Текст книги "Последняя тайна"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Эли

Ричард и Мария Гапсбурги сидели в своем «кадиллаке» на обочине Норт-Рейсбрук-роуд, неподалеку от ворот поместья Эли Лэддингтона в Вудбридже, штат Коннектикут. Мария посмотрела в окно на проехавший мимо серебряный «мерседес». Люди наверняка направляются на ужин к Лэддингтону, решила она. Ее муж Ричард сидел за рулем внедорожника; он дулся, и это ее бесило. Она знала, что, подольстившись к Ричарду, сможет выжать из него что угодно, но только если будет обращаться с ним правильно. В сущности, это ее обязанность – следить, чтобы он был в норме.

Сегодня она сорвалась из-за его нытья. Он не хотел ехать в гости к Лэддингтону, ему хотелось остаться дома и поработать над исследовательским проектом. Он скулил всю дорогу, и она наконец не выдержала и задала ему жару. Теперь надо дать задний ход и погладить маленького придурка.

Мария придвинулась и положила руку ему на колено.

– Прости. Зря я на тебя накричала. Я знаю, что тебе не по душе эти визиты, но они нужны для дела. Эти люди возглавляют фонд, из которого кормится бюджет галереи. А еще они дают индивидуальные гранты. Поэтому и приходится их окучивать.

Ричард убрал ее руку с колена и положил на кожаное сиденье.

– Ричард! – проговорила она шепотом, наклонившись к нему так близко, что ее губы касались его уха. – Ну перестань, милый. Я ведь извинилась. – Она легонько укусила его за мочку уха и поджала под себя свои длинные ноги.

Ричард отодвинулся к двери.

– Мария, я отлично знаю, почему нам приходится лизать им задницы.

– Тогда зачем все эти сложности?

Ричард покачал головой.

– Тут дело в Лэддингтоне.

– Но ты ведь знаешь, что нам приходится иметь дело с Эли. Иначе никак.

Нравилось ему это или нет, но Ричард и ему подобные должны были повиноваться Лэддингтону. Другое дело – она. Она сама сделала выбор. И каждый день благодарила судьбу за это. Эли был ее спасителем.

Над Ричардом надо поработать еще чуть-чуть, и все наладится. Она знала его слабое место. Мария скользнула рукой по его ноге и погладила внутреннюю сторону бедра.

– Позволь мне попросить у тебя прошения, – прошептала она, дыша ему прямо в шею, и легонько укусила за подбородок. – Ты ведь знаешь, как я хочу, чтобы тебе было хорошо, – добавила она, лаская его пах одной рукой, а другой расстегивая ремень.

Ричард откинул круглую бритую голову на спинку сиденья и тяжело задышал.

– Вот и умница, – сказала она. – Расслабься, а я все сделаю сама. Тебе ведь нравится, когда я прошу у тебя прощения. Мне кажется, ты любишь, когда я бываю распущенной, а значит, мы поймем друг друга.

Ремень упал, а ее пальцы взялись за язычок молнии на брюках.

– Мария, – произнес он хрипло, – нас…

– Тссс, – прошептала она, расстегивая молнию и запуская руку внутрь. Когда Ричард застонал, она улыбнулась.

Как просто.

– Откинь сиденье, – шепнула она.

Ричард нажал кнопку, и сиденье беззвучно опустилось.

– Нас могут увидеть, – сказал он. Но в глазах у него уже пылал огонь вожделения, и он даже не пытался остановить ее.

Мария стянула с него брюки и сбросила туфли на высоком каблуке. Портить обивку было совершенно ни к чему.

Ричард закрыл глаза, когда она взяла губами его пенис. Щекой почувствовала, как вздрагивают мышцы его живота. Когда он был готов, Мария задрала платье, сняла с себя трусики, отбросила их в сторону и села на Ричарда верхом. Пристально глядя в глаза, наклонилась к нему.

Она наблюдала, как его охватывает огонь вожделения, как становится бессмысленным взгляд, как сжимаются зубы. Она двигалась медленно, дразнила, чтобы он завелся как следует. Взяла руки Ричарда и положила их себе на грудь.

– Сними его, – пробормотал Ричард, – сними платье.

Она застонала, сняла его руки с груди и сунула их под платье, пониже своей тонкой талии, прямо на бедра. Снимать платье было незачем: все это ненадолго.

– О господи! – простонал он. – Как хорошо! Что ты со мной делаешь?

Это был риторический вопрос. Взяв в руки его вспотевшую голову, она в бешеном темпе задвигалась вверх-вниз.

– Вот так, детка. О да, Рамджал! – шептала она, зная, что когда называет его настоящим именем, он заводится еще сильнее.

Она безупречно владела искусством разговора во время секса, угадывая, что он хочет услышать. Длинные светлые волосы рассыпались по лицу. Она знала, что он чувствует запах ее волос, чувствует запах секса.

– Рамджал! О господи, Рамджал! Я уже совсем близко… – Эти слова должны были подвести его к самой грани.

Когда она заставляла его поверить, что он и вправду возбуждает ее и может довести до оргазма, он тут же быстро кончал сам. Да и вообще, время позднее. Им давно пора быть на ужине.

Она громко застонала и содрогнулась всем телом.

Он напрягся, резко выдохнул и прогнулся. Она почувствовала, как он взорвался внутри ее.

Вот и все.

Тело Ричарда обмякло, и она наклонилась к нему.

– Сладкий мой, дай носовой платок. Мне надо вытереться.

Он обхватил ее и крепко сжал.

– Господи, как это было прекрасно. Дай перевести дух.

Мария выпрямилась.

– Нет времени. Мы можем опоздать.

Она высвободилась из его объятий и достала из внутреннего кармана куртки носовой платок. Встав на колени, вытерла влагу между ног.

– Вот так, – сказала она и бросила платок на пол перед тем, как надеть трусики. – Тебе тоже стоит привести себя в порядок. А то у тебя такой вид, словно тебя только что оттрахали на водительском кресле внедорожника.

Мария надела туфли и оправила платье. Открыла сумочку, достала маленькую расческу, включила освещение и посмотрелась в зеркальце.

– Не сильно растрепались, – произнесла она, расчесывая волосы и взбивая их. Хорошо, что не сделала сложную прическу, иначе трудно было бы привести себя в приличный вид.

Мария наклонилась ближе к зеркалу, изучая состояние косметики. Внезапно она вздрогнула и резко отпрянула от зеркала.

– Что с тобой? – спросил Ричард.

Она понимала, что это всего лишь воображение – кошмар из прошлого. Страшное обезображенное лицо, изрытое чудовищными рубцами от ожогов, глубокими, как кротовьи норы, отсутствующий глаз – нет, этого чудовища больше нет.

– С тобой все в порядке? – спросил Ричард, дотронувшись до ее обнаженной руки.

Мария снова бросила взгляд в зеркало и коснулась лица кончиками пальцев. Красавица – безупречная кожа, полные губы, соблазнительная улыбка, чарующие светло-голубые глаза и угольно-черные ресницы.

– Абсолютно.

Эли Лэддингтон действительно был ее спасителем.

Ричард и Мария Гапсбурги сидели в кабинете Эли Лэддингтона на темном диване. Пальцы Ричарда выбивали дробь по медной шляпке гвоздя на подлокотнике. Напротив них, в таком же кресле, сидел Лэддингтон с бокалом коньяка; золотистая жидкость поблескивала в свете огня огромного камина. Остальные гости уже разошлись, и они остались втроем. Как всегда, Лэддингтон был безупречно одет. Сегодня на нем был темно-синий кашемировый костюм-тройка и белая накрахмаленная рубашка с французскими манжетами – каждая складка отутюжена, каждый ноготь отполирован, каждый волосок приглажен.

В присутствии Эли Ричард чувствовал себя растрепанным и неряшливым.

– Отличная работа, – сказал Лэддингтон. – Ты славно потрудился.

Хотя он говорил хорошо поставленным голосом, для Ричарда это звучало мерзким скрежетом. Он не любил Лэддингтона, но у него не было выбора. В отличие от Марии Ричард по рождению был обязан служить ему – для него это был долг крови.

Ричард провел рукой по своей бритой голове, чувствуя, что пробивается щетина рыжих волос. Он пожалел, что не побрился утром.

– Неужели ты не хочешь сказать спасибо? – спросила мужа Мария. – Эли только что похвалил тебя.

– Да, конечно, – сделав над собой усилие, произнес Ричард. Он понимал, что не должен выказывать ни малейшего недовольства, потому что Эли Лэддингтон воспринимал его в качестве расходного материала.

– Эдельман перевел надпись на табличке? – спросил Лэддингтон.

Ричард взял себя в руки.

– Нет, вряд ли. Мы считаем, что ни Эдельман, ни кто-либо другой не смог расшифровать ничего, кроме глифов.

– Ты не разговаривал с Эдельманом? Что он тебе сказал? – спросил Лэддингтон.

– Мне показалось, что его больше интересовало, как сделана эта табличка, – ответил Ричард. – Сказал, что по поводу верхней половины у него есть какие-то смутные соображения, но во всем тексте он не разобрался. Он хотел, чтобы мы отправили к нему специалистов, в первую очередь тех, кто умеет читать узелки хипу, – из этого я делаю вывод, что все послание он не расшифровал. Он понятия не имел, что у него в руках. Фотоаппараты, аудиозаписи, бумаги – все уничтожено. Не осталось никого, кто мог бы рассказать, что он видел. Власти решат, что они погибли из-за скверного индейского варева. Вполне приемлемая гипотеза. В последнее время появилось много исследований о самоубийствах, совершенных под воздействием наркотиков. Разумеется, питье, в которое были добавлены местные галлюциногены, сделало свое дело. Из-за такой дозы наркотических веществ у них не просто начались галлюцинации и приступ паранойи – они еще и покончили с собой. По крайней мере, все улики будут свидетельствовать об этом.

Лэддингтон встал и подошел к Ричарду и Марии.

– То есть ты обо всем позаботился. – Он остановился перед Марией, протянул руку и погладил ее по щеке: – За Ричарда, – произнес он, поднимая бокал.

Ричард от коньяка отказался, но Мария не заставила себя ждать. Она коснулась своим бокалом бокала Лэддингтона и провозгласила:

– О да, за Ричарда.

Ричард смотрел, как жена пригубила коньяк. Почему ему настолько повезло? Когда он под руку с ней входил в дом, то знал, что все присутствующие задают себе тот же вопрос. Она была не просто красива – в Марии была элегантная изысканность, настолько потрясающая, что при одном взгляде на нее захватывало дух. Ее красоту нельзя было назвать кричащей или броской. Нет, эти определения решительно не годились. Именно простота отличала ее от других. Она была совершенна. И она принадлежала ему.

Ричард улыбнулся жене.

Выпив, Лэддингтон прошагал к камину и поставил коньяк на полку. Взял в руки маленькую коробочку, перевязанную лентой:

– А тут кое-что для тебя, Мария. Немного арабской роскоши.

– Ох, Эли, – сказала Мария, – что ты делаешь?

Эли прошел через всю комнату и передал Марии подарок.

Она улыбнулась ему, развязала ленту и открыла коробочку.

– Боже мой, – ахнула она, когда увидела, что внутри, – «Амуаж»!

– Говорят, это самые дорогие духи в мире, – сказал Эли.

Мария поднесла к шее золотистый флакон из свинцового хрусталя:

– Ты меня балуешь! Спасибо, Эли. – Она протянула духи Ричарду. – Представляешь, что он подарил мне?

Ричард ничего не ответил.

Когда Мария открыла флакончик, воздух наполнился ароматом духов. Роза, жасмин, майский ландыш, сандаловое дерево, босвеллия…

– Ты заслуживаешь того, чтоб тебя баловали, – сказал Эли и снова обратился к ее мужу: – Итак, Ричард, как же мы поступим с этой женщиной по имени Коттен?

Ричард Гапсбург почувствовал, что у него вспотела макушка.

– Мы не можем ее убрать. Ты сам это постоянно говоришь.

Его голос звучал резко, и он постоянно жалел о своей нервозности. Он повернул часы циферблатом на запястье. Его не интересовало, сколько сейчас времени. Просто надо было казаться невозмутимым, уверенным в себе, а если он проверит, который час, то создаст нужное впечатление.

Со всей сдержанностью, на которую был способен, Ричард произнес:

– Она исчезла из поля зрения, по крайней мере, сейчас. Мы уже дискредитировали ее, а теперь еще и травмировали ее психику. Она стала свидетельницей невыразимого ужаса и увидела нечто явно потустороннее. Она никому не расскажет – кто ей поверит? Все решат, что она снова хочет создать сенсацию, попасть в заголовки газет и оправиться после недавнего провала. Да и сама она ни в чем не уверена, хотя в глубине души, возможно, и считает, что все это – дело наших рук. – Ричард одернул манжеты, довольный своим ответом.

– Тебе известно, где она сейчас? – спросил Лэддингтон.

– Она убежала в джунгли, как я и предсказывал. – Ричард намеренно выбрал слово «предсказывал». – Насколько нам известно, пока что она не проявлялась.

Лэддингтон прошел по турецкому ковру, сотканному в девятнадцатом веке, остановился и погладил голову бенгальского тигра, который навсегда застыл, приготовившись к прыжку.

– Она всегда будет нашей проблемой, Ричард. Для этого она и была создана.

Ричард прекрасно знал не только кто эта женщина, но и то, что в ближайшем будущем она никуда не пойдет. Благодаря его идеально продуманному плану они получили передышку. Неужели Лэддингтон не может поблагодарить за это?

Ричард подавил раздражение, которое рвалось наружу:

– Я хочу сказать одно: мы напугали ее настолько, что она предпочтет остаться в тени. Она уже не захочет разыскивать ни нас, ни табличку.

Лэддингтон вернулся к каминной полке за коньяком и сделал маленький глоток.

– В ближайшее время, видимо, не захочет. – Он с наслаждением смаковал бархатную влагу. – Но будь начеку, Ричард. Представь, что ты ювелир, который, не отводя глаз, смотрит через лупу на драгоценный камень. Ты должен следить за каждым ее шагом, каждым движением, каждым вздохом. Она – наша ахиллесова пята, Ричард. Коттен Стоун – наша Немезида.

Шаман

Сначала Коттен услышала гулкие шаги, почувствовала, что руки болтаются в воздухе, а кровь прилила к голове. С трудом открыла глаза.

Ей стоило больших усилий сосредоточиться.

Пятки. Она смотрела снизу вверх на загрубевшие босые пятки старика, бредущие по тропинке через джунгли. Ее несли, и костлявое плечо впивалось в живот. Она висела вниз головой, подбородок ударялся о вспотевшую кожу.

Спутанные, беспорядочные мысли носились в голове, но ничего определенного. Она застонала.

В ушах загудело, потом гудение превратилось в звон, и она поняла, что теряет сознание.

Дым.

В носу щипало от дыма. Коттен отвернулась.

Послышалось пение.

Пели ритмично, низким голосом. Что это за язык?

Одни и те же слова повторялись вновь и вновь, а потом резкий запах дыма снова достиг ее ноздрей.

Коттен повернулась набок и застонала.

Что-то влажное – видимо, кусочек мокрой ткани – омочило ее губы. Питье. Язык прилип к нёбу, а в горле пересохло так, что оно пылало.

Еще немного влаги из той же ткани просочилось сквозь губы.

Вода. Сладкая-сладкая вода.

Пение прекратилось, а запах дыма стал слабее.

Сознание начало проясняться. Наконец она заставила себя поднять веки.

Мужчина с черными глазами, выделявшимися на темно-оливковом морщинистом лице, смотрел на нее сверху вниз. Затем поднял бровь.

– Хорошее лекарство, – сказал он.

Коттен заморгала.

В поле зрения оказалось другое лицо, глаза уставились на нее из-за плеча мужчины. Это было лицо женщины, загрубевшее, с черными сверкающими глазами и волосами, крепко стянутыми у затылка.

Кто они такие? Зачем принесли ее? Коттен ничего не понимала. Неужели они прочесывали их лагерь? Она отпрянула, когда мужчина придвинулся к ней.

– Хорошее лекарство, – повторил он и что-то сказал женщине.

Та кивнула и с улыбкой сказала что-то на непонятном языке – Коттен показалось, что это язык кечуа. В интонациях не было ничего угрожающего. Может быть, они и не хотели сделать ей ничего плохого.

Мужчина тоже улыбнулся. У него были идеальные белые зубы.

– Ах, – сказала женщина и скрылась из виду.

У Коттен болела голова, особенно с правой стороны, прямо над глазом. Она осторожно дотронулась до этого места кончиками пальцев. Там была какая-то повязка, плотная и липкая.

– Хорошее лекарство, – повторил мужчина.

Снова появилась женщина и поднесла к ее губам маленький кувшин.

– Пей, – сказал старый индеец.

Она пригубила жидкость, а женщина улыбнулась и что-то сказала, явно чтобы ободрить Коттен и уговорить ее попить еще.

Коттен поняла, что это не вода. Жидкость имела фруктовый привкус, кислый, но вовсе не неприятный. Она сделала глоток и почувствовала, как смягчается горло. Немного жидкости вытекло изо рта на шею.

Что-то быстро говоря, женщина села поудобнее и приподняла голову Коттен.

Та сделала большой глоток, и женщина снова опустила ее голову на циновку.

– Спасибо, – сказала Коттен.

Сухость во рту наконец прошла. Она огляделась и увидела, что лежит в хижине из тростника и досок. Над головой висели прикрепленные к балке – она не знала, как это назвать, – украшения. Набор красивых разноцветных перьев – красных, желтых, зеленых, бирюзовых; свежие и высушенные растения; веревки.

Мужчина заметил ее интерес, встал и снял один из предметов, чтобы дать ей посмотреть. Нечто вроде стеблей злаков, у основания перевязанных грубым шнуром. Он погладил предмет большим пальцем и развернул, чтобы показать содержимое.

Она почти сразу поняла, что перед ней. Внутри была нанизанная на нитку длинная полая белая кость.

– Кондор, – сказал мужчина, отодвигаясь.

Он подошел к маленькой ямке, вырытой в земляном полу. Из ямки поднималась кольцами тонкая струйка дыма и уходила сквозь тростниковую крышу.

Мужчина сел на корточки, опустил кость в яму и держал ее, пока та не занялась. Тогда он задул огонь, и кость стала тлеть и дымиться.

Он поводил костью у себя под носом и несколько раз вдохнул дым. Потом вернулся к Коттен и поводил костью перед ней, чтобы дым вдохнула и она. Помедлив, она так и сделала. Это был тот же запах, тот же дым, которым был полон воздух, когда она проснулась.

– Дым отгонит злых духов. Кондор унесет их прочь. – Мужчина взял ее руку и приложил к повязке на голове. – Они уйдут вместе с кондором.

Амулеты и талисманы, подумала Коттен. Вот что висит над головой. А он – знахарь, шаман, лечит ее раны.

Неожиданно она вспомнила, как бежала из лагеря к Риманчу и упала. Наверное, ударилась головой и потеряла сознание.

– Сколько я уже здесь?

Он протянул руку к палке, прислоненной к корзине, и поднес ее к глазам Коттен. На очищенной от коры палке было сделано три надреза.

– Три дня?

Шаман дотронулся до каждой отметины своим длинным коричневым узловатым пальцем. Он сверкнул белозубой улыбкой, явно довольный тем, что ведет счет дням.

– Риманчу, – сказал он. – Для тебя это место нехорошее. Они не разрешают никому там находиться.

– Кто?

Мужчина выпрямился, и лицо его стало суровым.

– Махорела – те, что спустились с темного неба.

По выражению его лица она догадалась, что вторглась в область местной мифологии или религии. Такие вещи обычно не обсуждают с посторонними.

– Я шла и упала. А ты нашел меня там, в Риманчу?

Он кивнул.

– Как мне повезло, что ты проходил мимо.

– Мне было сказано, чтобы я пошел туда и нашел тебя.

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

– Постой. Кто тебе это сказал? Как… – Коттен приподнялась на локтях и попыталась сесть, но слабость не позволила.

Шаман развернулся и вышел из хижины.

Хотелось задать и другие вопросы – в основном про своих друзей. Коттен снова упала на плетеную циновку. Вопросы застряли в голове, словно шрапнель.

Ее охватила тревога. Надо уходить. Возвратиться к цивилизации. Как только к ней вернутся силы, она выберется из джунглей, свяжется с властями, приведет к лагерю подмогу.

Она закрыла глаза, и ее разум заполонили видения: теплая липкая кровь, текущая из простреленной головы Эдельмана; обжигающий жар пламени, охватившего Хосе; безжизненное тело Пола, распростертое на земле.

Но все это перекрывала одна картина: ослепительный свет от столба светлячков.

И парящая в воздухе табличка.

Целитель

На следующее утро Коттен проснулась с чувством, что силы возвращаются, а восприятие становится четким. В хижине светило ясное утреннее солнце, разум ее прояснился, и одновременно проснулась любознательность.

Коттен заглянула под покрывало, чтобы посмотреть, что на ней надето. Она была в накидке из мягкой ткани. На талии накидка была схвачена матерчатым поясом, а на плече заколота булавкой примерно в пять дюймов длиной, с квадратной головкой в виде геометрической фигуры. По-видимому, из кованой меди. Коттен поправила тунику и стала смотреть на дверь.

Как она и ожидала, ее постоянные посетители не заставили себя ждать.

– Ага, сегодня тебе хорошо, – сказал шаман, заходя в хижину. Одет он был не так, как Коттен: на нем было пончо с бахромой до самых щиколоток.

Следом вошла женщина. Она опять улыбалась – казалось, она улыбалась все время. Одета она была так же, как Коттен.

– У меня такое чувство, словно я очнулась от дурного сна, – сказала Коттен и дотронулось до раны на голове – там уже не было повязки, остался лишь глубокий шрам.

– Хорошее лекарство, – сказал мужчина, – и кондор тоже помог.

Кажется, они не называли свои имена. Она совершенно точно не спрашивала, как их зовут, и сама не представлялась. О чем спросить в первую очередь? Коттен начала разговор с того, что назвала свое имя и, соответственно, запомнила их имена. Мужчину звали Ячаг, что значило «мудрец» и «знахарь». Женщину звали Пилпинту, то есть «колибри».

– Ее назвали так, когда она стала женщиной, – объяснил Ячаг, – потому что она порхает с места на место.

Имя Коттен понравилось Ячагу:

– Твое имя происходит от Пачамамы – Матери-Земли, – сказал он.

Хотя она объяснила, что ее имя пишется иначе, чем слово «коттон» – «хлопок», оно все равно пришлось шаману по душе, потому что он связал его с природой.

Ячаг велел Пилпинту помочь ему поднять Коттен на ноги.

Она почувствовала себя так, словно вылезла из бассейна: тело оказалось неожиданно тяжелым, а ноги – слабыми. На мгновение закружилась голова, и Коттен, чтобы удержаться на ногах, ухватилась за руки Ячага и Пилпинту. «За несколько дней стоять разучилась…»

Несколько шагов – и она на улице. При свете утреннего солнца Коттен в первый раз увидела деревню – каменные хижины с тростниковыми крышами, мощенные булыжником улицы, пасущиеся ламы и альпаки, суетящиеся бронзовые мужчины и женщины, играющие дети. На склонах виднелись террасы, отведенные под посевы, а в низине за деревней текла река. Это место ближе к долине, чем лагерь Эдельмана. Коттен чувствовала себя путешественницей во времени, которую стукнули по голове и отвезли в прошлое, когда еще не было Писарро и его конкистадоров [10]10
  Франсиско Писарро (между 1470 и 1475–1541) – испанский конкистадор; участвовал в завоевании и уничтожении государства инков в Перу.


[Закрыть]. Тут нет ни футболок, ни кроссовок «Найк эйр», ни машин, ни мотоциклов, – вообще никаких признаков современной цивилизации.

Ячаг и Пилпинту довели ее до ближайшей каменной скамейки. Коттен уселась поудобнее и спросила:

– А в какой стороне Риманчу?

Когда она произнесла это слово, Пилпинту ахнула и закрыла рот рукой, ее брови взметнулись вверх.

– Там. – Мужчина указал пальцем на горы. – Туда полдня пути.

Она не забыла, что ему было сказано найти ее. Как так?

– А кто велел тебе искать меня?

Черные глаза Ячага вперились в нее.

– Ты еще не готова, – ответил он. – Может быть, завтра или через день.

– Ничего не понимаю. И почему ты говоришь по-английски? Кто-нибудь еще здесь говорит по-английски?

– Ты спешишь… И жить спешишь. Пусть она разворачивается постепенно, Коттен. Если будешь торопиться, то проскочишь пороги и боковые дорожки, даже не заметив их. Все на свете – в том числе и ответы – дается нам, лишь когда мы готовы их принять.

– Ты не жил в Нью-Йорке, – сказала она, рассмеявшись.

Он пристально посмотрел на нее, чуть склонив голову набок. Потом закрыл глаза и три раза глубоко вздохнул, перед тем как снова взглянуть на нее.

Она решила, что шаман просто не понял ее замечания о Нью-Йорке. Но когда он снова заговорил, она поняла, что думал он вовсе не об этом.

– Коттен Стоун, я получил твое имя. Для меня, для нас и для Виракоча – бога, сотворившего мир, – ты теперь Майта. «Майта» значит «Избранная».

Коттен задохнулась и стала хватать ртом воздух, словно ее долго держали под водой.