Текст книги "Мотылек летит на пламя"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
Глава 3
Прежде Темра казалась надежно отрезанной от мира, теперь до нее доходили слухи, ее посещали незваные гости, а сегодня Сара получила первое письмо. К сожалению, оно оказалось безрадостным. Мистер Вудворт, нотариус, сообщал, что согласно плану Реконструкции Юга земли мятежников, имевших облагаемое налогом имущество на сумму в двадцать тысяч долларов, подлежат конфискации, а далее продаже или разделу.
– Темру пустят с молотка, ее купят чужие люди, а нас выставят на улицу, – сказала Сара Айрин, прочитав письмо, а потом медленно и аккуратно сложила бумагу.
Она подумала о Тони Эвансе, который уехал, забрав с собой ее сердце. Он обещал помочь, однако между ними стояла ненависть южан к северянам и ее нелепый брак: Саре чудилось, будто судьба окружила ее счастье непроходимыми терновыми зарослями.
– Тебе надо съездить в Чарльстон, – решила Айрин, – и поговорить с нотариусом. Ведь мистер Уильям умер, а Юджин пропал без вести!
Сара подняла на нее глаза.
– Я не могу отправиться туда одна. Ты поедешь со мной?
– Да. У меня тоже есть дело.
Сара поняла, что она имеет в виду поиски своего ребенка, но не решилась ничего сказать, потому что в отличие от Айрин не умела говорить спокойно о сложных вещах.
Поднявшись наверх, Сара перебрала свой гардероб. Янки не тронули ее нарядов, и хотя многие платья выглядели почти как новые, она поняла, что не сможет их надеть. Дело было не в том, что они наверняка вышли из моды: довоенные платья казались лоскутьями прошлой, навсегда исчезнувшей жизни, неким печальным напоминанием о том, что никогда не вернется.
Сара без сожаления закрыла дверцы и повернулась к Айрин:
– Поеду в чем есть. В конце концов мне не от кого скрывать свою бедность.
Она была права: сейчас мало кого волновала чужая нищета. У всех хватало своих несчастий.
– Велю Дейву запрягать, – добавила Сара и рассмеялась, поняв, что запрягать некого: в усадьбе не осталось ни одной лошади.
– Пойдем пешком, – сказала Айрин. – А там, быть может, нас кто-нибудь подвезет.
Они брели по обочине, как беженки, покорные неизбежной и неодолимой силе. Высокие стебли травы неподвижно стояли вдоль дороги, над головой застыли облака. Сара прислушивалась в надежде услышать скрип повозки, стук копыт, а то и еще какой-нибудь звук из прошлого, долетевший через заброшенные поля, но было тихо.
«Нам не из чего строить будущее», – думала она, с трудом отгоняя слезы жалости, жалости к своей собственной доле.
В конце концов их все-таки подвез старик с заморенной лошаденкой и старой разбитой повозкой, которая тащилась по дороге, как большая серая черепаха.
В облике города что-то неуловимо изменилось, и не только потому, что многие здания были разрушены. Его душа стала другой.
Хотя Сара надеялась, что улицы Чарльстона больше не почернеют от копоти, что постепенно на них стихнет вдовий плач, что со временем по обеим сторонам дороги вырастут новые дома, она понимала, что прошлого не вернуть.
К сожалению, им не удалось отыскать человека по имени Хейт. Вероятно, его ремесло умерло вместе с отменой рабства, да и бездомных темнокожих ребятишек развелось столько, что при желании можно было взять в дом любого, если в том была какая-то нужда и если в этих домах еще оставалась еда.
Айрин смотрела в землю, покрытую обломками кирпичей, будто ждала, что перед ней неожиданно разверзнется подземный ход, который приведет ее сперва к Хейту, а потом и к сыну.
– Иди поговори с нотариусом. Я подожду тебя на улице, возле лавки, – сказала она Саре.
Когда Сара скрылась из виду, Айрин вошла в помещение. Она не собиралась ничего покупать не только потому, что у нее не было денег. Просто все, что до сей поры имело хотя бы какой-то смысл, перестало существовать. Если б сейчас за ней пришла смерть, Айрин приняла бы ее без страха, ибо все равно ощущала себя так, будто из нее окончательно выжали жизнь.
Следом за ней в лавку вошла хорошо одетая молодая мулатка и принялась выбирать какие-то мелочи. Хозяин сделал недовольное лицо, однако темнокожая покупательница не обратила на это никакого внимания.
Вскоре к мулатке присоединился мужчина в синем мундире офицера армии Союза, и Айрин с удивлением отметила, что он тоже не белый. Ему шла форма, а его профиль казался удивительно благородным. Капля африканской крови придавала его красоте нечто такое, что было трудно передать словами и от чего было невозможно отвести глаз.
Когда он негромко заговорил со своей спутницей, Айрин вздрогнула. Сперва она восприняла это как знак окончательного поражения и последнюю каплю боли, но потом поняла, что получила подарок судьбы: сумела увидеть Алана, смогла узнать, что он жив и что у него все в порядке.
Алан и, вероятно, его новая возлюбленная. С таким же прошлым, с таким же цветом кожи.
То был осколок чужой жизни, картинка из будущего, удивительный сон. Айрин нисколько не удивилась тому, что эти люди ее не заметили. Они пребывали в ином времени, они ушли далеко вперед, тогда как она оставалась на месте.
Айрин слышала их разговор.
– Пароход отходит завтра. Ты не передумал?
– Нет.
– Осталось получить пособие и можно трогаться в путь.
Женщина уверенным жестом положила руку ему на локоть. Ее темные глаза излучали любовь.
Отвернувшись от мулатки, Алан попросил торговца показать женские шали и выбрал одну, из тончайшего кашемира, с восточным рисунком, насыщенную цветом, которого так не хватало окружающему миру. Айрин подумала, что эта шаль замечательно оттенит смуглую красоту его спутницы.
Она вышла наружу и почти сразу столкнулась с Сарой.
– Все напрасно, – устало проговорила та. – Темру выставят на шерифских торгах. Нам там нечего делать, потому что от наших денег толку не больше, чем от охапки сухих листьев. Лучше купить на них каких-нибудь мелочей. Зайдем в лавку? У меня даже шпилек нет.
– Только не в эту. В другую, – сказала Айрин, и Сара покорно кивнула.
Они очутились в лавке, над входом в которую красовалась вывеска «Универсальный магазин». Здесь было светлее и просторнее, чем в первой, и продавалось буквально все: ткани, фарфор, кухонная утварь, мебель, галантерея.
В лавке распоряжалась молодая негритянка: гоняла приказчиков, чернокожих парней, ругала мальчишек-посыльных. При этом она выглядела страшно довольной и явно пребывала в своей стихии. Ее платье было ярким, как флаг, на шее и на руках поблескивали крупные дешевые украшения.
Сара застыла, как столб, потому что узнала свою бывшую горничную.
Айрин горько расхохоталась. Сперва она увидела Алана в синем мундире, а теперь – Касси за прилавком универсального магазина!
Очевидно, негритянку задел ее смех, потому что она подбоченилась и сказала:
– Пожалуй, стоит повесить объявление: «Бывшим хозяевам товары не отпускаются».
– Мы ничего у тебя не купим, – заявила Сара.
Касси злорадно усмехнулась.
– Потому что у вас нет денег!
– Не только поэтому. Этот магазин открыт на деньги, вырученные от продажи ворованного! Все те кольца, ожерелья и серьги, что сержант Трамбал снял с южанок, омыты их слезами!
– А кто оплатит мои слезы, годы рабства, когда я не была свободна ни в движениях, ни в словах, ни даже в мыслях!
– В любом случае, Касси, ты – дрянь, – изрекла Айрин.
– Мы еще посмотрим, кто есть кто! Это будет видно по тому, кто с чем останется! – заявила негритянка.
Когда они вышли из лавки, Сару била дрожь.
– Она до сих пор меня ненавидит! За что? Они все возьмут в свои руки, будущее за ними.
– Ты имеешь в виду – за черными?
– Нет, не важно, за черными или белыми. За такими, как Касси.
На обратной дороге они молчали. Айрин пыталась закрыть свое сердце перед тем, что связывало ее с прошлым, на еще более крепкий замок. Затолкать воспоминания о встрече с Аланом в самый далекий уголок памяти, уверить себя в том, что это было видение, сон. Пыталась и… не могла.
Вернувшись в Темру, Айрин прошла в свою комнату. В сумрачной пустоте смутно белели занавески, стены расплывались перед глазами.
Она споткнулась об вытертый коврик и села на кровать. Очередной отрезок жизни остался позади. Впереди не было ничего.
Айрин понимала: нет ничего удивительного в том, что люди меняются, изменяют своим чувствам, если изменился весь окружающий мир. Теперь Алан получил свободу, он стал офицером и выбрал для себя более подходящую женщину, похоронив воспоминания о прошлом глубоко в душе.
Зачем ему возвращаться в Темру, туда, где все знали его как раба, где его без конца унижали? Он был слишком горд для того, чтобы принести свое достоинство в жертву былой любви.
Айрин воскрешала в памяти минуты, проведенные с ним, его глаза, его голос, его улыбку, все то, благодаря чему ее жизнь становилась осмысленной и прекрасной, словно бы для того, чтобы в последний раз насладиться ими.
Конечно, тогда, в лавке, она могла выйти из угла, поговорить с Аланом, рассказать о том, что ей довелось пережить, потребовать объяснений, но у нее… не было сил.
Только сейчас Айрин поняла, что долгое время словно балансировала на некоем подвесном мосту, не зная, перейдет ли его или соскользнет вниз, что ее ждет: спасение или гибель. Много дней она не позволяла себе думать о том, что будет завтра, она пыталась загнать любовь на самое дно души, но та оказалась куда живее, чем Айрин могла предположить. Как бы она ни старалась скрыть от себя правду, смысл ее жизни сосредотачивался в любви к двум существам, которых – увы! – невозможно вернуть.
Она никогда не найдет своего ребенка, и она навсегда потеряла Алана. Ее горе достигло предельной точки, точно так же, как ее жизнь. Темра была единственным местом, где она могла бы пустить новые корни, но судьба распорядилась иначе.
Взяв в руки револьвер мадам Тайлер, Айрин тут же вспомнила, что в нем не осталось патронов. Тогда она подумала о веревке и подняла глаза к потолку.
Там был крюк. Наверное, прежде на нем висела люстра или еще какой-то светильник.
Айрин спустилась вниз, отыскала в сарае моток веревки и усмехнулась. Хвала янки, они хотя бы оставили ей шанс добровольно расстаться с жизнью!
В тот миг, когда она, встав на стул, пыталась приладить веревку к крюку, в дверь постучали.
Она спрыгнула на пол, спрятала веревку за спину и обреченно произнесла:
– Войдите.
Дверь открылась, и вошла Сара. Айрин не помнила, чтобы Сара когда-то переступала порог ее комнаты. Странно, что она пришла именно сейчас.
– Что тебе нужно?
– Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
Сара подошла к окну. Хлопок созревал: казалось, по нежно-зеленому морю плывут маленькие белые кораблики. Но посреди этого царства не было видно ни стройных силуэтов женщин в ярких одеждах и с тюрбанами на головах, ни высоких фигур мужчин в сером холсте. Борьба за Темру потеряла смысл, и Сара приняла решение сложить оружие.
– Куда ты собираешься ехать, когда нас выставят отсюда?
Айрин пожала плечами. Она не могла назвать ни одного места на земле, где бы ее кто-нибудь ждал.
– Не знаю. А ты?
– Тоже. И еще я не имею понятия о том, что делать с неграми. Едва ли кого-то из них возьмут в услужение – ни у кого нет денег. А так… они пропадут.
– Когда майор Эванс вернется за тобой, попроси его помочь, он не откажет.
Лицо Сары пошло красными пятнами.
– Ты… подслушивала?
– Нет. Я просто… видела.
Сара сплела пальцы.
– Я не могу так легко нарушить принципы, оборвать корни!
– Придется. Жизнь изменилась, цепляться за прошлое бессмысленно.
– Иногда мне кажется, что во время войны мы питали больше надежд, чем сейчас. По крайней мере, тогда у нас еще был дом, – горько сказала Сара.
– Ничего. Америка большая. Здесь хватит места для всех: и для тебя, и для меня. Что касается негров, никто не говорил им, что на свободе жить будет легче, чем в рабстве.
Жизнь. Айрин задумалась над тем, сколько раз произнесла это слово. Смерть осталась там, за океаном, и еще по пути – в «плавучих гробах», а сюда она прибыла для того, чтобы жить.
Она невольно улыбнулась, вспомнив строки из стихов Уолта Уитмена:
Когда Сара ушла, Айрин отнесла веревку обратно в сарай.
Когда через пару дней к Темре подъехал всадник на гнедом коне, ему почудилось, будто он вернулся на землю, которую покинул тысячу лет назад.
Алану казалось, будто он видит заново переписанную картину. Штукатурка постепенно обваливалась со стен особняка, и грязно-серые, покрытые плесенью пятна напоминали проказу. Стекла кое-где были выбиты, а дыры заложены досками или заткнуты тряпками. В заросшем травой дворе не было видно ни души, и кругом царила подозрительная тишина.
На крыльце стояла худая бледная девушка в старом, залатанном, потерявшем цвет платье, стоптанных башмаках, с небрежным узлом волос на затылке.
Алан не удивился бы, если б кто-то сказал ему, что она простояла так всю войну – безмолвный символ ожидания и горечи.
Это была Айрин. Она не вздрогнула, не заплакала, не протянула руки, не побежала навстречу, она просто смотрела, изучающе, неподвижно, словно не в силах поверить в то, что видит.
У Алана пересохло во рту. Сколько раз он представлял себе эту картину, картину безумной, восторженной встречи, миг, способный искупить все: годы разлуки, тяготы войны. Но сейчас ощущал только растерянность.
Он спрыгнул с коня, бросил поводья и направился к ней.
– Айрин! Я вернулся!
Она с трудом разомкнула губы:
– Вижу. Просто мне трудно поверить, что это и вправду ты.
Алан вздохнул с облегчением.
– Я. В синем мундире янки. – Он постарался улыбнуться. – Я два года прослужил в армии, получил офицерское звание.
Алан заметил напряженный блеск в глазах Айрин. Она выглядела отстраненной, чужой, и он решил, что ей пришлось тяжелее, чем он предполагал.
Алан собирался сделать это позднее, но сейчас было необходимо разрядить обстановку, потому он сунул руку за пазуху и вытащил сверток.
– Это тебе.
Отогнув край бумаги, Айрин увидела шаль, ту самую, какую Алан выбрал в лавке. Она была не в силах сделать так, чтобы это наваждение исчезло, потому расправила ткань.
– Нравится?
– Да. Спасибо, – ответила Айрин, подумав, что эти цвета подойдут не только к смуглой коже мулатки, но и к ее зеленым глазам. Возможно, она ошиблась, и та женщина вовсе не была его возлюбленной?
– Почему ты вернулся?
Это был странный вопрос, но Алан спокойно ответил:
– Потому что я обещал вернуться. Потому что я тебя люблю.
– Пойдем в дом?
– Кто здесь остался? – спросил Алан, поднимаясь по ступеням.
– Немногие, – ответила Айрин и перечислила, коротко сообщив, что стало с остальными.
Алан был поражен тем, что предстало перед его глазами. Паркет был расколот, мебель поцарапана и поломана, все сколько-нибудь ценные вещи исчезли.
– Книги сохранились, – сказала Айрин. – Библиотека мистера Уильяма в твоем распоряжении.
– Но его самого больше нет, – Алан произнес эту фразу с видимым сожалением.
– Скоро не будет и нас. Я имею в виду – здесь, – пояснила она и рассказала, как обстоят дела.
– В любом случае Темра не твоя, – заметил Алан.
– Я всегда это чувствовала.
– Однако я рад, что мистер Уильям позволил тебе остаться в имении. Я боялся, что не смогу тебя найти!
Айрин не сводила с него пронзительного взгляда, и он добавил:
– Лила прислала мне сообщение по негритянской почте. В нем говорилось, что с тобой все в порядке.
– Наверное, так и было, хотя я плохо помню то время, – ответила Айрин.
Вошла Сара, и Алан был поражен, как сильно она изменилась. Если взгляд Айрин странным образом затвердел, то во взоре Сары появилась беспомощность, которую она не могла скрыть.
– Алан? – недоверчиво произнесла она. – Ты вернулся?
– Я приехал в Темру, чтобы жениться на Айрин. То, во что было трудно поверить, все-таки стало возможным.
Сара смотрела на него с выражением, в котором проскальзывала досада. Ей было трудно отказаться от мысли, что их любовь обречена, что как бы они ни старались, мир, разделенный на две половинки, не позволит им быть вместе.
– На тебе синяя форма. Воевал против южан?
– Пришлось. Да и было бы глупо, если б я стал воевать за них.
– Что ж, тогда поздравляю с победой.
– С победой? Что-то мне подсказывает, что победили не мы.
Когда Алан обедал вместе с Айрин и Сарой (она не стала возражать, когда он сел за стол), ему чудилось, будто его окружают призраки. Дело было не только в том, что все вокруг было разрушено, а в том, что в душах этих людей что-то навсегда сломалось.
Алан был здоровым, сильным, молодым мужчиной, но в их кругу даже его охватывали растерянность и отчаяние. Так же, как и они, он не знал, что делать дальше. А вот Хейзел знала. Перед отъездом она сказала ему:
– Ты совершаешь ошибку. Если поедешь к ней, у тебя не будет будущего. А если останешься со мной – да. Я собираюсь основать в Нью-Йорке общество по поддержке бывших невольников, в первую очередь – женщин. А что станешь делать ты? Выращивать хлопок? Глупо возвращаться туда, где ты был рабом!
Теперь Алан подумал о том, что находиться в обществе Хейзел было куда целительней и приятней, чем сидеть рядом с Айрин, которая вела себя как незнакомка.
Алан не знал, по-прежнему ли она его любит, не был уверен в том, что время не разрушило и не похоронило их отношений.
Когда наступил вечер и все разошлись по комнатам, он спросил, заранее готовый к тому, что получит отрицательный ответ:
– Я могу спать в твоей комнате?
Взгляд ее зеленых глаз скрывал целый мир, в который отныне ему не было доступа. И все же она ответила:
– Конечно, Алан.
Комнатка выглядела очень скромно: узкая кровать, старый комод, плетеный коврик на полу, ситцевые занавески на окнах. Прежде такую обстановку можно было увидеть только в каморках домашних рабов.
Алан не знал, как начать откровенный разговор, а потом решил попробовать обойтись без слов, благо Айрин не противилась.
В том, что молодой, пылкий, любящий мужчина желал близости с той, к встрече с которой стремился несколько лет, не было ничего удивительного. Пока Алан целовал и ласкал ее тело, Айрин ничего не чувствовала. Когда они соединились, она ощутила боль и с трудом сдерживалась, чтобы не застонать.
Алан отстранился. Ему по-прежнему нравилось ее хрупкое полудетское тело, но ее повзрослевшей, а может быть, постаревшей души он больше не знал.
– Ты меня не хочешь? Я слишком долго ждал нашей встречи и, может быть, поспешил?
– Я такая давно и едва ли стану другой. Ты не должен был приезжать.
Алан похолодел.
– Ты меня не ждала? Или… янки обидели тебя сильнее, чем я думал?
– Янки? Нет. И я ждала тебя, Алан, до тех пор, пока верила, что ты можешь мне помочь. Все закончилось несколько дней назад, когда я вернулась из Чарльстона. Так бывает: вчера жизнь имела смысл, а сегодня его не стало. Никто не может знать, что сулит завтрашний день.
– Что произошло?
– Я искала нашего ребенка, но не нашла. И поняла, что никогда не найду.
– Ребенка?!
– Да. Я родила его перед войной.
Айрин рассказала про Коннора, а затем – о своей жизни после того, как их разлучили.
– Я не знаю, сколько лет я просидела в комнате без окон, с толстыми каменными стенами, сквозь которые не проникали звуки, где кружка с водой была прикована цепью к полу, а еду давали, словно собаке, просовывая под дверь железную миску. Меня «лечили» тем, что обливали холодной водой, засовывали в мешок, вращали на каком-то колесе. Я вынесла это лишь потому, что душевные муки казались сильнее, хотя было время, когда я вообще ничего не понимала и не помнила.
Алан был потрясен. Все, что он хотел ей рассказать, – о «Тайной дороге», о своем вступлении в армию, о тяготах войны, о том, как он получил звание офицера, о шоке, вызванном убийством президента Линкольна через день после официальной сдачи войск Конфедерации[19]19
Президент А. Линкольн был смертельно ранен во время покушения, совершенного на него 14 февраля 1865 года в Вашингтоне.
[Закрыть], – отошло на задний план.
Он усадил Айрин к себе на колени и, крепко прижав к груди, укачивал, как ребенка.
– Моя девочка! Сколько тебе пришлось пережить! Если б я только знал, постарался бы приехать намного раньше!
Она возразила:
– Ты был должен пройти свой путь.
– Нет. Мой долг быть рядом с тобой.
– Ты вернулся, и это главное.
– Сын! – прошептал Алан, и выражение его лица сделалось почти мальчишеским. – На самом деле мы довольно много знаем о нем, притом что человек, которого ты надеялась разыскать, едва ли сумел бы чем-то помочь. Итак, нам известно имя ребенка, которое, возможно, сохранилось, год рождения и город, куда его отвезли. Мы подадим объявления во все газеты, издающиеся в Южной Каролине, а также в других штатах, и назначим вознаграждение за любые сведения о Конноре. Кроме того, объедем все приюты для цветных детей. Мы непременно его найдем.
Айрин ощутила приятную истому. Ей нравилось чувствовать себя слабой рядом с этим человеком, она говорила себе, что ее место здесь, под его защитой. Буквально несколькими словами Алан расставил все по своим местам и внушил ей давно утраченную уверенность в будущем.
– А теперь спи, – сказал Алан, бережно опуская ее на постель.
– Разве ты ничего не хочешь? – пробормотала Айрин.
– Будет лучше, если мы займемся этим после свадьбы.
– Правда?
Он улыбнулся и погладил ее волосы.
– На самом деле то, о чем ты говоришь, занимает в жизни человека ничтожное количество времени. Все остальное составляет жизнь его сердца, существа, души.
Она проснулась в середине ночи. Алан мирно спал, и Айрин чудилось, будто он вернулся к ней нетронутый войной, вернулся таким, каким был в пору их первой встречи. Те же совершенные черты, та же гладкая кожа, те же густые волнистые волосы.
Приподнявшись на локте, она долго смотрела в его лицо, потом осторожно провела пальцами по смуглой коже, коснулась кончиков длинных ресниц. Не выдержав внезапного накала чувств, прильнула губами к его губам, будто сложила две половинки целого. Алан глубоко вздохнул, судорожно прижал ее к себе, и внезапно Айрин поняла, чего она хочет.
Она раскрылась ему навстречу, принимая в себя его плоть, и вскоре с удивлением осознала, что с каждым движением жгучая горечь, что так долго терзала ее душу, уступает место дурманящей сладости.
Иногда она засыпала, а когда просыпалась, нетерпеливо прикасалась к нему, и он тотчас мягко входил в нее, и тогда ей становилось удивительно хорошо.
Утром Алан спросил:
– Ты до сих пор хочешь выйти за меня замуж?
– Больше, чем когда-либо.
– Тогда мы сегодня же поедем в Чарльстон и обвенчаемся.
Айрин хотела попросить у Сары какое-нибудь платье, но Алан сказал, что в Чарльстоне они перво-наперво посетят магазин и купят ей новые вещи.
– Я получил небольшое пособие, – сказал он.
Алан запряг в коляску лошадь, которую привел с войны, и сам сел на козлы. Айрин устроилась рядом, и они тронулись в путь.
Выглянуло солнце, подул теплый ветер, и впервые за долгие дни Айрин осознала, что перед ней простирается прекрасная, радостная, светлая страна, которую у нее никто не отнимет, а рядом сидит самый желанный мужчина на свете.
Небо было просторным и очень глубоким; в вышине проплывали облака, и парили ласточки.
Внезапно Алан остановил повозку, уронил вожжи, обнял Айрин и приник к ее губам. Они целовались долго, самозабвенно и страстно целовались, изнывая от любви, от сознания того, что отныне их никто не разлучит.
Айрин никогда не нравились кринолины, но их больше не носили. Мода изменилась: теперь спереди юбка отвесно падала вниз, а сзади драпировалась на турнюре и плавно перетекала в каскад длинного тяжелого шлейфа.
Айрин решила, что никогда не овладеет искусством носить такие платья, и попросила Алана купить ей что-то простое. В моду вошли нежные ткани светлых оттенков, и она с удовольствием примерила небесно-голубое платье. Оно выглядело воздушным и даже немного кукольным, если б не отделка из черных кружев. Из белья ей понравилась нижняя юбка из гладкого жесткого шелка, а из обуви – высокие ботинки на пуговках, незаменимые для прогулок по сельской местности, хотя Алан мягко настоял, чтобы она купила атласные туфли.
Заглянув в ювелирную лавку, он вышел оттуда с двумя тонкими золотыми кольцами.
Айрин была поражена.
– Ты наверняка истратил на них последние деньги!
– Это не имеет значения. Я хочу, чтобы у нас все было по-настоящему.
Религия никогда не имела большого значения в жизни Алана, потому он легко согласился обвенчаться с Айрин в католической церкви.
Алан уже привык к тому, что сначала люди смотрят на его лицо, потом на форму (или наоборот), и в их глазах появляется выражение недоумения и растерянности. Несколько раз его просили предъявить документы, вероятно, подозревая, что он решил устроить маскарад и надел синий мундир, не имея на это права.
К удивлению Алана, священник предложил им показать разрешение на брак.
– Какое еще разрешение? Кто должен его выдавать?
– Полагаю… власти.
– Что за ерунда! Мы взрослые свободные люди, и у нас нет препятствий для вступления в брак.
– Мы вам заплатим, – вставила Айрин.
– Дело не в деньгах, – священник замялся, – просто вы…
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – резко прервал Алан. – Разве в Библии сказано, что люди с разным цветом кожи не могут любить друг друга и быть счастливы вместе?
Священник развел руками.
– Лично я ничего не имею против вашего брака, но вот законы… Если вы принесете разрешение, все будет в порядке.
Айрин и Алан вышли на улицу и остановились, ослепленные солнечным светом, тогда как в их душах вновь поселились тени. Ощущение того, что отныне они свободны, что никто не вправе чинить им препятствия, рассыпалось, будто горстка пепла.
– Что за разрешение? Зачем? – растерянно повторил Алан.
– Поищем другого священника? – предложила Айрин.
– Боюсь, мы везде услышим одно и то же.
В конце концов они пошли к шерифу и настояли на том, чтобы их приняли. Выслушав, зачем они пришли, замотанный шериф нетерпеливо произнес:
– Обращайтесь к Бенджамину Перри, временному губернатору Южной Калифорнии. Он вам все объяснит, тем более, прежде он был судьей.
– Я не собираюсь участвовать в выборах или совершать сделку века. Я всего лишь хочу создать семью. Я пришел к вам за разрешением на брак с этой женщиной, без которого нас почему-то отказываются венчать.
Шериф с любопытством посмотрел на Айрин, потом снова на Алана, подошел к грубо сколоченным стеллажам, где царил хаос, вытащил какую-то папку и вынул из нее документы.
– Вы умеете читать?
– Разумеется. Однако будет лучше, если вы сами объясните, что имеете в виду, – холодно произнес Алан.
Шериф посмотрел на него в упор.
– Я вижу, вы в форме офицера союзной армии, однако вынужден задать вам вопрос: прежде вы… были в рабстве?
– Допустим. И что?
– Вот «Акт о даровании гражданских прав». В нем есть пункт, согласно которому освобожденным неграм запрещено вступать в брак с представителями белой расы. За подобный проступок виновного ожидает пожизненное тюремное заключение.
– Вы издеваетесь?
Шериф откинулся на спинку кресла.
– Отнюдь. Эти документы одобрены президентом Джонсоном[20]20
После смерти А. Линкольна президентский пост перешел к вице-президенту США Э. Джонсону.
[Закрыть].
– Мне бы хотелось знать причину, заставляющую правительство принимать столь бесчеловечные законы!
– Вероятно, кое-кто боится, что в случае смешанных браков белая раса неминуемо потерпит поражение, – сказал шериф, и Алан заметил:
– Мистер Джонсон опоздал: у нас уже есть ребенок.
Шериф развел руками.
– И все-таки я ничем не могу вам помочь!
– Можете. Выдайте нам разрешение. Я хочу жениться на мисс О’Келли, а после пусть меня заточат в тюрьму до скончания века!
– Вы шутите?
– То, что вы только что сказали, не вызывает ничего, кроме смеха. Я офицер армии Союза. Я обращусь к командованию и буду жаловаться.
– На законы? На меня? Я простой исполнитель.
– На то, что меня хотят лишить гражданских прав на основании цвета кожи. Поверьте моим словам, когда-нибудь это будет считаться преступлением. У меня нет свидетельства, в котором указано, сколько и какой крови течет в моих жилах! Если для того, чтобы жениться на мисс О’Келли, понадобится доказать, что я белый, я это докажу!
– Хорошая мысль, – заметил шериф. – В самом деле вы офицер, у вас есть фамилия, документы, вы знаете грамоту, и оттенок вашей кожи достаточно светлый. Я не знаю, белый ли вы, но уж точно не африканец!
– Прошу вас, выдайте нам разрешение, – сказала Айрин. – Это очень важно для нас.
– Хорошо, – сдался шериф, – но если что-то пойдет не так, отвечать будете сами.
– Не беспокойтесь, ответим.
Получив желанный документ, они вышли на улицу. Айрин понимала, что Алану тяжело обсуждать случившееся, и она заговорила о другом:
– Я видела тебя в Чарльстоне, в лавке, когда ты покупал шаль. Сара пошла к нотариусу, а я осталась ее ждать. Я стояла в углу, и ты меня не заметил. Представь себе, я настолько во всем разуверилась, что решила, будто вижу сон!
Алан вздрогнул. Узнав, что пришлось пережить Айрин за эти годы, он сто раз проклял себя за то, что спал с Хейзел. И теперь он был вынужден лгать.
– Со мной была женщина.
– Да. Вы были похожи, как две половинки ореха.
– Это Хейзел. Она помогла мне добраться до Канады. Потом мы вместе работали кондукторами «Тайной дороги». Когда война закончилась, она поехала в Нью-Йорк, а я отправился к тебе.
– Алан, ты вступил в армию, потому что желал встретиться со мной? – голос Айрин был полон безграничного доверия.
– Пожалуй, так. Я не видел иного способа попасть в Южную Каролину, кроме как с федеральными войсками. Прежде я пытался добраться до тебя, работая кондуктором «Тайной дороги», но меня ни разу не посылали так далеко. – И, усмехнувшись, заметил: – Хейзел была права, когда говорила, что я везде и всегда преследовал личные цели.
– А она?
– Помогать людям – ее призвание. Хейзел обладает талантом организатора и добивается успеха во всем, за что берется.
На самом деле Алан легко оставил Хейзел не потому, что был жесток, а потому что знал: она непременно отыщет свою дорогу. Насчет себя он не был уверен. Айрин, как истинная ирландка, была привязана к земле и ко всему, что на ней росло, а Алану больше подошла бы работа в крупном городе, таком, как Нью-Йорк. Он предпочел бы забыть о том, что был рабом. Потому он собирался как можно скорее уехать из Темры вместе с Айрин.
По случаю их бракосочетания был устроен небольшой праздник. Бесс приготовила самое лучшее из того, что было возможно приготовить из скудных продуктов. Арчи и Трейси расставили на столе сохранившуюся посуду. К чести Сары, она, пусть и сдержанно, поздравила новобрачных и согласилась разделить свадебную трапезу.
С некоторых пор Айрин не выглядела ни уродливой, ни красивой: все заслонил след несчастья, который лег на ее облик, словно печать. Теперь этот след исчез. Ее слова больше не казались свинцовыми каплями, а глаза – осколками зеленого стекла. Она ожила и повеселела, она смеялась. Алан держал ее за руку и смотрел на нее со смесью вожделения и нежности.
