Текст книги "Мороз и ярость (ЛП)"

Автор книги: Лиззи Принс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 26

К

огда я выхожу из ванны, моя кожа покрывается морщинами. Я все еще вялая после нашего плотного ужина, но уже не такая уставшая, как раньше. Перебирая варианты одежды в шкафу, я выбираю легкую белую хлопчатобумажную ночную рубашку длиной чуть ниже колен. Бретельки тонкие и достаточно свободные, чтобы я не чувствовала себя стесненной. Это напоминает мне что – то, что носил бы персонаж исторического любовного романа, но в ящиках комода не так много других вариантов. Я отказываюсь спать голой в этом месте. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто – то набросился на меня, а потом дрался с ними, выставив наружу мою вагину. Этого я не потерплю.

Я еще не готова ложиться в постель. Из – за пара из моей ванной во всей комнате слишком тепло и влажно. Я подхожу к раздвижной стеклянной двери, ведущей на балкон. На улице уже совсем темно. Единственный свет исходит от нескольких освещенных окон, расположенных по обе стороны дома. Луна полная, но она скрыта за облаками.

Как только я выхожу на улицу, я понимаю, что я не одна. Так и подмывает развернуться и направиться обратно в свою комнату, но что – то удерживает меня на месте. Я подхожу к стене высотой по грудь и кладу предплечья на теплый камень. Атлас делает то же самое в нескольких футах дальше, глядя на шум воды, который я слышу, но не вижу. Молчание между нами затягивается до того момента, когда любой из нас мог бы сказать что – то в знак признательности другому. Теперь мне неловко здороваться.

– Ты открыла свой конверт? – Атлас не поворачивается ко мне лицом, когда говорит, его низкий голос доносится до моей кожи.

– Зачем? Ты хотел выудить у меня идеи, чтобы потом поручить мне всю работу, а в конце забрать лавры? – Я перекидываю волосы через плечо, выжимая лишнюю воду.

Атлас хихикает, и, о боже, если я думала, что его голос что – то сделал со мной, то от его смеха у меня мурашки бегут по всему телу.

– Ты не хотела выигрывать это испытание. – Атлас поворачивается, прислоняясь боком к стене, и смотрит на меня. В моей комнате все еще горит свет в ванной, и его освещения как раз достаточно, чтобы я могла разглядеть его лицо. Все, что на нем надето, – это пара брюк с завязками, которые низко сидят на бедрах. На нем нет рубашки, и хотя я едва могу видеть, это отвлекает.

– Почему ты так думаешь? – Я копирую его движения, поворачиваясь к нему лицом. К счастью, мне не нужно беспокоиться о том, что он увидит сквозь тонкую ткань моей ночной рубашки в темноте.

Тем не менее, глаза Атласа опускаются, прежде чем медленно поднять их обратно, как будто он может видеть сквозь тонкую ткань. Тепло разливается из моей груди, пока каждый дюйм моей кожи не начинает гореть.

– Ты позволила мне одержать победу.

– Ты мог бы вырубить меня, если бы я попыталась бороться с тобой из – за девушки. – Я пожимаю плечами, как будто эта идея меня не расстраивает.

Так не должно быть. Атлас фактически незнакомец. Проблема в том, что я не хочу, чтобы он был таким. И я не хочу, чтобы он был моим конкурентом. Под его холодной внешностью скрывается что – то, что взывает ко мне. Я хочу знать, какие секреты он скрывает. Что именно сделало его идеальным воином? Это просто его тренировки? Или в его прошлом были события, которые сформировали его? Я уверена, что так и есть. У всех нас бывают такие моменты. Но какова его история?

Может быть, все это чувство одностороннее. Иллюзия, которую я придумала, потому что хочу, чтобы кто – нибудь вроде Атласа увидел меня такой, какая я есть на самом деле. Хотя этого абсолютно не может быть. Иногда, когда я ловлю его взгляд на себе, в его глазах появляется искорка, которая бросает вызов почти всегда присущей мне отстраненности.

Атлас наклоняет голову набок и слегка встряхивает ею. – Видишь ли, я не думаю, что это правда. Ты уложила Престона одним ударом. Ты даже не вспотела.

– Честно говоря, это говорит о нем больше, чем обо мне. Возможно, ваши программы подготовки чемпионов – не так хороши, как о них говорят.

Плечи Атласа напрягаются, и я ощущаю вкус его ярости на своем языке. Я хочу выпить ее, как нектар, и позволить ей подпитывать мою силу. Эта часть меня хочет вырваться на свободу и перерезать глотки любому, кто причинил ему вред. Я проглатываю мысли. Я уверена, что Атлас не был бы рад услышать эти планы. Моя Фурия никогда не была такой настоящей и требовательной. С каждым днем становится все труднее и труднее охлаждать жажду мести.

– Если кто – то считает, что программы тренировок – это своего рода беззаботная жизнь, то он бредит. – Атлас выдыхает через нос, как бык, увидевший красный флаг.

Я снова поворачиваюсь лицом к реке, ничего не говоря, балансируя на тонкой грани контроля.

– Ты что, думаешь что там одни только розы и солнечный свет? – Он резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Он хрустит костяшками пальцев один за другим, а затем сжимает кулаки. Я никогда не видела его таким взвинченным.

– Я никогда этого не говорила. – Я хватаюсь за каменные перила, боясь, что могу совершить какую – нибудь огромную глупость, например, протянуть руку, чтобы коснуться его руки. Чтобы остановить его подергивания и успокоить.

– Ты вообще мало что говоришь.

Атлас наклоняется ко мне ближе, чем несколько секунд назад. Так близко, что я чувствую свежий аромат эвкалипта, исходящий от мыла, которое они нам дали. Смешанный с его естественным запахом кожи и мускуса, он перегружает мои чувства. Я вдыхаю через рот, чтобы прояснить голову.

– Слушай, у меня нет члена, который ты мог бы измерить. Ты победил.

Атлас разражается удивленным взрывом смеха. – Что это значит?

Я провожу ладонью по шероховатому камню балкона. Он все еще теплый от солнца, палившего весь день. С реки дует устойчивый бриз, и я дрожу, поскольку температура падает быстрее, чем я ожидала. Я намереваюсь сказать ему, что понятия не имею, каково это – расти в одном из тренировочных центров. Вместо этого у меня изо рта вырывается целая куча другой дряни.

– Там, где я выросла, все еще есть школы и продуктовые магазины. В наших домах есть тепло и водопровод. Но эти школы разваливаются. Учебники такие старые, что в них даже не упоминается о возвращение Богов. Тебе повезло, если твой учитель продержится весь год, потому что если они скажут лишнее, то жрецы хватают их за какое – нибудь воображаемое преступление. В продуктовых магазинах нет свежих фруктов или овощей, только консервы или упакованные товары, да и то иногда в дефиците. Мы сводим концы с концами, потому что наши соседи помогают друг другу. Эти засранцы, – я указываю большим пальцем через плечо, неопределенно указывая на Престона и его команду придурков, – хотят пристыдить меня за то, откуда я родом, но эти люди усердно работают, чтобы выжить, справляясь с дерьмом, как умеют. Я не знаю, каково было расти на тренировках. – Я делаю паузу, думая о том, что Грир сказала ранее. – Но я полагаю, у тебя не было теплого детства. Какой четырехлетний ребенок захочет весь день тренироваться и заниматься боевыми искусствами? Но у тебя, вероятно, еда была на столе при каждом приеме пищи, и я бы предположила, что ты получил хорошее образование. Я просто говорю, что дерьмовые ситуации случаются не только в моем районе или на вашей тренировочной базе. Я не хочу оценивать, у кого было более несчастное детство, потому что это никому ничем не поможет.

К тому времени, как я заканчиваю свою речь, у меня слегка перехватывает дыхание. Я не хотела выплескивать все это. Атлас молчит рядом со мной, и, черт возьми, я до сих пор понятия не имею, как читать его мысли. Ощущение его взгляда на моем лице обжигает, и я, наконец, поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Он изучает меня; его лоб задумчиво наморщен. Он выпрямляется, его взгляд перемещается на дом, а затем обратно на меня.

– Будь осторожна. Я не знаю, что происходит, но что – то мне кажется неправильным. – С этим очевидным советом он направляется обратно в свою комнату.

– Это не делает нас квитами, – кричу я ему вслед, и он останавливается у своей двери.

– Я помню. Ты не даешь второго шанса. – Атлас открывает дверь и, не сказав больше ни слова, возвращается в свою комнату. В тот момент, когда он уходит, ночной воздух становится намного холоднее.

Он просто швырнул мои слова обратно мне в лицо, и мне не нравится, какие они горькие на вкус. Этот день, эта неделя, вся эта чертова Игра захватывают меня, и волна усталости захлестывает меня. Я тащусь обратно в свою комнату на усталых ногах и плюхаюсь в постель, надеясь, что забвение сном успокоит мои бушующие мысли.

ГЛАВА 27

H

еужели сегодня утром я устала больше, чем когда ложилась спать прошлой ночью? Я спала как убитая и, наконец, вытащила свою задницу из постели, когда будильник на моем телефоне стал слишком раздражающим. В моей комнате душно, и моя кожа слегка блестит от пота, когда я, спотыкаясь, бреду в ванную. Я чищу зубы, как зомби, и смотрю на себя в зеркало.

Мои длинные темные волосы растрепаны из – за того, что прошлой ночью я заснула с мокрыми волосами. Моя загорелая кожа выглядит тусклой, а под глазами мешки. Я ополаскиваю лицо холодной водой. Я бы с удовольствием быстро ополоснулась, но здесь нет душа, только ванна. У меня нет на это времени. Айанна не сказала, случится ли что – нибудь, если мы не придем на завтрак в восемь, но я не хочу это выяснять.

Единственный вариант одежды – грязный наряд, который я носила вчера весь день, или что – то из шкафа. Я выбираю платье без рукавов, сшитое из того же легкого материала, что и ночная рубашка, которую я надела в постель. Платье белое, как и все остальное в шкафу. В нем чувствуется какая – то девственная жертвенность, и мне это не нравится.

Я роюсь в шкафу в поисках обуви, но там ничего нет. Должно быть, поэтому Джаспер вчера бродил босиком. Я хмуро смотрю на свои черные ботинки и, пожав плечами, натягиваю их. На кого я пытаюсь произвести впечатление? Я собираю свои длинные темные волосы на макушке в беспорядочный пучок, желая убрать их с шеи. Пряди уже прилипли к моему потному затылку. Хранить телефон негде, поэтому я оставляю его на столе. Зачем он мне вообще нужен? Единственное, для чего я им пользуюсь, – это часы.

Я отодвигаю стул от двери, и, клянусь, сегодня утром он кажется мне тяжелее. Мои ноги волочатся, когда я иду по коридору, через ротонду и спускаюсь в столовую. Я плюхаюсь на свое место рядом с Ларк, отмечая, что я здесь не последняя. Джейд и Шафран еще не пришли, как и Джаспер.

– Доброе утро, – говорит Ларк сквозь зевок.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, пораженная тем, что она выглядит хуже меня. Ее темные вьющиеся волосы растрепанным ореолом окружают голову. Честно говоря, это ей идет, но я не думаю, что прическа сделана специально. Мешки под ее глазами совпадают с моими; должно быть, они собираются вместе отправиться в путешествие. Я хихикаю над своими мыслями, и Ларк моргает, глядя на меня, как будто только что проснулась.

– Что тут смешного? – Улыбка трогает ее губы.

– Мы оба дерьмово выглядим. Плохо спала? – Я подчеркиваю свои слова собственным зевком.

– Нет, хорошо. – Ларк хмурится. – Но да, я в ужасном состоянии. И умираю с голоду.

Словно призывая их к себе, Айанна и сестры входят через дверь в другом конце комнаты. По крайней мере, я предполагаю, что это Айанна, потому что она возглавляет стаю. Она переоделась, так что я не совсем уверена.

– Доброе утро, чемпионы. Надеюсь, вы все хорошо выспались. Скоро подадут завтрак, и вы сможете отправиться на прогулку. Я знаю, что вы захотите начать работать над следующим испытанием. Мы запланируем ранний ужин сегодня вечером и увидимся в шесть. – С этими словами Айанна и ее сестры уходят через ту же дверь, через которую пришли.

На другом конце комнаты распахиваются двери, ведущие, как я догадалась, на кухню. Как и прошлым вечером, в комнату врывается вереница слуг с подносами с едой. На этот раз это подносы с яйцами, сосисками, беконом, нарезанными фруктами, горшочек с овсянкой и корзиночки с выпечкой. В животе у меня громко урчит, и я наполняю свою тарелку до отказа. Десять минут назад я даже не была голодна, но теперь собираюсь наестся до отвала, пока не смогу пошевелиться.

Я смотрю через стол и обнаруживаю, что тарелки у всех одинаково наполнены. Атлас ловит мой взгляд, но я струсила и отвожу взгляд, сосредоточившись на еде. Прошлой ночью Атлас приоткрыл в себе крошечную щелочку и показал мне кое – что настоящее. Затем он захлопнул дверь у меня перед носом. Сегодня утром у меня недостаточно активных клеток мозга, чтобы понять, к чему это нас приводит.

И снова за столом странно тихо. Не то чтобы эта группа когда – либо была чрезмерно разговорчивой, но даже для нас это странно. После завтрака все расходятся. Я даже не замечаю, кто встал первым, но отодвигаюсь от стола, как только моя тарелка пуста. Не думаю, что когда – либо в жизни я ела так много, как на прошлой неделе. Мое тело к этому не привыкло, и я борюсь с ощущениями вялости. Я бы подумала, что у меня прибавится энергии после стольких приличных приемов пищи, но, похоже, это не так.

Я двигаюсь без раздумий, не обращая внимания на то, куда иду. Только когда яркий свет солнца практически ослепляет меня, я осознаю, что вышла на улицу. Помимо балкона прошлой ночью, вчера я почти не выходила на улицу. Солнце согревает мою кожу, а шум реки создает умиротворяющий саундтрек. Я глубоко вдыхаю и почти задыхаюсь от горячего воздуха. Струйка пота стекает по моему лицу, но дышать свежим воздухом – даже обжигающим горло, – так приятно, что мне все равно. Меня подмывает снять ботинки и перейти вброд воду, но она течет слишком быстро. Не говоря уже о том, что она темного, мутного цвета. Я не знаю, какие твари скрываются под поверхностью, и не собираюсь выяснять.

Я соглашаюсь прогуляться по каменистому пляжу, обдумывая нашу текущую задачу. Как, черт возьми, мы должны найти вход в Подземный мир? Чем дольше я думаю об этом, тем сильнее болит голова за глазами. Вялость после завтрака еще не прошла, и мой мозг работает не на полную мощность. Я бы не отказалась от чашки кофе.

Я ступаю на камень, и он шатается под моим ботинком. Мои руки опускаются, когда я пытаюсь восстановить равновесие, но сегодня я не в своей тарелке. Я падаю вперед, ударяясь коленом об один камень и обдирая ладони о другой.

– Блять! – Я шиплю сквозь стиснутые зубы. Я останавливаюсь на секунду, чтобы сориентироваться. У меня легкий звон в ушах, как будто я ударилась головой, но это было не так.

Передо мной появляются ноги в ботинках. Где – то в глубине души я знаю, что должна защищаться. Если это Престон или Джейд, этот ботинок готов поцеловать меня в лицо. Когда Атлас садится на корточки в поле моего зрения, я с облегчением опускаю голову. И испытываю небольшое смущение.

– Проблемы? – В его голосе проскальзывает нотка смеха.

– Просто осматриваю эту скалу на предмет входа в Подземный мир, – говорю я, все еще опустив голову. Мое колено пульсирует, а ладони горят. – И это отрицательный ответ.

Атлас хихикает и встает, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться. От этого звука у меня вскидывается голова. Этот звук проникает прямо в мое сердце и оставляет у меня ощущение, что я чего – то достигла. Каждый раз, когда он смеется, это раскрывает что – то внутри меня. По крайней мере, когда это по – настоящему. Когда мы были с Эйлой, он улыбался и хохотал, но это было чертовски фальшиво.

Я показываю Атласу одну из своих исцарапанных ладоней и стараюсь держаться как можно более достойно, когда моя задница сильно оттопырена. В платье. Очень изысканное ворчание срывается с моих губ, когда Атлас подхватывает меня под мышки и заставляет встать.

Он хмурится, глядя на мое тело. – Почему у тебя всегда идет кровь?

– Всегда – немного драматично, тебе не кажется?

Руки Атласа все еще обхватывают мои бицепсы. Он настолько выше меня, что загораживает солнце. – Я думаю, лучше спросить, останутся ли у тебя эти царапины позже вечером?

Опасность! Это не тот разговор, который я хочу вести. Атлас не должен знать, кто я. Выхода нет. Он этого не понял. Правда?

Атлас поднимает свободную руку и проводит пальцами по цепочке у меня на шее. Он касается амулета, выпавшего из моего платья. – Это интересное украшение. Оно что – нибудь значит?

Его прикосновение отвлекает меня на секунду, но потом все, на чем я могу сосредоточиться, – это тот факт, что он спрашивает об ожерелье, которое скрывает мою Фурию от полных ненависти глаз Богов. Почему он спрашивает об этом? Я сглатываю, в горле пересохло. – Это напоминание о том, что я постоянно окружена змеями.

Атлас наклоняется, его рот оказывается так близко к моему, что, если бы одна губа дрогнула, мы бы поцеловались. – Не все змеи ядовиты.

– Я знаю. Некоторые из них убивают, сжимая тебя до смерти. – Я имела в виду это как предупреждение, но мои слова так чертовски хриплы, что звучат как намек.

Звук приближающихся голосов заставляет Атласа поднять голову и нахмуриться, глядя на того, кого он видит. Я замечаю, что у него нет огромных мешков под глазами, которыми мы с Ларк были награждены этим утром, но он не выглядит таким безупречным, как обычно. Его золотое сияние почему – то кажется более тусклым.

– Если ты не хочешь провести утро с более ядовитыми змеями, я бы посоветовал тебе уйти. – Атлас отступает, оставляя между нами достаточно места, чтобы я, наконец, смогла сделать глубокий вдох. Я оглядываюсь через плечо и замечаю Престона и Джейд, идущих по пляжу.

– Ты жертвуешь собой, чтобы я могла уйти? – Я фыркаю.

– Черт возьми, нет. Я тоже ухожу.

ГЛАВА 28

П

осле того, как я вытираю ободранные колени и ладони, я провожу остаток дня в библиотеке, обшаривая полки в поисках книг на английском. Я нахожу старый любовный роман под названием «Змей и ягненок» и провожу за его чтением полдня, когда не могу найти ни одной книги о Подземном мире. Не слишком ли много требовать, чтобы здесь был карточный каталог или указатель?

Помимо смерти, как, черт возьми, добраться до входа? У других чемпионов были годы, посвященные изучению Богов и подобных деталей, но я понятия не имею. Хотя, если кто – то из остальных знает, где находится вход, он еще не выполнил задание. Иначе нас здесь не было бы.

Ужин такой же, как и остальные блюда. Слишком много еды и почти никаких разговоров. Я так устала после того, как мы поели, что все, что я могу сделать, это дотащить свое тело до лестницы и упасть в постель. Я не утруждаю себя снятием платья, и хотя моим ногам в ботинках жарко, наклоняться и развязывать их кажется непосильным трудом.

Я переворачиваюсь на спину и, моргая, смотрю в потолок, пытаясь не заснуть. Боги, почему я так устала? Я хлопаю себя по щекам, чтобы приободриться, но от этого мое лицо становится еще теплее, чем оно уже было.

– Подумай. Как ты попадаешь в Подземный мир? – Спрашиваю я вслух, как будто это может помочь мне проснуться. Что – то беспокоит меня, сидит на краю моего мозга и ждет, когда я разберусь в сумрачных мыслях и найду это. Это прямо здесь. Маленький яркий шарик, который продолжает улетать.

– Что я упускаю?

Лицо Персефоны вспыхивает в моем сознании, и я со стоном сажусь. Почему я подумала о ней? Однажды мы виделись всего десять минут. И тут до меня доходит. Кое – что, что она сказала Аиду на вечеринке. О том, что к ним никто не приходит в гости, потому что никто не попадает в Подземный мир без приглашения.

Срань господня. Они поставили перед нами задачу, которую невозможно решить. Если только они действительно не хотят, чтобы один из нас покончил с собой. Я бы не удивилась.

В моей комнате слишком жарко и душно. Стоит слабый едкий запах, как будто на кухне подгорела еда. Мне нужно выйти отсюда и подышать свежим воздухом. Между моим телом и моим мозгом бушует внутренняя битва. Мое тело хочет плюхнуться обратно и уснуть, но мой мозг кричит мне выйти наружу. Нет, это моя Фурия, тот инстинкт, который никогда не подводит меня, говорит мне убираться отсюда к черту.

Прилагая гораздо больше усилий, чем следовало бы, я встаю с кровати и выхожу из своей комнаты. В коридорах тихо, когда я спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Я держусь подальше от пляжа. Есть что – то в воде, что беспокоит меня. Я не хочу подходить к ней близко, особенно ночью, когда я не могу разглядеть, что скользит под поверхностью. Держась лесистой местности за домом, я иду по каменной брусчатке, которая извивается между деревьями.

Что я знаю о Аиде и Подземном мире? Я набираю полные легкие воздуха, в голове немного проясняется. Я все еще устала, и мое тело вялое, но мои мысли, по крайней мере, немного прояснились. Сухая трава хрустит под ногами, когда заканчивается брусчатка. Это не сразу бросается в глаза, но через несколько минут я замечаю отсутствие щебечущих насекомых или трелей птиц. Кора на деревьях шелушится, и земля устилается ковром листьев, несмотря на то, что сейчас лето.

Возможно ли, что вход в Подземный мир находится где – то поблизости? Я ломаю голову в поисках каких – либо подробностей о владениях Аида. Когда я была в шестом классе, нам нужно было выучить основной пантеон Богов. Был проект продолжительностью в целый семестр, где мы исследовали их сильные стороны, их магические способности и любые символы, которые их представляли. Я сделала свой доклад про Ареса, что, оглядываясь назад, отчасти иронично.

Технически, Аид не является частью Пантеона, но является своего рода почетным членом. Я имею в виду, он был одним из первых олимпийцев. На него просто не обращают внимания, потому что по большей части он прячется в Подземном мире. Ходят слухи, что его не усыпляли с другими Богами. Общеизвестно, какие боги спали, а какие избежали этой участи. Большинство из тех, кто бодрствовал, были второстепенными богами, которые скрывали свою истинную природу от мира.

Джессика Салливан выполнила свое задание про Аида. Понятия не имею, почему я это помню, потому что я не могу вспомнить ничьего другого отчета. Я также знаю, что тополь – один из символов Аида. Я окидываю взглядом окружающий меня лес, полный высоких деревьев, покрытых шелушащейся белой корой.

Возможно ли вызвать Бога? Если да, то этому нас не учат в государственной школе. Я сильно сомневаюсь, что Боги были бы в восторге, если бы люди взывали к ним направо и налево из – за глупой ерунды. Если я приведу сюда Аида, он разозлится? Он мог бы просунуть руку прямо мне в грудь и вырвать мое все еще бьющееся сердце, если бы захотел.

Я провожу пальцами по шершавым стволам деревьев, гадая, не требует ли Аид кровавого жертвоприношения, чтобы привлечь его внимание. Мой большой палец зацепляется за шершавый кусок дерева, рассекая кожу.

– Черт, – шиплю я, отдергивая руку и посасывая окровавленный палец. Сбоку от дерева размазано еще больше крови.

– Привет, Аид. Это считается кровавым жертвоприношением? Ты не хотел бы прийти и поговорить со мной? – Я чувствую себя идиоткой. Я даже не знаю, зачем я утруждаю себя разговорами вслух. Я должна просто вернуться в дом, лечь и проспать следующие двенадцать часов.

– Ты же знаешь, что обычно это не сработало бы.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть, когда оборачиваюсь и нахожу Аида, прислонившегося к одному из тополей. Он одет в джинсы и футболку, все еще со щетиной в стиле «пятидневный тени» и с совершенно растрепанными черными волосами.

– Что бы не сработало? – Я провожу пальцем по порезу на большом пальце, хмурясь от того факта, что он все еще кровоточит. К настоящему времени все должно было зажить, по крайней мере, немного. На самом деле, мое колено и ладони все еще болят после того, как я поцарапала их сегодня утром. В моей голове звенят тревожные звоночки, но слишком много всего происходит, чтобы я могла понять, почему это проблема.

– Ты не можешь призвать меня, как дрессированную собаку. – В словах Аида чувствуется укор, но его поза остается расслабленной. Обычно я намного лучше разбираюсь в людях, но я не знаю, как разобраться в двух противоречивых реакциях.

Мои губы приоткрываются, пока я пытаюсь придумать подходящий ответ. – Честно говоря, я не думала, что это сработает. Тогда почему ты здесь?

– Я услышал, как ты звала меня, и решил посмотреть, что происходит с любимой чемпионкой моей жены. – Аид усмехается, его тон становится легче. Луна продолжает выглядывать из – за облаков. Луч лунного света падает на Аида, находя его среди деревьев. Его глаза сверкают на свету, но затем облака сдвигаются, и иллюзия исчезает. Потому что так и должно было быть, игра света.

– Ты слышишь, когда тебя зовут? Это, должно быть, раздражает. – Почему я разговариваю с Аидом так, словно мы старые друзья? Это ошибка.

Аид вскидывает голову и отталкивается от дерева. Он приближается ко мне медленными шагами, как будто боится, что я ринусь прочь, как испуганный олень. Как будто у меня нет мужества противостоять Богу. Мое эго сдувается, как лопнувшая шина, когда он поднимает руку, и я вздрагиваю. Это быстро превращается в гримасу, когда Аид приподнимает бровь, глядя на меня.

– Можно? – Аид указывает на мою грудь, и я морщу лицо, прежде чем передумаю. Я думала, Персефона была его единственной настоящей любовью. Что это за херня? Кроме того, он спрашивает разрешения пощупать? Это одновременно тактично и странно. Я не знаю, что сейчас чувствовать.

Глаза Аида сканируют мое осунувшееся лицо, и лающий смех разносится по лесу. От этого звука мой гнев закипает чуть сильнее, что очень плохо. Я сосредотачиваюсь на своем дыхании, отталкивая жар несправедливости, и говорю своей Фурии успокоиться. Мы не хотим связываться с Аидом.

– Твое ожерелье, Рен. – Его ухмылка лукавая, когда он цепляет цепочку пальцем и приподнимает амулет с моей груди. Мое облегчение наступает мгновенно, хотя это не должно иметь значения. Я всегда думала, что Боги – ужасные существа. Так какая разница, если Аид подтвердит это мнение? Думаю, да.

– Фух, я думала, мне придется пнуть тебя по яйцам в честь Персефоны. – Несмотря на то, что мы встречались всего один раз, это абсолютная правда. Все знают, что это настоящая история любви. Я могу быть скептиком, когда дело доходит до большинства вещей, но я хочу верить, что любовь побеждает все.

Аид ухмыляется мне, ничуть не обеспокоенный моей угрозой. – Мне придется сказать ей это. Она будет так довольна, что ты защищаешь ее сердце.

Это… странно. Аид все еще держит мой кулон, удерживая нас намного ближе, чем я могу с уверенностью утверждать, что мы с Богом Подземного мира должны быть. От его тела исходит холод, вокруг него гудит энергия, как будто я нахожусь слишком близко к электростанции. Это не неприятно, но в это трудно поверить.

– Когда – то я знал кое – кого, у кого было точно такой же кулон. – Голос Аида мягкий, он нахмурился. Он выглядит погруженным в воспоминания. Я хочу знать, у кого, но не осмеливаюсь спросить.

Я тяжело сглатываю, наши взгляды встречаются, когда невысказанные слова повисают в воздухе. Мои плечи ноют, пространство между ними зудит и горит. Я не знаю, угрожает ли мне Аид, или он намекает, что знает мой секрет. И то, и другое плохо. Мое сердцебиение учащается, а дыхание застревает в груди. Я почти требую, чтобы он рассказал мне, что ему известно, но затем Аид поднимает голову и хмурится. Его глаза пробегают по моему лицу, и он отступает на шаг, позволяя кулону упасть обратно мне на грудь.

– Как у тебя дела на Играх?

И это все? Просто так Аид меняет тему. С чего бы ему так легко отделываться от меня? Моя бабушка однажды сказала мне, что давным – давно существовала связь между Фуриями и Аидом. Она не сообщила мне подробностей, но если он знает, кто я, то это потому, что я не первая Фурия, которую он встречает? Я не могу спросить его ни о чем из этого, не раскрыв секрета, который скрывала всю свою жизнь. И все же я хватаюсь за его вопрос, как за спасательный круг, благодарная за повод сменить тему.

– О, ты знаешь, настолько хорошо, насколько может быть, когда меня заставляют участвовать в Играх против моей воли, – говорю я, пожимая плечами. Боги, мне следовало бы держать рот на замке, но Аид обезоруживает меня. Я чувствую себя комфортно рядом с ним.

Брови Аида хмурятся, когда он смотрит на меня так долго, что я, наконец, выпаливаю: – Что?

– Разве ты не вызвалась добровольно участвовать в Играх? – Он выпрямляется, чтобы больше не прислоняться к дереву. Сейчас он не выглядит расслабленным.

У меня отвисает челюсть. Дерево поддерживает меня, грубая кора впивается в плечо. Я все еще чертовски устала, и этот разговор истощил мою умственную энергию. – Если под добровольцем ты подразумеваешь, что меня поймали на улице по дороге домой с работы примерно с шестьюдесятью другими людьми, которые занимались своими делами, тогда конечно.

Аид пристально смотрит на меня, но у меня такое чувство, что на самом деле он направлен не на меня. Мой большой палец все еще пульсирует от незаживающей раны. Так не должно быть. Беспокойство пульсирует в такт сердцебиению в моем порезе.

– Насколько я понимаю, все участники Игр зарегистрировались по собственной воле.

Я фыркаю, за что получаю хмурый взгляд. Я не должна была так свободно выражать свои слова и эмоции рядом с ним. Легко забыть, что он гребаный Бог Подземного мира. – Ты ошибаешься.

Тело Аида мертвенно неподвижно. Холод, который я почувствовала, когда он стоял рядом со мной, наполняет воздух вокруг нас.

– Ты правда не знал? – Я отталкиваюсь от дерева, разминая затекшую шею, пока потусторонняя энергия Аида окружает нас. Я ненавижу надежду в своем голосе. Отчаяние, которое я чувствую. Желание узнать, что не все Боги такие плохие, как Зевс и Гера.

– Игры – это детище Зевса и Геры от этого идиота Натаниэля Роджерса. Остальные из нас обязаны появляться на вечеринках, но в остальном я не имею к ним никакого отношения. – Аид говорит это с такой серьезностью, что я ему верю. Или, может быть, это просто потому, что я хочу ему верить.

– Тебя беспокоит, что для некоторых из нас участие – это не выбор? – Я хочу, чтобы он сказал мне, что это его беспокоит. Он мне нравится. Было бы разочаровывающе узнать, что ему на это наплевать.

– Это дает массам то, за что можно сплотиться. То, за что можно болеть, – говорит Аид так, словно повторяет маркетинговую фразу, вбитую в головы Богов. Или, может быть, он действительно в это верит.

Я выдыхаю. Людям не нужно было бы за что – то болеть, если бы их жизнь не была такой дерьмовой. Если бы жрецы не навязали свою волю всем нам, бедным ублюдкам, и не лишили нас возможности получить образование или достойную работу. И все это во имя Богов.

– И заставляет других соревноваться против их воли. У тебя есть дети? – Я потираю верхнюю часть рук, от холода в воздухе у меня по коже бегут мурашки.