Текст книги "Правильный ход (ЛП)"

Автор книги: Лиз Томфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава 17

Кай

– Папа.

Сладкий аромат сахара наполняет мой нос, когда я делаю глубокий вдох.

– Папа.

Мое тело вжато в матрас, мои руки обнимают… Миллер.

Миллер в моей постели, вернее, я в ее.

Снова делая вдох, я притягиваю ее ближе, пока все ее тело не оказывается на мне, а голова не утыкается в изгиб моей шеи.

Она похожа на рай. Теплая и уютная. Она также похожа на мою.

– Папа.

Я резко открываю глаза и вижу своего сына возле кровати, сидящего на руке Монти, они оба смотрят на нас сверху вниз.

Макс улыбается. Монти – нет.

– Дерьмо, – выдыхаю я.

Я тридцатидвухлетний мужчина, которого чей-то отец застал в постели.

– Ну, я не уверен, как я собираюсь вычищать эту картину из своего мозга, – сухо говорит он.

Миллер шевелится, когда слышит голос отца, но этого недостаточно, чтобы полностью разбудить ее. Вместо этого она еще сильнее прижимается ко мне, закидывая ногу на мои бедра, где у меня начинается бушующий приступ утреннего стояка. Я как нельзя более благодарен судьбе за то, что на этой гостиничной кровати есть толстое стеганое одеяло.

– Папа, – снова говорит Макс, и Монти кладет его на матрас, позволяя ему подползти к нам.

– Привет, Макси.

Мой голос звучит по-утреннему хрипло, когда он взбирается по моему торсу.

– Я скучал по тебе прошлой ночью.

Он устраивается у меня на животе, кладет голову мне на грудь и смотрит на спящую девушку. Я обхватываю рукой его маленькое тельце, так, что они оба оказываются в моих объятиях, и он осторожно протягивает руку, чтобы коснуться ее кольца в перегородке. Этого легкого прикосновения достаточно, чтобы разбудить ее, и, когда она открывает глаза, она смотрит прямо на моего сына, на ее губах расцветает сонная улыбка.

– Доброе утро, Баг.

Он улыбается ей в ответ.

Этот момент был бы намного приятнее, если бы они вдвоем уютно устроились у меня на груди, и если бы Монти все еще не смотрел на меня сверху вниз.

– Доброе утро, Милли, – приветствует ее отец.

Миллер резко оборачивается, понимая, что он здесь. – Какого черта, пап? – спрашивает она, быстро накрываясь одеялом, не то чтобы тут было что скрывать.

Ей повезло, что ей не приходится иметь дело с таким бешеным стояком, как у меня сейчас.

– Туз, – начинает Монти, направляясь обратно в мою комнату. – Я думаю, нам стоит поговорить.

– Я не думаю, что мы должны это делать.

– Тащи сюда свою задницу!

Миллер закатывает глаза, переваливается на другую сторону кровати взяв Макса с собой, щекочет ему живот, чтобы он был занят, пока я пойду беседовать с ее отцом.

После того, как я справляюсь со своими делами в ванной, я встречаюсь с Монти в своей комнате, закрывая за собой смежную дверь.

– Это не то, что ты мог подумать, – говорю я ему, отыскивая рубашку, чтобы прикрыть грудь.

– Мне насрать, как это выглядит. Чем вы двое занимаетесь, не мое дело, но Милли уезжает меньше чем через два месяца.

Я замолкаю на полуслове. – Какого черта все чувствуют необходимость постоянно напоминать мне об этом?

– Потому что я забочусь о тебе.

– Ну, ты не обязан этого делать. Я спал там только потому, что твоя храпящая задница занимала всю мою кровать.

На его губах появляется улыбка.

– Я серьезно, Монти. Пожалуйста, не трать свое время на речи чрезмерно заботливого отца. В этом нет необходимости.

Он поднимает руки вверх. – Это не то. Я просто хотел поговорить с тобой, потому что у Миллер есть своя жизнь, к которой она собирается вернуться.

– Иисус, я знаю это, хорошо?

– Позволь мне закончить, – говорит он. – У Миллер есть жизнь, к которой она возвращается, жизнь, ради которой она надрывала задницу. Вы двое взрослые люди. Чем бы ты ни занимался в свободное время, это касается вас двоих, но я прошу – нет, я говорю тебе, если наступит момент, когда ты захочешь попросить ее не остаться, – сначала поговори со мной.

Какого черта? Я бы никогда не попросил ее об этом. Я знаю, что значит для нее это лето. Прошлой ночью, когда она дала мне время прервать наш поцелуй, она ясно дала понять, что она просто пройдет мимо. Ее ждет мечта всей ее жизни.

– Все совсем не так.

Монти пожимает плечами. – Просто имей это в виду. Приходи ко мне, если это изменится для тебя.

Глава 18

Миллер

Вайолет: Не хочу быть придирчивой, но, пожалуйста, скажи мне, что ты готовила выпечку. У тебя есть пять недель, пока рецепты не попадут в журнал.

Миллер: Начинаю с сегодняшнего дня.

Вайолет: Начинаешь?!

Смазывая сотейник сливочным маслом, я убавляю огонь на плите с одной конфоркой. Удобно иметь мини-кухню в моем фургоне, но пламя немного неравномерное, сковорода нагревается с разной скоростью, поэтому, мне приходится работать медленно, когда я экспериментирую в своем маленьком домике на колесах.

Мы вернулись в Чикаго на несколько дней, как раз вовремя, чтобы ощутить первую летнюю жару в городе. Только на прошлой неделе было влажно и шел дождь, но сейчас погода совсем поменяла свое направление, а в фургоне душно, как в печке. Но у меня нет особого выбора, кроме как приступить к разработке этих рецептов, особенно в те редкие моменты, когда у Кая бывает выходной от бейсбола, как сегодня.

С Максом легко, и дело не в том, что я не могу работать, пока он бодрствует а я наблюдаю за ним, просто я не хочу. Мне нравится проводить с ним время, и я бы предпочла сосредоточиться на нашем совместном времяпрепровождении, чем переживать из-за своей бесконечной череды неудач на кухне.

Помешивая масло в сковороде, я наблюдаю, как оно тает, когда от стука в дверь сотрясается вся моя машина.

Что за черт?

Кай ни разу не входил сюда. Он пишет мне сообщение, когда выходит из дома и просит зайти внутрь, чтобы присмотреть за его сыном, и я не могу придумать никакой причины, по которой он мог бы быть здесь, кроме…

– С Максом все в порядке?

Я говорю торопливо, в моем голосе слышится паника, когда я открываю дверь своего фургона.

– Он в порядке, – тихо говорит Кай, держа в руке радионяню. – Он решил немного вздремнуть.

Мой выдох наполнен облегчением – новое для меня чувство. Я никогда не была привязана настолько, чтобы беспокоиться о благополучии другого человека, но знание того, что его мама не хотела быть в его жизни, пробудило во мне желание защитить его.

Кай стоит снаружи, его босые ноги ступают по бетонной дорожке, ведущей от его дома ко мне. Свободная белая футболка, шорты, подчеркивающие стройность его ног. Кепка задом наперед с этими чертовыми очками. И эта улыбка, самодовольная и милая – новый образ для питчера.

– Что за агрессивный стук? – Спрашиваю я.

– Это не было агрессивно. Это было нормально. Ты просто живешь в гребаной машине. Я едва коснулся двери, и она покачнулась.

Я приподнимаю бровь, на моих губах появляется хитрая улыбка. – Я знаю что фургон раскачивается. Тебе стоит как-нибудь зайти и попробовать.

Он бросает на меня равнодушный взгляд. – Пожалуйста, прекрати говорить.

Внимание Кая падает на мою грудь и живот, напоминая мне, что на мне только топ и брюки, тонкие и свободные, которые не касаются кожи в эту богом забытую жару.

Я ничего не скрываю. Вместо этого я небрежно кладу руку на подголовник пассажирского сиденья, только выставляя себя на его обозрение еще больше, позволяя ему смотреть, потому что он так этого не хочет.

– Чем я могу вам помочь?

Кай протягивает пару "Корон". – Принес тебе твой любимый утренний напиток.

– Сейчас 10 утра.

– Для тебя слишком поздно?

Посмеиваясь, я беру у него одну. – Не совсем.

– Можно мне войти?

Мой фургон предназначен для одного. Этот фургон меньше бейсболиста ростом 6 футов 4 дюйма. У меня есть кровать, мини-кухня и ящик из-под молока, который я использую как сиденье или для хранения вещей в зависимости ото дня.

– Я не уверена, куда пристроится твое здоровенное тело, но ладно.

– Кровать вполне подойдёт. Кай наклоняет голову, заходя в мое пространство. Ему приходится полностью согнуться пополам, чтобы сделать два шага до моего матраса, где он и ложится, свесив с края свои длинные конечности.

– Ты прав, – говорю я, поднося пиво к губам. – Моя кровать подходит очень хорошо.

Он хихикает, опираясь на локоть и скрестив лодыжки, пока держит монитор, на котором мы оба видим Макса, спящего в доме.

Кай сегодня выглядит беззаботно. Возможно, это из-за выходного дня на поле. Возможно, из-за алкоголя, которым он позволяет себе наслаждаться. Может быть, это единственное время, которое он проводит со своим сыном, но я, кажется, не могу оторвать от него глаз.

– У тебя масло подгорает.

Что ж, эти слова помогут.

– Дерьмо.

Я снимаю кастрюлю с огня, когда фургон наполняется отчетливым запахом. – Перестань отвлекать меня, прекрасно выглядя на моей кровати, пока я пытаюсь работать. Я не сжигала масло с детства.

Он кладет одну руку под голову, самодовольно ухмыляясь, прежде чем поднести пивом к губам.

Кай – симпатичный мужчина. Не может быть, чтобы он не знал об этом факте, но мне иногда кажется, что он забывает. За те недели что мы знаем друг друга, мои комментарии превратились из того, что приводило его в замешательство и ярость, в то, что добавляло немного развязности его походке. У меня нет проблем раскручивать парня все лето, если это то, что ему нужно.

Выключив огонь, я сажусь на ящик из-под молока напротив кровати.

– Что ты готовишь? – спрашивает он.

– Я работала над кое-чем новым. Пирог с фундуком и подрумяненным сливочным маслом. Мороженое на ванильной подложке. Карамелизированная груша. Осенью они будут в моде, как раз к выходу статьи, но, – я указываю на подгоревшее масло, – я не ушла далеко с прогрессом.

– Это кажется вполне подходящим итогом для такой крошечной кухни.

– Я готовила здесь более вкусные десерты, чем это.

– Может быть, тебе трудно из-за нехватки вдохновения для творчества.

Мое внимание возвращается к нему. Это должно быть преступлением – быть таким красивым и в то же время таким интуитивным.

– Так вот почему ты принес мне пива в 10 утра в свой выходной, Кай? Чтобы заставить меня понять, почему я так плохо справляюсь со своей работой?

– Нет. – Еще один глоток из его бутылки. – Однажды ты сказала мне, что ты здесь этим летом, потому что ты в долгу перед своим отцом. Ты также сказала мне, что объяснишь, что это значит, как-нибудь утром за бутылкой пива, так что я здесь, чтобы ты могла выполнить это обещание.

– Вообще-то, я говорила тебе, что если мы однажды утром напьемся вместе, я скажу тебе. Одна корона на это не способна.

– Да, ну… – Он кивает в сторону монитора. – У меня есть обязанности. Отец-одиночка и все такое, так что придется обойтись одной бутылкой.

Улыбка медленно скользит по моим губам, прежде чем я прикрываю ее бутылкой в руке. Кай Роудс, отдыхающий в моем фургоне с пивом в руке, был бы за гранью возможного всего несколько недель назад, поэтому я пойду на компромисс. Он хорошо выглядит и так.

– Ты собираешься поговорить со мной, Миллер, или как?

– Мой отец пожертвовал всей своей карьерой ради меня. Всей своей жизнью. Я в долгу перед ним, так что, я хочу чтобы он убедился в том, что я что-то делаю со своей.

– Так вот в чем дело?

Он кивает в сторону плиты.

Я не отвечаю, не уверенная, имеет ли он в виду мой выбор карьеры или тот факт, что я так долго отсутствовала, работая на кухнях по всей стране, но он был бы прав по обоим пунктам.

Кай поднимается с кровати, забирая с собой монитор Макса, когда он, сгорбившись, выпрыгивает из фургона. Он протягивает мне руку. – Пойдем со мной.

Я смотрю на него со скептицизмом. – Почему?

– Потому что у меня вот-вот случится тепловой удар в этом гребаном фургоне, и мне нужно тебе кое-что показать.

– Ты ужасно драматизируешь, папочка-бейсболист.

Я вкладываю свою руку в его ладонь, я чувствую мозоли на его руке, и они шершавые по сравнению с моими. На прошлой неделе я держала его за руку в постели, но не помню, чтобы разница в размерах была такой комичной. Неудивительно, что он может изменить траекторию бейсбольного мяча, как будто это ничего не значит. Он, должно быть, крошечный в его руках.

Как можно тише мы входим в дом. Игрушки и коврик Макса занимают всю гостиную, и мне нравится, что Каю наплевать на то, что он каждый день переступает через них. Этот дом – так же и дом его сына, и он не пытается это скрывать.

В раковине бесконечное количество тарелок, которыми я напоминаю себе заняться завтра. Груды белья, которое ему нужно сложить. Зная его, могу сказать, что он попытается сделать все это в свой единственный выходной на этой неделе, но я помогу ему с этим, когда он вернется на поле завтра, и я уверена, что он будет недоволен моей помощью. Он такой гордый, хочет сделать все сам.

Кай ставит меня перед собой, мы вдвоем стоим у кухонного островка, и тогда я вижу это. В углу кухонного стола стоит совершенно новый профессиональный миксер, а также хранилище для сухих ингредиентов, наполненное всеми инструментами, что мне могут понадобиться.

– Ты не можешь продолжать печь в своем фургоне, – говорит он. – Там слишком жарко, и ты едва можешь двигаться. Пользуйся моей кухней, даже когда я дома и ты не смотришь за Максом.

Я медленно выхожу на свободное место, моя рука блуждает по миксеру цвета слоновой кости. – Ты купил это для меня?

– Ну, тебе не платят за то, чтобы ты присматривала за моим ребенком; я подумал, что это меньшее, что я могу сделать.

Я поворачиваю голову в его сторону, у меня вырывается испуганный смешок. – Этим летом мне точно заплатят. Воины платят мне.

– О.

Он изучает мое новое рабочее место. – Тогда я просто верну все это.

– Не смей.

Я обвиняюще поднимаю палец, но все, что это делает, – оживляет его потрясающую улыбку. – Это прекрасно, Кай. Спасибо тебе.

– Спасибо тебе. За заботу о Максе.

Он делает паузу, его голос становится мягче. – Ты ему действительно нравишься.

– Что ж, это чувство взаимно.

Я снова смотрю на миксер. – Но ты не должен был этого делать.

– Ты обещала помочь мне обрести равновесие в жизни. Я подумал, что попытаюсь помочь тебе обрести твою радость.

Мое сердце разрывается от этого, раскрываясь так, как я этого не хочу. Он слишком хорош, слишком добр. Чертовски сексуальный в этой кепке задом наперед и с обнаженной татуированной ногой. Мужские бедра… кто бы мог подумать, что это мой новый криптонит?

– Итак, что дальше?

Он небрежно откидывается на стойку, скрестив лодыжки. – После твоего интервью для Food & Wine”.

Что дальше? Я еще не думала так далеко.

Всю свою жизнь я преуспевала в достижениях. Питчер американского софтбола в старших классах. Проверьте. Лучшая в классе кулинарной школы. Проверьте. Названа выдающейся, получив высшую награду в своей отрасли. Проверьте.

Итак, что происходит после того, как больше не остается галочек для поиска?

– Я… я не знаю.

– Твой долг будет возвращен?

– Какой долг?

– Несуществующий долг, перед Монти за то, что он удочерил тебя. Это то, что ты имела в виду в Майами, верно? Ты чувствуешь себя в долгу перед ним за то, чем он пожертвовал ради тебя.

Ради всего святого. Это свойственно для мужчин постарше? Для родителей-одиночек? Или я настолько очевиден?

– Я не такой тупой, Миллер. Ты любишь его, но тебя никогда нет рядом. Поэтому ты держался подальше? Потому что чувствуешь себя виноватой?

– Ты не можешь быть таким зрелым и интуитивным хотя бы на две секунды?

Он сдвигается, подходя ближе. – Миллер…

Я поднимаю руки, чтобы остановить его. – Я просто… после всего, что он для меня сделал, он заслуживает жить той жизнью, которую упустил.

Брови Кая сводятся. – Жизнь, которую он упустил? Он скучает по тебе.

– Не говори так.

– Это правда. Раньше он никогда не говорил тебе. Ты знала это? Мы с ним близки, а я думал, что ты ребенок. Я думаю, он так сильно скучал по тебе, что ему было больно вспоминать о тебе. А теперь? За те недели, что тебя нет рядом, он не затыкался. Он сияет, как гребенная ёлка На Рождество. Тут не за что чувствовать себя виноватым.

Я не отвечаю, потому что мне не обязательно вести с ним этот разговор. Я не хочу вести этот разговор ни с кем, включая себя.

Он вздыхает, чувствуя себя побежденным. – Кухня в твоём распоряжении, пока ты здесь. Придумай свои рецепты. Научись готовить чтоб твое масло не подгорало, как у новичка.

– Заткнись, – смеюсь я, позволяя напряжению рассеяться.

– Но, Миллер, у нас возникнут реальные проблемы, если эта статья и награда из-за которых ты так переживаешь, вызваны каким-то неуместным чувством вины. Как будто ты в долгу перед своим отцом за то, что он сделал, и думаешь, что можешь отплатить ему похвалами.

– Я просто хочу, чтобы он гордился мной. В конце концов, он заслуживает впечатляющую дочь.

– Есть, как минимум, один человек, который тобой гордится. – Он улыбнулся. – Я.

Я закатываю глаза. – Ты ненавидел меня еще пять дней назад.

– Это преувеличение.

– Извини, шесть дней назад.

– Ты меня напугала.

– Да, – смеюсь я. – Поняла.

– Нет. Я имею в виду, ты сразу понравилась Максу. Это меня взбесило. Я беспокоюсь о том, что он может привязаться.

Подождите. Что?

Я подумала, что поначалу Кая пугало то, как я высказывала свое мнение, или отсутствие опыта ухода за детьми. Мне ни разу не показалось, что он беспокоился о том, что я общаюсь с его сыном.

– Первое, что произошло в жизни Макса, – то, что ушла женщина, которая должна была его любить. Я не хочу, чтобы он привык к тому, что люди, которых он любит, покидают его.

– Но я уеду.

– Так ты и сказала. – Он смиренно выдыхает. – Мы разберемся с этим, когда доберемся туда. На данный момент я хочу, чтобы он получал как можно больше удовольствия от поездок с командой, и я думаю, что ты – ключ к этому. Он счастлив. С тобой он в безопасности. С остальным мы разберемся в сентябре.

Мы разберемся с этим. Мы разберемся. Не только Макс.

Его рука лежит на стойке прямо рядом со мной, когда он опирается на свои ладони, и я инстинктивно накрываю ее своей. Кай обхватывает большим пальцем мои пальцы, мягко поглаживая кожу там.

– Почему ты так мил со мной?

Он не смотрит на меня, только пялится на наши руки. – Я ни хрена не понимаю, Милли.

Господи.

Трахните меня, каждый раз, когда он произносит это имя, оно еще больше проникает в мои вены, еще больше разбивает мое сердце.

Кай нависает надо мной, его льдисто-голубые глаза останавливаются на мне, прежде чем они опускаются на мои губы. Я хочу сбить с него эту бейсболку, провести руками по его волосам, просто чтобы вспомнить, каково это.

– Почему ты пялишься на мои губы?

– Я этого не делал. – говорит он, глядя прямо на них.

– Ты попытаешься поцеловать меня снова, папочка-бейсболист? Я думала, это не обсуждается.

Он моргает, увеличивая расстояние между нами. – Так и есть.

– О Боже мой, Кай. Ты собирался нарушить свое собственное правило и поцеловать меня!

– Нет, Миллер, не собирался.

– Я думала, что теперь я Миллс ?

Он качает головой. – Ты все разрушаешь. Ты знаешь это?

Я не могу скрыть улыбку, мне хочется подразнить его за это.

– Как сильно ты ненавидишь себя за то, что хочешь поцеловать меня?

Уперев руки в бедра, Кай в отчаянии запрокидывает голову, глядя в потолок.

– Поверь мне, если я когда-нибудь поцелую тебя снова, это будет моим последним средством заставить тебя замолчать.

– Хорошо, тогда я продолжу говорить.

Он стреляет в меня кинжалами.

– Мне нравится, как сильно ты ненавидишь то, что тебя влечет ко мне.

Кай закатывает глаза. – Да, ты и я…

Начинает загораться радионяня, и из динамика доносится крик Макса.

Кай направляется в комнату своего сына, но прежде чем он успевает уйти, я кладу руку ему на грудь, чтобы остановить его. – Я уложу его.

– Но сегодня у тебя выходной.

Я пожимаю плечами. – Мне не нужен выходной. Я оставлю тебя сидеть и терзаться из-за того факта, что ты собирался снова поцеловать дочь своего тренера. – я направляюсь в комнату Макса, но говорю ему ещё кое-что, чтобы он знал, что его влечение не одностороннее. – И прикрой свои бедра. Мы здесь профессионалы. Технически, я работаю на тебя, и я даже не знала, что у меня слабость к мужским ногам, пока не появился ты со всей этой татуированной кожей и поджарыми мышцами.

– Я?

Его голова откидывается назад. – А как насчет тебя? У меня встает, когда я смотрю на твои ноги.

Мы замолкаем, на кухне слишком долго воцаряется тишина.

Я разражаюсь смехом, мы оба не можем удержаться от улыбок, как сумасшедшие, глядя друг на друга с другого конца комнаты. – Да, абсолютно профессионалы.

Глава 19

Миллер

На следующей неделе я все свободное время провожу в доме Кая. Либо на кухне, либо с Максом, и когда Кай возвращается домой с работы после игр, я нахожу способы задержаться подольше, хотя вдохновение еще не пришло.

Очевидно, что это мое дело, если даже потрясающая, ультрасовременная кухня с совершенно новыми инструментами не может заставить меня творить.

Но сегодня тот самый день. Я чувствую, как он жужжит у меня в кончиках пальцев. Прошлой ночью, лежа в постели, я представила это в своем воображении, представила каждый шаг – мой взгляд на разложенный банановый фламбе.(Термин «фламбе» в названии десерта означает, что при приготовлении блюда применяется метод фламбирования, т. е. кратковременного обжигания бананов открытым огнем)

В мире высокого класса вам просто нужно указать что-то как «реконструированное», и это автоматически удваивает цену, что на самом деле не имеет гребаного смысла, если вы спросите меня, но не я устанавливаю правила.

Однажды я приготовила десерт, который назывался просто «Вкус бананового сплита» (в классическом варианте банановый сплит состоит из очищенного банана, разрезанного вдоль, на который выкладываются шарики ванильного, шоколадного и клубничного мороженого под сиропом. Затем сладкое блюдо посыпается орехами, украшается взбитыми сливками и коктейльной вишней. Банановый сплит подается обычно на продолговатой тарелке-лодочке.). Я разложила банановый сплит на весь стол. С одной стороны – шоколад с лесными орехами, с другой – клубничный мусс. Пришлось потрудиться, чтобы съесть хоть кусочек, но презентация была потрясающей, и я получила награду за то, что по сути представляло собой гигантский, беспорядочный банановый сплит.

Однако сегодня я предпочитаю банановый фламбе.

По крайней мере, таков был мой план до того, как Макс решил, что его план – быть цепким. Он ползет так же быстро, как я подхожу к плите. Я собиралась поработать, пока он спал, но было так много дел, с которыми Каю нужна была помощь по дому, что я не хотела их игнорировать. Даже не смотря на то, что он будет недоволен тем, что я постирала и, возможно, сделала глубокий вдох, уткнувшись в одну из его поношенных футболок.

От парня вкусно пахнет. Подайте на меня в суд.

Я смотрю вниз, рядом со своими босыми ногами. – Макс, детка, что случилось?

Он садится на кухонный коврик, протягивая ко мне обе руки. – Нана, – говорит он.

Я пришла к выводу, что независимо от того, что это за звук, который начинается с “Н" и заканчивается небольшим бормотанием, скорее всего это его версия просьбы о банане. У меня их целая куча стоит рядом с плитой, которую я купил несколько дней назад. Они вот-вот потемнеют, вот почему именно сегодня мне нужно их использовать.

Очищая один, я опускаюсь на корточки и отламываю ему кусочек. – Держи, Баг.

Его голубые глаза сияют, волосы все еще немного потные после сна, но, черт возьми, он чертовски милый.

Плита разогревается, но я ни за что не смогу готовить этот десерт, когда он так близко. Поскольку фламбе требует, чтобы я разожгла огонь, на сегодня мы официально покончили с этой идеей.

Макс с довольным видом жует банан, сидя на земле, его каштановые волосы разметались во все стороны.

– Макси, не хочешь пойти поиграть со своими кубиками?

Он качает головой.

– Может быть, нам стоит выйти на улицу и надуть мыльные пузыри?

Еще одно "нет".

– Хорошо, ты просто хочешь посидеть со мной на кухне?

Поднимая глаза, он улыбается, размазывая банановое пюре по молочным зубам.

Я хихикаю, поднимая его на руки. – Ладно, дружище. Тогда давай займемся тобой.

Я выключаю конфорку, прежде чем поставить его на маленькое приспособление, которое удерживает его в вертикальном положении на высоте стола.

Опираясь на предплечья, я оказываюсь на одном уровне с ним. – Что мы должны приготовить?

– Нана! – кричит он.

– У тебя все еще есть твой банан.

– Нана!

– Я не могу приготовить этот банановый десерт с тобой на кухне. Пламя большое и горячее, и ооо… – я начинаю щекотать ему живот, просто чтобы услышать его смех. – Немного страшно. Так что нам нужно придумать что-нибудь еще с бананами.

– Нана!

Боже милостивый. Сегодня я большой поклонник бананов.

– Как насчет… – Я оглядываю кухню в поисках идей. Бананы, мука, сахар. И сковороду для запекания тоже. Я снова смотрю на него. – Может, нам испечь банановый хлеб?

Это, черт возьми, точно не будет учитываться при выполнении какой-либо работы, которую мне нужно выполнить, но я уже много лет не готовила ничего более простого, чем банановый хлеб.

Макс хлопает в ладоши.

Думаю, мы готовим банановый хлеб.

В моей памяти всплывает старый рецепт, по которому я готовила для своего отца, когда была маленькой девочкой. Этот хлеб почти как пирог с влажной серединкой и сладкими добавками.

Мою руки, потом руки Макса, я ставлю его ближе к столешнице, позволяя ему видеть и трогать столько, сколько он захочет. Открутив основу от миксера, я устанавливаю ее прямо перед ним.

– Хорошо. Для начала. Мы должны размять эти бананы.

Я очищаю их от кожуры и бросаю на дно миски, но Макс в какой-то момент протягивает руку, чтобы взять горсть, прежде чем отправить в рот.

Я киваю. – Я никогда раньше так не пекла, но давай посмотрим что из этого выйдет.

Взяв в руку вилку, я протягиваю ему вилку поменьше, которая ни хрена не сделает, но, по крайней мере, он сможет почувствовать, что принимает участие.

Разминаем бананы. Ну, я разминаю бананы. Макс просто как бы звякает вилкой о металлическую миску.

– Отличная работа, – повторяю я. – Теперь нам нужно четыре яйца.

Эту часть выполняю я. Я не думаю, что его маленькие ручки могли бы ухватить яйцо. – И немного масла канолы.

Наполняя один из мерных стаканчиков, я протягиваю его ему, стараясь накрыть его руку своей.

Я хочу, чтобы он чувствовал, что делает это. Кто знает, может быть, он учится. Я бы с удовольствием научилась готовить у своей мамы, но ее не было рядом, чтобы научить меня так же, как нет мамы Макса, чтобы научить его.

Мы вливаем масло в смесь, по пути немного теряя содержимое, поэтому я добавляю еще немного для пущей убедительности.

То же самое проделываем с сахаром и солью. Добавляем пищевую соду и пакетик ванильного пудинга быстрого приготовления. Мне ни за что на свете не сойдет с рук добавление пудинга быстрого приготовления в рецепт для работы, но мы готовим для удовольствия, чего я не делала уже много лет. И это особенно забавно, когда Макс насыпает муку в миску, и из-за этого взлетает большое мучное облако, покрывая его белым слоем.

Он истерически смеется, и я не могу не присоединиться к нему. Его растрепанные каштановые волосы в муке, рубашка испачкана, но на лице сияет широкая улыбка, когда он пытается набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы дышать сквозь смех.

– Баг, я думаю, нам нужно купить тебе фартук, как у меня.

Он снова хихикает, и я в восторге от этого звука. Конечно, его семья выглядит немного иначе, чем будет у его сверстников, когда он пойдёт в школу. Он, вероятно, заметит, что у многих детей двое родителей, но у Макса все хорошо. Он счастлив, и я не могла бы желать для него ничего большего.

Я снимаю с него рубашку и позволяю ему пожить своей лучшей жизнью голого малыша, прежде чем добавить в смесь еще немного муки. Держа и его, и чашу, я прикрепляю ее к основанию миксера, затем позволяю ему помочь мне включить его.

Его голубые глаза расширяются, а маленький ротик приоткрывается, когда он видит и слышит, как включается миксер. Я не слежу за ингредиентами. Я наблюдаю за ним только потому, что не могу прийти в себя, видя, как он переживает все это впервые. На его милом лице столько радости, и я ловлю себя на том, что чувствую то же самое.

Счастье и восторг во время приготовления.

Самое время мне снова это почувствовать.

Обычно я предпочитаю орехи, когда дело доходит до бананового хлеба, но в этот раз я предпочитаю шоколадную стружку. Я позволяю ему посыпать его сверху, отмечая, что одной рукой он кладет в миску, а другой засовывает в рот.

Я ставлю форму для выпечки в предварительно разогретую духовку, испытывая странное чувство гордости и… облегчения , потому что я действительно приготовила десерт, который, я не испорчу в течение следующего часа, пока он выпекается, у меня хорошее предчувствие.

Но потом я оборачиваюсь и вижу абсолютную катастрофу, которую мы устроили на кухне. Макс вернулся к стойке, продолжая есть шоколадные чипсы, которые я достала для него, и я не могу не улыбнуться открывшемуся виду.

Мои преподаватели кулинарии умерли бы, если бы на моем месте в школе был такой беспорядок. На меня бы кричали, и ругали. За время работы в ресторанной индустрии я выросла толстокожей. Чистота и организованность – это первое и второе правило на всех кухнях, с которыми я заключаю контракты. Кроме единственного полотенца, перекинутого через плечо, я не могу ни к чему прикасаться. Мои волосы туго зачесаны назад, форма накрахмалена, а кожа покрыта.

Но сейчас, передо мной голый ребенок, мои волосы растрепаны на макушке, и я больше не могу чувствовать себя собой.

Чуть больше часа спустя, когда открывается входная дверь, я готовлю для нас нарезанный ломтиками пирог с тающим сверху маслом. Кай с важным видом входит после тренировки, подкрадываясь к сыну сзади.

– Ты голый? – спрашивает он, щекоча живот Макса и покрывая его щеки поцелуями.

Макс извивается в его руках, смеясь.

– Голый Макси, что ты делаешь?

Кай поднимает его на руки, прижимая к груди. Маленькие ручки Макса мгновенно обвиваются вокруг его шеи, и мне приходится отвернуться, чтобы не пускать слюни, наблюдая, как Кай держит своего сына, надев эту чертову бейсболку задом наперед.

– Привет, Миллс, – говорит он.

Я снова поворачиваюсь к нему. – Привет.

Он держит Макса на невероятно жилистом предплечье, когда подолом рубашки вытирает летний пот со лба.

Он, должно быть, чертовски шутит. Почему он ни с кем не спал с тех пор, как появился Макс? Все, что ему нужно сделать, это постоять у своей входной двери, подержать сына и, возможно, снять с себя рубашку. Сбежались бы все женщины по соседству. Это как смотреть порно с отцом-одиночкой.

– Что вы, ребята, приготовили?

– Что?

Раздражающе самодовольная, но вполне заслуженная ухмылка скользит по его губам. – Что вы приготовили, Миллер?

– Банановый хлеб.

Его брови приподнимаются вместе с взволнованной улыбкой. – Ты сделала новый десерт?