Текст книги "Последняя тайна"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Энергетическая решетка

Лестер Риппл собрал в кучу желтые листки, которыми был завален карточный стол.

– Без толку, – пробормотал он, сбрасывая их на пол.

Он не понимал. Он элементарно не понимал, что имела в виду Коттен Стоун, когда говорила, что собирается остановить Армагеддон. Да что она вообще вбила себе в голову про надписи на этой табличке – или как там она ее называла. Шифр излагал его теорию – плюс что-то еще. Какое это имеет к ней отношение? В конце концов, она просто безмозглая журналистка.

Лестер посмотрел на фотографии и вытер нос тыльной стороной ладони. Можно обойтись и без платка – это не простуда и не инфекция. Сопли чистые. Просто аллергия. Это как чистить по утрам уголки глаз.

Он посмотрел через лупу на часть фотографии с бликом.

– Армагеддон, – произнес он вслух.

Она действительно имела в виду ту самую, последнюю битву – или какую-то частную войну? Надо было попросить, чтобы она объяснила подробнее.

– Ничего не сходится, – сказал он. – Просто не понимаю.

Лестер Риппл сделал глубокий вдох и выдох через нос. Надо дать мозгам отдых. Самые невероятные озарения случались с ним как раз в такие моменты – когда он открывал себя вселенной и впускал в себя ее энергию. Именно так он открыл основы нитяной теории. Он должен сделать сознание чистым и восприимчивым. Но сначала, как учила бабушка, он должен поблагодарить Творца за то, что Тот даровал ему премудрость. Если он станет молиться о даровании мудрости, он заставит свой разум считать, будто этой мудрости у него нет. А если благодарить Господа за то, что у тебя уже есть, – это всегда помогает.

«Живи так, словно это правда, – оно и станет правдой, – часто повторяла бабушка. – Увидь то, чего хочешь, и оно к тебе придет».

Лестер знал, что у него в голове уже имеются все ответы. Весь секрет в том, чтобы их увидеть. Это примерно как с кубом, который он нарисовал для Коттен Стоун. Все дело – в точке зрения.

Когда в него влился свет, Лестер Риппл погрузился в полный покой. Темп, в котором работал мозг, замедлился. Хорошо. Это очень хорошо. Вот только как объяснить другим, что он чувствует? Ведь он словно бы оказывался в энергетической решетке, связывавшей все элементы космоса – а может, и того, что лежит за его пределами.

«Вольво» ехал к гостинице, а Коттен смотрела в окно.

– У тебя будет совсем мало времени, чтобы отдохнуть с дороги, – сказал Джон. – Ты, наверное, сильно вымоталась.

– О да. И морально. И физически. Сам понимаешь. Но ведь через пару часов все закончится, я снова буду в гостинице и отдохну.

Джон взял Коттен за руку.

– Ты сильная леди. Поверь мне, Господь не взвалит на тебя больше, чем ты сможешь нести.

Коттен прислонилась к Джону и положила голову ему на плечо:

– Не знаю, что бы я без тебя делала, – сказала она.

Какое-то время они просидели молча, потом Джон снова заговорил:

– Я тут думал… Чонси Уайетт, предок Томаса, украл табличку из Ватикана в девятнадцатом веке. Мы знаем, что в записке, которую он оставил, содержится подсказка о том, куда он ее спрятал.

Коттен подняла голову.

– Томас рассказал про своего предка и про записку, но мы не разобрались, что в ней сказано. Мы собирались слетать в Англию и найти его дальних родственников.

– Я думал о том же, – сказал Джон. – В лондонском отделении Венатори уже кое-что раскопали. Они нашли его двоюродную бабушку.

– Значит, туда мы и поедем, как только…

Неожиданно Дучамп ударил по тормозам, и Коттен с Джоном дернуло вперед. Колеса завизжали, и машина остановилась, но перед этим раздался громкий стук, и что-то тяжелое перелетело через капот.

– Господи, что это было? – спросила Коттен, глядя на заляпанное кровью ветровое стекло.

Обольщение

Коттен сидела в траве на обочине, пока полиция направляла машины в объезд места происшествия. Она поняла, что они застряли надолго, потому что были жертвы. Дучамп, очевидно, в шоке, и Коттен хотелось помочь ему. Остановив машину, он сразу выскочил из нее, за ним последовали Джон и Коттен. То, что они увидели, до сих пор стояло перед глазами.

На дороге лежало изувеченное и окровавленное женское тело. И словно этого было мало, в нескольких футах от нее лежал комок плоти – ее младенец-сын.

Теперь их тела накрыли желтым брезентом, и Коттен была благодарна за это. Лица матери и ребенка врезались ей в память. Коттен посмотрела на свои руки. Она вытирала их об рубашку, потом об траву, но на них все еще остались бурые пятна. Блузка была влажной, спереди – красные разводы, на лбу – полоска крови. Ребенок, в отличие от матери, умер не сразу, и Коттен пыталась остановить текущую из головы кровь, но это не помогло спасти малыша.

Пора перестать думать об этом. Но до нее доносился голос Дучампа, который разговаривал с полицейским.

– Не понимаю, откуда она взялась. Я вообще ее не видел. – Он повторял это снова и снова всем, кто готов был слушать.

Джон положил руку Дучампу на плечо и отвел его к обочине, где сидела Коттен. Она поднялась.

– Думаю, для расследования у полицейских уже есть все, что нужно, – сказал Джон.

Лицо Дучампа было совершенно белым – ни кровинки на губах и щеках.

– Вы ни в чем не виноваты, – произнесла Коттен.

Дучамп затряс головой:

– Мне надо было быть внимательней… если бы я только ее заметил… если бы вовремя свернул…

– Перестань себя терзать, – сказал Джон. – Это было очередное самоубийство. Женщина бросилась прямо под машину. Другого объяснения нет. Один из офицеров сказал, что нашли ее машину, которую она припарковала за аварийной полосой. Она все оставила там – ключи, сумочку, подгузники. Она не собиралась возвращаться. Сделала все целенаправленно.

– Джон, ну а ребенок? – возразила Коттен. – Зачем ей понадобилось убивать еще и малыша?

– Такова их стратегия. Чем ужаснее – тем лучше, – ответил Джон. – И не надо думать, что мы подвернулись случайно. Они шлют тебе предупреждение. Как с Томасом.

Коттен заправила волосы за уши.

– Мы должны положить этому конец. Мы должны найти последнюю табличку.

– Я не вернусь, – сказал Ричард по сотовому телефону.

Мария швырнула сумочку на кровать. Она уже совсем собралась на ужин к Эли, а тут Ричард выделывает фокусы.

– Что ты такое говоришь? Ты разобрался с Тайлером?

– Я пытался, но не получилось. Я больше не могу этим заниматься. У меня кончился порох.

Мария обошла кровать.

– Послушай меня, Ричард. Ты устал и нервничаешь. В таком состоянии нельзя принимать решения. Ты не способен ясно мыслить. Ближайшим же рейсом возвращайся домой. А я поговорю с Эли. Он придумает, как покончить с Тайлером другим способом.

В трубке молчали. Мария прикусила губу с такой силой, что выступила кровь. Если Ричард пошел ко дну, она отправится ко дну вместе с ним. Она зашла слишком далеко, чтобы давать задний ход.

– Ты меня еще слушаешь? – спросил Ричард.

– Да.

– Я люблю тебя, Мария. Поехали со мной. Мы будем вместе. Уедем куда-нибудь, куда угодно, лишь бы подальше от Эли. Если захочешь, заведем ребенка.

– Ричард, да что с тобой? Ты сам себя слышишь? Ощущение такое, что я говорю не с тем Ричардом, который был в Нью-Мексико. Ты жалок.

– Нью-Мексико был моей лебединой песней. Эта власть меня больше не цепляет. Я не получаю от нее ничего. И я больше не верю в…

– Чушь собачья. Ты для этого рожден. Это у тебя в крови. Мы поднимемся вместе и победим. Ты не можешь вот так просто выйти из игры. Так не делается.

– Так сделал Фурмиил, отец Коттен Стоун.

– И посмотри, что с ним стало! Он настолько пал духом, что убил себя.

– Мария, ты приедешь ко мне?

Не ответив, она бросила трубку. До встречи оставалось тридцать пять минут, теперь надо еще и переодеваться. Брючный костюм роскошен, но для сегодняшнего вечера нужно платье.

– Он провалил дело, – сказал Эли, сидящий во главе стола. Мария сидела справа от него. Они ужинали вдвоем.

Марии стало дурно. Если Эли уже поговорил с Ричардом, она обречена.

– Ты говорил с Ричардом?

– Он не снимает трубку.

Исполнение приговора оттягивается, подумала она. Если удастся сделать так, чтобы они еще какое-то время не разговаривали, если удастся сделать так, чтобы Эли не рассвирепел, она сумеет вернуть мужа.

– Может, у него разрядился мобильник? Такое случается.

– У Ричарда есть зарядное устройство для автомобилей. И обычное зарядное устройство. Он не хочет со мной разговаривать.

Мария положила столовую ложку.

– Не сомневаюсь, что он скоро позвонит. У него было напряженное время. Дождись, пока я с ним поговорю. Предоставь мне свободу действий, Эли. Доверь Ричарда мне, как раньше. Не забывай: это моя работа.

– Твой муж несчастлив.

У Марии душа ушла в пятки. Она дала Эли обет в обмен на то, что называла своим воскрешением, – следить за тем, чтобы Ричард не отбивался от рук и всерьез занимался их общей миссией.

– Я делала все, что в моих силах. Ричард просто склонен зацикливаться.

– Ты удовлетворяешь его?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Как у вас с сексом?

Мария отодвинула тарелку с супом.

– У нас все прекрасно. Ты же знаешь, что чувствует ко мне Ричард. И как он ревнует меня к тебе. – «Шаг номер один». – И справедливо ревнует. В тебе есть сила и привлекательность. Ни одна женщина не устоит перед этим.

Строгие, жесткие линии его лица разгладились.

– Люблю, когда ты льстишь мне.

Мария дотянулась до его руки и погладила ее.

– Это не лесть, ты сам прекрасно знаешь.

Эли глотнул вина.

– Что ж, будем надеяться, что скоро Ричард позвонит и внятно объяснит, что случилось.

У Марии не было аппетита. Ужин состоял из шести блюд, и если она покажет, что тревожится, Эли это заметит.

– В Ричарде нет той силы, что есть в тебе. У него масса слабостей.

– Именно поэтому на сцене появилась ты.

– Ричард никогда не восхищал меня так, как ты. – Она опустила глаза, словно ее смущало собственное признание. – Если бы не мой долг по отношению к Ричарду… – Она посмотрела на Эли и выжала из глаз слезы. – Я живу с Ричардом только потому, что ты этого хочешь. Но ведь ты знаешь, кого я хочу на самом деле.

Эли допил вино.

– Раньше ты ничего подобного не говорила.

– Я считала, что это неуместно. Но я тысячу раз давала тебе понять это – вспомни, как я к тебе прикасалась и позволяла тебе прикасаться ко мне. Неужели ты не замечал? Неужели ты настолько слеп? Даже Ричард все видел.

Эли налил себе еще вина и, откинувшись на спинку, стал разглядывать ее.

У Марии до боли скрутило живот. Она надеялась, что насквозь он ее не видит.

«Шаг номер два».

Рука скользнула под стол и легла на колено Эли. Сначала она оценивала ситуацию и не шевелилась. Но он не протестовал, и она ласково погладила его бедро.

Улыбнувшись, сказала:

– А ведь мы могли бы использовать обе возможности. Ричарду не обязательно знать. Я могу по-прежнему держать слово и при этом служить тебе несколькими способами.

Эли молча смотрел на нее, не отводя глаз. Она буквально видела, как он взвешивает ее слова. Это хороший знак. Один из узелков в животе расслабился.

– Так вот почему ты предложила мне поужинать вдвоем, когда Ричард уехал? Потому что ты так же хочешь меня, как я хочу тебя?

Мария убрала руку, встала и вплотную подошла к Эли.

– Допивай вино, – сказала она, взяв его свободную руку и просунув под платье, на пах. – А когда закончишь, поднимайся наверх, чтобы попробовать на вкус меня. Потом шепнешь на ухо, какова я по сравнению с вином.

Мария отступила на шаг, расстегнула платье и приспустила его с одного плеча, так что обнажилась спина и одна грудь.

«Шаг номер три».

Когда она выходила из комнаты, платье упало на пол.

Вайолет

– У Венатори, видимо, приличный бюджет, если они могут позволить себе апартаменты на площади Кадоган, – сказала Коттен Джону, когда он, приведя себя в порядок после дороги, зашел к ней в номер. – Наверняка это стоит целого состояния.

Они с Джоном прилетели в Лондон через три дня после похорон Томаса.

– Нравится комната?

Коттен осмотрелась.

– Нравится – не то слово. Просто роскошная. Только я не понимаю, почему они тратят на меня такую кучу денег. И еще – не хочу обидеть, но не понимаю, почему они тратятся и на тебя, а не на какую-нибудь шишку из Венатори.

Джон впился в нее взглядом.

– Как раз на шишку из Венатори они и тратятся.

– Что-что?

Она помолчала, осознавая, что он сейчас сказал.

– Постой, у тебя есть должность – что-то там такое по сакральной археологии. У тебя нет должности кого-то там в Венатори.

– Твоя наивность всегда была частью твоего обаяния, – улыбнулся Джон. – Я был прелатом папской комиссии по сакральной археологии – хотя теперь это скорее формальность.

– Формальность? – Коттен отступила на шаг. – Ты говоришь так, словно хочешь сказать «прикрытие».

– Иначе нельзя. Все знают, что Венатори существует, но никому не известна ее внутренняя иерархия. В противном случае верхушка организации стала бы легкой мишенью. Я докладываю напрямую Папе. И у меня нет ни официального ранга, ни должности.

– Томасу известно об этом?

– Нет. Полевые агенты понятия не имеют, чем я занимаюсь, хотя он мог догадываться, зная о моих близких контактах с Папой. Мы с ним часто беседовали, но Томас отчитывался перед другим человеком, который, в свою очередь, отчитывался перед третьим.

– Похоже на ЦРУ. Значит, когда тебя возвели – это ведь так называется? – в сан архиепископа, ты стал возглавлять Венатори?

– Да, проще всего объяснить так. Венатори хорошо известна разведкам всего мира, но никто за пределами организации не подозревает, как глубоко уходят ее корни. Это моя прямая обязанность, моя и Папы. – Джон указал на стул, стоявший у одного из нескольких дубовых столов в роскошном гостиничном номере. Они сели, и он продолжил: – Мы найдем способ остановить эти самоубийства и разгадать тайну таблички, Коттен. Единственная цель Венатори: победить наших врагов – твоих врагов.

– Все слишком быстро. У меня миллион вопросов. Считать ли происходящее началом Армагеддона? Что я должна остановить? Я ведь точно не знаю, что от меня требуется.

– Лучше всего начинать сначала. В данном случае начало – это предок Томаса Уайетта, Чонси Уайетт. – Джон достал из кармана куртки листок и развернул его. – Приехав сюда, в Лондон, мы сразу же приступили к сбору информации. В самолете, пока ты спала, я составил список. Во-первых, Венатори установила, что у Томаса действительно здесь есть дальняя родственница. Ее зовут Вайолет Кратчфилд. Она живет в пригороде Лондона. Для начала к ней и отправимся. Во-вторых, у нас есть кое-какие соображения по поводу записки Чонси Уайетта – той, что он оставил, когда выкрал табличку, – особенно его упоминания про нитку. В Евангелии от Матфея говорится, что легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богачу попасть в Царствие Небесное. И есть древнее предание о том, что в Иерусалиме были ворота, которые назывались Игольное Ушко, потому что верблюд мог пройти через них, только если его развьючивали и он сгибал передние ноги. Считается, что смысл именно в этом: к Богу можно прийти только на коленях, оставив нажитое. К сожалению, нет никаких археологических и документальных свидетельств, что такие ворота существовали на самом деле. Но если мы ничего здесь не обнаружим, можно будет продолжить поиски в этом направлении.

Коттен кивнула, уже представляя себе поездку в Святую землю на поиски этих таинственных ворот.

– И вот еще над чем тебе стоит поразмыслить, – продолжал Джон. – Есть такое действие – вдеть нитку в иголку. Оно имеет отношение к остроте и объемности зрения – ведь Господь дал нам два глаза.

Коттен ухмыльнулась:

– Собираетесь проводить научный эксперимент, мистер Чудодей?

– Именно так.

Джон встал.

– Для начала нам понадобится нитка.

– У меня с собой коробочка с нитками и иголками. Достать?

– Доставай. Посмотрим, найдется ли там катушка.

Коттен порылась в сумке и вытащила маленькую пластмассовую коробочку.

– Пойдет? – спросила она, доставая катушку с черными нитками.

– Вполне. – Джон взял катушку и зажал под подбородком конец нитки. Отмотал ее и, вытянув руку, оторвал. Передал катушку Коттен: – Теперь ты сделай то же самое.

Коттен посмотрела на него с любопытством:

– Хорошо.

И повторила действия Джона.

– Смотри прямо перед собой, – сказал он. – Сколько ниток ты видишь?

– Две.

– И при этом ты знаешь, что на самом деле она одна. Теперь закрой левый глаз. Сколько ниток?

– Одна.

– Открой левый и закрой правый.

– Опять одна.

– Вот поэтому-то у нас по два глаза и мы способны к глубинному зрению. Теперь смотри двумя глазами и сфокусируйся на одной точке.

Коттен послушалась.

– Нитки сошлись в одну, – сказала она.

– Место, где они сошлись, – точка фокуса. Это и есть нитка в иголке.

Коттен почувствовала, что у нее дежавю: она вспомнила рисунок куба, который показывал Лестер Риппл в «Старбаксе» в Чикаго.

– Джон, – проговорила она тихо, возвращаясь к своему стулу и садясь. – Кажется, я начинаю понимать, что происходит. Веришь ли ты, что мы можем находиться в двух местах одновременно, как эта нитка, в зависимости от точки фокуса, в зависимости от того, где предпочтем быть? – Мысли теснились в голове. – Когда я была в Перу… Там меня научили одной технике медитации, которой я до сих пор пытаюсь заниматься.

Джон сел напротив.

– Этому научил тебя тот шаман? Человек, про которого ты мне рассказывала?

Коттен пыталась сплести воедино разрозненные обрывки мыслей.

– Когда я в последний раз пробовала делать то, что Ячаг называл «погружением в жидкий свет», мне показалось, что я как будто нахожусь в двух местах одновременно. Я видела, как стою сразу на двух берегах. И я была уверена, что могу переместиться с одного на другой. – Коттен запустила пальцы в волосы. – А потом в Чикаго я встречалась со странным физиком, видевшим фотографии таблички, которые я носила в Иллинойский университет. Он сказал, что надписи на табличке каким-то образом связаны с квантовой механикой. Что они сделаны в бинарном коде и полностью совпадают с теорией, которую он создал. Он называл ее «нитяная теория» и пытался объяснить, как частицы в квантовом мире могут находиться в нескольких местах одновременно. По его словам, он доказал, что это же верно и для нашего мира. Лестер Риппл уверял, что все возможные варианты и результаты уже существуют. И это очень похоже на то, что говорил мне Ячаг в Перу. Суть в том, что есть множество путей, тропинок. Если ты сфокусировался на одной из них – значит, там ты и решил провести жизнь. Как по-твоему, в этом есть смысл?

– Конечно. Это то, что мы называем свободой воли.

На следующее утро, после завтрака, Коттен и Джон сели на поезд, который через час должен был довезти их до станции Ханборо неподалеку от Оксфорда.

Приехав, они пятнадцать минут шли пешком до домика Вайолет Кратчфилд, двоюродной бабушки Томаса Уайетта.

– Там покоится с миром прах Уинстона Черчилля, – пояснил Джон, когда они прошли мимо указателя на церковь Святого Мартина в Блейдоне. – Вот тебе для общего развития. Раньше самоубийц хоронили на большой дороге, воткнув в тело кол.

– Это ужасно. – Коттен оглянулась на знак.

– Потом, в начале девятнадцатого века, многие пришли к выводу, что этот обычай варварский, и приняли закон, согласно которому самоубийц разрешалось хоронить на обычных кладбищах, но…

– Всегда найдется какое-нибудь «но».

– Да-да. Но хоронить их можно только между восемью часами вечера и полуночью и, естественно, без отпевания.

– Но ведь это про англиканскую церковь, а не католическую. На католических кладбищах самоубийц не хоронят.

– Это правда, – сказал Джон.

– Смотри. – Коттен указала на двухэтажный каменный дом в другом конце поля. На воротах была вывеска «Кратчфилд». – Это он.

– Наверняка.

На крыше ветхого дома торчали две трубы. Его окружал заброшенный сад, где росли дикие цветы, кусты и сорняки. Из одной трубы шел дым.

– Дома кто-то есть, – сказала Коттен.

Они прошли по плитам дорожки и оказались перед ободранной деревянной дверью. Джон стукнул в нее потускневшим медным молотком.

– Здравствуйте! – крикнул он.

Они подождали несколько минут и снова постучали. Через секунду дверь со скрипом отворилась.

– Добрый день, – поздоровался Джон.

В дверях стояла дряхлая сгорбленная старуха. Волосы у нее были такими жидкими, что сквозь них просвечивала розовая кожа.

– Вы миссис Кратчфилд? – спросила Коттен. – Вайолет?

Старуха уставилась на Джона сквозь заляпанные очки с двойными линзами.

– Это твоя женщина? – спросила она.

– Прошу прощения? – не понял Джон.

Она посторонилась и взмахнула палкой, приглашая их зайти в дом.

– Идите в гостиную, там тепло, – сказала она. – Вы что, хотите, чтоб я схватила пневмонию?

Коттен посмотрела на Джона, и оба переступили через порог.

– Теперь садитесь и погрейтесь. – Старуха похлопала по спинке стоящей перед печью козетки.

Коттен и Джон подождали, пока она усядется в кресло-качалку, и сели сами.

Гостиная оказалась мечтой торговца антиквариатом: полно предметов темной старинной мебели, многие укрыты одеялами. На каждом столе – вазы, чайники, статуэтки, фотографии в рамках и лампы. С одного края пианино свисала расписная декоративная ткань.

– Вас зовут Вайолет Кратчфилд? – спросил Джон.

Женщина, казалось, удивилась.

– Ну а как же еще? Что с тобой, Алистер? Ты что, наклюкался? – Она кивнула на Коттен. – Котел для воды – в буфетной.

– В буфетной? – переспросила Коттен.

– Возьми котел и поставь его в печь. Сегодня мне надо постирать только простыни. Давай, неси.

Коттен бросила взгляд на Джона.

– Миссис Кратчфилд, я не Алистер. Меня зовут Джон Тайлер, а это – Коттен Стоун.

– Коттен? О-хо-хо. Ну что за имя для такой миленькой девушки?

– Мы пришли, чтобы задать вам несколько вопросов, – сказал Джон.

– Принесите побольше дров, – велела Вайолет. – Пускай полежат здесь. – Она ткнула палкой, словно копьем, в направлении камина. – А ты совсем запустил сад. – На минуту она умолкла. Потом, словно увидев их впервые, спросила: – Как, говоришь, тебя зовут?

– Джон Тайлер.

Вайолет качнулась в кресле.

– Будь добр, подбрось полено в печку, Джон. Старые кости легко мерзнут.

– С радостью.

Он подошел к камину. Похоже, это единственный источник тепла в доме. Джон взял щипцы и поднял дубовое полено.

И застыл на месте. Медленно поднес полено к огню, не отводя глаз от чугунной стенки камина, которая направляла тепло в комнату.

Посреди нее красовалась печать Венатори.