Текст книги "Правильный ход (ЛП)"
Автор книги: Лиз Томфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)
Глава 38
Миллер
– Как все прошло? – Спрашивает Вайолет, следуя за мной по шумной кухне, пока я спешу готовить ужин.
– Это было прекрасно. Так же, как и все другие интервью в блоге на этой неделе. Прекрасно.
Заходя в гардеробную, я использую планшет в руке, чтобы провести инвентаризацию доставленных сегодня фрутов в ресторан «Maven», чтобы убедиться, что на кухне их хватит до следующей доставки в среду.
– Окей, отлично, – продолжает Вайолет, входя в прихожую, опустив голову и листая свой iPad. – Поскольку ресторан завтра закрыт, на завтрашнее утро у меня запланировано еще одно интервью с известным блогером, известным под псевдонимом «Pinch of Salt».
– Ты действительно думаешь, что это необходимо?
Я мысленно осматриваю полки, пересчитывая ящики с хурмой, грушами и инжиром. – Завтра днем у меня собеседование с «Food & Wine» и я уверена, что сейчас все, кому не насрать, прекрасно знают, что я вернулся к работе.
– Миллер, мы извлекаем выгоду. Куй железо, пока горячо.
– Ну, я бы действительно хотела, чтобы железо остыло, черт возьми, чтобы я могла перевести дух. С тех пор как я приехала в Лос-Анджелес, у меня не было ни минуты одиночества, если только я не принимала душ или не спала.
– Да, именно так. – продолжает Вайолет, опустив нос и просматривая мое расписание. – Как ты относишься к тому, чтобы взять несколько телефонных интервью, пока ты принимаешь душ? Знаешь, по-настоящему использовать каждую минуту дня.
Я поворачиваюсь к ней. – Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.
– Конечно я шучу. Ты оставила свое чувство юмора в Чикаго?
Чувство юмора. Сердце. Думаю, и то, и другое все еще там.
– Вот что я сделаю, я скажу Pinch of Salt, что вместо этого это будет короткая беседа во вторник. Это даст тебе выходной завтра утром перед собеседованием с Food & Wine.
Я киваю. – Я могу это сделать.
Входная дверь распахивается, и появляется Дженни, одна из двух поваров десертов, с коробкой малины в руке. – Шеф, у нас проблема.
На кухне у нее за спиной царит хаос, оживленные люди спешат подготовиться к обеду.
– Малина, которую доставили сегодня, кислая. Настоящая кислинка.
Я беру одну из картонки и подношу к носу. Она права, они гораздо более кислые, чем сладкие, но я отправляю их в рот, чтобы убедиться.
Черт. Они невкусные, а в меню на сегодняшний вечер у меня мусс из белого шоколада с малиновым кремом, который я разрабатывала последние два дня и готовила вторую половину дня, за вычетом часа, который я потратила на интервью с еще одним фуд-блогером
– Они все такие? – Спрашиваю я.
– Все они. Может быть, мы могли бы заменить их ежевичным кремом? Их тоже доставили сегодня, но они выглядят неплохо.
– Нет. У него не будет нужного послевкусия.
– Да, шеф. – Взгляд Дженни снова фокусируется на своих ногах.
– Хотя это неплохая идея, – быстро поправляю я. – Ежевика немного терпковата для этого блюда, но ты соображаешь на ходу. Мне это нравится.
Уголки ее губ слегка приподнимаются. – Спасибо, шеф.
Мой взгляд устремляется к коробке груш, которые тоже были доставлены сегодня. Они предназначены для блюда для груш-пашот, которое я запланировала на ужин во вторник, но о будущем я подумаю позже.
– Избавьтесь от малины. Скажите шеф-повару Мейвену, что мы убираем мусс и заменяем его на десерт из груш-пашот, который я запланировала на вторник. Фисташковое суфле остается. И не могли бы вы подойти к морозилке и проверить, на месте ли шоколадный щербет?
– Да, шеф.
– И, пожалуйста, убедитесь, что шеф-повар Мейвен знает, почему мы меняем меню. Вашей кухне нужны надежные поставщики, а этот, похоже, не из таких.
– Конечно, шеф.
Мы с Вайолет выходим вслед за ней, и мой агент следует за мной по пятам, пока я продолжаю приводить в порядок кухню.
Сегодня мой пятый ужин в Luna's, ресторане шеф-повара Мейвена в Лос-Анджелесе. Консультируя, я обычно не нахожусь на линии, если только не отвечаю на звонки, но мне нравится проводить первые пару недель на новой работе прямо здесь, в гуще событий, выясняя, как они общаются и каково их принцип работы.
Это помогает мне адаптировать меню к их кухне.
– Вайолет, мы собираемся начать обслуживание, – напоминаю я ей, приводя в порядок свое место.
Моя стопка чистых полотенец для посуды лежит так, как я люблю, а ножи готовы и разложены в нужном порядке.
– Миллер, я хотела показать тебе статью Food & Wine. Мне прислали ее сегодня утром. Выглядит потрясающе, а фотографии фантастические. Все готово. Им просто нужно добавить ваше интервью, и оно будет отправлено в печать.
Вайолет снова уткнулась носом в свой iPad, просматривая электронную почту в поисках статьи.
– Ви, ты не могла бы показать мне позже? Сегодняшний вечер какой-то безумный из-за нового десерта, я не была готова представить до конца этой недели.
– Конечно, шеф.
Она прекращает свои поиски.
– Ты ела сегодня? Тебе нужно поесть для прилива сил.
Luna's каждый день перед началом работы готовит ужин для персонала. Я пока не смогла принять участие ни в одном из них, поскольку использую это время для интервью со всеми, кто хочет узнать частичку меня.
– Я что-нибудь возьму.
Но я не голодна и не могу вспомнить, когда ела в последний раз.
Я снова окидываю взглядом свое рабочее место, убеждаясь, что у Дженни и Патрика, двух поваров, отвечающих за десерты, все готово к сегодняшнему вечеру.
Помимо груши-пашот, которую нужно немного подогреть, мы готовы.
Через проходное окно я замечаю, как шеф-повар Мейвен выходит на позицию, подавая знак, что двери вот-вот откроются и начнется обслуживание.
– Вайолет, мне пора на работу.
– Хорошо. Твой телефон у меня. Где его оставить?
– Не могла бы ты оставить его на ресепшене? Сегодня мне он не нужен.
– У тебя получилось! Приятной работы.
– Вайолет.
Я указываю на свой телефон в ее руках. – Какие-нибудь важные звонки или сообщения?
Она колеблется. – Вообще-то, важное электронное письмо. Фотограф со съемки Food & Wine прислал по электронной почте изображение, которое не попало в редакцию журнала. Тебе стоит его посмотреть. Это прекрасно.
Мое сердце сжимается от разочарования. Еще один день без вестей от него.
– Я посмотрю позже. Спасибо.
– Мне нужны два омара болоньезе, – объявляет шеф-повар Мейвен в своей очереди. – Джереми, поменьше трюфельной пены на Болоньезе. Твоя начинка становится слишком густой.
– Да, шеф.
– Шеф Монтгомери, у вас наготове два суфле. Шестой и десятый столики.
– Да, шеф.
Я смотрю на дверцу духовки, проверяя количество выпекаемых блюд.
У «Maven» все в порядке, но в ее штате нет ни одного человека, который не был бы на высшем уровне.
Я выбрала этот ресторан, потому что мне не терпелось поработать здесь, поскольку они проводили семинар, когда я училась в кулинарной школе. Однако сегодня только вторая ночь, когда у меня есть шанс поработать бок о бок с ними.
Руководители проводят на своей кухни только две ночи в неделю, позволяя своему заместителю делать все остальное. Они работают над заказом, составлением меню и приготовлением блюд в течение дня, затем доверяют персоналу линию обслуживания ужина, а сами отправляются домой.
– Шеф Монтгомери, мне нужен один «Банан Фостер».
Впервые за сегодняшний день мое сердце замирает, а руки застывают на тарелке, над которой я сейчас работаю.
«Банановый Фостер» заказывают редко. Это вегетарианский вариант, не входящий в меню, обжаренный банан в соусе, похожем на карамель, и веганским мороженым со вкусом ириса.
И я не могу слушать, как его заказывают, не думая о Максе, потому что да, что-то такое простое, как бананы, заставляет меня скучать по нему и по нашим совместным дням на кухне.
Вот так просто я возвращаюсь к тому слезливому прощанию семь дней назад. Как больно было уезжать из Чикаго, оставив всех за пределами стадиона. Как маленькие голубые глазки Макса наполнились слезами, хотя он понятия не имел почему, только то, что увидел, как мы с его отцом плачем.
Я убеждена, что мое сердце вырвали из груди и бросили с двумя парнями за две тысячи миль отсюда, и единственное, что хорошо в том, что я так занята собеседованиями и сменами на производстве, это то, что по большей части я могла отключиться в это время и просто работать.
Залезая в карман поварского халата, я провожу пальцами по картону, который всегда ношу с собой. Открытка, которую они мне подарили, – единственная в моей жизни поздравительная открытка, эти два парня разрушили меня до такой степени, что я не только сохранила ее, но и держу как можно ближе к себе.
– Шеф Монтгомери? – спрашивает Мейвен, когда я не отвечаю на ее заказ.
Я вытаскиваю руку из кармана и быстро бегу к раковине, чтобы вымыть их. – Да, шеф. Извините, шеф.
Зачесав волосы назад и надев поварской халат, я пытаюсь сосредоточиться на текущей задаче – пережить эту смену. Затем повторить это завтра. С другой стороны, каждый последующий день я молюсь, чтобы эта тоска по дому начала ослабевать.
Перекинув полотенце через плечо, я начисто вытираю край тарелки и передаю заказ Мейвен, стоящему по другую сторону проходного окна.
– Прекрасно, шеф, – говорит она, бросая на меня быстрый взгляд, прежде чем я возвращаюсь на свое место.
Она не ошибается. Это потрясающе. Проблема больше не в том, что я не могу выполнять свою работу.
Проблема в том, что сейчас я этого не хочу.
Дом, который сняла для нас с Вайолет, расположен на Голливудских холмах, просторный и дорогой, с огромными окнами, так что все в долине внизу могут видеть, насколько я одинока.
Когда я возвращаюсь туда после очередной поздней ночи в ресторане, я включаю света ровно столько, чтобы принять душ и выпить стакан воды, хватаю телефон со стойки, прежде чем снова выйти на улицу и уснуть в своем фургоне, припаркованном на подъездной дорожке.
Этот дом, может быть, и прекрасен, но он пуст без игрушек Макса, разбросанных по гостиной, или посуды, громоздящейся в раковине. Он слишком первозданный. Слишком идеальный. Это делает слишком очевидным, как сильно я по ним скучаю.
В фургоне так же одиноко, но в нем так тесно, что я могу объяснить, что нехватка места – причина, по которой Кай не в постели рядом со мной.
Боже, я скучаю по нему.
Я скучаю по его запаху, по его улыбке – твёрдой и уверенной. Я скучаю по его объятиям и его ошеломляющей поддержке. Последние семь дней я чувствую себя так, словно сошла с ума.
Но я сама хотела быть здесь, без него.
Время перед сном – худшая и лучшая часть моего дня. Это когда одиночество начинает наваливаться, потому что это единственная свободная минута в моем дне, чтобы подумать о них, сосредоточиться, хотя в моем сердце каждый час ощущается боль и пустота из-за того, что я скучаю по ним.
Мы не разговаривали с того утра, когда я уехала из Чикаго. Мой отец проверял меня каждые несколько часов во время моей двухдневной поездки, и когда я добралась до Калифорнии и спросила его, почему он вдруг решил стать опекаемым родителем, он просто сказал: «Кай попросил меня об этом».
Общение только усложнило бы ситуацию. Это моя жизнь, а там его. Тешила ли я себя мыслью, что это могло быть и у меня тоже? Конечно. Я все еще хочу этого? Да, безусловно, но у меня здесь есть обязанности. Ответственность за эти кухни, ответственность перед моим отцом за то, чтобы сделать что-то впечатляющее в той жизни, которую он дал мне. Я также несу ответственность за то, чтобы соответствовать награде Джеймса Бирда, которую я получила. Несу ответственность перед редакторами, которые решили поместить меня на обложку своего журнала.
Должно быть, так чувствует себя Кай. Ответственный перед всеми остальными, постоянно пытающийся поступать правильно по отношению к другим и редко выбирающий что-то для себя.
Однако этим летом он принял одно эгоистичное решение, и я должна сказать, это было лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Забравшись в постель, я натягиваю одеяло до груди, прежде чем проверить телефон впервые за вечер.
Меня ждет несколько сообщений, но прежде чем я прочитаю хоть одно из них, я сразу же отправляюсь в Интернет, чтобы найти результаты сегодняшней игры Кая. Сегодня был его второй старт с тех пор, как я уехала и его последняя игра была не лучшей.
И, судя по заголовкам, сегодняшний день был еще хуже.
"Warriors" проиграли пять к двум, и Кай был снят в третьем иннинге.
Короткий видеоклип показывает момент, когда его увели вместе с моим отцом, когда они встретились на насыпи. Они недостаточно увеличены, чтобы я могла получить четкое изображение его лица, но я прекрасно могу прочесть язык тела Кая. Он расстроен. Не зол, но эмоционален. Мой отец кивает ему, и Кай убегает с поля, прямо через блиндаж, в здание клуба и исчезает из поля зрения камеры.
В этом то и есть моя вина.
Он не в порядке из-за меня.
И я только могу притворяться в рабочее время, я так же далеко не в порядке.
Слезы уже жгут мне глаза, когда мое внимание падает на фотографию в рамке, которую Кай подарил мне на день рождения. Я положила голову ему на колени, и его сын спал на мне.
Я скучаю по ним. Я болею за них, и я злюсь на Кая за то, что он сломал меня таким образом, за то, что заставил меня чувствовать, когда я провела так много своей жизни без привязи.
Я ненавижу то, что так сильно люблю его.
Так что плохого в одном маленьком сообщении? Одно крошечное сообщение, чтобы напомнить ему, что я думаю о нем.
Но время на верхней панели моего телефона ослепляет меня осознанием того, что уже почти три часа ночи. Это напоминает мне, что Кай просил меня не давать ему никакой надежды.
Это напоминает мне, что лето закончилось.
Несмотря на поздний час, приходит сообщение от шеф-повара Мейвена.
Maven: Извините, наши пути не часто пересекались на этой неделе! Встретимся завтра утром в ресторане за чашечкой кофе, и мы сможем обсудить твои идеи по поводу меню?
Вот и конец моему выходному дню, на который я надеялась. Но, наверное, это и к лучшему, что я не даю себе времени подумать.
Я: Звучит заманчиво. Тогда и увидимся.
Наконец-то пробравшись к другим сообщениям, я нахожу сообщения от Кеннеди, Исайи, Инди и моего отца.
Ничего от Кая. Я думаю, это его способ быстрее двигаться дальше.
Меня может затошнить от одной мысли об этом. У них в жизни есть другая женщина, кто-то другой, любящий Кая и Макса так же, как я. Это то, чего я должна хотеть для них, верно? Иметь все, чего я не могу им дать. Все, чего они заслуживают.
Тогда почему я лежу здесь и плачу в постели при этой мысли?
Это тоже его вина. Раньше я никогда не плакала. Раньше я ничего не чувствовала. Теперь как будто прорвало плотину, и это превратилось в безостановочный поток, льющийся из моих глаз, пока я не на работе. До них я никогда ни в ком не нуждалась, и теперь я лежу здесь, отчаянно рыдая посреди ночи на Голливудских холмах, потому что в Чикаго есть бейсболист и его сын, по которым я скучаю. Которых я люблю.
Который не может быть у меня, потому что ничто в нашей жизни не совпадает.
Моргая сквозь слезы, я нахожу сообщение от отца.
Папа: Я уверен, ты видела обзор игры. Позвони мне как-нибудь, чтобы мы могли поговорить. Я скучаю по тебе, Милли.
Я без колебаний звоню ему, нуждаясь в том, чтобы услышать его голос, чтобы кто-то сказал мне, что я приняла правильное решение, вернувшись к работе, потому что прямо сейчас мне кажется, что все это неправильно. Я знаю что он, найдет то, что я делаю, впечатляющим.
Телефон звонит до тех пор, пока вызов не переходит на голосовую почту, потому что, конечно же, так оно и есть. Сейчас середина ночи.
– Привет, папа, – говорю я в трубку, прочищая горло в надежде, что он не заметит, что я плачу. – Просто звоню, чтобы поздороваться и сказать, что скучаю по тебе. Я действительно скучаю по тебе. Но здесь все идет отлично.
Боже, неужели я не в состоянии, чтобы сказать, что я полна дерьма?
– Завтра днем у меня интервью для Food & Wine, так что… это захватывающе. Я видела вашу игру.
Я изо всех сил стараюсь не спрашивать, но ничего не могу с собой поделать. – С Каем все в порядке? Надеюсь, что это так.
Я выдыхаю грустный смешок. – Но я также надеюсь, что он чертовски скучает по мне, потому что я скучаю по нему. И по тебе. Я очень скучаю по тебе, папа. Я хотела бы, чтобы ты был здесь, потому что я скучаю по твоему присутствию. Я, наверное, привыкла к этому летом. Раньше у меня намного лучше получалось путешествовать круглый год.
И я говорю бессвязно.
– В любом случае, позвони мне, когда сможешь, и я обязательно отвечу. Я люблю тебя. Очень сильно. Скоро поговорим.
Одиночество снова наваливается на меня, когда я вешаю трубку и лежу в своем тихом фургоне, где слышны только мои рыдания.
Я ненавижу это место, но этот тихий момент – единственное место, где я могу быть честна с собой.
Я снова нахожу просматриваю сообщения, надеясь, что что-нибудь от моих друзей заставит мою жалость к себе на секунду заткнуться.
Кеннеди: Проверяю, как ты. Как дела в ресторане? Исайя не перестает писать мне о том, не стоит ли ему сменить песню для выхода, а затем продолжает спрашивать, какая у меня любимая песня, ну, ты знаешь, на случай, если он захочет ее использовать. И я скучаю по тебе!
Наконец-то у меня вырывается искренний смех.
Исайя: Вот твоя суточная доза Макса. Вчера он научился произносить “кряк", но произносит свое “К” как “Т", так что это было забавно слышать. Я снял для тебя видео. Мы скучаем по тебе, Горячая Няня.
Он отправляет ввиде, там Макс сидит у него на коленях в центре клуба "Warriors".
– Макси, что это? – Спрашивает Исайя, указывая на книгу, которую они читают, кажется, о гигантской утке-крякве.
– Большой трах! – говорит Макс, очень горд собой.
Здание клуба вокруг него взрывается смехом, а Макс просто сидит и хлопает сам себе, и остальная команда тоже присоединяется к нему.
Камера быстро переключается на Кая, который сидит в своей раздевалке, качая головой, на его лице пробивается слабая улыбка, прежде чем видео резко обрывается.
Я смотрю это снова с улыбкой на лице, замечая там Коди, Трэвиса и Кеннеди, но затем ставлю видео с Каем на паузу.
Даже когда ему грустно, он потрясающе красив.
Я прокручиваю вниз второе сообщение Исайи.
Исайя: Как ты думаешь, какая любимая песня Кеннеди?
И, наконец, сообщение от Инди.
Инди: Мы скучали по тебе и твоим десертам за семейным ужином сегодня вечером. Но больше всего мы скучали по тебе! Я бы хотела, чтобы ты была здесь в следующие выходные.
Инди и Райан женятся в следующие выходные. Жаль, что мой график не позволяет мне поехать, но я отправлю им подарок.
Впервые в жизни у меня есть друзья. У меня есть люди, по которым я скучаю, за которых я переживаю. Люди, которые находятся в тридцати минутах езды друг от друга, в то время как я нахожусь здесь, на другом конце страны, пытаясь сделать себе имя в карьере, вокруг которой когда-то вращалась вся моя жизнь.
Я не знаю, как так много могло измениться за восемь недель. Это кажется невозможным. И неразумно принимать поспешные решения, основываясь на этих коротких двух месяцах. Но решение, которое основано на годах напряженной работы, кажется неправильным. Но также кажется, что это то, что я не могу изменить.
Слезая с кровати, я беру фотографию в рамке, которую Кай подарил мне на день рождения, и приношу ее в свою кровать. Я оставляю его прямо здесь, рядом со своей подушкой, потому что мне грустно, и я не знаю как справиться со всеми этими обретенными эмоциями.
Эта фотография – все, что у меня есть о Кае и Максе, пока я ухожу в погоню за мечтой, которая больше похожа на кошмар.
Глава 39
Миллер
Я просыпаюсь и пытаюсь сориентироваться.
Я в Чикаго.
Кровать Кая.
Улыбка немедленно расцветает на моих губах, пока я моргаю, прогоняя сон, оглядываясь вокруг в поисках его.
Только я не в его постели. Я в своем фургоне.
Я в Лос Анджелесе
Мой желудок сжимается точно так же, как в первый день без него, потому что каждое утро, когда я просыпаюсь, до меня доходит, что я в двух тысячах миль отсюда.
Ко мне приходит осознание того, что сегодня я не буду печь на их кухне, не услышу поддержки Кая, не смогу поцеловать его. И вместо того чтоб играть днем с Максом, я буду у Луны, чтобы встретиться с Мейвен по поводу изменений в ее меню.
Потягиваясь, я выбираюсь из кровати, но как только мои ноги касаются пола, фотография в рамке, с которой я спала, разбивается с явным треском.
Нет, нет, нет. Я слишком хрупкая для этого прямо сейчас.
Я осторожно поднимаю ее. Стекло из рамы полностью расколото, центр трещины находится прямо у меня на лице.
Это кажется логичным.
Жалкое рыдание подступает к моему горлу, потому что да, теперь я тот человек, который может плакать над сломанной рамкой. Я думаю, это именно то, что происходит, когда вы начинаете формировать привязанности.
Я осторожно кладу его вверх фотографией на прилавок, обещая купить новую рамку на обратном пути со встречи с Мейвен. Я разжимаю зубцы, ослабляя заднюю панель, чтобы вытащить фотографию, надеясь, что она не поцарапалась при падении.
И когда я разбираю эту штуковину, становится виден почерк Кая, прямо там, на обратной стороне фотографии.
Наши имена – Макс, Миллер и Малакай сопровождаются датой и годом с небольшой надписью внизу.
Я надеюсь, что ты найдешь свою радость, потому что благодаря тебе мы нашли свою.
И вот так, на восьмой день, я снова полностью разрушена.
– Я слежу за вашей карьерой с тех пор, как училась в кулинарной школе, – признаюсь я, как настоящая фанатка. – Вы провели четырехдневный семинар по бриошам. Смешивание, придание формы, расстойка, выпечка – все это, и я не думаю, что когда-либо раньше меня так волновал хлеб.
– Я помню это. Думаю, я набрала около тридцати фунтов, разъезжая по стране и преподавая это.
Мейвен подносит свой эспрессо к губам. – Вы впечатляете, шеф. Мне понравилось наблюдать за вами на линии вчера вечером.
– Ваша кухня… хорошо отработана.
Я дую на свой чай, помогая ему остыть.
– Они лучшие, и я с нетерпением жду, когда вы присоединитесь к нам на следующие три месяца. Мне не терпится узнать, о каких изменениях вы думаете в десертном меню.
Я достаю свой блокнот и ручку, кладу их на стол между нами. Страницы заполнены идеями о том, как сочетать все свежие осенние калифорнийские фрукты. Я не знаю, вдохновение ли посетило меня с тех пор, как я попала сюда на прошлой неделе, но вместо этого я боюсь позволить своему разуму успокоиться. Это даст ему возможность скучать по тому, что я оставила позади.
– В моем мозгу шевелится блюдо с гранатом, с которым мне не терпится поэкспериментировать, – объясняю я, пока Мейвен листает страницы моего блокнота.
– Почему вы не открыли свою собственную кондитерскую? С вашим именем в проекте появилась бы очередь через квартал.
– Я… э-э-э… никогда не испытывала желания оставаться на одном месте достаточно долго, чтобы сделать это. Мне нравилось жить в новом городе каждые три месяца.
Она кивает, продолжая листать мои записи. – Тебе все еще это нравится?
– Что?
– Ты сказала «нравилось». Тебе это все еще нравится?
Ее карие глаза поднимаются от страниц и я понимаю что просто сижу молча.
Я делаю глоток чая. – Не буду врать, теперь это идея не кажется мне такой привлекательной.
Она хихикает, закрывая блокнот и отодвигая его обратно на мою сторону стола. – Мой совет после двадцати лет работы в индустрии, перестаньте демонстрировать свой талант другим людям. Напиши на нем свое имя и получи его в собственность.
Она снова подносит кофе к губам, улыбаясь из крошечной чашечки. – Конечно, после того, как ты закончишь немного со мной этой осенью.
Посмеиваясь, я убираю блокнот обратно в сумку.
– Жаль что у нас еще не было возможности вот так посидеть, – продолжает она. – Ты знаешь, как много время нужно на подготовку, и я уверена ты заметила что я работаю только в две обеденные смены в неделю.
По четвергам и воскресеньям, если быть точными.
– Шеннон, твой заместитель, тоже великолепна. Кухня действительно уважает ее.
– Она – палочка-выручалочка, у меня есть человек, которому я доверяю, она управляет делами, пока меня здесь нет. Когда я решила открыть Luna's после рождения моей дочери, я пообещала себе и своей семье, что работа будет на втором месте. Это сложный баланс. Я уверена, вы понимаете о чем я, эта индустрия не способствует созданию семей.
– О, я прекрасно осведомлена об этом.
– Но мне нравится это.
Она обводит рукой столовую. – Управлять кухней, составлять меню. Доверять своим сотрудникам – вот способ получить и то, и другое.
Она допивает свой эспрессо, отодвигая от себя блюдце. – Итак, что вам больше всего нравится во всем этом, шеф? Это хаос? Удовольствие от напряженной ночи? Креативность? В чем твое «для чего»?
Я говорю без колебаний: —Кормить людей, которых люблю.
Мейвен захлебывается собственной слюной от смеха. – Тогда какого черта ты здесь делаешь? Я не могу сказать тебе, когда в последний раз готовила для любимого человека. Теперь это все критики и изысканная кухня. . Как они себя называют? Гурманы? Но это то, что мне нравится больше всего, – кормить людей, которые хотят такой еды.
Я не отвечаю, используя свой чай, чтобы чем-то занять рот.
– Этот твой маленький летний перерыв, – заполняет тишину Мейвен.
– Ты названа лучшим кондитером года и исчезаешь. Ты всколыхнула мир кулинарии Миллер, и для меня большая честь быть твоей первой кухней, после возвращения домой. Но ты должна сказать мне, что, черт возьми, это было?
Скажу ли я ей правду о своем выгорании и давлении? Будет ли она смотреть на меня свысока из-за этого? Осудит меня? Использует это против меня?
Я действую осторожно, но честно. – Я чувствовала что начинаю перегорать.
– Правда? – она приподнимает бровь.
Я отвожу от нее взгляд и она продолжает.
– Я попала в это место около четырех лет назад. Конечно, на тот момент мне было двадцать пять лет. Я уехала, и у меня родилась дочь. Я нашла в ней новую страсть к жизни, но мне все еще хотелось быть здесь.
Она постукивает пальцем по столешнице, имея в виду свой ресторан. – Ты не возражаешь, если я дам тебк совет? От старого шеф-повара, молодому?
Я смеюсь. – Ты не старая, но да, пожалуйста, сделай это.
– Если ты когда-нибудь почувствуешь, что действительно утратила свою страсть к этому, уволься. Твоя еда никогда не раскроет потенциал, потому что ты не раскроешь свой. Эта карьера не для слабонервных. Ты будешь терпеть поражение изо дня в день. Если ты сомневаешься в том, что приняла правильное решение, то ты уже приняла его неверно. Найди свою страсть, Миллер. Найди то, что заставляет тебя вставать с кровати каждое утро, и если это не кухня, тогда нужно уйти.
Ну, черт возьми, неужели я настолько очевидна?
– Это то, в чем я хороша.
– О, у тебя это чертовски здорово получается. Но знаешь, если тебе не нравится то, чем ты занимаешься, то стоит это оставить позади.
– Это действительно не так просто, шеф. У меня есть список брони на четыре года на кухни, я не могу просто уйти.
– У вас подписаны контракты? Была ли произведена предоплата?
– Просто устные соглашения.
Она отмахивается от меня, как будто говорит, что я никому ничего не должна, имея только устный контракт.
Мне больше нечего добавить к этой части разговора, потому что летом в моей голове все перевернулось.
– Хорошо, мисс девушка с обложки «Food & Wine». Мейвен хлопает в ладоши, ставя важные вопросы на паузу. – Мне нужно знать об этих сверхсекретных рецептах. И где вы в итоге сделали фотографию для обложки? Они позвонили, чтобы получить мое разрешение на съемки здесь, но потом перезвонили и сказали, что у них есть съемочная площадка в Чикаго.
Площадка в Чикаго. Я могла бы посмеяться. Там была прекрасная кухня в чьем-то доме, где бегал малыш.
– Этим летом я помогала своему отцу в Чикаго. Он бейсбольный тренер, и у его стартового питчера есть сын, которому на пару месяцев понадобилась няня. Мы сделали снимки у него на кухне. Вообще-то… – я достаю телефон из кармана. – Вайолет прислала макет статьи. Им просто нужно добавить интервью, которое мы проводим сегодня днем.
Мы с Мейвеном придвигаем наши стулья поближе, пока я просматриваю свои электронные письма, находя то, которое переслала Вайолет. Как только я открываю его, на экране появляется снимок обложки.
Она размыта на заднем плане, но она есть. Кухня, в которой я создала так много воспоминаний. Я стою перед ним в поварском халате, скрестив руки на груди.
Но самое тревожное на этой фотографии – то, насколько несчастной я выгляжу. Неужели никто больше не заметил этого, когда выбирал снимки?
– Вау, – выдыхает Мейвен. – Потрясающее фото, Миллер.
Я не отвечаю, прокручивая страницу вниз, чтобы найти изображения моих десертов и рецептов, которые к ним прилагаются. Есть еще фотографии, на которых я взбиваю, разбиваю яйцо. Я выгляжу такой же несчастной.
– О! – восхищается Мейвен. – Нам нужно представить этот цилиндр из темного шоколада этой осенью.
Десерт, о котором я подумала, когда была в Бостоне с Каем.
И снова мне хочется плакать, рассыпаться, раствориться в ничто, потому что он повсюду.
Он был так обеспокоен тем, что заметил мое отсутствие в своем доме, но я нахожусь за две тысячи миль отсюда, и этот человек присутствует в каждом моменте моей жизни.
Так, как ему и положено быть.
Я стряхиваю с себя это, пытаясь справиться со своими эмоциями.
– Вайолет сказала, что фотограф прислал снимки, которые не получились. Я уверена, что там есть и другие ракурсы десертов. Чизкейк с моцареллой получился прекрасным.
В своих электронных письмах я нахожу сообщение фотографа со строкой темы, в которой говорится: – Подумал, что тебе стоит увидеть это.
Я нажимаю на фото, позволяя ему загрузиться, но как только это происходит я понимаю, что там нет фотографий десертов. Никаких фото меня и кухни.
Прилагается только одна фотография. Я в поварском халате, держу Макса на руках с такой широкой улыбкой, что моих глаз почти не видно. Он такой же счастливый в моих объятиях, с широкой счастливой улыбкой, и я смотрю на него так, словно он – все, чего не хватало в моей жизни.
Должно быть, это было в тот момент, когда Макс, пошатываясь, появился на съемочной площадке, прямо перед тем, как Сильвия разозлилась на меня за то, что я посмела помять мой китель.
Нельзя отрицать, что радость на моем лице на этой фотографии несравнима с той, что попала на обложку.
– Это твой сын? – спрашивает Мейвен, глядя на экран через мое плечо.
– О, – вздрагиваю я, на мгновение забывая, что она здесь. – Нет. Это Макс. Маленький мальчик, за которым я присматривала.
– Интересно.
– Что?
– Ты смотришь на него так, как я смотрю на Луну – на мою дочь, а не на ресторан.
Со своей новой рамкой в руках я благодарю водителя такси, когда он высаживает меня перед арендованным домом на Голливудских холмах. Парковка в Лос-Анджелесе – настоящая сука, поэтому я брала такси и оставляла свой фургон припаркованным здесь на подъездной дорожке.
