Текст книги "Мороз и ярость (ЛП)"

Автор книги: Лиззи Принс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 37

Я

остаюсь в моей комнате, до истечения срока. Стражник, который сопровождает нас повсюду, ждет в тренировочном зале и уводит нас прежде, чем я успеваю спросить, куда мы направляемся. Я сбита с толку, когда мы оказываемся в том же мраморном вестибюле, что и прошлой ночью.

– Вас ждут здесь, когда вы выполните задание, – инструктирует Билли, как будто мы имеем хоть малейшее представление о том, где находимся.

Никто из нас не теряет времени даром, направляясь к выходу, где нас ждет мужчина, одетый при всех регалиях дворецкого. Его белые волосы идеально зачесаны назад, и он с отвращением смотрит себе под нос. Никогда не думала, что буду скучать по чувакам в набедренных повязках.

Мне требуется меньше минуты, чтобы осознать, где мы находимся, когда я выхожу на улицу. Мое сердце переполняется, и внутри меня загорается искра возбуждения. Один взгляд на горизонт и его высокие небоскребы, и я понимаю, что мы в Чикаго.

Я предположила, что прошлой ночью мы были у черта на куличках. Но… подождите. В задней части бального зала зияла дыра, которая упиралась в водопад. Мы никак не могли оказаться в Чикаго. Мне следовало бы знать лучше. У богов есть все виды магии. Думаю, это включает в себя перемещение особняка. Впрочем, все это не имеет значения. Я вернулась на свою родную территорию.

Мои мысли мечутся, когда я думаю о испытание и о новых инструментах, которые теперь у меня в заднем кармане, когда я нахожусь на знакомой территории. Я точно знаю, куда мне нужно идти. Еще до того, как мысль полностью сформировалась, я уже иду к бару Джерри.

Есть много знаменитостей, которые обязаны своей славой Богам. Что – то вроде элиты. Есть ощущение избранности, присущее певцам и актерам нашего времени. Как только я прочитала подсказку к испытанию, я поняла, кого они имели в виду. Отис Кармайн.

Отис Кармайн – одна из величайших рок – звезд, которые когда – либо существовали. Я хотела бы разозлиться на него за то, что сияющий взгляд Богов благословил его карьеру, но на самом деле его очень трудно не любить. Отчасти потому, что он чрезвычайно талантлив. Я не собираюсь восторгаться им, но его музыка невероятна. Он пишет все свои песни сам и может Играть практически на любом инструменте. И это еще не учитывая его голос.

Я также знаю, что Отис Кармайн не большой поклонник Богов, несмотря на все, что они для него сделали. Он несколько раз попадал в неприятности из – за нелестных замечаний о Богах в ток – шоу или во время своих концертов. Другая причина, по которой он мне нравится, заключается в том, что несмотря на то, что он заполняет эти огромные залы и устраивает аншлаговые шоу для элиты, он также захаживает в сомнительные бары. Он известен тем, что дает импровизированные концерты в углу какого – нибудь захудалого бара в низко надвинутой на лоб шляпе, как будто это не позволит людям узнать его.

Как будто он так сильно любит музыку, что вынужден играть, но он ненавидит фанфары и не хочет, чтобы кто – нибудь знал, что это он. С таким уникальным голосом, как у него, мало что можно скрыть. Как только он начинает петь, люди узнают. Слухи разносятся по окрестностям, и внезапно бар переполняется людьми, которые пришли посмотреть на супер звезду.

Причина, по которой я это знаю, заключается в том, что однажды вечером он зашел к Джерри и сыграл. Я не знаю, знал ли Джерри, кто он такой, или Отис убедил его позволить ему сыграть сет, но это было чертовски круто.

Странно снова оказаться в Чикаго. Город такой же, как всегда. Ничего не изменилось. Люди суетятся вокруг, занимаясь своими делами, просто пытаясь прожить день. Жрецы слоняются на углах улиц или в дверных проемах, закутанные в свои длинные красные мантии. Они наблюдают и ждут, выискивая любое действие, которое они сочтут преступлением. Готовясь назначить наказание. Трудно удержаться, чтобы не подойти к ним и не врезать кулаком по их лицам. Но я на задании, поэтому не обращаю на них внимания.

Меня не было всего несколько недель, но почему – то кажется, что дольше. Есть ощущение, что город продолжал жить, двигаться и дышать без меня. И это оставляет меня с чувством одиночества. Как будто никого на самом деле не волнует, что меня здесь не было.

Разве что, не Джерри, потому что ему нужен кто – то, кто возьмет мою смену в баре, но это все. Я никого не оставила, даже кота. Впервые за долгое время меня это беспокоит. Если бы я умерла на Играх, кто – нибудь оплакивал бы меня? Может, лучше, что я никого не оставлю после себя? Разве лучше, что нет никого, кто почувствовал бы боль потери так, как я почувствовала, когда был убит мой отец? Боль от того, что я никогда не знала свою мать, потому что она умерла во время Игр.

На самом деле, это слишком чертовски угнетает, чтобы думать об этом.

Бар Джерри открыт, несмотря на середину дня. Аромат несвежего пива и пота ударяет мне в нос, когда я толкаю липкую деревянную дверь. В баре есть несколько человек, но «Дыра» заполняется только ближе к вечеру. Джерри стоит за стойкой, вытирая вечно обшарпанную стойку грязной тряпкой.

– Знаешь, если ты действительно хочешь убраться, не стоит пользоваться грязной тряпкой, – говорю я, запрыгивая на табурет перед баром.

Голова Джерри вскидывается, и его рот открывается от удивления. – Ну, черт возьми, Котенок. Я был уверен, что видел тебя тогда в последний раз.

В уголках моих губ появляется усмешка. – Спасибо за вотум доверия к моим способностям выжить, Джерри. Приятно, когда тебя не переоценивают.

Джерри фыркает, перебрасывая грязную тряпку через плечо. – О, я знаю, ты как таракан, Котенок. Ничто тебя не остановит. Я просто подумал, что ты сюда больше не вернешься. Дальше – больше и лучше, верно?

– Что может быть лучше «Дыры», Джерри? Это чикагское заведение.

– А то ты не знаешь. – Джерри наполняет пинту и толкает пиво ко мне через стойку. Он засыпает меня вопросами. Я посвящаю его в детали Игр, других чемпионов и закулисных подробностей испытаний. Я наполовину допила пиво, когда перешла к делу.

– Джерри, ты помнишь тот случай, когда Отис Кармайн пришел сюда и спел?

Лысина Джерри блестит в тусклом свете бара. Он проводит по ней рукой, словно потирает лампу на удачу. Его проницательные глаза изучают мое лицо. – Нет покоя нечестивым, да? Уже готовишься к следующему испытанию?

Я приветствую его своим пивом и делаю еще глоток. Оно теплое и пресное, но есть что – то успокаивающее в возвращении к Джерри. Несмотря на все мои мрачные мысли о том, что никто не будет скучать по мне, если я погибну в Играх, я понимаю, что скучаю по этому. Хриплый смешок Джерри, обыденность сидения животом к бару и болтовни со своим боссом и другом. Моя жизнь, может быть, и не гламурна, но я построила ее здесь.

Джерри задумчиво кивает. – Я слышал, что он вернулся в Чикаго и часто посещает несколько мест.

– Не мог бы ты поспрашивать? – Джерри гораздо общительнее меня. У него есть связи, которые позволяют наполнять «Дыру» пивом и ликером.

– Дай мне несколько минут, и я посмотрю, что смогу придумать. – Джерри отходит в дальнюю часть бара и берет старый беспроводной телефон. Он увесистый и, по – видимому, был первоклассным, когда проснулись Боги, но по сравнению с изящными мобильными телефонами, которые есть у элиты, это динозавр. Из музыкального автомата в углу играет негромкая музыка. Джерри стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу и не слышу, что он говорит. Он достает ручку из кармана рубашки и что – то черкает на листке бумаги, пока я допиваю пиво.

Как только я ставлю стакан на место, Джерри вешает трубку. Он протягивает мне салфетку по барной стойке. Я прищуриваюсь, разглядывая закорючки.

– Что, черт возьми, здесь написано? Это вообще по – английски? – Я приподнимаю салфетку, как будто, взглянув на нее под другим углом, можно разобрать слова. Это безнадежное дело. Джерри пишет как курица лапой.

Джерри усмехается, тыча пальцем в надпись на смятой салфетке. – У «Безумного Адамса» сегодня вечером живая музыка. Если бы мне пришлось гадать, это был бы твой лучший вариант.

Я стону, а Джерри понимающе ухмыляется мне. По сравнению с «Безумным Адамсом» «Дыра» – пятизвездочное заведение.

– Отлично, я как раз надеялась подцепить ЗППП сегодня вечером.

Из горла Джерри вырывается хриплый смешок, такой знакомый, что укол тоски по дому пронзает мое сердце.

– Просто не прикасайся ни к кому и не садись на сиденье унитаза, и все будет в порядке. Возможно, избегай барных стульев и не позволяй никому подходить слишком близко, когда с тобой разговаривают. Я бы еще не стал там ничего пить. У меня есть достоверные сведения, что они варили свой джин в ванной, и я сомневаюсь, что они вымыли ее перед тем, как готовить там.

– Отлично. Я куплю защитный костюм по дороге.

Джерри стучит костяшками пальцев по стойке и ухмыляется мне. – Знаешь, для «Безумного Адамса» слишком много одежды.

Я закатываю глаза, но мой собственный смех присоединяется к смеху Джерри. Ухмылка исчезает с его лица, когда он склоняет голову набок, от задумчивого взгляда у него появляются морщинки. Я поднимаю бровь, глядя на своего босса и старого друга, гадая, что он собирается обрушить на меня.

– Что? – Наконец спрашиваю я, складывая салфетку с нацарапанным на ней «Безумный Адамс». Я засовываю ее в карман своих тактических штанов, мечтая о паре шорт. Послеполуденное солнце бьет в передние окна, а металлический вентилятор в задней части бара производит больше шума, чем разгоняет воздух. Спереди к нему привязаны ленточки, и они развеваются, когда вентилятор вращается взад – вперед, но я едва чувствую дуновение ветерка с того места, где сижу.

Тем не менее, брюки, вероятно, лучше. В противном случае мои ноги, без сомнения, прилипли бы к сиденьям.

– Район скучает по тебе. – Джерри положил руки на стойку бара и внимательно наблюдает за мной.

Я закидываю ноги на перекладину стула и, скрестив руки на груди, немного откидываюсь назад. – Район меня не знает.

Джерри снимает с плеча грязную тряпку и снова начинает вытирать стойку бара. – Может, они и не знают тебя по имени, но они скучали по тебе. Жрецы выходят из – под контроля. Только на прошлой неделе они совершили налеты на три отдельных жилых дома.

Мы оба хмуримся.

– Антонию Рихтер забрали из ее дома, и с тех пор никто ее не видел.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, моя Фурия разгорается в груди. Она продолжает нарастать и изгибаться внутри меня. Лед, которым я мысленно покрываю свои внутренности, больше не остается твердым. Я слишком близко к краю.

– И они оштрафовали всех остальных в ее многоквартирном доме за содействие непристойному поведению.

– Непристойное? В чем, черт возьми, они ее обвиняют? – Антонии Рихтер девяносто два года.

– Они не сказали. Только упомянули, что она занималась деятельностью, которая считалась непристойной и безнравственной. – Джерри все еще водит грязной тряпкой по кругу и качает головой.

– Что, черт возьми, это значит? – Рявкаю я, моя челюсть щелкает от напряжения.

– Что ж, в этом прелесть быть жрецом; тебе не нужно оправдываться или отвечать на этот вопрос, потому что ты выше закона.

– Гребаные жрецы, – шиплю я, и Джерри согласно наклоняет голову.

– В округе не хватает Темной руки. Кажется, наш любимый мститель недавно исчез. – Джерри приподнимает бровь. Очень тонко.

Я медленно встречаюсь взглядом с Джерри. Когда бы мы ни говорили о Темной руке, в этом всегда был шутливый аспект. Я обвиняю Джерри в том, что он в свободное время подрабатывает супергероем, а он жалуется на то, что становится слишком старым, чтобы продолжать носить колготки. Мы оба знаем, что он не Темная рука. Но он никогда так откровенно не намекал, что знает, что это я.

– Это очень плохо. – Мои слова выходят медленно и апатично.

Джерри хмыкает, его рот открывается, а затем захлопывается.

– Выкладывай, Джерри. Ты никогда раньше не стеснялся в выражениях.

Джерри хихикает и кивает головой в знак согласия. – Я рад, что тебя выбрали чемпионом.

Я чуть не отступаю назад. Его слова причиняют мне небольшую боль, особенно когда он ухмыляется.

– Господи, Джерри, я знаю, ты можешь быть придурком, но на самом деле?

Джерри бросает грязное полотенце на стойку. Он отодвигает его в сторону, кладет руки на лакированную столешницу и наклоняется вперед. – Не пойми меня неправильно, Котенок, но ты пряталась здесь.

Я издаю раздраженный звук, но Джерри не позволяет мне перебивать.

– Да, ты сделала много хорошего для этого района, и нам тебя очень не хватает. Но у тебя есть возможность, которой у большинства из нас никогда не будет. Даже если бы этот шанс выпал нам самим, мы были бы не теми людьми, которые могли бы что – то предпринять. Тебе нравится держаться в тени, и поверь мне, я понимаю это. Но ты предназначена для большего, Рен.

Джерри удивляет меня, используя мое настоящее имя. Он никогда не называет меня иначе, как Котенком. Я хочу отмахнуться от его слов. Сказать ему, что он старый дурак и не понимает, о чем говорит, но я не могу выдавить из себя ни слова.

Я судорожно сглатываю, желая покачать головой и отказать ему, но боль между моими плечами усиливается. Я стискиваю зубы от этого чувства, от осознания того, что я скрываю свою истинную природу от мира. Это эгоистично, и это для моей безопасности. Если бы кто – нибудь узнал, если бы боги узнали, они забрали бы меня точно так же, как Антонию Рихтер, и обо мне бы больше никогда никто не услышал.

За исключением того, что я почти уверена, что Аид точно знает, кто я. Возможно, Арес тоже. Джерри определенно знает, что я Темная рука, но знает ли он, что я Фурия? Даже если это так, я не рискну спрашивать его. В той же степени ради его собственной безопасности, что и моей.

– Забавно, но власть – отстой, когда ты ее не хочешь. Но здесь есть и ответственность. Джерри подмигивает и стреляет в меня из пальца. Вот идиот.

Я фыркаю от его слов. – У власти сейчас много людей, которым, несомненно, нравится командовать другими.

– Да, но разве ты не понимаешь? Именно поэтому так важно, чтобы были такие люди, как ты. Если бы ты захотела, если бы ты попыталась, ты могла бы многое изменить. Если бы ты была дерьмовым человеком, эти изменения пошли бы на пользу только тебе. Но это не то, кем ты являешься по своей сути. Возможно, ты хотела жить незаметно и оставаться пешкой, но это больше невозможно. Так что, возможно, пришло время расправить крылья и полететь.

Я практически давлюсь слюной от его слов, прищурившись, глядя на своего приземистого лысого босса. Он на самом деле не знает, что я Фурия. Его слова – просто поговорка. За ними нет никакого скрытого смысла. За исключением блеска в глазах Джерри, который говорит мне, что, возможно, он есть.

– На этой веселой ноте мне нужно найти что – нибудь облегающее и развратное, чтобы надеть сегодня вечером в «Безумный Адамс». Ты не знаете, мой домовладелец уже сдавал мою квартиру кому – то другому?

ГЛАВА 38

Я

искренне удивлена, обнаружив, что мой домовладелец не выселил меня немедленно и не продал все мои вещи в тот момент, как только меня затянуло в Игры. Мой запасной ключ все еще спрятан за перегоревшим настенным светильником рядом с моей дверью. В моей квартире затхлый воздух, а растение, которое я пыталась сохранить живым, теперь мертво.

Я принимаю душ и переодеваюсь в одежду, подходящую для «Безумного Адамса». Мое черное спортивное платье облегает мою фигуру и оно достаточно короткое, чтобы наклониться сегодня вечером было невозможно. Я сочетаю его со своими армейскими ботинками, потому что мне нужно немного пройтись, а моя единственная пара обуви на каблуках не предназначена для бега. Я понятия не имею, как пройдет ночь. Лучше быть готовой к худшему.

Я не задерживаюсь в своей квартире. Я не могу избавиться от ощущения, что нахожусь между двумя мирами. Моей старой жизнью и новой, частью которой я не хочу быть. Хандрить в своей квартире – это только заставлять себя размышлять о том, как стремительно изменилась моя жизнь без моего согласия.

«Безумный Адамс» находится в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Стоя перед лачугой, которая одновременно служит дайв – баром, я стону, когда над головой пролетает беспилотник. Серьезно, они что, меня чипировали? Как эта гребаная штука продолжает меня находить?

«Безумный Адамс» – это, по сути, лачуга с металлическими стенами, которую несколько раз латали листами алюминия разного цвета. Люди толпятся возле бара, курят сигареты, делая передышку. Все выглядят разгоряченными, поэтому я рискну предположить, что внутри душно. Они замечают беспилотник и немедленно начинают швырять в него бутылки и всякое дерьмо с земли.

Я хихикаю, направляясь ко входу. «Безумный Адамс» не из тех заведений, где есть вышибала, поэтому я захожу внутрь, щурясь, чтобы привыкнуть к темноте.

Сейчас ночь, но снаружи уличные фонари обеспечивают достаточное освещение, чтобы что – то видеть. Внутри бара настолько тусклый свет, что удивительно, как люди не спотыкаются о столы и друг о друга. Хотя, я думаю, в этом – то и смысл. Я не знаю ни одного человека, который ходил в «Безумного Адамса» и в какой – то момент не поцеловался с незнакомцем. Это почти ритуал посвящения. Не то чтобы я хотела с кем – то целоваться. Мой последний поцелуй все еще свеж в моих воспоминаниях, и я не знаю, сможет ли кто – нибудь когда – нибудь превзойти его.

Великолепное низкое хриплое пение встречает меня, как только я переступаю порог. Я останавливаюсь, на мгновение захваченная щемящей мелодией, которую напевают в микрофон. Отис Кармайн – невероятный музыкант. Его стиль – это сложная смесь блюза, рока, соула и фолка, в которой никогда не чувствуется принуждения. Он выходит за рамки жанров, потому что его голос такой чистый. Плюс, у него естественный голос, за который люди отдали бы жизнь. После того, как он побывал в «Дыре» и выступил, я навела о нем справки и узнала, что он играет примерно на дюжине инструментов. И все же он здесь, рискует получить изнуряющую кожную сыпь, чтобы выступить в «Безумном Адамсе».

Я игнорирую бар, не желая иметь ничего общего с джином из ванной, и ищу место, чтобы посмотреть представление. Я нахожу уголок, который не занят целующимися людьми, и жду. Отис исполняет еще пять песен, едва замечая толпу вокруг себя.

«Безумный Адамс» более сдержан, чем обычно; проникновенная блюзовая музыка убаюкивает всех, побуждая к спокойному наблюдению. Отис не смотрит на толпу. Он не взаимодействует и не рассказывает истории в перерывах между песнями. Его пальцы порхают по струнам гитары с легкостью, которая приходит от многолетней игры и природного таланта, которым большинство людей не обладают. Половину времени его глаза закрыты, но когда они открыты, кажется, что он ничего не видит перед собой. Разбитое сердце и боль в его текстах, возможно, просто уловка, но слушать его в полутемном, промозглом баре – настоящее чувство.

Отис встает, не обращаясь к толпе, и убирает гитару. Как только он уходит со сцены, люди толпятся вокруг него. Он подписывает салфетки, несколько рубашек и пару сисек с неохотным выражением лица. Если я не пойду поговорить с ним сейчас, он, вероятно, ускользнет, чтобы избежать общения с толпой.

Я выхожу из своего укрытия и пересекаю бар. Женщина передо мной продолжает поворачивать декольте в сторону Отиса. Он изо всех сил старается не пялиться на ее гигантские сиськи, но это настоящий вызов. Я чувствую себя извращенкой, потому что не могу перестать смотреть, и мне кажется, я вижу намек на сосок. Отис поворачивается ко мне. У него такие голубые глаза, что я всегда думала, что они отретушированы на фотографиях, но это не так. Прямо сейчас они выглядят усталыми и раздраженными.

– У тебя есть что – нибудь, что ты хочешь, чтобы я подписал? – Отис приподнимает дугообразную бровь. Как и все остальное в нем, они острые. Я видела только фотографии, на которых он выглядел озорным или раздраженным, в зависимости от ситуации.

Женщина бросает на меня сердитый взгляд через плечо, но я игнорирую ее.

– Вообще – то, я надеялась, что мы сможем поболтать несколько минут.

– Разве ты не видишь, что он занят? – «Декольте» скрещивает руки на груди, еще выше выпячивая ее. Да, это определенно сосок.

Я поднимаю бровь, глядя на Отиса. – А ты, что скажешь?

Вблизи легко понять, почему мужчины и женщины из кожи вон лезут, чтобы оказаться рядом с Отисом Кармайном. Харизма сочится из его пор. Его темные волосы растрепаны и искусно взъерошены. Они длиннее сверху и короче по бокам. Некоторые пряди потные и немного вьются от влажности. Он подтянутый, но гибкий, в чем – то сильно отличающийся от Атласа, который весь состоит из сплошных мышц. Забавно, в каком – то смысле они почти напоминают мне друг друга, хотя у них нет ничего общего. У Атласа золотистая кожа и волосы, в то время как Отис смуглый, с бледной кожей и темными волосами. И все же, каким – то образом, у них схожая аура.

Отис, должно быть, что – то заметил по моему лицу, потому что бросает еще один взгляд на «Декольте», прежде чем кивнуть мне.

– Вон там есть столик. – Отис указывает на освободившуюся кабинку.

Я немного сомневаюсь, стоит ли садиться в липкую кабинку, но я отбрасываю свое отвращение и проскальзываю внутрь, прикасаясь как можно меньше. Отис сначала засовывает футляр для гитары, а затем садится напротив меня.

– Я узнал тебя, – говорит Отис, как только устраивается поудобнее.

Я удивлена. Не знаю почему. Не то чтобы все не смотрели эти дурацкие Игры. Но я немного разочарована тем, что Отис увлекся ими, как и все остальные.

– Да, в общем – то, поэтому я здесь.

Официантка подходит к нашей кабинке и ставит напиток перед Отисом. Она наклоняется над столом, практически тыча грудью ему в лицо. Что происходит со всеми этими женщинами и их сиськами? Я вздыхаю и жду, когда она закончит.

– За счет заведения. И если тебе еще что – нибудь понадобится, просто дай мне знать.

Отис натянуто улыбается и кивает ей. Похоже, она воспринимает это как приглашение остаться. Она опирается бедром о край стола, и все кренится.

– Ты не возражаешь? – Я ворчу, не желая, чтобы джин из ванны разлился по всему столу. Одному богу известно, какие микробы в нем могли скопиться, прежде чем оно выплеснулось мне на колени.

Официантка с раздражением встает со стола и уходя бормочет что – то неприятное обо мне себе под нос. Когда Отис улыбается, в его улыбке есть нотка теплоты.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся и сыграл в «Дыре»? – Спрашивает Отис, застав меня врасплох.

Я наклоняю голову, хмуря брови, когда смотрю на Отиса. Он отодвигает принесенный официанткой напиток. Он тоже видимо знает, что здесь нужно держаться подальше от выпивки.

– Итак, э – э, да, – мямлю я, пытаясь вспомнить, что я собиралась сказать.

– «Дыра». Бар «Джерри», верно? Мы там уже встречались. Ты там не работаешь? – Отис наклоняет голову, выглядя таким же смущенным, как и я. – Или, если ты здесь не за этим, чего ты хочешь?

– Как ты вспомнил меня из «Дыры»? – Какого черта Отису помнить одну официантку в захудалом баре? – Мы почти не виделись в тот вечер.

Отис слегка улыбается, и легко понять, почему женщины швыряют в него своими трусиками, когда он на сцене.

– Это было классное место. Хорошая атмосфера. Джерри был порядочным, и люди были благодарны.

Ха. Надо будет сообщить Джерри. Он будет в восторге.

– Вообще – то, я здесь не поэтому. – У меня пересохли губы, и я подумываю о том, чтобы украсть глоток напитка Отиса. – Итак, ты слышал об Играх, верно?

– Разве кто – то мог не слышать? – Рот Отиса вытягивается, и он выглядит гораздо менее воодушевленным.

Здесь ничего сказать. – По какой – то причине ты привлек внимание Богов.

Отис фыркает, откидывается назад и, скрестив руки на груди, смотрит на меня холодным взглядом. – Расскажи мне что – нибудь, чего я не знаю.

Ладно, похоже, Отис такой же большой поклонник Богов, как и я. – Скажем так, я была вызвана добровольцем для участия в Олимпийских Играх.

Отис, прищурившись, смотрит на меня. Как будто он ищет какой – то внешний признак, который делает меня чемпионом.

– Я уверена, что ты хочешь участвовать в Играх так же сильно, как и я, но что ж, добро пожаловать на вечеринку.

– И что именно это означает? – Отис откидывается назад, прислоняясь к потертой и дырявой обивке кабинки.

Я делаю то же самое, пытаясь дать ему как можно больше пространства. – Я верю, что ты – ответ на загадку этого испытания.

– Не хочу показаться грубым или что – то в этом роде, но как это касается меня? – Отис проводит рукой по подбородку, как будто массирует его, чтобы снять напряжение.

– По сути, они хотят, чтобы я привела тебя, как дичь для охоты. – Я пожимаю плечами и киваю, потому что да, все так запутано.

Отис вздыхает и несколько раз моргает. – Для меня это будет нелегким испытанием. Я не хочу видеть Богов и в хороший день. И я определенно не хочу участвовать в Играх.

– Да, никто из нас не хочет. – Я отмахиваюсь от его ответа. – Послушай, вот в чем дело, так получилось, что я нашла тебя первой, но есть восемь других чемпионов, которые рано или поздно поймут это. Давай просто скажем, что некоторые из них не будут так переживать из – за согласия, как я.

Отис тяжело вздыхает и проводит рукой по своим темным волосам, отчего они торчат под странными углами. Это должно было бы выглядеть глупо, но ему удается это сделать милым.

– То есть ты хочешь сказать, что я могу пойти с тобой, и это самый простой путь. Или я могу сидеть и ждать, пока меня похитят.

Я пожимаю плечами, потому что, да, вероятно, так и произойдет.

– У меня есть средства. Я мог бы сесть в свой самолет и улететь на гребаную Майорку сегодня вечером, если бы захотел. – Отис приподнимает бровь, его рот сжимается в недовольную линию.

– И я предполагаю, что у некоторых других чемпионов тоже есть возможность последовать за тобой. По какой – то причине Боги выбрали тебя. Ты их как – то разозлил? Я думаю, что им нравится мстить людям, которые, по их мнению, каким – то незначительным образом ими пренебрегли.

– Несомненно. Я выводил их из себя много раз. – Отис постукивает пальцем по столешнице, раздражение написано на всем его напряженном теле.

Тень падает на наш столик, и я знаю, кто это, еще до того, как смотрю. Мое тело настолько настроено на его присутствие. Я не утруждаю себя сдерживанием недовольного стона, когда Атлас садится в кабинку рядом со мной. Его губы растягиваются в нехарактерной для него улыбке, и я пристально смотрю на него. Собирается ли он разыгрывать из себя экстраверта, хорошего парня теперь, когда предстоит выиграть еще одно испытание?

Я остаюсь на месте, не уступая ему ни дюйма. Когда он уже почти сидит у меня на коленях, я со вздохом сдаюсь и подвигаюсь. Глаза Отиса мечутся между нами двумя.

– Твой друг?

Я говорю «Нет» в тоже время, как Атлас говорит «Да».