Текст книги "Влюбленный лжец (ЛП)"

Автор книги: Лола Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Глава 20

Элла

Bad idea right? – Olivia Rodrigo

– Уходи. Серьезно, Элла. Я сам тебя вышвырну на хрен.

Жесткий взгляд Люка сталкивается с моим. Я никуда не уйду.

– Я здесь со своими друзьями. Здесь в основном люди из университета Сильвер-Фоллс. Не говори мне, чтобы я уходила.

Он все еще злится на меня за то, что я инициировала его в «Безмолвный круг».

– Наш дом в десяти минутах ходьбы. Иди домой, – настаивает он.

Я чувствую себя ребенком, которого отчитывают. Как тогда, когда мы учились в школе и он не хотел, чтобы я была на вечеринках его друзей. Чаще всего именно Крис говорил моему брату, что со мной ничего плохого не случится, и присматривал за мной. И поскольку он всегда был голосом разума в их группе, Люк соглашался. Но он не знал, что у Криса есть особый способ позаботиться обо мне.

– Я не хочу идти домой, – шиплю я. – Я не хочу видеть маму.

Я не разговаривала с мамой со дня инициации. Игнорировать ее проще, чем смириться с тем, что она заставила меня сделать.

– Она уехала во Францию с «подругой», чтобы забыть обо всей этой ситуации. Я удивлена, что ты не знаешь. Вы обе казались такими близкими с тех пор, как планировали, как пройти инициацию за моей спиной, потому что не доверяли мне в том, что я найду решение для нас.

Ложь спасет моего брата, и она легко слетает с моих губ.

– Она пришла ко мне, – огрызаюсь я. – Она не приходила к тебе вся избитая, не приказывала тебе пожертвовать собой, чтобы исправить ситуацию, как будто ты всего лишь одноразовый актив.

Отвращение накатывает на меня. Я изо всех сил старалась не думать о том, что мама сознательно отправила меня в место, где, как она знала, женщины страдают от рук жестоких мужчин. Я не хотела признавать это. А Люк вынуждает меня это сделать.

– Моя собственная мать бросила меня на растерзание волкам, Люк. И вместо того чтобы попытаться утешить меня, мой брат сказал, что разочаровался во мне. Как будто я не сделала это, чтобы защитить нашу семью в первую очередь.

Его челюсть несколько раз сжимается, разочарование выплескивается из него, и он избегает моего взгляда так долго, как только может. Но так же, как он может игнорировать правду так долго, в итоге он снова смотрит мне в глаза.

– Мне так жаль, Элс, – хрипит он, что-то сжимает его горло. – Что мама была такой эгоисткой, а я – таким жестоким. Я бы сделал все, чтобы спасти тебя, и то, что вы двое сделали это без моего ведома, – это оправдание, которое я говорю себе. Ты не знал, Люк. Вот почему ты не смог помочь. Я твой старший брат, и я не смог защитить тебя, но мы оба знаем, что это не потому, что ты действовала за моей спиной. Это потому, что я бесполезен. Ты даже не представляешь, как сильно разбивается мое сердце каждый день.

Он дергает себя за светлые волосы, пригубив напиток, который держит в руке.

– Меня преследуют мысли о том, что они могут сделать с тобой. Меня тошнит. Я не могу этого выносить.

Я смаргиваю слезы и одновременно смотрю, как он их глотает. И я решаю, что мы оба не должны страдать от этого. Я ни за что не буду продолжать страдать, так зачем заставлять страдать и его?

Ложь спасет моего брата, и она легко слетает с моих губ.

– Они ничего мне не сделали, Люк. Не делали и вряд ли сделают.

Болезненные вспышки обрушиваются на меня, как волны на берег во время шторма.

Ривз разрывает на мне платье.

– Думаешь, я не вижу синяка в уголке твоего рта? Я не дурак, Элла.

Меган дает мне такую пощечину, что я падаю на землю.

Я улыбаюсь брату.

– Меня задело веткой, когда я проходила инициацию. Они заставляют тебя бегать по лабиринту. Раздражает, но не более того. – Я пожимаю плечами. – Они делают из всего этого большую сенсацию, но это просто переоцененный членский клуб.

Преклонить колени перед Юджином Деввалем. Тошнотворный страх. Умоляю их пощадить мою семью.

Я вижу, как в его глазах загорается надежда. Он начинает мне верить.

– Честно говоря, они говорят об Афродитах и все такое, но нас так много, что я никому не интересна.

Комната Афродиты. Кляп. Ограничители. То, как лучший друг моего брата использовал меня как шлюху и заставил поверить, что это не он.

Я хихикаю и качаю головой. – Они просто старики со слишком большими деньгами и болтают без умолку. Это глупо.

И, видя, как расслабляются его плечи, я завершаю ложью из всех лжей.

– К тому же, я имею право сказать «нет». Если кто-то хочет провести со мной время, я могу отказаться, и все. Так что, как я и сказала. Со мной ничего не случится.

Человеческий мозг удивителен. Даже если наше подсознание знает правду, сознание уцепится за что угодно, лишь бы сохранить покой. Люк может спросить, почему я так злюсь на нашу маму, если я в безопасности. Он мог бы вспомнить всю информацию о Круге, которая у него есть. Он мог бы сделать более умные выводы, чем та чушь, которой я его пичкаю.

Но вместо этого его брови опускаются, он делает шаг вперед и кладет руку мне на плечо. – Это правда?

Я могу нести боль за нас обоих.

– Это правда, Люк. Я обещаю тебе.

Не зная, как долго еще я смогу притворяться, я беру его стакан и пью.

– Сейчас я пойду потусуюсь с друзьями, если ты не против. И немного расслабься, ладно? Ты такой скучный, когда напряжен.

Я хлопнула стаканом с выпитым напитком по столу, чтобы забыть разговор с братом в начале вечера. Я так пьяна, что едва вижу в оба глаза. Я не хотела идти на вечеринку Криса. Но потом мы попытались пойти на вечеринку Xi Ep, и девочки меня не пустили. Меня выгнали из женского общества, а когда я приехала сюда, меня пытался выгнать мой родной брат. Поэтому я решила напиться. Не очень-то контролируя себя, в дурацком состоянии. Я показала игровую комнату своим лучшим друзьям, и мы решили напиться здесь до беспамятства.

Генри, какой-то аспирант, с которым я познакомилась сегодня вечером, продолжает приставать ко мне, и я не останавливаю его. Мне слишком весело, и я просто хочу чувствовать что-то к кому-то еще, кроме Криса. И если это чувство – легкий интерес, низкодофаминовое возбуждение… думаю, этого достаточно. Поэтому, когда он шлепает меня по заднице во время песни, я перегибаюсь через стол и хихикаю, – Сильнее, папочка!.

– Элла.

Сердце замирает, и я выпрямляюсь, как по стойке смирно. Как, черт возьми, Крис узнал, что мы здесь?

Моя пьяная сущность, похоже, чувствует себя сегодня самоубийцей, поэтому я расширяю глаза и смотрю на остальных.

– О, ребята. Настоящий папочка здесь.

Он выглядит сердитым. Очень злым. Злится, чтобы наказать меня. Я знаю, как это распознать, потому что он становится спокойнее, чем обычно. Тише. Это происходит перед тем, как начинается буря.

Слова вырвались сами собой, но я не думаю, что это его раздражало. Он был в ярости еще до того, как я открыла рот. Голова гудит при мысли о том, на чем он меня поймал. Какое наказание он может применить…

– О, черт! – Пич разразилась хохотом, появившись из-за спины Криса. – Я знала, что она называет его папочкой.

– Я не называю!

Я отбиваюсь, щеки пылают от того, как моя лучшая подруга мменяпоймала.

– Элла, – снова говорит Крис. – Я отвезу тебя домой. Пойдем.

– Что? – Я смеюсь. – Я не пойду с тобой. Я веселюсь со своими друзьями.

Генри помогает мне устоять на ногах, когда я делаю преувеличенное кружение.

– Видишь? Я танцую. Мне больше нельзя пытаться сделать карьеру, так что придется обойтись этим.

Его взгляд задерживается на руке Генри, обхватившей мою талию, и мне вдруг становится не по себе от его прикосновений. В таком состоянии я чуть не призналась вслух, что мне не по себе от того, что человек, прикасающийся ко мне, не Крис.

Легко понять, что я не должна быть с ним, что у нас нет шансов. Но сложнее расставить все по местам, когда его тело взывает к моему. Когда его сильные слова приказывают мне что-то сделать.

И почему я такая горячая? О, я знаю. Наверное, из-за присутствия Криса.

– Ты выглядишь великолепно, Кристофер, – говорю я, хихикая. – Но следи за собой. Твое собственническое поведение дает о себе знать.

На нас опускается тишина, когда он медленным, расчетливым шагом направляется к нам с Генри.

Он невероятно спокоен, когда разговаривает с моим новым другом-аспирантом, его голос ровный, как всегда. – Сейчас ты перестанешь ее трогать.

Рука Генри отпадает от меня так быстро, что это просто смешно. Я драматично закатываю глаза, даже чувствуя, как мое тело притягивается к телу Криса невидимой нитью.

Я знаю эту тягу. Я знаю эту нить. Она темно-красная, как страсть. Она электризуется на ощупь, как любовь. И она нерушима, как бриллиант.

Крис засовывает руки в карманы брюк, оглядывая Генри с ног до головы. Он качает головой, отчитывая его, словно ругая ребенка, хотя я точно знаю, что они ровесники.

– Так не шлепают женщин, Генри. Ты же не будешь возражать, если я возьму ее с собой и покажу ей, как это делается?

Прежде чем я успеваю отреагировать, он берет меня за запястье и осторожно притягивает к себе. Я даже не сопротивляюсь, но Генри достаточно порядочен, чтобы попытаться защитить меня. Он хватает меня за другое запястье, останавливая Криса в его движении к двери спальни, и в итоге я оказываюсь притянутой с двух сторон.

– Э-э…

Я колеблюсь, комната кружится. Что, черт возьми, происходит?

– Она пойдет, если захочет. Правда, Элла? – спрашивает Генри.

Я киваю, но слова не выходят. Неужели из-за алкоголя мне так трудно говорить?

Я уверена, что из глаз Криса вылетают настоящие пули, когда Генри сжимается рядом со мной. Но он все равно не отпускает меня.

– Пиу-пиу, – шепчу я, гадая, попадет ли одна из этих пуль в меня. Затем я разражаюсь смехом.

– Этот парень вообще в безопасности? – Генри обращается к остальным в комнате. – Элла пьяна.

Пич смотрит на меня широкими вопросительными глазами, слишком пьяная, чтобы реагировать. Она знает, что я не в непосредственной опасности. Она знает, что это просто Крис. Он никогда не причинит мне вреда.

– Я…

Я колеблюсь.

– Генри. – Глубокий голос Ахиллеса заставляет комнату звучать так, будто она поглощает музыку, которую мы слышали мгновение назад. О, подождите. Он выключил ее. – Отпусти, парень. Она не твоя, чтобы защищать ее.

Он кивает в сторону Криса. – Но она определенно принадлежит ему.

Генри отбрасывает мою руку, словно раскаленное железо. Вот какой эффект производят на людей такие мужчины, как Крис и Ахиллес. Они могут быть чертовски страшными, делая так мало. Не нужно, чтобы волк завыл, чтобы понять, что его нужно бояться.

Слова Ахилла доходят до меня, и я перевожу взгляд на него.

– Его? – Я задыхаюсь, когда Крис оттаскивает меня.

– Его? Я тебе не подруга, которую можно просто так взять и отдать, Ахиллес! – кричу я в пьяном гневе, и слова с трудом слетают с моих губ.

Я не знаю, что говорит Ахиллес. Только то, что Пич кричит ему, чтобы он заткнулся и что он мудак. Остального я не слышу. Крис уже закрывает дверь.

– Вы двое под наркотой? Я не твоя, чтобы меня брать, – шиплю я, останавливаясь на месте и заставляя его тоже остановиться.

Он не станет утаскивать меня, как пещерный человек. Он не хочет повредить мне запястье. Он не перевернет меня через плечо, потому что мне может стать плохо, и не будет держать меня за волосы, потому что это место только в спальне.

Я знаю, как мыслит Крис. Он не хочет причинить мне вред, не хочет, чтобы я чувствовала себя небезопасно или смущалась. Он слишком заботится обо мне, даже когда дело доходит до его собственного насилия.

– Похоже, мы застряли, мистер Мюррей, волк. – Я вздергиваю брови. – О-о-о-о.

Он проводит рукой по лбу.

– Ты только что завыла на меня? – Он с усилием отпускает мое запястье. – Мы уходим.

– Чтобы пойти в волчье логово, – говорю я как можно серьезнее, прежде чем рассмеяться над своей собственной уморительной шуткой.

– Элла. Не усложняй себе жизнь.

Я скрещиваю руки на груди и качаю головой, пока мир вокруг меня не становится размытым.

– Ты слишком пьяна, чтобы функционировать. Эта вечеринка уже небезопасна для тебя.

Я громко фыркаю. Это совсем не сексуально. – Ты не поэтому хочешь, чтобы я ушла.

– Не только поэтому, – признает он.

– Почему? Почему ты собираешься уйти с собственного дня рождения?

Я наклоняю подбородок вверх, притворяясь, что мы оба обладаем властью, хотя я знаю, что мы здесь далеко не равны.

– Ты знаешь, почему.

Я пожимаю плечами. – Говоришь со мной, как с идиоткой. Ты любишь это делать.

Он улыбается, как будто я просто маленькая милая девочка, у которой истерика, но я делаю шаг назад, когда он приближается. Недостаточно быстро. Он кладет руку мне на талию, притягивает меня ближе к себе и говорит мне на ухо.

– Ты позволила другому мужчине отшлепать себя. Хуже того, ты назвала его именем, которое, как ты знаешь, должно использоваться только для меня. Теперь я отвезу тебя домой, позабочусь о тебе, дам тебе протрезветь, а когда сочту нужным, я накажу тебя за то, что ты сделала.

Я чувствую, как мои соски твердеют от прикосновения к его телу, и возбуждение проникает в низ живота, стягивая его. Это нехорошо. Совсем нехорошо.

Но ощущение такое, будто это лучшее, что когда-либо было.

Он слегка отстраняется, смотрит мне в глаза и убирает прядь волос за ухо. Уголок его рта приподнимается.

– Это будет жестоко, и каждая минута, которую ты заставляешь меня оставаться на этом дурацком дне рождения, – это еще одна минута пытки для тебя.

На этот раз он делает полный шаг назад, давая мне возможность пройти к лестнице.

Это мое решение – остаться или уйти. Я решаю, хочу ли я провести остаток ночи, веселясь здесь со своими друзьями. Если только я смогу вынести последствия.

Я ерзаю на месте еще минуту, колеблясь. Я не могу пойти с ним по этому пути. Только не снова. Но как мне устоять перед ним, когда он смотрит на меня с мягкой улыбкой, с блеском в глазах, который взывает к самым сокровенным частям меня.

Я бросаю взгляд на дверь игровой комнаты, которая приведет меня к друзьям, а затем на лестницу. Музыка с первого этажа звучит так громко, что стены дрожат.

Крис засовывает правую руку в карман, а левую поднимает вверх, глядя на дорогие часы на запястье.

– Уже две минуты. – Он качает головой. – Кто бы мог подумать, что с годами ты станешь такой грубиянкой.

По тому, как он смотрит прямо на меня, я понимаю, насколько я пьяна. Его фигура сливается со стеной коридора, на которую он опирается. Мой слух может быть нечетким, но я слышу свой собственный голос, который так отчетливо звучит в моей голове.

Не ходи с ним, Элла. Один шаг в его сторону – и ты упадешь на скользкую дорожку.

– К брату…

– Налево.

Я облизываю губы, и он этого не упускает.

– Сладкая, – говорит он в своей мягкой манере, стараясь сохранить пространство между нами. – Почему бы тебе не перестать так много думать и не сделать то, что ты хочешь?

И это меня действительно задевает. Потому что на самом деле я хочу трахнуть своего бывшего.

Когда я делаю шаткий, пьяный шаг к лестнице, избегая смотреть ему в глаза – полностью избегая смотреть на него – мы оба знаем, что в этой ошибке виновата только я сама. Завтра мне будет больно от того, какая я глупая, что принимаю неправильные решения. А сегодня? Я буду делать только то, что хочу.

Он следует за моими шагами. Его рука на моей пояснице, когда мы оба идем вниз, такая легкая, что я едва ее чувствую. На секунду я даже задумалась, не привиделось ли мне это.

Но когда он наклоняется к моему уху, я понимаю, что ничего не выдумываю.

– Это моя хорошая девочка, – говорит он с несравненной гордостью.

Это ошибка, не так ли?

Я не могу долго думать об этом. Как только мы выходим на улицу, я получаю еще одно доказательство своего опьянения. Я протягиваю руку, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь, так как улица словно кружится.

Крис замечает этого. Он всегда это делает. Он всегда знает, когда мне что-то нужно, и старается это предоставить. Это так опасно. Так затягивает.

– Иди сюда. – Обхватив меня за плечи, он придает мне устойчивость. – Моя машина недалеко.

– Последний раз ее видели, когда ее выводил с вечеринки аспирант на два года старше нее. Я уже представляю, какую статью они напишут, когда найдут мой труп.

Он хихикает рядом со мной, и я наклоняюсь ближе к нему, используя его как костыль. Я неустойчива и вжимаюсь в него с такой силой, что чувствую, как сокращаются его мышцы, когда он не дает нам обоим рухнуть на землю.

– Зачем им искать мертвое тело? Никто не собирается тебя убивать.

– Нет, – бормочу я про себя. – Ты делаешь гораздо хуже.

Он хмыкает в знак согласия. – Ну, ты заставила меня ждать четыре минуты, прекрасно понимая, что тебя ждет наказание.

Когда мы останавливаемся у его машины, он открывает мне пассажирскую дверь и помогает сесть. – Будем надеяться, что ты сможешь смириться с последствиями.

Глава 21

Крис

MATCH MADE IN HELL – Dutch Melrose, benny Mayne

Она роняет ключи, как только пытается достать их из лифчика. Затем, наклонившись, она случайно показывает мне свои белые кружевные трусики. Я так сосредоточен на них, что почти не замечаю, как она наклоняется вперед, собираясь врезаться в свою входную дверь от пьяной неуравновешенности. В последнюю секунду я обхватываю ее за талию и сильно тяну, пока она не прижимается к моей груди.

– Если бы земля только перестала двигаться, – говорит она. – Дурацкая земля.

Я перемещаю ее так, чтобы мы оказались лицом друг к другу, и усаживаю ее на один из трех стульев Adirondack на крыльце. – Останься.

Взяв ключи и открыв дверь для нас обоих, я снова подхожу к ней. – Пойдем.

Вместо того чтобы помочь ей подняться, я хватаю ее за талию и под колени. Я выпрямляюсь, несу ее на руках и прохожу в дверь.

– Неужели земля перестала двигаться для тебя?

– Конечно, перестала, – отвечаю я со всей серьезностью.

– Ух, все просто прогибается под твою волю, не так ли?

– Да. Обними меня за шею.

Она делает это, не спрашивая меня, потому что все подчиняется моей воле. Даже она.

Не желая, чтобы она извивалась и выпадала из моих рук, пока я поднимаюсь по лестнице, я крепче прижимаю ее к себе, поднимаясь на каждую ступеньку.

– Я останавливаюсь, когда замечаю дверь с нарисованной на ней танцовщицей. Красивый, почти абстрактный рисунок, но в нем легко узнать фигуру балерины.

Элла – великолепная балерина. От нее захватывает дух. Во многих видах танцев она не уступает профессионалам, но в балете? Она безупречна. Раньше она посещала школу танцев мисс Барри в Стоунвью. Попасть туда практически невозможно, но она смогла. Потому что она идеальна и заслужила это. Я смотрела все ее выступления. Иногда с Люком, потому что он приглашал меня. Иногда со спины, чтобы ее брату не показалось странным, что я появляюсь на каждом шоу.

– Кто расписал твою дверь? – спрашиваю я, чувствуя, как в моих жилах закипает навязчивая идея.

– Эта, – она хлопает рукой по двери, когда мы проходим мимо нее в комнату, – вещь, которая, вероятно, стоит десятки тысяч.

Я осторожно усаживаю ее на кровать, и она ложится, свесив ноги с колен. Она смотрит в потолок, словно там что-то есть, чего она не может разглядеть, но я думаю, что она просто погрузилась в свои мысли.

Стоя между ее ног, я кладу плоскую ладонь ей на щеку.

– Кто это нарисовал? – настаиваю я, стараясь сохранять терпение.

– Ксай. Мы хотели придать индивидуальность нашим дверям, и Алекс попросила его нарисовать для нас.

По крайней мере, мне не придется беспокоиться о том, что рядом с ней окажется другой мужчина. Ксай слишком увлечен Алекс, чтобы даже заметить ее друзей.

– Он чертовски хорош, не так ли? – настаивает она.

– Язык, милая, – спокойно отвечаю я ей, а другой рукой играю с подолом ее шелковой юбки. Он светло-голубой, как ее глаза. Мне это нравится. И сам факт того, что она надела его, потому что я велел ей это сделать, делает меня мучительно твердым.

Она научилась выглядеть идеально для посторонних глаз и забыла, что все, что делает ее такой идеальной, – это мелочи, о которых она никогда не задумывается. Те, которые она делает подсознательно. Люди их не замечают, их слишком занимает общий вид и уверенность популярной девушки. Но я замечаю. Я всегда замечал.

То, как часто моргают ее бледные глаза, когда она что-то обдумывает. Когда мне удается вывести ее из задумчивости, она хихикает так красиво и беззаботно. А когда кто-то говорит что-то, что ей не нравится, но она не хочет ему возражать, она морщит нос самым милым способом, который только можно себе представить.

А еще она испытывает тайный стыд из-за того, что отец внушил ей, что она глупая. Она краснеет, когда ей приходится заниматься математикой, и ругается под нос, когда пытается сосредоточиться.

Есть только одна вещь, которой она доверяет. Танцы. Она кусает губы, когда не может правильно выполнить движение. Все, что она ест, и каждая минута занятий спортом – все это для того, чтобы ее тело было подтянутым для балета. Но люди не знают об этом, потому что слишком сосредоточены на том образе, который она им навязывает, а не на том, какая она на самом деле.

А меня волнует только то, кто она на самом деле. Моя. Потому что главное, что Элла всегда делала подсознательно, – это любила меня. Это пришло само собой, даже когда она не должна была, и даже когда она не хотела. Она всегда рядом, и я знаю это, потому что чувствую. Даже когда она клянётся, что ненавидит меня.

Она не сопротивляется, когда я перемещаю руку к ее рубашке и слегка задираю ее вверх. Я просто хочу почувствовать ее гладкую кожу на своей. Она слишком увлечена разговором с самой собой о таланте Ксая, чтобы заметить это.

– Говорю тебе, – продолжает она. – Я могла бы снять эту дверь и продать ее за большие деньги. Его выставки всегда раскупаются.

Я потираю большим пальцем круги по ее бедру.

– Подними руки, – мягко приказываю я.

Она вскидывает их над головой, резко ударяясь о матрас. Я хочу похвалить ее за то, что она так хорошо слушает, и необходимость сделать это заставляет мою кровь приливать к члену. Но я этого не делаю, потому что тогда она может остановиться.

Я задираю ее футболку над головой, избавляя ее от материала, мешающего мне наслаждаться ею, и бросаю ее через всю комнату.

Внезапно она хлопнула рукой по кровати.

– Я знаю!

Она переходит в сидячее положение, заставляя меня отступить назад, чтобы встать во весь рост между ее ног.

– Я собираюсь продать дверь своей спальни, чтобы заплатить за колледж.

Она была похожа на ребенка из Стоунвью, которому никогда не приходилось беспокоиться о деньгах.

Я провожу рукой по губам, пытаясь удержаться от смеха.

– Что? – огрызается она. – Ты думаешь, я не справлюсь?

– Я уже плачу за тебя. Почему ты беспокоишься об этом?

Сузив на меня глаза, она не обращает внимания на то, что я уже расстегиваю молнию на ее юбке сбоку.

– Вы, сэр, – она пьяно тычет в меня обвиняющим пальцем, – платите, потому что хотите иметь надо мной какую-то власть. Мой брат может быть слеп к тому, кто вы на самом деле, но я – нет.

Я качаю головой, укоряя ее. – Твой брат знает меня лучше, чем кто-либо другой, и он знает, что я делаю это, чтобы помочь.

– Ты делаешь это, чтобы заставить меня делать все, что хочешь, и пригрозить, что не заплатишь за следующий семестр. Ага! Вы все думаете, что я такая тупая. Но это не так.

Я уже сбился со счета, сколько раз за свою жизнь я прямо говорил ей, что она не тупая. Но когда тебе что-то внушают, ты не знаешь другого пути.

– Во-первых, ты не тупая. И если ты не перестанешь себя так называть, я начну тебя наказывать, чтобы ты поняла.

Я кладу руку ей на шею, а другой толкаю ее, заставляя лечь обратно. Она слишком ушла в себя, чтобы даже подумать о том, чтобы остановить меня.

– Во-вторых, это звучит как прекрасный план, который у меня есть. Пожалуйста, расскажи мне побольше обо всем, что я заставлю тебя делать. И пока ты думаешь об этом, не забывай, что я также плачу за твою комнату в этом доме. Возможно, мне придется заплатить и за покраску двери, когда тебя заставят ее заменить. Ты мне очень много должна.

Хватаясь за подол ее юбки, я стягиваю материал вниз, на бедра, через ноги, и отбрасываю его в сторону. Я ставлю колено между ее бедрами на кровать и смотрю вниз на прекрасную богиню под собой. Белый бюстгальтер идеально обтягивает ее сиськи, кружево такое нежное, что твердые соски видны под ним, практически проступая сквозь него. Ее живот подтянут, по бокам видны две линии от всех упражнений, которые она делает.

Она невысокого роста, но, несмотря на это, выглядит именно так, как стереотипно представляют себе балерину. Четко очерченные мышцы на подтянутом, элегантном теле.

Все мои силы уходят на то, чтобы не облизнуть губы, не зарычать от желания и не сорвать с нее нижнее белье. Оно искушает меня, эта линия шелка прямо над ее бугром, ее кожа под ним движется, когда она дышит.

Я замечаю небольшой шрам на верхней части ее бедра, и когда провожу по нему большим пальцем, она замирает. Я чувствую еще несколько, которые не могу разглядеть в темноте ее комнаты.

– Что случилось?

– Я слишком напилась и попыталась пройти через кусты. Я зацепилась за ветки.

– Это правда, сладкая?

– Ты перестанешь платить мне за услуги, если я буду врать? – фыркнула она.

Я наклоняюсь к ней, обхватываю ее челюсть и кладу большой палец на ее нижнюю губу. Прижав другую руку к ее голове, я прижимаюсь к ней. Ее слабый вздох – пытка для моего члена, который с каждой секундой становится все тверже.

Я должен прекратить прикасаться к ней. Каждый маленький жест – это шаг к тому, чтобы потерять ее. Наркоман. Вот кто я.

Я отвезу ее домой. Вот и все.

Я просто прикоснусь к шелку ее юбки.

Я просто избавлю ее от одежды, чтобы она могла спокойно спать.

Даже страх, что Меган узнает об этом, не остановит меня. У меня нет верности ей и ее идее отношений, в которых я не хочу участвовать. Но эта женщина может разрушить мою жизнь. Из-за нее может погибнуть мой отец. Я трахал Эллу вчера в храме и дважды сегодня – это уже было в три раза больше риска.

В этот момент, рядом с мягким телом моей бывшей, я теряю обычное беспокойство, которое возникает, когда я нахожусь рядом с Меган. Это ощущение, что все прошло, и я могу хоть раз вздохнуть нормально.

Элла – мое безопасное место. Она мой ангел-хранитель. Одно ее присутствие заставляет меня чувствовать себя непобедимым. Ее существование вызывает во мне желание бросить свою жизнь в пламя ради нее.

– Элла. – Как бы я ни говорил мягким голосом, он превращается в хрип под давлением потребности внутри меня. – Мне не нужно что-то держать над твоей головой, чтобы заставить тебя делать именно то, что я хочу.

Она раздвигает губы, чтобы заговорить, и я просовываю между ними большой палец, любуясь тем, как она сжимает зубы и кусает первую костяшку пальца, чтобы не дать мне продвинуться дальше. Теперь, когда ей приходится держать рот закрытым, я не тороплюсь говорить.

– Я заплатил за тебя, потому что не хочу, чтобы у вас с Люком были какие-то проблемы. Я заплатил, потому что ты мне небезразлична, и я всегда буду заботиться о тебе, что бы между нами ни происходило. Но если ты действительно мне не веришь, я могу остановиться. Тогда я все равно подчиню тебя своей воле. Я все еще буду показывать тебе, что ты отчаянно хочешь быть хорошей девочкой для меня. Просто чтобы показать, что я не плачу за контроль над тобой.

Отвернувшись, она сильнее кусает мой большой палец, но все еще не пытается от меня отстраниться.

– У меня уже есть весь контроль, который мне нужен, сладкая. Ты единственная, кто верит, что я когда-либо терял его. Ты единственная, кто не хочет признать, что я владею каждой молекулой в твоем теле. Ты можешь сколько угодно просить меня оставить тебя в покое, но ты знаешь, что я этого не сделаю. И я знаю, что ты подпустишь меня ближе, если я буду настаивать. Вот такие мы токсичные. Вот как мы подходим друг другу.

Я изо всех сил стараюсь не крутить бедрами и не вдавливать свой стояк в ее сердцевину. Я знаю, что она мокрая, мне даже не нужно смотреть. Она извивается подо мной. Ее бедра слегка двигаются, даже когда она пытается остановить себя. Но мне нужно сохранять неподвижность, чтобы она знала, что речь идет не о том, чтобы трахать ее. Речь идет о том, чтобы владеть ею. Хуже того, нужно показать, что одно без другого не выживет.

Я даю ей несколько секунд, чтобы проглотить свои слова, прежде чем прошептать.

– Посмотри мне в глаза и отпусти мой большой палец.

Ее глаза переходят на мои, полные вожделения, которое она не может скрыть из-за алкоголя, текущего по ее венам. Веки тяжелеют, она моргает, прежде чем отпустить меня.

– Вот моя хорошая девочка.

Я отстраняюсь, снова встаю, обхватываю ее обеими руками за талию и помогаю подняться. Поцеловав ее в макушку, я прижимаюсь к ней на несколько секунд, наслаждаясь тем, что она так близко. – А теперь давай примем душ и протрезвеем.

Она не сопротивляется. Ни когда я провожаю ее в ванную комнату или помогаю ей принять душ. Она молчит, сама снимает лифчик и трусики. Единственное, что на ней надето, – это ожерелье Афродиты. Ненавижу эту ракушку на ее шее. Она должна быть Герой.

Моей Герой, надевшей для меня цветок лотоса.

Она позволяет мне взять мочалку из ее рук и вымыть ее. Насвистывая песенку, она хихикает, когда я щекочу ей живот, и прижимается ко мне своим влажным телом, когда я трусь между ее ног. Она стоит лицом к стене душа, спиной ко мне. Закинув руку за спину и обхватив мою шею, она заставляет меня наклониться.

Запрет не должен быть таким приятным. Как я могу сопротивляться этому?

Я целую ее в щеку сзади, позволяя ей намочить мою одежду.

– Если ты собираешься трахнуть меня, трахни меня, – хрипит она.

– Пока ты пьян в стельку?

Я прижимаю мочалку к ее клитору.

– Чтобы ты не вспомнила об этом завтра?

Толкаясь бедрами вперед, я даю ей почувствовать, как сильно она меня заводит. – Чтобы у тебя было оправдание и ты сказала, что это была пьяная ошибка?

Я осторожно прикусываю ее челюсть, посасывая ее влажную, мыльную кожу.

– Нет. Когда я снова буду трахать тебя, ты будешь трезвой, осознающей свои решения. Ты будешь умолять меня о члене, как маленькая отчаянная шлюшка. У тебя это так хорошо получается. Я бы не хотел упустить это.

– Уф. – Она отстраняется от меня, поворачивается и выхватывает мочалку из моих рук. – Отвали.

Я отступаю назад, чувствуя, как сходятся мои брови. Подняв руку к ее щеке, я даю ей небольшую пощечину. Ничего сильного или такого, что могло бы причинить боль. Просто прикосновение, которое, я знаю, она расценит как предупреждение. – Язык.

Решив, что она достаточно хорошо себя чувствует, чтобы закончить самостоятельно, я выхожу из ванной. Когда она снова появляется в спальне – только в халате, – на ее прикроватной тумбочке стоят бутылка воды, кусок поджаренного ржаного хлеба и два обезболивающих.