видно, чтоб кто-то из вас нарушил закон. А если б даже и нарушил, опять-таки сто раз бы еще подумал, прежде чем арестовывать. Попробуй в наши дни арестовать человека, так просидишь как проклятый часов двенадцать, а то и все пятнадцать, оформляя разные бумажки. Кстати, когда шел сюда, видел, какой-то пацан свистнул у Берни книжку со столика. Так что же мне его за это – арестовать?

– По всей видимости, нет, – сказал я.

– Конечно нет. А потому, если у кого из вас, собравшихся в этой комнате, спрятано оружие, причем не важно, имеется на него разрешение или нет, и ежели вы не станете извлекать его на свет божий, беспокоиться не о чем. Или же, допустим, имеется личность с просроченной повесткой в суд, тоже пусть себе живет спокойно. Я не за этим сюда явился.

– Тем не менее вы зачитали нам наши права, – не унимался Царнов.

– Но это же чистая формальность, – заметил Чарли Уикс, – пойми ты это наконец, Григорий. Читается это только для того, чтобы мы поняли: отныне все сказанное здесь может быть использовано как свидетельство. По крайней мере, теоретически. Хотя не представляю, что это может дать адвокату или судье.

– Адвокату это даст лишний бакс, – сказал Рэй, – они такие ребята. Что надумает судья, этого вообще никогда не знаешь. А прочитал я вам «правило Миранды» лишь в том смысле, что шутки в сторону, пусть даже я здесь не официально, а просто пришел навестить своего старого друга Берни и поглядеть, какой сюрприз он вытащит из своей шляпы на этот раз. Обычно у него там оказывается кролик.

Он подготовил мне почву, и я не преминул воспользоваться этим обстоятельством. Я собирался начать свое выступление со слов: «Вы, очевидно, удивлены, зачем это я собрал вас всех здесь…» Однако если в прошлом они производили надлежащий эффект, то сегодня казались не совсем подходящими. Присутствующие знали. Они знали или, по крайней мере, считали, что знают.

– Хочу поблагодарить вас за то, что пришли, – начал я. – Знаю, люди здесь собрались занятые, а потому постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. Так что позвольте перейти прямо к делу.

Я бы перешел, но как назло в этот момент какой-то полудурок сунулся в дверь.

– На табличке написано, что вы закрыты. – В голосе его звучало нескрываемое ехидство.

– Да, – ответил я. – Сегодня здесь частные торги. Приходите завтра в обычное время.

– Но на улице столик с книгами, – заметил он. – И к тому же дверь не заперта.

– Сейчас мы это исправим, – сказал я и, захлопнув дверь прямо перед его носом, запер ее на задвижку. Он окинул меня злобным взглядом и отвалил. Я снова обернулся к своим гостям.

– Прошу прощения, – сказал я. – Маугли, если кто-то опять…

– Я об этом позабочусь, – кивнул он.

– Спасибо. Итак, на чем я остановился?

– На том, что пора перейти к делу, – подсказал Чарли Уикс.

– Правильно, – сказал я и прислонился к стеллажу с книгами. – Я хотел рассказать вам одну историю. Правда, придется перескакивать с одного предмета на другой, потому как события начинались в разных местах и в разное время. А корнями своими они уходят в девятнадцатое столетие, когда на землях, подвластных Австро-Венгерской и Оттоманской империям началось национально-освободительное движение. Как раз одно из таких балканских движений способствовало развязыванию Первой мировой войны, когда некий молодой серб застрелил австрийского эрцгерцога. Ко времени окончания войны вопрос о самоопределении наций стал притчей во языцех в странах западного мира. По всей Европе прокатилась мощная волна движения за независимость. И вот в числе этих наций, провозгласивших независимость, появилось суверенное государство Анатрурия. Самоопределилось оно как королевство, а монархом был провозглашен король Влад Первый.

Для присутствующих это не явилось новостью, кроме Рэя и Маугли, ну и еще, возможно, Уилфреда. Однако они продолжали внимательно слушать.

– Анатрурийцы делали все, что было в их силах, чтобы придать весомости и обоснованности своим декларациям о суверенитете, – сказал я. – В Будапеште были напечатаны марки, целые серии марок, некоторые из них даже имели почтовое хождение на территории Анатрурии. Были выпущены также образцы монет и переданы друзьям нового государства, хотя в обращение монеты так и не поступили. Также были отчеканены медали с изображением нового короля, их тоже дарили, в основном людям, поддерживающим движение за независимость.

– Редкость и диковина, вроде как у рыбы зонтик, – заметил Царнов. – И так же нужна серьезным коллекционерам.

– Надежды Анатрурии рухнули в Версале, – продолжил я, – когда Уилсон и Клемансо договорились перекроить карту Европы. Гипотетическую Анатрурию разделили между Румынией, Болгарией и Югославией. Королю Владу и королеве Лилиане суждено было провести остаток дней своих в изгнании, однако они по-прежнему служили средоточием надежд для всех продолжавших верить в возрождение Анатрурии. Однако в целом движение угасло.

– Угольки остались, – тихонько произнесла Илона. – Они никогда до конца не угасали.

– Может, и нет, – согласился я. – Однако бывают времена, когда для того, чтобы даже вскипятить на них чайник, требуется изрядное терпение. А вот во время Второй мировой войны партизанское движение в Анатрурии заметно оживилось.

– Все они были оппортунистами, – вставил Царнов, – только и глядели, на чью сторону переметнуться. То сражались бок о бок с Анте Павеличем и его хорватскими усташами, убивали сербов, то вдруг переходили на сторону сербов и вырезали целые хорватские деревни. Я до сих пор не пойму, были они за Гитлера или против него. Всякий раз по обстоятельствам.

– Они были за Анатрурию, – сказала Илона. – Сражались за нее каждый день, каждый час, каждую минуту.

– Они были сами за себя, – заметил Тиглат Расмолиан. – Да и кто, скажите мне, нет?

– Когда война закончилась, – продолжил я, – государственные границы в этой части света в основном остались неизменными, но в составе и форме правления произошли существенные перестановки. Советский Союз быстро распространял свое влияние на всю Восточную Европу, и Трумэну стоило немалых усилий отстоять Грецию и Турцию, которые остались по эту сторону железного занавеса. Несколько американских разведывательных служб, в частности УСС, старались выправить баланс сил в этой стратегически важной части земного шара. – Я нахмурился, раздраженный собственным тоном. Несмотря на все фильмы, просмотренные мной позже, мой голос звучал как закадровый дикторский текст к документальным репортажам послевоенных времен в исполнении знаменитого Эдварда Р. Мэрроу. – Среди множества нелегальных групп, заброшенных в этот регион… – черт, я все равно продолжал говорить точь-в-точь как Мэрроу, – там весьма активно действовал отряд из пяти американских агентов.

Тут я на секунду запнулся, но Чарли Уикс прочитал мои мысли.

– О да, все они были американцами. Стопроцентными американцами, родными племянниками своего Дядюшки Сэма. Знаменитый десант, знаменитое шоу «Боб и Чарли».