Текст книги "Мотылек летит на пламя"

Автор книги: Лора Бекитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 9

Джейк Китинг шел по пыльной дороге, вьющейся среди полей и исчезавшей за горизонтом. Дул горячий ветер. По спаленной солнцем траве бежала золотистая рябь.

Ему казалось, что время вот-вот повернется вспять, и в дрожащем знойном мареве появится вереница фургонов первых поселенцев, направлявшихся вглубь страны. Нищета, голод, религиозные преследования гнали их в заокеанскую страну. Однако главным было желание получить клочок земли.

Увидев слева от дороги огороженный участок и сверившись с картой, Джейк облегченно вздохнул и зашагал быстрее, мечтая о тени и о глотке холодной воды.

Ограда была новой, а дом еще не до конца достроили. Растущие вокруг кусты и деревья были недавно посажены.

На крыльце сидели два поразительно похожих черноглазых черноволосых мальчика и вдвоем читали растрепанную книгу. Они дружно подняли головы и без страха посмотрели на Джейка.

Тот присел на корточки и спросил:

– Что читаете?

– Книгу о Кожаном Чулке.

– Вы учитесь в школе?

– Да.

– Далеко?

– За пять миль.

– И как вы туда добираетесь?

– Нас отвозит отец.

– Он дома?

– Скоро вернется.

– А мама?

– Она в доме, нянчится с Джейком.

Отвечал Мелвин, а Барт-младший серьезно кивал.

Джейк не сдержал улыбки.

– Ты говоришь о своем младшем брате? Я так и думал, что вас уже трое! Только не знал, что у него такое же имя, как у меня!

На крыльце появилась Унга. Она ничуть не изменилась: невозмутимая, стройная, с длинными блестящими волосами, медной кожей и глазами, во взгляде которых можно было увязнуть, как в смоле.

Она не стала расспрашивать Джейка, почему он внезапно приехал, просто провела его в дом, предложила сесть и дала воды.

Вскоре вернулся Барт; оказалось, он ездил за семенами. Конь под ним был молодой и сильный, но Барт уверенно управлялся с ним одной рукой. Позднее он сказал, что уже привык к своему увечью и ничуть не огорчается: ведь он получил от жизни так много, а потерял – всего ничего.

– И все ж тебе наверняка тяжело работать на земле?

– Конечно. Но я должен – ради детей. Моя вторая рука – это Мелвин. Он держит доску, а я прибиваю, он копает яму, а я втыкаю саженец. А еще выручают черные работники, куда нам без них!

Они с Джейком перекинулись несколькими фразами, а по-настоящему поговорили за ужином.

Еда, которую приготовила Унга, пахнущая дымом и свиным жиром, была восхитительно вкусна. Барт открыл бутылку виски и налил два стакана.

Унга накормила старших сыновей, быстро поела сама и занялась младенцем. Она сидела в углу и, казалось, не прислушивалась к разговору мужчин.

Барт долго говорил об арахисе, который местные фермеры очень охотно выращивали, потому что он применялся с завидным разнообразием. Жмых и ботва шли на корм скоту, сами орехи можно было и солить, и жарить, и печь, и перемалывать в муку для халвы. А главное – сдавать на ближайший маслодельный завод.

– Мы вот-вот достроим дом, и, надеюсь, настанет время, когда я понемногу смогу отдавать тебе деньги.

– Это подождет. Главное вырастить детей.

Потом Барт спросил:

– Ты приехал без предупреждения. Что-то случилось?

– Я направляюсь на север и по пути решил навестить вас.

– На север? Зачем?

– Хочу отыскать Лилу.

– Почему ты думаешь, что она тебе все же нужна? – спросил Барт после недолгой паузы.

Джейк смотрел в очаг, огонь в котором уже потух.

– Иногда не нужно особых причин, все решает время. Оглянувшись назад, я вдруг понял, что все мое счастье слилось в несколько моментов, и все они связаны с Лилой. Я стал бояться обнаружить себя одиноким, ожесточившимся, постаревшим, упустившим то, ради чего только и стоило жить.

– Мы не узнаем всей правды о жизни, даже когда проживем ее до конца, – заметил Барт. – А ты знаешь, куда она уехала?

– Нет. Она не давала о себе знать. Однако месяц назад я получил вот это.

Джейк вынул из кармана небольшой белый листок.

– Что там?

– Только адрес и больше ничего. Написанный печатными буквами – его могла прислать как Лила, так и кто-то другой.

– Но ты считаешь, это она?

– Да, – Джейк усмехнулся. – Мне кажется, в целом свете я никому больше не нужен.

– А как же твое новое окружение, все эти люди, что воротят нос от таких, как она? – помолчав, спросил Барт.

– Мне все равно. Или пусть принимают меня таким, каков я есть, или… катятся к дьяволу! Их общество не стоит любви Лилы.

– Что ж, – сказал Барт, – тогда желаю удачи! Женись на ней, рожайте детей. Только это должны быть девчонки, невесты для моих сыновей!

– Еще я бы хотел заехать в Темру, – заметил Джейк.

– Кто там сейчас?

– Айрин и Алан. Они поженились и вдвоем управляют поместьем.

– Да ну? Я всегда считал, что этот парень далеко пойдет! Передавай ему привет и пусть простит за старое.

Джейк почувствовал, как изменился город, в котором он не был много лет, еще при подъезде к нему, увидев шеренги телеграфных столбов и постройки на холмах, окаймлявших долину Гудзона. Разросся, разбогател, гораздо настойчивее, чем прежде, сулил чудеса.

В Новом Орлеане тот, кто не принадлежал к какой-либо общине или клану, оказывался отверженным. В Нью-Йорке было еще хуже: здесь все решали деньги. Большой город вызывал муки неутоленных желаний, вот почему он ни за что не согласился бы здесь жить.

Джейк не сразу поехал по адресу, указанному на листке, он остановился в гостинице на Амстердам-авеню, откуда был виден Гудзон.

В тот же день он отправился на прогулку, размышляя о том, что будет, если записку прислала не Лила. Он больше не хотел и не мог выносить муки, причиняемые этой историей, которая оборвалась на полуслове.

Он долго бродил вдоль гранитного берега, возле которого теснились огромные суда, пришельцы из далеких вод, потом направился в центр, где стояли дома из кирпича и бурого песчаника, а по проложенным в два ряда рельсам бежали омнибусы, окрашенные в алый и желтый цвет.

Внезапно решившись, он сел в один из них, заплатил шесть пенсов и поехал навстречу разочарованию или счастью.

Старый коричневый дом стоял на одной из неказистых улиц в восточной части города. В основном здесь жили беспомощно плывущие по течению, очень скромного достатка люди.

Джейк поднялся по лестнице, остановился перед дверью, нерешительно занес руку и тихонько постучал.

Никакого ответа. Возможно, жильцы еще не вернулись. Да и вряд ли это было жилье Лилы. Темнокожие, которых в Нью-Йорке было едва ли более двадцати тысяч, предпочитали селиться общинами, в других районах.

Он спустился вниз и обратился к женщине, которая как раз входила в дом:

– Простите, мэм, не знаете, кто живет на втором этаже?

Она подозрительно уставилась на него.

– Отчего не знать? Молодая женщина. Только думаю, вы ошиблись.

Джейк глубоко вздохнул, усмиряя страх и преодолевая надежду.

– Вы так говорите, потому что она… не белая?

– Так вам известно? Жильцы не против. Она очень скромна и живет тихо.

– Сейчас ее нет дома?

– Кажется, она где-то работает.

Джейк кивнул, собираясь поблагодарить, и внезапно увидел… ее и смотрел, ежесекундно боясь, что наваждение исчезнет, а она шла легко и уверенно и с каждым шагом приближалась к нему.

– Лила!

Она приоткрыла рот, словно собираясь крикнуть. Ее зубы и белки глаз были яркими, а лицо – растерянным.

Женщина смотрела на них с любопытством. Лила поздоровалась с ней и коротко кивнула Джейку, приглашая подняться в квартиру.

Она сняла накидку тонкого сукна и молча принялась разжигать камин. Джейк смотрел на нее. Гибкая спина, красивая посадка головы, мягко очерченные губы. Не было лишь выражения любопытного и вместе с тем послушного ребенка, которое отличало Лилу.

– Ты работаешь? – спросил он, стремясь сгладить неловкость первых минут встречи.

– Посудомойкой в кафе, – ответила Лила и добавила, словно предупреждая его реакцию: – Мне повезло, что я смогла найти эту работу.

– В Нью-Йорке нелегко жить.

– Как и везде – для нас. Первое время мне очень помогла Хейзел, моя новая знакомая, с которой я приехала сюда.

– А теперь ты живешь одна?

– Хейзел вышла замуж, и мне пришлось переехать. Но мы часто видимся. Хейзел очень деятельная женщина. Ее муж состоит в Нью-Йоркской ассоциации помощи освобожденным рабам, а она ему помогает.

Джейк удивился: прежде бывшая невольница не знала таких слов и не интересовалась подобными вещами. Он испытывал неловкость от того, что в этом преображении не было его заслуги.

Лила выглядела все такой же тихой и скромной, и вместе с тем в ней появился стержень, какого не было раньше. Казалось, новая внутренняя сила делает ее неуязвимой; теперь она словно бы знала нечто важное и доступное только ей.

– Я рад, что ты нашла подругу, у которой есть чему поучиться.

Лила улыбнулась.

– Я стараюсь ей подражать, но не всегда получается. Скажем, Хейзел умеет забывать прошлое. А я – нет.

Он затаил дыхание.

– Ты пыталась?

– Да, но у меня ничего не вышло.

– У меня тоже.

Она села на потертый диван. Джейк опустился рядом.

– Потому я и прислала адрес.

– Потому я и приехал к тебе.

Джейк не помнил, что именно говорил Лиле. Кажется о том, что с каждым годом пустота в душе делалась все шире, как полоска воды между берегом и кораблем, который отходит от родной пристани и исчезает вдали. О том, как он тосковал, когда она уехала. И, конечно, о любви.

Темнело. Огни за окном сделались тусклыми, как ночные бабочки. Улицы тонули в кружевной тени. Воспоминания уносились, будто смытые невидимым отливом, и постепенно в сердцах воцарилось настоящее.

Джейк взял Лилу за руки и заглянул ей в глаза.

– Ты выйдешь за меня замуж? Ты хочешь поехать в Темру? Ты вернешься в Новый Орлеан?

Лила была рада, что Джейк привез ее в Темру. Все здесь было таким близким и знакомым, будто она только вчера рассталась с этим домом, и вместе с тем она была поражена, как много удалось сделать Айрин и Алану. Сейчас особняк выглядел почти так же, как до войны.

На крыльце стоял Арчи. К удивлению Лилы, он не расплылся в улыбке, не сдвинулся с места, а лишь смотрел на них с той беспросветной горечью, какую способны выражать лишь негритянские лица.

– Здравствуй, Арчи, – сказал Джейк. – Ты нас не узнал?

– Узнал. Хорошо, что вы приехали.

– Что произошло?

Арчи зашлепал губами:

– Ужасное несчастье! С Коннором. И, быть может, и с мисс Айрин.

Джейк едва не схватил его за грудки.

– Что случилось?! Рассказывай!

День, когда в школу привезли письменные принадлежности и книги, выдался радостным и суматошным. С утра Айрин вместе со Сьюзен Стерн и учениками раскладывала, расставляла и распределяла эти сокровища.

К обеду женщины отпустили детей домой, тогда как сами были намерены работать до вечера. Коннор и Розмари хотели задержаться, но Айрин беспокоилась, что они проголодаются: в спешке она не позаботилась о том, чтобы взять с собой еду. Тогда мальчик сказал, что они вполне могут вернуться домой одни.

– Мы каждый день ходим этой дорогой, и никого не встречаем.

Это была правда. Округа выглядела мертвой, опустошенной; человеческий голос слышался много реже, чем крики зверей и птиц.

Айрин смотрела на своего сына. Волосы над его высоким смуглым лбом вились крупными завитками, карие глаза были серьезными, серьезнее, чем у Алана.

Внезапно ее захлестнула волна любви к этому мальчику, такая сильная, что перехватило дыхание и задрожали руки. При этом, как ни странно, ее охватила робость. Айрин поняла, что не знает, как выразить эту любовь; попросту не умеет этого делать и, наверное, никогда не умела.

Она смущалась, потому что не знала, какой будет реакция Коннора. К тому же рядом стояла Розмари, которая не имела родителей. Ее любили темнокожие слуги, и все же она была ничьей.

Чувства Айрин проявились только во взгляде и в голосе:

– Ты уверен, что вы дойдете одни?

– Конечно.

– Только никуда не сворачивайте и нигде не задерживайтесь!

– Хорошо.

Айрин почудилось, будто Коннору хочется как можно скорее расстаться с ней, и она тихонько вздохнула.

Она долго стояла на дороге, глядя вслед двум маленьким удаляющимся фигуркам. Потом вернулась в школу.

Дети быстро шли по дороге. В отсутствие взрослых ими овладело безудержное веселье, ощущение безграничной свободы, и, едва взглянув друг на друга, они принялись хохотать, а после помчались наперегонки.

Потом Розмари сказала:

– Мне надо в кусты.

Конни кивнул и остался ждать на дороге. Он был рад возможности перевести дыхание и оглядеться вокруг.

Прежде ему не приходилось видеть столько зелени. Высокие деревья, верхушки которых колыхались, а листва трепетала на ветру, напоминали бегущих великанов с развевающимися волосами. Здесь был такой простор для всего, для фантазии, для счастья, что у него захватывало дух.

Он обрел семью. У него появились друзья. Не было ни страшных снов, ни кошмаров наяву. Даже Айрин (ни вслух, ни даже про себя он пока что не называл ее мамой) сегодня смотрела на него каким-то особенным взглядом, которого до сих пор удостаивался только его отец.

Навстречу ехали какие-то всадники. Коннор не успел ничего подумать и лишь посторонился, чтобы их пропустить.

В них было что-то странное, и он не сразу понял, что. А потом разглядел: у них не было лиц. Какие-то нелепые колпаки с узкими прорезями для глаз, как у палачей, изображения которых он видел в книжках.

Наверное, потому этот маскарад вызвал у него не смех, а ужас. Когда всадники окружили Коннора, он оцепенел от страха и не двигался с места.

– Это и есть тот самый ребенок? – спросила одна из фигур.

– Похоже. Ты сын Алана Клеменса?

Коннор не ответил, потому что потерял дар речи. Он понял, что палачи приехали за ним, что он никогда не вернется домой.

Когда его схватили и забросили в седло, он не брыкался, не отбивался и не кричал. Для всадников все оказалось гораздо проще, чем они думали. Спустя несколько мгновений об их присутствии напоминало только облачко красной пыли, медленно оседавшее на дорогу.

Полумертвая от страха Розмари еле выползла из кустов, но уже через пару секунд неслась как угорелая. Она прибежала в Темру с дикими воплями и никак не могла успокоиться, а на все расспросы взрослых отвечала только одно:

– Конни похитили привидения!

Алан бросился седлать коня. Он поехал в школу, к Айрин, хотя догадывался, что она ничего не знает.

Айрин собиралась идти домой. Увидев соскочившего с лошади Алана, она сразу поняла: он приехал не просто так. И не по радостному поводу.

Когда Алан сообщил о том, что произошло, сердце Айрин едва не разорвалось от страха. Ей показалось, что жизнь остановилась. Она никогда не задумывалась о том, что такое может случиться с Коннором. С ее сыном.

– Самое главное я не знаю, кто они, не знаю, куда и к кому ехать, – сказал Алан. – Остается ждать, а это невыносимо.

– А военные? Власти?

Он сделал долгую паузу, потом признался:

– Не знаю, стоит ли спешить обращаться к ним. Я боюсь, как бы… что-нибудь не случилось.

Поняв, что он имеет в виду, Айрин заломила руки.

– Зачем я отправила их одних!

Алан попытался ее обнять.

– Ты не знала, что может произойти. Я бы поступил точно так же.

Айрин вскинула голову, и он увидел ее искаженное болью лицо.

– Я даже не сказала Коннору, что люблю его! Не признала своим сыном. Лучше б ты женился на Хейзел, и вы бы вместе забрали его из приюта!

На мгновение Алану почудилось, что Айрин известна правда про него и Хейзел. Если б он знал наверняка, то немедля привлек бы ее в объятия и попытался вымолить прощение. Но он мог ошибаться. К тому же сейчас следовало подумать о другом.

– Я никогда не собирался жениться на Хейзел. И Коннор знает, что ты его любишь. Во всем виноват только я. Это я согласился возглавить негритянскую милицию, не думая о том, к каким последствиям это может привести.

– Теперь ты знаешь, что значит иметь ребенка, а потом его потерять! – вскричала Айрин, и в ее взгляде промелькнуло нечто, испугавшее Алана.

На пороге школы появилась Сьюзен Стерн. Он бросился к ней.

– Вы знаете, кто состоит в местном ку-клукс-клане?

Во взгляде миссис Стерн промелькнуло сомнение, однако она ответила:

– Я вам сочувствую. Прошу, не теряйте уверенность и силы. К сожалению, мне нечем вам помочь. Я слышала обрывки разговоров, но не знаю ничего конкретного. Наши мужчины скрывают от женщин такие вещи.

Они вернулись в Темру. Айрин не находила себе места. Она никого не слушала, ни на чем не задерживала взгляд, просто металась, точно зверь в клетке.

Потом ее лицо стало пустым, с него будто стерлись следы воспоминаний и мыслей. Она вся сникла и словно погасла. Внезапно Алан понял, чего он боится: того, что она утратит связь с миром, как это уже случилось когда-то.

Тогда его не было рядом. Но сейчас он мог что-то сделать.

– Я намерен отправиться к фермерам, которые приезжали в Темру. Возможно, они что-то знают, – сказал он.

– Я поеду с тобой, – промолвила Айрин, и Алан твердо произнес:

– Нет.

Он отвел ее в спальню, усадил на кровать и попытался объяснить, отчего ей лучше остаться дома.

– Почему ты хочешь оставить меня одну?!

– Не одну, а с Трейси и другими неграми. Я справлюсь сам. Я боюсь за тебя. Я не хочу тебя потерять.

Когда Айрин поняла, что он собирается уходить, она бросилась к дверям. Алан пытался ее удержать. Он был поражен, что при всей ее хрупкости в ней кроется столько силы. Ее руки казались тонкими и слабыми, как веточки молодого деревца, но когда дело доходило до сопротивления, они словно превращались в стальные тросы.

Алан страдал от того, что ему приходится так обращаться с ней, но другого выхода не было. Справившись с Айрин, он позвал Трейси. Не успев ничего объяснить, втолкнул растерянную негритянку в комнату и запер дверь.

Он не знал, кому можно доверить ключ, и после недолгих колебаний опустил его в карман.

Алан лишь приблизительно знал дорогу; к счастью, у него был хороший конь, не чета тем клячам, на каких ездили в округе.

Он несся через равнину, поросшую низкими дубами и молодой сосной так быстро, что ему казалось, будто он летит над землей, и вскоре увидел ферму. В поросшем травой дворе стояла старая расшатанная повозка и унылая тощая лошадь. Крыша дома покосилась и почернела, выбитые стекла были заткнуты тряпками.

Алан миновал двор, распахнул дверь и вошел в помещение. Там было темновато, он сумел разглядеть лишь слишком массивный для такой маленькой комнаты стол, за которым сидел мужчина.

Алан понял, что не ошибся. У него была хорошая память на лица, и он узнал хозяина дома. Это был один из тех фермеров, что приходили в Темру.

– Моего сына похитили. Куклуксклановцы, существа, которые прячут лица. Я не знаю, кто они и что им нужно, но догадываюсь. Я приехал, чтобы сказать, что проиграл. Клянусь забрать семью и уехать отсюда. Вы больше никогда меня не увидите. Мне все равно, кому достанется Темра. Я согласен на все, только верните Коннора. Дело в том, что моя жена… может сойти с ума!

Мужчина поднялся из-за стола.

– Ребенок? Я ничего об этом не слышал. Не думаю, что это сделал кто-то из нас! Мы вовсе не собирались выгонять вас из Темры. Садись. Успокойся. На тебе лица нет. Я позову соседей, мы постараемся что-то придумать.

Алан рухнул на стул и вскоре почувствовал, что его пальцы сжимают стакан. Он машинально выпил обжигающую горло жидкость и понял, что в голове прояснилось.

Из угла на него с любопытством смотрели дети, мальчик и девочка. Неожиданно Алан вспомнил свое бегство в Канаду, когда одни белые бедняки охотились на беглых рабов, а другие, рискуя собой, прятали чернокожих в своих домах.

Когда в дверь друг за другом вошло несколько мужчин, в помещении стало совсем темно, и все же Алан сумел разглядеть их лица, на которых лежала печать голода, отчаяния, нужды и других разрушительных последствий войны.

– Он служил в армии янки, – сказал кто-то, – зачем нам ему помогать!

– Да, – ответил Алан, – я там был. Я видел синие от пороха лица, мертвые тела, напоминавшие куски мяса, размозженные головы, оторванные руки и ноги. Но страшнее всего была бессмысленная ненависть человека к человеку.

– Помню, когда объявили капитуляцию и две армии сошлись на поле, мы пожимали янки руки и обнимались с ними, – заметил другой мужчина. – Эта война до смерти всем надоела!

– Но та, другая война, между белыми и черными, никогда не закончится! – в сердцах произнес Алан.

Мужчины замялись.

– Ладно, парень, мы погорячились. Негры, которыми ты командуешь, еще бесправнее, чем мы, хотя власти твердят другое.

– Ты правду говорил… про землю? – нерешительно произнес один из фермеров.

– Правду, – ответил Алан, – но сейчас я не могу об этом думать.

Мужчины немного помолчали, а потом заговорили все сразу. Алан понял, что они собираются поднять на ноги всю округу с тем, чтобы прочесать лес и обыскать все заброшенные поместья.

– Они наверняка прячут его где-то там. Разделимся на группы и станем искать. Если повезет, до темноты твой сын будет дома.

Едва Алан выехал со двора, Айрин перестала колотить в дверь и повернулась к Трейси.

– Снимай с кровати простыни и рви на полосы. Я займусь занавесками.

– Зачем… мисс? – запинаясь, спросила та.

– Сделаем веревку, и ты поможешь мне выбраться на улицу.

Глаза Айрин метали молнии, но руки двигались уверенно и медленно. Она тщательно затянула узлы и проверила их крепость. Было не так уж высоко, но она не собиралась рисковать.

Приземлившись, она некоторое время стояла, восстанавливая дыхание. Потом бросилась в дом.

– Арчи!

Тот вытаращил на нее глаза.

– Мисс?!

– Быстро беги к тем неграм, которыми командовал Алан. Пусть они возьмут ружья и ищут нашего сына. Довольно мы помогали им, пусть они послужат нам.

– Да, но…

Глаза Айрин сделались злыми.

– И не говори, что не знаешь, как их уговорить, или что это работа не для домашних негров!

– Хорошо, я все сделаю, – пробормотал он, на всякий случай отступая на шаг.

Она сурово кивнула и тут же повернулась к нему спиной.

– Куда вы, мисс? – крикнул вслед Арчи, когда она выбегала в ворота, но Айрин не оглянулась.

Разум подсказывал, что едва ли ее поиски к чему-нибудь приведут, но она не могла сидеть на месте.

Айрин бежала, пока могла, потом останавливалась, чтобы немного передохнуть, и прислушивалась, надеясь уловить человеческий голос, но слышала только шелест листвы и шум крови в ушах.

Она вдруг поняла, что все годы разлуки с Коннором не могла поверить в то, что больше никогда не увидит своего ребенка. Она не представляла его мертвым – ни в земле, ни на небесах. Но сейчас что-то подсказывало ей: Коннора могут убить. Намеренно или случайно, по неосторожности. Едва ли они похитили его с целью выкупа, скорее, желая отомстить, показать, кто хозяин в округе. Что такое жизнь цветного мальчишки для тех, кто прежде владел сотнями таких, как он!

Разумеется, Темра, чудный остров благополучия среди моря горя, не могла вызывать у разорившихся плантаторов ничего, кроме ненависти. Они были готовы пойти на что угодно, лишь бы вонзить во врага невидимый нож.

Айрин не знала, что станет делать, если не найдет сына. Чувство было жутким, как при падении в бездну.

В вышине неподвижно парил одинокий ястреб. Длинноухий заяц выскочил из кустов и стрелой полетел вперед. Листва деревьев шуршала, как накрахмаленная ткань.

Кожа Айрин покрылась мурашками. Что привело ее сюда? Почему она побежала не к людям, а в лес? Отчего прежде не задумывалась о том, насколько они одиноки в Темре? Почему позволяла себе ревновать Алана к Хейзел и не сумела полюбить собственного сына?

Она вспомнила о ребенке, который жил и рос в ней. Сейчас он был для нее ничем. Она принесла бы в жертву кого угодно и что угодно, лишь бы найти и спасти Коннора.

Внезапно Айрин повернулась и устремилась к дому миссис Стерн. Тень сомнения в глазах Сьюзен, которую ей удалось заметить, служила залогом крохотной надежды.

Она домчалась туда за четверть часа. Сьюзен стояла на пороге, приложив руку ко лбу козырьком, будто кого-то ждала. Увидев Айрин, она не удивилась и сразу сказала:

– Я знала, что вы придете. Я поговорила с соседками. К счастью, мы, женщины, любим подслушивать. Не могу сказать точно, где держат мальчика, вроде в одном из сожженных и заброшенных поместий, что находятся поблизости. Таких в окрестностях всего три, и они расположены недалеко друг от друга.

Айрин ничего не ответила, лишь одарила Сьюзен взглядом, в котором было столько же благодарности, сколько презрения.

– Будет лучше, если вы позовете мужа! – крикнула вслед миссис Стерн, но Айрин не обратила на это внимания.

Она знала, где находятся эти поместья, и бросилась к ближайшему из них.

Она давно не бывала в таких местах, потому что, как и прочие уцелевшие жители округи, старалась обходить стороной эти памятники несчастью и горю.

Айрин долго рыскала в могильной тишине, среди груды обгорелых кирпичей, но ничего не нашла. Тогда она побежала дальше.

Вскоре она увидела еще одно разрушенное поместье, на первый взгляд, такое, как и другие. Однако здесь на помощь Айрин пришло то, что зовется чутьем.

Оно не подвело. Вскоре она заметила следы копыт на земле – не так давно здесь побывали какие-то всадники.

Не смея дышать, Айрин подошла ближе. На полуразвалившейся ограде висели рваные тряпки – следы прошлой жизни. От дома остались лишь черные трубы и белые колонны, лежавшие поперек двора, да еще… чьи-то горькие воспоминания.

Здесь было негде спрятать человека, кроме… Сделав несколько шагов по осколкам черепицы, Айрин вскарабкалась на обгоревший фундамент и очутилась там, где когда-то был холл. Мраморный пол потрескался, в трещинах росла трава.

Переступив через четыре порога, она приблизилась к высокой трубе, напоминавшей почерневший гнилой зуб. В кухонном полу обычно был вход в погреб, где хранились припасы.

Под ногами хрустели черепки. Квадратная дыра была закрыта досками. Айрин отодвинула их и заглянула вниз.

В следующий миг ее сердце растаяло. На дне ямы, покрытом опавшими листьями и чем-то похожим на мох, скорчившись, подтянув колени к лицу, спало ее единственное сокровище. Ее сын.

Коннор не двигался. А если он мертв?! Она не видела на его теле ни крови, ни ран, но он мог умереть от чего-то другого. Ужас обжег ей горло, опалил внутренности и заледенил душу.

Айрин завороженно смотрела на ребенка, не смея его окликнуть. В голове не было ни одной мысли, но ее чувства жили, она очень остро воспринимала действительность.

Она его любила. Это был их с Аланом первенец, плод запретной, но такой сладкой любви. Он мог вырасти, он был бы очень красивым. И… счастливым.

Был бы. И, возможно, еще будет.

Наконец Айрин решилась и тихо позвала:

– Коннор!

Он встрепенулся, открыл глаза, и ее душу захлестнула радость.

– Сынок!

– Мама!

Он смотрел с такой надеждой, что она разрыдалась.

– Сейчас я тебя вытащу.

Лестницы не было. Айрин спустила в яму доску и протянула руку.

– Вылезай!

Когда Коннор очутился в ее объятиях, она едва не сошла с ума от счастья. Она плакала и смеялась, тормошила сына и покрывала его лицо поцелуями.

– Тебя не били, не обижали?

– Нет. Но они скоро вернутся. Они так сказали. Я слышал.

– Тогда нам надо бежать.

– Где отец?

– Он тоже тебя ищет.

И тут она почувствовала, что обессилела. От долгой гонки, от невероятных переживаний.

Она села на землю и вытерла рукой потный лоб.

– Сейчас я объясню тебе, как добраться домой. Беги что есть мочи и никуда не сворачивай. Увидишь людей – прячься.

– А ты… мама?!

Коннор произносил это слово с такой любовью, о какой Айрин не смела мечтать.

– Я пойду за тобой. Просто мне надо… немного передохнуть.

У нее кружилась голова, к сердцу подступала слабость, а к горлу – тошнота. А потом ее словно подхватило и стремительно понесло в удушливую тьму.

Айрин очнулась оттого, что Коннор тряс ее за плечо.

– Мама, они едут, я слышу! Надо уходить.

Она заговорила сперва с трудом, а потом все уверенней и быстрее. Сказала, что не может бежать и что ему придется добираться домой одному.

– Я тебя не оставлю! – заявил он твердо, как маленький мужчина.

– Не волнуйся за меня. Я им не нужна. Они ничего мне не сделают. А ты… ты приведешь сюда Алана и других людей.

Когда Коннор убежал, Айрин облегченно вздохнула. Она слышала мужские голоса, фырканье лошадей, позвякивание удил, цокот копыт. А потом увидела людей.

Их было немного, человек шесть или семь, но они и впрямь выглядели зловеще. На головы троих из них были нахлобучены колпаки с прорезями для глаз, лицо других скрывали маски. Айрин представила, как это могло действовать на невежественных и суеверных негров и белых бедняков.

Мужчины явно не ожидали увидеть здесь женщину, растрепанную и бледную, с яркими зелеными глазами, взгляд которых, казалось, пронзал их насквозь.

– Где мальчишка? – пробормотал кто-то.

– Далеко отсюда, – ответила Айрин.

– А что ты здесь делаешь? – злобно произнес один из мужчин.

Было видно, что он узнал ее и не собирался проявлять к ней уважения.

– Я его мать и пришла за ним. – Она сделала шаг вперед и заметила, как кое-кто из негодяев, похитивших ее сына, невольно попятился. – Чего вы хотите, что вам нужно?

– Послушайте, леди! – вперед выступил человек, в осанке и голосе которого было что-то благородное. – Мы хотим, чтобы всякие «саквояжники» убрались с Юга. Чтобы янки не пытались заставить нас признать равноправие негров. И чтобы чернокожие не шлялись по дорогам, угрожая мирным гражданам. Чтобы Юг наконец поднялся с колен.

– А от моего мужа и сына?

Айрин почувствовала, как мужчина смягчился.

– Мы собирались вернуть вам мальчика после того, как ваш муж устранился бы от командования неграми.

– А если бы он отказался?

Мужчины молчали. Вероятно, они не могли такого представить.

– Мы объясняем им, как должно себя вести, – сказала Айрин. – Мы следим за ними. Кое-кому пообещали выделить участки.

– Бесполезно лелеять сорняки, от этого они не превратятся в цветы. Их надо вырывать, другого выхода нет, – твердо произнес «джентльмен».

– Вы приехали из Ирландии, – вмешался другой, не скрывая раздражения, – вы чужая в этих краях, вы ничего не знаете о традициях Юга. Еще до войны вы умудрились навлечь неслыханный позор на тех, кто вас приютил. Я не удивлен, что Уильям О’Келли умер, а его дети подались куда глаза глядят. И теперь вы живете в Темре на правах хозяйки, с цветным мужем, который вдобавок служил федералам!

Айрин усмехнулась.

– Кому он мог служить? Вам? Тем, кто никогда не считал его за человека?

– Я тоже сражался в армии, леди, – вновь заговорил тот, кто показался Айрин единственным джентльменом, – разумеется, на стороне Юга. Мы потерпели поражение, но я не думал, что жизнь кончена. А вернувшись домой, узнал, что янки сожгли мое поместье, изнасиловали и задушили жену, проломили головы детям. Они воевали за свободу негров, и теперь негры имеют право голоса, носят оружие и думают, что они выше нас.

– Мы хотим, чтобы вы продали имение и навсегда уехали отсюда. Вы не найдете здесь ничего, кроме ненависти, а возможно, и смерти, – сказал другой.