Текст книги "Влюбленный лжец (ЛП)"

Автор книги: Лола Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Я тебя люблю

В идеальном мире моя любовь к тебе была бы легкой.

По крайней мере, в этом мире она того стоит.

Глава 28

Элла

Say Don’t Go – Taylor Swift

Я снова устраиваюсь в постели, пытаясь поудобнее устроиться под одеялом. Дождь стучит в окно, тяжелые струи размывают лес возле нашего дома. Алекс уехала к Ксаю, а Пич позвонили отцы и попросили вернуться домой на ночь. Это не так уж плохо, поскольку я не могу поддерживать разговор с этой ужасной головной болью и все еще пытаюсь закончить эссе.

Положив ноутбук на колени, мои тяжелые глаза перечитывают несколько написанных слов, но я не могу сосредоточиться. И дело не только в том, что я чувствую себя как смерть. Что-то ползет в моем животе. Тревога, которая заставляет меня каждые две минуты проверять телефон, не пришло ли сообщение от Круга. Уже почти 20:30, а я не знаю, что делать.

У меня не должно быть выбора. Если позвонит Тень, я должна буду явиться в храм. И они пришлют машину. Этого не избежать, верно?

Проглотив страх, я закрываю ноутбук и решаю принять правду. Я прошла инициацию в этом обществе. Я стала Афродитой. Последствия наступают, когда я делаю то, что должна была сделать, чтобы сохранить маму и Люка в безопасности. Откинув одеяло в сторону, я заставляю себя подойти к шкафу и выбрать удобное черное платье. Нижнее белье я тоже надела простое. Не хочу, чтобы отец Меган подумал, что я старалась быть красивой для него.

Прометей. Интересно, как его зовут на самом деле? Я никогда раньше не слышала об этом человеке и понятия не имею, когда он стал членом Круга. Знаю только, что он хочет видеть меня сегодня вечером, и у меня нет другого выбора, кроме как пойти.

Когда я смотрю на себя в зеркало, мои голубые глаза сияют. Не от волнения, а скорее от непролитых слез человека с высокой температурой. Именно так я себя чувствую и выгляжу. У меня заметные мешки под глазами, и у меня едва хватает сил поднять руку, чтобы расчесать волосы. Никакой макияж не сможет скрыть побитый вид моей тусклой кожи. Поэтому я даже не пытаюсь. Последнее, на чем задерживается мой взгляд, – это ожерелье Афродиты, которое я ношу. Эта маленькая ракушка означает, что Прометей призывает меня в храм.

Прежде чем спуститься, я выглядываю из окна посадочной площадки. Сейчас 8:29 вечера, машины нет, но я уверена, что они приедут вовремя. И вот я спускаюсь по лестнице с удрученным вздохом и новым страхом, от которого мой позвоночник становится похожим на стальной прут. Неужели это действительно моя жизнь?

Поход к двери кажется сюрреалистичным, как будто я иду по вате, а весь дом проносится вокруг меня. Я снова это делаю, не так ли? Я диссоциирую. Открыв входную дверь, я смотрю на темно-серые тучи в ночном небе, не позволяющие луне пробиться сквозь них. Но едва я ступаю на улицу, как из-за угла появляется тень, толкает меня обратно и захлопывает дверь. Шок возвращает меня к реальности, и я уже собираюсь закричать, как вдруг рука зажимает мне рот, вдавливая в стену.

– Разве я не говорил тебе не уходить? – ругает он шипящим шепотом.

Голос Криса замедляет мое сердцебиение, тело понимает, что я не в реальной опасности. Я пытаюсь покачать головой, чтобы ответить, но он не сдвигается с места.

– Ты думаешь, я позволю Габриэлю Маклейну наложить на тебя руки? Не будь наивной.

Я жду, когда он ослабит хватку, но этого не происходит. Спустя несколько секунд раздается стук шагов по мокрой земле и стук в дверь. Крис подносит палец к губам, приказывая мне не шуметь. Не похоже, что я могу что-то сделать. Я не свожу с него глаз, наблюдая за каплями дождя, стекающими с прядей карамельных волос на его лоб. Намокшие ресницы кажутся длиннее, придавая новую мягкость его чертам. На его красивом лице нет ни капли злобы. Возможно, именно благодаря этому ему так легко удается сохранять вид идеального джентльмена. Все в нем кричит о доброте. И даже зная, кто он на самом деле, я теряюсь в его глазах.

Я вздрагиваю, когда в дверь снова стучат. Мы не двигаемся, застряв в темноте, без света, в лимбе моего теплого тела против его холодного. Его мокрая одежда на моей коже говорит о том, что он уже давно ждал меня у дома, проверяя, что я сделаю. Он был готов поймать меня, если я уйду, готов остановить меня.

Я просто хочу знать, что это – ревность или защита.

Или и то, и другое.

Мои глаза расширились, когда темный голос снаружи позвал меня по имени.

– Элла Бейкер? Ты дома?

Мое дыхание ускоряется через нос, тело напрягается от страха. Только моя грудь беспорядочно вздымается и опускается, заставляя прижиматься к промокшей черной рубашке Криса. Он подносит свободную руку к моей груди, поглаживая линии покрасневшей от гнева кожи, которою я царапала. Осторожно проводя по ним подушечкой большого пальца, он не сводит с меня глаз.

– Элла, это Джон из Фонда сообщества Стоунвью.

Под таким названием скрывается «Безмолвный круг». Фальшивая благотворительная организация, которую большинство из них использует в качестве налогового вычета, чтобы потом вернуть деньги себе.

– Если ты здесь, то я хотел бы напомнить тебе, что сегодняшнее мероприятие обязательно для членов фонда.

Я зажмуриваю глаза, страх ослушаться заставляет меня дергаться в объятиях Криса. Я должна пойти. Я не могу так рисковать. Я отталкиваюсь от него, ухватившись за его предплечье, чтобы попытаться убрать его руку от моего рта. Но он без труда удерживает меня, сильнее прижимая к стене. Я хнычу в его ладонь, и он прижимается губами к моему лбу, сдержанно шепча.

– Останься.

И в этот момент я слышу удаляющиеся шаги, и все, что остается снаружи, – это шум дождя, бьющего по крыльцу.

Его хватка ослабевает, и он проводит рукой по моей щеке. – Ради всего святого, Элла. Ты вся горишь.

– Я в порядке, – кричу я. Ложь, но мне нужно убедить себя.

Я чувствую, как внутри него нарастает напряжение, и он делает шаг назад, явно пытаясь сдержать себя.

– Ты знаешь, что я чувствую, когда ты нездорова и не заботишься о себе, – рычит он.

– Я большая девочка, и мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне из-за глупой простуды.

– Ты принимала какие-нибудь лекарства?

– Я…

– Ты лежала в постели и отдыхала?

– Лежала, пока…

– Ты ела? Ты пьешь достаточно воды?

– Пока нет, но…

– Иди в гостиную. Прямо сейчас. И не усугубляй ситуацию. Я и так достаточно зол.

Я открываю рот в последний раз, но понимаю, что это бесполезно. Когда Крис хочет о чем-то позаботиться, с этим невозможно бороться. А я слишком устала, чтобы пытаться.

Как будто мое тело хочет сказать ему, что он прав, я чихаю, пока иду в гостиную, и к тому времени, как он приносит мне одеяло и чай, я уже дрожу от холода. Я смотрю на него, не зная, что делать, но он прерывает меня.

– Даже не думай мне в чем-то отказывать. Ты собиралась пойти в храм, когда я прямо сказал тебе не делать этого. Единственная причина, по которой тебя сейчас не наказывают, заключается в том, что твое тело не может этого вынести. Будь послушной, сладкая, потому что я не хочу, чтобы к завтрашнему дню мне пришлось подводить итоги.

Я молча беру у него чай и потягиваю его, пока он расстилает одеяло на моих коленях. Он уходит и возвращается со стаканом воды и таблетками.

– От лихорадки.

Отложив чай в сторону, я меняю его на лекарство и воду, а затем ставлю и это на стол.

– Я не хочу сегодня драться, – признаюсь я хрипло. Горло опухло и болит, а веки тяжелые. Я просто хочу отдохнуть.

Он опускается передо мной на ковер и деликатно кладет руку мне на бедро.

– У нас возникают проблемы только тогда, когда ты отказываешься принять неизбежное, сладкая.

Я медленно качаю головой, и из меня вырывается вздох.

– Неизбежного не существует. Я не хочу снова быть под твоим контролем. Я была твоим секретом в старшей школе, и это именно то, что происходит снова. Ты просто добавил того, от кого прячешь меня.

– Но на этот раз я знаю, что в конце концов ты будешь у меня. И не говори мне, что я снова заблуждаюсь, потому что ты знаешь, что я все это переверну. Следующий шаг в убеждении тебя может оказаться слишком сложным для твоего тела.

Я делаю глубокий вдох, из-за чего у меня болят мышцы. Я не хочу спрашивать, но я должна. Крис так хорошо умеет строить из себя невинность, что мне приходится копать, чтобы узнать, на что он действительно способен.

– Что будет, если ты сделаешь все возможное, чтобы заполучить меня, а я все равно откажусь?

– Этого не случится, сладкая. – Он гладит меня по щеке, потом по волосам. – Тебе не придется беспокоиться о выборе. К тому времени, как я освобожусь от Меган, для тебя вообще не останется выбора.

Я сглатываю, грудь сжимается. – Ты пугаешь меня, когда говоришь такие вещи.

– Хорошо. Держись за это чувство сегодня вечером, пока я буду заботиться о тебе. Ты забываешь, как далеко я готов зайти, чтобы заполучить тебя, и это заставляет тебя вести себя наивно. То, что я не могу постоянно заниматься тобой, не означает, что план меняется.

Он смотрит в мои янтарные глаза, и уголок его рта растягивается в улыбке. Как у человека, полностью смирившимся со своим выбором. – План никогда не меняется.

– Я не хочу знать, является ли забота обо мне частью твоего грандиозного плана по уничтожению меня и превращению меня в твою собственность. – Я закрываю глаза, долго моргаю и снова открываю их. – Не сегодня. Просто дай мне тебя. Того, кого я знаю. Моего Криса.

Я колеблюсь, прежде чем добавить, – Пожалуйста.

Его глаза перескакивают с одного на другой, а на лице появляется выражение обожания.

– Я хочу отдать тебе всего себя и даже больше, Элла. Все, что ты хочешь от меня, ты можешь получить.

Я киваю, закрывая глаза, и на моих губах появляется улыбка. Эти слова кажутся слишком идеальными, чтобы что-то к ним добавлять.

Я чувствую, как он встает, и нежно целует меня в лоб.

– Я собираюсь приготовить тебе куриный суп с лапшой. – Я снова открываю глаза и смотрю на его карман, пока он продолжает говорить. Он с чем-то возится в нем. – У тебя есть все, что мне нужно для этого?

Я киваю.

– Есть, но я скорее съем жареную картошку, чем суп.

Я ярко улыбаюсь ему, поднимая глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он поднимает брови.

– Ты? Ты предпочитаешь есть жареную картошку? Раньше ты на меня обижалась, когда я пытался заставить тебя съесть что-нибудь, кроме салата.

Сквозь волну грусти я пожимаю плечами. – Я больше не танцую и не болею. Подсчет калорий был в основном для балета.

Он достает свой телефон, и я смотрю, как он открывает приложение доставки.

– Мы закажем все, что ты захочешь, сладкая. Картофель фри в два раза больше твоего веса, мне все равно. Но не думай, что ты больше не будешь танцевать. Как только я полностью овладею тобой, ты бросишь закон и вернешься к танцам.

Я чувствую, как мое лицо искажается от его слов. – Не говори обо мне так, будто я игрушка, которой ты собираешься полностью владеть.

– Ты не игрушка, – говорит он, и я понимаю, что это еще не все, поэтому поднимаю бровь.

– Ты моя игрушка.

Сев рядом со мной, он просовывает руку под одеяло, чтобы погладить мое бедро.

– Моя секс-игрушка, с которой я могу играть, когда захочу.

Его рука поднимается вверх, заставляя меня извиваться. – Моя маленькая кукла, которую я могу одевать, как захочу.

Выше.

– Моя марионетка на ниточках, которая делает все, что я захочу.

Он гладит мою киску под платьем, заставляя меня дрожать от желания. Я не могу вспомнить, в какой момент я должна оттолкнуть его. Неужели я уже опоздала?

– Разве это не так? – мурлычет он мне на ухо. Его большой палец проводит по моему клитору через трусики, и я прикусываю губу, чтобы не выпустить ни звука. Но мои глаза закрываются, и я киваю в ответ на его вопрос.

– Моя хорошая девочка.

Его рука исчезает, и я хнычу, когда мои глаза распахиваются.

– Ты больна, сладкая. Тебе нужен отдых.

И это правда. Мое тело на пределе возможностей. Поэтому я позволяю ему притянуть меня к себе, пока моя голова не оказывается у него на коленях. Я позволяю ему заказать нам еду и выбрать все мои любимые начинки для жареной картошки. И когда он открывает свое приложение для потокового вещания и включает мой телевизор, на моем лице появляется глупая дурацкая улыбка.

– Какой дрянной праздничный роман будет? – спрашивает он, поглаживая мои волосы. – У них есть День святого Валентина, Новый год?

Мое сердце тает и распространяет тепло по всем моим конечностям. Ничто не сравнится с человеком, который знает тебя. Тот, кто знает все мелочи, которые тебе нравятся. Например, моя странная одержимость романтическими фильмами о праздниках. И все же я хочу большего. Поэтому я толкаю его, чтобы получить это глупое удовлетворение.

– Ты знаешь мой любимый, – пробормотала я.

Он даже не смотрит на меня, кивая самому себе. – День Святого Валентина.

Крис ненавидит такие фильмы. Он хуже, чем скучный старик. Он читает пьесы и стихи. Его любимое место – библиотека. Он наслаждается сонетами Шекспира, потому что, видимо, они имеют для него смысл. Он читает об истории, греческой мифологии, религиях. Он заботится обо всем, что его окружает, независимо от степени важности. Черт, единственное видео, которое он смотрит онлайн, – это прямые трансляции текущих судебных дел.

Я – беспорядок, который прилагает усилия только тогда, когда речь идет о ее страсти или о том, чтобы накормить ложью свою репутацию. Я часами прокручиваю социальные сети, беспокоюсь о своей внешности больше, чем о мозгах. Я смотрю не только глупые романтические фильмы, но и одни и те же, снова и снова.

Но смотреть их рядом с ним, когда он кладет руку мне на бок и бедро, – это совсем другое. Смотреть их, пока он кормит меня жареной картошкой и делает еще один горячий чай, – это как будто я снова теряю себя. Позволяя ему заботиться обо мне в самые трудные моменты, я чувствую себя в безопасности и в то же время боюсь. Никто и никогда не будет заботиться так, как он, и мое сердце в беде из-за этого.

Я засыпаю до конца фильма и просыпаюсь только тогда, когда он укладывает меня в постель. И мне кажется, что я снова засыпаю, но рука, приложенная к груди, будит меня. Потому что тревога никогда не спит.

Когда я слышу свое хныканье, Крис тут же оказывается рядом со мной, его сильные пальцы сжимают мое запястье и отдирают ногти от кожи.

– Что такое? – шепчет он, включая лампу рядом с моей кроватью.

– Я… я не знаю, – прохрипела я. Мой голос едва слышен, когда я добавляю, – Я боюсь.

Он ложится рядом со мной, и мы оказываемся лицом друг к другу. – Поговори со мной, детка. Чего ты боишься?

Мои мысли проясняются, и я сосредотачиваюсь на ощущении внутри себя. Его всегда нелегко определить, особенно в последнее время. Но сегодня что-то преобладает над остальным.

– Я не ходила в храм, – бормочу я. – Что, если они меня накажут?

Его молчание говорит мне, что я не зря беспокоюсь.

– О Боже, – вздыхаю я, садясь.

– Я поговорю с ними, – заверяет он, его голос спокоен. – Я скажу им, что ты заболела. Или что ты осталась у меня на ночь.

– Потрясающе, – фыркнула я. – Прости, что не смогла прийти, меня использовал другой мужчина.

Я дергаю себя за корни, позволяя голове упасть на колени, прижимая их к груди. – Черт.

Я чувствую, как он сдвигается, и его голос звучит где-то в другой комнате, когда он говорит. – Сейчас два часа ночи, сладкая. Сейчас не время думать об этом.

Он возвращается и гладит меня по голове, так что я поднимаю глаза. В руках у него шкатулка с жемчугом и ниткой, которую он мне подарил. Вытащив нитку, он завязывает один конец узлом, а другой продевает в иголку.

– Крис… что ты делаешь?

Он действительно собирается сделать ожерелье в два часа ночи? Видимо, да, потому что он берет жемчужину и протягивает ее мне.

– Дай ей задание.

– Задание?

Он кивает. – Какой следующий шаг?

– Заснуть, наверное.

– Будь более конкретной, – говорит он.

Я вздыхаю, проводя рукой по волосам. – Лягу обратно.

– Хорошо. Надень это.

Он протягивает мне иглу, связанную с ниткой, и я продеваю ее в жемчужину. Затем он бросает взгляд на матрас, и я ложусь.

– Это глупо.

– Тебе это помогает, и ты это знаешь. Если что-то помогает, значит, это не глупо. – Он передает мне еще одну жемчужину. – Опять.

Я закатываю глаза, но все равно делаю это. – Закрыть глаза.

И снова пропускаю ее через себя.

Я смотрю прямо на него, когда делаю это, и тут я понимаю, что он топлесс.

Господи, помилуй меня. Этот человек упал с небес и каким-то образом решил остаться на земле ради меня. Его оливковая кожа сияет в желтом свете, а когда он попадает в его прекрасные глаза, они становятся смесью янтаря, карих и темно-зеленых оттенков, которые не должны существовать. Мои глаза блуждают от его пояса Адониса, вверх по его рельефному прессу, сильным рукам, широким плечам. Они останавливаются на его острой челюсти.

Уголок его рта приподнимается. – Почему твои глаза все еще открыты, сладкая?

Я хихикаю.

– Потому что ты прекрасен на вид, и я не хочу упустить ни секунды. Ты хоть представляешь, как трудно перед тобой устоять?

Его рот сжимается в линию, и я вижу, что это потому, что он сдерживает себя от яркой улыбки. Но ему это не удается. При моем признании его великолепная застенчивая улыбка искривляет его рот самым прекрасным, подлинным образом.

– Думаю, это жар говорит, – шепчет он.

И когда на его щеках появляются крошечные розовые пятнышки, я разражаюсь смехом.

– Как человек, который выглядит как ты, может так стесняться комплиментов?

Он зарывается своим теплым лицом в мою шею.

– Прекрати, – простонал он.

Его мягкие кудри щекочут мне щеку, и я смещаюсь, чтобы поцеловать его в лоб.

– Все девочки в школе были у твоих ног. Все девушки в этом колледже говорят о тебе. О боже, Крис Мюррей вернулся в город… Они все слетаются на тебя, а ты стесняешься меня, потому что я говорю тебе, что ты красивый?

Наконец он снова поднимается, обхватывает сильной рукой мою челюсть и надувает губы. – Иди спать, женщина.

И когда он отпускает меня, я даже не думаю о том, что меня разбудило. Все, о чем я думаю, – это о том, что следующая задача – заснуть рядом с мужчиной, который заставляет мое сердце совершать очень безрассудные поступки.

Когда я просыпаюсь, его здесь нет. Но рядом со мной в постели что-то есть. Ожерелье, которое мы начали делать вчера, и распечатанная копия эссе, которое я должна сдать профессору Ривзу. Эссе, которое я не успела закончить, но которое теперь закончено.

Я потягиваюсь и беру оставленную им записку.

Сладкая,

Я убрал одно задание из твоего списка, чтобы ты могла сегодня немного отдохнуть. Не забудь сдать его до 17:00.

По одной жемчужине за раз.

К.

Я падаю обратно на матрас и сворачиваюсь на бок, чтобы понюхать подушку, на которой он лежал.

Мое сердце ускоряется, конечности немеют, когда на меня накатывает волна головокружения.

Сладкий апельсин и кедровое дерево.

Запах любви и проблем.

Глава 29

Элла

So High School – Taylor Swift

Я чувствую себя легко, когда вхожу в танцевальную студию с тремя сумками на плечах и десятью пластиковыми диадемами в руках.

Это субботнее утро, а такие дни – для детей. Я веду этот класс уже три года. С тех пор как мой шкафчик опустел от учеников танцевального класса, я не получала официального письма о том, что мне больше не разрешают занимать это место, а мне нравится учить этих детей, поэтому я не собираюсь останавливаться. Я преподаю бесплатно, и хотя в нашем районе ни у кого нет проблем с оплатой, некоторые дети приезжают из Северного побережья, чтобы попасть на бесплатный урок балета. А там это значит очень много.

Как всегда, я прихожу на тридцать минут раньше. У меня есть время, чтобы разложить пачки, туфли, купальники, розовые шарфики и диадемы. Некоторые из них не могут позволить себе ничего из этого, поэтому я всегда приношу столько, чтобы хватило на всех. Так они не стесняются просить. Они могут взять все, что хотят, и оставить себе. Каждый раз я приношу больше.

Я сажусь спиной к зеркалу и двери слева от себя и проверяю время. Уже 10 утра, и дети обычно приходят раньше, чтобы не спеша все надеть и поболтать между собой. Я с тревогой делаю растяжку «бабочка», рука так и тянется к бедру, чтобы почесать колготки.

Я делаю глубокий вдох, внезапно жалея, что не взяла с собой ожерелье, которое мы с Крисом начали делать в четверг вечером. Медленно выдохнув, я решаю проверить свой телефон, не ответил ли кто-нибудь из родителей на мое предыдущее сообщение. Я всегда напоминаю всем о занятиях рано утром, чтобы сказать, что очень рада их видеть.

Сегодня выяснилось, что мне ответили многие.

Айви больше не будет приходить на занятия.

Элла, мы не будем отправлять Стеллу на занятия с человеком, который может быть потенциально опасен.

Дорогая Элла, хотя мы не хотим верить слухам, которые ходят вокруг, мы также никогда не хотели бы подвергать Фабиана риску. Мы считаем тебя хорошим ребенком… но она больше не будет посещать твои занятия.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я читаю дальше. Все отменили занятия. Даже четыре девочки, которые приехали с Северного побережья. Их родители живут в той части города, которая известна своими криминальными разборками, но они беспокоятся обо мне?

С моих губ срывается всхлип. Крис – тот, кто причинил боль Энцо и Матиасу, а Гермес – или Меган, я уверена, – тот, кто повесил это на меня. Вместе им удалось отнять у меня последнее, что сохраняло улыбку на моем лице. Ярость бурлит в моих жилах, и я со злостью пишу сообщение человеку, который из чистого эгоизма решил превратить мою жизнь в ад.

Элла: Ты все испортил.

Я отправляю ему скриншоты всех родителей, которые отменили встречу.

Вставая, я роюсь в сумке, готовая прорезать кожу и сделать боль вязкой. Я хочу прочувствовать все это физически и выпустить напряжение внутри себя.

Я сжимаю в кулаке пластиковую коробку с лезвиями в сумке, когда дверь открывается и вбегает маленькая девочка.

– Мы опоздали, потому что папа не хотел, чтобы я быстро бегала! – визжит она. – Но я могу бегать быстро. Так быстро!

Я бросаю коробку в сумку и пакет на пол и быстро вытираю слезы, оборачиваясь. Она останавливается, не натыкаясь на мои ноги, и смотрит вверх с яркой улыбкой.

У нее две косички разной высоты, ярко-голубой топ с сердечком из драгоценных камней на нем и большая ярко-розовая пачка поверх разноцветных колготок, и я уже могу сказать, что сегодня утром она хотела одеться сама. У нее даже розовый блеск для губ. Он у нее по всему рту и даже на щеках.

– Меня зовут Селия, – прекрасно произносит она.

– Привет, Селия, я Элла.

– А это моя сестра Оливия. Моя сестра. А это мой папа. Его зовут папа.

Я поднимаю глаза и вижу высокого мужчину, который держит на руках другую девочку. Она похожа на ту, что сейчас дергает меня за голубую шифоновую балетную юбку, только выглядит гораздо спокойнее. В отличие от своей близняшки, ее черные волосы собраны в идеальный пучок на макушке, а на ней белые колготки и бледно-желтый купальник.

Отец пытается поставить ее на место, но она хватает его за шею, и он вынужден снова выпрямиться. У него грязные светлые волосы, собранные в маленький пучок на затылке, полуночные глаза, такие же, как у его дочерей, и ужасающее пустое выражение лица.

Когда он приближается, Селия поворачивается к нему. – Папа, извинись перед леди.

Он идет медленно, как охотник, высматривающий добычу, и я задыхаюсь, изо всех сил стараясь удержаться на месте. Единственная причина, по которой я не убегаю, – это то, что Селия все еще дергает меня за юбку.

– Папа, я хочу эту юбку.

Наконец дойдя до нас, он кладет руку на голову Силии. Я поворачиваю шею, чтобы заглянуть в его пустые глаза, и натягиваю на лицо приветливую улыбку.

– Все, что захочешь, милая.

Как можно говорить с собственным ребенком без эмоций в голосе?

Его глаза не отрываются от меня, и он наконец-то представляется. – Привет, я Нейт Уайт. А это Селия и Оливия.

Нейт Уайт.

Мне потребовалось все, чтобы сохранить прямое лицо.

– Ты… должно быть, брат Джейка и Роуз, – тихо говорю я.

Он кивает. – Ты знаешь близнецов?

– Они лучшие друзья моего брата. Люк Бейкер, – объясняю я.

– Точно. – На секунду он выглядит так, будто хранит эту информацию в специальном файле, и, судя по выражению его глаз, это, вероятно, файл с названием – Люди, которым я могу угрожать.

Но затем он продолжает, как ни в чем не бывало.

– Лия и Ливи хотели попробовать походить на твои занятия. Очевидно, девочки из детского сада не перестают о нем говорить.

– Стелла говорит, что там есть диадемы! – Селия подпрыгивает на месте, сильнее натягивая мою юбку. – Тиары. Где тиары?

– Отпусти, Лия, – мягко ругает ее папа. – Ты порвешь ей юбку.

– Все в порядке, – вежливо говорю я. В основном потому, что этот человек меня пугает. – Диадемы вон там.

Я указываю на кучу на другом конце комнаты.

Она вскрикивает и пускается в бег. – Идем, Ливи! Я нашла тиары.

Словно вынырнув из сна, Оливия оживляется, выпрыгивает из рук Нейта и бежит к сестре.

Я колеблюсь, оглядываясь вокруг. Боже, я в ужасе. У этого человека есть репутация. И она не очень хорошая. – Девочки могут оставить себе диадемы, если хотят, но, как ты видишь, занятия сегодня не будет.

Он поднимает на меня бровь, выпрямляясь, и я делаю шаг назад из чистого выживания.

– Почему? – спрашивает он.

Я делаю дрожащий вдох, скручивая руки вместе перед собой.

– У меня недостаточно учеников.

Только наполовину ложь. Ему не нужно знать, почему у меня мало учеников.

– Студия пользуется спросом, и ее можно отдать под занятия только при наличии не менее десяти учеников, а… ну, сейчас у меня двое.

Он нахмуривает брови, словно не может понять, почему я должна соблюдать правила.

– Слушай. У Оливии очень специфические вкусы. Она делает только то, что хочет.

Я смотрю на двух маленьких девочек. Оливия спокойно надевает на голову диадему, в то время как ее эксцентричная сестра уже добавила три друг к другу.

– Она хочет заниматься балетом, но каждый раз, когда мы заходим в студию, она устраивает припадок. Представляешь, сколько раз мне пришлось переделывать ее булочку сегодня утром? Если хоть одна вещь не на месте, она ломается. И посмотри на нее здесь. И не срывается.

– Я понимаю…

– А Селия… Мне просто нужен кто-то, кто выкачивал бы из нее энергию.

– Слушай, я понимаю. Поверьте, я не хочу ничего, кроме как учить ваших девочек балету. Но в ближайшие пятнадцать минут сюда войдет кто-нибудь из администрации, чтобы проверить, соблюдаю ли я правила и используется ли студия по назначению. С двумя учениками нас выгонят и поставят вместо нас того, кто стоит в списке ожидания.

Я готова умереть на месте, когда его глаза сужаются в щели. – А где остальные дети?

– Они не пришли, – шепчу я.

– И почему же?

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и собираю все свое мужество. По крайней мере, после того как я расскажу правду, он уйдет. Он не захочет оставлять своих дочерей со мной.

– Родители считают, что я представляю угрозу для их детей, – признаюсь я на одном дыхании.

– Угроза? – насмешливо хихикает он. – Ты похожа на крошечную барби. Какую угрозу ты можешь представлять для детей? Я уверен, что они опасны для тебя.

Думаю, он не ошибся.

– Это долгая история, – говорю я. – Но если коротко, то я не могу учить ваших девочек. Мне очень жаль. Занятий не будет.

Когда я протягиваю руку в сторону двери, он не двигается.

Я смотрю на девочек, пока он медленно приближается ко мне. Он же не собирается причинять мне боль на их глазах?

– Элла. Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Если мои девочки не получат урок танцев в течение обещанного часа, единственной угрозой в этой комнате буду я.

Дверь в студию захлопывается, и в зал входит незнакомая мне женщина с яркой улыбкой на лице. У нее наполовину светлые, наполовину черные волосы, и она осматривается, словно находится в каком-то музее.

– Здесь лучше, чем в Хогвартсе! – возбужденно восклицает она.

Мое сердце резко бьется о грудную клетку, а взгляд возвращается к человеку, который решил угрожать мне, чтобы я дала урок танцев его дочерям.

– Ты выглядишь испуганной, – говорит она.

– Она выглядит испуганной, – говорит она Нейту. – Это ты угрожал учителю танцев?

Затем, обращаясь ко мне, она смягчает голос. – Он тебя обидел?

Я качаю головой и снова обращаюсь к Нейту. – Она тоже твоя дочь?

– Она? – задыхается он. – Она паразит.

Новый жилец разражается смехом, толстые цепи на ее шее дрожат вместе с грудью.

– Боже мой, это слишком смешно. Нет. Привет, я Никс. Я попросила взять меня с собой, потому что посетить Университет Сильвер-Фоллс было одним из моих желаний. Ну и местечко.

– Точно. – Я киваю. – Эм, ну, мне нужно идти. Приношу свои извинения.

– Никто никуда не уйдет, – говорит Нейт, как будто это совершенно нормально – держать меня в заложниках в моей собственной танцевальной студии.

– Урок не состоится? – спрашивает Никс.

– О, это так.

– Я не могу, – повторяю я в сотый раз. Это звучит как мольба.

– Ради всего святого, – раздраженно говорит он. – Тебе повезло, что не моя жена привела сюда девочек. Она бы съела тебя целиком. Бедняжка.

В его голосе нет сожаления.

Никс кивает. – Она гораздо хуже него.

– Мама заставляет людей плакать. Они очень сильно плачут.

Я вздрагиваю от этого тоненького голоска и от того, что руки снова тянутся к моей юбке.

– Мы можем потанцевать? Ливи хочет танцевать. Я не люблю танцевать. Я люблю считать, как мама. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять! Я остаюсь танцевать, потому что Ливи не хочет оставаться одна.

С тех пор как они приехали, я ни разу не слышала голоса Оливии, но, похоже, Селия говорит за нее.

Я задыхаюсь, загнанная в угол двумя телами, которые намного выше меня, и ребенком, который все еще тянет меня за одежду. Это ошеломляет, вызывая каждую унцию тревоги внутри меня.

– Я…

– Как насчет того, чтобы дать милому учителю отдышаться, – раздается голос позади Нейта и Никс.

Мое тело расслабляется, зная, что в комнате находится Крис. Это он во всем виноват, но одно его присутствие позволяет мне дышать.

Его высокое тело на несколько сантиметров выше Нейта, и он, и Никс отходят от меня.

– Что ты здесь делаешь? – тихо спрашиваю я.

Его взгляд не отрывается от Нейта, когда он отвечает.

– Я был с Ахиллом, когда получил твое сообщение. Он объяснил, что ты не сможешь проводить уроки, если у тебя не будет десяти учеников. – Он пожимает плечами. – Так что я собрал команду танцоров.

Повернувшись ко мне, он незаметно подмигивает.

Я смотрю на дверь и замечаю там Ахилла с глубокой хмуростью на лице. – Ты мой должник, Мюррей.

– О боже, ты Ахилл Дюваль, – задыхается Никс, как будто его фанатка.

Он поднимает на нее бровь. – Я тебя знаю?

Она качает головой.

– Боже, нет, – хихикает она. – Но ты… ты играешь на скрипке, верно? Все говорят о тебе в моем классе в Общественном колледже Норт Шор. Ты музыкальный гений.