Текст книги "Мотылек летит на пламя"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
– Это вы? – промолвил он странным чужим голосом.
– Да. Мне захотелось пить.
Айрин взяла стакан и наполнила его водой, стараясь не смотреть на Алана. Она не осмеливалась спросить, почему он здесь.
– Все прошло хорошо? Я имею в виду прием гостей и танцы.
Айрин получше закуталась в шаль и присела к столу.
– Мне кажется, я была очень неловкой, а гости смеялись над моим ирландским акцентом.
– Это не страшно. Со временем они привыкнут, а вы, в свою очередь, приспособитесь к новой жизни.
Она покачала головой.
– Думаю, я навсегда останусь чужой в этой стране.
– Почему? Я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы вы освоились на новой земле.
Айрин поднесла к губам стакан, который неожиданно показался ей очень тяжелым, сделала глоток и сказала:
– Ты ничего не знаешь обо мне, Алан. Когда мы приехали в Америку, то были вынуждены рыскать по свалкам, где собирали всякий хлам. Я жила в окружении зловонных куч, костей дохлых животных, распространявших заразу, питалась отбросами и объедками. И так – полгода. Когда мисс Сара об этом узнала, она пришла в ужас.
– Это означает только одно: мисс Сара не видит сути. Какой бы грязи ни касались ваши руки, на вашем сердце нет пятен. Я никогда не был столь откровенен ни с одним человеком. Мне вообще трудно поверить, что я сижу за одним столом с белой женщиной и она общается со мной так, будто мы на равных, – ответил Алан.
Что-то дрогнуло внутри нее и отчаянно запросилось наружу.
– Прошу тебя, Алан, давай отбросим условности! Я готова принять все, что есть в Америке, кроме рабства.
– Но оно существует, и мое самомнение сломлено. Я с самого начала играл по чужим правилам. Полагаю, отец неслучайно не дал мне свободу. В глубине души он все понимал. То, что он признавал меня своим сыном, ничего не меняло, ибо при всем желании ни он, ни я не могли изменить мое происхождение, мою внешность.
– Мне очень нравится цвет твоей кожи, – призналась Айрин.
– Разумеется, мне приятно сознавать, что вас притягивает ко мне та самая капля африканской крови, которую я всегда считал каплей яда, – сказал Алан и улыбнулся.
Глаза Айрин лихорадочно заблестели, и она с трудом вымолвила:
– Дело не только в этом.
– В вашем воспитании, а еще в том, что ваши родные, сознательно или нет, отстранили вас от своего круга, и вам ничего не оставалось, как довольствоваться обществом слуг, – заметил Алан.
– Я никогда не относилась к тебе, как к слуге.
– Знаю. Вы никогда не прикажете высечь меня за те дерзкие вещи, какие я постоянно вам говорю, И все-таки нас разделяет бездна.
Свеча догорела, но глаза Айрин сверкнули в темноте, как у кошки, и в них внезапно появилась решимость.
– Ты единственный, кому я могу довериться, и ты отталкиваешь меня! Почему?
– Потому что слишком близкое и непосредственное общение со мной может вам навредить, – сказал он, потом прикоснулся к вискам кончиками пальцев и помотал головой, словно желая избавиться от наваждения или боли. – Я не отталкиваю вас, я… пытаюсь убежать от самого себя.
Айрин встала. Она была так сильно взволнована, что ей не пришло в голову задуматься над смыслом его последних слов.
– Послушай, Алан! Сейчас я скажу тебе правду о себе, такую правду, какая мгновенно опустит меня намного ниже тебя! Знаешь ли ты, как я добыла билет в Америку?! У меня не хватало денег, а потом и те, что были, украл какой-то человек. Я не знала, что делать, куда идти, боялась ночевать на улице. Некая миссис Биглер охотилась за такими, как я. Я согласилась с ней пойти, и она привела меня в дом, где женщины продают свое тело мужчинам. Я отдала себя за семь фунтов. Мне было плохо, и я страдала. Но я не знала, как сильно буду страдать потом. – Она посмотрела в его огромные глаза и неподвижное лицо и добавила с потрясающей искренностью и неизбывным трагизмом: – Я не знала никого, кто помог бы мне избавиться от этого, ничего, что заставило бы меня забыть о том, что случилось! Но когда появился ты, я почувствовала, что смогу перешагнуть через это и жить дальше. Наши прогулки, разговоры… все это сделало меня счастливой.
Умолкнув, она со страхом ждала, что он сделает или скажет.
Алан опустился на колени, бережно обхватил ее тело руками и промолвил:
– Я обещал, что всегда буду рядом. Просто я боюсь того, к чему это может привести. Можно долго скрывать ненависть, но не… любовь.
Она видела жаркий огонь в его глазах, и ей стало трудно дышать.
– Это… правда?
– Самая безумная правда, какая существует на свете.
Алан встал, и Айрин увидела его таким, каким он был на самом деле, сбросившим маску раба и слуги. И она наконец смогла открыть правду своего сердца, правду, которая жгла ее изнутри вот уже много дней:
– Я тоже тебя люблю.
Он осторожно обнял ее и прижал ее голову к своему плечу. В его объятиях было столько спокойствия и уверенности, что Айрин захотелось плакать от счастья.
– Я понял это, хотя не сразу сумел поверить. Прости, что вынудил тебя сделать признание. Я рад, что сумел хоть чем-то тебе помочь. Главное, что ты выжила, что ты оказалась здесь, что мы смогли сказать друг другу то, что сказали. Остальное забудется. Просто мысленно переверни эту страницу и никогда в нее не заглядывай.
– Для тебя это… неважно?
– Для меня важна только ты. Такая, какая есть.
Алан запустил пальцы в ее распущенные светлые волосы, а потом приблизил губы к ее губам.
Айрин замерла. Он целовал ее не страстно и жадно, а осторожно и нежно, будто прикасался не к женским губам, а к лепесткам хрупкого цветка. Айрин испытала то потрясающее ощущение, когда кажется, будто освобождаешься и улетаешь на небеса, и вместе с тем осознала власть и тяжесть собственной плоти.
Она осторожно дотронулась до его восхитительно нежной и гладкой кожи. Его волосы были шелковистыми и мягкими, как у ребенка. В его больших карих глазах отражалась любовь, они заглядывали в ее душу.
– Я боюсь того, что нас ждет, – сказал Алан. – Обитатели Темры не слепые. На нас и без того косятся из-за того, что мы без конца где-то пропадаем вдвоем.
– Саре это выгодно. Она старается меня не замечать. Юджина подолгу не бывает дома. Мистер Уильям много времени проводит в своем кабинете.
– Есть еще управляющий, другие белые работники и – негры. Последние обладают звериным чутьем, они способны мгновенно уловить то, о чем белый догадается лишь через сто лет.
Айрин постаралась улыбнуться.
– Остается положиться на волю судьбы.
– И все-таки мы должны быть очень осторожны. Скажем, сейчас тебе лучше вернуться к себе.
– Что ты делал на кухне? – спросила Айрин. – Почему пришел сюда ночью?
Алан усмехнулся.
– Из-за Касси. Она сделала мне недвусмысленное предложение, а я ответил равнодушным отказом. Она разозлилась и принялась меня оскорблять. Тогда я удалился на кухню.
– Касси?!
Он пожал плечами.
– Чему удивляться? Где бы я ни появлялся, женщины не давали мне прохода.
– Негритянки?
– Конечно, не белые.
– Ты их презирал?
– Нет. Они следовали своей природе, а я… мне не всегда хотелось довольствоваться только влечением.
Когда Айрин вернулась в свою комнату, то увидела, что Лила проснулась и сидит на кушетке.
– Где вы были, мисс? – спросила она.
– Спускалась на кухню попить.
– Я решила поговорить с мистером Джейком. Пусть скажет мне правду!
Айрин опустилась рядом. Ее не отпускало ощущение нереальности происходящего. Она призналась Алану в своем страшном секрете. Она выдала свои чувства. Она с ним целовалась. Она любила и была любима.
– Ты не должна называть его мистером. Постарайся быть с ним на равных.
– Разве такое возможно?!
Айрин улыбнулась. Теперь она знала: на свете возможно все, во что решишься поверить, так же как любовь способна подтолкнуть человека к тому, чего он не мог вообразить в самых безумных мечтах.
Сара считала, что не верит в чудеса. Но когда коробочки хлопка начинали раскрываться одна за другой и зеленое поле будто покрывалось снегом, она забывала об этом. Хлопок был легким, как пух, почти невесомым, но его собирали столько, что он мог прокормить не одну сотню человек!
Сара видела, что Джейку безразличен хлопок. С другой стороны, если б он был сыном или зятем владельца плантации, то наверняка сумел бы по достоинству оценить чудеса Юга.
На вечере Джейк танцевал только с ней. Сара чувствовала, что отлично выглядит, и это наполняло ее уверенностью в себе. Она плыла и скользила по полу, встряхивая кружевными манжетами, а ее пышная юбка легко кружилась вокруг затянутой в корсет, тонкой, как ножка хрустальной рюмки, талии.
Пока что она не задумывалась о том, к чему могут привести их отношения, но ей нравилось робкое поклонение этого человека. Его слова пробудили в ней тоску по романтике, которой она, рожденная на земле, была лишена.
Неспешные приятные мысли Сары прервала Касси, которая буквально ворвалась в комнату и взволнованно заявила с порога:
– Мисс, я должна с вами поговорить!
Сара медленно повернула голову и уставилась на служанку, пораженная столь непривычным поведением.
– О чем?
– Об Алане. И я, и Арчи, и Бесс, и другие слуги, мы работаем целый день, сбиваемся с ног, а он ничего не делает! Только гуляет с мисс Айрин! А в остальное время лежит в своей комнате и читает!
– Что ты сказала?!
– Читает книги, мисс!
Касси была так сильно возмущена, что не сумела по обыкновению насладиться изумлением госпожи.
Сара в самом деле была потрясена. Рабов официально запрещалось обучать грамоте, и она ни разу не встречала ни мулата, ни негра, интересующегося книгами.
– Он умеет читать?
– Да.
– Кто его научил?
– Не знаю.
– А откуда у него книги?
Касси пожала плечами.
– Наверное, из библиотеки мистера Уильяма. Думаю, их взяла мисс Айрин.
– Где он сейчас? – спросила Сара.
– Во дворе. Они с мисс Айрин собираются на прогулку, – сообщила Касси и, не удержавшись, заметила: – В том, что белая мисс и цветной раб повсюду разгуливают вдвоем, есть что-то странное. И неприличное.
– Ты права, – сказала Сара и направилась в комнату брата.
Однако Юджин, перебравший виски во время вчерашнего ужина, отказался вставать с постели. Тогда Сара сама спустилась во двор и успела вовремя: Айрин собиралась садиться в седло.
Ее лицо разрумянилось, глаза сверкали, как изумруды. Сару вновь поразил и задел ее заливистый беспечный смех.
Мулат стоял рядом и глядел на Айрин с обожанием и преданностью. Он и впрямь был красив: высокий, великолепно сложенный, стройный. Его волнистые черные волосы растрепал ветер, а белые зубы сверкали, как полированный мрамор.
Даже Сара, привыкшая смотреть на красивых рабов, как на породистых животных, не могла не заметить, что на облике Алана лежит печать хорошего воспитания и образованности. Он казался не темнокожим, среди предков которого были белые, а белым с каплей африканской крови.
Сара не знала, как с ним разговаривать, потому обратилась к Айрин:
– Почему бы тебе не заняться какой-нибудь работой? Ты только и знаешь, что бездельничать!
Вопреки ожиданиям, Айрин смотрела открыто и дерзко.
– В первый день я спросила, не надо ли мне что-нибудь сделать, и ты ответила, что в этом доме всем занимаются слуги. Что-то изменилось?
Сара вспыхнула.
– Ты не имеешь права брать лошадь и уезжать, когда и куда вздумается.
– Почему нет? Мистер Уильям купил Донна для меня.
– Тебя не может сопровождать этот раб!
– Может. Твой отец разрешил.
– Хорошо, я пойду к нему и расскажу о твоем поведении, – сказала Сара и повернулась на каблуках.
Она чувствовала, что проиграла. У этой ирландской девчонки хватило наглости отплатить ей той же монетой!
Когда Алан и Айрин выехали за ворота, юноша сказал:
– Прошу, не зли ее. Мы слишком сильно зависим от этой женщины. Нам надо быть хитрыми и осторожными.
Айрин тряхнула волосами так, что они рассыпались по спине. Ее взгляд был омрачен отчаянием и ненавистью.
– Давай убежим вместе!
Он покачал головой.
– Нет. Пока нельзя.
– Почему?
– Потому что я несвободен. Одно дело, когда бежит раб, и совсем другое – раб и свободная белая женщина. В первом случае его ждет наказание плетьми или карцер. Во втором – линчевание, смерть. Не говоря о том позоре, который покроет ее.
– Как в «Алой букве»?
– Нет, в сто раз хуже.
– Что же нам делать?!
Он долго медлил, подыскивая ответ, которого не было, и наконец произнес:
– Подождать.
– Ты по-прежнему не хочешь бежать один? – тихо спросила Айрин.
– Нет. Одинаково опасно оставлять тебя одну и бежать с тобой, потому я еще не решил, что делать.
Айрин опустила голову, потом резко подняла ее и в отчаянии повторила:
– Давай убежим!
– Нет. Ты дорого заплатила за то, чтобы добраться сюда, многие годы ты не ела досыта, ты могла умереть. В этом смысле Темра – безопасное и надежное место.
– Я согласилась бы голодать, лишь бы быть с тобой.
Алан привлек Айрин к себе, и его губы обожгли ее кожу.
– Не говори так, – прошептал он, – ты разрываешь мне сердце!
– Теперь я думаю, что на свете есть нечто пострашнее голода.
– Возможно, – сказал Алан. – Однажды я слышал песню, которую пели негры на плантации. Там были такие строки:
Нечего было есть,
Негде было спать.
Мерзлая земля служила мне кроватью.
Но я на пути.
О Боже, я на пути!
В холле Сара столкнулась с Лилой. Белинда О’Келли иногда называла домашних негров «наша черная семья», но сейчас Сара была далека от того, чтобы следовать примеру матери. Она резко оттолкнула Лилу, и та заметила, что лицо молодой хозяйки посерело от злости.
Мулатка замедлила шаг. Нет, она не могла уйти сейчас, уйти просто так, тем самым вызвав подозрения и гнев господ.
Лила вернулась на кухню, где в эти минуты никого не было, и, не дрогнув, плеснула на руку кипятком, а после, не морщась, глядела, как горячая влага пожирает ее плоть. По щекам потекли слезы, но само лицо оставалось каменным.
В дверях ее поймала Нэнси.
– Ты куда?
– Я обожгла руку. Мне надо к доктору Джейку.
Нэнси пристально посмотрела на дочь и увидела все, что хотела увидеть.
– Что я всегда чуяла сердцем, так это беду. Ты спала с ним. Не отпирайся. А теперь ты ему надоела, он тебя избегает, и ты хочешь броситься ему в ноги. Я тебя предупреждала. Наши миры разделены, как разделены жизнь и смерть. Такие истории всегда заканчиваются одинаково. Ты никуда не пойдешь. Я сама займусь твоей рукой.
Когда настал вечер и Лила вновь поделилась своей бедой с Айрин, та решительно произнесла:
– Иди. Иди сейчас. Если что, я тебя прикрою.
Лила бежала во тьме, задыхаясь и не глядя по сторонам. Вокруг не было ни души, лишь сотни ночных бабочек кружились в воздухе, то и дело задевая ее лицо своими невесомыми крыльями. Звенели цикады; над головой рассыпались похожие на булавочные головки звезды.
Когда мулатка робко вошла в комнату, которую делили Барт и Джейк, последний вздрогнул от неожиданности.
Барт с ухмылкой спросил:
– Мне выйти?
Джейк кивнул, и надсмотрщик покинул помещение.
Глаза Лилы были полны слез, дрожь искажала нежный изгиб ее губ. Обожженная рука нестерпимо ныла, а в душу все глубже проникало тревожное предчувствие.
Лила надеялась, что Джейк бросится к ней, крепко обнимет, и все ее тревоги спадут с души, как шелуха, но он не двигался и только смотрел на нее.
Она не знала, как освободиться от этой муки, а потому сделала то, что предрекала ее мать и от чего предостерегала Айрин: повалилась в ноги Джейка, и ее вопли напомнили ему заунывный негритянский плач, плач людей, лишившихся родины и не знающих, где отыскать пристанище.
– Лила! Прошу тебя, встань!
– Я больше вам не нужна. Скажите мне правду!
– Я сказал тебе правду еще тогда, в хижине, и не собираюсь от нее отказываться.
Ей показалось, что он произнес эти слова, подчиняясь некоему внутреннему усилию, и потому продолжала плакать.
– Пойми, Лила, мы должны быть осторожными. Ты не можешь вот так внезапно врываться ко мне. Барт нас не выдаст, но тебя могут увидеть негры, и тогда пойдут слухи. Если мисс Сара или ее родные что-то заподозрят, я могу лишиться места, и тогда мне придется уехать, – его голос звучал раздраженно и устало.
Мулатка поднялась на ноги.
– Простите меня, сэр. Больше это не повторится.
Она собиралась открыть дверь, когда Джейк не выдержал и окликнул:
– Постой! Ты ошибаешься. Ты все придумала. Ты мне нужна.
Он подошел к ней и наконец обнял. Покорившись его рукам, Лила обрела тень покоя. Возможно, он прав: она слишком мнительна и нетерпелива и только зря сердит его и мучает себя.
Целуя Лилу, Джейк думал о том, что во многих городах Америки люди вынуждены работать на фабриках по двенадцать – четырнадцать часов, получая пятьдесят центов в неделю, о долговых тюрьмах, о голодных, дрожащих от холода нищих, наводнявших благотворительные учреждения и умиравших в очередях за бесплатным супом. А еще – вспоминал слова Сары о том, что каждый урожай хлопка приносит ее семье по двести – двести пятьдесят тысяч долларов.
Семья О’Келли жила достаточно скромно, их провинциальный дом не был похож на роскошные палаты, однако стоило им с Сарой сесть на корабль или в поезд, и их взорам открылась бы та Америка, какую Бог создал для успешных и богатых белых людей.
Глава 8
«Хлопок правит миром» – Сара О’Келли настолько привыкла к этой фразе, что не придавала ей какого-то особого значения. Она не задумывалась о том, что «белое золото», бывшее основой жизненного уклада, может также стать орудием политики.
Вчера ей не удалось поговорить с отцом: и Уильям, и Юджин были взбудоражены вестями, которые пришли из Чарльстона – столицы Южной Каролины. Не так давно там появилась скандальная книга публициста Хинтона Хельпера «Неминуемый кризис Юга», где говорилось об экономической невыгодности рабства, и которую северяне использовали в агитации против южан.
Плантаторы-рабовладельцы были возмущены. Что станет делать наглый Север без хлопка, который дает благодатный Юг?! Тут же пошли слухи о предстоящем расколе демократической партии и выходе Южной Каролины из Союза.
Уильям коротко рассказал об этом Саре, когда она вошла в кабинет и заметила, что хотела поговорить с ним еще вчера. Выслушав отца, Сара спросила:
– Нам грозит непосредственная опасность?
– Нет, разумеется, нет, – ответил Уильям и грустно улыбнулся.
Юджин слишком легкомыслен, а Сара чересчур серьезна – вот почему у него до сих пор нет внуков! Если бы сын и дочь могли поменяться местами, все сложилось бы по-другому.
– Если у нас не будет рабов, кто станет собирать хлопок!
– Ты совершенно права. Янки не знают, что такое негры, и не умеют управляться с ними. Освободить их – значит, посадить себе на шею до скончания века. Если это произойдет, в стране воцарится хаос, – сказал Уильям и спросил: – О чем ты хотела со мной поговорить?
– О хаосе в нашем доме.
Уильям удивленно приподнял брови, а Сара продолжила:
– Что ты скажешь, если я доложу, что некий раб вместо того, чтобы работать, как другие, целыми днями читает книги из твоей библиотеки?
Уильям рассмеялся.
– Примерно то же, что бы сказал, если б узнал, что Касси надела одно из твоих платьев, велела запрячь коляску и отправилась наносить визиты соседям. А о ком ты говоришь?
– О мулате Алане, которого ты почти подарил Айрин.
Когда речь шла об Айрин, Уильям всегда вставал на ее сторону. Сара надеялась, что в этом случае он поведет себя иначе.
– Не может быть! Откуда он знает грамоту?
– Мне неизвестна его история.
– А кто разрешил ему брать книги из библиотеки?
– Разумеется, она.
– Подумать только! Вели прислать этого мулата ко мне.
– Ты хочешь его наказать?
– За что? – удивился Уильям. – Если он умеет читать и писать, это надо как-то использовать.
Это был тот случай, когда с отцом не приходилось спорить. Уильям не терпел, когда личное отношение к рабам мешало хозяевам осознать их полезность. Скрепя сердце Сара выполнила отцовский приказ, и вскоре Алан вошел в кабинет своего хозяина.
Уильям впервые внимательно разглядел недавнее приобретение. В этом человеке на редкость гармонично сочетались черты европейского и африканского народов. Черное и белое, дикость и ум, чувственность и хладнокровие. Плантатор вспомнил доклад управляющего: раб непокорный и дерзкий, его не может сломить даже жестокое наказание, его лучше продать, а неплохо было бы и убить.
Уильяму стало интересно докопаться до правды, и он спросил:
– Кто был твоим хозяином?
– Их было много, сэр.
– Я имею в виду первого, в доме которого ты родился.
– Этого человека звали Гарольд Клеменс из Джорджии.
– Гарольд Клеменс? Мы не были близко знакомы, но я слышал о нем. Кажется, он умер?
– Да. Два года назад, – ответил Алан и добавил: – Он был моим отцом.
От неожиданности Уильям покачнулся на стуле.
– Этого я не знал. Так это он распорядился обучить тебя грамоте?
– Да, сэр. Я с детства много читал. Отец собирался отправить меня на Север, когда мне исполнится двадцать. Мы говорили об этом накануне его смерти.
– Почему же он не дал тебе свободу?
Алан нервно сцепил длинные пальцы, но его лицо осталось спокойным.
– Я по сей день задаю себе этот вопрос. Он воспитывал меня, как сына, и я знаю, что он меня любил.
– Что произошло с тобой после того, как он умер?
– Его законная белая супруга распорядилась продать меня людям, единственным стремлением которых было оставить на моем теле как можно меньше живого места и втоптать мою душу в грязь.
Уильям почувствовал странное смущение, какое никогда не испытывал в присутствии рабов. Он невольно подумал о том, что отношение плантаторов к этому юноше напоминало поведение дикарей, в руки которых попала ценная вещь.
– Ты не хотел покоряться?
– Не хотел.
– Почему?
– Поставьте себя на мое место, сэр!
Это был дерзкий ответ, но Уильям сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:
– А как у тебя с арифметикой?
– Хорошо. И я также увлекался географией и историей.
Уильям вновь ощутил неловкость. Этот юноша держался с редким достоинством; в нем было легко угадать человека, привыкшего думать и истолковывать жизнь согласно личному пониманию. Многие знакомые мистера О’Келли, мнившие себя столпами местного общества, жили словно вслепую: все представления о том, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо, заимствовали от окружающих и никогда не имели своего мнения. Уильям понимал, что умение возвыситься над своей средой – редкое качество, данное немногим.
– Мы привыкли называть мулатами всех, кто имеет смешанную кровь, но, полагаю, ты черный только на четверть, а то и меньше?
– Не знаю, сэр. Моя мать тоже была достаточно светлой, но она не помнила своих родителей, – ответил Алан, при этом в его взгляде ясно читалось: «Какое это имеет значение, если я все равно несвободен?».
Очевидно, хозяева ненавидели этого раба не за его знания, грамотную речь и хорошие манеры, а в первую очередь – за отсутствие подобострастия и страха. Подумав, что должен принять достойное и великодушное решение, Уильям сказал:
– Вижу, ты отличаешься от большинства рабов не только цветом кожи. Люди, которые пытались силой загнать тебя на низшую ступень, чем та, на которой ты находишься на самом деле, были неправы. Я поступлю иначе: отправлю тебя в контору нашего управляющего, мистера Фоера. У нас большая плантация, и ему требуется помощник.
Алан не удивился, он только спросил:
– Мистер Фоер подчиняется непосредственно вам, сэр?
– Да, но я хочу, чтобы плантацией занимался мой сын Юджин. Потому в случае каких-то вопросов лучше обращайся к нему.
Услыхав о решении Уильяма, Сара в сердцах сказала Касси:
– Подумать только, отец заявил, что этот Алан – очень ценное приобретение и Айрин – единственная, кто сумел это понять!
– Полагаю, она разглядела в нем кое-что другое, – пробормотала Касси и задумалась.
Мысль, которую она случайно высказала, была откровенно неприличной, скандальной: многие рабыни сожительствовали с господами, но чтобы белая женщина заинтересовалась цветным, а цветной осмелился посягнуть на честь белой?! Вместе с тем от этой бесстыжей ирландской рвани и высокомерного мулата можно было ожидать чего угодно! Касси решила при первой же возможности проследить за ними.
Узнав о том, что Алан будет работать в конторе управляющего, Айрин и обрадовалась, и огорчилась. Возможно, со временем дядя поймет, что такого умного и талантливого молодого человека надо отпустить на свободу; в то же время теперь им с Аланом придется куда меньше видеться.
Когда управляющий узнал, что ему в помощники определили мало что раба, так еще и раба, который посмел его оскорбить, он впал в холодное бешенство, и когда молодой человек явился в контору, демонстративно не желал его замечать.
Алан взялся просматривать хозяйственные книги, многие из коих были начаты давно, еще при прежнем управляющем и когда Юджин еще не вернулся с учебы.
Он обратил внимание, что документы, касавшиеся продажи хлопка или покупки рабов, были составлены безукоризненно (эти записи и поныне проверял мистер Уильям). А вот в тех, где речь шла об обеспечении негров продуктами и одеждой, цифры не сходились.
Мистер Уильям установил, что полевым работникам должно выдаваться на лето по две рубашки, пара брюк из холста и башмаки. Ежемесячно – минимум двенадцать фунтов соленой свинины, два бушеля кукурузы и пинта соли. Однако когда Алан подсчитал количество рабов, а также израсходованных продуктов и вещей, уравнение не сошлось. Судя по всему, эти отчеты проверял Юджин или, скорее, не проверял, хотя везде стояла его подпись.
Алану была известна манера управляющих наживаться на бесправных неграх (получит ли черный работник двенадцать или десять фунтов солонины, он все равно не помрет от голода), и он счел необходимым сообщить Фоеру:
– Сэр, я нашел ошибку в счетах.
– Где?! – управляющий не скрывал свой злобы.
– Вот здесь, – ответил Алан и показал столбики цифр.
– Мистер Уильям отправил тебя сюда, чтобы ты проверял мою работу?!
– Нет, но я должен войти в курс дела.
– Ты обязан выполнять мои приказания. Скажем, если я велю тебе вымыть полы в конторе, ты это сделаешь.
Алан молчал. Фоер раздраженно перевернул станицу гроссбуха и, холодно усмехнувшись, сказал:
– Счета подписаны мистером Юджином. Не значит ли это, что ты соображаешь лучше него?
Алан поднялся из-за стола.
– Это означает, сэр, что рабам выдавали продуктов и одежды меньше нормы, установленной хозяином. Мистер Юджин поставил свою подпись, не проверив отчетность.
Они обменялись долгими взглядами. Фоеру страшно хотелось отвесить наглецу пощечину, но он был неглуп и потому ограничился тем, что заметил:
– Когда мистер Юджин придет в контору, я изложу ему твои соображения.
Молодой хозяин появился около полудня. На нем был летний сюртук, бриджи и сапоги для верховой езды. Едва ли Юджин собирался задерживаться в конторе, потому что, окинув помещение рассеянным взглядом, нетерпеливо спросил:
– Все в порядке?
– Мистер Юджин, – вкрадчиво произнес Фоер, делая шаг вперед и от волнения хромая больше обычного, – не лучше ли мне взять расчет, поскольку у меня появился очень ретивый помощник? Он сказал, что вы ленитесь просматривать счета и что ваши рабы голодают.
– Да они откормленные, как боровы! – сказал Юджин.
Он повернулся к Алану и посмотрел на него так, словно у того не было лица. Алан вздрогнул и ответил молодому хозяину взглядом, в котором сквозило не непонимание или презрение, а глубокое сожаление по поводу его испорченной породы, породы людей, чей мир некогда казался ему манящим раем, а потом превратился в собрание демонов и масок.
Юджин побагровел так, что под краской исчезли веснушки, и резко спросил Фоера:
– Почему он здесь?
– Приказ мистера Уильяма, сэр.
– Я тоже могу отдавать приказы, – сказал Юджин. Он взял перо и что-то написал на клочке бумаги. Потом вручил записку Алану со словами: – Я даю тебе поручение. Мистер Фоер доложит, как оно будет выполнено.
Алан прочитал записку. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он молча поклонился и вышел за дверь.
Когда домочадцы улеглись спать, Айрин проскользнула в пристройку, где жили слуги, направилась к комнате Алана и, легко постучав, вошла. Она не думала о приличиях. Ей не терпелось узнать, чем занимался Алан в конторе управляющего и остался ли Фоер доволен его работой.
Вопреки ожиданиям, Алан не шагнул ей навстречу, он всего лишь сел на постели, кутаясь в простыню. В каморке было мало места, но царил порядок. В отличие от жилищ полевых работников в комнатах домашней прислуги можно было увидеть хорошие, даже красивые вещи.
На небольшом столике стоял стакан с водой и лежала книга, заложенная стеблем тысячелистника. Айрин растерянно переступила с ноги на ногу. Ей показалось, что Алан не рад ее видеть, и она нерешительно спросила:
– Как прошел день?
– Неплохо.
– Чем ты занимался в конторе управляющего?
– Просматривал хозяйственные книги.
Айрин почудилось, будто он отвечает неохотно и держится настороженно. Что в нем идет некая внутренняя борьба: глаза лихорадочно поблескивали, а кожа приобрела оттенок меди.
Айрин заметила, что, разговаривая с ней, он слегка морщится, словно от боли, и слегка поводит плечами, словно пытается расправить несуществующие крылья.
– Ты заболел?
– У меня небольшой жар.
– Ты обращался к доктору Джейку?
– Нет.
– Почему?
– Не стоит тревожить его по таким пустякам.
Айрин глубоко вздохнула.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
Он посмотрел на нее долгим взглядом и кивнул.
Она не поверила.
– Ты что-то скрываешь от меня!
– Ничего.
Айрин присмотрелась внимательнее. На светлой ткани простыни, прикрывавшей тело Алана, проступало несколько кровавых пятен.
Она отшатнулась.
– Что это?!
Он молча отбросил ткань в сторону. Гладкую кожу плеч и спины Алана пересекали багровые ленты длинных ссадин, похожих на следы огромных когтей.
– Кто это сделал?!
– Старший надсмотрщик. По приказу мистера Юджина.
– За что?!
Алан коротко рассказал.
– Тебе надо было пойти к моему дяде!
– Нет. Если я б встал между отцом и сыном, было бы только хуже.
– Почему ты ничего не сказал мне?!
– Потому что в этом нет ничего необычного или страшного. Такое случалось со мной много раз. Это пройдет.
Он вновь посмотрел на нее, и Айрин прочитала в его глазах правду. Он обуздал себя и покорно подставил спину под плеть, потому что боялся потерять ее. Он принес гордость в жертву любви.
Айрин содрогнулась от гнева и жалости. Она вспомнила день, когда впервые увидела его связанным и избитым. Тогда она еще не знала, что не сможет без него жить.
Точно так же Айрин не подозревала, что когда-нибудь решится первой обнять мужчину, осмелится опуститься на его постель. Наверное, это произошло потому, что лежать так близко, соприкасаться телами сейчас казалось единственной возможностью проявить истинную заботу, любовь и нежность.
В глазах Алана появилось какое-то новое выражение. Похоже, несмотря на все признания, он не мог представить, что между ними возможно что-то большее, чем поцелуи.
