Текст книги "Последняя тайна"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Жидкий свет

За то время, что она выздоравливала, Коттен хорошо узнала повседневную жизнь обитателей деревни. Она видела, как они засевают и обрабатывают поля. Женщины пережевывали зерна злаков с семенами или фруктами и выплевывали жвачку в кувшины с теплой водой, чтобы та забродила, и получилась «чича» – индейский аналог пива. Они разводили уток и морских свинок ради мяса, стригли альпак, иногда диких викуний, пряли шерсть на примитивных прялках с веретенами. У них были ритуалы и предания, уходящие в глубь веков.

Каждый день начинался с молитвы.

Ячаг проводил с Коттен много времени, но почти ничего не говорил о себе. Вместо этого объяснял, рассказывал, наставлял, пока она наконец не поведала, что произошло в лагере Эдельмана в ту страшную ночь. Ячаг выслушал внимательно, но, к ее удивлению, рассказ произвел на него не слишком сильное впечатление. Он ни о чем не переспрашивал, ни разу не поднял бровь.

Однажды днем ей удалось наблюдать обряд инициации подростков. Глядя на их измазанные кровью лица, Коттен подумала о еврейской Пасхе. Покопавшись в обрывочных сведениях о религии, почерпнутых в летней библейской школе, куда она ходила в детстве, Коттен вспомнила историю о той ночи, когда Господь наслал на Египет десятую казнь: тогда были убиты все первенцы, кроме сынов Израилевых. Господь велел народу Израилеву пометить свои двери кровью агнца, чтобы их обошли стороной [11]11
  Буквальное значение слово «пасха» («пейсах») на иврите – «прохождение мимо».


[Закрыть]. Удастся ли ей когда-нибудь уразуметь и объяснить себе, почему в ту страшную ночь в лагере Эдельмана ее обошли стороной?

Коттен окинула взглядом деревню. Она смогла бы научиться жить здесь, затеряться, стать невидимой. Если она спрячется в этой глухомани, то будет в безопасности. Ее потеряли из виду, и хотелось, чтобы так было и впредь.

Сидя у подножия красного дерева колорадито, Коттен наблюдала за ритуалом и отчаянно старалась не расплакаться. Она закрыла лицо руками, не в силах понять, что делать дальше. Неожиданно кто-то легонько тронул ее за плечо.

– Пойдем, – сказал Ячаг. – Погуляем. Теперь ты готова кое-что увидеть.

Пока они шли к краю деревни, Коттен спросила:

– Почему ты никогда не рассказывал о себе? Я ничего про тебя не знаю, хотя сама сказала о себе почти все.

«Почти».

– Мне почти нечего рассказывать.

– А ты ответишь, если я задам вопрос?

– Может быть. – Ячаг улыбнулся. – Что ты хочешь узнать?

– Кто ты? И откуда так хорошо знаешь английский?

Ячаг смотрел прямо перед собой.

– Когда я был ребенком, мать отвезла меня в город, в Монастерио-дель-Куско, старый иезуитский монастырь. Жизнь у нас была тяжелая, и мать не хотела, чтобы я вырос в нищете. Поэтому отдала меня монахам и взяла с меня слово, что я останусь и не пойду следом за ней.

– Печально, – сказала Коттен.

– Потом меня усыновила американская семья. Меня перевезли в штат Орегон, где я и вырос. Я любил приемных родителей, но в глубине души тосковал по родине, по своему народу. Я так и не приспособился к жизни американцев: нет духовности, нет почтения к Пачамаме – все это было мне непонятно. Поэтому, когда приемные родители умерли, я вернулся в Перу.

– Здесь тебя называют мудрецом и целителем.

– Это потому, что я принадлежу к двум мирам – древнему и современному.

Ячаг привел ее к тропинке, которая шла под уклон к реке Урубамба.

– Это старая тропа, – сказал он. – Поколения моих предков втоптали в нее отпечатки своих ног.

– У меня есть еще один вопрос.

Ячаг кивнул в знак того, что готов слушать.

– Ты говорил, что тебе велели найти меня в Риманчу. Кто?

Шаман широко раскинул руки.

– Твои крики донес до меня ветер. Твой страх приплыл в темных водах реки. Твоя боль просочилась на поверхность самой земли.

– Но так не бывает, – возразила Коттен. – Что ты имеешь в виду?

– Потерпи, Майта. Скоро ты все узнаешь сама.

Он махнул рукой, и они продолжили путь.

Шли, как показалось Коттен, еще почти полчаса, пока Ячаг не остановился у большой скалы, на склоне которой были выбиты ступеньки.

– Для народа Руна, как мы сами себя называем, это место – гуака, то есть священное, мистическое место. Поднимись по ступенькам. Когда дойдешь до вершины, сядь и спокойно сиди.

На вершине Коттен обнаружила гладкую ровную площадку. Скрестив ноги, села на холодный камень, и к ней подошел Ячаг.

– Закрой глаза.

Его голос смешался с шелестом ветра в листве деревьев.

Коттен послушалась.

– Сначала ты отбросишь мысли, которые заслоняют твою способность видеть. Представь, что ты плаваешь в бассейне из священного света, чистого света. Жидкого света. Света, который настолько чист, что в него не могут проникнуть никакие посторонние предметы. Окунись в него, в этот чистый, блистающий жидкий свет. Он окутывает тебя своим теплом – сияющий, мерцающий, яркий свет вокруг.

Ячаг подождал, пока она выполнит его указания, и продолжил:

– Пусть этот свет прольется в тебя. Впусти его, пусть он заполнит все твое тело. Призови этот свет в глубины своего существа, и он соберется там и закружится. Это вращающийся жидкий свет.

Коттен ощутила силу света и легкую вибрацию, когда представила, как он кружится внутри ее. Никогда она не испытывала ничего подобного.

– Не выпускай этот свет, – мягко говорил Ячаг. – Освободи разум, и пусть он движется свободно; не останавливайся ни на одной мысли, двигайся сквозь пространство и время в абсолютной тишине. Свет кружится внутри, такой сверкающий, такой чистый. Чистая энергия, первозданная, девственная энергия. Она движется по кругу, и круги становятся все больше и больше – теперь это овал, охватывающий твое тело от ступней до макушки. Только в этот миг, исполненный совершенства, она и существует.

Коттен не могла говорить. Ощущения переполняли ее. Она изгнала все мысли и сосредоточилась только на чистоте света.

– Теперь круги становятся меньше, – продолжал Ячаг. – Меньше и меньше. Еще меньше. Свет угасает. – Он замолчал.

Коттен почувствовала, что свет слабеет, сияние становится тусклее, а амплитуда вращения – меньше.

– Выпусти его, – прошептал Ячаг, – и почувствуй тепло, которое осталось. – Он сделал паузу и произнес: – Ты готова, Майта?

Коттен чувствовала себя полностью спокойной и очистившейся и наслаждалась этим.

– Ничего не говори. Слушай. Твой разум обрел ясность чистой энергии. Никакой суеты. Слушай.

Она сидела молча, не понимая, что должна услышать.

– Отвечай, какие звуки доносятся до тебя.

– Я ничего не слышу, – ответила Коттен. – Только шум воды… ветер в траве и кустах… и вдалеке – пронзительно кричит птица.

– Что еще?

Постепенно звуков становилось все больше, ее поразило, до чего их много.

– Слышу шелест своей одежды, прикасающейся к коже… маленький зверек пробирается сквозь траву – я слышу его дыхание… течение гонит камушек по дну реки… насекомое летит над цветами.

– Ты быстро учишься, – сказал Ячаг. – Быстрее всех остальных моих учеников. В тебе и вправду обитает дух природы.

Он знает все, подумала она. Он уже знал все, когда дал ей имя Майта, Избранная. Более того, он знает, кто она.

Дочь падшего ангела.

Она помнила, каким голосом он произнес ее инкское имя. Чистым, как вода, которая гнала камушек по дну реки.

Коттен Стоун открыла глаза и посмотрела на джунгли, на долину, прорезанную могучей рекой, на возвышающиеся сзади горы. Ей показалось, что она восседает на вершине мира.

– Это твой первый урок, – сказал Ячаг. – Я уже говорил, дай жизни развернуться самой. Если будешь продолжать эти занятия, ответы на все вопросы придут изнутри. Ты сама будешь творить мир, в котором живешь. Но так случится, когда придет время. А это всего лишь начало.

Коттен повернулась к нему:

– Как ты узнал, кто я такая?

– Во всех нас течет одна энергия. Совершая любой поступок, мы должны чтить вселенную. Мы – то, что мы думаем. Искусство пользоваться энергией жидкого света – всего лишь начало, первый урок; он поможет тебе открыть себя, осознать, что ты – часть источника, единой энергии, из которой состоит все. Это пригодится, когда ты вернешься в свой мир. – Он вытянул руку. – Возьми ее. Береги. Она напомнит: у кондора есть крылья, чтобы парить; так же и твой дух. – И Ячаг протянул ей пустую кость кондора и амулет из перьев. – Возьми ее, – сказал он, вкладывая кость с амулетом ей в руку. – Кунтур, или кондор, как называете его вы, не питается живыми существами. Он ест падаль. А значит, на крыльях кондора ты сможешь отвести от себя мертвеца, таящегося внутри.

Коттен крепко сжала кость и откинула волосы с лица.

– Но я, кажется, уже решилась остаться здесь. Я хочу и дальше учиться жить, как живет твой народ. Ты можешь быть моим наставником, – произнесла она, надеясь подольститься.

– Как ты думаешь: почему жидкий свет пришел к тебе так легко? Ты не такая, как все. И ты до сих пор не хочешь смириться с тем, что ты избранная?

– Не знаю. Я пытаюсь выбросить это из головы. И вообще, если я не хочу быть избранной и не такой, как все? Все это не имеет отношения к моей теперешней жизни. Может, я просто в это не верю!

Ячаг посмотрел на нее с любопытством:

– Мы все принимаем решения о том, какой будет наша жизнь. Это называется свобода воли – право на выбор. Конечно, ты можешь прожить жизнь, как захочешь. Но подсознательно ты все равно будешь распахивать двери, которые сама закрыла.

Коттен отвела взгляд.

– Все решили за меня – по крайней мере, так мне сказали… Эту сделку заключили без моего участия.

– У тебя есть предназначение, Майта, как и у всех нас. В твоей воле поступить с ним, как захочешь.

– Я не выбирала своего предназначения. Это сделал за меня отец… И Бог.

– Ты не так уж сильно отличаешься от остальных. У каждого есть свое место в жизни. Как в лесу множество тропинок ведет в разные стороны, так и в жизни открыты множество путей, открыты каждый день, каждую секунду. Мы лишь выбираем, по которому идти. Познав силу жидкого света, ты увидишь дороги, которые лежат перед тобой, и выберешь ту, что ведет к добру.

– Просто мне кажется, что слишком многое в моей жизни выбрали за меня, особенно за последние три года.

Ячаг спокойно сидел и смотрел, как она сжимает руки, пытаясь подобрать правильные слова.

– Ты сомневаешься в себе? Сомневаешься в своем величии?

– Во мне нет ничего великого. Да, я сомневаюсь в себе. Иногда сомневаюсь, могу ли вообще распоряжаться своими действиями. От меня ли зависит, возвращаться мне домой или нет? Ведь все в конечном счете сводится именно к этому. Даже если я решу не возвращаться, нечто, неподвластное моей воле, вторгнется и вынудит меня.

– Не бывает принуждения. Ты сама откроешь дверь домой, осознаешь ты это или нет. Майта, если ты останешься здесь, это не поможет тебе избавиться от ноши.

Ячаг был прав. Она это знала, и знала уже довольно давно. Ради этого она родилась, ради этого жила. Она знала, что враги Бога, враги Виракоча, виноваты в скандале с «костью творения», они заманили ее в ловушку, чтобы опозорить. Но лучше была бы она виновата сама. Может, отчасти так и есть. Слишком уж легко она вознеслась на такую высоту, с которой можно упасть. И ей испортили репутацию, чтобы она не могла вывести их на чистую воду. А чтобы запугать ее, они могут посеять хаос, ужас, опасность, а в случае с Ником, Полом и Эдельманом – смерть.

Коттен загнала вглубь подступивший страх. Та жизнь, что рисовалась впереди, явно ей не по силам.

– Я не могу, – произнесла она решительно и четко. – Я бы хотела быть отважной, мужественной и… Но на самом деле я всего лишь зазнавшаяся журналистка. Я не готова к подвигам. Я не смогу. Неужели ты не понимаешь: мир не может мне верить. Бог не должен мне верить.

Питер Пэн

Лестер Риппл резал банан кружочками. Сначала – очень быстро – три кружочка, пауза, потом – еще три. Раз. Два. Три. Бледно-желтые кружки падали на куски хлеба, намазанные густым слоем арахисового масла «Питер Пэн». Лестер оставил маленький, с черными точками, кончик банана в кожуре и выкинул ее в мусорное ведро.

Он собрал ужин – сэндвич, кошерные маринованные огурцы с укропом и стакан кефира, который так трудно найти в наши дни, – и направился к дивану и телевизору. Радио уже было настроено на национальный канал, и там шли «Беседы о науке по пятницам» – лучше не бывает.

Лестер поправил очки. Липкий кончик скотча, которым была обмотана дужка, отошел и приклеился к волоску брови. Лестер скривился, выдергивая волосок, и крепко пристроил очки на переносице.

Рядом на диване валялся тест «Оцените степень своего занудства» – его Лестер нашел в Интернете. Пока что на все вопросы – ну или почти на все – он давал положительные ответы.

«Вы чувствуете себя неловко в обществе?

У вас плохое зрение?

Вы помните значение числа “пи” больше, чем на пять знаков после запятой?

Вы были членом команды по шахматам?

Вы знаете больше трех языков программирования?»

Он уже ответил на 99 вопросов такого рода, пока наконец не прочел последний. И этот вопрос обесценил для него все исследование. Точнее, он не просто заставил Лестера разочароваться в тесте – он привел его в ярость, потому что демонстрировал глубокое пренебрежение широкой публики к интеллектуалам.

«Вам случалось испытывать оргазм в процессе написания компьютерной программы после четырех часов ночи?»

Ну разве это не подтверждение его выводов о современном обществе? Обществе, где миллионы и слава достаются спортсменам и шоуменам. А этим мозги вовсе ни к чему. И кто виноват? Рядовой обыватель! Именно он решает, кто или что ценно в этом мире. Да, человечество деградирует.

Значит, так тому и быть, решил Лестер.

Он откусил от бутерброда и сосредоточился на «Беседах о науке». Слушал он внимательно. Разговор шел о будущем компьютерной техники. Интервью брали у человека по имени доктор Бенджамин Файджел.

Лестер запил кефиром бутерброд, запоминая радиобеседу. Файджел что-то упустил. Что-то очень важное. Лестер понял, что ему надо позвонить в студию.

Он прожевал следующий кусок – раз-два-три, – вытер руки о рубашку от следов арахисового масла и банана, встал и отправился на кухню, где на стенке висел телефон.

Набрал номер «Бесед о науке по пятницам» – номер был записан в блокноте на столике. Он не мог допустить, чтобы в передаче не упомянули, что он уже продемонстрировал функции квантового бита в кремниевой схеме с помощью стандартных технологий производства. Он доказал, что такое возможно. Суть в том, чтобы совершить большое количество операций в пределах периода когерентности квантовых битов, чтобы управлять их соединением…

– Да, это Лестер Риппл, – сказал он, когда ему ответил оператор. – Я должен поговорить с вашим гостем.

Рассвет

Молитва – ключ к завтрашнему дню и дверной засов от вчерашнего.

Махатма Ганди

Коттен не могла уснуть. Ей не давали покоя воспоминания о жидком свете, хотелось пережить это ощущение снова. Может, если она будет упражняться, то обретет душевный мир, как обещал Ячаг. Ячаг, разумеется, опирался на собственный опыт, но на несколько коротких мгновений жидкий свет дал внутреннее успокоение и ей. Она не до конца поняла его слова о том, что сама будет творить свой мир. Наверное, это такая медитация, наподобие тех, что практикуют в движении «Нью-эйдж», но она никогда с таким не сталкивалась. Быть может, ее очаровали Анды, таинственная культура инков, удаленность от цивилизации и, конечно же, Ячаг. Хотелось самой попробовать еще раз, проверить, удастся ли вновь обрести гармоничное единство с Пачамамой. Она хотела снова погрузиться в безмятежность, еще глубже и пробыть там дольше.

Коттен села на кушетке. Рассвет – самое подходящее время суток.

Деревня спала. Доносился лишь слабый запах дыма от очага, где дрова давно превратились в уголья. Вдалеке тявкнула собака. Коттен легко могла ускользнуть к гуаке и к рассвету оказаться там.

Чтобы не замерзнуть, Коттен надела индейское пончо, которое дали ей деревенские женщины. Выходя из хижины, она посмотрела на полную луну. Луна светила ярко. Нужно всего лишь не сходить с тропинки. На секунду она задумалась: не дождаться ли рассвета, чтобы пойти вместе с Ячагом? Нет-нет. Нужно проверить, сможет ли она добиться того же сама. Ее тянуло туда – почти неудержимо.

Тихо пробираясь к центру деревни, Коттен пыталась найти ту дорожку, что показал Ячаг. Небо на востоке из угольного стало пепельным: до рассвета оставалось не больше часа. На горизонте уже проступали очертания гор.

Коттен твердо решила: когда взойдет солнце и озарит силуэты великих андских пиков, она уже будет сидеть на камне, готовая отправиться в чудесный мир жидкого света. Она хотела быть там, когда мир ощутит тепло нового дня.

Найти дорогу оказалось легче, чем казалось, и все-таки она двигалась осторожно, понимая, что если упадет, то ее обнаружат лишь много часов спустя. Она и так слишком долго приходила в себя после последнего падения и не хотелось снова проходить через все это.

Наконец она дошла до гуаки, постояла там, где горная порода выходила на поверхность земли, и быстро забралась на самый верх по высеченным в скале ступенькам.

Сияние на востоке становилось ярче. Она сделала глубокий вдох. Свежий утренний воздух взбодрил ее, наполнил душу силой и радостью.

Коттен прокрутила в уме последовательность действий, которым обучил ее Ячаг. Она снова представила, что плавает в бассейне из жидкого света. Этот свет был таким ярким, что затмевал разгорающуюся зарю. Коттен почувствовала, как жидкий свет заполняет ее и, кружась, проникает в глубины ее существа, очищает ее, и в ней не остается ничего, кроме чистой эссенции света.

Тело заполнилось жидким светом. Вскоре до ушей донеслись звуки реки и леса, шуршащих в траве животных, шепот ветра, далекая перекличка птиц…

И вдруг раздался голос:

– Es ella? [12]12
  Это она? ( исп.)


[Закрыть]

Коттен вздрогнула. Резко открыла глаза и тут же ослепла от яркого солнца. Прикрыла лицо ладонью. Когда наконец глаза приспособились к дневному свету, она увидела, что перед ней стоят трое. У одного в руках был лист бумаги; он высоко держал его – видимо, сравнивая Коттен с тем, что там изображено. У другого в руке был фонарь, который он направил прямо на нее.

– Si, – сказал другой, глядя то на бумагу, то на нее. – Se parece a ella [13]13
  Да, кажется, она ( исп.).


[Закрыть]. – Он уставился на Коттен. – Si.

– Parate [14]14
  Вставай ( исп.).


[Закрыть], – произнес первый. И добавил с сильным акцентом: – Встать!

Поднимаясь на ноги, она увидела, что у всех троих оружие – автоматы, и наставлены прямо на нее.

Первый жестом велел ей спускаться вниз по ступенькам и для убедительности передернул затвор.

Коттен повиновалась.

Лишь только ноги коснулись земли, сильные руки скрутили ей запястья за спиной и развернули ее. Глаза завязали банданой. Ее толкнули, приказывая двигаться вниз по тропинке.

Она почувствовала, что река с левой стороны, а значит, ее ведут в противоположную от деревни сторону. Почему-то она знала, что больше туда не вернется.

Светлый путь

Коттен уже несколько часов, ничего не видя и спотыкаясь, брела по неровной горной тропке, когда на лицо упали первые капли дождя. Еще минута – и хлынул ледяной горный ливень, насквозь промочил ее, и двигаться по грязной дороге стало опасно.

Похитители почти не говорили с тех пор, когда напугали ее на вершине гуаки. Впрочем, она так плохо знала испанский, что все равно ничего не поняла бы. Но одно слово уловила, «recompense» – выкуп. Эти люди явно забрали ее, чтобы получить выкуп. Наверняка на бумаге, которую они держали в руках, ее описание и портрет. Все это свидетельствует о том, что ее разыскивают власти. Она надеялась, что это свидетельствует и о другом: чтобы получить выкуп, ее должны доставить живой.

В одном из разговоров Ячаг упомянул о партизанских отрядах – остатках повстанческого движения «Светлый путь», которые до сих пор водились в этих местах. Коттен поняла: они не могли упустить такой возможности раздобыть немного nuevo soles [15]15
  «Нуэво солес» – «новые соли» – денежная единица Перу с 1991 года.


[Закрыть], чтобы купить еду, одежду и снаряжение.

Они медленно пробирались через лес, и Коттен дрожала под ледяным ливнем. Несколько раз она поскальзывалась, и ее поднимали резким рывком за руку.

Неожиданно ее толкнули, и она упала на землю. Шум дождя был слышен по-прежнему, но на нее уже ничего не лилось. Наверняка они нашли укрытие – под скалой или в пещере.

Она лежала на боку, подтянув колени к груди в попытках согреться. Она не могла видеть похитителей, но слышала их шепот где-то неподалеку. Их голоса удалялись. Как бы хотела она понять, о чем они говорят…

Коттен надеялась, что верно разгадала их намерения. И все-таки она не исключала возможности того, что ее собираются убить. Может, для выкупа сойдет и тело.

Она вслушивалась, стараясь уловить какое-нибудь слово или фразу, которые могли бы дать подсказку. Послышался резкий шум радиопомех и невнятные звуки – видимо, из переносной рации. Один из похитителей что-то сказал и получил короткий ответ.

Мужчины рассмеялись – весело, словно хорошим известиям. Потом их голоса стали громче, зазвучали почти возбужденно. Она почувствовала какой-то запах – показалось, что ром, – и еще отчетливо потянуло марихуаной. Через некоторое время мужчины о чем-то заспорили. Может быть, они отвлеклись и больше за ней не следят? Коттен пошевелила руками, проверяя, удастся ли ослабить веревку. Та была натянута слабее, чем в тот момент, когда ее связали, – видимо, сказался долгий переход и то, что мышцы были напряжены от холода. Наконец удалось большим пальцем подцепить один из витков, и она стала снимать его с ладони. Чем ближе к кончикам пальцев, тем больнее врезалась веревка в тонкую кожу на запястьях. Коттен закусила губу. Веревка двигалась – медленно, но верно. В конце концов виток слез с руки и повис у тыльной стороны ладони. Коттен подвигала кистями и почувствовала, что веревка больше не натянута. Знать бы точно, где стоят мужчины и что делают.

Внезапно голоса умолкли.

Вот черт, подумала Коттен. Наверное, заметили ее манипуляции. Она лежала, не двигаясь, боясь вздохнуть.

Шаги. К ней кто-то приближался.

Идущего окликнули, и шаги замерли. Снова послышались голоса. На мгновение стало тихо, потом раздался сердитый крик. Шаги стали удаляться. Еще один окрик. Зачем один из похитителей подходил к ней? Он явно не заметил, что у нее развязаны руки, иначе бы что-нибудь сделал. Может, хотел ее изнасиловать, а другие ему запретили – или заспорили, кому быть первым?

Надо бежать. Коттен высвободила одну руку, осторожно поднесла ее к лицу и чуть приспустила повязку.

Мужчины стояли футах в пятнадцати справа, у скалистого навеса. Если быстро вскочить на ноги, то можно добежать до другого края и скрыться в джунглях. Оставалось надеяться, что она нужна им… нужна живой для того, чтобы получить выкуп, и, значит, они не станут стрелять. По крайней мере, стрелять на поражение. Она отогнала мысли о том, что возможен и другой вариант: достаточно просто тела.

Коттен замерла, собираясь с мужеством, чтобы сделать рывок. Не тяни, сказала она себе. Вставай и беги.

Голоса мужчин стали спокойнее – пик ссоры миновал. Надо бежать прямо сейчас, пока они еще увлечены препирательством. Дождь, кажется, кончается. Каждая минута промедления работала против нее. Если уж совершать побег, то делать это немедленно. Как только дождь закончится, они подойдут и увидят, что у нее развязаны руки.

«Вперед».

Коттен вскочила на ноги и помчалась. Вслед ей понеслись крики, а она выбежала из-под навеса и скрылась в зарослях.

И тут же голоса утонули в грохоте выстрелов.