Текст книги "Остров судьбы"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
Глава 6
Прошел год. Над куполом Тюильри победоносно трепетал белый флаг, страну захватили былые изгнанники, герои превратились в отщепенцев. На смену войне пришел мир, но он царил далеко не в каждом сердце. Не было корсиканца, который бы не вспоминал Наполеона, влачившего дни на острове Святой Елены.
Когда Андреа Санто вышел на свободу после десяти лет заключения, он сразу понял, что окружающий мир изменился гораздо больше, чем он сам. Долгое время он был лишен близких, дома, родины, а теперь – еще и императора. Страной правили люди, готовые плюнуть в лицо самому великому из его соотечественников.
Если прежде Андреа казалось, что оказаться на воле – все равно что подняться наверх из самой Преисподней, то сейчас он не знал, куда он вообще попал.
Андреа Санто получил желтый паспорт, в котором было написано, кто он, сколько и за что отсидел. Бывшему узнику было велено отправиться на место вечного поселения в какую-то глушь, названия которой он никогда не слышал: его выставили из тюрьмы, а заодно вышвырнули из жизни. Он снял арестантскую одежду, и ему было позволено выбрать другую – из груды тряпья, напоминавшего кучу опавших листьев. Возможно, то были вещи людей, которые недавно вошли в тюремные ворота, а быть может, одежду сняли с трупов.
Андреа не стал задумываться об этом: он выбрал куртку грубого сукна, полотняные штаны и рубаху. За десять лет тяжелого, на пределе сил труда он получил тридцать девять франков. Андреа не помнил, когда в последний раз держал в руках деньги, а потому понятия не имел, много это или мало.
Когда ему сказали, что он свободен, он не испытал никакой радости. На каторге Андреа нашел если не друзей, то товарищей по несчастью. На воле у него не было никого.
Он не считал возможным вернуться на Корсику – и не только из-за боязни ареста. Мать и сестра остались в другой жизни, и даже если они были живы, он не желал смущать их своим появлением, обременять присутствием и покрывать их головы позором. И мать, и Орнелла наверняка давно оплакали его и, возможно, забыли.
Клод Бонне, Кувалда, назвал ему адрес и приказал запомнить некий секретный пароль.
– Это наши ребята, – заметил он, – они всегда помогут.
Андреа понимал: воспользоваться явкой означало ступить на преступный путь, а этого он хотел меньше всего. Однако он поблагодарил Кувалду и пожал ему руку. Напоследок Клод Бонне предупредил:
– Будь осторожен. Хотя иногда стоит идти туда, где тебя никто не ожидает встретить, делать то, на что ты не можешь решиться, произносить слова, которые не идут с языка.
И вот Андреа стоял на пристани Тулона, вдыхая воздух свободы. В его холщовом мешке лежали деньги и «Дельфина» – единственный талисман и якорь в этом чужом, враждебном мире.
Андреа долго не решался пойти по улицам – ему чудилось, что его вот-вот остановят, прикажут предъявить документы, а потом арестуют. Свобода казалась невесомым мостиком, на который опасно ступать, хрупким цветком, который легко сломать, беззащитной птицей со слабыми крыльями.
Наконец он преодолел робость и долго блуждал по улицам. Проголодавшись, купил хлеб за два су и напился воды из фонтана, а после продолжил путь. Андреа удивляло все: яркие цветы на клумбах, певучие звуки колоколов, причудливые наряды толпы, разукрашенные экипажи. На каторге заключенных сгоняли в одно место, как стадо баранов, здесь каждый человек был сам по себе. Андреа не верил, что когда-нибудь научится ориентироваться в этой пучине, как до сих пор не понял, что перестал быть номером триста четырнадцать и обрел свое прежнее имя.
Заметив книжную лавку, он около часа топтался на противоположной стороне улицы, прежде чем решился перейти дорогу и толкнуть дверь. Звякнул колокольчик; Андреа очутился в душном тепле и был окутан дивным запахом покоя и древности, переплетенной кожи и бумаги. Он застыл в состоянии минутного блаженства; больше всего на свете ему хотелось, чтобы этот мир стал его домом, он желал в нем укрыться, мечтал остаться здесь навсегда.
– Что вам угодно? – сухо произнес пожилой хозяин, не прибавляя слова «сударь».
Андреа произнес названия так, как произнес бы спасительную молитву. Хозяин подошел к полкам и вернулся со стопкой книг.
– У вас есть деньги?
– Да.
К счастью, он смог заплатить и схватил свою покупку так, как если бы это был пропуск в рай.
Покидая лавку, Андреа заметил молодого помощника хозяина, который стоял ни жив ни мертв, сжимая в руках тяжелый подсвечник, и на его лицо наползла мрачная тень. Он ожидал, что к нему станут относиться, как к насекомому, но не был готов к тому, что его станут бояться.
Выйдя на улицу, Андреа торопливо сунул покупку в мешок и пошел прочь быстрым шагом, словно боясь, что кто-то догонит его и скажет, что он не имеет права открывать эти книги.
Когда пришла пора подумать о пристанище, Андреа рискнул войти в скромную гостиницу, где его тут же попросили показать документы. Он в испуге выскочил наружу. Андреа понимал этих людей: он был очень бедно одет, его волосы только-только начали отрастать, а на лице застыло выражение мрачной настороженности.
Андреа решил отыскать больницу доктора Моро. По дороге он старался обращаться с вопросами к тем, кто выглядел скромно и бедно, и при разговоре прятал глаза.
Наконец он подошел к большому зданию больницы. В высоких окнах сияло солнце, что показалось Андреа предвестником надежды, надежды, которая загоралась в нем всякий раз, как он вспоминал Аннету Моро.
Он не знал, что хочет ей сказать, он ничего не ждал, он просто хотел ее увидеть.
К сожалению, привратник ничего не знал о мадемуазель Моро, но в темных запутанных больничных коридорах, где витал запах сырости и больничной пищи, Андреа посчастливилось встретить одного из врачей.
– Что вам нужно? Вы больны? – спросил тот.
– Я хочу что-нибудь узнать об Аннете Моро, дочери доктора Моро. Когда-то она мне очень помогла. Я знаю, что она собиралась выйти замуж, и, к сожалению, мне неизвестна ее нынешняя фамилия.
– Дочь доктора Моро? Его младшая дочь? Она умерла, кажется, лет семь назад.
Андреа покачнулся. На миг ему почудилось, будто небо смешалось с землей.
– Умерла?!
– Да. Говорили, она заразилась опасной болезнью от какой-то нищенки, за которой ухаживала в женском отделении больницы. Ее не смогли спасти. А доктор Моро жив. Вы можете попытаться его повидать.
Андреа попятился.
– Нет.
Он вышел наружу. Горе заслонило действительность. Сердце было крепко сжато в невидимом кулаке. Много лет в его душе мерцал огонек, который позволял ему надеяться и жить, – при этом Аннета Моро давно превратилась в тень, ушла туда, откуда не возвращаются!
Андреа вынул из мешка одну из книг. «Коринна, или Италия», новый роман мадам де Сталь. Успела ли Аннета прочитать эту книгу? Видела ли она его с Небес, могла ли угадать его мысли, почувствовать, что творилось в его душе?!
У него мелькнула мысль обратиться в полицию и попросить вернуть его на каторгу, в жестокий, но привычный мир, однако Андреа понимал, что это невозможно до тех пор, пока он не совершит новое преступление.
Преступление он совершить не мог – ему мешал взор Аннеты, печально и ласково сияющий с неприветливых Небес.
Андреа переночевал под чьим-то забором. Ему понравилась узорная кованая решетка, увитая остролистным плющом, – она напомнила ему уголок родной Корсики. Он хотел заплакать, но не сумел – потому что отвык. Он неподвижно лежал на земле, положив под голову мешок, и ему чудилось, будто все в нем – и тело, и сердце – превратилось в камень.
Утром, едва свет прогнал тьму и на деревьях запели птицы, из ворот вышел прилично одетый человек. Увидев Андреа, остановился и спросил с любопытством, но без страха:
– Кто ты такой?
Андреа вскочил на ноги. Спросонья он не сразу сообразил, где находится, потому привычно ответил:
– Триста четырнадцатый.
Мужчина коротко рассмеялся.
– А где остальные триста тринадцать? Ты что – недавно освободился?
Андреа потупился.
– Вчера.
Собеседник внимательно и бесцеремонно оглядел его с головы до ног.
– Ты случайно не с Корсики?
Андреа рискнул поднять глаза.
– Да.
– Корсиканцев сразу видно, хотя ты хорошо говоришь по-французски. По мне они на вес золота, потому что в отличие от французов не привыкли брать чужое. За что ты сидел?
– За убийство.
Мужчина удовлетворенно усмехнулся.
– Не иначе на почве мести!
Андреа подумал, что то немногое из хорошего, что было в его жизни, сохранилось в немногочисленных воспоминаниях, будто солнце в капле воды. Точно так же трагедия его жизни могла уместиться в нескольких сухих словах.
– Я поссорился с одним человеком, он ударил меня по лицу, и я выстрелил в него из ружья. Меня арестовали и осудили потому, что он был офицером французской армии. Отправили на каторгу на семь лет, а еще три добавили за побег.
– Понятно. Что думаешь делать? – мужчина говорил почти дружески.
– Я не знаю, – сказал Андреа и признался: – Я должен отправиться на место поселения.
– Где это?
Он покорно вынул желтый паспорт и протянул собеседнику. Мужчина прочитал и присвистнул.
– Край света. Тебе там нечего делать.
– У меня нет выбора.
Собеседник прищурился.
– Выбор всегда есть. Почему не пойдешь к своим ребятам?
– Я никого не знаю.
– Не лги, – сказал мужчина и, заметив непроницаемое выражение лица Андреа, добавил: – Впрочем, как хочешь. Всему свое время. Пока что могу предложить тебе работу – мне как раз нужен человек. Чистить лошадей, вскапывать землю в саду, передвигать тяжести, словом, делать, что придется. Прежний работник уходит через несколько дней, он успеет обучить тебя всему, что нужно знать.
– Если я останусь в Тулоне, меня арестуют.
– Я тебя прикрою. К тому же тебе не придется слишком часто сталкиваться с жандармами: без крайней необходимости можешь не выходить на улицу.
В глазах Андреа зажегся свет безумной надежды. Он не мог подобрать слов:
– Я… я…
Человек усмехнулся.
– Хочешь сказать, что благодарен? Возможно, когда-нибудь ты в самом деле окажешься по-настоящему полезен для меня. Мне нужны преданные люди, на которых можно положиться в любой момент. Я стану платить тебе жалованье. Отдельной комнаты предоставить не смогу, но, думаю, ты не откажешься жить в конюшне.
– Я согласен.
Андреа был рад, что ему не придется общаться с другими людьми и он сможет проводить время с Животными. После лишенной всякого убранства затхлой клетушки корабельного трюма или тюремной камеры конюшня казалась почти что дворцом.
– Тогда идем, – позвал новый хозяин и добродушно добавил: – Значит, Андреа Санто?
– Да.
– Меня зовут Винсенте. Винсенте Маркато.
Спустя четверть часа Винсенте вошел в кухню, где Фелиса привычно колдовала над котлами. Заслышав шаги, женщина недовольно обернулась. Она относилась к приготовлению пищи, как к своего рода таинству, исключавшему присутствие посторонних, даже если это был сам хозяин.
– У нас новый работник, – небрежно произнес он. – Должен предупредить: он десять лет провел на каторге. Но вроде парень смирный. Его надо накормить.
Фелиса застыла с ложкой в руках. Не прибавив ни слова, Винсенте повернулся и вышел.
Когда Андреа несмело остановился на пороге и тихо поздоровался, Фелиса заметила, что он ждет разрешения войти в кухню. Окинув взглядом его лицо и фигуру, она увидела все, что хотела увидеть, и приветливо произнесла:
– Проходи, сынок. Садись к столу.
Она поставила перед ним тарелку с мясом, которое готовила на ужин, положила большой кусок хлеба. Мясо было золотисто-коричневым, сочным. К нему был подан картофель, которого Андреа никогда не ел, и свежие овощи.
– Спасибо.
– Как тебя зовут?
– Андреа Санто.
– Почему ты не смотришь людям в глаза?
Андреа вздрогнул. Ему хотелось ответить: «Привычка. Если глядишь в землю, меньше рискуешь получить удар». Впрочем иные охранники, напротив, кричали: «Посмотри на меня!». А после опять-таки били. Никогда нельзя было угадать, что может спасти от побоев, от унижений, от смерти.
Он ограничился тем, что сказал:
– Не знаю.
– Ладно, ешь, не буду тебя смущать, – промолвила кухарка и повернулась к своим котлам.
Прошло несколько дней. Прежний работник ушел, Андреа остался один. Он любил животных, и лошади быстро привыкли к нему. Он каждый день насухо вытирал их, чистил, давал воды и овса. Ему нравились глубокие спокойные звуки, наполнявшие конюшню, нравилось наблюдать за движениями лошадей. Когда они толкали его в плечо своими мягкими мордами, на его лице появлялась тень улыбки. Андреа всегда смотрел животным в глаза и разговаривал с ними так, как никогда не говорил с людьми. Возиться в саду он тоже любил, предпочитая делать это на рассвете не потому, что было прохладно, а оттого, что в это время обитатели дома еще спали.
По ночам, лежа в душистом сене, Андреа вспоминал Корсику, остров, где синее сливается с зеленым; воскрешал в памяти запах водорослей, гладкость омытых морем и нагретых солнцем камней, блеск рыбьей чешуи в глубине воды, следы птичьих лап на мокром песке, похожих на загадочные письмена. Вспоминал, как светятся скалы в лунном свете, как во время шторма на берег накатывают гигантские валы, как пахнут можжевельник, самшит, лаванда и вереск.
Иногда он заходил в кухню и смотрел, как на стенках медных котлов вспыхивают алые отсветы огня и как из-под крышек вырывается пар. Наблюдал за тем, как Фелиса не спеша помешивает соус или ловко режет овощи. Женщина никогда не лезла в его душу, хотя Андреа чувствовал, что она способна увидеть и понять все, что он был бы рад скрыть даже от Господа Бога.
Он никогда и ни с кем не заговаривал первым. Когда горничная, дерзкая девчонка, попыталась заигрывать с ним, он так посмотрел на нее, что она на миг потеряла дар речи.
Почти каждый вечер из дома доносился гул голосов, смех, звон бокалов, звук музыкального инструмента. Андреа не обращал на это внимания. Эти люди принадлежали к другому миру, а он жил в своем. Он искренне полагал, что так будет всегда.
Бьянка знала о том, что муж нанял нового работника, но не желала его видеть. Ей казалось, что впустив в дом человека, связанного с преступным миром, Винсенте намеренно решил лишний раз оскорбить ее чувства. Чиера, молоденькая служанка, подлила масла в огонь, рассказав госпоже о том, как этот парень умудрился нагнать на нее страху, не промолвив ни единого слова. Чиера приходилась Винсенте дальней родственницей, потому он не посягал на ее честь. Впрочем, Бьянке давно были безразличны такие вещи: она прекрасно знала, что временами муж посещает публичный дом и даже взял одну из проституток на постоянное содержание.
– Я видела его только издалека, – сказала она служанке. – Вблизи он, должно быть, очень страшен?
– Я бы не сказала, – ответила Чиера, расчесывая волосы госпожи. – Он мог бы показаться даже красивым, если б не эта печать на лице.
– Печать чего?
Горничная пожала плечами.
– Он нелюдимый и мрачный, этот Андреа.
– Злой?
– Он непонятный. Знаете, чем он занимается, когда закончит работу?
– Чем?
Чиера округлила глаза и шепотом поведала:
– Читает книги!
– Он умеет читать?! – изумилась Бьянка и неожиданно встала. – Я хочу на него взглянуть.
Она накинула шаль, спустилась во двор и решительно вошла в конюшню.
Двери были распахнуты, и свет свободно вливался внутрь. Бьянка прищурилась, вдыхая воздух, полный соломенной трухи и невесомой пыли, которая в лучах солнца казалась золотой.
Лошади мирно всхрапывали, хрустели сеном – эти звуки напомнили ей Корсику и отцовский дом. Она сделала шаг внутрь.
На мгновение Бьянке почудилось, будто в помещении никого нет, но затем она угадала присутствие человека. Ей не хотелось его окликать, и она продвигалась вперед, пока из полумрака дальнего закоулка конюшни не проступило мужское лицо.
Глаза блеснули, а после вновь подернулись темнотой, а черты затвердели. Он был худощавым, но сильным, в нем угадывалась недюжинная выносливость. Он вовсе не выглядел грубым, напротив, в его полном тайной скорби лице сохранилось что-то юношеское.
Бьянку поразил не сам человек, а то, что она его узнала.
Андреа смотрел на женщину, которая стояла в нескольких шагах. Очевидно, то была хозяйка дома, которую он прежде видел лишь издали. Складки свободно спадавшей с плеч расшитой серебром бирюзовой шали не могли скрыть ее стройной, даже хрупкой фигуры. Светло-каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу – причудливое сочетание локонов, завитков и колечек, прическу, какой он никогда не видел ни у одной женщины. Пожалуй, Андреа предпочел бы, чтобы все это выглядело иначе, чтобы волнистые пряди были небрежно отброшены назад легкой рукой и рассыпались по плечам.
Лицо женщины было красивым, выразительным, но грустным. Она была не из тех, кому легко затеряться в толпе, но на ее облике лежала печать разочарования и усталости, усталости не физической, а душевной.
Андреа знал, что должен поздороваться, быть может, даже поклониться, но он молчал и не двигался.
Она заговорила первой:
– Андреа! Ты жив! Я и подумать не могла, что это ты! Мало ли на Корсике мужчин с таким именем!
Его удивили нотки искренней радости, прозвучавшие в голосе женщины.
Поскольку Андреа продолжал молчать, Бьянка спросила:
– Ты меня не узнаешь? Неужели я так сильно изменилась?
– Я не знаю вас, сударыня.
– Бьянка. Бьянка Гальяни.
Андреа замер. Бьянка Гальяни, девушка, честь которой он когда-то пытался спасти! Куда подевались ее непринужденная улыбка, веселые искорки в глазах, взгляд которых был способен очаровать любого мужчину, смех, похожий на звук чистого, прохладного родника?
Бьянка и сейчас оставалась красивой, и все же Андреа видел перед собой совсем другого человека. Прежде ему чудилось, будто весенний ветер вот-вот унесет ее на край земли, а теперь она стояла перед ним приземленная, разочарованная жизнью. Он не подозревал, что можно так сильно измениться, оставаясь на воле.
– Так это… вы?
Она нервно рассмеялась.
– Возможно, тебе неприятно меня видеть, но все-таки мы земляки. К тому же почти что родственники: твоя сестра Орнелла вышла замуж за моего старшего брата Дино.
Андреа хотел ответить, что если он когда-либо вспоминал или думал о ней, все это давно погребено под тяжестью лет, но вместо этого произнес:
– Орнелла? Где она теперь?
– В Париже. Представляешь, она поет в театре!
Андреа подумал об обещании, данном умирающему Ранделю: поехать в Париж и отыскать его детей. Теперь это казалось немыслимым.
– У нее всегда был красивый голос, – сказал он и спросил: – Значит, наши семьи больше не враждуют?
– Нет. Твоя мать живет в Аяччо в одном доме с Джулио, моим братом.
Андреа глубоко вздохнул.
– Она жива!
– Да. Ты не хочешь ее навестить?
Андреа представил Беатрис, ее неподвижное лицо, острый взгляд, слова, которые догоняли жертву, как метко брошенный нож, и вонзались в сердце. И ответил:
– Не знаю.
Бьянка прислонилась к деревянному столбу.
– Значит, ты десять лет провел на каторге?
– Да.
– Тебе приходилось жалеть себя? – неожиданно спросила она, но Андреа не удивился.
– Себя я не жалел. Мне было жаль жизни, растраченной понапрасну.
Ему понравилось, что Бьянка не стала говорить, что у него все впереди. Вместо этого она спросила:
– Я слышала, ты читаешь книги?
Андреа кивнул.
– Какие? Можно посмотреть?
Он нехотя достал мешок, развязал его и протянул Бьянке две книги, которые первыми попались в руки. Ее удивлению не было предела.
– Ты умеешь читать по-французски?!
– И писать тоже. На каторге была школа, где нас обучали монахи.
– Я тоже научилась читать, но этих книг не знаю. Можно взять вот эту?
– Да, – ответил Андреа, хотя речь шла о «Дельфине».
– Она выглядит очень старой, – заметила Бьянка.
– Эта книга была со мной на каторге. Мне стоило большого труда ее сохранить.
– Откуда она у тебя?
– Мне подарил один человек, – ответил Андреа и добавил: – Он умер.
Он почувствовал, что сказал слишком много, отступил от желания держаться на расстоянии от окружающего мира. Он хотел, чтобы Бьянка поскорее ушла, и она в самом деле удалилась, очевидно, почувствовав, что он хочет остаться один.
Ночью Андреа лежал без сна и думал, думал о том, долго ли сможет оставаться сторонним наблюдателем жизни. Он бы позволил судьбе включить себя в тот водоворот восторгов и ярости, что бурлил вокруг, если б не знал одной вещи: ничто, никто и никогда не способно сделать его по-настоящему счастливым.
Глава 7
Прошло два месяца. У Андреа отросли волосы, и он уже не выглядел таким изможденным и худым. Работы было на удивление мало; во всяком случае, так ему казалось после десяти лет каторги. Если его здоровье и пострадало, то не настолько, чтобы оно не могло восстановиться.
Иной раз Бьянка заглядывала к нему поболтать, и хотя она держалась запросто, почти дружески, Андреа старался сохранять необходимое расстояние, и не только потому, что она была женой хозяина. Просто он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь.
Винсенте не удостаивал нового работника особым вниманием, но Андреа чувствовал, что господин им доволен. Молодой человек ничего не замечал и ни во что не вмешивался, он знал только свою работу, лошадей и книги.
Однажды, когда пошел ливень, Андреа сидел возле входа, глядя на серебристую колышущуюся завесу, которая отбрасывала на пол конюшни шевелящиеся тени. Пахло мокрой зеленью и землей, и ему чудилось, будто это аромат самой жизни. Он неожиданно вспомнил маки: они никогда не сдавались; даже почти полностью выгоревшие, сохраняли в себе частичку будущего и продолжали расти.
Когда напротив входа внезапно появилась женщина, Андреа вздрогнул. Нарядное платье намокло и облепило ее фигуру, с неприбранных волос капала вода. Бьянка наклонилась, сняла с ноги туфлю и вылила из нее воду. При этом сильно покачнулась, и Андреа заметил, что она пьяна.
– Где ваш муж? – спросил он обычным холодным тоном и тут же осознал, как нелепо звучит вопрос.
Бьянка скривила губы. Ее щеки пылали.
– Он куда-то ушел. Ты знаешь о том, что он негодяй?
– Я знаю только, что он дал мне работу и кров, когда мне некуда было деваться.
Бьянка прошла мимо него и улеглась в сено.
– Я вся вымокла, – сказала она, расстегивая лиф бледно-розового платья и обнажая нежную белую грудь. Потом вздернула подол, и Андреа увидел ее длинные стройные ноги. – Я хочу изменить ему, неважно, с кем… Хотя бы с тобой. Ведь это из-за меня ты попал в тюрьму!
Ее тон был развязным, а язык слегка заплетался. Голубые глаза блестели – в них будто переливались крохотные льдинки. Она была живая, трепетная, теплая, но при этом до предела утомленная и невероятно несчастная.
Андреа приблизился, натянул платье ей на колени и сказал:
– Нет, не из-за вас, а потому что убил человека. – И протянул ей руку. – Вставайте.
– Возьми меня, – сказала она, – как хочешь; можешь даже грубо, так как ты умеешь. Да я и не привыкла к иному.
– Я никак не умею. У меня никогда не было женщины.
Бьянка резко села.
– Это правда? А почему?
– Когда меня арестовали, я был еще слишком молод. А на каторге нет женщин.
– И как ты вытерпел десять лет?
– Когда целый день работаешь на пределе сил, когда тебя кормят гнилыми овощами, когда думаешь только о том, как выжить, никакие женщины не нужны.
– А теперь?
– Теперь я мечтаю только о покое.
– Я тоже, – тихо сказала Бьянка, и Андреа почудилось, что она слегка протрезвела.
Дождь закончился. Капли покрывали траву сплошной пеленой, дрожали на листве и срывались с веток. Бьянка встала и собиралась выйти из конюшни, как вдруг на пороге появился Винсенте. Его смуглое лицо побагровело, глаза были чернее ночи и при этом налиты кровью, в руках он сжимал хлыст.
– Значит, ты предлагаешь себя мужчинам? Готова отдаться любому ничтожеству? Стоило внезапно вернуться обратно, чтобы это услышать!
Андреа почудилось, будто он слышит биение пульса в висках Бьянки, ощущает ее панический животный страх, чувствует судорожный комок в ее горле, дрожь в похолодевших руках.
– Прошу вас, – начал было он, но Винсенте резко повернулся к нему и бросил:
– С тобой я потом поговорю!
Он схватил жену за локоть, и она закричала, отчаянно и тоскливо, как кричат женщины на Корсике над гробом покойника.
Винсенте выволок Бьянку за дверь, будто куль с тряпьем. Обезумевшая от страха, она даже не думала упираться.
Андреа застыл. Им овладело нечто более сильное, чем гнев или боль, – сострадание, готовое толкнуть на безрассудство. На каторге он был вынужден держать себя в узде – чтобы выжить. На воле он сознательно отстранился от жизни, дабы не ранить себя понапрасну. Андреа чувствовал, как сильно измучен, и знал, что ему нужна передышка. Быть может, если б Аннета Моро была жива и он встретился бы с ней, его душевные силы восстановились быстрее, но она умерла, и эта смерть стала последней каплей того, что он был способен вынести.
Пока Андреа медлил, Винсенте скрылся из виду вместе со своей жертвой.
Немного подождав, Андреа отправился на кухню. Идя вдоль особняка, он слышал грохот и крики, долетавшие со второго этажа. Формально Винсенте был прав, наказывая жену: она напилась, явилась в непотребном виде туда, где ей нельзя было находиться, и предлагала себя работнику. Но на самом деле все было намного сложнее.
– Почему это происходит? – спросил Андреа у Фелисы.
Вопреки обыкновению, ему захотелось с кем-то поговорить.
– Иным людям не надо много причин, чтобы ударить и унизить слабого. Он с самого начала сумел запугать ее и сломить. Хозяин обвиняет Бьянку в том, что она не рожает ему наследника, хотя все давно поняли, что она-то тут ни при чем, – ответила Фелиса.
– Наверное, я должен вмешаться, – сказал Андреа.
– Не вздумай! – отрезала кухарка. – Винсенте засадит тебя за решетку еще на десять лет.
На следующий день Андреа впервые пошел на набережную. Штормило; море билось о каменный причал с мерным, тоскливым, заунывным грохотом. В порту кипела работа, но мощь кораблей угнетала, а резкие звуки резали слух и действовали на нервы. Андреа понаблюдал за птицами, которые летели к берегу, спасаясь от непогоды. Он долго смотрел в пасмурное небо, словно молясь или надеясь найти ответ на вопросы. В его сознании царил хаос, в душе зияла черная дыра с рваными, кровоточащими краями.
Десять лет его окружали отчаявшиеся, озлобленные люди. Однако лишь очутившись на воле, Андреа понял, что проще быть жестоким и черствым, чем сострадательным и милосердным.
В конюшне его встретил Винсенте Маркато. Сегодня он казался спокойным, даже добродушным.
– Я хотел поговорить о вчерашнем, – с ходу начал он, увидев Андреа. – Моя жена вела себя возмутительно. Больше такое не повторится.
– Думаю, это произошло случайно, сударь.
Винсенте поднял ладонь.
– Я знаю, что ты ни в чем не виноват. Однако мне довелось услышать нечто любопытное. Правда, что ты ни разу не спал с женщиной?
Андреа долго медлил, но потом все же кивнул.
– Это легко исправить. Ступай в публичный дом и выбери себе красотку. Можно поступить еще проще: хочешь, я пришлю тебе девушку прямо сюда? Ты хорошо работаешь, и я готов сделать тебе подарок. Ты здоровый и сильный парень, тебе нельзя без женщины. Покувыркаешься с ней в сене, и все встанет на свои места.
Андреа отшатнулся.
– Нет!
В его лице промелькнуло что-то страшное. Заметив это, Винсенте невольно отступил.
– Не пугайся. Я не настаиваю. Возможно, десять лет каторги и впрямь способны убить в человеке все естественные желания.
Андреа опомнился, только когда хозяин ушел. Ему показалось, что он сходит с ума. Он не мог объяснить ни Винсенте, ни кому-то другому, что значит семь лет хранить в душе память о поцелуе (которого, возможно, и не было), поцелуе женщины, которая все равно никогда не смогла бы ему принадлежать. Что он ни за что на свете не променял бы этот поцелуй на «любовь» продажной женщины.
Он не видел Бьянку в течение нескольких дней, между тем в дом опять потекли гости: случалось, вечера заканчивались за полночь.
Однажды Андреа долго не мог уснуть; не потому, что наверху было шумно, а потому, что начал понимать: он не сможет долго оставаться в этом доме. Все, что здесь происходило, пробуждало в нем слишком много воспоминаний и вопросов. Он не мог запереть свою душу на ключ и выбросить этот ключ в невидимый океан.
Ближе к полуночи Андреа услыхал отчаянные женские крики. Он вскочил и вышел наружу. Темное небо напоминало крышку гроба; нигде не было ни души, и только из слабо освещенной гостиной второго этажа доносились жалобные стоны несчастного истязаемого существа.
Андреа бросился к дверям и быстро поднялся по лестнице. Он никогда не был в господских покоях, но безошибочным чутьем отыскал дорогу.
Гостиная была просторной и светлой – кремовые обои, такие же панели, золотистый паркет, изящная мебель, серебряные канделябры. Пахло деревом, духами, вином и… человеческим страхом.
Полураздетая Бьянка забилась в угол. В руках Винсенте была плетка.
Андреа бесшумно прошел на середину комнаты. От его высокой стройной фигуры веяло спокойствием и решимостью.
Бьянка рванулась вперед, каким-то чудом сумела проскользнуть мимо Винсенте и бросилась к Андреа.
– Спаси меня!
– Как у вас хватает совести бить женщину? – тихо спросил он и увидел, каким может быть лицо хозяина.
– Что ты здесь делаешь? Убирайся отсюда! – воскликнул тот и попытался поймать Бьянку за руку. – Теперь я вижу, что ты не зря предлагала себя ему! Хотел бы я знать, что ты в нем нашла!
Хозяин замахнулся на жену, однако Андреа с легкостью вырвал плеть у него из рук. Винсенте побагровел; оба поняли, кто из них сильнее. Однако на стороне хозяина была еще и другая сила.
– Хочешь вновь очутиться на каторге? Я сделаю так, что ты никогда не выйдешь на свободу!
Удар попал в цель: Андреа вздрогнул и отступил. Заметив это, Бьянка отчаянно закричала:
– Не уходи Не отдавай меня ему!
Винсенте сделал шаг вперед.
– Я сказал – убирайся! Мы сами разберемся. Закон на моей стороне.
Его голос звучал уверенно, по-хозяйски. Андреа медлил; казалось, он был готов отступить, и тогда произошло то, чего не ждал никто из троих: Бьянка схватила тяжелый подсвечник и обрушила его на голову мужа.
Винсенте рухнул на пол, по которому тут же начала растекаться кровь.
Бьянка не закричала. Она стояла молча, тяжело дыша, и продолжала сжимать в руках свое орудие. Сейчас она была красива какой-то дерзкой, дьявольской красотой.
Андреа склонился над раненым.
– Он еще дышит. Надо что-то делать. Позови Фелису.
Кухарка прибежала так быстро, как только могла. Пожилая корсиканка не удивилась.
– Это должно было случиться, – сказала она, и Бьянка отозвалась:
– Я не жалею!
Она еще не поняла, что происходит. Однако Андреа уже все знал. Ему стало нечем дышать, он чувствовал, видел, как рвутся тонкие, неокрепшие нити, связывающие его с будущим, которое ему не суждено испытать, потому что он был обязан вернуться в прошлое.
