Текст книги "Это все монтаж"
Автор книги: Лори Девор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Я играю свою роль.
Слепой пост в аккаунте Deux Moi[49]
пятница 15:22
Анонимно, пожалуйста. Вы не поверите, но знакомый моего знакомого работает на «Единственной» и рассказывает, что в этом сезоне одна участница сблизилась – не на шутку – с продюсером. Да-да, вы не ошиблись – злодейка, которую все так любят ненавидеть, собственной персоной, завела на съемках роман с продюсером. Этот сезон все сочнее и сочнее.
«После единственной», пять месяцев спустя
25
Весело, правда[50]
Я видела это. Я все видела.
Каждое сообщение в «Инстаграм»[51], каждый пост в Reddit, каждую статью, каждый гребаный ролик в TikTok.
Я начала смотреть шоу про выживание.
Не те, где кучка людей собирается в кружок и все болтают, уминая третий за день кокос, и каждый при этом только и думает, как бы избавиться от остальных, нет, я смотрела программы, в которых человека бросают одного в глухом лесу и обещают миллион долларов, если этот человек продержится там целый год. Реально жесткие штуки, но при этом очень честные и не притворяющиеся чем-то еще.
Кажется, они близки мне по духу.
Я в своей квартире в Чарлстоне, которую сняла перед тем, как уехать на шоу. В моей гостиной темно. Я улеглась под одеялом со своим псом и смотрю, как парень в телевизоре пытается устроиться на ночлег при температуре ниже нуля, да еще и со сломанным пальцем, и тут кто-то звонит мне в дверь. Я чуть из кожи не выпрыгиваю, а Янк принимается лаять, как будто вот-вот настанет конец света. С бешено бьющимся сердцем смотрю в глазок, в полном убеждении, что это какой-то суперфанат «Единственной» явился без предупреждения по мою душу посреди буднего дня.
За дверью стоит Рикки.
Я открываю.
– Ты в порядке? – спрашивает она с приподнятой бровью, едва меня видит.
Ее волосы недавно были окрашены, а сейчас подстрижены короче, чем когда я видела ее в последний раз. Она загорелая, с макияжем, а на мне пятнадцатилетняя дырявая футболка и накинутый на плечи плед с эмблемой Клемсона.
– В… порядке ли я? – повторяю и даже не удивляюсь, что она стоит у меня на пороге.
– Справедливо, – ни с того ни с сего говорит она, протискивается мимо меня в прихожую с чемоданом на колесиках и закрывает за собой дверь. Она идет через коридор и прямиком в гостиную. Ее взгляд находит экран телевизора. – Почему этот грязный мужик плачет?
Следую за ней и гляжу через ее плечо. Янк весело кружит у ее ног, и Рикки наклоняется, чтобы его погладить.
– Если он в ближайшее время не найдет теплое убежище для ночлега, он рискует умереть. Эх, видно, даже месяц не протянет, – говорю, а мужчина на экране сворачивается на земле и поправляет камеру, чтобы снять видеодневник.
Рики жалостливо на него глядит. Она опускает ладонь мне на руку.
– Почему бы тебе не сходить в душ, а я пока закажу пиццу? – спрашивает она. – И давай выключим телевизор?
Пожимаю плечами.
Через час мы сидим у меня на кухне и едим пиццу из пиццерии на моей улице. Рикки запомнила, что я люблю пиццу с умопомрачительным количеством красного перца, поэтому попросила прислать дополнительные пакетики.
– Как там Лос-Анджелес? – интересуюсь я.
– Хорошо. Занятия фитнесом тоже, от спонсоров, если честно, у меня теперь отбоя нет. – Она хмурится, глядя на выражение моего лица. – Эй! Мне надо как-то зарабатывать. О, а еще я встречаюсь кое с кем со своих уроков.
– О?
– Он очень спортивный. Тебе бы понравился.
– Ой, – я посмеиваюсь. – Сколько мы с тобой прожили вместе? Я думала, все о тебе знаю! Это… новое открытие? Ты фанатка качков?
– «Качков»? – смеется Рикки. – Господи, насколько же ты миллениалка!
– Ага, – соглашаюсь я и тоже смеюсь. – Факт.
Веселье стихает, и я вижу, что Рикки заметила окружающий нас декор: грязную посуду в раковине и расставленные по всей кухне засохшие растения.
– Как часто ты выходишь из дома? – спрашивает она, как будто заранее знает, что я отвечу.
– Нет уж, спасибо. Не хочу украшать собой весь «Инстаграм»[52], – отвечаю я, опуская свой кусок пиццы. – Только этого мне не хватает.
Кто-то из соседей увидел, как я выгуливаю Янка в трениках, и сделал фотку – фотка засветилась на TMZ. Даже не считая того, что меня сфотографировали в настолько потрепанном виде, мне стало не по себе от того, как близко к моему дому было сделано фото.
Рикки пожимает плечами и наклоняет голову, как будто уступает.
– Ну что, как пишется?
– А смысл? – спрашиваю я. – Кому захочется читать мою книгу?
– Ой, да ладно тебе, Жак! – раздраженно говорит она. – Ты не можешь навечно запереться дома. Сара буквально позвонила мне и умоляла к тебе приехать, потому что из десяти сообщений, которые она тебе отправляет, ты отвечаешь разве что на одно.
Сара писала, что связалась с Рикки через личные сообщения в соцсетях, но я не ожидала, что она отправит за мной поисково-спасательную группу.
– Тебе не обязательно было участвовать в моей личной жизни, – говорю я и делаю большой глоток старого выдохшегося «Спрайта», который отыскала в холодильнике. – Учитывая, как мы с тобой расстались, я не думала, что тебе вообще было до меня дело.
– Не притворяйся дурочкой, – говорит Рикки, твердо и уверено, потому что не хочет со мной спорить. – Из-за тебя уволили Элоди, а мне нравилась Элоди. Ты нравилась ей. Я бы ни за что не согласилась помочь тебе ее унизить.
– Элоди сделала бы с каждой из нас то же самое, ни на секунду не задумываясь, – отвечаю я. Она написала мне на прошлой неделе. Я заблокировала ее номер.
– Может быть, – говорит Рикки, – но все равно, это стоит разговора.
– Тебя продюсеры подослали, так ведь? Я уже сказала им, что приду на проклятое шоу-после-шоу. Я не хочу судиться.
– Шарлотта не уверена, явишься ты или нет, – признается Рикки, – но я здесь не за этим. Я здесь, потому что переживаю за тебя. Ты, если не забыла, моя подруга как-никак.
– И ты все еще веришь, что они – твои друзья? – с сомнением спрашиваю я. Отталкиваю от себя еду. – Я не голодна.
– Ешь, – говорит она.
– Не могу.
– Я предпочитаю считать свои отношения с продюсерами взаимовыгодными, – говорит Рикки. – Если я им нравлюсь, мне достается хороший монтаж. Хороший монтаж означает, что я больше зарабатываю. Я популярная участница. Они хотят, чтобы я вернулась на шоу.
– Пока что, – бормочу я.
– Ну в этом я сама виновата.
Я фыркаю и отковыриваю пепперони от пиццы.
– Я знаю, что это несравнимо по масштабу, но я понимаю, каково тебе в интернете. Я, наверное, целый час плакала, когда в первый раз получила расистский комментарий под фоткой.
– О Рик, – я на миг покидаю свой пузырь страдания и беру ее за руку, – конечно, и тебе досталось. Мне так жаль.
– Ничего страшного. Я всегда с тобой, – говорит она, наклоняясь ко мне и сжимая мою руку. – Пойду с тобой на «После Единственной», чтобы тебе не пришлось идти одной. И да, продюсеры меня попросили, но я сама хотела, чтобы не бросать тебя.
Я глубоко вздыхаю и крепче сжимаю ее ладонь.
– Это унизительно, – говорю я.
– Это все ради шоу. Это игра. Достаточно иметь хотя бы половину мозга, чтобы это понять, – она завершает свое утверждение, агрессивно кусая пиццу и отпуская мою руку.
– Как по мне, так все вполне реально, – говорю ей. На миг мы просто замираем в тишине моего дома и слышим только, как клацают по кухонной плитке коготки Янка, снующего между нами.
– Он был в Мексике? – спрашиваю я наконец. Рикки была там зимой, на съемках «Единственной под солнцем».
Рикки хватает салфетку и озадаченно на меня смотрит.
– Генри? – Я киваю. – Нет. Элоди сказала, он вернулся из Франции в тот же день, когда ты закончила съемки, и подал заявление об увольнении. Даже не помогал с монтажом сезона.
Я сползаю по стулу, не в силах найти слова. Мое сердце колотится. Эта новость повисает между нами, заставляет весь мир искривиться.
Между нами двадцать пять тысяч миль, а я все равно представляю его на пляже, в одиночестве.
– Ты с ним разговаривала? – спрашиваю ее.
– Ну да. На дне рождения Элоди. Он заскочил ненадолго. Сказал, что много времени посвятил тому, чтобы узнать себя получше. Ты его знаешь, он всегда такой загадочный, ухмыляющийся и горячий.
Еще как знаю.
– Он про тебя спрашивал, – чуть улыбается Рикки.
Ее слова действуют на меня как удар под дых, и я чуть ли не шепотом отвечаю:
– Спрашивал?
Сама я, разумеется, с ним не общалась. Я не могу. Мне слишком больно и, учитывая, что он тоже на контакт не шел, думаю, он оставил все это в прошлом. Начал новый сезон, новую историю.
– Жак, – говорит Рикки, наконец отодвигая от себя коробку с пиццей, складывая салфетку и опуская ее на тарелку. – Ты что, серьезно думаешь, что я не заметила, как вы друг друга раздеваете взглядом? Или что ты выходила из номера в Чикаго? Что произошло?
Вздыхаю.
– А ты как думаешь? Оказалось, что «Единственную» он любил больше, чем меня.
Она садится прямо и кивает.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь? Серьезно? Типа, что у вас с Маркусом вообще происходит?
– Мы с Маркусом переждем бурю в СМИ, а потом тихонько расстанемся, – говорю ей. Я месяцами только об этой концовке и думаю.
Рикки кивает с безучастным видом.
– Что дальше? – спрашивает она.
Я задумываюсь на минутку и пытаюсь вспомнить, когда за последние месяцы, в водовороте перелетов и ссор и бесконечных церемоний исключения, я в последний раз чувствовала себя счастливой.
– Понятия не имею, – признаюсь я.
Все подходит к концу – это меня и обнадеживает, и пугает до смерти одновременно. Я снова накрашена для сцены, на мне, наверное, самое неудобное на сегодняшний день белое платье («Да ладно тебе, ты же помолвлена», сказала Шарлотта). Я за сценой, пока зрители в аудитории смотрят последний эпизод «Единственной» в прямом эфире.
Контракт обязывает меня выйти и встретиться с публикой, которая меня ненавидит. Мне пора бы уже свыкнуться с ненавистью, выработать иммунитет после всего, что видела в интернете, но я все еще не свыклась.
– Выглядишь прекрасно, – врет мне Шарлотта, почти дружески касаясь моей руки. – Все будет хорошо.
Ее слова немного меня утешают.
– Там будет хуже, чем на «Женских откровениях»? – спрашиваю я.
Она фыркает.
– Нет, конечно. Ты влюбленная, ты собираешься замуж, и главное – ты здесь, чтобы постоять за себя. Это твое торжество. Уверена, тебе дадут возможность объясниться, но на этом все.
Я смотрю прямо перед собой.
– Я не собираюсь объясняться.
– Естественно, – говорит Шарлотта с неприкрытым раздражением. – Так было бы слишком просто. Не дай бог, зрители еще встанут на твою сторону!
Мы смотрим, как на телеэкране за сценой появляется лицо Кендалл во Франции, яркое, прекрасное и увлажненное.
– Не знаю, – говорит она с таким блеском в глазах, что я почти ей верю. – После нашего свидания я правда чувствую, что Маркус – мой человек.
Родители Маркуса уже успели высказаться о том, как им нравится Кендалл. Со мной, вы не поверите, им оказалось сложно найти общий язык. Во время тех разговоров я жутко психовала и мечтала оказаться где угодно, только не там. Мне постоянно напоминали, как серьезно его семья относится ко всему происходящему, а для нас с ним это была просто небольшая извращенная игра.
А теперь на экране Кендалл поднимается на ту же гору, где мы с Маркусом обручились. Я автоматически опускаю глаза на кольцо у себя на пальце, которое до этого было на хранении у продюсеров. Верчу его туда-сюда и смотрю, как оно блестит. Оно действительно красивое: винтажное, изящное, в лучших традициях ювелира, с которым сотрудничает «Единственная», с камнем изумрудной огранки в 3,25 карата, в окружении двадцати семи круглых бриллиантов, а на серебряном кольце сверкает еще шестьдесят семь. Я подозреваю, что кто-то из продюсеров настойчиво посоветовал Маркусу выбрать для меня что-нибудь классическое.
Мне почти тошно смотреть на Кендалл. Она выходит на сцену до меня, а потом покажут, как Маркус делает мне предложение. Когда эти кадры выйдут в эфир, все узнают, что спойлеры не врали, как все и подозревали неделями. Злая Ведьма Юга получила кольцо. Мне предстоит еще много раз появляться на публике и играть возлюбленную.
– Слушай, – говорит Шарлотта, глядя прямо на меня, – тебя, скорее всего, спросят про таблоиды. Тут я ничего не смогу поделать.
– Ага, ты, невероятно сильный продюсер этого шоу, ничего не сможешь поделать? – спрашиваю я.
– Жак, я не хочу кокетничать, но иногда приходится расхлебывать кашу, которую завариваешь, – с этими словами она уходит.
– Я так удивилась, – вещает со сцены Кендалл, – после всего, что было с Жак, видимо, она – его единственная. Иногда люди так непредсказуемы, правда? – Она заискивающе улыбается, и публика меня освистывает. – Знаете, я буду в порядке и искренне желаю Жак и Маркусу счастья, что бы ни произошло в конце. Для меня это такая же загадка, как и для всех.
Врет и не краснеет. Она прекрасно знает, что мы обручились.
– Но у тебя есть и другие интересные новости, да, Кендалл? – спрашивает Бекка.
– Ну-у-у-у, – тянет Кендалл. – Видимо, пора все вам рассказать!
– Или еще лучше, – подхватывает Брендан, – давайте покажем трейлер!
Кендалл появляется на экране в изумрудно-зеленом платье на белом фоне и хитро улыбается. Вокруг нее падают лепестки роз.
– На этот раз, – говорит она, подбрасывая лепестки, – моя очередь.
Я смотрю тридцатисекундный трейлер сезона Кендалл и чувствую, как моя душа покидает тело. Камера возвращается к ней, и она вся сияет под гул аплодисментов. Как она и хотела.
Она готова пройти через это снова, думаю. Даже учитывая, что монтаж был к ней добр, после всего, что было, она готова снова пройти через это?
Прия сидит рядом со мной и что-то листает в телефоне.
– Я думала, Шэй станет главной героиней? – спрашиваю ее.
Она усмехается.
– Ее кандидатуру не одобрили сверху. Хотели кого-то более близкого публике. Она, на их взгляд, больше подходит для «Единственной под солнцем».
За всю историю шоу на «Единственной» было всего четыре главных героя афроамерикаского происхождения: три женщины и один мужчина; два латиноамериканца – мужчина и женщина, одна главная героиня-азиатка и ни одного азиатского главного героя. Последней чернокожей героиней была Бриана Смит, ветеринар из Джорджии, и это было три сезона назад. Очевидно, власти предержащие решили, что пока что рановато возвращаться на эту дорожку.
– На хрен это шоу, – говорю я, глядя на себя в зеркало. Я – лицо этого сезона.
Странно наблюдать, как Маркус делает мне предложение на экране. Я даже сама себе верю, когда отвечаю ему «да», вся в слезах, беру его лицо в ладони, и целую его, и пью шампанское. Но зрители все равно решат, что это неискренне, как и все мои поступки за сезон, и возненавидят это точно так же. Знаете, что лучше всего? Они абсолютно правы.
– Я все-таки получила кольцо, – хвастаюсь я на камеру в заключительных кадрах. К тому моменту я уже сильно напилась. – Мне наконец достался парень!
Тут моя маска сползает, и на камере видно, как я умираю внутри.
– Окей, шоу начинается, – говорит Прия, поднимаясь на ноги и помогая мне встать. Она подводит меня почти к самой сцене, и мы ждем, пока линейный продюсер велит мне выходить. Я просто стою, и тут ко мне спешит Маркус. Он хватает меня за руку, сжимает ее, видимо, из солидарности.
Мы с ним провели вместе четыре ночи в шато, когда съемки закончились – финальной паре дали возможность наконец провести время наедине.
В первый вечер, после того, как мне вернули телефон и велели позвонить семье и сказать, что я обручилась, я напилась в стельку.
– Рад за тебя, – сказал мой брат. Прозвучало искренне.
– Мы рады, что Маркус станет частью семьи, – вторила ему мама.
Продюсеры и команда остались с нами в тот вечер, пили вино всю ночь напролет, отмечая еще один успешный сезон. Ни он, ни я не пытались их разубедить. Я подозреваю, что Маркус не хотел отвечать за свои поступки, как и я. Генри, разумеется, с нами не было. Прия сказала, он решил улететь пораньше.
Где-то в третьем часу ночи, когда все наконец разошлись, я начала целовать Маркуса, залезла к нему на колени, как будто вот-вот сольюсь с ним воедино. Разумеется, я была пьяна и пыталась понять, выйдет ли у меня воссоздать ту версию себя, с которой я начинала этот путь. Смогу ли я снова желать его. Получить из этого хоть немного удовольствия.
Некоторое время он не сопротивлялся, но остановил меня, когда я потянулась к его ремню.
– Тебе не обязательно это делать, – сказал он.
У меня к тому времени уже заплетался язык.
– Почему?
– Не хочу тебя трахать, пока ты думаешь о нем, – мрачно ответил он.
Так он меня и оставил: распластавшейся на диване и рыдающей. На каком-то этапе я там заснула и проснулась где-то к полудню, агрессивно больная.
– Давай просто продержимся, пока за нами следит пресса, – сказал он мне тем вечером, пока я лежала на том же месте на диване, – а потом определимся, что будет выгоднее всего для нас обоих.
Остаток недели и запланированные выходные «счастливой парочки» мы, во всем практичные, провели в состоянии достаточно дружелюбного перемирия – смотрели Netflix и заказывали еду навынос.
Все это время он активно общался со зрителями в соцсетях, охотно комментировал сезон и притворялся, что тоже жутко удивлен выходками Злодейки Жак. Я же сделала два поста в «Инстаграм»[53], как велел мой договор, а потом отключила комментарии и следила только за худшими тегами (#сукажак, #монстрмэттис, #жакуродина). Одновременно с этим стали уверено расти продажи моей книги, но мне это никакого удовлетворения не доставило. Мой агент меня кинул за пару месяцев до того, как я пошла на шоу, и я даже получила несколько добрых электронных писем от парочки других агентов. Я ни на одно не ответила.
Мы с Маркусом были вместе в те выходные, когда вышел последний эпизод Энди, и он ни на миг не отлипал от телефона.
– Ты начинаешь плохо влиять на мой имидж.
Я в тот момент вовсю уплетала пад тай.
– Может, ты ошибся с выбором.
– Я правда собирался оставить Энди до того, что произошло в джакузи, но тебя я хотел больше, Жак, – сказал он. – Поэтому сделал как ты просила.
– Дохотелся, – ответила я, и он нахмурился.
– Напишу что-нибудь о том, как много решает монтаж, наверное, – вздохнул он.
– Напиши, – пробормотала я, доливая себе вина и глядя на часы.
Теперь, в идеально сидящем костюме, с идеальной улыбкой, он снова предстает воплощением идеального американского парня с головы до ног.
– Давай устроим хорошее шоу, – говорит он с улыбкой. Его это все еще устраивает. Его все устраивает.
В студии продюсеры возвращаются к Бекке и Брендану, которые изображают свои самые радостные физиономии.
– Добро пожаловать на «После Единственной»! Давайте вместе поприветствуем нашу недавно обручившуюся парочку – Маркуса и Жак!
Мы выходим на сцену, держась за руки, и направляемся к диванчику напротив Бекки и Брендана под звуки оглушающих аплодисментов. На несколько мгновений я чувствую тепло, чувствую, что в безопасности. Наверное, так они себя ощущают, избранные.
Поправляю свое белое платье и сажусь напротив Брендана и Бекки, гляжу в их накачанные ботоксом лица. Бекка сияет в третьем триместре своей беременности. На ней идеально сидящий черный комбинезон. Я вижу, что оба ведущих искренне за нас рады, и чувствую себя почти виноватой за то, что подвела этих абсурдных людей.
– Начнем с главного, – с энтузиазмом говорит Бекка. – Поздравляем вас!
– Спасибо, Бекка. Словами не описать, насколько мы счастливы, – отвечает Маркус. Я пресно улыбаюсь рядом с ним.
– А теперь по порядку, – начинает Брендан, – непросто, наверное, было смотреть этот сезон?
– Временами, – признается Маркус, – но в то же время это такой подарок: снова наблюдать, как развивалась наша любовь. Когда-нибудь мы сможем разделить этот подарок с нашими детьми.
Он сжимает мою руку, и мы встречаемся глазами. Я улыбаюсь, но почти сразу отвожу взгляд и снова гляжу на свои колени. Прия стоит прямо за камерой и готова подсказывать Бекке и Брендану сколько придется.
– А тебе, Жак? – спрашивает Бекка. – Некоторые вещи наверняка было сложно видеть.
Я сглатываю и изображаю раскаяние.
– Я не все смогла посмотреть, если честно, – отвечаю я, – стало слишком тяжело.
– Как думаешь, тебя справедливо представили в этом сезоне? – спрашивает Брендан, углубляясь в тему. Им нужно дать публике то, чего она хочет.
Я делаю паузу, как будто действительно обдумываю, что мне ответить.
– Все, что я сказала, я действительно произносила на каком-то этапе, – допускаю я. – Иногда я не это имела в виду, иногда мои слова лишали контекста, но так работает это шоу. Его цель – рассказать историю. Просто иногда ты не понимаешь до самого конца, что ты в этой истории – злодейка.
Зрители притихают, ловят каждое мое слово. Я этого не планировала, по крайней мере, не так, но я все-таки подготовилась. Я знала, что меня ждет разъяренная толпа.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает Брендан.
Я глубоко вздыхаю и готовлюсь произнести весь монолог, которого от меня хотят, попросить прощения за все и гляжу в зрительский зал.
– Я… – Я замечаю его. Вот он, во втором ряду, в рубашке на пуговицах и бежевом пиджаке, волосы прилизаны. Глядит на меня.
Генри, чтоб его, Фостер.
– Жак, – подталкивает меня Бекка, – ты что-то говорила?
Я оборачиваюсь к ней, качаю головой и будто бы стряхиваю с себя сон. Он здесь, он смотрит на меня.
– Бекка, – снова начинаю я, отпуская руку Маркуса, – что мы все здесь делаем?
– Извини? – не понимает она.
– В смысле, – говорю я, – зачем? Буквально, зачем все это происходит?
– Мы собрались, чтобы отпраздновать ваши с Маркусом отношения, – говорит Брендан. Его глаза находят кого-то из продюсеров. Но мы не уходим на рекламу, конечно же. Это отличное шоу. Им нужно увидеть, чем все кончится.
– Но это не так, правда? – спрашиваю с бешено бьющимся сердцем. – На самом деле мы собрались, чтобы напомнить всем, насколько они меня ненавидят и как несправедливо, что я сижу здесь, когда Кендалл разбили сердце. Только и Кендалл не очень-то страдает, а? Кендалл только что выиграла джекпот!
– Жак, – остерегает меня Маркус.
– Вы здесь, чтобы расспросить меня о слухах из интернета. Чтобы сжечь меня за все мои грехи. А я здесь, потому что, если бы не пришла, меня бы засудили.
– Думаю, время рекламной паузы, – радостно говорит Бекка. – А когда мы вернемся, то узнаем, какие у Жак и Маркуса планы на будущее.
Я встаю. Генри тоже поднимается со своего места и застегивает пиджак на одну пуговицу. Он похож на сон или, может, на кошмар. Я физически ощущаю пробегающий по толпе шепоток. За нами следят. Ну их к черту. На этом этапе я с радостью отыграю злодейку.
– Все еще! – говорю, стремительно повышая голос и глядя на него в упор. – Ты все еще здесь!
– Жак, успокойся, – говорит Шарлотта, спешно подходя ко мне и придерживая руками.
– Он и на чертово шоу вернулся? – с вызовом спрашиваю я, указывая на Генри, пробирающегося через толпу под напряженными взглядами. – Вы его под камеру пустить собрались?
Генри стоит прямо передо мной, живой, во плоти. Я была уверена, что никогда его больше не увижу.
– Ты все еще здесь, – говорю я шепотом.
– Дай мне с ней поговорить, – обращается Генри к Шарлотте.
Я делаю шаг назад, смотрю на Шарлотту.
– Серьезно, Шарлотта? Ты меня снова провела! – Она не смотрит мне в глаза, а я мрачно посмеиваюсь. – Доверять тебе, значит? Ты только ждала удобного момента!
– Мы получаем чего хотели, – отвечает Шарлотта, не скрываясь.
– Отвали, Шарлотта, – бросает ей в ответ Генри.
– Я хочу уйти отсюда, – требую я.
Прия выглядит крайне раздраженной, но смотрит на непоколебимое выражение лица Маркуса и пожимает плечами.
– Интервью на тебе, Маркус. Мы вернем ее, когда она успокоится.
– Пошла ты, Прия.
Генри явно не меньше моего надоел весь этот фарс, потому что он хватает меня за руку и утаскивает с площадки, через кулисы, в какое-то хозяйственное помещение, и закрывает за собой дверь на замок.
– Ты в прямом эфире, Жаклин.
Я ничего не могу с собой поделать и пожираю его взглядом – вот уж не думала, что снова это сделаю! Лицо Генри такое же, как всегда: четко выверенное, отчетливое, но выражение при этом отсутствующее. Я готова до конца жизни смотреть только на это лицо, меня бы это вполне устроило. Возможно, я могла бы умереть прямо сейчас, и все наконец закончилось бы, и я навсегда сохранила бы в памяти его лицо.
Последнее счастливое воспоминание. Последнее предательство.
– Выглядишь отвратительно, – говорю я.
– Ты тоже не бутон, – отвечает он, и я понимаю, что он не смог сдержаться.
– Еще одна последняя афера, – говорю я, – ты явился, чтобы сломать меня напоследок. Когда, по-твоему, будет достаточно? – Я сжимаю руки в кулак, крепко, впиваюсь ногтями в ладони. Чувствую, что вот-вот расплачусь, поддамся чувствам, сдамся.
– Я здесь тоже из-за контракта, – говорит Генри. – Таков был договор, когда я уехал из Франции. Меня отпустят, когда сезон официально закончится. Сюрприз – для монтажа я им не понадобился, а в аудитории во время финала – обязательно.
– Скажи, неприятно быть чьей-то пешкой, а? – не могу удержаться я.
Он сглатывает и кладет руки в карманы.
– Можешь мне не верить, но я на самом деле не хотел снова делать тебе больно.
У меня вырывается смех.
– Ты даже в этом не можешь удержаться от предвзятости, что ли?
– Ладно, – резко отвечает он, – я не сопротивлялся, потому что хотел снова тебя увидеть. Какая-то часть меня опасалась, что ты пошла на эту самоубийственную миссию с Маркусом, чтобы мне что-то доказать, а я не хочу, чтобы ты это делала. Так что вот он я.
– Это не твой выбор! – кричу я в ответ. – Должна же я хоть что-то получить за все свои страдания!
– Значит, ты делаешь это на своих условиях, а не из-за шоу.
– Шоу всегда выигрывает, – устало говорю я, – ты и сам знаешь.
– Я… – начинает он, как будто ведет к чему-то, к ссоре, но потом останавливается и приваливается к этажерке у себя за спиной.
– Не в этот раз, – говорит он, убирая волосы от лица.
– Ты нашел, что искал, Генри? – спрашиваю я.
– А ты как думаешь? – тихо отвечает он.
– Давай на этот раз, – отвечаю в тон, – ты не будешь меня заставлять озвучивать твои чувства за тебя?
Он глубоко вздыхает, кивает и говорит:
– Я хочу этого. Хочу тебя. Куда больше, чем шоу. Больше, чем все что это шоу когда-либо мне давало.
Я сглатываю.
– Все еще слишком поздно? – спрашивает он, отступая на шаг. Я тянусь к дверной ручке у себя за спиной и до боли сжимаю холодную медь.
– Прямо сейчас? – спрашиваю я хриплым голосом. – Да. Да, знаешь, не самое подходящее время.
Он наблюдает за мной.
Я жду минуту, другую, наконец тихо открываю дверь и направляюсь обратно к сцене, мимо Прии, которая пытается меня остановить. Маркус все еще что-то вещает, когда я заявляюсь прямо на площадку. Кто-то даже ахает из зала.
– Жак! – взволнованно говорит Бекка. – Ты в порядке?
– Я так не могу, – говорю я. – Извините. Мне это не нужно. – Снимаю кольцо и кладу на столик перед Маркусом. Гляжу прямо в камеру. – Твоя мечта сбылась, Америка! Или не сбылась, потому что, если хочешь знать, я ненавидела себя задолго до того, как это стало твоим развлечением. – Затем я перевожу взгляд на Маркуса и смотрю ему прямо в глаза. – Удачи, Маркус. Ты умеешь делать прекрасное шоу.
Зрители сидят в ошарашенном молчании, но я представляю, как где-то смеется Джон Апперсон. Отличное шоу.
Проходя мимо Шарлотты по пути со сцены, я просто говорю ей: «Не благодари». Она знающе улыбается. За сценой меня почти сразу же встречают Рикки и Сара – они пришли со мной в качестве моральной поддержки.
– Охренеть, – говорит Рикки.
– Ты в порядке? – спрашивает Сара.
Я смеюсь, снимаю туфли и параллельно расстегиваю молнию на платье.
– Пойдем-ка выпьем.
Page Six: «Сердце звезды «Единственной» Маркуса Беллами разбито после расставания в прямом эфире»
Согласно нашим источникам, после грандиозного расставания Жаклин Мэттис и Маркуса Беллами в прошлом месяце во время эфира «После Единственной» Маркус сосредоточился на себе, проводит время в кругу близких друзей и тренируется. Ходят слухи, что ему, возможно, предложили участвовать в следующем сезоне «Танцев со звездами», и, согласно инсайдерской информации, нас может ожидать еще один сезон «Единственной» с ним в главной роли. Америка молится, чтобы в этот раз ты не ошибся с выбором, Маркус!
Тем временем о Жак Мэттис ничего не слышно, включая какие-либо новости о ее романе с одним из продюсеров «Единственной», Генри Фостером. Согласно нашим источникам, Фостер покинул шоу после драматического финала «После Единственной». По словам зрителей, присутствовавших во время записи эфира, он увел Жаклин Мэттис со сцены после ее срыва, за чем и последовало расставание в прямом эфире.
Сейчас мы готовимся к сезону «Единственной» с Кендалл Дайер в главной роли. Хотя финал сезона Маркуса поднял рейтинги до высочайших значений, в целом популярность некогда успешного телешоу уверенно падает, и, согласно нашим источникам, в скором будущем программу может ожидать переход на стриминговые платформы.
26
Я с тобой[54]
Год спустя
Продюсерская студия находится в Бербанке. Услужливая ассистентка в рубашке на пуговках и юбке-карандаше предлагает мне воду, кофе, газировку и, почти с отчаянием, алкоголь.
– Это все-таки встреча в четыре часа дня, – говорит она, будто прощает мне еще не совершенные грехи. Я знаю, что она смотрела шоу и все знает.
– Если уже десять утра, а я еще не начала пить, то в чем смысл тогда?
Она смеется, как будто никого смешнее меня в жизни не встречала, и оставляет меня одну в конференц-зале со стеклянными стенами. Ее смех эхом разносится вслед за ней. Я опускаю глаза на телефон, подумываю написать сообщение, но останавливаюсь.
Опускаюсь на средний из пяти стульев со стороны стола, откуда видно окно. Стеклянные двери у меня за спиной распахиваются, впуская в комнату Шарлотту и Прию. Я встаю и обнимаю их, как они привыкли. Никаких обид. Это просто шоу-бизнес.
– Жак, только посмотри на себя! – говорит Шарлотта, держа меня на расстоянии вытянутой руки буквально. – Отлично выглядишь! Я так рада, что ты смогла прийти.
Улыбаюсь.
– Да, у Рикки было грандиозное открытие новой студии, и я не могла такое пропустить.
– Я видела твою первую книгу в списке бестселлеров, – говорит Прия, направляясь к противоположной стороне стола и улыбаясь. Она все-таки получила свое повышение, как и хотела. – «Конец пути».
– Ага, – говорю я, как будто это мелочи, и сажусь обратно. Шарлотта присоединяется к Прии. – Здорово получать позитивные импульсы. Я даже из дома иногда выхожу.
– Умничка, – с восторгом говорит Шарлотта, – я-то думала, ты строишь козни, раз пришла сюда и мило беседуешь с нами, но я вижу, что ты идешь на поправку.
