Текст книги "ЛИВИЯ, или Погребенная заживо"

Автор книги: Лоренс Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Это было похоже на сон – влажные головки сестер, словно оживший мрамор; сгустки тишины, окутавшие сад, вдруг были прорваны короткой птичьей трелью. «Опасности и расставанья лишь обостряют страсть», – сказал кто-то из древнегреческих поэтов. Каким бы щедрым ни было это прекрасное лето, Блэнфорда угнетало приближение разлуки – ему придется остаться один на один с мучительным, кружащим голову желанием… Ее мокрые волосы плотно облепили голову, отчего она казалась обритой; прелестные ушки слегка оттопыривались и были похожи на трогательных беззащитных гномов. С залитого солнцем балкона, где обычно завтракали, они наблюдали за стремительными полетами стрижей; как замечательно птицы вписывались в этот сад, который Констанс клятвенно обещала не трогать, оставить все как есть. Тут было полно сокровищ: старые, но все еще плодоносящие деревья, земляничные полянки, и несколько засохших голых каменных дубов (какие же они крепкие, эти старые деревья!), под которыми росли трюфели.

Дни начали сливаться в один жаркий южный день. Зной, вода, солнце совершенно вытеснили из их жизни (за ненадобностью) календарные числа, названия дней недели, поди теперь разберись, когда именно и куда именно они отправлялись в старой, запряженной пони телеге, обследуя речные ущелья. А еще они в какой-то из дней сели на игрушечный поезд и покатили к морю, чтобы провести ночь на берегу, а после как-то отправились посмотреть на представление с быками, это старинная игра «сорви кокарду», в смысле, с быка… Это происходило в покрытом пылью Лунеле. Ах, этот крошечный карманный поезд, как долго он тащился к плоскому равнинному Камаргу, чтобы они могли взглянуть на Гро де Руа. Все казалось таким праздничным. Вагончики сверкали чистотой – красные для пассажиров первого класса, желтые – для второго и зеленые – для третьего. И на каждом вагончике скромная надпись: PLM.[104]104
  PLM – сокращение названия железнодорожной магистрали Париж – Лион – Средиземное море.


[Закрыть] Они подолгу стояли на маленьких станциях, рядом с которыми машинист притормаживал, чтобы можно было соскочить в поле и нарвать немного лука. А когда умираешь от жажды, до чего же хорошо напиться прямо из колонки, это уже в Эмарге; собственно, вода предназначалась для двигателя, но, напоив машину, позволяли напиться и пассажирам. Однажды Хилари даже облился, пока они ждали другого поезда, который должен был доставить их в папские владения. Сухой летний зной был полон разных ароматов: с побережья долетали запахи песка и моря, с полей, где бродили отары овец, – тимьяна и розмарина. Иногда они пережидали на запасном пути, когда проедет поезд из Нима с маленькими черными камаргскими бычками, предназначенными для местной бескровной «корриды». Маленькие станции на дорогах в рай, блокпосты на краю земли; когда они возвращались с экскурсий, голова у всех шла кругом от солнца и моря. А вечерами Блэнфорд слышал милый голос Ливии, произносившей нараспев «аум»[105]105
  Аум (санскр.) – основная мантра у индуистов (обычно произносится как «ом»), священный и сокровенный слог, символизирующий древнеиндийскую триаду: Брахма – творец, Вишну – хранитель, Шива – разрушитель. (Прим. ред.)


[Закрыть] – это она занималась йогой, устроившись где-нибудь в зеленых зарослях, чтобы заново зарядить энергией тело и насытить кислородом мозг. И он вспоминал фразу из другой жизни: «Человеческое сердце из мускулов и крови – это не сердце ваджра;[106]106
  Ваджра (санскр.) – здесь: абсолютная мудрость.


[Закрыть] подобно лепесткам лотоса, створки нашего сердца открываются днем и закрываются ночью, когда мы спим».

Южная нега вторгалась и в их ласки, задавая им особый тон и ритм; с Ливией все было просто, даже чересчур. Ему никогда не забыть ее резкого громкого: «Ха!» – когда она чувствовала приближение оргазма; это был крик японского воина, приготовившегося нанести удар мечом. А потом столь сильным был накал любовной схватки, что Ливия вся обмякшая, как будто у нее больше нет костей, лежала в его объятиях.

Устроившись между коричневых камней над Пон-дю-Гар, они ели свой ланч, любуясь парящими в вышине орлами, и все шестеро, словно по уговору, думали о ближайшем будущем. Что же теперь будет, как жить дальше? Пока больше всех повезло Блэнфорду, унаследовавшему кое-какие деньги, и еще он хотел устроиться куда-нибудь преподавателем – во всяком случае, очень на это надеялся. Потрясающе загоревший Сэм был менее уверен в своем благополучии.

– Доходов у меня никаких не предвидится, а с тем небольшим умишком, который мне достался по наследству, вряд ли можно рассчитывать на приличную работу. Сказать по правде, армия кажется мне pis aller[107]107
  Крайнее средство (фр.).


[Закрыть] – военная романтика в общем-то не для меня.

Он был активным участником Оксфордских подготовительных офицерских частей и при удачном стечении обстоятельств мог быть направлен в пограничную часть. Констанс держала его под руку, почти черную от загара, и улыбалась ему доверчиво и спокойно. В их отношениях не было надрыва, тогда как Ливию и Блэнфорда уже грызла безысходность; они были на пороге ада, где их ждала судьба, похожая на безнадежного банкрота. Да, они зашли слишком далеко, повернуть назад было невозможно, даже если бы они захотели.

– Я сейчас вас удивлю, – сказал Хилари, – и, вероятно, расстрою. Мне, как иногда метко говорят, легла на душу католическая вера. И теперь я решил ее попробовать – если так можно выразиться. Я подумал, что после следующего триместра удалюсь от мира, посмотрю что и как, послушаю, что полагается делать. А на жизнь буду зарабатывать уроками. А там посмотрим, идти мне дальше или не стоит.

Улыбнувшись, он посмотрел на всех и неожиданно засмущался, теперь, когда он высказался вслух о своих чувствах, они утратили прежнюю весомость и значительность. Помолчав, Хилари спустился на свое любимое место над рекой, постоял там пару секунд, потом прыгнул «ласточкой» в светло-зеленую воду, мерцавшую далеко внизу. Вздохнув, поднялся и Сэм, собираясь последовать примеру Хилари, потом – Блэнфорд. И тут, вероятно, под влиянием этой короткой беседы, он явственно представил собственное будущее.

У Блэнфорда было прелестное изящное колечко, которое он намеревался подарить Ливии, но его грызли сомнения, ибо речь могла идти только о предложении руки и сердца – лишь так он мог передать всю серьезность своих чувств и намерений. А Ливию все вроде бы и так устраивало; она смотрела на него и слегка улыбалась, довольно жесткой улыбкой, не отнимая у него своей руки. Им предстояла встреча в Париже! Ах! В кафе той великой эпохи, когда люди умели сходить с ума от любви, поэтому первым делом заказывали чернила и бумагу, конверты и марки, и только подав все это, озабоченный официант, мчался за cassis.[108]108
  Наливка из черной смородины (фр.).


[Закрыть] Вот как рождались великие любовные письма, которые посылали пневматической почтой, или с мотоциклистом в шлеме, подобным самому Меркурию, доставлявшим их в течение часа.

В конце концов Блэнфорд решил послать ей кольцо по почте, когда она вернется в Париж. В предпоследний вечер они отправились бродить по оливковым рощицам, и Ливия вдруг заявила:

– Обри, я всегда представляю тебя писателем; люди, которые постоянно все записывают в дневник, как ты, и есть самые настоящие писатели.

От нее не укрылась его привычка почти каждый вечер на ночь глядя записывать в школьную тетрадку свои мысли и наблюдения. Такая уж у него была слабость, ею грешат многие жертвы одиночества. Дневник был его отдушиной еще со школьных лет. Благодаря этим тонким тетрадкам на свет появился Сатклифф. Дело в том, что однажды одноклассник стащил у него дневник и насмешливым ехидным тоном стал зачитывать куски горстке гогочущих учеников. Это было мерзко и унизительно, чтобы эта пытка больше не повторилась, Блэнфорд, в качестве ширмы, изобрел персонаж, которого назвал С. Затем вывел на обложке: «Тетрадь для заметок» и не поленился переписать несколько цитат, ну будто бы он делает выписки из прочитанных книг. И вот, потихоньку-полегоньку, С. начал обретать свои собственные, а не только Блэнфорда, мысли и черты, легкомысленный и чудаковатый тип с расщепленным сознание, то есть приговоренный к писательской карьере со всеми вытекающими из оной огорчениями и радостями. Блэнфорд дал ему фамилию одного из знаменитейших в ту пору игроков в крикет – тоже, чтобы никто не привязался; в конце концов мало ли кого он имеет в виду, в крикете – сплошные Сатклиффы. И все же Сатклифф состоялся – уже спустя долгие годы – лишь благодаря цитатам из монологов одинокого, затравленного интеллектуала, одним словом, изгоя; Блэнфорд прятался в своем герое от внешнего мира, который был таким отвратительно мещанским, равнодушным к духовным проблемам. Позднее, когда Сатклифф, этот великий человек начал свою полную приключений, грешную жизнь в его рукописях, Блэнфорду пришлось придумать ему нечто вроде гимна, первая строчка которого звучала так: «Гнева отцовского бойся». Но это было гораздо позже. А пока он просто заглянул в глаза Ливии и твердо проговорил:

– Едва ли мне хватит воображения, слишком уж я занудлив.

Но права оказалась она.

Не сводя глаз с ее улыбающихся губ, он почему-то подумал, как замечательно не быть слепым! Ливия спросила:

– Кто этот С, на которого ты все время ссылаешься?

Итак, она тайком читала записи! Не моргнув глазом он ответил:

– Сократ.

Перед его глазами вдруг возник огромный упитанный детина с розовыми, тесно сжатыми коленками, с пенисом en trompe-l'oeil,[109]109
  Одна лишь видимость (фр.).


[Закрыть] как он выразился бы, обожающий играть гантелями перед открытым окошком. Да, это был он, Сатклифф, вечно сомневающийся и с вечным хаосом в чувствах – один из тех писателей, которые теряют форму из-за постоянного вынашивания очередного литературного ребенка. Может быть, он поэт? Ну да, стихи он писал. Некоторые даже удалось напечатать в «Изиде». Надо будет послать какие-нибудь Ливии, чтобы поддержать ее веру в его необыкновенный творческий потенциал. Она научила его нескольким асанам йоги, и теперь каждое утро Блэнфорд послушно принимал разные позы, представляя, как она сидит среди олив в позе лотоса, не требовавшей от нее ни малейших усилий, и распевно произносит «оммм»; или лежит в позе «мертвеца», отрешившись от своего тела, от земных желаний, и медитирует, «постигая небо». Он побаивался, что все эти асаны – просто баловство, причуда, хотя не мог не признать, что после подобных упражнений чувствует себя лучше.

Благодаря этим неизведанным закоулкам и забытым тропинкам он, спустя много лет, сумел отыскать тучного пьяницу, подлую обезьяну Сатклиффа, чей длинный подрагивающий нос сразу краснел при появлении виски, а волосатое тело было счастливо снова ощутить бодрящее тепло алкоголя каждым нервом. Как и почему появился этот невероятный alter ego? Теперь уже не узнать.

Ливия с любопытством смотрела на него – змея, выстреливающая раздвоенный язык…

Тут на плохоньком велосипеде появился Феликс Чатто – привез приглашение от лорда Галена; тот давал прощальный обед перед своим отъездом в Берлин. О Господи… какая же мука натягивать носки на опухшие ноги, а потом – втискиваться в туфли, выуживать из шкафов рубашки и галстуки… Однако отказать старику никак нельзя. В конце концов это будет неплохой тренировкой перед возвращением к цивилизованной жизни – после упоительных провансальских каникул…

Глава пятая
Лорд Гален обедает

– В детстве, – произнес лорд Гален как бы вскользь, но весьма значительно, – я прочел книгу «Сага о паровом котле» и до сих пор ее помню. Она была в красном с золотом переплете с изображением парового котла, а начиналась так: «Паровой двигатель – великий творец Добра».

Никто не понял, шутит он или говорит всерьез. А лорд впал в задумчивость и оттопырил верхнюю губу. Шофер Макс, теперь ставший то ли мажордомом, то ли итальянским адмиралом, судя по форме, придуманной специально для него, старательно разрезал жареных цыплят на подогретых блюдах, прежде чем подать их на стол. На его черных парадных брюках был широкий золотой кант, а на отворотах фрака – знаки sommelier[110]110
  Ключник, смотритель винного погреба (фр.).


[Закрыть] – хозяина Погребов. Это он приехал на «Гиспано» за пятью обитателями Ту-Герц, и они прониклись к нему благодарностью, потому что дорога от одного шато до другого была длинной и пыльной.

Гален редко и исключительно под настроение наезжал сюда, в свой «замок», не менее колоритный, чем его владелец. Дом этот построил ему один греческий воротила, занимающийся поставками оружия, у них с Галеном были какие-то общие проекты. От старого шато оставили всего одну башню. Все остальное снесли, чтобы соорудить современную виллу – угнетающе игривого вида, но с прекрасным тенистым садом. «Вся эта ваша старина мне ни к чему, – твердо заявил им старик, норовисто вскидывая голову. – Я никогда не пил жизнь через соломинку, смею вас уверить». И упрямо вскинул подбородок.

Вначале дом назывался «Акрополем», но лорд Гален, верный типичной еврейской «скромности», переименовал его в «Балморал»;[111]111
  Балморал – королевский замок в Шотландии.


[Закрыть] большая, вся разукрашенная вывеска с новым названием неизменно вызывала у Феликса Чатто ужас – ему привили весьма утонченный вкус. От внутреннего убранства дома, от кичливой роскоши его тоже коробило; такой дом могла бы заказать удачливая, но невежественная актриса, где-нибудь в Каире. Инкрустированное дерево, кожа, кретон; гостиную на втором этаже снизу подпирали спиралевидные колонны, до того ярко разрисованные, что напоминали старинные шесты парикмахеров.[112]112
  Опознавательными знаками парикмахерских когда-то служили шесты, окрашенные по спирали в красный и белый цвета.


[Закрыть] В общем, все очень современно, и всюду витал душок распутства. В тот вечер они обнаружили в доме еще одного гостя, который великолепно вписывался в интерьер дома, в его присутствии золотые узоры, блестящий атлас и обивка из алой кожи уже не казались нелепыми. Раньше никому из них не приходилось встречаться с принцем, они о нем даже не слышали. Вскоре выяснилось, что хотя в жилах этого египтянина действительно течет королевская кровь, он бывалый бизнесмен и давний партнер старика Галена. Да, его присутствие придавало столь недостававшую восточному убранству законченность, ибо одет он был в переливчато-серый, как голубиные перья, костюм; модные лондонские гетры, лишь слегка прикрывавшие крошечные, до зеркального блеска начищенные ботинки, были того же цвета. На сером жилете поблескивали перламутровые пуговицы, широкий галстук необыкновенно удачно оттенял худое лицо, которое тоже было сероватого цвета; было в этом лице что-то орлиное. На лацкане поблескивала золотая белка, а на пальце сверкал перстень со скарабеем.

Лорд Гален представил гостей друг другу, с едва заметной елейностью добавив:

– Принц Хассад – мой давний деловой партнер.

Принц оказался на редкость застенчивым человеком; пожимая руки, он смущенно кивал головой; кисти у него были маленькие, словно птичьи лапки, костлявые, и, видимо, после каждого пожатья ему хотелось потрясти рукой, слишком хрупкой для подобного испытания. Рядом в кресле лежали богато украшенная мухобойка и великолепная феска со сверкающими золотыми кистями; зеленая лента удостоверяла не только королевское происхождение гостя, но и то, что он совершил традиционное паломничество в Мекку. Поначалу молодые люди решили, что экзотические аксессуары и экзотическое происхождение – это все, чем может быть интересен принц, но через несколько минут забыли про экзотику. Рядом с ними сидел скромнейший человек, можно сказать, восточный святой, вполне однако жизнелюбивый. Слегка наклонив голову, он чуть исподлобья смотрел на юные лица и застенчиво улыбался. Английским языком он владел почти в совершенстве, а по-французски говорил вообще без акцента, даже интонации были типично французскими. В ответ на похвалы принц с улыбкой пояснил:

– Я учил эти языки с детства. Что еще делать в королевском гареме? Только учиться.

– Шампанского, – произнес Гален, царственно взмахнув рукой, и тут же со стороны альпийской горки, устроенной в зимнем саду, раздался хлопок пробки. Там невидимый и неслышимый секретарь колдовал у бара для коктейлей. Шампанское! Что может быть приятнее в летнюю жару! Принц сделал несколько глотков и поставил бокал на соседний столик; ему стало гораздо спокойнее, когда выяснилось, что все говорят по-французски, а не только по-английски.

Естественно, Констанс тотчас его очаровала – своей смешливостью и беглым французским; он чаще обращался к ней, когда рассказывал о себе и о традициях своей страны, – видимо, ему казалось, что во французских деревнях гостю полагается развлекать хозяев рассказами.

– Я еду на север, в Германию, путешествую в своем экипаже, и лорд Гален любезно согласился составить мне компанию, ему нужно заключить кое-какие сделки, для Египта.

На лице Галена отразилось замешательство; он предложил гостю продолжить путешествие в его элегантном автомобиле, однако принц спокойно, но твердо отклонил приглашение. Ему милее было огромное парадное ландо, запряженное четверкой лошадей, – прямо скажем, весьма неэффективное средство передвижения. Мало того, он намеревался посетить по пути парочку кафедральных соборов. Лорд Гален считал, что это, в сущности, блажь, нездоровая сентиментальность. Однако миниатюрный принц не собирался отказывать себе в таком удовольствии, хотел увидеть то, что полагается видеть высоко образованному восточному человеку за границей. Галену пришлось покориться. Однако ночью, уже в постели, лорд Гален даже застонал, вспомнив о предстоящем передвижении по Европе в королевском экипаже, с черепашьей скоростью. В это время ландо стояло в гараже Галена, где два темнокожих «садху»[113]113
  Садху – индийские бродячие отшельники.


[Закрыть] в ливреях скребли и мыли лошадей.

Не стоит даже говорить, что принц мгновенно покорил обитателей Ту-Герц и нашел с ними общий язык, да и Чатто, и даже неразговорчивый Катрфаж прониклись к нему симпатией. Маленький клерк по случаю торжественного обеда надел галстук и, судя по раскрасневшемуся лицу, заранее выпил немного для храбрости. Наверно, принц понял, в каком тот состоянии, и решил беднягу подбодрить, он улыбнулся ему, задал несколько вопросов на своем аристократическом французском языке, и через несколько минут Катрфаж совершенно освоился, настолько, что заговорил по-английски, и вполне бойко, но с очень сильным акцентом. Светская вежливая беседа была прервана Максом, который, хрипло откашлявшись, объявил, что гости могут садиться за стол, если желают. Принц погасил сигарету с золотым ободком и попросил разрешения вымыть руки, после чего его личный слуга, высокий нубиец, препоясанный (знак отличия королевского кавасса) алым кушаком, подал ему воду, потом полотенце, а в конце гигиенической процедуры опрыскал королевские персты духами. Принц помазал духами и лицо, прижав к нему ладони, после чего, скромно потупившись, подошел к столу, возле которого все стояли в ожидании. Лорд Гален усадил его между сестрами, принц, видимо, обрадовался, и не теряя даром времени, снова начал болтать с Констанс.

Из кухни доносились стук тарелок и голоса трех молодых фермерш, которых Макс нанял специально для этого вечера; сам он ел отдельно, в кабинете.

– Каждый год, – весело произнес лорд Гален, – я устраиваю небольшой прощальный обед перед отъездом из Франции. Но сегодня я впервые имел честь пригласить за мой стол принца.

Сказав это, он, весь просияв, оглядел гостей. Принц Хассад, застенчиво улыбнувшись, протестующе изобразил губами moue,[114]114
  Гримаса недовольства (фр.).


[Закрыть] словно эта фраза привела его в замешательство.

– Я счастлив быть вашим гостем, – сказал он, – и крайне признателен за те усилия, которые вы прилагаете ради осуществления своего романтического проекта, правда, мне пока трудно в него поверить. Мы, египтяне, народ очень недоверчивый.

– Что верно, то верно, – добродушно пошутил Гален, – однако наш маленький проект отнюдь не голые фантазии, позвольте вам заметить. У нас намечены вполне четкие направления и методики поиска. Это сокровище ведь не плод фантазии, а, Катрфаж? Принц с сомнением покачал головой.

– Как инвестиция? – пробормотал он почти неслышно.

Он махнул рукой, отсылая стоявшего за его креслом слугу, который обязан был пробовать каждое блюдо, поданное господину. Видимо, принцу не хотелось, чтобы в комнате были ненужные свидетели, если разговор зайдет слишком далеко. После этого он внимательно оглядел сидящих за столом.

– Может быть, после обеда вы позволите ознакомиться с уже имеющимися материалами, чтобы я смог судить о проекте на более весомых основаниях?

Сказав это, он с решительным видом повернулся к Ливии и попросил рассказать, какие памятники стоило бы посмотреть. С обычной своей напористостью она тут же вызвалась быть его гидом, если он, конечно, желает. Принц несколько опешил, но был ей благодарен.

– Здесь есть на что посмотреть, – с сожалением вздохнул лорд Гален, – но я так и не смог никуда выбраться.

Чудовищных размеров кот, лежавший в углу на бархатной подушке, сипло замяукал, учуяв запах жареных цыплят. Лорд Гален с королевской щедростью отрезал кусок от своего цыпленка и передал Максу, велев отнести угощенье коту, который «отблагодарил» того поистине змеиным шипением. Надо сказать, субтильный принц весьма энергично орудовал вилкой и ножом, и вскоре на его тарелке лежала вторая порция горячего, правда, овощи он переложил на другую тарелку, предпочитая есть на французский манер – наслаждаться мясом и овощами по отдельности. Не отказался он и от бокала вина «Тавел», которое, как истинный знаток, поднял, глядя на свет, и явно любуясь топазовым блеском.

– Хоть я и мусульманин, – признался он, – но не фанатик, люблю хорошие вина, это моя страсть. Однако приходится вести себя осторожно, чтобы жена ничего не заподозрила.

Он мило хохотнул и опять занялся едой.

– Ничего страшного, – успокоил его лорд Гален, – если пить понемножку, это не такой уж большой грех, вполне безобидное удовольствие.

Катрфаж то молчал, то становился чересчур разговорчивым, то краснел, то бледнел; Феликс слишком хорошо знал его, чтобы не понять в чем дело. Эти перепады настроения означали, что Катрфаж опять начал баловаться абсентом. В какой-то момент он вытащил из жилетного кармана маленький маятник и, протянув руку к бокалу, стал смотреть, как он раскачивается над вином. Остальные же с интересом смотрели на Катрфажа, словно ждали какого-то фокуса. Увы, их ожидания были напрасны. Понаблюдав пару минут за мечущимся шариком, Катрфаж убрал волшебный инструмент и осушил бокал, после чего громко рыгнул. Все снисходительно улыбнулись, однако Катрфаж на этом не успокоился и, обведя всех присутствующих налитыми кровью глазами, знаком велел Максу налить ему еще. Макс подчинился, но сначала с тревогой покосился на босса.

В это время лорд Гален был занят беседой, и сей маленький казус не привлек его внимания. Он обсуждал с высоким гостем прелести жизни в Германии и предстоящее приятное путешествие, которым они будут очень скоро наслаждаться.

– Приятное и, надеюсь, выгодное, – добавил он. – Братья Круппы приедут на собственном поезде в Австрию, и мы непременно подружимся, ну да, очень подружимся.

Старик до того расчувствовался, что на глаза его навернулись слезы. Это будет очень важная встреча, уверял он принца. Нубийцы получат, что хотят, задешево, потому что насчет них у него есть определенные планы. Феликс повернулся к Блэнфорду:

– Похоже, он не знает, что там сейчас творится, – прошептал он.

Катрфаж верит своему маятнику, тогда как Феликс полагается на прогнозы биржевых таблиц «Файнэншл Тайме». Зловещие перемены в Германии уже давно не давали ему покоя; кстати, даже умники из Министерства иностранных дел выказывали через свои дипломатические каналы озабоченность сложившейся ситуацией, а Гален с умилением обсуждает финансовые спекуляции и деловые интересы всех регионов мира, как будто в Германии тишь да гладь и для иностранцев самое время вкладывать капиталы в ее экономику.

При иных обстоятельствах Феликс предпочел бы промолчать, однако на сей раз любопытство взяло верх, и он не выдержал:

– Лично мне очень не нравится то, что там происходит. Удивительно, как вас это не пугает.

– Что это? – негодующе переспросил лорд Гален.

Феликс не упустил возможности коротко, но точно обрисовать состояние дел в Германии, а также возможные последствия. Лорд Гален слушал его со снисходительной усмешкой, однако очень внимательно; слушая, он катал из хлеба шарики и бросал их в рот. Он вежливо молчал, дав племяннику выговориться, и, похоже, его совершенно не смущали кивки и одобрительные реплики старины принца, который, видимо, не хуже Феликса знал об опасных тенденциях у немцев, только более философски к этому относился. Втайне принц был рад, что Феликс вмешался, ибо сам он не решился бы возражать лорду Галену, зато теперь он мог прояснить для себя множество деталей, пока еще не слишком понятных. Приглядываясь к лицам гостей, принц старался понять, не блефует ли лорд Гален, сохраняя потрясающую невозмутимость, не играет ли он с ним, говоря фигурально, в покер? Только на кону не сотня фунтов, а крупные инвестиции…

Как ни странно, Ливия как будто была на стороне Феликса, она то и дело кивала, соглашаясь с его опасениями. В конце концов, речь зашла об отношении немцев к евреям, и тут лорд Гален решил, что с него достаточно. Он поднял руку, добродушно, но решительно останавливая племянника.

– Все, что ты говоришь, действительно настораживает, но уверяю тебя, Феликс, мне известно и другое. Причем, учти, я был там и видел все собственными глазами. Когда газеты только-только начали трезвонить о немецком антисемитизме, я обратил на это внимание и даже немного испугался. Как представитель Манчестера, я не мог проигнорировать такое отношение… к ним. – По какой-то причине он не любил слово «еврей» и старался не произносить его – возможно, из-за ассоциаций со школой? Он предпочитал использовать уклончивое выражение «представитель Манчестера», это звучало почти как «выпускник Оксфорда». – Как представитель Манчестера, – повторил он тише, но более напористо, – я не мог проигнорировать это. Меня это затрагивало и как человека, и как финансиста. И что я сделал? Решил сам проверить, отправился туда, лично проанализировал положение в стране и претензии оппозиции к правительству. Итак, если бы у меня возникли хоть малейшие сомнения, разве я стал бы вызывать вас из Египта? Проделать такой путь, а? Из самого Египта, а? Так мучить старого друга?

Наступила долгая пауза, во время которой лорд Гален и принц безмятежно улыбались друг другу. Но Феликс покачал головой, а Ливия посмотрела на Галена с откровенным любопытством: действительно ли он ни в чем не разобрался, или прикидывается, пытаясь обмануть принца?

На самом деле лорд Гален обманывал только себя.

– Я добился встречи с лидером национал-социалистов. Личной. Мы провели с ним выходные, обсудили его планы, он поделился своими мечтами, сказал, что его огорчает…

Гален с победным видом оглядел всех и выдержал эффектную паузу. Потом продолжал, понизив голос:

– Усомниться в заверениях такого человека невозможно; его искренность абсолютно убедительна. И потом, он ведь не юнец с горячей головой, а взрослый мужчина, всю войну прошел в звании простого сержанта. Он говорит о том, что видел собственными глазами, почувствовал на собственной шкуре. Слышали бы вы, как просто и трогательно он говорил о страданиях своей страны, о том, какое унижение ей пришлось вытерпеть по милости Союзников.[115]115
  Имеются в виду страны, объединившиеся против блока Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии во время Первой мировой войны.


[Закрыть] Его единственное желание – устранить недоразумения и жить в мире со всеми. Он весьма подробно изложил мне свои взгляды на политику, свои убеждения – милейший человек, я чуть не расплакался. Мы и вправду слишком жестоко обошлись с немцами. И он имеет право на обиду. Однако человек он серьезный и разумный, да и взгляды у него вполне умеренные. Он сам это сказал. Тогда-то я прямо спросил про антисемитизм, в котором обвиняют его партию. Он не лукавил – я видел это по его лицу, по тому, как он держался. Он выразил уверенность, что я не из тех, кому можно заморочить голову; я, конечно, волен делать собственные выводы, но он может поклясться, что все это ложь. Газеты выполняют заказ его политических оппонентов, устроили настоящую травлю. Да, его партия считает, что было бы целесообразно создать на Востоке второе еврейское государство, более стабильное, чем подмандатная[116]116
  То есть под управлением Великобритании.


[Закрыть] Палестина. Он говорил горячо, убежденно – я редко кому мог поверить так, как ему. Он показал мне меморандум, подготовленный демографическим отделом его партии, очень солидный обстоятельный документ. Разработка модели еврейского государства на десять миллионов душ. Он спросил, что я думаю об этом. Представляете, какое я почувствовал волнение! Это же давняя сокровенная мечта иудеев – иметь свою землю. Как приятно было узнать, что современный политический лидер уделяет время подобным проблемам. И знаете, что он мне сказал? «Видите ли, лорд Гален, в некоторых вопросах мы еще большие сионисты, чем сами сионисты». У меня сложилось о нем самое лучшее впечатление.

Гален обвел взглядом своих гостей, на лицах которых отражались разные эмоции – от вежливого непонимания до скептицизма. Феликс слушал своего дядю с изумлением и страхом, Ливия – с робким сомнением, не издевается ли он над принцем? Остальные просто смутно представляли, о чем речь, и вообще им было безразлично, правду говорит Гален или врет. Лишь принц, казалось, получал удовольствие от рассуждений Галена и был хорошо знаком с обсуждаемой ситуацией. Его умное смугло-серое лицо то и дело испещряли мелкие складочки – от улыбки, такие складочки получаются на тонких шелковых платках. Он спросил с азартом:

– А что контракты, а? С P.G.[117]117
  То есть с Parteigenosse (нем.), с «партийным товарищем»


[Закрыть]

Лорд Гален кивнул.

– Я как раз к этому веду. Напоследок мы обсудили финансовое положение его партии. Оно, мягко говоря, ненадежное, потому что ему противостоят мощные силы, которым требуются совсем иные лидеры во главе страны. Если он не получит власть, тогда прощай мечта о новом еврейском государстве! Я задумался. Стал прощупывать его на предмет иностранных инвестиций. Знаете, что он сказал? Что непременно предоставит солидные концессии тем, кто выручит его сейчас. Я взвесил еще раз то, что было обговорено, и понял, что ситуация складывается весьма многообещающая – и для меня, и для моих партнеров. Но я привык действовать с оглядкой, поэтому еще раз прощупал почву. И окончательно убедился, что такой случай выпадает раз в жизни: мы пополняем партийную кассу, а позже эти вливания принесут нам баснословные концессии. Я со многими советовался, одни твердили, что я спятил, другие, что ему нельзя доверять. Однако мои аргументы возымели свое действие, и мы надеемся в ближайшее время подписать соглашение, он одержит победу на выборах, в основном, благодаря нам; а пока документ, над которым мы бились полночи, был торжественно подписан мной и им в присутствии свидетелей. Документ у меня здесь, и я собираюсь показать его вам.

Взяв в руки картонный тубус, он извлек оттуда свернутый лист бумаги, который развернул и продемонстрировал гостям. Документ был отпечатан на машинке, а внизу красовалась впечатляющая сургучная печать с орлом. Прочитать текст издалека было невозможно, а Гален, продемонстрировав драгоценный документ, вновь бережно уложил его обратно в тубус, радуясь своей расторопности, о чем свидетельствовала его довольная улыбка. Принц сделал вид, будто аплодирует необыкновенной предприимчивости хозяина дома.