Текст книги "Слеза (ЛП)"
Автор книги: Лорен Кейт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Правила игры «Я никогда не…» были простыми: Ты садишься в круг и игра движется по часовой стрелке. Когда наступает твоя очередь, ты начинаешь с фразы «Я никогда не…», и признаешься в чем-нибудь, чего раньше никогда не делал. Чем непристойнее, тем лучше.
Я никогда не…
врал на исповеди,
целовался с сестрой брата,
шантажировал учителя,
курил травку,
терял девственность.
То, как они играли ее в Евангелии: люди, которые делали то, чего ты не делал, должны рассказать свою историю и передать тебе напиток для питья. Чем чище твое прошлое, тем быстрее ты напиваешься. Это было развращением невинных, признанием наоборот. Никто не знал с чего началась эта традиция. Говорили, что старшекурсники Евангелии играли ее в течение последних тридцати лет, хотя никто из родителей этого не подтверждает.
В десять часов Эврика и Брукс стали в линию из старшекурсников, держа в руке пластиковые стаканы с пуншем. Они последовали по дорожке, заваленной мусором, приклеенного к ковру, и зашли в одну из гостевых спален. Она была прохладной и просторной – на одном конце находилась большая кровать с огромным резным изголовьем, а на другой стороне сурово-черные велюровые шторы.
Эврика вошла в круг и села на пол скрестив ноги рядом с Бруксом. Она наблюдала как комната наполняется сексуальными тыквами, готическими чучелами, членами группы «Черные вороны», геями, разодетыми в костюмы фермеров, и половиной футбольной доски почета университета. Люди расползались по кровати, на диванчики рядом с шкафом. Зашли и Кэт с Джулианом, неся в руках стулья из гаража.
На игру пришли сорок два старшекурсника из сорока четырех. Эврика завидовала тем, кто заболел, находился под домашним арестом, вообще не пил алкоголь или отсутствовал по другой причине. Их оставят в покое остаток года. И Эврика поняла, что покой был своего рода свободой.
Комната была переполнена дурацкими костюмами и выставленным напоказ телом. Снаружи звучала ее самая нелюбимая песня группы «Faith Healers». Она кивнула в сторону велюровых штор справа от себя и прошептала Бруксу:
– Есть ли желание прыгнуть со мной через это окно? Может быть, мы приземлимся в бассейн?
Он посмеялся себе под нос.
– Ты обещала.
Джулиан закончил делать перекличку и уже закрывал дверь, когда в комнату въехала Майя Кейси. Парень в костюме лома и его друг, неудачная попытка гладиатора Русселя Кроу, расступились, чтобы она смогла пройти. Майя подкатила к Эврике и Бруксу и попыталась вклиниться между ними. Но Брукс пододвинулся ближе к Эврике, создавая крошечное пространство с другой стороны. Эврика не удержалась от восхищения, когда увидела, как Майя добирается до места и прижимается к Бруксу, пока снимает ролики.
Когда дверь закрылась, и комната зазвенела нервным смехом, Джулиан встал в центр круга. Эврика взглянула на Кэт, которая пыталась скрыть свою гордость, что ее тайный парень на вечер был еще и тайным ведущим самого тайного события класса.
– Мы все знаем правила, – проговорил Джулиан. – У нас у всех в руках пунш. – Некоторые ребята издали ликующие возгласы и подняли стаканы. – Пусть же эта игра «Я никогда не…» 2013 года начнется. И пусть ее легенда никогда, никогда не закончится – или не покинет стены этой комнаты.
Раздалось больше возгласов, тостов, больше нерешительного и беззаветного смеха. Когда Джулиан покрутился и случайным образом указал на скромную пуэрториканку по имени Наоми, в комнате можно было услышать моргание аллигатора.
– Я? – голос Наоми дрогнул. Эврика хотела бы, чтобы Джулиан выбрал кого-то более по экстравертнее, чтобы начать игру. Все уставились в ожидании на Наоми. – Ладно, – сказала она. – Я никогда не… играла в игру «Я никогда не…».
Сквозь стыдливые хихиканья Джулиан признал свою ошибку.
– Так, ладно, давайте начнем снова. Джастин?
Джастина Бабино, чьи волосы поднимались наверх, будто он сейчас упадет, можно было описать двумя словами: богатый футболист. Он широко улыбнулся.
– Я никогда не работал.
– Вот придурок. – посмеялся лучший друг Джастина, Фредди Абэр, и передал Джастину свой стакан, чтобы он сделал глоток. – Последний раз я давал тебе бесплатные бургеры в мою смену в «Hardee’s». – Многие из класса закатывали глаза, пока передавали свои стаканчики по кругу в сторону жадно пьющего Джастина.
Затем наступила очередь чирлидерши. Потом парня, который был первым саксофонистом в группе. Были популярные ходы – «Я никогда не целовала трех парней за одну ночь» – и не очень популярные – «Я никогда не выдавливала прыщ». Были ходы, цель которых была выделить старшекурсников из толпы – «Я никогда не целовалась с господином Ричманом в кладовке после восьми уроков науки» – и ходы, нацеленные чисто, чтобы выпендриться – «Мне никогда не отказывали в свидании». Эврика пила свой пунш вне зависимости от признаний своих одноклассников, которые она сочла болезненно скучными. Она не так представляла себе игру все эти годы.
Никогда, подумала она, еще реальность не могла сравниться с тем, что произойдет, если кто-нибудь из ее одноклассников осмелился бы помечтать о чем-то за пределами своего обычного мира.
Единственным терпимым фактором игры было то, что Брукс вполголоса комментировал каждого одноклассника, до которого доходила очередь: «Она никогда не задумывалась надеть брюки, чтобы не показывать всем свои стринги… Он никогда не пытался перестать судить людей за те вещи, которые сам совершает каждый день… Она никогда не выходит из дома без тонны макияжа.»
К тому времени как игра дошла до Джулиана и Кэт, у большинства людей либо не было уже стаканов, либо их осушили, вернули и несколько раз наполнили. Эврика не ждала многого от Джулиана – он был таким шутником, и таким задирой. Но когда наступила его очередь, он сказал Кэт:
– Я никогда не целовал девушку, которая мне по-настоящему нравится, но надеюсь изменить это сегодня.
Парни засвистели, девушки издавали ликующие возгласы, а Кэт драматично обмахивала себя, явно наслаждаясь этим. Эврика была впечатлена. Наконец-то кто-то понял, что эта игра была совсем не о разглашении позорных секретов. Они должны были играть в «Я никогда не…», чтобы получше узнать друг друга.
Кэт подняла свой стакан, сделала глубокий вдох и посмотрела на Джулиана.
– Я никогда не говорила симпатичному парню, что, – она замешкалась, – я набрала 2390 баллов по моим вступительным экзаменам.
Все устремили свой взгляд на нее. Никто не мог ее заставить выпить за это. А Джулиан схватил ее и поцеловал. После этого игра пошла лучше.
Вскоре наступила очередь Майи Кейси. Она дождалась пока в комнате наступит тишина и пока глаза всех присутствующих окажутся на ней.
– Я никогда не… – ее черный ноготь прошелся по краю стакана, – попадала в автомобильную аварию.
Три рядом стоящих старшекурсника пожали плечами и отдали Майе свои напитки, рассказывая сказки про езду на красный свет и пьяное бездорожье. Эврика крепче обхватила свой стакан. Она напряглась, когда Майя посмотрела на нее.
– Эврика, тебе следует передать мне свой напиток.
Ее лицо горело. Она оглядела комнату, замечая, что все смотрят на нее. Они ждали ее. Она представила, что бросает свой стакан Майе в лицо, как красный пунш стекает словно кровяной ручей по ее бледной шее и вниз по ключице.
– Я сделала тебе что-то плохое, Майя? – проговорила она.
– Да, постоянно, – сказала Майя. – Сейчас, например, ты жульничаешь.
Эврика протянула стакан в надежде, что Майя подавиться.
Брукс положил руку на ее колено и прошептал:
– Не принимай ее слова близко к сердцу, Рика. Забей. – Старый Брукс. Его прикосновение лечило. Она постаралась подождать пока оно подействует. Теперь была его очередь.
– Я никогда не… – Брукс наблюдал за Эврикой. Он сузил глаза и поднял подбородок, что-то поменялось. Новый Брукс. Таинственный, непредсказуемый Брукс. Неожиданно Эврика приготовилась к худшему. – Пытался покончить с собой.
Вся комната ахнула, потому что все знали.
– Ты – мерзавец, – выговорила она.
– Играй по правилам, Эврика, – сказал он.
– Нет.
Брукс схватил ее стакан и выпил залпом оставшееся питье, вытирая рот рукой как быдло.
– Твоя очередь.
Она не позволила себе расклеиться на глазах у большинства старшекурсников. Но когда она вдохнула ее грудь была наэлектризована чем-то, что жаждало выйти наружу, крик неуместного смеха или… слез.
Вот оно!
– Я никогда не срывалась и не рыдала.
Мгновение никто ничего не говорил. Ее одноклассники не знали, что делать. То ли верить ей, то ли осуждать, то ли воспринять все как шутку. Никто не пошевелился, чтобы передать Эврике свой стакан, хотя за двенадцать лет школы вместе, она поняла, что видела, как все они плакали. В ее груди нарастало давление, пока она совсем не могла больше его выносить.
– Да пошли вы все к черту. – Эврика встала. Никто не пошел за ней, когда она уходила с этой потерявшей дар речи игры и бежала к ближайшей ванной комнате.
***
Позже, во время морозной поездки домой на лодке, Кэт ближе наклонилась к Эврике.
– То, что ты сказала правда? Ты никогда не плакала?
По реке проплывали только Джулиан, Тим, Кэт и Эврика. После окончании игры Кэт вызволила Эврику из ванной комнаты, где та тупо смотрела на унитаз. Кэт сразу же настояла на том, чтобы парни отвезли их домой. На обратном пути Эврика не заметила Брукса. Она никогда не хотела больше видеть его.
Река гудела от звуков саранчи. До полуночи оставалось десять минут, время опасно подбиралось к ее комендантскому часу и проблемам, которых она так не заслуживает. Она попадет в беду, если опоздает хоть на одну минуту. Ветер пронизывал насквозь. Кэт потерла руки Эврики.
– Я сказала, что никогда не рыдала. – Эврика пожала плечами, размышляя о том, что ни одна одежда в мире не сможет побороть ее ощущение абсолютной наготы, пульсирующей в ее теле. – Ты же знаешь, что однажды я чуть не заплакала.
– Точно. Конечно. – Кэт смотрела на берег, который простирался вокруг нас, как будто пытаясь вспомнить былые слезы на щеке своей подруги.
Эврика выбрала слово «рыдала», потому что пролитая та единственная слезинка перед Эндером казалась нарушение обещания, которое она дала Диане несколько лет назад. Ее мама ударила ее, когда она непроизвольно начала плакать. Это то, чего она больше никогда не сделает, она не нарушит клятву, даже ради одной ночи, как сегодня.
Глава 21
Спасательный круг
На мгновение Эврика подумала, что летит, а в следующей момент – жесткое падение в холодную синюю воду. Ее тело разбилось о поверхность. Она крепко сжала глаза, пока море проглатывало ее. Волна нейтрализовала какой-то звук – кто-то кричал над водой – в то время, пока тишина океана уносила ее. Эврика слышала только треск рыбы, которые ели кораллы, бульканье своего подводного хрипа, и тишину перед следующим громадным ударом волны.
Что-то стягивало ее тело. Ее пальцы нащупали нейлоновый ремешок. Она была слишком потрясена, чтобы двигаться, вырваться на свободу, вспомнить, где она находилась. Она позволила океану унести ее на дно. Она еще не утонула? Для ее легких не имело значения что дышать под водой или дышать на открытом воздухе. Наверху поверхность бушевала, несбыточная мечта, усилие, которое она не могла понять как совершить.
Помимо всего прочего она ощущала одну вещь: невыносимую потерю. Но что она потеряла? Чего она жаждала настолько интуитивно, что даже ее сердце упало, словно якорь?
Диана.
Авария. Волна. Она вспомнила.
Эврика снова была там – внутри машины, в воде под Семимильным мостом. Ей дали второй шанс спасти маму.
Она видела все настолько четко. Часы на приборной панели, показывающие 8:09. Ее мобильный телефон дрейфовал по затопленному переднему сиденью. Желто-зеленые водоросли окружали центральную консоль. Через открытое окно в салон вплыла скалярия, как будто она собиралась доплыть до дна автостопом. Рядом с ней проплывающая штора из красных волос скрывала лицо Дианы.
Эврика отчаянно сопротивлялась зажиму на ее ремне безопасности. Он распался на обломки в ее руках, словно они были истлевшими. Она бросилась навстречу к маме. Как только ей удалось добраться до нее, ее сердце наполнилось любовью. Но тело Дианы было вялым.
– Мама!
Сердце Эврики сжалось. Она убрала волосы с лица матери, страстно желая разглядеть ее. И после этого Эврика подавила крик. На том месте, где должны были находиться королевские черты ее матери, была черная пустота. Она не могла оторвать взгляд.
Неожиданно яркие лучи чего-то, словно солнечный свет, опустились вокруг нее. Руки схватили ее тело. Пальцы сжали ее плечи. Ее оторвали от Дианы против ее желания. Она извивалась, кричала. Ее спаситель не слышал ее и не обращал внимания.
Она никогда не сдавалась. Она набрасывалась на руки, которые отделяли ее от Дианы. Она предпочла бы утонуть. Она хотела остаться в океане, вместе с мамой. По какой-то причине, когда она взглянула на обладателя рук, она ожидала увидеть еще одно черное и пустое лицо.
Но парень купался в таком ярком свете, что она едва могла видеть его. В воде его волосы казались волнистыми. Одна рука наверху за что-то схватилась – длинный черный шнур, вертикально простирающийся по морю. Он крепко схватил его и дернул. Когда Эврика поднялась наверх сквозь холодную глазурь моря, она поняла, что парень держится за тонкую металлическую цепочку якоря, спасательный круг на поверхности.
Свет заливал океан вокруг него. Его глаза встретили ее взгляд. Он улыбнулся, но казалось будто он плакал.
Эндер открыл рот и начал петь. Песня была странной и потусторонней, на языке, который Эврика почти не понимала. Она была светлой и пронзительной, наполненной непонятными масштабами. Она звучала так знакомо… похоже на чириканье голубков.
В полной темноте она проснулась в своей комнате. Она глотнула воздуха и протерла потные брови. Песня из сна звучала в ее голове, навязчивый звук сопровождал ночное спокойствие. Она потерла свое левое ухо, но звук не исчез. Он становился громче.
Она повернулась на бок, чтобы разглядеть светящиеся пять утра на экране своего телефона. Она осознала, звук был лишь песней птиц, которые проникли в ее сон и разбудили ее. Скорее всего виновниками были пятнистые скворцы, которые прилетали в Луизиану каждую осень именно в это время. Она вклинила подушку над ее головой, чтобы оградиться от их чириканья. Она была еще не готова встать и вспомнить насколько тщательно Брукс предал ее на вечеринке прошлой ночью.
Стук. Стук. Стук.
Эврика резко села на кровати. Звук шел от ее окна.
Стук. Стук. Стук.
Она сбросила одеяло и зависла около стены. Самая светлая нить предрассветного огня ласкала тонкие белые занавески, но она не видела темной тени, указывающей на человека снаружи. У нее кружилась голова от сна, от того, насколько близко она была к Диане и к Эндеру. Она бредила. За окном никого не было.
Стук. Стук. Стук.
Одним легким движением Эврика отдернула занавески. Маленькая лимонно-зеленая птичка ждала снаружи на белом подоконнике. У нее был бриллиант золотых перьев на груди и яркая красная корона. Она постучал клювом три раза по окну.
– Поларис. – Эврика узнала птичку Мадам Блаватской.
Она подняла окно и шире открыла деревянные затворы. Москитную сетку она убрала еще несколько лет назад. Внутрь вошел ледяной воздух. Она вытянула руку.
Поларис запрыгнул на ее указательный палец и снова продолжил трепетно петь. В этот раз, Эврика была уверена, что отчетливо слышала птичку. Каким-то образом его песня звучала только в левом ухе, в котором в течение нескольких месяцев был лишь только приглушенный шум. Она поняла, что он хочет что-то ей сказать.
Его зеленые крылышки хлопали по тихому небу, поднимая его тело на несколько дюймов выше ее пальца. Он подлетел ближе, прощебетал на Эврику и затем повернулся всем телом в сторону улицы. Он снова похлопал крылышками. И наконец сел на ее пальчик, чтобы прощебетать финальное крещендо.
– Шшш. – Эврика обернулась через плечо на стену, разделявшей ее комнату от комнаты близнецов. Она наблюдала, как Поларис снова повторяет то же действие: парит над ее рукой, поворачивается в сторону улицы и щебечет другое – более тихое – крещендо, пока садится на ее палец.
– Мадам Блаватская, – проговорила Эврика. – Она хочет, чтобы я пошла за тобой.
Чириканье прозвучало, как «да».
Минуту спустя Эврика вытаскивала свои парадные легинсы, кроссовки и темную синюю ветровку из «Армии Спасения» и натягивала их поверх футболки из Сорбонны, в которой она спала. Она уловила запах росы на петуниях и ветках дуба. Небо было грязно-серым.
Хор лягушек грохотал под кустами розмарина отца. Поларис, который сидел, затаившись на одном из пушистых кустов, подлетел к Эврике, когда она закрывала за собой входную дверь. Он устроился на ее плече, моментально прижимаясь к ее шее. Он, казалось, понимал, что она нервничала и стыдилась того, что собиралась сделать.
– Пошли.
Он летел быстро и изящно. Тело Эврики расслабилось и согрелось, пока она бежала вниз по улице, чтобы успеть за ним. Единственным человеком, мимо которого она пробежала, был сонный доставщик газет в красном низком мотоцикле, он не заметил девушку, следующей за птичкой.
Когда Поларис долетел до конца Теневого Круга, он перерезал путь через лужайку Гильо и полетел прямо к не ограждённому входу к реке. Эврика накренилась на восток так, как сделал он, двигаясь вдоль течения реки и слушая ее шум, пока она течет по правой стороне, и чувствуя маленькие мирки вдали от спящего ряда огороженных домов по своей левой стороне.
Она никогда не бегала по этой узкой дорожке, неравномерной земле. В темные часы перед рассветом она наполнялась странной, неуловимой привлекательностью. Ей нравилось то, как все еще держался мрак ночи и пытался затмить туманное утро. Ей нравилось то, как Поларис сиял, словно зеленая свеча в облачном небе. Если даже ее операция окажется бессмысленным, если даже она придумала себе призывы птички за своим окном, Эврика убедила себя в том, что бег был намного лучше для нее, чем лежать в постели, злиться на Брукса и жалеть себя.
Она преодолела дикие папоротники, лозы камелии и побеги лиловой глицинии, которые ползли вниз от живописных дворов, словно притоки, устремленные к реке. Ее кроссовки стучали по сырой земле, а пальцы дрожали от холода. Она потеряла Полариса возле резкого поворота у реки и ускорила бег, чтобы догнать его. Ее легкие горели, и она запаниковала. А затем вдали, сквозь едва заметные ветки ивы, она заметила, как он сел на плечо пожилой женщине в большой лоскутной накидке.
Мадам Блаватская стояла, слегка прислонившись к стволу ивы, ее копна рыжеватых волос сияла во влажности воздуха. Она стояла лицом к реке и курила длинную, скрученную вручную сигарету. Ее красные губы сморщились на птичку. – Браво, Поларис.
Добежав до ивы, Эврика ослабила темп и опустилась под крону дерева. Тень покачивающихся веток укутывала ее, как неожиданные объятия. Она не подготовилась к радости, которая появилась в ее сердце при виде Мадам Блаватской. Она почувствовала необъяснимое желание подбежать к этой женщине и обнять ее.
Ей не послышались эти призывы. Мадам Блаватская и правда хотела ее видеть – и, Эврика поняла, она тоже хотела видеть Мадам Блаватскую.
Она подумала о Диане, насколько близко к жизни казалось ее мама в этом сне. Эта пожилая женщина была ключом к единственной двери, которая осталась у Эврики, ведущей к Диане. Она хотела, чтобы Блаватская воплотила в жизнь невозможное желание, но что женщина хотела от нее?
– Ситуация поменялась. – Мадам Блаватская похлопала по земле около нее, где она разложила коричневый одеяло. Лютики и люпины, растущие здесь, окружали покрывало. – Прошу, присаживайся.
Эврика села скрестив ноги рядом с Мадам Блаватской. Она не знала, как ей сесть, то ли лицом к ней, то ли к воде. Мгновение они наблюдали, как белый журавль взлетает вверх с песчаной отмели и скользит по реке.
– Это насчет книги?
– Дело не в самой книге, а скорее в ее хронике, которую она содержит. Она стала – Блаватская медленно затянула свою сигарету – слишком опасной, чтобы посылать ее через почту. Никто не должен знать о нашей находке, ты поняла? Ни один неосторожный интернет хакер, ни тот твой друг. Никто.
Эврика подумала о Бруксе, который уже не был ее другом, но еще был, когда проявлял желание помочь в переводе книги.
– Вы имеете в виду Брукса?
Мадам Блаватская взглянула на Полариса, который устроился на лоскутном одеяле, покрывающим ее колени. Он что-то прощебетал.
– Та девочка, с которой ты приходила ко мне в мастерскую, – проговорила Мадам Блаватская.
Кэт.
– Но Кэт никогда бы —
– Меньше всего, чего мы ожидаем от других, – это именно то, что они делают перед тем, как мы понимаем, что не можем больше им доверять. Если ты желаешь получить информацию из этих страниц, – сказала Блаватская, – ты должна поклясться, что ее секреты останутся между мной и тобой. И птиц, конечно же.
Еще одно чириканье Полариса заставило ее снова помассировать левое ухо. Она была не уверена, что ей делать с ее новым избирательным слухом.
– Клянусь.
– Разумеется. – Мадам Блаватская потянулась к кожаному ранцу за древним блокнотом в черном переплете с тонкими, грубыми страницами. Пока пожилая женщина переворачивала страницы, Эврика заметила, что они были забрызганы совершенно переменным почерком в огромном количестве цветных чернил. – Эта моя рабочая копия. Когда я закончу мое задание, я верну тебе «Книгу любви», и также два экземпляра моего перевода. А теперь – она пальцем открыла страницу – ты готова?
– Да.
Блаватская вытерла глаза ситцевым носовым платком и нахмурив брови улыбнулась.
– Почему я должна тебе верить? А ты хоть веришь в себя? Ты действительно готова к тому, что тебе предстоит услышать?
Эврика выпрямилась, пытаясь выглядеть более подготовленной. Она закрыла глаза и подумала о Диане. Нет никого, чьи бы слова изменили ее любовь к маме, и это самое главное.
– Я готова.
Блаватская потушила сигарету о траву и вытащила из кармана рюкзака маленький, круглый, жестяной контейнер. Она положила почерневший окурок внутрь к дюжине других.
– Тогда скажи мне, где мы остановились.
Эврика вспомнила историю Селены, то, как она нашла любовь в объятьях Лиандера. Она сказала:
– Единственное, что стояло между ними.
– Верно, – сказала Мадам Блаватская. – Между ними и вселенной любви.
– Король, – предположила Эврика. – Селена же должна была выйти замуж за Атласа.
– Кто-то действительно может подумать, что это и в самом деле препятствие. Однако, Блаватская уткнулась носом в книгу, по-видимому, это сюжетный поворот. – Она выпрямила плечи, постучала по горлу и начала читать историю Селены:
«Ее звали Дельфина. Она всем сердцем любила Лиандера.
Я хорошо знала Дельфину. Она родилась в грозу, ее мать умерла, и она воспитывалась дождем. Когда она научилась ползать, она спустилась из своей одиночной пещеры и пришла жить к нам в горы. Моя семья приняла ее в наш дом. По мере того, как она становилась взрослее, она начала соблюдать некоторые наши традиций, а некоторые отвергать. Она была одной из нас, но одновременно и порознь. Она пугала меня.
Годами ранее я случайно наткнулась на то, как Дельфина, прислонившись к дереву, обнимается с возлюбленным под луной. Пусть я и не разглядела лица парня, сплетники хихикали, что она держит в плену загадочного молодого принца.
Лиандер. Принц мой. Мое сердце.
– Я видел тебя в лунном свете, – признается он мне позже. – Я видел тебя до этого много раз. Дельфина очаровала меня, но я клянусь, что никогда не любил ее. Я уехал из королевства, чтобы освободиться от ее чар; я вернулся домой в надежде отыскать тебя.
По мере того, как наша любовь становиться глубже, мы боимся, что гнев Дельфины будет куда опаснее, чем действия короля Атласа. Я видела, как она разрушает жизнь в лесу, превращает маленьких зверюшек в чудовища; я не хочу, чтобы ее магия касалась меня.
Накануне моей свадьбы с королем, Лиандер вывел меня из замках через ряд потайных туннелей, по которым он бегал, когда был маленьким. Пока мы в спешке под лунным светом бежали к его ожидающему кораблю, я умоляла его:
– Дельфина никогда не должна узнать об этом.
Мы взобрались на борт корабля, оживленного обещанной волнами свободой. Мы не знали, куда плывем; мы знали только, что были вместе. Пока Лиандер поднимал якорь, я обернулась, чтобы попрощаться с моими горами. Мне бы хотелось никогда этого не делать.
Ибо я не увидела бы страшного зрелища: сотня сплетниц – мои тети и двоюродные сестры – собрались на утесе, чтобы посмотреть, как я ухожу. Луна освещала их невеселые лица.
Они были достаточно старые, чтобы потерять разум, но не силу.
– Бегите, проклятые влюбленные, – крикнула одна из старых ведьм. – Вы не сможете убежать от своей судьбы. Смерть окутает ваши сердца на веки вечные.
Я помню испуганное лицо Лиандера. Он не привык к тому, как разговаривают ведьмы, хотя для меня это было так же естественно, как и любить его.
– Какая тьма сможет разрушить настолько светлую любовь? – спросил он.
– Бойся разбить ей сердце, – зашипели ведьмы.
Лиандер обнял меня за плечи.
– Я никогда не разобью ей сердце.
С эскарпа раздался смех.
– Бойся разбить сердце в девичьих слезах, которые заставят океаны обрушиться на землю! – крикнула одна из моих тетушек.
– Бойся слез, которые отрежут миры от пространства и времени, – добавила другая.
– Бойся размеров воды, известной как Горе, в котором будет ждать до времени восхождения потерянный мир, – пропела третья.
– После чего бойся его возвращения, – пропели они в унисон. – И все из-за слез.
Я повернулась к Лиандеру, чтобы расшифровать их проклятие.
– Дельфина.
– Я пойду к ней и заглажу свою вину, пока мы еще не отплыли, – проговорил Лиандер. – Наша жизнь не должна быть наполнена преследованиями.
– Нет, – сказала я. – Она не должна узнать. Пусть она думает, что ты утонул. Мое предательство еще сильнее разобьет ей сердце. – Я поцеловала его, как будто мне было не страшно, хотя я знала, что ничто не может остановить сплетников распространить нашу историю в горах.
Лиандер наблюдал, как ведьмы начинают свою охоту на эскарпе.
– Это единственный способ, когда я смогу чувствовать себя свободно, чтобы любить тебя именно так, как я хочу. Я только попрощаюсь с ней и сразу вернусь.
С этими словами моя любовь ушла, и я осталась один на один со сплетниками. Они смотрели на меня с берега. Теперь я была изгоем. Я не могла еще разглядеть очертаний апокалипсиса, но знала, что он находится прямо за горизонтом. Я не забуду их слова перед тем, как они исчезли в ночи…»
Мадам Блаватская подняла взгляд с блокнота и осторожными движениями провела носовым платком по своим бледным бровям. Ее пальцы дрожали, когда она закрывала книгу.
Все время, пока Мадам Блаватская читала, Эврика сидела неподвижно, затаив дыхание. Текст просто завораживал. Но теперь глава была закончена, книга закрыта, это было лишь историей. Как она могла быть настолько опасной? В то время, пока туманное оранжевое солнце подкрадывалось из-за реки, она изучала неравномерное дыхание Мадам Блаватской.
– Вы думаете, она реальна? – спросила Эврика.
– Ничто не реально. Есть только то, во что мы верим и что мы отрицаем.
– И Вы верите в это?
– Я верю в то, что у меня есть понимание о происхождении этого текста, – объяснила Блаватская. – Эта книга была написана атлантийской колдуньей, женщина родилась на потерянном острове Атлантиды тысячу лет назад.
– Атлантида. – Эврика обратила внимание на слово. – Вы имеете в виду подводный остров с русалками, утонувшим сокровищем и парнями вроде тритонов?
– Тебе представляется неправильная картинка, – сказала Мадам Блаватская. – Все знают об Атлантиде только из диалогов Платона.
– И почему Вы думаете, что эта история про Атлантиду? – спросила Эврика.
– Не просто про Атлантиду, и из Атлантиды. Я верю в то, что Селена была одной из жительниц острова. Помнишь ее описание в начале – ее остров находился «за Геркулесовыми столбами в Атлантическом океане»? Именно так его описывал Платон.
– Но это же фантастика, разве не так? Атлантида не совсем —
– Согласно «Тимею» и «Критию» Платона, в древнем мире Атлантида была прекрасной цивилизацией. До тех пор, пока —
– У девушки разбили сердце, и она затопила своими слезами целый остров, превратив его в море. – Эврика выгнула бровь. – Видите? Фантастика?
– И они еще говорят, что у них нет новых идей, – мягко подметила Блаватская. – Это очень опасная информация. Мне кажется мне не следует продолжать —
– Вы должны продолжить! – отрезала Эврика, напугав водного щитомордника, свернувшегося на низкой ветке ивы. Она наблюдала, как он пополз в темную реку. Ей необязательно было верить в то, что Селена жила в Атлантиде – но теперь она верила, что Мадам Блаватская верила в это. – Мне нужно знать, что произойдет дальше.
– Зачем? Тебе нравятся хорошие истории? – спросила Мадам Блаватская. – Простой абонемент в библиотеку может удовлетворить твою нужду и уберечь нас обоих от рисков.
– Нет. – Было что-то большее, но Эврика не была уверена, как это сказать. – Эта история важна. Я не знаю почему, но она ведь связана с моем мамой, или…
Она затихла, боясь, что Мадам Блаватская посмотрит на ее так же с осуждением, как и доктор Лэндри, когда Эврика рассказала ей о книге.
– Или она как-то связана с тобой, – сказала Блаватская.
– Со мной?
Конечно, в начале она заметила сходство с тем, как быстро Селена влюбилась в парня, в которого ей не следовало бы – но Эврика даже не видела Эндера с того случая на дороге. Она не понимала, как ее авария связана с затонувшим континентом.
Блаватская молчала, как будто хотела, чтобы Эврика сложила части воедино. Здесь было еще что-то? Что-то о Дельфине, брошенной возлюбленной, чьи слезы, как было сказано, затопили остров? У Эврики не было ничего общего с Дельфиной. Она даже не плакала. После прошлой ночи, целый класс узнал об этом – еще больше причин думать, что она чокнутая. И что имела в виду Блаватская?
– Любопытство – коварный любовник, – проговорила женщина. – Меня он тоже иногда соблазняет.
Эврика коснулась медальона с лазуритом Дианы.
– Как Вы думаете, моя мама знала эту историю?
– Думаю, да.
– Почему же она тогда мне не рассказала? Если она была настолько важной, почему же она не объяснила мне?
Мадам Блаватская потеребила корону Полариса.
– Все что ты сейчас можешь сделать – это усвоить историю. И помнить совет нашего рассказчика: «Все может поменяться на последнем слове».
В кармане ветровки Эврики зазвенел телефон. Она вытащила его, надеясь, что Рода не обнаружила ее пустую кровать и поняла, что она сбежала после комендантского часа.
Это был Брукс. Синий экран засверкал одним длинным блоком текста, затем еще один, и еще один, и еще один, пока Брукс присылал быструю череду текстов. После шести таких сообщений, на экране высветилось последнее из них:
