Текст книги "Остров судьбы"

Автор книги: Лора Бекитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Глава 2

В лучах яркого солнца утесы из красного порфира горели как расплавленный металл, а окаймленное белоснежным прибоем море сверкало, будто золотая чаша. Бухта поражала своим безлюдьем: в этот час на глади воды не было видно даже рыбацких лодок.

Деревня представляла собой массу серых домов, построенных прямо на скалах. Нижний этаж дома Гальяни был каменным, а верхний – деревянным, с широкой галереей, на которую вела наружная лестница. Вокруг дома располагалась масса хозяйственных построек: сушильня для каштанов, амбар для зерна, винный погреб, коптильня, где на массивных крюках были подвешены запасы провизии – колбасы, окорока, пузыри топленого свиного сала.

Леону Гальяни принадлежали не только два больших, по корсиканской традиции огороженных каменными стенами поля, но и виноградники, расположенные террасами на склонах гор и требующие большого ухода. Каждый год приходилось вскапывать землю заступом, разрыхлять почву между лозами, выкорчевывать старые растения и заменять их новыми, подрезать побеги.

Зато если другие жители деревни наслаждались вином только по праздникам, погреб Гальяни всегда был полон больших деревянных бочек с превосходным хмельным напитком. В сезон сбора урожая Леон нанимал работников, как мужчин, так и женщин. Только Беатрис Санто и ее дети – едва ли не самые бедные жители деревни – никогда не переступали границ владений Гальяни.

Пол в доме родителей Дино был каменным, в отличие от земляного – в жилищах бедняков. Окна, высеченные в толще стен, узкие снаружи и расширявшиеся внутрь, в не столь давние времена служили бойницами, через которые убивали врагов.

В комнате, где обычно собиралась семья, был камин, устроенный в большой нише. На протянутых вдоль стен полках хранилась кухонная утварь: вертела, решетка для жарения, медные блюда. Посредине помещения стоял деревянный стол, во главе которого красовалось массивное резное кресло хозяина дома. Остальные сидели на скамьях.

Дино успел домой вовремя: отец только что занял свое место, а мать, Бьянка и служанка принялись подавать обед. Еды было много: жареная свинина, печеные каштаны, сыр трех сортов, соленые оливки.

Мать, Сандра Гальяни, и служанка Кармина сохраняли серьезность, и только Бьянка лукаво подмигивала и улыбалась братьям.

Шестнадцатилетняя Бьянка Гальяни, бесспорно, была самой красивой девушкой в деревне. Если глаза Леона и его сыновей имели серый, почти стальной цвет, то у Бьянки они были ярко-голубыми, а волосы, светло-каштановые у отца и братьев, – почти белокурыми. Она обладала точеной фигурой, белоснежной, оттененной нежным румянцем кожей, и скорее походила на горожанку, чем на сельскую жительницу.

Девушка обожала хорошую одежду и красивые вещи. Покрой ее нарядов был таким же, как у других островитянок, но на них всегда шла более дорогая и яркая материя. Так, ее мецарро, традиционное головное покрывало, было сшито из разукрашенной диковинными цветами индийской ткани, которую Леон привез из Тулона, а кожаные башмачки расшиты бисером. Когда по деревне двигался свадебный кортеж, именно Бьянка, как первая красавица Лонтано, несла на покрытой ярко-красной материей голове кувшин, с которым невеста будет ходить за водой к источнику. Эта девушка была похожа на лучик света, оживлявший мрачный каменный мир.

– Жители соседней деревни снова жгли маки на наших землях, – сказал Леон, когда семья уселась за стол. – Сдается, скоро нам вновь придется браться за оружие и уходить в горы.

Война между двумя селениями шла испокон веку. Никто не помнил и не знал, что послужило причиной, однако самый незначительный повод вызывал кровопролитные столкновения, малейший неосторожный шаг рассматривался как намеренное оскорбление.

– Маки покрыт весь остров, не все ли равно, где их жечь и пасти скот. Да и как можно разделить лес! – осмелился вставить Дино.

Только ему, да еще Сандре было позволено отвечать на реплики отца, когда семья собиралась за обедом или ужином. Впрочем, мать чаще всего благоразумно молчала.

Маки поджигались издревле, с тем чтобы на земле росли свежие побеги травы и скотине было чем питаться. Дино не понимал, почему из-за столь ничтожного повода надо было без конца преследовать и убивать друг друга.

– Пусть жгут кустарник по ту сторону горы – я не скажу ни слова! – прогремел Леон. – А здесь они делают это нарочно, чтобы показать свое презрение к нам, дать понять, кто хозяин этого острова!

Дино поймал сочувственный взгляд Кармины и слегка покраснел. Он понимал, что нравится ей, но это не вызывало в нем ничего, кроме неловкости и смущения.

Кармина была круглой сиротой; она пошла в услужение к Гальяни еще девочкой. Сандра всегда хорошо относилась к ней, но было трудно представить, чтобы Леон или его жена приняли бы эту девушку в лоно семьи.

После обеда глава семьи намеревался оправиться в поле вместе с сыновьями, а Сандра занялась домашними делами. Убрав посуду, Кармина взяла большой кувшин и направилась к винному погребу. Ей нравилась прохлада этого места, его дурманящий запах, ряды пузатых бочек. Здесь она могла немного передохнуть в одиночестве и тишине.

Она тихонько напевала, потому не заметила, как скрипнула лестница и в погреб спустился еще один человек.

Это был Джулио, средний из сыновей Леона. Спрятавшись за бочками, он смотрел на девушку так, как забравшийся на крышу кот смотрит на безмятежно прогуливавшихся по карнизу голубей.

Ему исполнилось восемнадцать, и плотские видения тревожили его во сне и наяву. Кармина была его ровесницей и давно созрела для любовных утех. У нее были черные вьющиеся волосы, большие темные глаза. Пленительные изгибы и мягкие округлости ее тела волновали Джулио. Мелкие капельки пота блестели на коже Кармины, как живые драгоценности, а полные губы напоминали сочные ягоды. Легкое колыхание ткани на ее груди, чуть заметный трепет складок юбки рождали в его воображении соблазнительные картины. Ему казалось, будто вот-вот сбудется один из его чувственных снов.

Заслышав шаги, Кармина повернулась и заметила:

– Ты меня напугал.

Он приблизился к ней, томясь беспокойством, мучаясь своей нерешительностью, и сказал совсем не то, что хотел сказать:

– Ты зря сохнешь по Дино. Он никогда на тебя не посмотрит.

Ее лица залила краска смущения и обиды.

– Почему? Я недостаточно хороша для него?

– Дело не в тебе, а в Дино. Он слишком правильный и никогда не пойдет против обычаев, не ослушается отца. А вот я всегда стремился делать то, что мне хочется. – И, собравшись с духом, заявил: – Ты мне нравишься!

– Что тебе от меня нужно? – настороженно произнесла Кармина.

– Для начала – хотя бы один поцелуй! И не говори, что не желаешь узнать, что это такое! Да и не только это.

Джулио сделал последний шаг, отделявший его от девушки. Он попытался ее обнять, но она уклонилась и отступила в сторону.

Кармина не знала, как он догадался о том, что ее тоже волнуют запретные тайны. С некоторых пор она часто ждала сна, лежа на спине, ждала, пытаясь отогнать постыдные образы, чувствуя, как тело становится горячим и влажным, и воображая, что к нему прикасается мужчина. Она мечтала о чувственном вихре, способном затмить рассудок и подарить несравнимое блаженство, только при этом перед мысленным взором вставал образ не Джулио, а Дино.

– Что вы здесь делаете?

Услышав голос, оба вздрогнули и обернулись. Перед ними стоял Дино.

– Я видел, как ты спустился в погреб, Джулио. Я не знал, что здесь еще и Кармина, – продолжил он, окидывая младшего брата строгим, проницательным взглядом.

Служанка схватила кувшин и бросилась вон из погреба, а Джулио процедил сквозь зубы:

– Кто велел тебе следить за мной?! Отец?

– Причем тут отец? Просто мне не нравится, что ты стремишься остаться наедине с Карминой.

– Какое мне дело до того, что тебе нравится, а что – нет? Кто она тебе? Невеста? Я всего лишь хотел ей помочь!

– Не думаю, что ты спустился в погреб для этого, – заметил Дино и покачал головой. – Я бы советовал тебе…

– Я уже взрослый, и мне не нужны твои советы, – грубо перебил Джулио. – Я не собираюсь брать с тебя пример, «безупречный Дино»! Спорим, ты соврал, когда заявил, будто спал с женщиной?! У тебя на лице написано, что ты еще не дотрагивался ни до одной из них! У тебя духу не хватит, потому ты не только лжец, но еще и трус!

Дино выхватил нож. Мгновенье спустя Джулио последовал его примеру. Они стояли друг против друга, напряженные, бледные, с блестящими глазами. Их губы подергивались, а на руках вздулись жилы. Каждый понимал, чем может закончиться потасовка, и, несмотря на всю силу гнева, не осмеливался напасть первым.

Наконец Дино заткнул нож за пояс, перевел дыхание и холодно произнес:

– Если еще раз увижу, как ты вьешься возле Кармины, расскажу об этом отцу!

– Ты только и способен жаловаться, – пробормотал Джулио. Он старался не подать вида, что не на шутку испугался, и попытался поддеть брата: – Если то, что ты рассказывал по возвращении из Тулона, правда, тогда поклянись!

– Зачем мне клясться в том, что грешно? – сказал Дино и покинул погреб.

Джулио был до того раздосадован и зол, что не смог заставить себя послушно, как овца на веревке, последовать в поле за отцом и старшим братом.

Он вылез из погреба и решительным шагом направился прочь из деревни, к морю. Он шел по узким улочкам без тротуаров, зажатым между стенами домов и продуваемым сквозным ветром, и его сердце терзала ярость.

С некоторых пор атмосфера, в которой Джулио воспитывался с раннего детства, вызывала в нем невыносимое раздражение. По мнению Леона, все живое было подчинено суровой необходимости и исполнено строгой определенности. Каждое время дня или года было создано для той или иной работы, занятия или молитвы.

Он вечно твердил о том, что истинное прибежище и святилище человека – это семья, надо держаться сплоченно, ибо в этом единственный залог благополучного существования. Отец не допускал и мысли, что кто-то из его отпрысков может мыслить не так, как он. Леон не позволял сыновьям бездельничать, не разрешал высказывать свое мнение, относился к ним так, будто они дали обет послушания и целомудрия.

Джулио спустился к морю и присел между камней, вдыхая крепкий запах водорослей и морской воды. Был отлив, и на мелководье виднелись остовы старых лодок, напоминающие мертвых животных, которым переломали ребра. Эти «ребра» из просмоленного дерева были утыканы ржавыми гвоздями, в щели забился песок и водоросли. Когда-то эти лодки казались непотопляемыми, а теперь превратились в гнилье: такова судьба всего, что существует на земле.

Джулио увлекся разглядыванием хлама и своими мыслями, потому не сразу заметил девушку, которая бродила по берегу, беспечно заткнув подол за пояс и обнажив загорелые стройные ноги.

Песок был податливым, упругим, как живая плоть; босые ступни девушки оставляли на нем четкие следы, которые почти мгновенно наполнялись водой.

Джулио узнал ее, это была Орнелла, дочь Беатрис Санто, дерзкая дикарка, которой все нипочем.

Подумать только, эта полунищая, презираемая всеми девушка может спокойно бездельничать, тогда как он вынужден подчиняться приказам отца! Полный желания подшутить над Орнеллой каким-нибудь изощренным, жестоким способом, Джулио выбрался из укрытия и направился следом за ней.

Море убегало вдаль; было сложно различить границу, отделяющую песок от воды. Джулио помнил, как однажды Дино нашел во время отлива серебряный экю, но это был один случай на миллион, потому Джулио не знал, что может искать на обнажившемся морском дне эта странная Орнелла Санто.

Чуткое ухо Орнеллы уловило посторонние звуки. Она оглянулась и увидела Джулио. Ее губы презрительно изогнулись, а глаза потемнели. Орнелла остановилась, одернула юбку и выразительно положила пальцы на рукоятку заткнутого за пояс кинжала.

Джулио проследил за ее взглядом. От этой сумасшедшей можно ожидать чего угодно! Кинжал был старый, но искусно сделанный, с хорошим клинком и украшенной резьбой рукояткой из рога горного козла.

– В твоей семье оружие носят только женщины? – развязно произнес он. – Кажется, твой брат давно не сосет грудь и не цепляется за материнский подол?

– Убирайся! – прошипела Орнелла. – Я не хочу с тобой разговаривать! И не смей трогать моего брата!

– Ты сумеешь защитить его, не так ли? – усмехнулся Джулио. – Что еще остается делать, если твой брат трусливый недоумок!

Когда она выхватила кинжал, он молниеносно схватил ее за руку и стиснул запястье так, что Орнелла вскрикнула. Оружие упало на песок. Джулио быстро схватил его и отпрыгнул в сторону.

– Тихо, тихо! – воскликнул он, видя, что она готова наброситься на него. – Осторожнее, не то поранишься!

– Отдай!

– А что ты мне за это дашь? – Джулио дразнил ее, поигрывая кинжалом. – Может, попросишь прощения за все те оскорбления, которые я слышал от тебя с детства?!

– Ни за что на свете!

– Тогда я заберу кинжал себе.

– Верни его мне, – в голосе Орнеллы звучало неподдельное отчаяние, – это память о моем отце.

Джулио почувствовал, что едва ли не впервые в жизни сумел по-настоящему задеть загадочную, своенравную девчонку, но ему было мало этого, и он принялся играть с ней как кошка с мышью: замедлял шаг, делал вид, что вот-вот уступит, а после внезапно убегал. Ему было недостаточно видеть муку в ее глазах и растерянность в лице, он желал окончательно восторжествовать над ней, растоптать и унизить. Он хотел заставить ее умолять о пощаде и плакать.

Они двигались все дальше по желтой, усеянной водорослями, ракушками и камнями равнине, пока не достигли того участка отмели, где начиналась полоса зыбучих песков. Все жители деревни знали об этом гиблом месте, каждая мать предупреждала своих детей, чтобы они не смели бродить там во время отлива. Никто не знал, что за сила увлекает живую добычу в недра земли. Многие считали, что здесь находятся врата в Преисподнюю.

В конце концов Джулио порядком надоело дразнить Орнеллу и выслушивать ее проклятия. Оказавшись у границы зыбучих песков, он остановился и спросил:

– Так ты согласна как следует попросить меня о том, чтобы я отдал тебе этот злосчастный кинжал?

Орнелла по-звериному оскалила зубы. Неотступный жгучий взгляд ее черных глаз поневоле пробуждал страх.

– Я тебя ненавижу!

Услыхав ее ответ, Джулио размахнулся и бросил кинжал.

– Держи!

Оружие вонзилось в песок, и вокруг тотчас появилась лужица воды, образующая смертоносную воронку. Ни один здравомыслящий человек не попытался бы нарушить границу жизни и смерти, чтобы достать кинжал, однако Орнелла без колебаний устремилась вперед.

Перед ее глазами стояло белое лицо лежащего на столе отца, а в ушах звучали безумные вопли матери. Потом Беатрис внезапно погрузилась в жуткое молчание, взяла кинжал, который принадлежал ее мужу, и глубоко оцарапала руку. Когда потекла кровь, женщина воздела глаза к небу и мысленно дала себе клятву.

С тех пор она носила траур, и Орнелла тоже обходилась без ярких лент, цветных оборок, нежных кружев и позолоченной тесьмы. Отцовский кинжал был для нее куда дороже этой мишуры. Разумеется, оружие должно было достаться Андреа, но Орнелла упросила брата отдать кинжал ей.

– Ты куда, сумасшедшая! – завопил Джулио, но не сдвинулся с места, чтобы попытаться ее удержать.

Сделав несколько шагов, Орнелла увязла в песке. Она видела, как неведомая сила втянула оружие в землю, и оно навсегда исчезло.

Между тем ее ноги были скрыты уже по щиколотку; Орнелла почувствовала, как на нее накатывает паника. Стояла жара, но она дрожала всем телом, и ее зубы выбивали дробь. Она дала себе слово, что не оглянется и не попросит Джулио о помощи, но тот и не думал ее выручать.

Поняв, что дело плохо, Джулио бросился прочь. Не надо, чтобы кто-нибудь увидел его здесь и заподозрил в том, что это он погубил Орнеллу Санто. Эта безумная девчонка сама во всем виновата! Ее будут искать, но не найдут – через несколько часов песчаную равнину затопит вода: там, где прежде простиралась пустыня, будет плескаться море.

Орнелла представила, как ее поглотит неведомая бездна: свяжет руки, забьет рот, засыплет глаза. Как она станет биться в предсмертных судорогах, захлебываясь влажным песком. Что она увидит потом вместо яркого света, чистого горизонта и мерцающего моря?! Ее ждет ужасная смерть в трясине под толщей песка и воды!

Орнелла закричала, и ее отчаянный вопль разнесся по побережью. К несчастью, во время отлива бухта словно вымерла: вокруг не было ни души.

Ее крики услышал лишь один человек, который стоял на мысу и смотрел в море. Сначала он не понял, что происходит, и не сразу заметил Орнеллу, а увидев, ужаснулся.

Он не стал задаваться вопросом, как эта выросшая на острове девушка могла угодить в такую ловушку, он принялся быстро спускаться вниз, надеясь успеть до того момента, когда Орнеллу затянет в песок.

Узкая тропинка петляла в порыжелой от зноя траве, порой приближаясь так близко к краю, что любой неверный, неосторожный шаг грозил смертельной опасностью. Дино Гальяни об этом не думал, он бежал вниз, бесстрашно перепрыгивая с камня на камень.

Вихрем пронесся по берегу, схватил удачно подвернувшуюся под руку длинную доску и ступил на отмель. Пустота в его душе была так же велика, как полоса воды между берегом и горизонтом, а нервы напряжены до предела.

Остановившись на краю коварной бездны, Дино бросил доску на мягкий пружинистый песок и крикнул:

– Ложись и держись покрепче.

Орнелла послушалась. Дино видел ее глаза: в них было море страха и капля безумной надежды.

Он принялся тянуть изо всех сил, стиснув зубы, напрягая все мышцы. Пески не желали расставаться с живой добычей. Дино видел, как песок оседает под тяжестью человеческого тела, превращаясь в жидкую кашу, в коварное месиво, и чувствовал: если ему придется отпустить доску, на которой лежала Орнелла, он сойдет с ума.

Дино победил; смерть разжала свои челюсти, и он выволок девушку на безопасное место. Орнелла сделала несколько глубоких судорожных вдохов, а потом вдруг безудержно и горько разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Она не могла идти, и Дино пришлось взять ее на руки. Она оказалась неожиданно легкой и странно безвольной, однако когда Дино опустил ее на берег, тут же вскочила на ноги и бросилась на него с кулаками.

– Ты сумасшедшая! – сердито произнес он, отталкивая ее. – Зачем ты полезла в пески?!

– Там остался кинжал моего отца! – закричала Орнелла с таким выражением, будто в этом был повинен Дино.

Он пожал плечами: ее поведение ставило его в тупик.

– Забудь о нем. Иди домой.

Она побежала прочь, а Дино стался стоять на месте, с изумлением глядя ей вслед.

Орнелла спешила к дому. Перед мысленным взором стояло побледневшее лицо Дино с расширенными от ужаса глазами, его судорожно искривленные губы и вздувшиеся на руках вены.

Орнелла подошла к дому, окна которого, словно черные глазницы черепа, смотрели на мир пустым взглядом. Нелепо торчащие, полусгнившие колья ограды напоминали голые кости, выпирающие из остова.

В дверном проеме появился Андреа. Орнелла поняла, что ей не удастся скрыть от него то, что случилось, но она и не собиралась этого делать. Брат был единственным человеком, которому она могла довериться.

– Что с тобой? – с тревогой спросил он, и она рассказала ему все без утайки.

– Мне всегда казалось, что Дино не такой подлый, как Джулио. Да и Данте неплохой парень, – задумчиво произнес Андреа.

Орнелла едва не задохнулась от возмущения.

– Это же Гальяни!

Андреа невольно втянул голову в плечи.

– Ты права. Я забыл. Я должен убить Джулио за то, что он едва тебя не погубил!

Орнелла осторожно прикоснулась к напряженной руке брата.

– Нет. Никто не видел, как это произошло. Поверят не нам, а Джулио и… его отцу.

– В конце концов я обязан отомстить хотя бы кому-то из Гальяни!

– Не сейчас. Надо немного подождать.

– Пока мне не исполнится шестнадцать и мать не купит ружье?

Андреа невесело усмехнулся. В последнее время он часто видел изнуряющие сны. Ему снилось, как он входит во двор дома Леона и начинает стрелять. Он слышит предсмертные вопли своих жертв и видит море крови. Андреа ощущал величайшее облегчение, как будто сбрасывал с плеч вековой груз. Он поворачивался к воротам, чтобы уйти, и словно невзначай пускал последнюю пулю себе в голову.

– Мать не купит ружье, – вздохнула Орнелла. – У нас нет денег и нечего продать.

Андреа знал, что это правда. Они питались каштанами, моллюсками, иногда дичью. Еще у них была белорыжая коза, которую звали Фина, и Беатрис говорила, что скорее позволит отрезать себе руку, чем лишится этого животного.

– Мне очень жаль отцовского кинжала. По-моему, это плохой знак. Нам никогда не одолеть ни Гальяни, ни… нашу судьбу, – добавила Орнелла и посмотрела на брата.

У него всегда был суровый, трагический взгляд, словно он родился с пониманием своей участи. Орнелла не помнила, чтобы он когда-нибудь шалил, веселился, смеялся, играл, как другие дети.

– Ничего, – ответил Андреа, – мы как-нибудь справимся.