Текст книги "Правильный ход (ЛП)"

Автор книги: Лиз Томфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

После того как водитель высадил меня возле дома, я поднимаю глаза и вижу гигантского мужчину, сидящего на ступеньках крыльца, опершись татуированными локтями о колени.

– Папа? – спрашиваю я.

Его улыбка становится шире. – Привет, Милли.

– Что ты здесь делаешь?

– Я получил твое голосовое сообщение сегодня утром. Ты говорила так, будто я тебе нужен.

Я быстро киваю, ускоряя шаг, чтобы оказаться с ними на ступеньках. – Да, пап.

Он заключает меня в крепкие и успокаивающие объятия. Объятие, в котором я чувствую себя как дома после того, как так долго говорила себе, что у меня его не было.

– Я скучал по тебе, моя девочка, – говорит он мне в волосы.

– Я скучала по тебе, папа.

После того, как я убедила его и себя в своей независимости, как будто я могла прожить свою жизнь одна, мне приятно признать, как сильно он мне нужен.

– Что ты здесь делаешь? Спрашиваю я, быстро отстраняясь, чтобы лучше видеть его. – С Максом все в порядке? А Кай?

– С ними все в порядке. Я здесь не поэтому.

– Разве у вас нет игры?

– Выходной. У нас завтра игра, так что мне нужно сразу же вернуться в аэропорт после того, как мы закончим этот разговор.

– Какой разговор?

Он указывает на верхнюю ступеньку, и мы оба садимся.

– Мы говорили об этом несколько раз на протяжении всей твоей жизни, Миллер, но я не думаю, что это когда-либо по-настоящему имело смысл. Я надеюсь, что теперь это произойдет.

Он переплетает руки, опираясь локтями на колени. – Когда умерла твоя мама…

– Папа, нам не нужно об этом говорить.

– Мне это нужно. – Он делает глубокий вдох, начиная снова. – Когда умерла твоя мама, у меня была карьера моей мечты.

– Я знаю.

– То, что я считал карьерой своей мечты, – поправляет он. – Пока настоящая работа моей мечты не вошла прямо в мою жизнь, и внезапно все, чего я хотел, – это быть тем, в ком ты нуждаешься. Меня больше не интересовал бейсбол. Я не думал о том, кем мог бы стать. Все, что я видел, это маленькая зеленоглазая девочка, которая смотрела на меня так, словно я был всем ее миром.

Он качает головой. – Ни разу до сего дня я не рассматривал наши отношения или то, как возникла наша семья, как жертву. Для меня было честью быть твоим отцом.

На последнем слове его голос немного срывается, поэтому я провожу ладонью по его плечу, кладя на него голову.

– Помнишь, как ты впервые назвала меня так? – спрашивает он.

Я качаю головой. Он всегда был моим отцом. Я не могу вспомнить время, когда он им не был.

– Это был первый День матери после смерти твоей мамы, и одна из мам в детском саду устраивала чаепитие по случаю праздника. Я был новичком, взяв на себя эту роль, и я не знал, как с этим справиться. Я был зол, что она устраивает что-то подобное, когда твоей матери не было всего несколько месяцев. Итак, когда в тот день все остальные мамы вошли в класс, я тоже вошел и сел прямо рядом с тобой.

Я выдыхаю смешок. – На тебе была огромная широкополая шляпа с фиолетовыми цветами. Я помню это.

– Ну, конечно. Это было чаепитие. Шляпа была обязательным условием для чаепития, и все мамы надели это, так что я сделал так же.

Я еще сильнее прижимаюсь к его плечу.

– Они все посмотрели на меня так, словно я окончательно выжил из ума, но я просто сидел там, пил чай, ел маленькое печенье и наслаждался улыбкой, которая была у тебя на лице.

Он качает головой, и его первая слеза падает на ступень. – Это стало моей новой мечтой – видеть эту улыбку каждый день.

– Там была одна мама, настоящий мастером своего дела. Она была единственной ведущей всего этого мероприятия, посмотрела прямо на тебя и спросила, кто я такой, таким очевидным тоном, что она подумала, что мне не следует там присутствовать, но ты ничего из этого не поняла. Ты просто откусила кусочек от одного из этих маленьких сэндвичей с огурцом, посмотрел ей прямо в глаза и сказал: «Это мой папа». Это был первый раз, когда ты назвала меня так, а после чаепития я целых тридцать минут плакал в туалете твоей школы.

Мои глаза горят. – Ты никогда мне этого не говорил.

Он наклоняет голову и быстро целует мои волосы. – Это был один из лучших дней в моей жизни. И так же один из самых страшных, потому что это имя имеет такой вес. Такая большая ответственность. И все, что я хотел сделать, это соответствовать ему.

У меня сводит живот. Я точно знаю, что он чувствует.

– Кай сказал мне, как Макс назвал тебя.

Я поднимаю голову с его плеча, чтобы посмотреть на него. Красный нос и блестящие глаза.

– Трудно понять, соответствуешь ли ты своему званию. Здесь нет тестов, которые тебе нужно пройти, или галочек, к которым ты можешь стремиться. И для кого-то вроде тебя, для кого-то, кто гонялся за титулами как за способом доказать себе… – он делает паузу. – Или чтобы доказать мне, что ты чего-то добилась, я уверен, это еще страшнее. Ты всеамериканский питчер, лауреат премии Джеймса Бирда, но ты никогда не получишь звание Лучшего родителя, потому что такой награды не существует. Ты можешь только стараться изо всех сил и надеяться, что этого будет достаточно.

– Я не знаю, как… – я качаю головой. – Я понятия не имею, как быть чьей-то мамой. Я должна была пробыть там всего каких-то два месяца.

– Ты думаешь, я имел хоть малейшее представление о том, как быть отцом? – спрашивает он в опровержение. – Я был так далек от своей зоны комфорта. Я перешел от игры в бейсбол высшей лиги к тому, чтобы каждое утро заплетать волосы в косички перед школой. Ты думаешь, я знал, как это делать? Черт возьми, нет. Мне пришлось попросить нашего соседа научить меня. Я понятия не имел, как вести себя со злыми мамами или злыми девчонками в школе, и я даже не хочу рассказывать тебе о том, как я был напуган, когда у тебя начались первые месячные и ты попросила меня отвезти тебя в магазин. Мой поиск в Google был в лучшем случае сомнительным, потому что я пытался найти ответы на вопросы, которые, как я знал, у тебя возникнут.

Мы оба смеемся над этим. Разговор о неловком дне.

– Или когда тебе было грустно из-за того, что ты скучаешь по своей маме, Милли. Я так боялась, что скажу что-нибудь не то.

– Ты был само совершенство, папа. Ты всегда казался таким уверенным. Как будто ты точно знал, что делать. Я понятия не имела, что ты боишься.

– Я просто понял это по ходу дела. День за днем. У меня всегда была только одна цель, когда я стал твоим отцом, сделать так, чтобы ты нашла свое счастье.

Я надеюсь, что ты найдешь свою радость, потому что благодаря тебе мы нашли свою.

Слова Кая, написанные на обороте нашей семейной фотографии.

Мой папа толкает меня плечом. – Я не говорю тебе, что ты должна или не должна делать со своей жизнью. Я просто не хочу, чтобы ты так боялась потерпеть неудачу в чем-то новом, что это помешает тебе найти свое счастье, я нашёл своё благодаря тебе.

– Боже, пап. – поднимая воротник рубашки, я вытираю им лицо. – Я думала, ты перезвонишь мне сегодня и скажешь, как ты гордишься мной за то, что я совершаю эти великие и впечатляющие поступки в своей жизни. Я не думала, что у нас будет этот разговор.

– Ты всегда производишь на меня впечатление, запомни это. Когда ты была ребенком, ты засунула в нос конструктор Lego, и я нахожу это впечатляющим.

Он посмеивается про себя. – Но в жизни есть и другие возможности, которые не менее впечатляющие и великолепные. Тебе не нужно, чтобы все знали твое имя, чтобы это означало, что ты делаешь что-то великое в своей жизни. Поверь мне, когда нужный человек знает твое имя, этого достаточно.

Он толкает меня плечом. – Или в твоем случае, когда нужные люди знают твое имя. Два, если быть точным.

Кай и Макс.

– Между прочим, это чушь собачья, – говорю я, указывая на свое залитое слезами лицо. – Это худшая часть осознания того, что у тебя есть чувства.

Он улыбается, обнимая меня за плечи. – Это любовь, милая.

– Я не думаю, что любовь должна быть такой. Это слишком ошеломляюще. Слишком всепоглощающе. Я не знаю, как люди справляются с жизнью таким образом.

– Это потому, что ты, моя девочка, влюбилась в двух людей одновременно. Я был там, это впечатляет.

Я судорожно втягиваю воздух, пытаясь собраться с мыслями.

– Миллер, когда ты думаешь о Максе, чего ты хочешь для его будущего?

– Я просто хочу, чтобы он был счастлив.

– Ты когда-нибудь хотела бы, что он отплатил тебе за любовь к нему?

– Конечно, нет.

Он поднимает глаза к небу, солнце освещает его улыбающееся лицо. – Точно.

У нас уже был этот разговор раньше, но до сегодняшнего дня я не понимала этого по настоящему.

– Я думаю сейчас ты понимаешь, – продолжает он. – Оставить свою карьеру, чтобы стать твоим отцом, теперь не кажется такой уж большой жертвой, не так ли?

Я качаю головой. – Только не тогда, когда я собираюсь сделать то же самое.

Он поворачивается ко мне, его карие глаза мягки, он смотрит на меня так, словно я – весь его мир. Я понимаю это чувство больше, чем когда-либо.

– Найди свое счастье, Миллер.

Когда я возвращаюсь в ресторан чтоб дать интервью, у меня ужасно легкомысленная улыбка на лице, и столько ясности в голове.

Я выхожу из кухни и сажусь за столик к тому, кто будет брать у меня интервью закидывая ногу на ногу. Мы пожимаем друг другу руки, представляясь.

– Для меня большая честь получить это интервью у вас, шеф, – говорит она. – Я с нетерпением ждала этого.

– Я тоже с нетерпением жду этого.

– Поскольку ресторан сегодня закрыт, у тебя есть какие-нибудь большие планы после того, как мы закончим?

– Есть, – признаюсь я с улыбкой. – Я собираюсь пойти поискать мальчика. Вообще-то, двоих мальчиков.

Глава 40

Кай

Когда Макс уже пристегнут на заднем сиденье, а двигатель автомобиля включен, Исайя наконец подъезжает к моему дому.

– Ты жив – замечает мой брат, запрыгивая на пассажирское сиденье моего грузовика.

– Едва ли.

Исайя усмехается. – Что ж, похоже, ты принял душ, так что это хорошее начало.

Мой брат оборачивается, чтобы поздороваться с моим сыном, пока я выезжаю с подъездной дорожки и начинаю короткую поездку к дому Райана.

– Насколько грандиозной будет эта свадьба? – спрашивает он.

– Не большая. Кажется, Райан сказал пятьдесят человек.

– Жаль, что Миллер не смогла приехать.

Если бы мой грузовик отреагировал так же, как мое сердце, услышав ее имя, мы бы уже стояли, застыв посреди этой улицы.

– Я не хочу говорить о ней. – Мой тон срывается.

Я не хочу думать о ней. Я не хочу скучать по ней. Это все, что я был в состоянии сделать за последние тринадцать дней.

Вне моего поля зрения обычная уверенность Исайи колеблется. Он чувствительная душа, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

– Прости, – выдыхаю я. – Я не хотел огрызаться на тебя. Я просто вымотан и действительно чертовски скучаю по ней.

– Она тоже скучает по тебе, Кай.

Мое внимание переключается на него, прежде чем снова сфокусироваться на дороге передо мной. – Ты предполагаешь или знаешь это как факт?

Мой брат колеблется. – Факт.

– Ты с ней разговаривал?

Потому что какого хрена? Даже я не разговаривал с девушкой, в которую беспомощно влюблен.

Он вскидывает руки в знак согласия. – Да, хорошо? Я разговаривал с ней каждый день с тех пор, как она уехала, но я делал это не для того, чтобы действовать у тебя за спиной. Перед уходом она попросила меня держать ее в курсе событий Макса. Именно этим я и занимаюсь.

Она хотела быть в курсе событий моего сына? Конечно, хотела. Моя девочка любит моего мальчика.

– Не сердись на меня, – продолжает Исайя.

Я качаю головой, пытаясь смириться с тем, что мой лучший друг, по совместительству брат, разговаривал с девушкой, о которой я думал каждый день последние тринадцать дней, мучая себя из-за того, что ничего не слышал, не разговаривал с ней. – Я – нет. Я рад, что ты это делаешь. Она заслуживает знать, как у него дела.

– Она старается этого не делать, но пару раз срывалась и спрашивала о тебе.

– И что ты на это ответил?

– Что ты тонешь в жалости к себе и в данный момент не придерживаешься режима питания и сна.

Я бросаю на него невозмутимый взгляд.

– Я говорю ей, что ты тоже по ней скучаешь, – признается он. – Не стреляй в посыльного.

– Нет, все в порядке. Она должна это знать.

Исайя колеблется, но по сохраняющемуся напряжению в машине я могу сказать, что он хочет сказать еще что-то.

– Что – то еще? – подсказываю я.

– Все беспокоятся о тебе, Кай. Команда, твои друзья.

– Со мной все будет в порядке. Не беспокойся обо мне. Это не твоя ответственность.

Он невесело усмехается. – Так это тоже твоя ответственность? Ты позаботишься об этом, как всегда? Как насчет того, чтобы перестать быть таким гребаным мучеником и попросить о помощи, а?

Его голос повышается от разочарования, и мои широко раскрытые глаза снова устремляются на него, только на этот раз от удивления.

– Вау. Что с тобой, чувак?

– Я расстроен. Тобой и собой за то, что не понял этого раньше. Ты провел все свои подростковые годы, подрабатывая случайными заработками, чтобы прокормить меня, и никогда не просил меня найти себе работу, чтобы помочь тебе. Ты придумал, как помочь мне закончить среднюю школу и поступить в колледж без единого пенни за душой, оставаясь поближе к дому, чтобы я мог жить с тобой. Потом, когда жизнь подкидывает тебе новые обязанности, – он указывает на моего улыбающегося сына на заднем сиденье, – которого да, мы любим и за которого так благодарны, ты все равно не можешь попросить меня о помощи.

– Я просто… – я качаю головой. – Я не хотел, чтобы ты был обременен всем этим. Я просто хотел, чтобы мой младший брат был счастлив.

– А как насчет тебя? Почему ты не можешь быть счастлив? Почему ты не попросил меня помочь с Максом в это межсезонье, чтобы ты мог провести время с Миллером?

– Потому что…

Ну, я не совсем уверен, почему я этого не сделал.

– Боже, вы оба чертовски раздражаете своей постоянной необходимостью делать все для других.

– О чем ты говоришь?

– Ты и Миллер, вы оба совершаете поступки из чувства вины, и это раздражает. Ты, потому что ты не хотел, чтобы я почувствовал последствия смерти мамы и ухода папы. И Миллер, потому что она пытается сделать все эти важные вещи, чтобы компенсировать это перед Монти.

– Она тебе это рассказала? Об их отношениях?

– Нет, этот парень из персонала Атланты заходил к ней на День семьи пару недель назад. Это было странно, как будто он злился все эти годы спустя, потому что Монти уволился, и он вроде как винил в этом ее. Клянусь, Кай, какая-то часть ее сомневалась, стоит ли уходить на следующий день. Я видел это, но думаю, тот разговор укрепил ее в решении вернуться к работе.

И вот так расцветает жалкий огонек надежды.

– И еще, – продолжает он. – Я немного ворчлив, потому что у меня не было секса почти два месяца. Я полностью понимаю, почему ты раньше был таким сварливым мудаком. Стать другим человеком – охуенный отстой.

Я издаю смешок, напряжение спадает, пока мой взгляд не падает на заднее сиденье, где сидит Макс.

– Ты действительно поможешь мне с ним в межсезонье, чтобы я мог выбрать время для встречи с Миллером?

Он усмехается с улыбкой. – Конечно, Кай. Я бы сделал для тебя все. Ты мой брат.

– Давай просто… – Я качаю головой, во мне больше надежды, чем я чувствовал за последние две недели. – Давай просто переживем этот сезон, а с остальным разберемся позже.

– Договорились.

Я украдкой бросаю взгляд в его сторону. – Люблю тебя, Исайя.

– Да, да.

Он хихикает. – Я тоже тебя люблю.

У дома Райана и Инди не так много места для парковки. Несмотря на то, что список гостей невелик, он все равно намного больше, чем позволяет подъездная дорожка, поэтому я оставляю машину в паре кварталов отсюда, и мы втроем идем пешком к их дому.

Вокруг суетятся поставщики провизии и координаторы. Хотя церемония обещает быть приватной, ясно, что на нее не пожалели средств.

Мы направляемся на задний двор, где цветочная арка служит центральным элементом церемонии. Белые стулья стоят по обе стороны, оставляя центральный проход, который также полностью усыпан розовыми и фиолетовыми лепестками цветов.

Задний двор кричит об Инди, все яркое, женственное.

Кажется, что здесь нет установленных сторон, поэтому мы выбираем место на три ряда дальше и ждем начала церемонии. Макс сидит у меня на коленях в своей маленькой рубашке и галстуке-бабочке, улыбается и машет рукой горстке людей, которые подходят поздороваться с ним.

Я узнаю большинство присутствующих здесь людей. С некоторыми товарищами Райана по команде я встречался на собраниях в его доме. Один из товарищей Зандерса по команде и его жена, которые тоже были там. Родители Райана и Инди, с которыми я познакомился.

Наконец, справа от цветочной арки стоит мужчина, но не в центре, где, как вы ожидали, должен быть служитель.

Начинается музыка, и Райан выходит первым, направляясь к центру арки. На фоне лавандовых и пастельно-розовых тонов позади себя Райан одет во все черное. Черные туфли, черный костюм. Черный галстук.

Это как нельзя более подходит ему.

Толпа одобрительно кричит, когда Райан занимает свое место, и он в ответ слегка пожимает кулак, задавая тон повседневности их дня.

Зандерс и Итан, один из товарищей Райана по команде, занимают свои места впереди, становясь позади него.

Мой сын машет им с моих колен, и каждый из них взволнованно машет в ответ.

Затем музыка меняется, и все наше внимание переключается на заднюю дверь дома, и, когда она открывается, Рио, одетый в лавандовый костюм, белую рубашку и лавандовый галстук, выходит с важным видом, как будто этот день предназначен для него, и только для него.

Толпа взрывается, когда он медленно идет по проходу.

Мое внимание возвращается к Райану впереди, который просто стоит там, качая головой с не такой уж сдерживаемой улыбкой на губах.

Рио продолжает заводить толпу, и когда он выходит вперед, то обнимает Райана. Зная, как сильно он любит этого чувака, я почти уверен, что он сходит с ума от осознания того, что он на свадьбе Райана Шэя.

Следующая – Стиви, держащая руку под своим большим животом, улыбающаяся своей милой улыбкой, идущая по проходу. Жених бросает взгляд через плечо на Зандерса, который наблюдает за сестрой Райана так, словно она – весь его мир.

Выйдя вперед, она долго обнимает своего брата-близнеца, прежде чем занять свое место прямо под цветочной аркой, но немного в стороне от того места, где будут стоять Райан и Инди.

Музыка меняется, и мы все встаем, когда появляется Инди в белом платье и рядом с ней ее отец.

– Вау, – шепчу я Максу. – Инди похожа на принцессу, да?

Вырвавшись из моих объятий, Макс взволнованно хлопает в ладоши, приветствуя ее появление.

Она прекрасна. Потрясающе счастливая улыбка на ее лице, будущий муж стоит впереди и плачет, как маленький ребёнок. Конечно, он смеется над собой за эмоциональность, и даже Инди смеется пока идёт к нему, потому что Райан наименее эмоциональный мужчина из всех, которого я знаю.

Теперь он просто ревет от того, насколько он счастлив.

Она смотрит только на него весь путь, и когда они с отцом встречают Райана, они разговаривают не своими голосами. Вместо этого Райан что-то жестикулирует руками, отец Инди делает так же в ответ, они втроем смеются, прежде чем ее отец обнимает своего будущего зятя, оставляет с ним дочь и садится.

Мужчина, стоявший в стороне, поднимается, используя свои руки, чтобы интерпретировать все, что говорит священник, пока он исполняет обязанности. Райан и Инди также все время разговаривают как голосами, так и руками.

Я не могу быть счастливее за них. Я не могу представить двух лучших людей, но есть какая-то эгоистичная часть меня, которая болит, наблюдая, как они произносят свои клятвы и возвращаются к обычной жизни как муж и жена.

Как бы это ни было красиво, это можно использовать как форму пытки. Переживаете разбитое сердце? Наблюдайте, как ваши счастливые друзья посвящают свои жизни друг другу.

Исайя похлопывает меня по спине после того, как закончилась церемония. – Что скажешь, если мы пойдем выпьем?

– Да, пожалуйста.

Макс был солдатом во время приема и ненадолго поспал рядом со мной во время тостов. Речь Зандерса вызвала всеобщий смех, а речь подружки невесты, Стиви, была милой и сентиментальной. Молодожены исполнили свой первый танец до того, как к ним присоединились остальные гости свадьбы.

Солнце село, струнные светильники над танцполом дают достаточно света, чтобы все видеть, но достаточно темно, чтобы было романтично. Напитки текут рекой, еда восхитительна.

Мой брат взял на себя смелость потанцевать здесь с каждой незамужней женщиной, прекрасно понимая по бросанию букета, что единственные незамужние женщины здесь – пожилые вдовы. Несмотря ни на что, Исайя устраивает их вечера, кружа их по танцполу.

– Привет, Макс! – Райан взъерошивает волосы, прежде чем хлопнуть меня по спине. – Привет, чувак.

– Вот и он.

Я чокаюсь своим бокалом шампанского с его. – Поздравляю, Рэй. Это потрясающе, и Инди выглядит…

– Захватывающе.

Его задумчивый взгляд прикован к танцполу, он наблюдает, как его новая жена танцует с его сестрой.

– Вы двое заслуживаете друг друга.

Я чувствую, что Райан наблюдает за мной, я уверен что ему не терпится сказать что-нибудь о Миллер, но я уклоняюсь, прежде чем у него появляется такая возможность.

– Зи, – зову я, махая ему рукой.

Там, где Райан задает мне личные вопросы, интересуется, как у меня дела, и думает о том, как он может помочь, Зандерс приносит юмор в нашу дружбу. И прямо сейчас мне нужно, чтобы он посмеялся со мной гораздо больше, чем Райан будет спрашивать насколько я убит горем.

Зандерс стучит своим кулаком по моему. – Я обещаю, что не буду напоминать о том, как ужасно ты подавал в последних трех стартах. И я точно не буду напоминать тебе, что на прошлой неделе ты был удален в третьем иннинге.

Я поворачиваюсь к Райану. – Почему он здесь?

– Женат за членом семьи, я полагаю.

– У вас, ребята, был назначено узи на этой неделе, верно?

Я спрашиваю Зи.

Лицо Зандерса озаряется, на губах появляется дерзкая улыбка. Гордая ухмылка Райана тоже появляется вовремя.

– Это девочка, – заявляет Зандерс. – И я в восторге. Ты слышал это, Макс? Наконец-то у меня появился для тебя новый друг.

Макс хихикает в моих объятиях.

– Ты станешь отцом девочки, да? Поздравляю, чувак, это круто.

Я обхватываю его рукой, заключая в объятия.

– Ты знал, что они делают маленькие хоккейные коньки с крошечными сердечками на них? Я собираюсь купить ей это.

Райан бросает на него понимающий взгляд.

– Хорошо.

Зандерс поднимает руки. – Может быть, я уже купил их. И, возможно, я уже наполнил ее шкаф дизайнерскими комбинезонами. Подайте на меня в суд

Мы с Райаном смеёмся.

– Вы уже выбрали имя? Я знаю что ты убедил себя, что у тебя будет мальчик.

– Имя было выбрано с тех пор, как мы узнали, что станем родителями. Мальчик или девочка, это было выбрано заранее

Зандерс обнимает Райана за плечи. – Просто сначала нужно было поговорить с этим парнем. Что мы и сделали вчера вечером на его репетиции ужина, где мистер «Безэмоциональный» начал плакать из-за этого.

– Да, да. Отвали.

– Ее зовут Тейлор, – объясняет мне Зандерс. – В честь Райана Тейлора Шея.

Сине-зеленые глаза Райана приобретают глянцевый блеск, но он сдерживается. Этот день многое значил для него, особенно когда меньше года назад парень был полным затворником, никого не подпускавшим слишком близко.

– Макс и Кай!

Восклицает Инди, присоединяясь к нашему разговору. – Я так рада, что вы двое здесь!

– Ты прекрасно выглядишь, Инди. Сегодняшний вечер был потрясающим.

Инди мгновение смотрит на меня, и я вижу вопросы, вертящиеся у нее на кончике языка.

Как дела?

Как твое сердце?

Ты собираешься свернуться калачиком на танцполе в позе эмбриона и рыдать у всех на глазах, потому что девушка, в которую ты влюблен, занимается в своей жизни чем-то большим и лучшим, чем все, что ты когда-либо мог ей предложить?

Ладно, последнее было слишком.

Стиви проскальзывает под руку Зандерса.

– У меня болят ноги, так что, если ты хочешь еще раз потанцевать со своей малышкой, лучше сделай это сейчас.

Не говоря ни слова, они вдвоем направляются к танцполу.

– Как насчет тебя, жена?

– спрашивает Райан. – Могу я пригласить тебя?

Она улыбается своему новому титулу. – Пожалуйста.

Инди оглядывается на меня с опаской, как будто не хочет оставлять нас с сыном на краю танцпола, грустных и одиноких.

– Я эм… – Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы меня занять. Мое внимание привлекает туалетная кабинка. – Я собираюсь сходить в туалет.

Я не мог выбрать бар? Или десертный столик? Мне даже не нужно отлить.

– Тогда мы возьмем Макса потанцевать.

Она берет моего сына, прежде чем кивнуть в сторону задней двери. – И не пользуйся портативным. Иди в тот, что есть в доме.

– Ты уверен?

– Да, Кай. Ты – семья. Наш дом – это твой дом.

Она сжимает мое предплечье, прежде чем уйти танцевать с Райаном и Максом.

Пока все мои друзья заняты на танцполе, я засовываю руки в карманы и, низко опустив голову, захожу в дом, делая вид, что иду в ванную. Как только я закрываю заднюю дверь, музыка смолкает, и снова воцаряется тишина.

Все выглядит так, как было до начала лета – я, один, со своими друзьями, которые счастливы и влюблены. Только теперь я знаю, каково это – иметь то, что есть у них.

Я испытываю зависть в равной степени, как и благодарность.

Зависит, что у меня больше нет человека, чтобы отпраздновать хорошие моменты. И благодарен за то, что у меня был шанс полюбить Миллер, быть любимым ею, хотя я никогда не позволял ей говорить об этом.

Это то, что помогает мне пережить темные дни, неоспоримая благодарность за то, что она у меня была. Наше время вместе было коротким, но это было все.

Я задерживаюсь в гостиной, теряя время и пытаясь сообразить, как долго мне следует находиться внутри. Я расхаживаю по комнате, пытаясь занять свои мысли, когда замечаю журнал на приставном столике у дивана.

И прямо здесь, на обложке, изображена девушка, которая преследовала меня каждое мгновение моего бодрствования.

Это ее издание Food & Wine, но в этом нет никакого смысла. Оно поступит в печать только на следующей неделе.

Мне не терпится прикоснуться к нему, не терпится узнать, какого хрена это делает в доме моих друзей. В конце концов, я нахожу в себе силы вытащить дрожащую руку из кармана, присаживаюсь на диван и подношу журнал ближе к лицу.

Миллер выглядит сногсшибательно. Чертовски несчастная, но, тем не менее, красивая. Она стоит в накрахмаленном поварском халате, руки скрещены на груди, волосы зачесаны назад, кольца в носовой перегородке не видно. Моя кухня размыта на заднем плане, и мой желудок сжимается от воспоминаний.

Они с моим сыном заваривают кашу, им так весело вместе печь.

Команда, пришедшая попробовать ее творения.

Нас, прижавшихся друг к другу, потому что нам наконец-то это удалось.

Опершись локтями о колени, я смотрю на журнал в своей руке.

Боже, она впечатляет. Я так чертовски горжусь этой девушкой. Как бы мне ни было больно с тех пор, как она ушла, гордость, которую я испытываю, не уменьшилась.

Осмотрев каждый дюйм изображения, мое внимание, наконец, переключается на заголовки.

Кухня с нулевыми отходами завоевывает популярность.

Шесть советов по приготовлению идеального яйца-пашот.

Я должен отправить это своему брату.

И, наконец…

Лучший кондитер года по версии Джеймса Бирда Рассказывает о семье, еде и переменах в жизни.

Не теряя больше времени, я перелистываю страницы в поисках статьи. Я натыкаюсь на нее в середине журнала.

Лучшие вещи в Жизни – Это Сладости

Автор: Габби Санчес

Впервые я встретился с шеф-поваром Миллер Монтгомери в тускло освещенном обеденном зале многообещающего ресторана Luna's (Лос-Анджелес, шеф – повар Мейвен Краун). Мы заполнили потенциально неловкие первые минуты светской беседой, оба перешли к нелицеприятным вопросам, но прежде чем я успела перейти к ним, Монтгомери остановила меня, сбегав на кухню, чтобы вытащить противень из духовки.

Вернувшись, Монтгомери поставил на стол между нами свежеиспеченное шоколадное печенье, прежде чем небрежно спросить: – Может, начнем?

И вот я сижу напротив «Выдающегося кондитера года» премии Джеймса Бирда с выпечкой начального уровня, предложенной мне на маленькой десертной тарелочке.

В тот день для меня мало что имело смысл. Наше собеседование проходило в ресторане другого шеф-повара. Монтгомери была небрежна и использовала слова, понятные домашнему пекарю, в отличие от любого другого получателя Джеймса Бирда, у которых я брала интервью раньше. В молодом шеф-поваре чувствовалась доступность, общительность, которой не хватает многим профессионалам со стажем, но все сопоставления, все противоречия исчезли, когда мне на язык попало печенье с шоколадной крошкой.

Существует неизмеримое количество вкусного печенья, но простое приготовить очень сложно. Монтгомери не только приготовила просто великолепное печенье с шоколадной крошкой, но и одновременно скорректировала мою шкалу, по которой будут оцениваться все будущие десерты.

Я признаю, что эта статья должна была быть написана в позитивном свете, когда я вошла в «Luna's» тем сентябрьским днем, я скептически относился к репутации, которую заработал Монтгомери. Я была уверена, что ее имя, выпечка и волшебство меню принадлежали другому знаменитому, но в конечном счете не приводящему в восторг шеф-повару. Но я с гордостью признаю, что, уходя, я сделала это как новый фанат, готовый путешествовать везде, где работает звездный шеф-повар.

Воспользовавшись моментом, я быстро оглядываю гостиную, чтобы посмотреть, знает ли кто-нибудь, что, черт возьми, происходит. Но со мной здесь никого нет. Снова уткнувшись в страницы, я продолжаю читать об истории работы Миллер, о стажировках, которые она проходила за границей и в Штатах, о громких именах, на которые она работала, но уже на третьей странице мое сердце бьется намного быстрее, чем скорее всего, безопасно.

Но самое шокирующее откровение за время нашей совместной работы – это когда Монтгомери с лучезарной улыбкой призналась, что, завоевав высшую награду в индустрии, она оставляет все это позади.

Я перечитал это предложение еще три раза, чтобы убедиться, что понял его правильно. Что, черт возьми, происходит? Мои колени так быстро подпрыгивают от переполняющего меня адреналина, что мне приходится убрать с них локти, чтобы продолжить чтение.

Я была благодарна что у меня был включен диктофон, потому что моя рука журналиста замерла на середине росчерка пера.

– Это больше не моя страсть, – признался Монтгомери. – Я взяла летний перерыв в ресторанной индустрии и влюбилась в другую жизнь. Выпечка – это страсть. Если вы этого не чувствуете, ваша еда отражает эти чувства. Одно из тех произведений искусства, имитирующих жизненные ситуации.