Текст книги "Смерть и солнце (СИ)"

Глава XVII

Сон пришел перед рассветом. Меч мерцал в колеблющемся пламени, такой осязаемо-реальный, что ладонь заныла от желания сомкнуться на удобной рукояти. Никогда еще наследство Энрикса из Леда не казалось таким близким и таким… доступным. Энониец смутно помнил, что такое уже было, и всегда – с одним и тем же результатом. До сих пор это всегда кончалось разочарованием, жестоко обожженными ладонями и ощущением чудовищной опустошенности. И, тем не менее, он возвращался сюда снова, чтобы попытаться еще раз.

Должно быть, древней магии, незримо охраняющей подземный зал, изрядно надоела его глупая настойчивость, поскольку в этот раз все получилось даже хуже, чем обычно. Стоило ему протянуть руку за мечом, как стены зала стали раздвигаться, все сильнее отдаляясь от "дан-Энрикса". Казалось бы, огонь при этом тоже должен отодвинуться, но вместо этого он разрастался, как пожар, и постепенно заполнял собой все подземелье. От потоков горячего воздуха невыносимо жгло глаза и трескались сухие губы. Энониец глухо застонал.

Кто-то тихонько потряс его за плечо. "Лейда" – подумал Рикс. И с удивлением почувствовал, что не лежит в кровати, а сидит на стуле, кое-как пристроив голову на сгибе локтя.

Чья-то рука по-прежнему касалась его плеча.

– Эй, ты в порядке?.. – негромко спросил стоявший рядом человек голосом Юлиана Лэра.

"Нет" – подумал Рикс. Горло отвратительно саднило – и это было неудивительно, учитывая ледяной сквозняк, хлопавший приоткрытым ставнем прямо у него над головой. Похоже, ночью он открыл окно, надеясь, что от холодного воздуха у него прояснится в голове, но все равно заснул. Одеревеневшие от холода и неудобной позы мышцы отзывались болью на малейшее движение. "Дан-Энриксу" казалось, что по нему только что промчался табун диких лошадей.

В общем зале Рейгенстурма было совершенно пусто. Свечи, принесенные "дан-Энриксом, давно потухли, закапав весь стол молочно-белым воском. Оставшиеся в подсвечнике огарки походили на обледеневшие пеньки. Взглянув на груду книг и свитков, разложенных на столе, Крикс чуть не застонал. Он собирался просмотреть их все и выяснить, нет ли в какой-нибудь из этих книг полезных сведений, касавшихся Наследства Альдов или, на худой конец, Галарры, но успел не больше половины.

Угораздило же его так не вовремя заснуть!..

– Со мной все хорошо, – сказал он Юлиану, даже не пытаясь привести свой тон в соответствие со смыслом сказанного.

– Уверен? Ты стонал во сне, – заметил тот. Отметив, как настороженно Лэр смотрит на него, Рикс понял, что он совершил ошибку. Следовало бы не предаваться жалости к себе, а с самого начала принять бодрый вид и обратить случившееся в шутку. Еще не хватало, чтобы Юлиан стал беспокоиться о его состоянии.

– Да ну, ничего страшного. Просто дурацкий сон.

Крикс даже заставил себя растянуть губы в улыбку, но это не помогло. Юлиан Лэр, по-прежнему стоявший рядом и смотревший на своего друга сверху вниз, остался подчеркнуто серьезным.

– Неудивительно. Ты вообще ложился?

– Нет, – признался Рикс. Отрицать очевидное было по меньшей мере глупо. – А скажи, который теперь час?

– Шестая стража.

– Как, уже шестая?.. – вскинулся "дан-Энрикс". – Мне пора.

Он встал, пытаясь заново привыкнуть к ощущению своего тела. Надо бы умыться и переменить рубашку… впрочем, некогда.

– Куда это ты собираешься? Опять на Малую площадку?

Крикс кивнул. Лэр только покачал головой. "Дан-Энрикс" так и не сумел понять, к кому относится его неодобрение – к самому Риксу, его сюзерену или к ним обоим.

Раньше коадъютор очень редко фехтовал с оруженосцем сам, предоставляя юноше оттачивать свои умения с кандидатами. Но с некоторых пор они стали ходить на Малую турнирную площадку почти каждый день – конечно, если лорда Ирема не отвлекало какое-нибудь срочное дело в городе. "Дан-Энрикс" называл их утренние встречи "уроками фехтования", хотя для них обоих было очевидно, что "ученик" давно уже сравнялся мастерством с "учителем", а кое в чем и превзошел его. Когда "дан-Энрикс" был в ударе, он выигрывал у Ирема три схватки из пяти. Но сегодня дела обстояли совершенно по-другому. Энониец раз за разом отступал под натиском противника, явно не ожидавшего такого легкого успеха, и безуспешно силился сосредоточиться. Ночные бдения над свитками и тайные визиты в подземелье не прошли бесследно. Тело Крикса будто налилось свинцом, и отражать атаки каларийца стало не в пример сложнее, чем обычно. Ощущение собственного бессилия живо напомнило "дан-Энриксу" тот день – в самом конце прошлой весны – когда сэр Ирем притащил его на Малую турнирную площадку в самый первый раз. Произошло это после того, как Рикс весь вечер, а потом еще и большую часть ночи в одиночку надирался в Нижнем городе, вложив в это занятие всю душу. Без сомнения, проявленное им тогда упорство заслуживало другого применения… но все равно, более милосердный человек на месте сэра Ирема дал бы ему проспаться, прежде чем тащить его сюда. Назвать ту схватку "тренировкой" у "дан-Энрикса" не повернулся бы язык. Еще меньше подходило слово "поединок". Лучше всего подошло бы выражение "разгром". Не то чтобы на тот момент южанин вовсе разучился держать меч, но двигался он все равно так медленно и неуклюже, что пропускал по три удара на десяток. А противник совершенно не настроен был его щадить. Скорее всего, потому, что по его вине провел всю ночь без сна, да еще и прошел пешком через весь город.

Тогда это издевательство тянулось почти целый час, поскольку Крикс был слишком горд, чтобы отказываться продолжать их бой. Когда же коадъютор заявил, что им пора вернуться в Адельстан, Крикс сказал каларийцу, что рассчитывает на реванш. Ирем воспринял это заявление как должное, и утренние встречи на этой площадке очень скоро сделались для них чем-то привычным. Тренировки продолжались все лето, весь сентябрь и не прекратились даже с наступлением первых холодов. Сэр Ирем как-то раз обмолвился, что в прошлом они часто фехтовали здесь с Валлариксом, и энониец долго пробовал представить эти поединки, но никак не мог вообразить правителя с мечом в руках. Когда он думал о Валлариксе, то представлял себе усталого и слишком рано поседевшего мужчину, в жестах и движениях которого отнюдь не чувствовалось резкой грации бойца. Однако коадъютор утверждал, что в свое время император был отличным фехтовальщиком – чуть ли не лучшим, чем сам Ирем.

Крикс задумался, что калариец станет говорить о нем самом лет эдак через пять. Скорее всего, коадъютор скажет, что до Рикса он ни разу не встречал противника, который в один день дерется превосходно, а на следующий день прыгает по площадке, как подраненная цапля…

Правая рука, которую оруженосец коадъютора предусмотрительно спрятал под перчаткой, ныла так, что меч в его руке казался Криксу раскаленным – в точности как тот, которым он пытался завладеть все эти месяцы. В конце концов "дан-Энрикс" отступил на шаг и знаком попросил противника о передышке. Его сюзерен, похоже, удивился, но все-таки бросил затупленный меч на утрамбованную их ногами землю.

– Что у тебя с рукой? – осведомился он. "Дан-Энрикс" понял, что от внимания каларийца не укрылось то, как неловко он сегодня держит меч.

– Так, ерунда, – слегка смутился Рикс. – Простой ожог.

Серые глаза рыцаря знакомо сузились. В прежние времена подобный взгляд, как правило, предшествовал серьезной выволочке за какую-то очередную выходку "дан-Энрикса".

– Значит, "простой ожог"?.. Дай-ка взглянуть.

Прежде, чем энониец успел что-нибудь ответить, Ирем уверенно перехватил запястье Рикса, сдернул с руки юноши перчатку и весьма бесцеремонно развернул ладонь к себе, чтобы удобнее было рассмотреть ожог.

Недавние попытки одолеть преграду, созданную Альдами, не приносили настоящего вреда, но тело внятно помнило испытанную в подземелье боль и реагировало так, как будто бы ожоги были самыми обыкновенными. Старая кожа облезала, оставляя после себя бледно-розовые пятна. Ирем хмыкнул, задумчиво созерцая след "ожога" и не торопясь ослаблять хватку на запястье Рикса. Энониец вытерпел это стоически, раздумывая, почему сэр Ирем временами обращается с ним так, как будто бы считает его семилетним. И еще – будет ли так всегда.

– Это ведь Очистительный огонь. Я прав? – спросил коадъютор несколько секунд спустя.

Крикс вздрогнул. Он никак не ожидал от Ирема подобной проницательности. Ну действительно, откуда каларийцу было знать, как выглядят ожоги от магического пламени?..

– Значит, ты все-таки нашел дорогу в подземелье, и теперь пытаешься самостоятельно достать меч Альдов из огня, – заметил коадъютор, выпустив его запястье.

Энониец не ответил, потому что это не было вопросом.

– А ты не задумывался, что Седой, возможно, завязал тебе глаза как раз затем, чтобы предотвратить подобное развитие событий?.. – спросил рыцарь. И, заметив, как южанин упрямо поджал губы, тяжело вздохнул. – Послушай, Рикс, ты зря теряешь время. Это ни к чему не приведет. Выброси эту блажь из головы, прошу тебя! Честное слово, иногда мне жаль, что зал с этим мечом просто не завалило при землетрясении. От наследства Альдов одни неприятности. И что бы там ни говорил Седой, мы справимся своими силами.

– Но этот Меч…

– Он пролежал в том подземелье четыреста с лишним лет. Пусть там и остается. Сделай одолжение, не трать своего времени на то, чтобы пытаться его достать. А если все-таки решишь пытаться дальше, то возьми у Рам Ашада мазь против ожогов. Руки у тебя, конечно, не отвалятся, это все-таки магический огонь, но если то, что говорил Валларикс, правда, то болеть должно даже сильнее. Может быть, продолжим?..

Ирем протянул южанину его перчатку. Крикс надел ее и поднял меч.

Их вторая схватка продолжалась значительно дольше первой, и была гораздо более свирепой. Крикс решил, что больше не позволит иллюзорной боли помешать ему сосредоточиться на деле, и будет сражаться с Иремом в полную силу. Энониец так увлекся, что даже не сразу понял, что коадъютор что-то ему говорит.

– Рикс, стой. Остановись!.. Так не пойдет.

Крикс слышал слова рыцаря, но далеко не сразу понял их значение.

– Да стой же ты! – сердито сказал калариец. Крикс остановился, тяжело дыша, и вопросительно взглянул на своего противника.

– Ты вообще-то понимаешь, что последнюю пару минут машешь мечом, как лесоруб? И напрочь забываешь о защите?..

– Разве? А мне показалось, что с защитой все в порядке. Вы меня ни разу не достали, – сказал Рикс, решив не уточнять, что сам он зацепил противника уже два раза.

– Потому что даже не пытался, – парировал коадъютор. – Я никак не мог сообразить, что с тобой происходит. Я уже давно не видел, чтобы ты сражался так же плохо, как сегодня. Ты совсем не думаешь о том, что делаешь. Это все из-за Меча?.. Или, может быть, у тебя случилось что-нибудь другое?

– Да… cлучилось. Я вчера поссорился с Лейдой Гефэйр, – неожиданно для самого себя признался энониец. Он еще ни разу не говорил с лордом Иремом о Лейде, оставляя это для бесед с Элиссив, Юлианом или Нойе, но сейчас Ирем ничуть не удивился, словно Рикс и раньше обсуждал с ним свои личные дела.

– Вот оно что. А по какой причине вы поссорились? – спокойно спросил Ирем.

– Кажется, она считает, что я мог бы уделять ей больше времени, – помедлив, произнес "дан-Энрикс". Эта фраза очень слабо отражала то, что говорила ему сама Лейда, и звучала глупо даже в его собственных ушах, так что южанин попытался объяснить точнее. – Она думает, что, если я иду в Книгохранилище вместо того, чтобы провести это время с ней, то это потому, что мне стало не интересно находиться в ее обществе. По ее мнению, если бы я действительно любил ее, я бы старался приходить почаще. И не думал бы так много о… других делах.

Ирем поморщился.

– Ты еще очень молод, Рикс. Запомни: как бы мало женщина не требовала поначалу, рано или поздно ей захочется, чтобы ты принадлежал ей целиком. Она захочет, чтобы ради любви к ней ты предал своего короля, или то дело, которому ты служишь, или свою страну – то есть, в конечном счете, самого себя. Все остальное – просто слишком незначительно, чтобы принять это как доказательство любви. Для любой женщины неразделимы совершенно разные понятия: "быть любимой" и "быть выше и важнее всего остального".

Рыцарь помолчал и сумрачно добавил:

– Впрочем, если ты когда-нибудь поддашься и действительно решишь пожертвовать всем остальным ради нее, она же первая тебя разлюбит. Пределом всех мечтаний каждой женщины, начавшей носить юбки, является мужчина, для которого она всегда будет на первом месте, и который будет жить лишь для нее одной. Хотя на самом деле они любят только тех мужчин, которые так никогда не делают.

Когда сэр Ирем только начал говорить, Крикс порывался перебить и возразить, что Лейда вовсе не такая, но потом он понял, что сэр Ирем сейчас думает совсем не о его подруге, и сразу раздумал вмешиваться. Рикс боялся лишний раз упомянуть об Айе, потому что опасался, что по его тону мессер Ирем сможет догадаться, что южанин что-то от него скрывает. С самого отъезда Королевы рыцарь делал вид, как будто он даже не помнит о ее существовании, но энониец очень сомневался в том, что это соответствует действительности. И сегодняшняя речь мессера Ирема служила тому самым лучшим подтверждением. "Дан-Энриксу" было неловко, словно он только что подслушал признание в любви, отнюдь не предназначенное для чужих ушей.

Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Вряд ли коадъютор повторил бы то же самое, если бы до конца осознавал, что и кому он говорит.

– Думаю, нам уже пора вернуться в Адельстан, – сказал его сеньор тем временем, взглянув на пасмурное небо так, как будто бы действительно рассчитывал увидеть солнце и определить, который теперь час. – Правда, сегодня мы убили больше времени на разговоры, чем на дело, ну да ничего. В следующий раз можно будет начать пораньше. А сейчас пошли.

Крикс отступил на шаг.

– Я не могу, мессер. Меня ждут в Академии.

– А, – кратко отозвался Ирем. И не добавил больше ничего – только смерил юношу пристальным взглядом.

Энониец не отвел глаза. Что толку делать вид, что он не понимает, о чем думает лорд Ирем? В последнее время Крикс действительно старался как можно реже появляться в Адельстане, потому что ему было тошно принимать участие в том, что там происходило. Юношу почти физически мутило от бесчисленных допросов и от вида знатных арестантов. Бейнор Дарнторн держался гордо и высокомерно. Вероятно, понимал, что его никакие ухищрения уже не выручат. Филомер Фин-Флаэнн, напротив, явно не воспринимал происходящее всерьез. Крикс всегда считал мессера Филомера недалеким и самодовольным человеком, но сейчас он начал понимать, что Филомер попросту туп, как пробка. Было совершенно очевидно, что все его участие в заговоре сводилось к выполнению идей Бейнора Дарнторна, даже если лорд Филомер считал их своими. Мысль об этом не давала юноше покоя. Он не мог не думать, что винить такого человека в государственной измене – все равно что предъявлять такое обвинение старому, жирному, ленивому коту. Старшие сыновья Фин-Флаэнна, не унаследовавшие фатальной глупости родителя, гораздо лучше представляли свои перспективы. В разговорах с рыцарями Ордена они попеременно нагличали, торговались или принимались унижаться. Это было отвратительно, но еще больше Крикса раздражала та веселая жестокость, с которой на эти выходки реагировал лорд Ирем, лично проводивший многие допросы. Время от времени "дан-Энриксу" казалось, что его сеньор просто играет с арестантами, как кошка с мышью. Вообще, у энонийца создавалось впечатление, что Ирем не просто выполнял свои обязанности, но и получал от своего занятия явное удовольствие. Это приводило Рикса в ужас. Но сказать об этом самому мессеру Ирему было немыслимо, так как формально его сюзерен не делал ничего дурного. Он ни разу не повысил голос ни на одного из арестованных, без возражений принимал любые жалобы и даже с Бейнором Дарнторном разговаривал так церемонно, словно эпизод с затрещиной никогда не имел места. Так что, если бы "дан-Энрикс" в самом деле вздумал как-нибудь заговорить с мессером Иремом о его отношении к мятежникам, тот просто поднял бы его на смех. И поинтересовался, не желает ли его оруженосец, чтобы он в придачу проливал над ними слезы сожаления.

Поэтому Крикс с некоторых пор проводил почти все часы в Лаконской академии или в Книгохранилище. Благо его нынешнее положение успело стать настолько неопределенным, что он мог позволить себе почти все. Мог даже уклоняться от обязанностей, которые выполняли остальные члены Ордена. Конечно, коадъютор имел право в любой момент потребовать, чтобы "дан-Энрикс" бросил все свои дела и находился при его особе, как и полагается оруженосцу, но, если бы сэр Ирем это сделал, Крикс официально попросил бы рыцаря освободить его от службы в гвардии. И коадъютору пришлось бы его отпустить, поскольку никаких обетов Рикс пока что не принес.

Присутствие на советах с некоторых пор тоже превратилось для Рикса в тяжкое, даже мучительное испытание. Теперь ему уже не приходилось, как год назад, стоять за спинкой кресла лорда Ирема. У него появилось собственное место за столом, бок о бок с коадъютором. И, как и в прошлый раз, советники Валларикса сделали вид, что не видят в этом ничего особенного. Хотя про себя каждый из них, возможно, строил те же самые догадки, что и Аденор. Сам Крикс не мог взглянуть на Валларикса без того, чтобы не вспомнить слов Ральгерда, сказанных в "Черном дрозде". Тогда Крикс мог решительно отгородиться от всех домыслов своего бывшего сеньора, представлявшихся ему почти что государственной изменой, но теперь все его отговорки потеряли силу. В день, когда Седой назвал его потомком Энрикса из Леда, Крикс осознал, что Аденор был прав. Если в его жилах течет кровь дан-Энриксов, то это могло означать только одно – Валларикс в самом деле был его отцом.

В те моменты, когда император наклонялся над какой-нибудь бумагой или обращался к другим членам своего совета, и не мог заметить пристального взгляда Крикса, юноша разглядывал лицо Валларикса с каким-то жадным любопытством. Аденор был прав, они действительно были похожи. Не настолько, чтобы это стало неприличным и бросалось каждому в глаза, но все-таки похожи. Та же линия скул и подбородка, та же матовая смуглость и круто изогнутые, будто бы всегда слегка нахмуренные брови. Откровенно говоря, Крикс походил на императора гораздо больше, чем его законная наследница. Когда южанин размышлял об этом, ему становилось неуютно. Словно император совершил нечто постыдное и сделал его своим соучастником. Этими мыслями, конечно, невозможно было поделиться с кем-то из друзей, и еще меньше – с лордом Иремом. И коадъютор, и сам Валларикс держались так, как будто ничего особенного не произошло. И это досаждало Риксу даже больше, чем все остальное. В редкие моменты, когда они оставались с сэром Иремом наедине, Криксу порой хотелось бросить в лицо сюзерену "Я все знаю". Вероятно, Ирем сразу понял бы, о чем он говорит, но, верный своим привычкам, сохранил бы полную невозмутимость и сказал бы что-то вроде "Нечего сказать, самонадеянное заявление… и что ты знаешь?". Тогда можно было бы напомнить коадъютору про его первую поездку в Чернолесье, совершенную этак за десять лет до их знакомства на болотах. Уж тогда-то калариец, надо полагать, утратил бы обычную самоуверенность. Криксу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить Филу рассказать ему эту историю. Она сдалась только тогда, когда он напрямик сказал, что, кажется, нашел своего настоящего отца и теперь хочет убедиться в истинности собственных догадок.

Рассказ приемной матери на многое открыл "дан-Энриксу" глаза. Хотя, конечно, оставались и неясности. Крикс до сих пор не понимал, почему Валларикс, решив избавиться от своего бастарда, отослал его именно в Энмерри, а не в какой-то отдаленный замок. Опасался, что южанин, повзрослев, отправится в столицу, как частенько поступали отпрыски провинциальной знати? Очень может быть. Но тогда почему несколько лет спустя ему позволили остаться в Академии?.. То, что лорд Ирем взял его к себе в оруженосцы и приблизил ко двору, "дан-Энрикса" уже не удивляло – надо полагать, после истории с Галаррой и лаконским колоколом император начал возлагать на него определенные надежды. А теперь и сам Валларикс, и лорд Ирем явно полагали, что со временем он станет коадъютором Элиссив.

Умом "дан-Энрикс" понимал, что Валларикс – всего лишь человек, и что король, в конечном счете, уделил своему незаконнорожденному сыну куда больше внимания, чем сделал бы любой другой в таком же положении. Но эти здравые рассуждения мало что меняли. Глядя на Валларикса, Крикс чувствовал себя обманутым. Даже не потому, что этот человек когда-то вышвырнул его из своей жизни с той же легкостью, с какой позднее ввел его в свой государственный совет, а от того, что образ, успевший сложиться в его мыслях (не без помощи Элиссив и Лейды Гефэйр), оказался плодом его собственной фантазии. "Великая и святая" страсть к покойной королеве была столь же иллюзорной, как и та безукоризненная щепетильность, которую он приписывал Валлариксу. Раньше, когда "дан-Энрикс" размышлял о собственной любви к Лейде Гефэйр, мысль о Валлариксе и Элике всегда присутствовала где-то на краю его сознания. Крикс находил в этой истории самое убедительное доказательство того, что настоящая любовь присутствует не только в вымыслах сказителей и менестрелей. После такого правда показалась энонийцу более чем оскорбительной. В глубине души "дан-Энрикс" понимал, что император вовсе не обязан был оправдывать чьи-то беспочвенные ожидания, так что его претензии нелепы и даже несправедливы, но ничего не мог с собой поделать.

Если Валларикс заметил перемену в поведении южанина, то он никак не показал, что понимает, чем она может быть вызвана. Крикс положительно не знал, как расценить такую сдержанность правителя – как деликатность или же как поразительную черствость.

Простившись с Иремом, Крикс поспешил обратно в Академию, прикинув, что у него еще хватит времени на то, чтобы переодеться в черную одежду ментора, привести себя в порядок и, возможно, даже выпить кружку оремиса с соседями по башне. Разминку проводили без него, но в десять начиналась тренировка третьего энгильда, мастера которого «дан-Энрикс» должен был сегодня подменять.

Теперь, когда прошел очередной осенний сбор, забот у юноши прибавилось. Новичкам почему-то нравилось ходить за ним и осаждать его вопросами и просьбами. Возможно, дело было в том, что они не стеснялись его так, как взрослых мастеров. Обычно юноше не удавалось дойти от ворот до основного здания или до своей башни без того, чтобы раз двадцать не отвлечься по дороге на выслушивание чьих-нибудь просьб и жалоб. И даже если энониец рявкал на таскавшуюся следом малышню что-нибудь вроде "А ну брысь отсюда! Не до вас", то помогало это не надолго.

Но зато этим же летом Совет мастеров все же решился дать "дан-Энриксу" учеников из третьего энгильда, бывших всего на несколько лет младше самого Рикса. Удержать в таком отряде дисциплину было не в пример сложнее, чем у первогодков, зато появлялись совершенно новые возможности. Например, вроде той, которую оруженосец коадъютора обдумывал последние несколько дней.

Поднявшись в свою комнату, Крикс наскоро умылся и перевязал волосы кожаным шнурком, чтобы не лезли на глаза во время тренировки. При этом он некстати вспомнил, что в последние недели постоянно собирался заглянуть к цирюльнику, но почему-то всякий раз оказывалось, что еще один день прошел, а времени на стрижку снова не хватило. Впрочем, мельком посмотрев в осколок зеркала, пристроенный на полочке над умывальником, южанин остался доволен своим видом. Может, он и не намного старше своих собственных учеников, но с третьекурсником его никак не спутаешь. Картину портили только густые тени под глазами, лучше всяких слов свидетельствующие о бессонной ночи, но тут уж ничего не сделаешь. Кроме того, если сегодня все пойдет именно так, как он планировал, ученикам будет уже не до того, чтобы его разглядывать. Вот и отлично.

Лэр уже теснил "дан-Энрикса" от умывальника, пытаясь наклониться над ним так, чтобы все время видеть свое отражение. Южанин наблюдал подобную картину почти каждый раз, когда проводил утро в Академии. Как и всегда, в руке у Юлиана была бритва, а на лице застыло страдальчески сосредоточенное выражение. Ученикам шестого энгильда, пользующихся всеми привилегиями будущих выпускников, уже не приходилось вскакивать с постели ни свет ни заря и мчаться вниз на построение, но Лэр, похоже, с радостью бы поменялся с кем-нибудь из младших.

– Почему бы тебе не отпустить небольшую бороду? – спросил Афейн Рейхан, частенько заходивший к ним до завтрака – как иногда казалось Риксу, только для того, чтобы подтрунивать над Лэром. Вот и теперь синеглазый князь лежал на кровати Маркия, закинув руки за голову и лениво улыбаясь. Сам Этайн поднялся ни свет ни заря, и, как обычно, отбыл во дворец. Крикс подозревал, что Маркий так спешит совсем не ради императора. Всякий раз, когда энониец видел побратима или Лисси, у обоих был до неприличия счастливый вид.

Скосив глаза на Лэра, бормотавшего себе под нос самые непристойные каларийские ругательства, Крикс задумался о том, когда Марк успевал привести себя в порядок. Как бы рано Рикс не появился в Рейгенстурме, Марк встречал его уже одетым, гладко выбритым и даже с приглаженными щеткой волосами.

В отличие от Этайна с Юлианом, князь Рейхан стал бриться относительно недавно, да и то скорее для того, чтобы не отстать от своих соседей. А у энонийцев бороды вообще появлялись значительно позже, чем у их соседей с севера. Так что Крикс с Афейном могли в свое удовольствие подшучивать над Лэром.

– Нет, правда, борода должна тебе пойти, – не унимался князь. – Будешь похож на лорда Ирема.

– С такой щетиной? – не выдержал Рикс. – Скорее уж, на пугало.

– Заткнитесь оба! Вы просто завидуете. Особенно ты, – заметил Юлиан, обвинительным жестом указав на Крикса. Прозвучало это не особо убедительно, поскольку к этому моменту Лэр уже успел дважды порезаться и, морщась, вытирал выступившую на шее кровь. Крикс плотоядно ухмыльнулся.

– Ага, завидую… всю жизнь мечтал однажды утром перерезать себе горло.

– Свинья, – проворчал Лэр.

Крикс был не прочь продолжить пикировку, но пора было идти. Он залпом проглотил оставшийся оремис и сбежал по лестнице во двор, оставив побратима мучиться со своей жесткой, как наждак, щетиной, а Афейна – изощраться в остроумии.

– Разбейтесь по трое, – скомандовал южанин, сунув пальцы рук за пояс и оглядывая строй стоящих перед ним учеников. Идея несколько разнообразить утреннюю тренировку появилось у него уже давно, но ему потребовалось время, чтобы все как следует обдумать. И добиться разрешения от Вардоса. – Сегодня заниматься будем так: первая тройка нападает, остальные ждут своей очереди. Как только все участники из первой тройки выбывают, их сменяет следующая команда. Передышку получаете тогда, когда кому-нибудь удастся меня зацепить. Все ясно?..

– Да! – разноголосо отозвался строй. Лаконцы явно радовались нарушению обыденного распорядка.

Разницу между первогодками и учениками третьего энгильда Крикс почувствовал на первых же занятиях. Если новички смотрели на "наставника" влюбленными глазами и липли к нему, как банный лист, то старшие ученики устраивали слишком молодому мастеру всякие каверзы или почти в открытую не выполняли его распоряжения. Крикс ожидал чего-нибудь подобного и не был слишком обескуражен. Основная сложность заключалась в том, чтобы утвердить свой авторитет, при этом не переступив границы допустимого для мастера. "Дан-Энрикс" размышлял об этом несколько недель и, как ему казалось, нашел подходящее решение.

– Разбирайте мечи, – велел южанин своему отряду. Подростки бросились к разложенному на скамьях оружию.

Крикс сделал несколько пробных замахов мечом и отсалютовал ученикам из первой тройки.

Для них это был не первый урок групповых схваток, и напали они очень грамотно – рассредоточившись, не оставляя Криксу, как казалось им самим, никакого шанса защититься от трех атак одновременно. Но Крикс и не собирался защищаться. Он ударил по руке первого нападающего, возвратным движением меча задел бедро второго и, ловко увернувшись от удара третьего, всем корпусом толкнул его в плечо. Мальчишка полетел на землю.

– Смена! – скомандовал "дан-Энрикс".

Эти трое не рассчитывали, что придется вступить в бой так скоро, и нападали не так слаженно и ловко, как первая группа. Да и их товарищи, не успевшие вовремя убраться с тренировочной площадки, помешали им взять Крикса в клещи, так что "мастер" закружился по двору, навязывая остальным свой темп и вынуждая нападающих атаковать по одному. Времени это отняло чуть больше, чем первая схватка, но зато и выглядело зрелищнее.

– Смена!.. – еще раз напомнил Крикс, разделавшись с последним из противников.

Криксу часто приходилось показывать своим ученикам, как выполняется тот или иной прием, но до сих пор он никогда не старался показать им все, на что способен. На лицах нападающих застыла удивительная смесь азарта, досады и восторга. Крикс не сомневался, что к вечеру рассказ о необычной тренировке облетит всю Академию и обрастет самыми фантастическими подробностями.

После пятой смены его, наконец, смогли задеть, что вызвало у нападавших бурное и продолжительное ликование. Крикс дал обещанную передышку, улыбаясь про себя. Не будь его противники ослеплены своим успехом, они бы наверняка сообразили, что на самом деле отдых был нужен не сменяющим друг друга тройкам, а, скорее, самому "дан-Энриксу". Воспользовавшись перерывом, юноша воткнул меч в землю, вытер лоб, откинул влажные от пота волосы назад и заново связал из в хвост. А потом незаметно помассировал ушибленный в последней схватке локоть. Сумрачное утреннее настроение развеялось во время боя, требовавшего предельной концентрации и быстроты. Эта затея с нападениями по трое внезапно оказалась подлинной находкой.

Надо будет как-нибудь попробовать еще раз.

Старшие ученики тоже воспользовались отдыхом. Некоторые из них даже успели сбегать к небольшому каменному фонтану и умыться, так что теперь торопливо вытирали руки о штаны. Другие наполнили фляжки и жадно глотали воду, спрятавшись за спинами товарищей, поскольку мастера обычно запрещали пить во время тренировки. Крикс отлично знал все эти фокусы, поскольку сам проделывал подобное десятки раз.

– Я все вижу, можете не прятать вашу флягу, – сказал он вслух. От неожиданности третьекурсники стали пихать фляжку друг другу и едва не уронили ее на песок.