Текст книги "Последняя тайна"

Автор книги: Линн Шоулз

Соавторы: Джо Мур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Букингемский дворец

Элегантный лимузин «бентли арнаж» отъехал от обочины Ньюбери-стрит у галереи Чейз и помчался по центру Бостона с грацией балерины и уверенностью хищника.

Мария Гапсбург нервно читала номер «Национального курьера». Эли сунул его ей в руки, когда она, выйдя с торжественного приема, села в машину. Теперь Эли сидел напротив нее, а Ричард – рядом с ним. Они говорили тихо, иногда переходя на язык, которого Мария не понимала. Ей не нравилось, когда Эли раздражался. А то, что он называл Ричарда Рамджалом, было явным признаком раздражения.

Просмотрев первую страницу таблоида, она наткнулась на фотографии, где они с Ричардом были сняты на фоне развалин в Нью-Мексико. Смотреть на фотографии было мучительно, но подписи к ним оказались еще хуже:

«Современные расхитители гробниц совершают в пустыне колдовские обряды.

Ричард Гапсбург, респектабельный профессор Йельского университета, проводит странный ритуал вызывания духов древних анасази.

Жена Гапсбурга, звезда светской тусовки, участвует в таинственной церемонии, пока представителей власти не подпускают к руинам».

В горле застрял комок, когда она представила, какой вред статья и фотографии способны нанести и университету, и их с Ричардом карьерам.

Она присмотрелась к последней фотографии в серии.

«Бывшая журналистка Коттен Стоун, известная своей нечистоплотностью, пытается закрыть лицо руками. Что она делала, когда ее застигли врасплох, – собирала материал или фальсифицировала его? Состоит ли она в сговоре с Гапсбургами?»

Значит, это и есть Коттен Стоун, подумала Мария, рассматривая фото. Не такая уж и грозная. Скорее какая-то… ничтожная.

– Не очень-то и страшная, – произнесла Мария вслух.

Эли прервал разговор с Ричардом и посмотрел на нее.

– Смотри не обманись.

Мария отложила газету на сиденье. При упоминании о Коттен Стоун в глазах Эли загорался опасный огонек – но неужели он прав насчет этой женщины? Как один человек может поставить под угрозу его власть и его планы? Не так давно он отказался от своего замысла и распорядился ускорить ход событий, объяснив это тем, что погоня за последней табличкой и секретом, который она таит, вступила в завершающую фазу.

«Бентли» мягко завернул, а двое мужчин, сидя в задней его части, продолжали беседу.

– В конечном счете, Ричард, все сводится к одному: сколько душ мы заберем, – говорил Эли. – Вот почему убийств – точнее, самоубийств – должно быть как можно больше. Если мы заберем их именно так, лишив свободы выбора, то их души станут нашими навечно. Это причинит Ему страшные страдания – страдания, которых Он заслужил.

Когда Эли произнес это, лицо его стало жестким, и у Марии по телу пробежала дрожь.

– К сожалению, чем больше самоубийств, тем скорее люди могут догадаться, что за этим стоим мы, – продолжал Эли. – Самоубийствами и так уже активно заинтересовались пресса и медики. Но время на исходе, и нам приходится рисковать.

Мария не совсем понимала, о чем речь. Эли и Ричард были частью мира, к которому она принадлежала лишь наполовину. Проникнуть в ближний круг ей так и не удалось, хотя она старалась изо всех сил.

– О чем это вы? – не выдержала она. – Самоубийство – это просто самоубийство.

Ричард снисходительно улыбнулся.

– Не всегда. Мы сейчас говорим не о тех страдающих душах, которые отчаялись настолько, что смерть кажется им единственным выходом. Не все они попадают к нам. Некоторые из них – наши, но некоторые – нет.

– Тогда о каких говорите вы? – спросила Мария, еще больше сбитая с толку.

– Расскажи ей, – велел Эли.

– Их организует Старец, – ответил Ричард.

Мария и раньше слышала, как они упоминали некоего Старца. В глубине души она понимала, кто это. Это он сидел тогда у ее кровати в больнице. Он привел к ней Эли. И ее душа уже принадлежала ему.

– Церковь называет эти самоубийства демоническим наваждением, – сказал Эли. – Это означает, что мы берем в свои руки власть над этой душой и забираем ее себе.

Мария содрогнулась.

– Если Коттен Стоун отыщет эту табличку раньше нас, она узнает способ, как нас остановить, – сказал Ричард.

– А что там написано? В чем секрет? – спросила Мария.

Ричард наклонился и поцеловал жену в губы. Поцелуй был нежным, но Мария почувствовала, что это не поцелуй страсти. Губы Ричарда были холодными, он не отрывался от нее, как ей показалось, целую вечность. Но, даже откинувшись на кожаное сиденье, он не отвел от нее глаз.

Мария стерла с губ холодную влагу, отвернулась и стала смотреть в окно.

Лакей оглядел стол, сервированный к завтраку: свежие цветы, холодные и горячие блюда, фрукты нескольких видов. Сбоку от кресел аккуратными стопками сложены газеты, сверху – «Рейсинг пост». Белые льняные салфетки с вышитой по углам эмблемой королевы Елизаветы Второй, свернуты у каждой тарелки.

Лакей расставил блюдца и чашки, аккуратно повернув каждую так, чтобы удобно было брать их в руки. Затем поставил два маленьких кувшинчика – один с кленовым сиропом, второй – с медом из королевских ульев. Серебряные ложки лежали не совсем параллельно, и он поправил их. Королева предпочитала к гренкам легкий мармелад, хотя он часто наблюдал, как она скармливала большую часть гренок корги, сидящему у ее ног.

Сегодня утром королева и герцог Эдинбургский опаздывали.

Взглянув на часы, лакей вышел из маленькой комнаты для завтрака и бесшумно устремился по коридору – мимо комнаты казначея, к комнате пажа. Но чтобы добраться туда, надо пройти через внутренние покои. Оттуда прекрасно просматривались все ее апартаменты.

Он работал во дворце уже семь лет, но, уважая частную жизнь королевы, редко ходил этим путем. За эти семь лет он видел лишь малую часть внутренних помещений Букингемского дворца. В туристическом путеводителе говорилось, что в нем 78 ванных комнат. Он видел всего пять.

Лакей увидел корги, которые спали под дверью в опочивальню ее величества. Он думал, что они среагируют на звук его шагов – поднимут головы, насторожатся. Но они не пошевелились, и ему стало не по себе. Тут что-то не так.

Он присмотрелся к лежащим собакам. Они не дышали – и вообще не подавали признаков жизни. Подняв глаза, он увидел, что дверь приоткрыта, и легонько толкнул ее.

Дверь на идеально смазанных петлях беззвучно отворилась, глазу предстала королевская опочивальня. Через мгновение на лакея накатила волна такого ужаса, что он задрожал. Инстинктивно схватил передатчик, висевший на поясе. Поднеся его ко рту, нажал кнопку вызова. Задыхаясь, произнес:

– Красный код! Красный код! Первая королевская спальня. – Он подавил панику и едва слышно добавил: – Боже мой, они все мертвы.

Два берега

Молитва больше, чем медитация. При медитации источник силы – ты сам. Когда же человек молится, он обращается к источнику силы, большей, чем он сам обладает

Чан Кайши

Обнаженная, мокрая после душа, Коттен стояла перед шкафчиком с лекарствами. Она переживала из-за статьи про нее и Гапсбургов на первой полосе «Национального курьера» и сообщения на первой полосе форт-лодердейлской газеты «Сан-Сентинел» с подробностями самоубийства английской королевы. Все те же симптомы: руки дрожат, не хватает воздуха. Она надеялась, что горячий душ поможет снять приступ. Отчасти так и вышло, но она по-прежнему чувствовала слабость.

Коттен потянула дверцу шкафчика, и та со скрипом открылась. Коричневый пузырек с ативаном стоял на полке. Коттен посмотрела на него. Она знала, что выпить лекарство означает сделать шаг назад.

Но лекарство было необходимо.

Она отвинтила крышку, вытряхнула на ладонь таблетку и поставила пузырек на край раковины. Несколько секунд подержала таблетку на ладони и отправила в рот. Включила воду, подставила горсть, чтобы набрать воды, и вдруг увидела свое перекошенное отражение в хромовом водопроводном кране. Тут же выплюнула ативан в раковину и прополоскала рот.

Затем поставила локти на туалетный столик и уронила голову на руки. Через несколько секунд она поднялась и посмотрела в зеркало.

– С этим покончено, – прошептала она. Взяла пузырек, вытряхнула содержимое в унитаз и спустила воду.

Ячаг послал ей напоминание – продолжать соприкасаться с тем, что он называл универсальным сознанием; что все ответы можно найти в себе. А лекарства лишь отдаляют ее от истины. Возводят барьеры, которые не преодолеть силой ее мысли. Слишком во многом Ячаг оказался прав. Она должна довериться ему.

Коттен вытерла волосы, набросила махровый халат и растянулась на кровати. Следуя наставлениям Ячага, она принялась нащупывать жидкий свет и погружаться в него. Сама удивилась, насколько на этот раз удалось остановить поток мыслей. Все чувства обострились. Сначала она услышала, как за стенкой капает вода из душа, потом – как шелестят пальмы за окном. Назойливо вторгался шум машин, но вскоре она поняла, что умеет блокировать те звуки, которые мешают.

Запах океана, наполнивший ноздри, был сильным, но кислая вонь гниющих водорослей – еще сильнее. Она услышала смех и поняла, что смеется ребенок, который идет по набережной в нескольких кварталах отсюда.

Голоса жилых домов и ресторанов, стоящих на набережной, она старалась отгонять к серому краю жидкого света.

Эти путешествия в духовный мир были приятными. Обостренное восприятие доставляло огромное удовольствие. При каждом погружении в царство ощущений она наслаждалась им все больше и больше.

И вдруг появилось что-то новое. Мысленно она гуляла мимо золотых пальм и грейпфрутовых деревьев, которые росли вдоль берега, и радовалась теплому песку под ногами, тропическому бризу, что шевелил ее волосы, соленому вкусу на губах. Но вдруг осознала, что есть два берега – по одному она идет, второй где-то далеко. Чем-то они были похожи, но при этом явно отличались.

Пальмы на ее берегу были увешаны спелыми кокосами, а на тех, других, пальмах кокосов не было. На ее стороне волны с силой разбивались о берег, на другой по воде бежала лишь легкая рябь.

И хотя другой берег был вне досягаемости, Коттен чувствовала, что может попасть туда – надо лишь постараться.

Что это значит? Это происходит на самом деле или в ее воображении? Она попыталась осмыслить, почему тут оказалось два берега и как так вышло, что она хочет попасть с одного на другой.

И вдруг Коттен словно бы упала в реальный мир. Какое разочарование. Она открыла глаза и уставилась в потолок. Может, ощущения пропали, потому что она слишком напряженно их анализировала? Неприятно. Хотелось снова погрузиться в жидкий свет, побродить по пляжу.

Коттен вспомнила, что когда-то читала о мистическом переживании космонавта Эда Митчелла во время возвращения с «Аполлона-14». Перед тем как гармония покинула ее, она испытала то же, что и он, – чувство, что она свободно может перейти с одного берега на другой.

Коттен выпрямилась – утомленная, вымотанная, опустошенная. Когда же у нее станет получаться? Она собралась было идти в ванную, сушить волосы, когда зазвонил телефон.

– Алло?

– Привет, детка.

– Привет, Тед. Я соскучилась. – Коттен присела на кровать. Она была рада слышать его голос.

– Объясни, какого черта ты делаешь? – Голос Теда Кассельмана стал жестким.

Коттен уткнулась головой в спинку кровати.

– Ты о чем?

– Я видел статью Темпест Стар.

У Коттен екнуло сердце.

– Она дрянь. А «Национальный курьер» – дешевая макулатура. Ты это знаешь.

– Естественно, знаю. Не хуже тебя. А еще ты прекрасно знаешь, что «Галакси газетт» ничуть не лучше. У Стар написано, что ты с ней конкурируешь. При том, что «Газетт» – такая же макулатура. Что ты с собой делаешь?

– А чего ты от меня хочешь, Тед? Чтобы я умерла с голоду? После того скандала с «костью творения» я не смогла найти приличную работу. И эта история в Перу. А «Газетт» пытается выйти на более достойный уровень. Им захотелось напечатать что-нибудь приличное, поэтому они связались со мной.

Тед сердито засопел.

– А тебе не приходило в голову, что можно было обратиться за помощью ко мне? И если уж ты заговорила про «кость творения», то знай: я тогда все выяснил. Этот тип Уотерман – тот самый палеонтолог, который якобы все подтвердил, – самозванец.

– Знаешь что, Тед? Спасибо огромное, что рассказал об этом вовремя.

– Я хочу сказать только одно: если бы ты прислушивалась ко мне, то сберегла бы немало нервов. Я считал, что нечего заводить разговор про этого Уотермана, было слишком поздно. Не хотелось произносить: «А я тебя предупреждал». Но именно сейчас тебе полезно услышать эту фразу.

На этот раз Коттен глубоко вздохнула.

– Да, я понимаю. Ты прав.

– Слушай, может, мне удастся вернуть тебя на Си-эн-эн. Потому что сейчас ты растрачиваешь талант черт знает на что и зарываешь себя еще глубже. У меня есть сюжеты, которые специально созданы для тебя.

– Тед, ты прекрасный товарищ. И как раз поэтому я не могу принять твое предложение.

– В смысле?

– Потому что мое имя скомпрометирует и канал, и тебя.

– Чушь собачья. Прошло уже много времени. Публика снисходительна. Еще чуть-чуть, и Коттен Стоун снова станут доверять, как она того заслуживает – как ты заслуживаешь. Мы все уладим. Я хочу помочь тебе выбраться из бездны.

Коттен смахнула слезы. Тед – один из самых добрых людей, что она знает. И к ней он особенно добр.

– Я могу серьезно обидеться, – закончил Тед. – Если ты откажешься от моего предложения, я расценю это как личное оскорбление.

Коттен изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал. Откашлялась.

– Дай мне время подумать. За ланчем я встречаюсь с Томасом Уайеттом. Мы с ним вместе работаем над одним делом. А потом я тебе перезвоню.

– Этот Уайетт работает в «Газетт»? Или он собирается поведать тебе какую-то сногсшибательную историю?

– Нет-нет, тут совсем другое. Он друг Джона Тайлера.

– Тоже священник?

– Нет. Я потом все объясню. Мы вместе работаем над вполне светским сюжетом. Кроме всего прочего, он связан с резким ростом статистики самоубийств. Когда разберусь, что к чему, расскажу подробнее.

– Расскажи, потому что я вообще ничего не понимаю. Никогда не понимал самоубийц и уж тем более не понимаю, почему их стало так много. Я сам никогда всерьез не думал о самоубийстве, поэтому и не понимаю. Самоубийство – для трусов.

У Коттен перехватило дыхание: она вспомнила о самоубийстве отца и о том, как долго ненавидела его за этот поступок. Потерять любимого человека само по себе болезненно, но если он сам убил себя, боль становится непереносимой. Те, кто остался, не просто страдают – к скорби примешивается чувство вины. Они начинают задавать себе страшные вопросы.

– Тед, сейчас мне пора, но я свяжусь с тобой. Мне бы хотелось подумать денек-другой.

– Буду ждать звонка. Береги себя, детка.

– Это само собой, – пообещала Коттен и повесила трубку.

Коттен заказала столик на улице, у пирса, откуда открывался вид на море. День был нежаркий, чуть ветреный – идеальный для обеда на открытом воздухе. На стене ресторана «Саутпорт» была вывеска: «Есть рыбу – дольше жить. Есть устриц – дольше любить. Есть моллюсков – дольше сидеть». Надпись ее позабавила. Надо рассказать Теду.

Коттен стала изучать меню, поджидая Уайетта. Неплохо бы взять крылышки – или просто салат из моллюсков и кусок лаймового пирога.

Официантка, пятнадцать минут назад поставившая один стакан воды перед Коттен и второй – перед местом Уайетта, вернулась.

– Хотите сделать заказ сейчас?

– Нет, я все еще жду своего друга, – ответила Коттен.

– Может быть, закуску или что-нибудь выпить?

Коттен покачала головой.

– Нет, благодарю вас.

Она посмотрела на часы. Наверное, надо было за ним заехать. Вдруг он заблудился? Сегодня утром он собирался брать напрокат машину – что, если процедура затянулась?

Когда прошло еще пятнадцать минут, а Уайетт так и не появился, Коттен вышла из-за столика. Она намеревалась по дороге домой заехать к Уайетту и выяснить, почему он не пришел.

Стоя у машины, она полезла в сумочку за ключами.

– Проклятье! – выругалась она, увидев, что мобильник отключен. Может, Уайетт пытался ей дозвониться.

Коттен села в «тойоту», открыла крышку мобильника и включила его. Ничего – ни пропущенных звонков, ни сообщений. Она завела машину и поехала к дому Уайетта.

Из-за полуденных пробок на набережной пришлось выбрать окольный путь. Она помнила адрес, но забыла номер квартиры. Впрочем, он записывал его на бумажке вместе с номером телефона. Она порылась в сумочке и нашла сложенный листок.

Квартира 103.

Коттен проехала через всю парковку – подъезд с квартирой 103 оказался в южном крыле здания. Она поставила машину на свободное место и вышла. Подумала о том, насколько лучше выглядит этот дом, чем тот, в котором живет она. У Венатори денег побольше, чем у независимой журналистки. Интересно, за сколько здесь сдаются квартиры? Наверняка вдвое дороже, чем у нее.

Подойдя к двери, Коттен постучала.

– Томас!

Она постучала сильнее, и дверь, к ее удивлению, приоткрылась.

«Ему не стоило оставлять ее открытой», – мелькнуло у нее в голове.

– Томас! – снова позвала она, приоткрыв дверь чуть-чуть пошире. Изнутри доносились голоса, поэтому она крикнула еще раз.

Ей никто не ответил, и Коттен, открыв дверь, зашла в квартиру. Работал телевизор. Голоса звучали из него. В гостиной никого не было. Коттен взяла пульт и выключила телевизор.

– Томас, ты здесь?

Каблуки стучали по плиточному полу. На кухне никого нет. Дверь ванной открыта. Там тоже пусто.

В квартире было две спальни, дверь одной из них была приоткрыта. Коттен толкнула ее. Дверь плавно открылась, и она заглянула в комнату.

– Боже милостивый…

Укротитель змей

Томас Уайетт ничком лежал на полу. Из-под головы вытекала струйка крови.

Коттен подбежала к нему и опустилась на колени.

– Томас! – Она коснулась его шеи. Никаких признаков пульса, кожа холодная. Она потянула его за плечо, пытаясь перевернуть, но удалось лишь сдвинуть верхнюю часть тела, так что теперь оно лежало под нелепым углом. Но и этого было достаточно, чтобы увидеть его лицо. Нос разбит, под ноздрями и вокруг маленького шрама на лбу запеклась кровь.

Глаза открыты, но неподвижны.

Она с трудом поднялась на ноги, взяла телефон и набрала 911.

Коттен сделала глоток «Абсолюта» и поставила стакан на тумбочку у кровати. Поднесла телефон к уху и, лежа на боку, слушала гудки в трубке. Наконец ей ответили.

– Джон, случилось ужасное. Томас мертв.

Она рассказала, как Уайетт не пришел на ланч, как она поехала к нему домой и обнаружила тело на полу в спальне.

– Печально, что именно тебе пришлось его обнаружить. Нашему посольству в Вашингтоне передали информацию из полиции вашего города. А чуть позже о его смерти узнал и я. Коттен, мы все потрясены. Мы потеряли благородного и достойного человека. Я сообщил по телефону его святейшеству, и он немедленно устроил молебен об упокоении души Томаса. Но главное, ты-то как? Все в порядке?

– Да… То есть нет. Это неправильно. Врачи сказали, что у него случился сердечный приступ, он упал и разбился. Но ведь ему было едва за сорок. Как же это?

– До вскрытия ничего нельзя сказать. Я уже распорядился насчет него. Коттен, мне приехать?

Она удержалась, чтобы не сказать «да». Быть рядом с Джоном теперь, когда она чувствовала себя такой беззащитной, тяжело для нее. Вернее, для них обоих.

– На самом деле все нормально. Просто это было очень жутко. И я не верю в сердечный приступ. Это как со смертью Торнтона, когда мы почти разоблачили заговор вокруг Грааля. – Коттен вспомнила, как была потрясена, узнав, что бывший возлюбленный разбился в ванной комнате в своем гостиничном номере. Накануне он позвонил ей из Рима, сказал, что узнал нечто важное, и опасается за свою жизнь.

– Это они убили Торнтона и постарались сделать так, чтобы смерть казалась естественной, но мы-то знаем, что это неправда. А теперь пришли за Томасом. Мы должны были пообедать вместе и решить, что делать с фотографиями хрустальной таблички из Перу. Это долгая история, но если вкратце – мне вернули фотоаппарат, там снимки таблички. Томас собирался связаться с тобой сегодня и выслать копии, и вот… – Коттен с трудом сглотнула. – Джон, они не хотят, чтобы мы расшифровали надпись, и пытаются нас остановить. Они убили Томаса. Они хотят добраться до меня, причинить мне боль, заставить меня отступиться.

– Ты не должна допустить, чтобы им это удалось, тем более теперь, когда у тебя есть фотографии таблички.

– Я не знаю, что делать. Вряд ли у Томаса была семья, но я могу и ошибаться.

– Нет, у него не было родственников. Коттен, не теряй самообладание, оставайся хладнокровной.

– Хорошо. Просто я в шоке. Ты ведь понимаешь, как это трудно.

– Что Томас сказал насчет фотографий? Он разобрался в них? Что на них видно?

– Кое-что неразличимо из-за бликов. А нижняя часть напоминает хипу. Но целиком рассмотреть нельзя. Мы с Томасом нашли нескольких специалистов. Нам оставалось только одно – решить, кому мы пошлем эти снимки. А теперь он мертв.

– Подождем, что покажет вскрытие: была ли смерть естественной или выяснится что-нибудь подозрительное.

– Это не имеет значения. Они могут подстроить и сердечный приступ. Я даже уверена, вскрытие покажет, что у него были проблемы с сердцем. Они это умеют. Ни к чему не подкопаться – но мы-то знаем, как все было на самом деле.

– Ты можешь послать мне снимки по электронной почте?

– Да.

На секунду воцарилось молчание, потом Коттен сказала:

– И знаешь, что еще? Я тут подумала – обе таблички были найдены в местах, где исчезли целые цивилизации. Просто испарились в никуда. Вдруг тут есть какая-то закономерность?

– Интересное соображение. Я должен подумать. Может быть, ты ухватила что-то важное.

– Я понятия не имею, к чему это, просто совпадение показалось очень уж странным.

– Сумеешь заснуть?

– Не знаю, – ответила Коттен. Она думала, что поможет водка, но сейчас отпало желание пить. – Ты мог бы пока не вешать трубку? Говорить ничего не надо. Я буду знать, что ты рядом – и этого достаточно.

Лицо Ричарда покоилось на плече Марии, и он вдыхал пшеничный запах ее кожи. Он любил, когда она отдавалась ему, любил почти так же сильно, как и когда она укладывала его на спину и вытворяла свои фантастические штучки. В любом случае она доставляла ему невероятное наслаждение. И он постоянно вожделел ее.

Он обессилел от секса, но Эли хотел их видеть через час. На то, чтобы принять душ, одеться и доехать до Эли, как раз и должен уйти час.

Мария все еще обвивала его ногами, хотя колени уже склонились в стороны, а бедра улеглись на матрас. Он начал подниматься, и она укусила его за ухо.

– Хочешь, повторим в душе? – спросила она шепотом.

Ричард скользнул вниз и взял в рот ее сосок, легонько сжал зубами и подержал, пока не почувствовал, что она затрепетала.

– Все время крайности. Тебе всегда мало. – Он сел на нее верхом и посмотрел в лицо. – Как ты красива…

Она улыбнулась.

– И хороша в постели?

Ричард шлепнул ее по бедру.

– Дьявольски, – произнес он, слезая с нее.

– Ты придумал, что делать с Темпест Стар?

– Да, с нею надо разобраться. Я обговорю это с Эли. – И Ричард направился голым к ванне, примыкавшей к их комнате. – А Эли хочет поговорить про эту Стоун – Он остановился в сводчатом проеме перед ванной и, обернувшись, посмотрел на нее. – Ты идешь?

Чтобы добраться до поместья Эли, Ричарду и Марии понадобился час. Мария долго мыла ему спину, стараясь доставить удовольствие всеми возможными способами. Но под конец именно она стала поторапливать его, чтобы они не опоздали.

Когда они уже подъезжали, Ричард сказал:

– Можно кое-что у тебя спросить?

Мария кивнула, и он продолжил:

– Зачем ты дразнишь Эли? Ты только что за член его не хватаешь.

– Потому что ему это доставляет удовольствие. Ему это нравится. – Мария положила руку на его пах. – И мне кажется, что тебе это тоже нравится. Ты любишь наблюдать.

Ричард улыбнулся и убрал ее руку.

Они миновали массивные ворота и покатили по аллее, ведущей к особняку Лэддингтона. Ричард остановил машину, вышел и открыл дверцу жене.

– Хоть раз веди себя хорошо, – сказал он. – И кстати, ты ошибаешься. Я не люблю наблюдать.

Мария захлопала глазами и улыбнулась, передразнивая его.

Ричард нажал кнопку звонка.

– Будь осторожна с Эли, моя милая. Помни: змея рано или поздно кусает укротителя.