Текст книги "Смерть и солнце (СИ)"

Автор книги: Линн Рэйда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

Айя с нескрываемым сарказмом смотрела на него.

– Ты настолько уверен, что я соглашусь на твое предложение, что так спокойно делишься со мной своими планами?..

– Я просто не вижу ни одной причины, по которой можно отказаться от Эбера и прекрасных новых кораблей, чтобы и дальше грабить рыбаков на побережье и гоняться по заливу за торговыми канторнами. Да еще постоянно рисковать, что тебя вздернут или, в лучшем случае, отправят в соляные копи.

– Ну конечно, ты не видишь ни одной причины, – повторила Айя, скривив губы. – Ты всю свою жизнь пробыл на службе Императора и полагаешь, что это предел мечтаний для любого человека. А ты знал, что среди нас ваш Орден называют "псарней"? Вы – как псы на чужой сворке. Лаете, когда прикажут, и бросаетесь в погоню, когда вас притравят на добычу. А потом приносите ее хозяину. Ты не спрашивал себя, с чего вдруг нам менять свою свободу на такую жизнь?..

Сэр Ирем хрипло рассмеялся.

– Да помилуйте, я предлагаю вам Серую крепость, а не место в Ордене!

– Велика разница. Ты ведь желаешь, чтобы мы делали набеги на аварцев, перехватывали их суда и защищали пролив у Акульего мыса. Если это, по твоему мнению, не служба Императору, то что?

– Не каждый человек, который служит Императору – собака на удавке.

– В самом деле?.. Сколько тебе сейчас лет, месьер? Наверное, уже за тридцать?

– Ну, а это здесь причем?

– У тебя есть жена и дети?.. Или ты за неимением своих детей готов заботиться о каждом сопляке, который попадется в поле зрения – как тот заморыш с краденным ножом?

– Значит, эта ваша хваленая свобода – в том, чтобы красть таких сопляков у матерей и продавать их островным работорговцам? – не остался в долгу калариец.

Они уже почти кричали друг на друга. С палубы на них начали изумленно оборачиваться. Айя махнула рукой, показывая, что у нее все в порядке и одновременно – давая понять, что никому не следует соваться сюда и мешать их разговору. Но решила, что все-таки нужно сбавить тон – не стоит привлекать излишнее внимание.

– Я же говорила, что ты ничего не понимаешь, – подытожила она, пожав плечами.

– В самом деле?.. – рыцарь все еще продолжал злиться. Айя с удовольствием отметила, что, судя по всему, ее слова его все же задели.

– Да. У нас на кораблях командуют не так, как в вашем Ордене. Я могу приказать утопить всех вас, и это сделают быстрее, чем ты успеешь сосчитать до десяти. Но если я скажу, что собираюсь помириться с "псами" и пойти на службу к твоему дан-Энриксу – меня прикончат, вот и все. На кораблях Берегового братства командует человек, решения которого устраивают остальных. Идею запродаться императору здесь не поддержат.

– В любой другой день – согласен. Но сейчас за вами следуют три крогга и один имперский глейт. Возможно, твои люди примут это во внимание. Сейчас вы выбираете не между вашей прежней жизнью и Эбером, а между соглашением с Династией – и смертью.

– Здесь не очень-то боятся смерти, – заметила Айя мрачно.

– Это не причина, чтобы не хотеть пожить еще.

– …Ладно. Я сейчас распоряжусь дать пленникам воды, – сказала Айя после паузы, на протяжении которой каларийский лорд молчал – наверное, считал, что он и так сказал вполне достаточно. Девушка сделала шаг к краю площадки и окликнула стоявшего неподалеку Бриса. – Подойди сюда… Я передумала насчет вчерашнего приказа. Возьми Энно и раздай имперцам воду. А потом подай кувшин сюда, наверх.

– Благодарю, но я бы предпочел вино, – с усилием произнесли в ответ потрескавшиеся губы, когда Айя снова обернулась к пленнику. Насмешки каларийца, даже с колодкой на запястьях делавшего вид, что они ведут светскую беседу, мало задевали Королеву. Она слишком хорошо представляла себе, что сейчас должен ощущать гвардеец. В таком состоянии хочется только одного – добраться до воды и пить, пить, пить… И все мысли – исключительно о сухости во рту и страшной жажде. Хотя, видимо, все же не все, раз он сумел так быстро выдумать этот свой план насчет Эбера.

Айя невидящим взглядом смотрела на море. Быстро же этот гвардеец смог почувствовать себя хозяином положения. А ведь прекрасно понимает, что его судьба сейчас висит на волоске. Если ее команда воспротивится идее заключить союз с дан-Энриксами – а скорее всего так и будет, – пленникам конец.

Мужчина закашлялся – видимо, разговоры о воде все-таки не пошли ему на пользу.

– Мы не покупаем вас, – произнес он. Айя покосилась на него. Какое же угрюмое, наверное, у нее было выражение лица, если он с ходу понял, о чем она думает. – Считайте, что я предлагаю выкуп. Королевский выкуп за себя и за своих людей. Вы же собирались продавать меня аварцам. Почему же не продать дан-Энриксу, раз он заплатит больше?..

– Да он даже не знает, что ты тут наобещал от его имени.

– И все же он заплатит. Я мог бы сказать, что мы друзья, но это тебя вряд ли убедит. Поэтому скажу иначе – он во мне нуждается. К тому же, мой король достаточно умен, чтобы понять, как выгодно будет превратить Эбер из слабенького форта, постоянно требующего от нас внимания и денег, в настоящую зубную боль для Ар-Шиннора.

– Как он только тебя терпит… – пробормотала Королева. Рыцарь удивленно покосился на нее. Ну да, он же себя со стороны не видит. "Я согласен закрывать глаза на контрабанду, пока она выгодна для государства…" Коадъютор, безусловно, вправе говорить от имени правителя, но калариец разговаривает так, как будто он и есть правитель. Интересно, почему дан-Энрикс с этим мирится?

Брис притащил кувшин. Гвардеец иронично посмотрел на свои скованные руки, осторожно прихватил кувшин за ручку и поднес к губам. Айя смотрела, как он жадно глотает воду, и думала, что этот грязный, осунувшийся человек со спутанными волосами должен выглядеть отталкивающе. Или, по крайней мере, жалко. Так что оставалось совершенно непонятным, почему ей доставляет такое удовольствие на него смотреть.

По сути, калариец прав. Несколько новых кораблей, и остров, на котором они смогут жить по своим собственным законам – это куда лучше, чем безнадежное сражение против трех кроггов разом. И ладно еще, если их всех просто перебьют, а не захватят в плен и не доставят на Томейн. Меньше всего ей улыбалось умирать на площади, перед толпой зевак, собравшихся нарочно для того, чтобы пощекотать свои кроличьи страстишки видом казни. Что там полагалось за пиратство по законам Вольных Островов? Четвертование?.. Вполне достойная суровость для людей, которые всегда с большой охотой выкупали у пиратов пленных и захваченные в море грузы.

– Собери всех, кто сейчас не на веслах, Брис. Я буду говорить с командой.

– Я закончил, государь, – раздавшийся за спиной Валларикса голос отвлек императора от размышлений, и он обернулся к юноше, сидевшему за письменным столом. Хотя, пожалуй, называть Этайна «юношей» было изрядным преувеличением. Помощнику секретаря было от силы лет пятнадцать. А в своей лаконской серой форме он казался и того моложе. Когда Валерик Этайн письмом порекомендовал правителю своего сына, император соблазнился фразами о знании трех языков, прекрасном почерке и выдержке (впрочем, чего-чего, а выдержки у сына Валерика должно было быть сколько угодно – это, очевидно, была их семейная черта), и совершенно не задумался о том, сколько сейчас должно быть лет наследнику Этайна. А когда приглашенный во дворец лаконец – не слишком высокий даже для своих четырнадцати лет – уже стоял посреди аулариума, то колебаться было уже поздно.

– Маркий Валерик Этайн, мой лорд, – оповестил сопровождавший мальчика слуга, как будто паренька в лаконской форме можно было перепутать с кем-то из придворных. Глядя на своего нового "секретаря", Валларикс ощутил себя последним дураком. Но отослать его в Лакон теперь, после того, как он сам вызвал Маркия Этайна во дворец, было по меньшей мере некрасиво.

– Подойди ближе, – приказал он мальчику, смирившись с неизбежным. Следует найти какую-то достойную причину для отказа, чтобы не задеть при этом чувств Этайна. Парень ведь не виноват в амбициозных планах своего отца.

"А мессер Валерик еще ответит мне за свои дипломатические фокусы, – пообещал себе Валларикс, глядя на подростка. – Старая лиса… Мельком упомянуть в письме, что его сын учится в Лаконе, и при этом ни единым предложением не намекнуть на его возраст! Разумеется, я был уверен, что мальчишке сейчас лет семнадцать. Да и кто бы посчитал иначе?.."

Маркий сделал еще несколько шагов и поклонился. Надо отдать ему должное, манеры у Этайна были превосходные. Первый раз при дворе, а держится почти не хуже своего отца. Можно себе представить, сколько парня муштровали дома.

– Насколько мне известно, ты – единственный сын сэра Валерика? – спросил Валларикс.

– Да, государь.

– Который год ты учишься в Лаконе? Пятый?

– Нет. Только четвертый, государь.

Четвертый. Ну конечно, как он мог забыть? – поморщился Валларикс. Ирем же говорил ему, что побратимы Рикса в Академии – некий Юлиан Лэр и… Марк Этайн. Да, вспомни он об этом раньше, никакой ошибки не случилось бы.

– Я прочитал письмо, которое твой отец адресовал моему секретарю, – Вне всякого сомнения, старый интриган как раз на это и рассчитывал. И, надо отдать ему должное, он своего добился. – В нем мессер Валерик упоминает, что ты знаешь два имперских языка. И еще айшерит. Это на самом деле так?

– Да, государь, – еще раз поклонился Марк. – А еще я неплохо понимаю по-аварски.

– В самом деле? – изумился император.

Маркий покраснел.

– Я стал учить аварский, когда мой отец отправился вести переговоры с Ар-Шиннором. Я подумал, что, возможно… – Этайн запнулся, словно вдруг подумал, что Валлариксу совсем не интересно знать эти подробности.

– Что, возможно, твой отец позволит тебе поехать с ним, – договорил за него Валларикс. – Я сам думал точно так же каждый раз, когда мой отец отправлялся на войну… Итак, ты изучил аварский сам, без чьей-то помощи? Nell"a?

– Dei, meyn Sheddo.

– Для человека, изучавшего язык по книгам, у тебя очень хороший выговор, – одобрил император.

– Я ходил в гавань слушать толмачей из Авариса. И старался подражать их выговору. Государь.

Валларикс махнул рукой.

– Оставь. Мы здесь одни, и тратить время, добавляя после каждой фразы "государя" – непростительное расточительство. Послушай, Маркий. Если ты мне подойдешь, то через твои руки будут проходить очень серьезные бумаги. Многое из того, что тебе нужно будет переписывать, составляет государственную тайну. Эти знания опасны… прежде всего для тебя же самого. Сможешь ли ты забывать все, что узнаешь, выходя за порог этой комнаты?

– Думаю, что смогу.

– Так сможешь – или только думаешь, что сможешь? – жестко повторил Валларикс. И интонация, и сам вопрос гораздо больше подошли бы сэру Ирему. Валларикс всякий раз чувствовал себя не в своей тарелке, когда приходилось говорить с кем-то подобным тоном. Но на сей раз выбора у него не было. Мальчишка должен был понять, что с ним не шутят. Этайн растерянно сморгнул, но сразу же поправился:

– Смогу. Я вас не подведу, мой лорд.

– Я же сказал, не надо никакого "лорда", – вздохнул Валларикс. – Ладно, ничего, потом привыкнешь. Итак, ты знаешь айшерит, тарнийский и аварский. Это не считая аэлинга. В твоем возрасте подобные познания – большая редкость. Честно говоря, когда я вызывал тебя сюда, я был уверен, что ты старше, но сейчас я начинаю думать, что это не так уж важно. Для начала сядь за этот стол и перепиши набело письмо, которое лежит поверх других бумаг. Когда закончишь, сделаешь с него две копии – одну на старом аэлинге, для книгохранилища, вторую – на тарнийском. Справишься?..

– Да, – быстро подтвердил Этайн. И, к удивлению Валларикса, действительно справился с поручением – причем быстрее, чем сумел бы мэтр Эйген, старший секретарь правителя.

Почерк у юного Этайна тоже оказался превосходным. И Вальдер решился. Да, Этайн, конечно, слишком молод, но ведь это дело поправимое.

И Марк остался во дворце. Довольно скоро император так привык к нему, что начал удивляться, как он раньше обходился без Этайна. В те три дня в неделю, которые Маркий проводил в Лаконе, уступая свое место мэтру Эйгену, его отсутствие ощущалось необыкновенно остро. Один этот немногословный, исполнительный парнишка заменял секретаря, писца и личного слугу. То есть Валларикс вообще-то не планировал оскорблять сына дипломата требованием каких-либо услуг, но Маркий рассудил иначе. Кажется, он всерьез вбил себе в голову, что об удобстве Валларикса некому заботиться, и взялся проследить за этим сам. Утром, когда император разбирал бумаги, Марк запросто мог подойти и как бы невзначай поставить на край стола поднос, и император отвлекался от бумаг, почувствовав разлившийся по кабинету аромат лепешек с маслом и горячего оремиса. Если удивленный этим неожиданным самоуправством своего секретаря Валларикс хмурился и говорил, что ни о чем подобном не просил, то Маркий только виновато улыбался. А на следующий день все повторялось заново. И понемногу император к этому привык. К хорошему вообще быстро привыкаешь.

– Ты дописал?.. – повторил он.

– Да. Все как вы сказали – по шесть марок серебром каждому члену экипажа, девять – кормчим, и по десять – капитанам. Экипажи с "Зеленого рыцаря" и "Морской Девы" определить на "Буревестник", как только его достроят. Семьям всех погибших – по двенадцать марок. Теперь нужна ваша подпись – и я прикажу отправить приказ в порт.

– Давай…

Валларикс расчеркнулся на листе, и Марк ловко присыпал свежие чернила мелким речным песком, чтобы быстрее высохли. Валларикс собирался отойти, но обнаружил, что Марк смотрит на него, как будто не решается что-то сказать.

– Что-то еще?.. – спросил Валларикс.

– Да. Я подумал… Как быть с экипажами тех кораблей, которые считаются пропавшими без вести?

Валлариксу совершенно не хотелось говорить на эту тему. Но, пожалуй, Марк был прав. Выживших после шторма и сумевших в целости вернуть свои суда в Адель он наградил. Семьям погибших государство выплатит какую-никакую компенсацию – гораздо меньше, чем ему хотелось бы, но чуть ли не больше, чем могла себе позволить истощенная казна. И все же каждый, кого так или иначе коснется действие его приказа, обязательно задаст себе тот же вопрос, что Марк Этайн.

– Ну что ж, я думаю, что семьям экипажей с "Беатрикс" и "Зимородка" тоже следут выплатить по двенадцать марок, – сказал Валларикс.

– Но, государь! – вскинулся Марк. – Никто не видел, как они погибли. Даже те, кто говорил, что "Беатрикс" несло прямо на скалы, утверждали, что наутро не нашли там никаких обломков. Они могли выжить.

Император качнул головой.

– Прошло уже больше месяца, Этайн. Будь они живы, они бы уже вернулись.

– Может, стоит подождать еще неделю?..

Нервы у Валларикса за этот последний месяц сдали так, что сейчас он едва не рассмеялся. До чего же хорошо быть четырнадцатилетним и надеяться на лучшее даже тогда, когда надежды уже нет!

Посмотрев на напряженное лицо Этайна, Валларикс кивнул. А про себя подумал, что на этот раз как-нибудь обойдется без услуг мальчишки. Для Этайна подписать такой приказ – все равно, что собственноручно похоронить своего побратима.

О том, чего это будет стоить ему самому, Валларикс предпочел пока не думать.

Ему с самого начала не нравилась мысль о том, чтобы "дан-Энрикс" покидал Адель. Но Ирем, который пил с ним вино перед отплытием в Каларию, поднял старого друга на смех. "Парень должен стать мужчиной. Лучше вспомни, как ты сам когда-то рвался на войну, – сказал тогда сэр Ирем. Чопорное обращение на "вы", как и коробившие Валларикса обороты наподобии "мой лорд", к радости императора, бесследно растворились в двух совместно выпитых бутылках "Пурпурного сердца". -По-моему, ты был не старше Рикса, когда мы с тобой выиграли наше первое сражение. Или ты уже все забыл?"

Валларикс сдавленно вздохнул. Конечно же, он помнил. И был вынужден признать, что Ирем в чем-то прав.

"…К тому же, – продолжал лорд Ирем, – Я при всем желании не смог бы объяснить ему, почему оставляю его здесь. Он мой оруженосец, и обязан следовать за мной, куда бы я не направлялся. Мне казалось, что ты этого хотел. Помнится, было время, когда ты буквально взял меня за горло с требованием взять его к себе на службу".

Такая трактовка вынудила Валларикса улыбнуться.

В этом был весь Ирем. Говорить о предстоящей им войне, словно о рыцарском турнире или развлекательной прогулке, а потом не спать ночами, обложившись картами и разрабатывая план кампании. Или упорно утверждать, что взял "дан-Энрикса" на службу против своей воли, но везде таскать мальчишку за собой и с увлечением рассказывать Валлариксу об их уроках фехтования.

Странно, что он тогда так сильно волновался за судьбу племянника, но совершенно не задумывался о том, что его лучший друг тоже может погибнуть. Ирем всегда казался императору почти бессмертным. Он возвращался из самых опасных мест живым и невредимым и приветствовал своего сюзерена так, как будто бы отсутствовал самое большее полдня. Казалось, что бы ни случилось, он всегда вернется и будет смеяться, пить вино и делать вид, что ему наплевать на всех и вся.

Хотелось запереться в аулариуме и напиться до качающихся стен. Но вечером он должен принимать послов с Томейна. Да и вообще – не может император заливать свою печаль вином, словно какой-нибудь мастеровой.

Валларикс тяжело вздохнул и обернулся к Марку.

– Думаю, что ты можешь идти назад в Лакон. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Марк, кажется, хотел что-то спросить, но, посмотрев на императора, быстро собрался и покинул кабинет. Пожалуй, деликатность Марка была его самым лучшим качеством, рядом с которым меркли даже его редкие таланты по части языков.

Весь экипаж гудел, как растревоженный пчелиный улей. Но при этом Айя с удивлением и радостью почувствовала, что многие из хирдманнов готовы ее поддержать. Должно быть, ей все-таки удалось обрисовать план каларийца в самых соблазнительных тонах.

Поймав тоскливо-обреченный взгляд стоящего с ней рядом Энно, девушка нахмурилась.

– Ты чем-то недоволен? Может, собираешься со мной поспорить?

– Нет, – быстро ответил он, невольно отводя глаза. – Я сделаю, как ты захочешь. Но…

– Но ты бы предпочел сражаться и погибнуть, – перебила Айя, мрачно усмехаясь. – Это я уже заметила.

Энно промолчал – но стиснул зубы так, что на побледневших скулах выступили желваки. Да, мальчик явно полагал, что лучше бы им всем погибнуть. И в особенности каларийцу, слушавшему этот разговор с непроницаемым лицом. Но Энно слишком предан ей, чтобы расстроить ее планы. Совсем другое дело – Моди. И его приятель Хаур по прозвищу Три Стрелы. Сам Хаур утверждал, что так его прозвали потому, что он спускает тетиву три раза за то время, за какое средний лучник успевает выпустить одну стрелу. Может быть, так оно и было, потому что с луком Хаур в самом деле обращался виртуозно. Но в команде были люди, ядовито утверждавшие, что прозвище досталось Хауру за то, что три стрелы якобы составляли его полный рост, от макушки до сапог. Поэтому иначе его называли Хаур-Коротышка. Совсем другое дело – Моди, тот бы на голову выше всех в команде, и на веслах управлялся за двоих. Но в остальное время смотрел в рот своему другу и говорил то, чего желалось Коротышке. Как сейчас, к примеру.

– Наша "Чайка" до сих пор идет так медленно только потому, что у нее под палубой полно имперцев и мешков со всякой рухлядью. Если вышвырнуть за борт пленных и тот груз, который мы взяли у Ревущего, то мы легко смогли бы оторваться от погони, – распинался Моди. Три Стрелы скромно помалкивал, но Айя не сомневалась, что Моди всего лишь повторяет в голос то, что Хаур сказал шепотом. – Нам нужно только облегчить корабль и налечь на весла, и проблема решена.

– На кроггах будут подменять гребцов, когда они устанут, – сказал Брис. – А у нас для этого не хватит людей. Или ты собираешься один грести отсюда до Томейна?.. Они нас все равно догонят, идиот. Если и не теперь, то к ночи.

Моди набычился.

– Значит, будем драться!

– Может быть, кто-нибудь хочет покомандовать вместо меня? – показала зубы Айя. – Ты, Моди? Или Хаур?.. Тогда с этого и начинайте. Я готова. Заодно и подеретесь… раз уж так не терпится.

Сэр Ирем вопросительно взглянул на Королеву, но она только раздраженно дернула плечом. Традиции Берегового братства требовали, чтобы каждый человек на корабле мог бросить вызов капитану. В сущности, для этого достаточно было публично поставить под сомнение его авторитет. Подобные вопросы разрешались поединком с незапамятных времен, когда была построена первая снекка. И это было разумно, потому что люди не пойдут за слабаком, который не способен отстоять свои права в бою.

К счастью, каларийцу не потребовалось долгих объяснений – он и сам все понял по повисшей тишине и по тому особенному ощущению сгустившегося воздуха, который всякий раз предшествует серьезной драке. Плечи каларийца чуть заметно напряглись. Должно быть, он прикидывал, что можно будет сделать, если дело все-таки дойдет до схватки. Видеть это было почему-то приятно, хотя Айя не нуждалась в помощи гвардейца. Если на то пошло, она не побоялась бы схватиться с Хауром и Моди разом. Как и всякий капитан, которому пока не надоело жить, Айя прекрасно знала, на что способен каждый человек в ее команде. И в особенности хорошо – кто может одолеть ее в том случае, если действительно дойдет до поединка. Таких в экипаже было не так много, но с их мнением она всегда считалась больше, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Глемм, Элоф, Корноухий, Йаррен, Брис… По счастью, сейчас все они хранили хмурое молчание. Может быть, потому, что плавали с ней куда дольше Моди и его дружка и понимали, что предложенный светловолосым каларийцем выход – в самом деле лучшее, на что они сейчас могут рассчитывать. Это ведь только всякие щенки, похожие на Моди (и на Энно, мысленно добавила она, поморщившись), все время рвутся встретить героическую смерть в бою. Люди постарше, как недавно сказал рыцарь, всегда предпочтут пожить еще. Жизнь – слишком восхитительная штука, чтобы ей разбрасываться… Восхитительная и богатая самыми разными возможностями. Айя покосилась на стоящего с ней рядом каларийца. Надо бы распорядиться, чтобы с него сняли цепи. Теперь уже было очевидно, что команда согласится с ее предложением. Пусть нехотя, за неимением чего-то лучшего, но согласится. Даже Моди с Хауром заметно скисли, а за ними следом – и ведь остальной безмозглый молодняк. "Мы победили" – мысленно сказала себе Айя и невольно усмехнулась. Надо же, как быстро в ее мыслях появилось это "мы".

– Чему ты улыбаешься? – спросила она у мужчины. То есть поводы для радости у каларийца, безусловно, были, раз уж он остался жив и даже нашел способ возвратить себе свободу. Но Айя подозревала, что внезапно просветлевшее лицо и странную улыбку Ирема не стоит относить только на этот счет.

– Кажется, я узнал корабль, который идет за нами, – отозвался рыцарь, продолжая так же непонятно улыбаться. – Это "Зимородок".

Айя посмотрела на облезлый глейт, идущий под орденским флагом. В самом деле, корабли преследователей уже подошли так близко, что их можно было рассмотреть во всех подробностях. Айя подумала, что на всех четырех судах гребцы сейчас, наверное, трудились словно одержимые. И особенно старались на том глейте, который только что опознал сэр Ирем. Невзрачный на первый взгляд корабль уже заметно вырвался вперед, и это несмотря на то, что одна мачта на имперском глейте была сломана. Что могло так обрадовать стоявшего с ней рядом каларийца в этом зрелище, так и осталось для нее загадкой. Айя подождала еще каких-то объяснений, но их не последовало. Ладно, время терпит, с этим она еще разберется.

– Спустить парус, поднять весла! – приказала она своим людям. – Пленников вывести на палубу и расковать. И поднимите белый щит, чтобы все видели, что мы не собираемся сражаться.

"Чайка" двигалась вперед все медленнее, и сейчас, наверное, со стороны напоминала не ту птицу, в честь которой она была названа, а ощетинившегося иголками ежа – во всяком случае, вид торчащих над водой сосновых весел наводил именно на такие ассоциации. Вскоре парус безжизненно обвис, а весла вытащили на верхнюю палубу. На имперском корабле, наверное, сейчас царило ликование. Они не знали, что сэр Ирем предложил им выкуп, и для них происходящее, должно быть, выглядело совершенно однозначно – люди Айи струсили и пожелали сдаться. Мысль об этом разъедала, словно ржавчина. Айя подумала, что с того дня, как она в первый раз взошла по сходням "Бурой Чайки", они еще никогда не поднимали белый щит. Если бы раньше кто-нибудь сказал ей, что она будет вступать в торги с имперской "псарней", она бы наверняка сочла эти слова смертельным оскорблением.

Сэр Ирем неожиданно всем корпусом толкнул ее в плечо, и, еще не успев удивиться столь идиотскому способу нападения, она отлетела на несколько шагов от места, где стояла, чтобы растянуться на дощатой палубе. И только тогда почувствовала разрывающую боль в боку. Она попробовала сделать вдох, и перед глазами сразу потемнело.

"Хаур, – промелькнуло в голове, пока ставшие чужими пальцы бессмысленно скользили по древку стрелы. – Хаур, ублюдок. Все-таки решил стрелять…"

Должно быть, Коротышке тоже невыносимо было наблюдать за тем, как "Чайка" поднимает белый щит. Айя вполне могла представить, что он чувствовал. Возможно, она сама бы поступила точно так же… хотя нет. На его месте вышла бы на поединок, но не стала убивать исподтишка.

"А ведь он меня не убил, – подумала она. – Хотел, но не убил. Это все калариец…"

Помутившимся от боли взглядом она попыталась найти сэра Ирема. Но на том месте, где он стоял раньше, доминанта уже не было. Айя внезапно поняла, что "Зимородок" подошел уже почти вплотную, так, что можно было видеть его серый парус, нависающий над "Бурой Чайкой". Вероятно, нечто в это роде раньше видели купцы, которых они грабили в Заливе. Ощущать себя добычей было непривычно и немного жутковато, но думать об этом получалось плохо – у нее уже мутилось в голове и нарастал противный звон в ушах. А потом Айя неожиданно увидела, как на борт глейта вспрыгнул гибкий, словно ласка, человек, и, оттолкнувшись от него, в один прыжок перелетел на палубу их снекки. Покачнулся, но все-таки удержался на ногах и, на ходу выхватывая меч, вихрем пронесся мимо Айи куда-то к носу корабля. Тут Королева поняла, что она бредит, потому что прыгнуть так, как этот человек, и, не поморщившись, помчаться дальше, было совершенно невозможно – уж она-то, побывавшая в десятке абордажных схваток, знала это наверняка. Этот помешанный просто обязан был переломать себе все кости. Впрочем, еще вероятнее парень просто упал бы вниз, прямо в кипящую между десятков весел воду, и нашел там своей конец.

Девушка попыталась приподняться, опираясь на руку, и ее начало неудержимо рвать.

"Пожалуй, даже хорошо, что Ирем этого не видит" – промелькнуло в голове, и Айе захотелось рассмеяться – до того нелепой была эта мысль. А потом в рану на боку как будто ткнули раскаленной кочергой, и мир померк.