Текст книги "Правильный ход (ЛП)"

Автор книги: Лиз Томфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Рука скользит вниз, она обхватывает мои яйца, и каждый мускул в моем теле напрягается, пытаясь удержать мой оргазм. Она поглаживает мой ствол как рукой, так и губами, создавая самый безумный темп и трение. Миллер соскакивает с меня, используя свою слюну в качестве смазки, и вместо этого дергает меня одной рукой.

Она смотрит на меня снизу вверх, эти зеленые глаза озорничают, когда ее язычок высовывается и касается нижней части моего члена.

– Черт. Ты убиваешь меня.

Мое тело содрогается, умоляя меня отпустить, но я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше. Я хочу провести здесь всю ночь, пока кто-нибудь не придет к нам утром, чтобы снова открыть бассейн.

Она прокладывает дорожку поцелуями по моему стволу, одновременно поглаживая меня рукой. Звуки соприкосновения нашей влажной кожи – это единственное, что ты можешь услышать здесь, кроме моих нуждающихся звуков. Миллер облизывает чувствительную кожу моих яиц, прежде чем взять одно в рот, одновременно дроча мне.

И она все это время наблюдает за мной, словно только и ждет момента, когда я развалюсь на части.

– Я собираюсь…

Мои слова заплетаются. – Собираюсь кончить.

Она только продолжает, посасывая и вертя своим талантливым язычком, пока мой толстый и набухший ствол не начинает пульсировать в ее руке.

Длинными толчками сперма украшает мой живот, выплескиваясь наружу, пока Миллер продолжает свои движения. Все мое тело напрягается, а легкие перестают работать, когда я кончаю так сильно, что перед глазами все расплывается.

Но каким-то образом я все еще вижу Миллер у себя между ног. Самодовольная, как будто ей не терпелось высосать из меня жизнь с первого дня, как мы увидели друг друга.

Я думаю, что она, возможно, немного сумасшедшая.

Как только мой член иссякает, я делаю глубокий вдох и падаю обратно на цементный выступ, полностью обреченный. Миллер ползает по моему обнаженному телу, ее сиськи трутся о мой размягчающийся член, пока она слизывает струйку спермы с моего живота.

Все, что я могу сделать, это недоверчиво рассмеяться. Что, черт возьми, это за жизнь? – Откуда, черт возьми, ты взялась?

Она оседлала мои бедра, положив ладони на мои ягодицы, и если бы мой член еще не был полностью готов, я мог бы просто сказать: "К черту мое правило насчет презервативов" и трахнуть ее прямо здесь.

Сила хорошего минета, я полагаю. Заставляет тебя совершать глупости.

– Это было невероятно.

– Я же тебе говорила. Рот с золотой звездой.

Она просто улыбается, все понимая, прежде чем облизывает губы, как будто снова пробуя меня на вкус.

Мы оба смеемся, совершенно обнаженные под ночным небом, прежде чем Миллер ложится на меня сверху, утыкаясь головой в изгиб моей шеи, пока я обнимаю ее, проводя ладонью по ее обнаженному позвоночнику.

Я держу ее там, хотя мы на грани того, чтобы нас поймали, потому что я знаю, что как только мы вернемся внутрь, где у нас две кровати, ее не будет рядом..

Слишком интимно. Слишком привязан к ней. Потому что лежать голыми под звездами после того, как мы довели друг друга до оргазма, чертовски интимно.

– Спасибо тебе, – выдыхает она мне в шею. – За то, что заставил меня на мгновение забыть о реальной жизни.

Мои глаза закрываются от ее слов. Это реальная жизнь. Это моя реальная жизнь.

Как будто я еще не знал, этот момент – еще одно напоминание о том, что я буду чертовски испорчен, когда она вернется к себе.

Глава 26

Кай

– Исайя, ты придешь ко мне сегодня вечером.

Я беру ключи от машины, бумажник и телефон из раздевалки после тренировки на нашем домашнем поле. – Коди и Трев, вы тоже.

Исайя с важным видом выходит из душа в одном полотенце вокруг талии.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

Брови Коди взлетают вверх. – Да, папочка-бейсболист.

– Тебе не разрешается так меня называть.

– Нет, – вмешивается Трэвис. – Только дочери тренера позволено так его называть.

– Да, ну, по причинам, которые я не собираюсь с тобой обсуждать, она может называть меня как угодно, черт возьми.

– Поверь мне, Эйс. Мы все знаем, почему дочь тренера называет тебя "Папочкой", – говорит Коди. – Так зачем мы едем к тебе?

– Сегодня вечером Миллер работает над несколькими новыми рецептами в the house, и мне нужны люди, кроме меня, чтобы раскрутить ее. Так что приходи, ешь и пой ей гребаные дифирамбы с любым десертом, который она поставит перед тобой.

– Тебе следовало просто сказать это. Тебе даже не пришлось бы просить меня приехать. Я бы просто пришёл.

Исайя снова натягивает рубашку. – Может быть, тебе стоит пригласить и Кеннеди.

– Она не хочет общаться с командой вне работы.

– Но сейчас она дружит с Миллер, так что, ей могло бы понравиться это предложение.

– Тогда иди и пригласи ее.

Исайя сокрушенно вздыхает. – Она определенно скажет "нет", если я спрошу.

Мой брат поворачивается к нашему игроку с первой базы. – Коди, ты спросишь ее?

– Почему? – смеется он. – Получается, я обманом заставляю ее проводить с время с тобой?

– Ну… да. Именно так и выходит.

Я беру свою кепку со скамейки запасных, прежде чем выйти из раздевалки.

– Приходите около семи.

Прежде чем заехать на парковку, я резко сворачиваю налево и направляюсь за угол к офису Монти. Дверь уже слегка приоткрыта, поэтому я стучу костяшками пальцев по дереву и вхожу внутрь.

– Привет, Эйс. – он едва поднимает взгляд на меня поверх экрана компьютера.

– Как твоя рука? – спросил я

– Хорошо.

– У тебя было немного времени в тренировочном зале? Позволь персоналу поработать с ней.

Я сажусь на стул напротив его стола. – Я уже все сделал.

Монти наконец отрывает взгляд от компьютера. – Я предполагаю, что ты здесь, потому что хочешь мне что-то сказать.

Я выдыхаю шокированный и неловкий смешок.

К черту мою жизнь.

– Хочу рассказать тебе?

Спрашиваю я. – Ни за что на свете. Есть ли что-то, что я должен тебе сказать? Вероятно.

– Ну так ты собираешься это сделать?

Собираюсь ли я посмотреть ему в глаза и сказать, что сплю с его дочерью? Абсолютно, блядь, нет.

Он смеется про себя, явно забавляясь тем, как мне неловко.

Я меняю тему. – Ты свободен сегодня вечером?

– Да. Ну, я собирался узнать, не хочет ли Милли поужинать со мной, – он приподнимает бровь. – Или она занята?

Боже, это странно. Шесть недель назад я думал, что терпеть не могу эту девушку, а теперь я знаю ее расписание лучше, чем ее отец. И он знает не хуже меня, что если она занята, то это потому что она со мной.

– Насколько я знаю, да, но что ты скажешь, если вместо этого поужинаешь в нашем…моем доме?

На его губах появляется понимающая ухмылка из-за моей оплошности. – Я мог бы это сделать.

– Отлично. А после мне нужно, чтобы ты немного задержался. Миллер работает над несколькими рецептами для сегодняшней работы. Ну, она еще не знает, что это так, но я думаю, ей было бы легче, если бы ты был рядом с ней.

Монти откидывается на спинку стула, складывая руки на животе, его тон полон подозрения. – Что ты планируешь, Эйс?

Я тоже откидываюсь назад, вытягивая ноги перед собой. Наверное, если бы этим человеком был кто-то другой, а не Монти, мне было бы неловко быть таким честным, но он больше, чем просто отец Миллер, он мой друг.

– Слушай, прошлой ночью ей позвонили по поводу работы, и она была очень расстроена, потому что у нее было мало времени на кухне. Это моя вина, так что сегодня вечером несколько парней из команды придут и попробуют все, что она придумает. Ей нужно вернуть часть своей уверенности, и я знаю что Миллер больше, чем кто-либо другой, хочет произвести впечатление на тебя.

Он качает головой. – Это смешно. Она всегда производила на меня впечатление.

– Я знаю. Поверь мне, я знаю, но…

Черт. Как, блять, мне рассказать Монти о его собственной дочери, которую он явно знает лучше меня?

– Она слишком сильно на себя давит, чтобы вернуться к тому уровню, на котором была до того, как получила эту награду, и услышать от тебя, что она хорошо справляется, помогло бы облегчить это бремя.

Монти делает паузу, немного сбитый с толку моей речью, но в конце концов смягчается. – Хорошо, я буду там.

– Отлично. – Я просто киваю головой и встаю со стула, но он останавливает меня у двери.

– Я знаю что ты не хочешь, чтобы она уходила, так почему ты помогаешь ей сделать именно это?

Ну и черт.

Нет никакого способа ответить на этот вопрос без того, чтобы он не понял, насколько я чертовски глубоко погрузился в это.

Я снова опускаюсь в кресло с тяжелым вздохом. – Потому что это ее мечта. Я слишком забочусь о ней, и не могу стать преградой, даже если это означает, что меня не будет рядом когда она получит все, ради чего работала.

Монти наблюдает за мной, я уверен, выискивая любые признаки дерьма. Хотел бы я солгать. Хотел бы я не быть таким гребаным болваном, чтобы я мог с чистой совестью сделать все, что в моих силах, чтобы заставить ее остаться. Но я не буду причиной, по которой она откажется от своих целей.

– Ты тот, кто ей нужен, Эйс.

– Нет, это… это не так.

– О, все не так, да? Так ты собираешься сидеть здесь и говорить мне, что спишь с моей дочерью, но это ничего не значит? Не могу дождаться, чтобы услышать это.

Черт возьми. Мне не следовало заходить сегодня в его офис.

– Эй, не смотри на меня. – я поднимаю руки, сдаваясь.

– Если ты хочешь завести этот разговор, поговори со своей девушкой о правилах, которые она установила относительно секса.

Монти морщится.

– Иисус. Не могу поверить, что я только что сказал о сексе в твоем присутствии.

– Да, давай больше никогда так не делать, особенно в отношении моей дочери.

Он откидывается на спинку стула. – Даже если вы двое слишком слепы, чтобы увидеть это, или слишком упрямы, чтобы признать это, я вижу, что происходит между вами.

– Она уедет.

Ненавистные слова, которые срываются с моих губ всякий раз, когда я ищу объяснения.

– Так и есть, – соглашается Монти. – С тобой все будет в порядке, когда это произойдет?

Я смотрю прямо на него через стол и лгу. – Я придумаю, как быть.

Его улыбка полна жалости. Теперь я получаю жалость от мужчины, с дочерью которого я сплю. Чертовски здорово.

– Ты ведь помнишь наш разговор, верно?

Он имеет в виду тот раз, когда он попросил меня поговорить с ним, если у меня когда-нибудь возникнет желание попросить Миллер остаться, оставить ее мечты позади и начать жизнь со мной и моим сыном.

Желание возникает каждый божий день, но я не буду просить ее об этом. Это не то, чего она хочет, и у меня нет сил слышать ее отказ.

Миллер не позволяет мне показать ей, что я на самом деле чувствую к ней, поэтому лучшее, что я могу сделать, – это рассказать ей об этом, своими действиями. Поддерживать ее мечты, помогать ей добиваться всего, чего она хочет. Я буду продолжать делать это до тех пор, пока это в конце концов не убьет меня, потому что я прекрасно понимаю, что простой жизни со мной и моим сыном ей никогда не будет достаточно.

– Я помню, – говорю я. – Но это не то, чего она хочет. У нее так много возможностей, которые ждут момент, когда она вернется к работе

Монти понимающе кивает мне. – Во сколько мне следует прийти сегодня вечером? Я планирую прийти достаточно рано, чтобы Макс еще не спал. Я хочу увидеть своего малыша.

– Шесть?

– Я буду там.

Я снова встаю, чтобы уйти, но мой взгляд прикован к фотографии, стоящей на столе Монти. Миллер в ярко-желтой форме для софтбола, стоящая на коленях с перчаткой питчера на колене.

– Сколько у тебя таких?

Я указываю на рамку. Я знаю, что у него есть одна дома, другая – в офисе в Чикаго, и еще одну он держит в своей дорожной сумке для выездных игр. Я думаю, у него даже может быть в бумажнике.

– Я не знаю. Три или четыре.

– Зачем?

– Зачем у тебя в бейсболке фотография Макса?

Черт.

– Чтобы напомнить мне о том что важно, когда стресс от работы или жизни становится слишком сильным.

– Именно так.

Без колебаний и не спрашивая разрешения, я беру рамку с его стола и расстегиваю заднюю крышку. Фотография маленькая, может быть, всего два-три дюйма в высоту, и идеально вписывается в место, рядом с фотографией Макса в моем головном уборе.

Монти молчит, пока я ставлю пустую рамку обратно на его стол.

– Заткнись.

Он смеется. – Я ничего не говорил.

Я засовываю фотографию Миллер под ленту, провожу большим пальцем по обоим краям. – Сколько лет ей здесь?

– Может быть, тринадцать?

– Она выглядит счастливой.

– Она такой и была. Она была действительно счастливым ребенком, во многом такой, как Макс.

Монти мягко напоминает, что у меня все в порядке. Это его способ убедить меня, что я делаю все правильно. Но сейчас я делаю хорошую работу только из-за девушки на фотографии рядом с фотографией моего сына.

Я снова надеваю кепку и выхожу из его кабинета.

К тому времени, как я добираюсь домой, мои руки полны покупок. В доме пусто и тихо, поэтому, поставив пакеты с покупками на кухонный столик, я направляюсь на задний двор в поисках Макса и Миллер.

Смех моего сына эхом отражается от стекла заднего слайдера, и я открываю его, чтобы обнаружить его в одном подгузнике у стола с водой, он плещется и хлопает в ладоши, переливая воду из одного маленького ведерка в другое, чуть побольше. Миллер садится на землю и хлопает вместе с ним, подбадривая его, пока он обливается водой, что идеально подходит для жаркого августовского дня.

Она ловит мой взгляд, пока я стою на заднем крыльце, и слегка машет мне рукой. Макс следует за ее рукой и с сияющей улыбкой на лице устремляется в мою сторону, подняв руки над головой и устремляясь ко мне.

– А вот и мой мальчик.

– Папа, – визжит он.

Я беру его мокрое маленькое тельце на руки, поднимаю и усаживаю себе на предплечье. Миллер следует за мной, и когда я целую своего сына, меня так и подмывает наклониться и поцеловать ее тоже. Это обычный, повседневный момент, который я хочу запечатлеть в своих воспоминаниях, потому что именно такие моменты имеют значение.

Но я не делаю этого, потому что нежные поцелуи против правил.

Я киваю в сторону дома. – Пойдем

– Малакай – ругается она. – Неуместно.

Качая головой, я позволяю ей пройти мимо нас, шлепая ее по заднице. – Запусти свои грязные мысли внутрь.

Она находит покупки на кухонном столе. – Тебе помочь это убрать?

Я даю ей секунду, чтобы разобраться в них. Она достает еще муки, сахара, коричневого сахара и молока. Лучший шоколад, который я смог найти в местном магазине выпечки. Я купил самый дорогой ванильный экстракт на полке. Я купил все виды фруктов, которые мог предложить магазин.

– Нана! – Макс кричит, когда она вытаскивает продукты.

– Что ты собираешься готовить? – спрашивает она.

– Я – нет. Ты – да.

– Интересно, а что я готовлю?

– Что пожелаешь.

Я беру Макса на руки, такое чувство, что с каждым днём он становиться все тяжелее. – У тебя не было времени на творчество, потому что мы много были в разъездах, так что сегодня вечером я позабочусь о Максе, а ты приступишь к работе. Я знаю, что ты лучше справляешься на кухне, когда кто-то пробует твои десерты, и оценивая его реакцию. Я подумал, тебе стоит вернуться к тому, что делает тебя счастливой, печь для людей которые тебе небезразличны, поэтому несколько парней из команды придут сегодня вечером. И твой отец тоже. Что бы ты ни захотела приготовить, нам захочется это съесть.

Она ничего не говорит, просто смотрит на продукты.

– Надеюсь, все в порядке.

Нос Миллер приобретает розовый оттенок, но эта девушка не плачет. – Более чем в порядке.

Она поворачивается ко мне с кривой улыбкой. – Спасибо тебе, Кай.

– Это меньшее, что я могу сделать после того, что украл тебя на все лето.

Она выглядит слишком мягкой, слишком уязвимой, чтобы я мог сопротивляться, поэтому я нарушаю ее правила, обхватывая ладонями ее голову, притягивая к своей груди и целуя в макушку. Макс, сидя на другой моей руке, переворачивается к нам, чтобы тоже приложиться к ее голове.

Она смеется, поднимая глаза и смотрит на моего очень довольного сына. – Спасибо, Баг.

Глава 27

Миллер

Вайолет: Пожалуйста, скажи мне, что ты закрепила свои новые рецепты и вернулась к работе на кухне? Кроме того, в следующий вторник состоится фотосессия Food & Wine. Они будут в доме в 6 утра, чтобы все подготовить.

Я: Завершаю приготовление рецептов сегодня вечером. Кай все приготовил специально для меня. Это действительно вкусно. А во вторник я не могу.

У Кая выездная игра.

Вайолет: Ты не можешь воздержаться от одной поездки? Я уверена, что он справится с одной поездкой сам. Это важно.

Я: Нет, я не могу пропустить это. Как насчет следующей пятницы?

Вайолет: Я уточню у координатора съемок. Шеф-повар Мейвен спросил меня, в какой день ты планируешь быть в Калифорнии. Ты помнишь что сегодня 1-е? Ты будешь выезжать из Чикаго в воскресенье, 29-го, верно?

Я: Верно. Через две недели.

Вайолет: Слава Богу. Мир кулинарии скучает по тебе, Миллер. У меня полный почтовый ящик писем от фуд-блогеров, желающих взять у тебя интервью о твоем небольшом летнем перерыве, не говоря уже о том, что за последние пару недель я уже добавила в твое расписание еще один год консалтинговых выступлений!

Я: Отлично. Не могу дождаться.

Вайолет: Твой сарказм звучит громко и ясно, шеф. Это захватывающе. Для тебя это только начало. Увидимся через две недели!

– Это то самое, – объявляет Исайя, указывая на последнюю тарелку, которую я ставлю перед ним.

Он называет каждый мой десерт “то самое” на сегодняшний вечер.

Коди стонет с набитым ртом, глаза Трэвиса расширяются, а мой папа просто гордо улыбается, как и весь вечер. Я поймала себя на том, что сначала ищу его одобрения, прежде чем смотреть на всех остальных.

– А это что такое?

Исайя зачерпывает ложкой второй, но Кай отбрасывает ложку в сторону, чтобы наполнить свою, потому что у него еще не было возможности попробовать.

Я вытираю руки полотенцем, перекинутым через плечо. – Это лимонный творог, глазированный клубникой. Легкий привкус, который вы ощущаете на языке, – это домашний поп-рок в сочетании с розовым сорбетом. Там также есть немного острого перца, который представляет собой горошину перца, в которой немного больше травяных и цветочных нот. Обычно его оставляют для приготовления, но я думаю, что он хорошо сочетается с лимоном.

Все мальчики перестают жевать и смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Когда я говорю о десерте с коллегами, меня понимают, но когда я объясняю это другим, не связанным с отраслью, кажется, что я говорю с ними на другом языке.

– Я понятия не имею, что это значит, – говорит Исайя. – Но это потрясающе, и ты должен сделать это для журнала.

– Мне кажется, вкусовой профиль слишком летний для осеннего выпуска статьи, но я увидела клубнику и лимон и подумала, какого черта. Я немного позабавлюсь и поэкспериментирую.

Я неплохо поэкспериментировала. Готовлю пять новых десертов для мальчиков. Цилиндрик из темного шоколада с кремом-пралине с копченым фундуком, о котором я подумала, когда мы были в пекарне в Бостоне, имел мгновенный успех, и я даже впечатлилась, когда приготовила чизкейк с моцареллой и ежевичным компотом.

Я ничего не сожгла, ни с какой частью приготовления не было проблем. Я была счастлива и взволнована возможностью накормить людей, о которых я стала заботиться, больше, чем я думала, что способна. Я испытываю такое огромное облегчение от осознания того, что я все еще могу преуспеть в том, что у меня получается лучше всего.

– Папа, что ты об этом думаешь?

Единственный человек, на которого я хочу произвести впечатление, откусывает еще кусочек лимонного творога. – Феноменально. Как всегда.

Я чувствую, как моя улыбка сияет в свете ламп на кухне, когда я вижу, как он гордится мной. Вот почему я делаю то, что я делаю, чтобы убедиться, что он знает, что я делаю со своей жизнью нечто такое, чтоб он не жалел что отказался от своей собственной карьеры.

Сегодня я чувствую себя лучше, как будто я на правильном пути к возвращению туда, где я была до того, как на меня обрушилось все давление, и я знаю, что главная причина этого – Кай.

Тот факт, что он организовал это для меня – никто никогда не делал ничего настолько продуманного. Он весь вечер играл в су-шеф-повара, доставая мне ингредиенты по мере необходимости и убирая после того, как я заканчивала. Все это время на его лице была самая гордая улыбка, и я никогда так не любила находиться на кухне, как рядом с ним. Единственное, что могло бы улучшить ситуацию, – это если бы Макс тоже сидел на стойке, но ему давно пора спать.

Сегодня вечером я была чиста и организованна. Совсем не такая, какой бываю, когда пеку с Максом. Я была скорее известным кондитером, который помогает кухням получать звезды Мишлен, хотя у меня все еще были видны татуировки, кольцо в носовой перегородке, и я чувствовала себя на кухне собой, как никогда раньше.

Но самое страшное открытие заключается в том, что я действительно не знаю, как мне вернуться к работе без ободряющих слов Кая, тихо сказанных мне на ухо, или его руки, лежащей на моей пояснице, чтобы проверить, не нужно ли мне чего.

Сегодняшний вечер был идеальным. Да, и Кай был идеальным.

А через две недели его больше не будет рядом со мной.

Я встречаю его у раковины, где он моет посуду, желая быть рядом с ним. Я откидываюсь на стойку, лицом к нему.

– Отличная работа, Миллс, – говорит он, и гордая улыбка тронула его губы.

– Спасибо тебе. И спасибо тебе за сегодняшний вечер. Это было… как раз то, что мне было нужно.

– Чувствуешь себя лучше?

Я киваю, желая приподняться на цыпочки и нарушить собственные правила, прижаться губами к его губам и поблагодарить его. Он такой красивый, такой добрый. Так сильно заботится о своих людях.

Я хочу навсегда спрятаться в его доме, просто чтобы я могла называть себя одним из этих людей.

Вау… Нет, я не знаю.

– Ты такая хорошенькая, – говорит он, продолжая мыть посуду, которой я пользовалась. – Фартук завязан у тебя на талии. Волосы, растрепанные на макушке. Твой творческий ум за работой. Мне нравится видеть, что лощеный кондитер не так лощен под своим костюмом.

– Что ж, тебе повезло, может быть сегодня вечером ты увидишь, что у меня под фартуком.

– Может быть?

Его глаза светлеют от возбуждения. – Мы больше не играем в недотрогу, тебе не кажется?

Я наклоняюсь к нему. – Ты и я, Малакай, никогда не перестанем играть в недотрогу.

Наклонившись, он целомудренно целует меня в макушку, посмеиваясь при этом.

– Вайолет написала сообщение с датой фотосессии. Можно ли в пятницу провести съемку здесь? Перед тем как я уйду с работы.

– Ты можешь делать это когда угодно, Миллс. Даже если мне придется отправиться в путешествие, я позабочусь о присмотре за Максом.

– У тебя сегодня вечером домашняя игра, – говорю я ему. – Я проверила твое расписание, прежде чем предложить эту дату. На следующий день в календаре команды есть что-то под названием "День семьи". Я не уверен, что это такое.

День семьи также приходится на мой день рождения, но Кай этого не знает.

Он проводит губкой по внутренней поверхности миски для смешивания, не глядя мне в глаза. – Это мероприятие, которое руководство команды устраивает, чтобы все семьи собрались вместе на поле. Каждая команда, за которую я играл, принимала такое мероприятие. Там будет еда и напитки, что-то в этом роде. Это во время серии против ”Атланты".

Он наконец смотрит в мою сторону. – Думаешь, ты сможешь пойти на это?

Ему не обязательно это говорить, но я знаю, что ни на одном из этих мероприятий его никто не поддерживал. Я бы предположила, что Исайя всегда был слишком занят своими проблемами, чтобы они могли быть рядом друг с другом, и да, в этом году у него будет сын, но у него также буду я.

– Я уверен, что твой отец хотел бы, чтобы ты был там, – добавляет Кай.

Его тон непринужденный, легкий и отстраненный, именно такой, каким я просила его быть, но он не должен быть отстраненным, когда дело доходит до просьбы о том, чтобы кто-то наконец поддержал его.

Кладу руку ему на предплечье, провожу кончиками пальцев по тонкой коже с внутренней стороны. – Я буду там, – говорю я убежденно. – Для тебя.

Я не упускаю из виду, как смягчается выражение его глаз, прежде чем он возвращается за стол, чтобы проведать своих товарищей по команде и тренера, напоминая мне, что они здесь, и, возможно, удивляясь, почему я вдруг не против немного поработать с КПК.

Я кладу голову ему на бицепс, обхватываю его руку, чтобы удерживать, пока он моет посуду, на данный момент забывая о своих правилах. – Спасибо тебе за сегодняшний вечер.

Он прижимается щекой к моим волосам. – Я бы все сделал для тебя, Миллер.