Текст книги "Влюбленный лжец (ЛП)"

Автор книги: Лола Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Пич пожимает плечами.

– Не уверена. Все знают, что она гений. Не удивлюсь, если он положил на нее глаз еще когда она изучала уголовное право, но кто его знает, этого ублюдка. Может, и то, и другое. Ее мозги, вероятно, возбуждают его не меньше, чем ее внешность. Я знаю только, что Гермес называл ее любимицей учителя.

– Уф, – вздрогнула Алекс. – Она будет ненавидеть это. Гермесу лучше надеяться, что Роуз или ее партнеры никогда не узнают, кто они такие. Она, должно быть, в ярости.

Пич поворачивается к Алекс, ее глаза сияют. – Ты должна написать ей. Спроси, видела ли она это. Скажи, что твоя подруга Пич спрашивает, как она справляется.

– Пич, в сотый раз повторяю, я не буду знакомить тебя с Роуз. Мы учимся в одном колледже, через неделю ты, наверное, будешь знать ее расписание наизусть. Если ты так сильно хочешь с ней поговорить, сделай это.

– И рисковать тем, что ее бойфренды поставят меня на ноги? Нет, спасибо.

Я не могу сдержать смех, рвущийся из моего рта. – Ты такая драматичная.

– А я? – Она смотрит на меня, потом снова на Алекса. – Правда?

– Не совсем, – признает Алекс. Она стала хорошей подругой Роуз после знакомства с Ксай, потому что его брат, Лик, – один из партнеров Роуз. Если они когда-нибудь поженятся, то станут невестками, я думаю. А может, все гораздо сложнее, когда в отношениях участвуют четыре человека.

– Вот видишь? – Она вздохнула. – Наверное, я так и буду любоваться ею издалека. Может, пойдем домой и выпьем? Я весь день просидела в этой унылой библиотеке.

Конечно, просидела, а я даже не присела.

Мне нравится наша унылая библиотека. То, что я нечасто здесь бываю, не означает, что я не могу оценить архитектуру. Университет Сильвер-Фоллс стоит на холме, недалеко от реки Сильвер-Снейк, в нашем маленьком уголке южного берега Сильвер-Фоллс. Главное здание из красного кирпича напоминает мне английский замок, а лес, окружающий наш кампус, дарит нам ощущение уединения, к которому мы привыкли, будучи миллиардерами.

Маленькая библиотека, на которую жалуется Пич, была построена в 1880-х годах. Все это место наполнено историей и сохранило большую часть своей первоначальной постройки. Они не сидели за убогим столом из прессованного картона среди металлических полок и верхнего освещения. Мы сидим за столом из красного дерева, на красивых резных стульях в зале в стиле неогреко, окруженном мраморными стенами, золотыми колоннами и девятью ярусами одних из самых красивых коллекций книг в этой стране. Атмосфера непревзойденная.

Но я согласна, выпить в нашем общем доме на другом конце кампуса звучит лучше.

– Скажи ребятам, чтобы встречались у нас, – говорю я Пич, и они с Алексом тут же убирают свои книги.

Университет Сильвер-Фоллс не похож ни на один другой. У нас есть общежития, причем роскошные, но большую часть южной стороны кампуса занимают частные резиденции, которые наши семьи снимают на время учебы. Они стоят дорого. Это неважно.

Деньги. Никогда. Не имеют значения.

У нас их просто слишком много.

А вот репутация? Бесценная.

На первом курсе Алекс, Пич и я жили в доме Xi Ep, нашего женского общества. Но на втором курсе мы переехали в свой собственный дом. Алекс живет то здесь, то у своего парня, поэтому большую часть времени мы с Пич… и парнями. Потому что нам повезло снять дом прямо рядом с Реном и Ахиллом.

Правда, если отбросить постоянное ощущение экзистенциального кризиса после смены специализации… жизнь здесь – это все, о чем я могла мечтать. Особенно теперь, когда я навсегда завязала с Крисом.

– Я, наверное, напишу тому парню из «Альфа Каппа» сегодня вечером, – говорю я, поправляя юбку своей униформы.

Да, потому что студенты любят делать все по-своему, а университет является продолжением их подготовительной школы в Стоунвью, студенты старших курсов вынуждены носить ту же скучную форму, которую мы все носили в старших классах. Из-за этой дурацкой вещи мы выглядим как подростки рядом с аспирантами, разгуливающими по кампусу.

– Это тот, у которого шрам на щеке? – спрашивает Пич, вставая из-за стола.

Я качаю головой. – Это был парень из спортбара.

– «Альфа Каппа» – это парень, который говорит по-итальянски. Я помню, – с гордостью говорит Алекс.

– Разве мы не можем дать им настоящие имена? – стонет Пич, когда мы все направляемся к дверям. – Какое у парня полное имя? Я не могу за ним угнаться.

– Энцо. Не беспокойся о его полном имени, – говорю я небрежно. – Он скоро уйдет.

– Что? Почему?

– Потому что Пич. Он, наверное, встречается со мной, пока ждет, возьмут ли его в команду по лакроссу в этом году. Ему просто нужна хорошая репутация, пока он ждет. А потом он уйдет.

– А ты никогда не задумывалась о том, что ты можешь быть плохой шлюшкой?

У меня открывается рот.

– Я шучу, – смеется она. – Ты не плохая шлюшка, Элс. Я слышала тех парней в твоей спальне. Им нравятся твои маленькие покорные потребности.

– На сегодня с меня хватит.

Но я не могу удержаться от смеха, пока мы спускаемся по внешним ступенькам от главного входа к разным дорожкам, ведущим по всему кампусу. Она такая идиотка.

– Матиас, – тихо предлагает Алекс. – Он хотел, чтобы у нас все было серьезно.

– Матиас случайно поцеловал меня на той игре на глазах у всех, как какой-то глупый жест собственничества. Ненавижу это.

Мы играли в прощальную игру по лакроссу против университета штата, а Матиас – член команды. В конце игры он поцеловал меня на глазах у всех. Он хотел воплотить в жизнь какую-то фантазию о поцелуе с капитаном группы поддержки на поле или что-то в этом роде. Не знаю, но в итоге я ударила его по лицу, когда мы остались наедине. Конечно, Гермес меня вычислил.

Мои друзья смотрят на меня так, будто у меня выросли две головы.

– В этом есть смысл, – огрызаюсь я. – Это имеет смысл для меня.

– Ты любишь своих мужчин до безумия, – говорит Алекс. – Как тебе могут не нравиться собственнические жесты Матиаса?

– Ей нравилось, когда это был Крис, – фыркает Пич.

– Это неправда!

От моей попытки защититься у меня краснеют щеки.

Обе мои подруги смеются надо мной, когда мы входим в лес.

Мы идем по тропинке, ведущей к южной части кампуса через лес. Солнце уже почти село, но Сильвер-Фоллс – безопасный кампус, в основном потому, что он полностью огорожен. 140 акров закрытой частной собственности, построенной посреди леса Сильвер-Фоллс, только для студентов, которые могут себе это позволить.

– Скоро у тебя появится одержимый парень, – успокаивает меня Пич, обнимая за плечи. – Наверное, слишком скоро, ведь у тебя никогда не должно быть одержимого парня.

– Достаточно скоро? У меня не было парня уже пять лет. Думаю, самое время это сделать, если хочешь знать мое мнение. Может, мне стоило просто выбрать Матиаса? Может, мне просто написать ему сегодня, а не парню из «Альфа Каппа»? – Я вздыхаю. – Я просто прошу кого-то, кто хочет меня так сильно, что готов на все ради меня.

Крис, мой бывший, был ближе всех к этому. Он был безумно одержим мной, контролировал меня. Мне никогда не приходилось задумываться, действительно ли я ему нужна. Я знаю, что он хотел. Но кто-то другой был для него важнее, чем я. Люк. Мой брат. Его лучший друг.

Крис держал нас в секрете, а когда пришло время, пожертвовал нами, чтобы не потерять дружбу с Люком. Пять лет спустя именно я до сих пор не нашла никого другого.

– Элс, – грустно говорит Пич, обнимая меня за плечи, чтобы взять за руку. – То, что ты описываешь, не только токсично, к чему тебя приучил Крис, но и не существует на самом деле. – От ее улыбки, искаженной извинением, мне становится плохо. – Ни один мужчина не собирается сжигать мир ради тебя. Вот почему так важно полюбить себя целиком и полностью, прежде чем вступать в новые отношения.

Мое преувеличенное надувание немного расслабляет ее. – Ксай сожгла бы весь мир ради Алекс.

Алекс закатывает глаза. – Ксай – сумасшедшая.

– Да, – подтверждает Пич. – Алекс живет в каком-то странном мире, где злодей завладел ею, и почему-то ей это нравится. К тому же, я должна повторить это еще раз, девочки: токсичность. Вы двое не должны этим увлекаться. Я не смогла спасти Алекс, но еще не поздно спасти тебя.

Я смеюсь, когда снова начинаю идти. – Ты счастлива, правда, Алекс?

– Я самая счастливая девушка на свете, – мило хихикает она. – Но я не скажу, что все идеально. Ладно, Ксай определенно сжег бы весь мир ради меня. Но он действительно одержим, Элс.

– Я хочу одержимого.

Она качает головой. – Нездоровая одержимость. В этом есть свои плюсы и минусы, поверь мне.

Пич снова разражается тирадой, чертовски желая защитить меня.

– Люди по своей природе эгоистичны. Даже прекрасному принцу, который будет относиться к женщине самым идеальным образом, нужно, чтобы в его жизни была часть, которая не включала бы в себя всецелое поглощение своей принцессой.

Он не может планировать всю свою жизнь вокруг нее, понимаете? Я имею в виду, что на месте принцессы я бы волновалась.

Я пытаюсь сказать, что твои единственные отношения были с Крисом. И он не подавал хорошего примера.

– Так что, может, не стоит торопиться, пока не найдешь подходящего парня.

Я замечаю черный внедорожник, припаркованный перед нашим домом, как только мы выезжаем из леса.

Никто не может ездить по этим дорогам без охраны, поэтому я не сомневаюсь, что это машина одного из нас.

– Чьи-то родители прислали их подвезти, – бормочет Пич. – Может, стоит сделать ставки?

Нам не нужно делать ставки.

И дело не в том, что кто-то из нас узнает кого-то в машине. Дело в наших телефонах. Они пищат одновременно, и мы смотрим друг на друга, расширив глаза.

Это специальное оповещение от неофициального приложения университета. Мы узнаем об этом, не глядя, потому что оно издает специфический звук. Как будто что-то проносится в воздухе.

– Это, – Пич указывает на машину, – плюс это, – ее взгляд опускается к телефону в руке, – не говорит мне ни о чем хорошем.

Мой желудок скручивается. Я переспала с профессором.

Что, если кто-то нас видел? Что, если Гермес проболтается? Эта машина, скорее всего, мой отец послал нашего шофера привезти меня домой, чтобы он мог меня уничтожить.

– Есть только один способ узнать, – тихо предлагает Алекс. Она достает свой телефон из розовой сумочки, а я вынимаю свой из кармана форменной куртки.

– О боже, – вздыхает Пич, читая на своем телефоне.

– Элс.

Когда мой телефон наконец загружает сообщение, у меня замирает сердце.

Это фотография дома моих родителей с бесчисленными машинами полиции, ФБР и спецназа перед ним.

Значит, слухи были правдой. Бейкеры действительно управляли борделем из собственного дома.

Те секс-вечеринки, о которых вы слышали? Они были не совсем законными, дорогие.

Вопрос в том, где было мое приглашение?

Элла Бейкер, твои секреты в безопасности со мной.

До тех пор, пока это не так.

#сексуальныевечеринкиуБейкеров #ГерардБейкерхочетостановитьтебязасекс #Эллаотрывалась?

– Боже мой, – кричу я. – Что за… О Боже. Нет, нет, нет.

Моя свободная рука летит ко лбу, оттягивая линию волос.

Зрение сужается, в ушах звенит, но мое внимание привлекает вспышка справа. Другой студент только что сфотографировал нас.

– Эй, придурок! – кричит Пич. – Удали это дерьмо.

– Пойдем, Элла.

Алекс обхватывает меня за талию, когда мои колени едва не подгибаются.

Одновременно с тем, как крошечная фигурка Пич направляется к парню, я слышу, как из соседнего дома выходят два человека.

Слава богу, Рен и Ахиллес здесь.

– Эй! – Рен окликает Пич и случайного студента. Как хорошо, когда рядом с тобой живут лучшие друзья мужского пола. Они прибегут тебе на помощь. – Дай мне свой телефон.

Подбежав к ним, он сразу же берет защиту Пич.

Ахиллес спешит к нам с Алекс.

– Элла, – говорит он своим глубоким голосом. – Идемте, садитесь в машину. Вам нужно уехать отсюда.

Он уже открывает передо мной дверь внедорожника и помогает мне сесть.

– Я поеду с тобой.

Алекс готова запрыгнуть следом за мной, но Ахиллес удерживает ее за запястье.

– Дела пекарей. Оставь это пока.

Он захлопывает дверь, и машина тут же приходит в движение.

В таких ситуациях я благодарна Ахиллу за то, что он главный в нашей группе. В панике я бы в одно мгновение согласилась, чтобы Алекс поехала со мной, но это было бы ошибкой. Она не может прийти в мой дом. Она не сможет увидеть изнутри, что скрывает особняк Бейкеров. Ведь теперь весь университет может узнать правду: мой отец устраивает роскошные, гедонистические секс-вечеринки в нашем доме и платит людям за работу на них.

Но никто не знает остального.

Даже мои лучшие друзья не знают, что я в этом замешана.

Глава 3

Элла

Sectrets – Omido, Ordell, Rick Jansen

Слухи о странных вечеринках в моем доме ходили уже много лет. Но их раз за разом закрывали. Ничто никогда не было доказано. Это было больше похоже на то, во что пытались заставить всех поверить некоторые журналисты, чем на полицейское расследование.

Но правда должна была когда-нибудь всплыть.

Женщины и мужчины, которых использовали в сексуальных целях на этих вечеринках, были использованы в своих интересах. Большинство из них отчаянно нуждались в деньгах, а мой отец и его окружение могли предложить их в большом количестве. Некоторые из них, я уверена, даже не имели выбора, но я никогда не была в этом уверена.

Моя работа была проста. Я приветствовала их, направляла в комнату, где они могли подготовиться, и советовала им делать то, что им говорят.

Меня никогда не пускали в комнаты, где это происходило. Я никогда не видела этого своими глазами.

Но я участвовала.

Когда все началось, я не знала, в чем участвую. Отец просто попросил меня приветствовать людей в нашем доме и проводить их в комнату. Будь доброй, приятной и улыбайся. Вот и все.

Мой отец не из тех, кому можно сказать «нет». Этого слова нет в его лексиконе. Он никогда не был со мной физически жесток. Я видела, как он шлепал моего брата Люка, но не более того. Нет, насилие исходило из его души. Его слова часто были хуже, чем удар по лицу. Он подорвал нашу с братом самооценку, ежедневно напоминая нам, какие мы глупые. Ему удалось лишить нас всякого чувства доверия к собственному интеллекту. Дошло до того, что нам обоим пришлось пересдавать школьный курс. Я на год старше Пич и Алекс, потому что была слишком глупа, чтобы перейти восьмой класс с первого раза. Что, в свою очередь, не помогло дома, доказав правоту моего отца.

Порочный круг.

Все, на что я была способна, – это быть хорошенькой.

Поэтому, когда он сказал: – Все, о чем я прошу, – это открыть дверь и улыбнуться. Думаешь, ты на это способна?

Я не стала сомневаться. Я просто сделала это.

Пока однажды одна из приходящих девушек не спросила меня, может ли она уйти до шести утра и получит ли она в этом случае все деньги.

Мне потребовалось несколько недель, чтобы понять масштабы того, что он делал. А когда я заикнулась о том, чтобы обратиться в полицию, он отмахнулся.

Добро пожаловать в семейный бизнес.

Единственным семейным бизнесом, о котором я знала, была империя сети кофеен, которую он построил с нуля.

Обращайтесь в полицию, Элла. Я позабочусь о том, чтобы они знали всех, кто был замешан в этом деле. Включая тебя.

Он втянул меня в это дело и шантажом заставил остаться. Вот такой он человек.

Я не понимаю, как его поймали.

Главы влиятельных семей, живущих в Стоунвью, давным-давно объединились, создав Молчаливый круг.

Богачи сделали себя еще более неприкасаемыми, объединившись в одно целое, и они всегда защищают друг друга.

Возникает вопрос: кто достаточно влиятелен, чтобы сдать моего отца властям и заставить их что-то предпринять?

Перед моим домом никого нет, когда я прихожу туда. Я достаю телефон и снова смотрю на фотографию Гермеса. Она была сделана прямо у ворот, где, кажется, припарковано бесконечное количество машин ФБР, как будто моя семья – опасные преступники.

Так и есть.

Но в Стоунвью все семьи такие. Они опасны, но не склонны к открытому насилию. Они предпочитают оставлять кровавые дела бандам и мошенникам, которым они платят за грязные делишки.

Но что меня поражает, так это солнце в небе. Фотография была сделана днем, а когда ее разместили, был уже вечер, то есть полиция была у меня дома раньше. Мои родители ждали целый день, чтобы забрать меня, и до сих пор не сказали мне, что происходит.

Они что-то скрывают от меня.

Конечно, скрывают. Давайте оставим Эллу в стороне от всего до последней минуты, потому что мы знаем, что у нее будет какое-то свое мнение. Меня легче контролировать, когда они держат меня в неведении или шантажируют. В основном они не хотели, чтобы я была здесь, когда вокруг копы. Кто знает, что я могу проболтаться. Джеральд Бейкер не доверяет мне, а я не доверяю ему.

Что будет со мной, если моего отца арестуют? Ведь я предполагаю, что полиция не ушла из этого дома с пустыми руками. А если на чем-нибудь будет стоять мое имя? Меня тоже арестуют?

Как только я прохожу через парадную дверь, Карл, наш дворецкий, бежит в заднюю комнату, приказывая мне не двигаться. Он возвращается с моей матерью, у которой по лицу текут слезы, а платок прижат к щеке, как у вдовы из фильма 1920-х годов.

– Элла, – всхлипывает она, когда я подхожу к ней.

Бедная моя мама. В тот день, когда она вышла замуж за моего отца, она присоединилась к «Безмолвному кругу» в качестве жены. Это сделало ее кроткой, бесполезной, наивной. Она – мой худший кошмар, но я не виню ее за это. Она вышла замуж за то, что считала стабильностью. Потом она забеременела и осталась ради детей. Но в конечном итоге она ничто без Круга и моего отца. Я даже не хочу думать о том, что с ней будет, если Джеральд Бейкер уедет. У меня такое чувство, что Тени, люди из Круга молчания, не оставят ее в покое. Это не так-то просто.

Держа телефон в одной руке, я раскрываю руки, чтобы обнять ее, как будто я материнская фигура в наших отношениях.

– Все будет хорошо, – бормочу я, но прежде чем я успеваю обнять ее, она выхватывает у меня телефон и отдает его Карлу.

– Никаких телефонов, Элла. Ты не знаешь, кто подслушивает, – огрызается она, прежде чем ее лицо снова искажается от боли. – О, Элла.

Она хватает меня за руку и тянет дальше в наш особняк. Нас окружают бежевые и другие нейтральные цвета, а стены украшены различными картинами в стиле барокко и ренессанса. Здесь чувствуешь себя как в музее, а над прихожей возвышается наш семейный портрет.

– Все хорошо, мама, – тихо повторяю я.

Она качает головой, и я замечаю полицейскую ленту на двери папиного кабинета, когда мы проходим мимо. Должно быть, они изъяли все из той комнаты.

– Элла…

Она разражается слезами, из нее льется громкий плач.

Я беру ее на руки, как только мы оказываемся за пределами большой комнаты, которую мы используем в качестве гостиной. Она слишком потрясена, чтобы даже войти внутрь.

– Мама, с ним все будет хорошо. Он в полицейском участке? Он позвонил Гарсия-Диасу?

Статус моего отца сродни королевскому. Обычно он не попадает в неприятности, но если вдруг, то у него есть лучший адвокат в своем углу.

Она качает головой.

– Папа… – пытается она снова. Я смутно слышу, как за ней открывается дверь в комнату, но я слишком сосредоточена на ее состоянии, чтобы поднять глаза.

– Папа умер.

Я отвожу взгляд от плачущей матери и обращаюсь к брату Люку, который стоит прямо здесь, держась рукой за открытую дверь. Шок от услышанного, что мой отец мертв, едва успевает пройти, как мои расширенные глаза перескакивают на мужчину, стоящего рядом с Люком.

Руки в карманах темно-серых брюк, волнистые карамельные волосы падают на глаза, а красивые черты лица искажены в милом, нескрываемом извинении. Вот стоит мой бывший. Кристофер Мюррей.

Глава 4

Элла

Mr. Perfectly Fine – Taylor Swift

Крис, как джентльмен, протягивает моей матери руку, которую она охотно берет. Он помогает ей сесть на один из диванов в комнате. Красные антикварные диваны в стиле Людовика XV с резными когтистыми ножками ручной работы, расставленные вокруг камина с головой льва над ним, создают впечатление, что мы живем в XVIII веке. И эти дурацкие неудобные диваны стоят около тридцати тысяч каждый.

Мне кажется, что мое сердце не билось уже несколько минут. Мое тело пылает, мысли крутятся в голове.

Он лучший друг Люка. Вот почему он здесь.

Вот почему он здесь.

Вот. Почему. Он. Здесь.

Помогая маме сесть, Крис присоединяется к брату у камина, а я стою и смотрю, как тени от огня ползут по их лицам.

Люк – точная копия меня. Или я его, наверное. У нас фирменные белокурые волосы Бейкеров, голубые глаза, настолько бледные, что кажутся нарисованными акварелью, и мягкие черты лица, которые делают меня определением женственности, а его, когда он был подростком, делали чуть менее мужественным. Теперь он вырос. Двадцать пять лет, сейчас работает главным операционным директором кафе Бейкеров в Лос-Анджелесе, чтобы заменить моего отца, когда…

Мой отец умер.

Мой взгляд падает на маму, и ее неловкие звуки в носовой платок заставляют меня осознать кое-что еще. Она больше не плачет.

В комнате царит полная тишина. Никто не плачет, никто не бормочет «о боже мой», никто не причитает о том, как им будет не хватать Джеральда Бейкера. Мы все его ненавидели. Моя мать беспокоится о себе, с ужасом думая о том, что ждет ее в будущем в Круге молчания, когда ее муж мертв. Какова ее роль? Кому она принадлежит? В конце концов, она всего лишь женщина.

Как и я.

Мое сердце падает в желудок, грудь сжимается, когда тишина в комнате приобретает совершенно новый смысл.

– Ты уже здесь, – говорю я Люку.

– Я успел на самолет, как только мама позвонила.

– Что случилось? Почему мне никто ничего не сказал?

Я изо всех сил стараюсь показать, что чувствую предательство, но мои эмоции застревают в горле, и я знаю, что они выходят слабыми. Как будто мне все это безразлично. Мое лицо привыкло к программированию того, что я ему говорю, а не к настоящим эмоциям.

Маму сотрясают рыдания, но вопрос был адресован не ей.

Люк – не плохой человек. Он не такой, как мой отец, и не такой, как жадные корпоративные ублюдки, которые на него работают. Он хороший парень. Он мой брат, и мы всегда ладили.

Но он что-то скрывает от меня. Я могу сказать, когда он замыкается в себе.

– Люк, – настаиваю я, когда его глаза переходят на Криса. – Что с ним случилось?

Его челюсть напрягается, и он переминается на ногах, прежде чем снова успокоиться.

– Сегодня утром копы появились в офисе в Нью-Йорке, потом в Лос-Анджелесе. В последний раз они обыскали его домашний офис здесь, но не арестовали его. Когда я приехал днем, он был мертв. Он… – Он тяжело сглатывает, опустив взгляд. Возможно, это единственная печаль, которую я увижу на его лице в связи со смертью нашего отца. – Он повесился.

Представление о хромом теле отца, висящем в его кабинете, заставляет меня содрогнуться.

Что он использовал?

Даже не думай об этом.

Я киваю, смаргивая слезы, которые, я уверена, никто не заметит. Боже, я ненавидела этого человека. Почему это вообще меня задевает?

– Давай не будем ходить вокруг да около, – говорю я, прижимая руку к груди. – Мы все знаем о Круге. Мы все знаем о папиных вечеринках. Смерть человека, который организовывал секс-вечеринки для «Круга молчания» и которого собирались арестовать, не говорит о самоубийстве.

– Элла, – задыхается мама.

Я перевожу взгляд на Криса, потому что он единственный, в ком я не уверена, что он много знает об этом. А он вполне может. Его отец – часть Круга, но я не знаю, делился ли он этим с сыном.

Когда его лицо остается бесстрастным, а глаза смотрят на мою маму, я понимаю, что все это для него не новость.

Мои пальцы ползут по правой верхней части бедра, царапая кожу под юбкой. Любые внешние раздражители помогут мне не потеряться в собственных мыслях. Я не хочу паниковать.

– Я знаю это уже много лет, мама. То, что ты игнорируешь это, – твоя проблема, а не моя. – Я впиваюсь взглядом в Люка. – Папа не убивал себя, и ты это знаешь.

– Папа мертв, и это единственный факт, который имеет значение.

Его строгие слова заставляют меня сделать шаг назад. Мой брат не бессердечный человек. Что с ним происходит?

– Люк…

– У нас есть проблемы поважнее, чем то, как он умер. Ты хочешь поговорить о Круге, Элс? Как насчет того, что мы не только не являемся его частью теперь, когда отца нет, но и что мы должны им столько денег, что поездка в Эль-Дорадо даже не покроет эту сумму.

– Что значит «не покроет»? Мы и есть гребаное Эль-Дорадо, Люк. Заплати им и избавься от них.

– Полиция обыскала все, что принадлежит Джеральду Бейкеру. Компания, личные активы, банковские счета. Все, что у нас осталось, – это дом, потому что он каким-то образом записал его на мамино имя.

Он сделал это не ради нее. Скорее всего, он защищал себя.

Я едва успеваю уловить смысл его слов, как мама снова разражается слезами. Так вот почему она так много плачет.

– Ты плачешь, потому что у нас нет денег? – спрашиваю я со всем отвращением, на которое способна.

– Мы не разорены, Элла, – шипит она, поднимая глаза. – Мы в долгу перед Кругом! Твой отец просил слишком много одолжений.

Никогда не проси Тень об одолжении. Так мне однажды сказал Люк. Потому что, когда ты им что-то должен, они всегда приходят за этим, и цена, которую приходится платить, никогда не стоит оказанной услуги.

– Я не понимаю. Ты можешь просить Круг о любой услуге, если ты в нем состоишь. Отец был членом совета. Он…

– Больше не является. Долги Джеральда Бейкера перед Кругом переходят к его семье, но не к его… – он замешкался, подыскивая подходящее слово. – …членству.

Люк всегда ненавидел Круг. Он никогда не делал никаких шагов к тому, чтобы стать его частью, несмотря на то что мой отец настаивал на этом.

Чтобы стать полноправным членом, ты должен привести с собой женщину. Ту, на которой ты собираешься жениться и которая будет принята членами совета, посвящена и обещана как твоя. Потому что это означает наследников, а наследники означают доверенных людей, которые смогут присоединиться к Кругу в будущем.

Возможно, у Люка и были какие-то связи в Круге через моего отца, но он всегда следил за тем, чтобы никогда не знакомить своих подружек ни с ними, ни с моей семьей. Как бы глупо это для них ни звучало, мой брат верит в любовь, а не просто приводит женщину в тайное общество в качестве доказательства своей приверженности.

– Если бы ты сделал то, что тебе сказали. – Обвиняющий тон моей мамы даже не похож на ее. – Если бы ты вступил, когда твой отец попросил тебя.

Люк проводит рукой по лицу. – Если бы ты рассказала о размере его долга, я бы, возможно, так и сделал. Но ты этого не сделала.

Сердце бьется сильнее, я снова подхожу к маме. – Сколько?

Отвечает Люк.

– Многие мужчины из Круга были инвесторами в кафе «Бейкер». Дела у компании шли неважно, но в данный момент она разоряется. Отец выкачивал деньги из этих людей годами. – Он покачал головой. – Я даже не думаю, что на данный момент существует конкретная цифра. Мы говорим…

– Мы должны выдать Эллу замуж.

Голос моей матери покрывает комнату ледяным покрывалом.

Моя единственная реакция – тупое фырканье.

Потому что она шутит.

Она ведь шутит, верно?

– Я не собираюсь выдавать Эллу замуж в Круг, чтобы расплатиться за долги моего идиота-отца, – отвечает Люк. Низкая угроза в его тоне должна меня успокоить, но меня поражает только одно.

– Я не корова, выставленная на аукцион.

Нынешнее волнение – мой злейший враг. Оно заставляет мой голос звучать спокойно, даже когда внутри я паникую.

– Это решение не зависит ни от кого из вас.

– У нас нет выбора! – отчаянно кричит моя мать. – Они…

– Селин, если можно. – Ровный голос Криса, вклинившийся в разговор, словно снял напряжение с плеч моей матери. Он был таким молчаливым, что я забыла о его присутствии. – Разговор о Круге и долге Джеральда может быть тем, что ты захочешь обсудить наедине.

Вот засранец.

Он отгораживается от меня.

Я качаю головой в недоумении, подхожу к нему и оцениваю его. Он не двигается, даже почти не дышит. Я так близко, что мне приходится отклонять шею назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Рост Криса больше шести четырех, а я едва дотягиваю до пяти трех. Обычно мой взгляд направлен на его грудь, но будь я проклята, если позволю своему бывшему засранцу выкинуть меня из этого разговора под предлогом помощи моей семье.

Поэтому я встречаю его взгляд, когда говорю, – Что ты вообще здесь делаешь? Это семейное дело.

В стрессе и растерянности от всей этой ситуации я забываю, что должна притворяться, будто у меня нет с ним никаких проблем в присутствии брата. Люк не знает, что мы встречались, потому что у Криса никогда не хватало смелости рассказать ему об этом. Он не знает, что его лучший друг разбил мне сердце. Он будет думать, что у меня нет причин ненавидеть его.

– Элла, – хмыкает мой брат. – Не будь грубой. Крис сейчас делает нам одолжение. Он – единственная Тень, которую мы знаем лично. Наш единственный союзник в Круге.

У моего бывшего челюсть отвисла, когда брат обрушил на меня эту бомбу правды, словно не хотел, чтобы я узнала об этом таким образом. Быть Тенью не соответствует образу Криса – милого и уважительного мистера. Ему нравится эта иллюзия, которую он выставляет на всеобщее обозрение. Ему нравится, что женщины, которые его охмуряют, и мужчины, которые хотят быть частью его круга, считают его отличным парнем.

Я не питаю иллюзий, когда речь заходит о нем. Я знаю, кто он на самом деле. Я знаю, что под его джентльменским поведением скрывается эгоистичный, манипулирующий и контролирующий себя засранец. Но Тень? Я и не подозревала, насколько все плохо.

– Кто бы мог подумать, – пробормотала я, едва сдерживая разочарование, скрутившее мой желудок.

Если Крис – Тень, то он подарил им будущую жену. Я знала, что он с кем-то встречается, но никогда не думала… Я сглатываю слезы, глядя на него. Хуже всего то, что по его лицу я вижу, что он переживает за меня. Его рот держится в прямой линии, а брови слегка поджаты.

Он знает, что это снова и снова разбивает мне сердце. Я ненавижу его за фальшивую жалость и, чтобы сделать вид, что меня это не трогает, натягиваю на лицо маску безразличия. Он может присоединиться к группе людей, которые никогда не узнают, что я чувствую на самом деле.

– Крис прав. Иди в свою комнату.

Я делаю шаг назад, стряхивая боль. – Иди к моему… Сколько мне? Пять? Не выгоняй меня отсюда. Я такая же взрослая, как и ты.

– Нет. Не взрослая. Ты студентка колледжа, чьим самым большим беспокойством до сегодняшнего утра было быть популярной в колледже и то, что мы заставили ее бросить танцы. Иди в свою комнату и позволь нам разобраться с этим.

– Мы сейчас говорим о том, чтобы жениться на мне, – огрызаюсь я. – Не поступай так со мной, Люк.