Текст книги "Розовое гетто"
Автор книги: Лиз Айлэнд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
10
Услышав в половине второго ночи стук в дверь, я решила, что шум этот разбудит не только меня, и решительно выглянула из постели, настроенная на скандал.
– Что ты тут делаешь? – спросила я, распахивая дверь. Не дожидаясь, пока увижу, кто за ней стоит. И так было ясно.
– Сидел в баре с новыми знакомыми, которых встретил в ресторане. Мы говорили о творчестве, – как будто ответил он на мой вопрос.
– И что тебе нужно в моем номере?
На его лице отразилось недоумение.
– Я не в твоем номере. Ты меня не впустила.
Я стояла как скала.
– Не впустила и не собираюсь впускать!
Как только до Флейшмана дошел смысл моих слов, рот его начал открываться и закрываться. Как у вытащенной из воды рыбки.
– В отеле нет ни одного свободного номера, Ребекка. И что мне, по-твоему, делать?
– Найди другой отель.
– В половине второго ночи? – Он даже повысил голос.
– Уже половина второго? – удивилась я. – Я и не знала. Наверное, потому, что крепко спала.
– Бога ради, – пробурчал он, – позволь мне войти и спи дальше. Как я смогу снять номер в каком-нибудь другом отеле в столь поздний час?
– Может, тебе следовало подумать об этом до того, как лететь через континент, чтобы испортить мне деловую поездку?
– Из-за этого ты так расстроилась? – Флейшман скрестил руки на груди. – Я думал, ты обрадуешься, увидев знакомое лицо. Вообще-то я прилетел, чтобы морально тебя поддержать.
– Мне не требовалась моральная поддержка во время обеда с Дэном!
– Ты сказала, что это не настоящее свидание.
Открылись двери лифта, и женщина, в которой я узнала литературного агента, быстрым шагом направилась в нашу сторону.
– Спокойной ночи, Бев! – Флейшман помахал ей рукой.
Она ему лучезарно улыбнулась, увидела меня, стоявшую у порога в пижаме, и торопливо проскочила мимо.
Флейшман вновь повернулся ко мне:
– Ты сказала, что это сугубо деловая встреча.
– И ты поверил? – взвизгнула я.
В соседнем номере с двери сняли цепочку. Синтия, в халате и шлепанцах, вышла в коридор с ведерком для льда. Вероятно, боялась проснуться под утро и обнаружить, что нет никакой возможности смешать себе коктейль. Я предположила, что она слышала каждое наше слово, а теперь вот решила и полюбоваться нами. Я также предположила, что завтра на сайтах, где общались авторы любовных романов, появится полный отчет об услышанном и увиденном.
– Привет, Син, – улыбнулся ей Флейшман.
– Все в порядке? – спросила она.
– Да. Конечно.
Когда она повернулась к нам спиной и зашагала – очень медленно – к комнатке, где стояла машина, превращающая воду в лед, я с неохотой втянула Флейшмана в номер. Видит Бог, помогать ему мне не хотелось, но и ссора в коридоре отеля оказалась не лучшим из вариантов. Я как-то забыла, что в соседнем номере обосновалась шпионка Касси.
Флейшман прямиком двинулся к телефону.
– Позвоню дежурному портье, чтобы принесли мой чемодан.
Я закатила глаза:
– Здесь для тебя места нет.
Он мотнул головой в сторону кровати:
– Она двуспальная, не так ли?
– Так. Но я буду спать здесь одна. А твое место – на кушетке.
Он огляделся.
– Но она же маленькая!
– Ничего, как-нибудь уместишься.
Он открыл рот, собравшись протестовать.
– Или на кушетке, или за дверью, – предупредила я.
Его рот закрылся.
– Ладно, приходилось спать и в худших условиях.
В тот момент меня совершенно не волновало, выспится он в эту ночь или нет. То есть на шкале приоритетов удобная постель для Флейшмана располагалась в самом низу. Вот если бы в моем номере стояла кровать, утыканная гвоздями, я бы с радостью предложила ему устроиться на ней.
– А на что ты рассчитывал?
– По-моему, ты злишься. – Он словно указывал, что мне следует сменить тон.
Такого понятия, как «совесть», для Флейша, похоже, не существовало.
– Я злюсь, потому что ты играешь на моих нервах.
Он приподнял плечи, будто демонстрировал ангельскую невинность.
– Я ведь говорил, что хочу поехать на конференцию, встретиться с авторами. – Он покачал головой. – До сих пор не могу поверить, что разговаривал с женщиной, которая написала «Шаловливую маркизу».
Я покачала головой. Неужто бедняга совсем рехнулся?
– Такой чуши я еще не слыхала. Ты только-только начал читать эти книжонки…
– Книжонки! Да как у тебя язык поворачивается?!
– А теперь ты прямо фанат любовного романа! Не говоря уж о том, что в своем стремлении пообщаться с авторами готов выставить меня круглой идиоткой.
– Как?
– Преподнеся мне такой сюрприз.
– А что мне оставалось делать? Если бы я поделился с тобой своими планами, ты бы запретила мне приезжать. А кроме того, никто и не заметил моего появления, за исключением тебя и, возможно, сандвича с копченой колбасой, с которым ты обедала.
– Я видела, как поворачивались головы, когда ты возник у нашего столика. Дамы сразу смекнули, что это не просто так. – Я запнулась. – И кто дал тебе право обзывать Дэна сандвичем с копченой колбасой?
– Он пустышка.
– Он очень милый.
– Точно. Даже родился в рубашке.
– Если хочешь знать, отец у него – сантехник. И в Корнелле он получал стипендию!
– Будь его отец хоть святым, мне без разницы. Души у него нет. Неужели ты сама не увидела, заглянув в его пустые глаза?
Сейчас я заглядывала в глаза Флейшмана. Пустыми они не были, но мне показалось, что души нет как раз у него. Он буквально высасывал воздух из номера, из меня.
– Честно говоря, Ребекка, – продолжил он, – если ты не ценишь себя выше этого пластмассового человечка, одетого братьями Брукс, твою самооценку не поднять и подъемным краном.
– До твоего появления с самооценкой у меня все было в порядке.
– Ну да. А как насчет блевотины, которая перепачкала одного несчастного редактора?
По моему телу пробежала дрожь.
– На нее попало совсем ничего.
– Господи!
– Не так уж все было и плохо…
Кого я хотела обмануть? Это был кошмар. При воспоминании о полете мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Видишь? – Он назидательно покачал пальчиком. – Мне следовало лететь с тобой.
– Зачем? Чтобы меня вырвало на тебя?
И знаете, идея как-то сразу начала мне нравиться.
Флейш всплеснул руками:
– Не пойму, что с тобой происходит! Такое ощущение, будто ты не рада меня видеть.
– Потому что я начинаю чувствовать, что ты высасываешь из меня жизнь и будешь сосать и сосать, пока не останется одна оболочка. Ты сук-куб.
Он вскинул руку, останавливая меня.
– Во-первых, суккуб – женского пола, дьяволица. Полагаю, ты хотела сказать – инкуб. Ты все-таки редактор, а потому должна правильно использовать слова.
Раздраженно фыркнув, я упала на кровать.
– Во-вторых, – он навис надо мной, – твои слова меня обидели. Я не пиявка, которая к тебе присосалась. Когда я в последний раз занимал у тебя деньги?
Я говорила об эмоциях, а не о финансах, но раз уж он об этом упомянул…
– Как насчет счета за кабельное телевидение?
Он моргнул.
– При чем тут это?
– Ты сказал, что в этом месяце у тебя нет денег, чтобы заплатить за него, поэтому заплатила я. А на следующий день появился с новеньким ай-подом [58]58
Ай-под – плейер с процессором.
[Закрыть].
– И что?
Что-что… Как будто он не понял!
– И как ты оплатил эту поездку?
– Точно так же, как ты – эту шелковую пижаму. По карточке.
Я покачала головой.
– Что? – завелся Флейш. – Думаешь, ты единственная в этом мире, кто может позволить себе влезть в долги?
– На твои долги мне наплевать.
– Тогда из-за чего ты так злишься? Из-за счета за кабельное телевидение? Из-за моего ай-пода?
– Я не злюсь! – воскликнула я, хотя… конечно же, злилась.
– Хорошо, – пробурчал Флейшман. – По возвращении выпишу тебе чек.
Я подняла голову:
– Если ты можешь выписать чек, почему не сделал это двумя неделями раньше?
– Две недели назад денег у меня не было. Ладно, наверное, мне не следовало покупать ай-под до того, как я расплатился с тобой. А может, следовало купить ай-под тебе. Ты бы порадовалась?
– Хватит об этом. – Действительно, какой смысл? Я так злилась на него, что подобные мелочи не имели ровно никакого значения. – Плевать мне и на счет за телевидение, и на ай-поды, и на все остальное.
– Дело не в том, что я жадный, – не унимался он.
– Нет, ты щедрый. Слишком щедрый. Возможно, потому, что не зарабатываешь деньги. Просто ловишь их, когда они падают тебе в руки.
– Я работаю!
– Флейш, ты не работаешь. Во всяком случае, постоянно. Ты не работаешь, и ты ничего не можешь довести до конца. Я готова спорить: ты не закончишь и ту пьесу, которую сейчас пишешь!
– Поспорим?
– Нет.
Я уставилась на него. Он – на меня.
Это было нелепо. Мы были соседями, однако происходящее в моем номере куда больше напоминало семейную ссору. Ссору между супругами, для себя уже решившими подавать на развод. Если бы Флейшман ворвался сюда, заявив, что причина его появления в Портленде – ревность к Дэну, все пошло бы иначе. Я бы тут же растаяла. Восприняла бы его приезд как рыцарский поступок.
Вместо этого он утверждал, что ему хотелось пообщаться с мастерами любовной прозы, и его совершенно не волновало, нравится мне его присутствие здесь или нет.
– Я тебе покажу. Сама увидишь. И удивишься.
– Я удивлюсь, если ты действительно сделаешь хоть что-нибудь.
И это говорила я? Если б он закончил эту ужасную пьесу, я стала бы всеобщим посмешищем.
Но, как и всегда, если я впадала из-за этого в панику, мне на помощь приходили числа. В Нью-Йорке пьесы писали половина занятых неполный рабочий день. Если предположить, что таких набиралось сорок тысяч, получалось двадцать тысяч пьес. Каждый год на Бродвее и вне Бродвея ставилось порядка сотни пьес. То есть до сцены доходила одна пьеса из пятисот.
Теория вероятностей определенно работала на меня.
– Сама увидишь, – повторил он.
Наутро я проснулась от стука в дверь. Перевернулась на другой бок, застонала, взмолившись, чтобы незваный гость развернулся и ушел. Потом услышала, как звякнула цепочка, а в прихожей послышались мужские голоса. Я успела разлепить глаза, чтобы увидеть, как Флейшман вкатывает в комнату тележку с завтраком.
– Обслуживание номеров, – пояснил он.
Я села.
– И когда ты заказал завтрак?
Флейшман, похоже, сбросил недавнюю враждебность, как змея сбрасывает старую кожу. Он принял душ, побрился, стал прежним Флейшманом.
– Ночью, после того как ты легла спать. Хотел сделать тебе сюрприз. Опять же решил, раз у тебя расходный счет, почему этим не воспользоваться и не заказать завтрак в номер?
Я сурово глянула на него, но заметно смягчилась, унюхав кофе. За всю свою жизнь я ничего не заказывала в номер. А как приятно.
Через несколько минут я держала в руке чашку дымящегося кофе и обсыпала кровать крошками круассанов. Осадок после вчерашней ссоры остался, но я не собиралась начинать ее вновь.
– Хочу извиниться, – объявил Флейшман.
На мгновение я подумала, что ослышалась. Такая фраза наверняка далась Флейшману нелегко. Собственно, я еще ни разу не слышала, чтобы она слетала с его губ. И тем не менее он это произнес: «Я хочу извиниться».
– Сам не знаю, о чем я думал. Полагаю, меня занесло. – И посмотрел на меня поверх чашки такими обезоруживающими, выразительными глазами. – Наверное, я ревновал.
Я чуть не подавилась. Неужто близится наша ключевая любовная сцена? А я сижу вся в крошках. Я положила последний кусочек круассана на тарелку и поставила ее на прикроватный столик рядом с телефоном.
– Ревновал?
– Думая о том, что ты здесь… – Он покачал головой. – Видать, я слегка обезумел.
Я почувствовала, как глаза наливаются слезами.
– Флейш…
– Знаю, это звучит странно, но я испытал дикую ревность к твоей работе.
Ласковая улыбка, которая уже изгибала мои губы, разом исчезла. К моей работе. Флейш ревновал меня не к Дэну, а к моей работе!
– Потому что ты начала новую карьеру, тогда как я продолжаю болтаться без дела. – Я автоматически открыла рот, чтобы что-то сказать, но он покачал головой: – Нет, это правда. Болтаюсь.
Я прикусила губу. Не такого признания я ждала. Не на такое надеялась. Требовалось время, чтобы перестроиться.
– И ты права, – продолжил он. – Нет у меня силы воли, чтобы хоть что-то довести до конца.
«По крайней мере он честен», – подумала я.
– Может, ты еще не нашел достойной идеи. Давай признаем: я не уверена в том, что «Ты пожалеешь» может вызвать интерес у широкой публики.
Он отшатнулся, словно я вонзила в него дротик.
– А почему?
Я постаралась высказаться дипломатично.
– Пьеса излишне… персонализирована.
– Естественно. Хорошее искусство всегда отталкивается от личного.
– Да, но… – Слишком поздно я поняла, что угодила в трясину. – Но возможно, ты так долго не можешь ее закончить прежде всего потому, что не получается у тебя выйти через личное к общему.
– Ну и ну! – воскликнул он. – И когда ты только успела набраться редакторской мудрости!
Он говорил правду. За эти два месяца я уяснила, что и как нужно говорить авторам.
– Вчера мы с девушками говорили об этом.
– Обо мне?
– Нет, о редакторах вообще и языке, которым они пользуются. Мы старались расшифровать тот странный код, который вы используете в своих отказных письмах.
Он на удивление быстро нашел общий язык с писательницами.
– Однако в сказанном тобой немалая доля истины. И я хочу, чтобы ты знала: я очень сожалею о том, что испортил тебе деловую поездку. Больше такого не повторится.
– Больше меня скорее всего никуда и не пошлют.
– Тогда можно гарантировать, что никогда больше ничего подобного не сделаю.
Я рассмеялась. Таким я Флейшмана еще не видела. Искреннее раскаяние не было его сильной стороной, вот и получалось не очень. Но он старался.
То есть сделал шаг в правильном направлении.
– Ничего ты не испортил, – пришлось признать мне. – В принципе ни-че-го.
– Но твое свидание с этим парнем…
– Дэном. – Я вздохнула. – Это было не свидание.
А что еще я теперь могла сказать?
Его брови сошлись у переносицы.
– Куда он подевался? Почему вы не остались в баре?
– Он поднялся к себе, как только мы вернулись в отель. Хотел лечь спать, чтобы успеть на ранний рейс. – Тут я забеспокоилась. – Надеюсь, этот инцидент не усложнит наше дальнейшее сотрудничество.
– А если и усложнит, что с того? – пожал плечами Флейшман. – Писательницы, с которыми я вчера говорил, о нем не очень высокого мнения.
– Он представляет многих наших авторов.
– Правда? Кого?
– Шанну Форрестер, Джой Силвер…
Дальше мне продолжать не пришлось.
– Он агент Джой Силвер? – переспросил Флейшман. – Правда? Я ее люблю.
– У него много хороших клиентов.
– И ты говоришь, он уже уехал?
– Думаю, что да. Возможно, уже находится по ту сторону Скалистых гор.
Завтрак мы закончили в мирной обстановке. Флейшман молчал, занятый своими мыслями. А потом, когда я решила, что уже пора собираться в аэропорт, вдруг спросил, не хочу ли я прогуляться по городу, посмотреть, что тут интересного.
– А что тут интересного?
– Согласно путеводителю, где-то неподалеку огромный книжный магазин.
Мой самолет вылетал в начале первого.
– Уже почти девять.
– Боишься опоздать на наш рейс? Еще масса времени.
Наш рейс?
– Я возвращаюсь вместе с тобой.
– Ты думаешь, мы успеем?
Флейшман небрежно махнул рукой:
– Я никогда не опаздывал на самолет.
Я приняла душ и оделась в рекордное время, и мы направились в «Город книг». Магазин был огромным, чтобы ориентироваться в нем, требовалась карта. В итоге мы провели там больше времени, чем хотели. И конечно же, в аэропорт прибыли, когда очередь к сканерам службы безопасности вытянулась на мили.
В опоздании, правда, был один плюс: я напрочь забыла о тех ужасах, которые поджидали меня впереди. И Флейшман, за что ему отдельное спасибо, купил мне какие-то таблетки от тошноты в газетном киоске в аэропорту. К тому же при регистрации нам дали места рядом.
Короче, мы успели к самому окончанию посадки.
– Мы все сделали правильно, – заявил Флейшман, когда мы торопливо шли по телескопическому трапу. – Если бы приехали раньше, пришлось бы сидеть в аэропорту.
Такая вот у Флейшмана интересная логика.
Когда нас, как скотину, прогоняли мимо первого класса, я увидела знакомого мужчину, который сидел в большом, обитом кожей кресле с бокалом «Кровавой Мэри» в руке. Дэн!
Словно почувствовав мой изумленный взгляд, он поднял голову. На мгновение смутился, но тут же пришел в себя. Ослепительно улыбнулся:
– Какая приятная встреча!
И это для него ранний рейс? В половине первого?
Меня так и подмывало стукнуть его по голове. Зачем он вчера мне врал? Боялся, что я возьму его в заложники в баре отеля?
– Может, вместе поедем в Нью-Йорк? – предложил он.
– С удовольствием.
– Приглашаю на ленч.
Я засмеялась и двинулась дальше.
Когда мы уселись в плебейском салоне, Флейшман вопросительно посмотрел на меня:
– Говоришь, он хороший агент?
– Да, – выдохнула я и вытащила из кармана на спинке сиденья журнал. – На одну четверть – хороший агент, на три – сандвич с копченой колбасой.
В аэропорту наши с Флейшманом пути разошлись, так что домой я приехала одна. Когда открыла дверь, Уэнди зубной щеткой чистила плинтусы и стыки с полом и стеной, а телевизор был настроен на «Домашний канал».
– Привет! – поздоровалась я.
Подруга посмотрела на меня – радости на ее лице я не заметила.
Но как же хорошо вернуться домой! Я плюхнулась на стул и оглядела квартиру, которой мне так не хватало. Особенно…
В панике я огляделась еще раз. Макса нигде не было.
– Что ты сделала с Максом? – Приходилось признать, что за последнее время я очень привязалась к этому песику.
– Он в тюрьме.
Уэнди указала в угол. Макс сидел в пластмассовом ящике для перевозки собак с дверцей-решеткой из толстой проволоки. Выглядел ящик как тюремная камера. Макс сидел тихо, но в карих глазах стояла мольба и по доносившимся из ящика шорохам я могла сказать, что хвост пребывает в непрерывном движении.
– За какое преступление?
– Он сжевал мои сапоги.
От страха за Максуэлла по моему телу пробежала дрожь. Не приходилось удивляться, почему он такой тихий… Сам факт, что он остался в живых, следовало расценивать как чудо.
– Мне очень жаль.
Она продолжала свое занятие.
– Где Флейшман?
– Решил заехать в Коннектикут и выжать деньги из папаши, чтобы оплатить поездку.
Вот тут она посмотрела на меня.
– Насчет поездки…
– Честное слово, Уэнди, я понятия не имела, что Флейш собирается лететь в Портленд и оставить тебя одну. Ни малейшего понятия.
Она хмыкнула.
– Что между вами происходит?
– Ничего.
– Ты всегда так говоришь.
– Потому что это всегда правда. Ну почти всегда.
– Так он полетел за тобой, чтобы…
Пусть никакого удовольствия мне это не доставило, но пришлось признаваться.
– Чтобы пообщаться с авторами любовных романов.
Она мне, конечно, не поверила.
– Ладно, ответь мне на другой вопрос. Я тут лишняя? Если не учитывать необходимости приглядывать за собакой в ваше отсутствие?
– Как это лишняя? – ужаснулась я. – Что ты такое говоришь? Ты – моя лучшая подруга.
– Точно. Человек, которого ты никогда не слушаешь. Человек, которого начинают воспринимать как пятое колесо в телеге.
Господи! Я даже не догадывалась, что у нее появились такие мысли. А ведь могла бы.
– Извини, Уэнди. Я никогда не хотела, чтобы ты чувствовала себя отрезанным ломтем. Просто ты всегда занята – учеба, работа, все такое…
Судя по количеству грязи, которую Уэнди вычистила зубной щеткой, этой работой никто не занимался с тех самых пор, как плинтусы выкрасили желтоватой краской, то есть лет двадцать, а то и тридцать. Однако мне и в голову не приходило скрести их.
– Ты понимаешь, что становишься похожа на Джоан Кроуфорд [59]59
Кроуфорд, Джоан (1908–1977) – голливудская актриса. Настоящее имя – Люсиль Лесюэр. Снялась в десятках сначала немых, а потом и звуковых фильмов.
[Закрыть], не так ли? – спросила я ее.
Уэнди шумно выдохнула.
– Готова спорить, Джоан Кроуфорд никогда не приходилось иметь дело с грязью, собачьей мочой и странностями соседей.
– Ты думаешь, я странная?
– Не ты… – Она передумала. – Пожалуй, ты. Ты и Флейшман – странная пара.
– Я говорила тебе, между нами ничего нет.
– Слышала. И знаешь, что из этого выйдет?
Я покачала головой.
– Ничего.
– Меня это вполне устраивает, – заявила я. – Мы только друзья.
Она бросила зубную щетку в миску с мыльной водой. Послышался плеск. Брызги полетели на пол.
– Чушь собачья. Не ври, что ничего не ждешь.
– Не жду.
– Как раз ждешь, но тебя постигнет разочарование. И не один раз.
– Откуда ты знаешь? Можешь увидеть, что у него в сердце?
– У него в сердце! Неужели мы по-прежнему подростки? Я сужу по его действиям. И вижу, что это человек, которому глубоко наплевать на нас обеих. Ты этого не замечаешь. По-прежнему ослеплена сиянием, которое окружало его в колледже, где Флейш был крутым парнем, обратившим на тебя внимание. Там мы все твердили о своих надеждах и честолюбивых замыслах. Но теперь я пытаюсь реализовать мечты и пашу как проклятая, ты пашешь как проклятая, а Флейшман по-прежнему болтается без дела и болтает о своих честолюбивых замыслах. Он – Питер Пэн с зудом писательства.
– Писать не так-то просто.
– Ты думаешь, легко стать дизайнером по свету? Или редактором? – Она покачала головой. – Дело не в том, что я не люблю этого парня, хотя, надо признать, терпение мое на исходе. Мне просто не хочется больше быть его служанкой.
– Тогда поднимись с колен и перестань скрести плинтусы, – предложила я. – Не делай того, что можно не делать.
– Но если я этого не сделаю, никто не сделает. Я больше не хочу так жить.
– Другими словами, в любом варианте ты в проигрыше. Это плохо.
Она привалилась к стене.
– Думаю, я схожу с ума, Ребекка.
И действительно, выглядела Уэнди не ахти. Работа и учеба – удовольствие маленькое. А она тянула эту лямку годами. Я чувствовала, что в этот уик-энд добавила подруге забот. Не следовало мне сравнивать ее с Джоан Кроуфорд.
– Не сдавайся, Уэн. Еще год, и ты в дамках.
– Еще год, и я, возможно, стану еще одним безработным дизайнером по свету и смогу сосредоточиться на работе в кофейне. – Она шумно выдохнула. – Знаешь, как много женщин хотят выйти замуж, но дальше отношений дело у них не идет?
Я кивнула.
– Мне же нужна хорошая квартира, и я хочу зарабатывать деньги.
– Все у тебя будет, – Я нервно посмотрела на телевизор и потянулась к пульту дистанционного управления. – А пока ты бы перестала смотреть этот канал.
– Сама знаю. Он как героин для одержимых собственным домом.
– Такое ощущение, что мы все боремся с довольно-таки странными зависимостями.
Она поджала губы, бросила взгляд в сторону закутка Флейшмана.
– За исключением некоторых. Кое для кого это всего лишь игра. – Она посмотрела на меня, в глазах появилось сочувствие. – Будь осторожнее, Ребекка. Мы живем в жестоком обществе. Оно выбрасывает людей.
Бедная Уэнди. Вот к чему приводят нагоняющие тоску пьесы, даже если ты занимаешься всего лишь освещением сцены.
В понедельник утром, по пути на работу, я наткнулась на Риту, стоявшую в наружном офисе. Она выдохнула облако дыма, через которое мне предстояло пройти, – этакий коврик перед дверью.
– Как съездила?
– Неплохо.
Теперь, когда я вернулась домой, этот уик-энд, пожалуй, стоило отнести к достижениям. Никогда я так не радовалась, входя в здание, потом в кабину лифта (надеясь на встречу с Красавчиком). Ноги сами меня несли. Но каблуки налились свинцом, когда открылись двери кабины и я увидела лицо Мюриэль.
– Я сказала подруге, что в этот уик-энд ты уезжала на конференцию и скорее всего не успела прочитать рукопись. – А на лице читалась надежда, что ее предположения не оправдались. – Я не ошиблась?
– Прочитаю на этой неделе, – пообещала я.
Опять забыла основополагающее правило: никогда не давай обещаний.
Направилась к своему кабинету с твердым намерением снять с полки «Ранчера и леди», но большую часть утра составляла финансовый отчет о командировке. Вычла половину Флейшмана за обслуживание в номере и стоимость коктейлей, которыми этот мерзавец угощал писательниц в баре, а потом попросил записать на мой счет.
В десять часов зазвонил телефон. Лайза, помощница Мерседес.
– Мерседес хотела бы с тобой поговорить.
На мгновение у меня остановилось сердце.
– Когда?
Короткая пауза, затем:
– Можно прямо сейчас.
– Хорошо. Уже иду.
После того как на ватных ногах я приблизилась к столу Лайзы, та махнула рукой: мол, путь открыт.
Я постучала в дверь кабинета Мерседес.
– Entrez-vous! [60]60
Входите! (фр.).
[Закрыть]
Я приоткрыла дверь.
Мерседес посмотрела на меня и улыбнулась:
– Вот кого мне хотелось увидеть. – Будто я заглянула в ее кабинет по собственной воле. Как будто меня не вызывали.
Может, этой фразой она пыталась снять напряженность, которая сковывала меня. Почему-то мне казалось, что я получу нагоняй за то, что на конференции проявила себя не с лучшей стороны.
Мерседес откинулась на спинку стула, выдохнула и пробормотала:
– Mon dieu! [61]61
Бог мой! (фр.).
[Закрыть]С чего начнем?
Я задалась вопросом, а не является ли появление на конференции моего бывшего бойфренда, пусть я его туда и не приводила, проступком, влекущим за собой увольнение.
Но Флейшмана Мерседес не упомянула. Задала другой вопрос.
– Ты слышала о психотерапевтических услугах, которые положены сотрудникам нашего издательства?
Я поерзала на стуле, не зная, к чему это ведет.
– Вроде бы я видела такой буклет…
– Да, речь о том, что есть несколько вариантов. Каждый календарный год ты можешь трижды посетить психотерапевта, или стать участницей программы, которая поможет избавиться от привычки курить, или поучаствовать в других программах согласно утвержденному списку. Одна из них помогает избавиться от алкогольной зависимости.
Я кивнула.
Она продолжала смотреть на меня.
Что-то она пыталась мне сказать, но я не могла понять, что именно. Ей требовалась моя помощь в избавлении Риты от привычки курить? Других вариантов я придумать не могла.
– Comprenez-vous? [62]62
Понимаешь? (фр.).
[Закрыть]– спросила она.
– Э… пожалуй, нет, – призналась я.
Она положила руки на стол, переплела пальцы.
– Несколько человек сообщили нам о том, как ты провела этот уик-энд в Портленде.
Приплыли! Все стало ясно. Я вжалась в стул.
– Не Барб Симмонс, с которой ты, вероятно, познакомилась.
Я кивнула. Я с ней познакомилась, Флейшман с ней познакомился…
– Барб понравился твой…
– Приятель, – слишком быстро вставила я.
Мерседес откашлялась.
– Я собиралась сказать, Барб понравилась твоя речь.
– Ох… – Не следовало мне ее перебивать. Теперь же мне пришлось добавлять: – Но этот человек – всего лишь мой сосед. И он член РАГ.
– Я слышала, что этот человек был твоим соседом и в Портленде.
– Клянусь, это не планировалось. Во всяком случае, мною. Все произошло…
Она взмахнула рукой, отметая мои возражения.
– Тебе ничего не нужно объяснять. Я думаю, взять с собой своего amor в деловую поездку – это так по-французски… Разумеется, при этом не обойтись без взлетевших на лоб бровей.
Ах, какая же она милая!
– Одна из писательниц, редактор которой работает у нас, сказала, что у вас была любовная ссора в коридоре и она не могла заснуть всю ночь.
Синтия. Черт бы ее побрал! Должно быть, в воскресенье позвонила Касси. А уж та наверняка влетела в кабинет Мерседес в 8.01.
Я покачала головой:
– Больше ничего подобного не случится.
– Хорошо. Как я и сказала, меня это не касается.
Значит, за мной числилось что-то еще?
– Откровенно говоря, Ребекка, речь идет о твоей проблеме со спиртным.
Я вытаращилась на начальницу. У меня проблема со спиртным? Да, я выпила вина, когда сидела в ресторане с Дэном, но там пили все. И я не включила в финансовый отчет расходы, связанные с содержимым мини-бара.
Она постаралась дать мне намек.
– Самолет…
Неприятные воспоминания вернулись, и я едва не стукнула себя по голове.
– У меня был приступ воздушной болезни.
Брови Мерседес скептически изогнулись.
– Это правда. Я в ужасе от самолетов, а мой… он всего лишь мой сосед, как я и сказала… убедил меня, что я должна плотно позавтракать, потому что в самолетах плохо кормят, вот я и…
– Понятно, – прервала она меня. – Дальше можешь не рассказывать.
У меня не было уверенности, что она поняла. Наоборот, похоже, я окончательно убедила ее в том, что вру, не краснея, металлический шкафчик-бюро в моем кабинете набит бутылками (возможно, она считала, что это тоже так по-французски), а все мои деловые поездки я заканчиваю с абажуром настольной лампы вместо шляпы на голове. Потому что я наверняка выглядела виновной во всех смертных грехах.
– Все это была одна большая ошибка, – пролепетала я. – Очень сожалею, если нанесла ущерб репутации «Кэндллайт».
Судя по всему, она и ждала искреннего раскаяния.
– Я уверена, что издательство ты не подвела.
Конечно, нет, если не считать, что приехала на конференцию с посторонним мужиком, да еще выблевала все выпитое поутру вино.
– И твое выступление приняли очень хорошо. Я скажу Рите, чтобы она послала тебя в Уичита-Фоллс.
Я наклонилась вперед:
– Куда?
– В Уичита-Фоллс, штат Техас. Там каждый август проводится региональная конференция.
Меня отпустили, и я поплелась в свой кабинет. Как только отвернулась от Мерседес, смущение уступило место ярости. Мне хотелось вцепиться Касси в волосы. Сказать Мерседес, что я алкоголичка!
Мне объявили войну.
Андреа заскочила в мой кабинет.
– Что случилось? Здесь все гудит.
– Насчет чего? – полюбопытствовала я.
– Насчет тебя. – Она тихонько закрыла за собой дверь. – Господи, что ты там учудила на конференции?
– Ничего особенного.
Она уселась перед моим столом, наклонилась ко мне:
– Так кто этот ослепительно красивый парень, с которым ты живешь, и почему ты мне никогда ничего о нем не говорила?
– Потому что говорить нечего.
– И ты еще вздыхаешь по тому мужику в лифте и Дэну Уитерби! Господи! Похоже, твоя добыча лучше.
– Он не добыча. Это мой сосед.
Она моргнула.
– Тогда что он делал в твоем номере в отеле?
– Он… видишь ли, внезапно приехал в Портленд, и ему потребовалось место, чтобы переночевать.
Она мне, похоже, не поверила.
– А что произошло за обедом с Дэном Уитерби?
Я покачала головой.
– Ага. – Ее, похоже, искренне расстроила моя неудача, и это радовало. – Господи, наверное, у меня уик-энд прошел лучше, чем у тебя, а я всего лишь помыла ванную.
– Уичита-Фоллс, это где? – спросила я.
– В Техасе.
– Прохладное живописное местечко?
– Сухая жаркая пустыня.
Я тяжело вздохнула. Техас в августе… Мерседес еще не уволила меня, но у меня сложилось ощущение, что мои акции падают.
