Текст книги "Мороз и ярость (ЛП)"

Автор книги: Лиззи Принс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 41

В

место того, чтобы вернуться в тренировочный комплекс, нам говорят, что мы проведем ночь в мраморном особняке. На этот раз после победы в испытании нет вспышки силы. Может быть, Богам не понравилось, что мы разделили победу.

По взмаху руки дворецкого из – за деревянного косяка выходят слуги в старомодной черно – белой униформе.

– Они проводят вас всех в ваши комнаты на ночь. Я взял на себя смелость освежить вашу комнату, мастер Моррисон. – Сварливый мужчина поворачивает свой высокомерный нос к Атласу.

Я смотрю на мраморную статую в другом конце комнаты, пока мой разум складывает кусочки головоломки. Медленно поворачивая голову, я провожу взглядом по Атласу. Он смотрит прямо на меня в ответ, осмеливаясь озвучить свой ответ вслух. Он все еще смотрит на меня, когда отвечает дворецкому.

– Спасибо, Реджинальд. Это приемлемо.

Приемлемо. Я произношу это слово в адрес Атласа, качая головой и свирепо глядя на него. Спальня, где мы занимались сексом прошлой ночью, была его комнатой. Это был его маленький лебедь – оригами и сосновая шишка. Мой выдох получается громким и прерывистым, когда я зажимаю переносицу.

Атлас открывает рот, но к нам приближаются слуги, готовые проводить нас в наши комнаты на ночь. Я поворачиваюсь к Атласу спиной и следую за молодой женщиной вверх по широким ступеням. Меня поднимают на третий этаж, где служанка открывает дверь и заходит внутрь. Она жестом приглашает меня войти, и я прохожу мимо нее.

Эта комната более чем в два раза меньше спальни Атласа, но все равно здесь лучше, чем где бы то ни было, где я когда – либо останавливалась. Несмотря на мраморные полы повсюду, в этой комнате мягкий серый ковер. На окнах от пола до потолка раздвинуты шторы, впуская в комнату отблески городских огней. Служанка щелкает выключателем возле двери, входя следом за мной.

Здесь есть кровать с балдахином и резными столбиками. При ближайшем рассмотрении видно, что вокруг каждого из них обвились змеи. Мои пальцы поднимаются к ожерелью, и мой желудок сжимается от беспокойства. Зевс не знает, кто я… Правда?

– Здесь у вас есть собственная ванная. – Женщина проходит через комнату, открывая дверь, пока говорит.

– В шкафу есть одежда. – Она открывает другую дверцу, демонстрируя весь гардероб, прежде чем подойти к прикроватному столику и взять пульт дистанционного управления. Она направляет его на стену, и с потолка спускается экран. Прежде чем я спрашиваю, что она делает, она включает его. Это репортаж об Играх.

– Если больше ничего не нужно – я дам вам устроиться. – Ее взгляд опускается на мою растрепанную одежду, останавливаясь на моей руке, которая все еще покрыта засохшей кровью.

– Вообще – то, подожди. – Я отрываю взгляд от телевизора. – Это дом Зевса?

– Да, мэм.

Вау, меня только что назвали «мэм». – Как так получилось, что я никогда раньше не слышала о том, что у Зевса есть дом в Чикаго?

– Это его дом на Олимпе. Он может перемещать его, куда захочет, – медленно говорит она, как будто я идиотка, раз не знаю этого. Не дожидаясь, пока у меня появятся еще какие – нибудь вопросы, она выскальзывает из комнаты.

Я почти сразу иду в душ, но мое внимание привлекает комментарий по телевизору.

– Как жаль, что мы потеряли еще одного чемпиона. – Это Люсинда Хинсон, телеведущая, которая вживую гораздо менее приятна.

– А мы только на третьем испытании, – говорит ее коллега – мужчина со слишком большой радостью в голосе.

Мы кого – то потеряли? Кого? И означает ли это, что они выбыли из Игры? Или того хуже? Грир и Атлас были со мной сегодня вечером, так что я знаю, что это были не они. Но Нико, Джаспер и Дрейк все еще где – то там. Куда они подевались?

На экране мелькают кадры. Вокруг Святилища Олимпа роятся жрецы и стражники. Это самый большой храм в городе, возможно, на всей территории Зевса. Это место для поклонения Богам, а точнее, Зевсу. Ходил ли туда кто – нибудь из других чемпионов?

– Как вы знаете, сегодня вечером чемпионам было предоставлено третье испытание. Не думаю, что будет спойлером сказать, что его уже выиграли. Но некоторые из их конкурентов искали ответ в Святилище. – Мужчина в шлеме из волос хихикает, как будто все это так глупо.

– Да, эти Боги, конечно, хитры. Золотые рога Керинейской лани – религиозная реликвия, хранящаяся в Святилище Олимпа. Похоже, кто – то из чемпионов попался в ловушку.

– И он пал. – Мужчина улыбается сам себе, а затем делает мрачное лицо. – Тайсон Бишоп, твоя смерть – честь для Богов.

У меня отвисает челюсть, когда показывают кадры, на которых Тайсон падает со стены Святилища. Нет, это не так. Я наблюдаю, как они увеличивают изображение Джейд, бьющей его ногой в лицо, когда они взбираются на стену здания. Я отворачиваю голову, прежде чем его тело падает на тротуар.

Мне не нравился этот парень. Он напал на меня из засады и помог другим избить меня, но никто не заслуживает такой смерти. Никто вообще не заслуживает смерти в этих Играх. Облегчение от того, что с Джаспером, Нико и Дрейком все в порядке, захлестывает меня немедленным чувством вины, за которым быстро следует ярость.

Возможно, на этот раз с ними все будет в порядке, но как насчет остальных испытаний? Кто из нас следующий?

Я выключаю телевизор после того, как повозилась со сложным пультом дистанционного управления. С криком швыряю его в стену, разбивая вдребезги. Это так приятно, что у меня возникает искушение разнести комнату вдребезги и уничтожить все остальное, до чего я могу добраться. Вместо этого я делаю глубокий вдох и иду в ванную, чтобы погрузиться в душ, пока мир не начнет обретать смысл.

Утром за мной приходит другой слуга и ведет меня вниз завтракать в самую большую столовую, которую я когда – либо видела. Я не видела Отиса с тех пор, как прошлой ночью нас развели по комнатам. Надеюсь, они не пытают его. Это просто еще одна вещь, которая добавится к моей куче вины, которая растет с каждым днем.

Во время еды никто не произносит ни слова. Тишина нарушается, только когда в комнату врывается Билли.

– Боги были достаточно щедры, чтобы подарить вам сегодня свободный день. Я настоятельно рекомендую вам заглянуть в сады, чтобы посмотреть, чем мы будем заниматься завтра, – он говорит это таким тоном, который подразумевает, что это вовсе не предложение, а приказ.

Я следую за остальными, когда мы выходим из столовой. Я не знаю, где находятся сады, но уверена, что Атлас знает. Влажность бьет мне в лицо, как только я выхожу на улицу. Сегодня пасмурно, но воздух такой плотный, что в любой момент может пойти дождь.

Сады, должно быть, являются частью этого переезжающего дома, потому что он просто не может существовать в центре Чикаго. Это акры зеленых насаждений. Прямо за домом находятся ухоженные сады с гравийными дорожками, которые создают узор из фигур среди зелени. С того места, где я стою, я вижу по крайней мере три разных фонтана. Ближайшая к дому статуя изображает обнаженного Зевса из бронзы. Он лежит на боку, держа в одной руке кувшин и наливая воду в бассейн внизу. Другой рукой он держит в воздухе молнию. Металл образует ткань, которая колышется на животе Зевса, но на самом деле не прикрывает его член.

Я заслуживаю медали за то, что не закатываю глаза.

Слева от садов проходит широкая подъездная дорожка, на которой кипит жизнь.

– Это парадные платформы? – Спрашивает Джаспер. Нико, Дрейк и Джаспер вернулись вчера поздно вечером. Они тоже ходили в Святилище. Когда Джейд столкнула Тайсона со стены здания, они оставались с Тайсоном до прибытия целителей. Только было уже слишком поздно спасать его. Этим утром все трое были довольно подавлены.

Словно он ждал, что кто – нибудь задаст этот вопрос, Билли появляется из – за куста. – Да, это они. Каждый чемпион будет кататься на платформе, ассоциирующейся с Богом, под знаменем которого он выступает.

В саду царит большое оживление, и все это исходит от Билли. Как только он понимает, что мы не разделяем его энтузиазма, он направляется к группе людей, работающих на платформах. Парад. Это абсурдно.

Дроны кружат над нашими головами, запечатлевая каждый момент этого утомительного процесса, чтобы поделиться им со зрителями. Зачем им понадобилось видеть, как строятся парадные платформы, выше моего понимания. Я оставляю остальных на солнце и перехожу в тень дома. С грубым кирпичом за спиной я также могу присматривать за остальными чемпионами, которые бродят по двору.

Я замечаю, что Грир направляется в мою сторону. На ней темные солнцезащитные очки, которые скрывают ее глаза, но я все равно чувствую на себе ее взгляд. Где она их взяла? Мой шкаф был забит, но это были самые необходимые вещи. Этим утром я прихватила пару джинсовых шорт и простую серую майку. На Грир больше тактического снаряжения, но оно выглядит лучше, чем то, что есть в комплексе.

Никто из нас не произносит ни слова, когда она устраивается рядом со мной. Мы вдвоем смотрим на одну из платформ, которая, похоже, вот – вот развалится. Строители изо всех сил пытаются починить провисшую середину, пока Билли кричит на них.

– Тебя действительно подобрали стражники во время зачистки улиц? – Грир спрашивает ни с того ни с сего.

Я медленно поворачиваюсь и смотрю на нее, удивленно приподнимая бровь. Грир, похоже, не из тех, кто лезет не в свое дело. На самом деле, я не думаю, что она хочет что – то знать о ком – либо. Я уважаю то, как она вела игру до сих пор, и она кажется порядочным человеком. Но собираемся ли мы сейчас вести светскую беседу и стать друзьями?

– Да. – Я не уверена, какую игру она здесь ведет.

Грир хмыкает в ответ, как будто это все, чего она от меня ожидала. Она долго смотрит на меня, прежде чем переключить свое внимание на сад.

– Моя мама профессор, – говорит Грир, как будто я задала вопрос.

Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на нее, но ее взгляд направлен во двор.

– По иронии судьбы, мифологий и древнегреческих знаний. Мой отец – малоизвестный полубог – воин, который настоял, чтобы я прошла подготовку для получения чести участвовать в Играх. – В ее голосе сквозит горечь, и это удивительно звучит в устах Грир.

Я не очень хорошо ее знаю, но кажется, что ей насрать на остальной мир. На самом деле таких людей не существует, не так ли? Всем нам что – то не безразлично. Голова Грир запрокидывается, и она смотрит на летающие над головой дроны, наблюдая, как они удаляются от нас все дальше.

– Моя мама рассказывала мне истории, когда я росла. Она чувствовала, что важно знать нашу историю и то, что Боги сделали для людей. И то, что они сделали с нами. Знаешь, какая история всегда была моей любимой? – Грир поднимает солнцезащитные очки на лоб, ее серо – голубые глаза проницательные и оценивающие.

Я пожимаю плечами, потому что понятия не имею. Мы все изучали истории о Богах в школе. Хорошие и плохие. В глазах Богов ужасные вещи, которые они сотворили с человечеством, просто доказывают, насколько они могущественны. Они не считают свои действия предосудительными.

– Ты знаешь, как Боги были погружены в сон? – Голос Грир едва громче шепота, но я все еще осматриваюсь по сторонам, устремляя взгляд к небу.

Насколько я могу судить, мы одни, но ее слова опасны. Энергия гудит под моей кожей, плечи зудят, крылья жаждут освобождения. Грир переходит опасную черту. Из – за ее слов нас могут убить.

– Ты знаешь, что Боги ведут себя так, будто они непобедимы и что нет ничего могущественнее их. Но до Олимпийцев были и другие. Это то, чему Боги не позволяют учить в школах, но моя мама рассказывала мне эти истории. Это сказки на ночь, которые «Подполье» рассказывает своим детям, чтобы дать им надежду на то, что, может быть, однажды нам не придется жить под каблуком у существ, которые считают нас одноразовыми и никчемными.

Я смотрю на нее, ожидая, когда в крышку гроба забьют последний гвоздь. Грир увидела мои крылья в том переулке. Она еще ничего не сказала о них, по крайней мере, не мне. Расскажет ли она кому – нибудь еще? Скажет ли она Богам то запретное слово, из – за которого меня могут убить?

– В последний раз Фурии усыпили богов. Моя мама всегда говорила мне, что они тоже уснули, но, похоже, она не совсем правильно поняла эту часть истории.

– Кстати, о Фуриях, даже произнесение этого слова может привести к твоей смерти. Во что ты играешь? – Я шиплю на нее, понизив голос.

Грир поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза, ее голова опущена, а челюсти плотно сжаты. – Иногда, приходится делать большие шаги, чтобы ускорить перемены.

– И какого рода перемен ты хочешь, Грир?

Грир сглатывает, и я впервые замечаю в ней какую – то неуверенность. Она снова осматривает двор, убеждаясь, что мы действительно одни. – Я думаю, что некоторым Богам пора снова лечь спать.

ГЛАВА 42

Я

ненавижу все в этом параде. Здесь чертовски жарко. Эстелла нарядила меня в какую – то очередную фигню о принцессе – воительнице. На мне металлический корсет поверх кожаного, который натирает мне кожу, и юбка – гладиатор, состоящая в основном из тонких полосок шипованной кожи. Это выглядит невероятно, но все части моего тела принимают новую форму, и я таю под солнцем. По крайней мере, она убрала волосы с моей шеи. Они собраны в высокий, заплетенный в косичку хвост, который свисает толстым канатом и врезается мне между лопаток. Я продолжаю переворачивать его с одной стороны на другую, потому что концы колют и щекочут кожу, вызывая желание чесаться до крови.

У каждого чемпиона есть своя собственная платформа, тема которой посвящена Богу, под знаменем которого мы сражаемся. Моя платформа – это кровавая баня. Буквально. На первом уровне есть джакузи с красной бурлящей водой. Какой – то актер, изображающий Ареса, нежится в ней в окружении полураздетых мужчин и женщин. Пол вокруг ванны усеян телами. У них отсутствуют конечности и головы, которые также разбросаны по ванне. Слава богу, что это всего лишь муляжи, а не настоящие люди. Я могу только представить себе запах в такую жару, но, честно говоря, сейчас меня бы ничто не удивило.

Я нахожусь на верхнем уровне, который обнесен трехфутовым забором из колючей проволоки и очень заостренными деревянными кольями. Если эта чертова платформа резко остановится, есть большая вероятность, что в конце концов меня проткнет. По крайней мере, это будет соответствовать декору. Атлас на платформе передо мной. Кажется, его тема – золото и роскошь. На нем хитон длиной до колен, который перекинут через одно плечо, оставляя другое обнаженным. Каждый раз, когда Атлас двигается, его мышцы напрягаются. Когда на него светит солнце, он действительно похож на Бога.

Мой взгляд продолжает скользить к нему, пока он машет людям, выстроившимся вдоль улицы. Тем временем я делаю все возможное, но безуспешно, чтобы скрыть, насколько мне неловко и как я раздражена. Маршрут парада ведет нас по Стейт – стрит к Рэндольфу. Мы закончим у Святилища Олимпа, крупнейшего храма Чикаго, посвященного Богам, и недавнего места убийства Тайсона. Но почему мы должны позволять этому отвлекать нас от мероприятия? Святилище также является домом для верховного жреца Натаниэля Роджерса. Он живет в особняке прямо рядом с храмом. Он претендовал на первоклассную недвижимость в городе, как только к власти пришли жрецы, и построил себе дворец.

Интересно остановиться и подумать о том, как это произошло. Мой отец однажды сказал мне, что многие жрецы раньше были лидерами других религий. Когда Боги восстали, они немедленно изменили свою лояльность. Это были люди, которые уже сколотили большие состояния, молясь о надеждах и страхах людей. В прошлом эти духовные лидеры обеспечивали некоторую защиту, но сейчас никто не следит за жрецами. Некому указывать им, что они могут делать, а что нет. У них даже нет морального компаса Богов, которому они могли бы следовать, потому что большинству Богов на нас наплевать.

Чего жрецы хотят больше всего на свете, так это иметь власть над другими. Они не Боги. Они никогда ими не будут. Но они создали систему, которая позволяет им контролировать людей, как если бы они были Богами. Я не знаю, начиналось ли это как способ поклонения божествам, которые ходят среди нас. Независимо от первоначальных намерений, жрецы быстро превратились в организацию, отчаянно нуждающуюся во власти. Это коррумпированная система, которая начинается с низшего жреца и доходит до верховного жреца. И их действия разрешены Богами, которые закрывают на это глаза.

Глядя на фальшивого Ареса в горячей ванне, я думаю о том, как изменилось мое мнение о нем. Арес, Аид и Персефона не кажутся плохими. Даже мама Джаспера, Афина, может быть, и терпима, судя по тому, что он мне о ней рассказывал, но никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы что – то изменить. Они позволили жрецам захватить власть и смотрели, как люди страдают. Они позволяют Натаниэлю Роджерсу превращать жизни людей в зрелище, заставляя их участвовать в Играх. И они устраивали вечеринки и смотрели, как умирают чемпионы, потому что это было забавно.

Толпа – это смесь людей. Спереди – вся элита. Это видно по качеству их одежды и по тому факту, что они не выглядят оборванными, усталыми и изголодавшимися. За ними понаблюдать вышла остальная часть Чикаго, их внешний вид намного менее лощеный и симпатичный. Как всегда, они вынуждены прятаться за самозваной знатью нашего мира.

Элиты улыбаются, принимая парад, но большинство остальных выглядят торжественно. Тем не менее, в толпе есть и те, кто выглядит рассерженным. Женщина с темными волосами, собранными сзади в тугой хвост, ловит мой взгляд и наклоняет голову. Дальше по улице мужчина с каштановыми вьющимися волосами опускает голову, глядя на меня. Вокруг толпы разбросаны плакаты. Что – то вроде «Мы любим тебя, Зевс» или «Я хочу от тебя детей, Арес».

Тут и там разбросаны другие плакаты, которые меня удивляют. На одном написано красной краской: «Мы заслуживаем лучшего». На другом: «Мы требуем справедливости». Волосы у меня на затылке встают дыбом, и я оглядываю остальную толпу. Здесь так много людей, что я задыхаюсь.

Отис возглавляет парад на своей платформе, Играет музыку, пока мы плывем по улице. Увидеть его снова было облегчением. Я боялась, что они действительно пытали его. Не то чтобы быть вынужденным выступать как обезьяна по команде – это не своего рода пытка. Я не слышу песню, которую он поет, но ветер доносит до меня нотки музыки. Между мной и Отисом пять платформ, но я слышу восторженные крики толпы каждый раз, когда он достигает нового городского квартала.

Парад останавливается перед Святилищем Олимпа. Архитектура здания напоминает Парфенон. Со всех четырех сторон его окружают высокие мраморные колонны. В резких солнечных лучах он отливает ярко – белым цветом, в отличие от остальных грязных зданий Чикаго. Верховный жрец стоит наверху ступеней, его красная мантия ярко выделяется на белом фоне святилища. Обычно он носит сшитые на заказ костюмы, поэтому мантия выделяется, оставляя у меня в позвоночнике мурашки недоброго предчувствия. Цвет на фоне белого камня вызывает образ разбрызганной крови, и мои плечи предупреждающе чешутся.

Чемпионам было приказано собраться на нижних ступенях Святилища, как только мы остановимся. Я осторожно спускаюсь на первый уровень своей платформы, стараясь не задеть колючую проволоку, обвивающую перила. Атлас присоединяется ко мне, когда мы идем к ступеням, другие чемпионы выбираются из своих платформ.

Мы выстраиваемся в прямую линию лицом к толпе, спиной к Святилищу. Атлас справа от меня, а Грир слева. Рядом с ней Дрейк, затем Нико и Джаспер, за ними Престон и Джейд. Репортеры и камеры окружают Святилище, все стремятся сделать идеальный снимок чемпионов и Верховного жреца. Я наклоняю голову, чтобы следить за толпой, но все равно вижу Натаниэля краем глаза.

Он поднимает руки в воздух, чтобы успокоить собравшуюся массу людей. И они подчиняются.

– Когда я стою здесь сегодня и смотрю на все ваши лица, я вспоминаю о множестве благословений, которые мы получили от Богов. Я не сомневаюсь, что без руководства жрецов и Богов многие из вас погибли бы из – за глупости неповиновения и инакомыслия. Хотя мы, возможно, и сделали вам этот подарок, – он указывает на нас восьмерых, и голос плывет по воздуху, – в виде общения с вашими чемпионами сегодня, не забывайте, что именно наша доброжелательность позволяет вам получать услуги такого рода. Если вы боретесь, тогда спросите себя, почему Боги прокляли вас. Разве вы недостаточно верны?

Я отворачиваюсь от Верховного Жреца, пытаясь не обращать внимания на его грязные слова. Я сохраняю невозмутимое выражение лица, но на самом деле, мне хочется схватить с земли камень и ударить им его по голове. Атлас придвигается ко мне, его рука касается моей. Он все это время нервничал, и я украдкой поглядываю на него. Его губы сжаты в тонкую жесткую линию, и он щурится от яркого солнца, палящего прямо в нас. Его глаза обшаривают толпу. Я окидываю взглядом массу людей. Что он ищет? Что он видит? Здесь есть признаки. Что – то вроде «Да покарают боги нечестивых» и «К черту Фурий».

Сначала я не понимаю, что происходит. Раздается громкий гул, за которым следуют вздохи и ропот в толпе. Верховный Жрец все еще бубнит позади нас, очевидно, не подозревая, что что – то не так. Затем раздается еще один грохот, и земля вибрирует у меня под ногами. Я наблюдаю за толпой, пытаясь найти причину этого беспорядка. Все, что я вижу, – это людей, которые выглядят такими же растерянными, как и я.

Жар обжигает мне щеку, когда моя платформа взрывается. Атлас отбрасывает меня на землю, накрывая своим телом, но не раньше, чем осколки попадают мне в живот и ноги.

Повсюду раздаются крики. Взрыв был таким громким, что у меня звенит в ушах. Я все еще слышу крики и плач из толпы, хотя слышу их сквозь туман. Дым поднимается из нескольких мест на улице, и яркое солнце быстро закрывается дымкой от взрывов.

– Нам нужно выбираться отсюда, – кричит Атлас, поднимая меня на ноги и оттаскивая от ступеней Святилища.

Я, спотыкаясь, иду за ним. Оглядываясь через плечо, я обнаруживаю, что остальные чемпионы разбежались.

– Мы должны помочь этим людям. – Я тяну свою руку, но хватка Атласа только усиливается.

– Они взорвали твою платформу, Рен. Нам нужно уходить. – Атлас не смотрит на меня, ведя нас сквозь дым и обломки. Люди плачут. Части тротуара не хватает. Пары обжигают мои легкие и заставляют слезиться глаза. Это адский пейзаж.

Я бегу, чтобы не отставать от Атласа; моя рука натянута до боли, когда он тянет меня вперед. Мы сворачиваем за угол, оставляя хаос позади так, что он будоражит мои чувства. Как будто мы шагнули в другую вселенную. Квартал, обсаженный деревьями, странно безмятежен. Он почти жизнерадостен по контрасту с кровавым месивом перед Святилищем. Это пиздец. Оставить кровавую бойню позади не должно быть так просто.

На углу стоит на холостом ходу блестящая черная машина с темными, как краска, стеклами. Атлас подводит меня к ней и открывает дверцу.

– Тебя просто ждут машины по всему городу? – Почему у него машина здесь?

У меня все еще звенит в ушах, и я теряю равновесие. Обычно драка усиливает все мои чувства, обостряя их до тех пор, пока мое собственное тело не превращается в оружие, отточенное для нанесения максимально возможного урона. Но я взволнована и вялая.

– Залезай, Рен. – Атлас толкает меня в спину, ведя к машине. Я падаю внутрь, мои конечности отяжелели.

Атлас садится рядом со мной, захлопывая дверь, как только оказывается внутри. Машина трогается с места, и Атлас находит бутылку воды и открывает для меня крышку.

– Вот, выпей это. Это поможет. – В голосе Атласа слышится нотка беспокойства, но когда я смотрю на него, его лицо такое же каменное, как и всегда.

Помочь с чем? Я не утруждаю себя расспросами. Я залпом выпиваю воду, вздыхая, когда прохладная жидкость успокаивает боль в горле. Туман в моем мозгу немного рассеивается, и я осматриваю машину. Это не лимузин, как у Отиса, но все равно шикарный. Перегородка отделяет нас от водителя, но слишком темно, чтобы я могла разглядеть хоть что то.

– Мы должны вернуться и помочь остальным, – говорю я между глотками воды. – Почему тебя ждала машина?

Что – то вертится у меня на кончике языка, но я не могу сформулировать это. Моя голова все еще не в порядке, и я не могу ясно мыслить. Что – то меня беспокоит. Я просто не могу понять, что это такое.

Теперь, когда мы сидим, боль от моих ран дает о себе знать. Я смотрю вниз на свои ногу и руку, которые были ближе к взрыву. На моей коже множество порезов и царапин. Раны кровоточат ровно настолько, чтобы вызывать раздражение. У Атласа похожие царапины и порезы на лице и руке.

– Я хочу извиниться за свое поведение, – говорит Атлас вместо ответа на мой вопрос.

– Тебе придется быть более конкретным. – Я свирепо смотрю на него.

Ему есть за что извиниться. По сути, он обвинил меня в том, что я заморочила ему голову, чтобы соблазнить его на последней вечеринке. Кроме того, есть еще тот факт, что он сын Зевса. Забавно было узнать этот факт сразу после того, как мы только что занялись сексом, и он почти пристыдил меня за то, что я околдовала его или что – то в этом роде.

Атлас наклоняется, нежно берет меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Я усмехаюсь ему, но не отстраняюсь. Я должна, но я застываю на месте в тот момент, когда поднимаю на него глаза. В его взгляде отражается отчаяние, страстное желание и что – то, очень похожее на вину. В нем больше экспрессии, чем я когда – либо видела у Атласа, и это сбивает с толку. По моему предательскому телу пробегают мурашки, когда он проводит большим пальцем по моей нижней губе. Его пальцы скользят вверх и призрачно касаются моей щеки. Я слегка втягиваю воздух от прикосновения. Там, должно быть, тоже порез.

– Я не собираюсь извиняться за ту ночь, – говорит Атлас, как будто может прочитать мои мысли. Я прищуриваюсь, но он продолжает говорить, проводя пальцами по моей челюсти. – Это был самый горячий секс в моей жизни, так что нет, я не сожалею об этом. Но мне жаль, что я намекнул, что ты каким – то образом подстроила все это.

Его слова проникают в меня, проникают под кожу и заставляют меня чувствовать к этому мужчине то, чего я не должна. Вместо того, чтобы произнести все слова, которые так и рвались наружу, я подавила все свои чувства. – А как на счет твоего отца?

Голубые глаза Атласа сияют, как будто наполненная Богом кровь освещает его изнутри. – Я не хожу повсюду и не делюсь историей своей семьи с незнакомцами.

Боги, да пошел он к черту. – Нет, ты просто трахаешь их.

Атлас запускает руку мне в волосы и сжимает затылок. – Не думаю, что у тебя есть право голоса в этом вопросе. Хочешь обсудить свою родословную?

Я замираю. Мое тело и так было напряжено, но теперь каждый мускул напряжен, готовый к атаке. Мои крылья зудят под кожей, требуя, чтобы я освободила их и прижала Атласа к земле, чтобы показать ему, кто здесь на самом деле главный.

– Похоже, ты уже знаешь больше, чем говоришь. – Хотя знает ли он? Заметил ли он мои крылья в переулке?

Взгляд Атласа смягчается, но я продолжаю пристально смотреть на него. Машина все еще движется, и я думаю, не сказать ли ему остановиться. Должна ли я выйти и убраться к чертовой матери подальше от Атласа. Куда мы вообще направляемся?

– Я знаю о твоей маме и о том, как она была убита на Играх. Я знаю, что твой отец был убит жрецами. – Атлас говорит все это так, словно это простые бросовые факты. Из тех, что появляются на карточках чемпионов.

Мой рот приоткрывается, и я вглядываюсь в его лицо. Это действительно все? Он говорил только о моих родителях?

– Мы оба были втянуты в эту Игру силой, Рен. Возможно, я тренировался соревноваться большую часть своей жизни, но это не значит, что я хочу участвовать в этом фарсе. Мы созданы для соперничества, но я не хочу быть твоим врагом. – Атлас выдыхает, его дыхание касается моей кожи.

Его пальцы сжимают мой затылок, и это похоже на обладание. Как будто он не может отпустить меня, потому что я нужна ему так близко.

– У нас обоих были секреты, но я больше не хочу этим заниматься. – Глаза Атласа бегают взад – вперед, как будто он не может решить, в какой из моих глаз смотреть. Он напряжен, его тело рядом со мной напряглось.

– Чего ты хочешь? – Мой голос прерывается, пульс учащается от того, как Атлас смотрит на меня. Судя по тому, как близко он находится.

Вместо ответа он сокращает расстояние между нами, пока его губы не прижимаются к моим. Этот поцелуй совсем не похож на безумие прошлой ночи. Это медленное, одурманивающее исследование. Это обладание и капитуляция одновременно. От нас обоих.

Рука Атласа сжимает мои волосы, и я сжимаю ткань его хитона. Меня окружает аромат его кожи и мускуса, и я теряюсь в тумане ощущений. Я едва замечаю, когда машина останавливается, но затем Атлас со вздохом отстраняется от поцелуя. Он снова проводит большим пальцем по моей нижней губе, и вид у него почти… грустный. Я отворачиваюсь от него и смотрю в окно.

– Мы на парковке? – Из – за тонированных стекол и тусклого освещения снаружи трудно что – либо разглядеть. – Где мы? И почему мы здесь?

Дверца со стороны Атласа открывается, и я замечаю мужчину в рабочей форме, придерживающего ее. Он был водителем? Атлас выходит, а затем поворачивается, чтобы предложить мне руку. Я игнорирую ее, не чувствуя себя особенно уютно, даже если от этого поцелуя у меня внутри все воспламенилось.

Мои крылья снова чешутся, а кожу предупреждающе покалывает. Я все же выхожу из машины. Если я собираюсь ввязаться в драку, было бы намного лучше иметь место надрать кому – нибудь задницу. Мне удается выйти из машины, не задрав свою нелепую юбку, и осмотреть окрестности. Мы определенно находимся в подземном гараже, но внизу не припарковано ни одной машины. В воздухе витает влажный, затхлый запах в сочетании со старым бензином и маслом. Здесь намного прохладнее, чем снаружи, что подтверждает то, что мы находимся под землей. Грязно – серые цементные полы, стены и потолок освещены лишь несколькими редкими лампочками, разбросанными по всему пространству.

Я осматриваю гараж, но здесь нет никого, кроме меня, Атласа и водителя, который сейчас прислонился к машине.

– Почему мы здесь? – Мой голос эхом отдается в пустом гараже, хотя я говорила не очень громко.

Прежде чем Атлас успевает ответить, раздается звонок. Я бросаю взгляд на красную лампочку, которая загорается над лифтом примерно в двадцати футах передо мной. Мое сердце стучит в ушах, и я сжимаю кулаки. Что, черт возьми, происходит?

Двери с шипением открываются. Выходит женщина, одетая в строгий костюм и туфли на высоких каблуках. Ей за сорок, ее светлые волосы подстрижены коротким каре с длинной челкой, идеально уложенной, чтобы придать ей подтянутый вид.