Текст книги "Модницы"

Автор книги: Линн Мессина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Ход с фактотумом

У Маргерит как редактора есть четверть ассистента. То есть Кайли в полном распоряжении Маргерит, когда не отвечает на звонки для Тома, не печатает бумаги для Норы и не заказывает ленч для Пэт. Так что Маргерит часто можно застать у ксерокса, где она с милой улыбкой сама достает бумаги из лотка.

У предыдущего директора редакции был личный ассистент, но как только Джейн поняла, кого наймут на это место, она уволила Кэмерон и вычеркнула эту должность из списков. Через несколько секунд люди из отдела обслуживания уже разбирали клетушку Кэмерон и выкидывали папки. Единственный оставшийся след существования Кэмерон – это светлые полосы на ковре, где стояла стены ее клетушки. Эти следы – немой укор Джейн. Они свидетельство преступления. Как следы крови, которые не удается отчистить.

Успешно лишив Маргерит положенного ей ассистента, Джейн подчеркивает свою победу на каждом заседании, поручая ей кучу мелких дел и рекомендуя передать их ассистенту. Маргерит всегда только машет рукой, будто совсем не против делить ассистента, но наверняка она остро ощущает потерю статуса. Это как разница между уборщицей, которая приходит раз в неделю, и постоянной прислугой.

– И наконец статья о платьях подружек невесты. Я хочу использовать только лучших модельеров. Я представляю себе модные съемки по всему городу – станция парома на Стэйтен-Айленде, здание Флатирон. Я хочу делать это на местах, не в студии, – говорит Джейн, будто идея статьи принадлежит ей, а не навязана опасной соперницей. – Джеки, обзвони модельные агентства, пусть узнают, нет ли у их клиентов платьев подружек невесты. Можно устроить конкурс, пусть читатели шлют фотографии, но снимать будем моделей от Форда. Джеки, закажи футболки с надписью «Модница» и разошли их первой сотне участниц. Это должно их успокоить. Что-нибудь еще? – спрашивает она, снова бросая взгляд на незнакомку, сидящую рядом с Маргерит.

Не только Джейн не сводит глаз с новенькой, но нервничает только Джейн. Брюки со стрелкой, практичные туфли, блузка с пышными рукавами, свойственный среднему возрасту мягкий животик – все это нетипично для модниц, и Джейн боится, что эта женщина из бизнес-отделов наверху. Она и спросила-то «Что-нибудь еще?», а не закончила последнюю фразу уже в дверях только потому, что хочет, чтобы продемонстрировать стороннему наблюдателю стиль руководства, полный заботы и поддержки.

– Да, – говорит Маргерит, – я бы хотела представить сотрудникам моего личного фактотума, миссис Беверли.

– Вашего фактотума? – сплевывает Джейн, будто она попробовала новую еду и ей не понравилось. – Вашего личного фактотума? – По тому, как она повторяется, ясно, что она не знает, что означает это слово. Никто из нас тоже не знает.

– Она будет помогать мне в делах, – объясняет Маргерит, и глаза у нее блестят. Она видит, что Джейн не знает слова «фактотум».

Джейн презрительно смотрит на нее.

– Вы хотите сказать – ассистент.

– Нет, мой ассистент Кайли, – она находит Кайли взглядом, – и она отлично справляется, между прочим. А Миссис Беверли мой фактотум.

– Хм, наверное, это какая-то странная австралийская мода, – снисходительно протягивает Джейн. – Наверняка все лучшие аборигенские издания их держат, но у нас тут Нью-Йорк. Мы не торговый пост в третьем мире посреди пустыни.

– Вообще-то фактотумы сейчас в моде, – говорит Маргерит, куда меньше обычного задетая провинциальными оскорблениями Джейн. – У Теренса Конрана и Филиппа Джонсона они уже есть.

Джейн выглядит так, будто сейчас завопит, если услышит это слово еще хоть раз.

– Простите, но наш бюджет не рассчитан на оплату вашего фак… ассистента.

– Не стоит извиняться, – отзывается Маргерит с преувеличенным великодушием. – Как я уже сказала, миссис Беверли мой личный фактотум. Я буду платить ей из своего кармана.

– Ах так, – говорит Джейн, совсем сбитая с толку. Она не может себе представить, как это платить – вообще за что угодно – из своего кармана. Следует длинная пауза, пока Джейн обдумывает тактику. Постепенно ей приходит в голову стратегия, не связанная с деньгами. – Как жаль, что у нас не найдется для нее места. – Она пытается с сожалением глянуть на миссис Беверли, но взгляд получается самодовольный.

Маргерит улыбается.

– Места хватит. Я как раз знаю подходящее.

– Там никогда не было загородки, – выдает себя Джейн, не удержавшись.

– Что? – Маргерит удивленно сводит брови.

Джейн берет себя в руки и говорит:

– Какое еще подходящее место?

– Коридор к грузовому лифту.

Джейн качает головой.

– Мы не можем там разместить кабинет. Пожарники не дадут разрешения.

Маргерит достает листок бумаги, толкает его к Джейн и ждет.

Джейн берет бумагу и бросает небрежный взгляд.

– Что это?

– Письмо от пожарного уполномоченного Нью-Йорка, удостоверяющее, что размещение кабинета в коридоре у северного грузового лифта на двадцать втором этаже здания «Айви паблишинг» не будет представлять собой пожарную опасность.

– Ясно. Ну что ж, надо проверить в отделе обслу… – Она умолкает, когда Маргерит сует очередную бумажку ей под нос. На этот раз Джейн даже не делает вид, что смотрит. Она уже знает, что говорится в письме.

– Я согласовала с отделом обслуживания, бюро персонала и юридическим отделом, – говорит она, доставая документы для каждого пункта. – Я даже договорилась со службой уборки. Они уверили меня, что им нетрудно чистить еще одну мусорную корзину. Разумеется, я куплю ее за свой счет.

Джейн так яростно обдумывает свой следующий ход, что из ушей у нее прямо-таки дым идет. Но сейчас она ничего не может поделать. Маргерит загнала ее в угол, и единственный выход – закончить совещание.

– У нас все, – говорит она сотрудникам, скованно поднимаясь на ноги. Это только раунд, говорит она себе, идя к двери. Это только раунд, но бой еще не проигран. Она уже планирует следующий шаг.

К началу следующего рабочего дня она наймет дворецкого.

Жизнь становится все глупее

Дот считает, что о человеке можно многое сказать по тому, как он обращается со своими окнами.

– Не покупай драпировки, пока не прочитаешь это, – говорит она, спешно подзывая меня в свой кабинет.

Поскольку я не собираюсь покупать драпировки, а она не держит ничего, что бы я могла прочитать, я охотно соглашаюсь.

– Ладно. – Я убираю стопку журналов со стула на пол и сажусь.

Дот улыбается.

– Это идея для новой колонки «Лучшая обстановка». Каждый месяц мы будем выбирать новый предмет обстановки и обсуждать с двумя-тремя знаменитостями их предпочтения. Начинаем с декорирования окна. Зачем бежевое кружево? Ситец или хлопок? Нужны ли жалюзи? Вот в таком духе. – Она передает мне папку. – Я записала идеи. А тут телефон Перки Коллинс.

Я не знаю никаких Перки.

– Кто это, Перки Коллинс?

– Это потрясающая ведущая «Рая с Перки», популярного шоу на канале «Дом и сад», – говорит она, будто Перки Коллинс известна всем. На самом деле у популярных шоу на канале «Дом и сад» рейтинг обычно 0,3. Это значит, что их смотрят человек двадцать. – Она декоратор с хорошей репутацией, и ей принадлежат важные работы по поводу цвета. «Что красный цвет говорит о тебе».

На ее столе звонит телефон, и наша встреча заканчивается. Я жестом обозначаю, что ухожу, но она этого не видит, потому что как раз в этот момент поворачивается к окну. Я тихо закрываю за собой дверь и возвращаюсь в свою ячейку.

Эллисон нет на месте, так что вокруг необычная тишина, и я гляжу на телефон, пытаясь силой воли заставить его зазвонить и отвлечь меня. После пяти минут транса признаю, что абсолютно лишена магических сил, и открываю папку Дот. Я не хочу читать про новую колонку, потому что уже знаю, какая она будет. Все наши ежемесячные колонки одинаковые. «Девичий разговор», «Стильно», «Пижамная вечеринка» – выбираешь знаменитость и задаешь ей дурацкие вопросы. Если бы вы были на необитаемом острове, без какого средства ухода за собой вы бы умерли? Какой модельер лучше всего воплощает ваше чувство стиля? Увлажнитель или лак для ногтей: что важнее для вашего благополучия? Закончите предложение: я чувствовала бы себя голой без…

Большинство этих интервью делаются на расстоянии – через представителя, по телефону, – но мы всегда подаем это так, будто сидим на веранде с Шоном Коннери, глядя, как дельфины играют в море. Мы продаем близость, и эксклюзивность, и убеждение, что без нас этого не достичь.

Открываю папку и, не в состоянии больше отвлекаться, читаю материалы для новой колонки. Окна – это только начало. За ними пойдут холодильники (настоящий взгляд изнутри), постели (как у вас постельные дела?) и сады (болезни роста).

Глупые вопросы рок-звездам и актрисам – или скорее их представителям – для «Модницы» вполне типичны. Мы специализируемся на легком и воздушном, и единственная глубина здесь – это глубина угрызений совести. А если ты чувствуешь себя как репортер в пьесе Ноэля Коуарда, который спрашивает: «Что вы думаете о современной девушке?» – то некого винить, кроме себя. Кругом полно полезных журналов, которые задают важные и нужные вопросы, не вызывающие стыда. Иди работать в них.

Конъюнктивит

Майя прямо как ходячая бацилла.

Она регулярно моет руки и старается не лезть ими в глаза – но все равно окружена тучей микробов, и неизвестно, сколько коллег она заразила.

– Да вряд ли хоть кто-нибудь заболеет, – оправдывается Майя. Она сидит на кушетке, положив на правый глаз холодное влажное полотенце. Левый, красный и слезящийся, смотрит на меня.

Майя попросила меня прийти к ней, чтобы потренироваться на мне, как подавать идеи для статей. Но я неблагодарный слушатель. «Противоокислители от А до Я» наводят на меня скуку.

– Ты же все трогаешь, – меняю я тему. Корректорская – центр паутины. Все проходит через Майю. Каждый макет и статья попадают в ее заразные руки и разносят конъюнктивит, так что его непременно кто-нибудь подхватит. Не зря в начальной школе оставляют дома тех, кто заболел.

– Но я же мою руки. За сегодняшний день в уборной была раз шестьдесят. – Она выпрямляется, и холодный компресс соскальзывает, открывая второй зараженный глаз. Этот еще хуже. Он так вспух и раздулся, что едва может различить мое неодобрение. – Я уже подумывала принести туда стул и карандаши и устроиться работать возле раковины.

– Тогда тебе надо было остаться дома, – говорю я рассудительно. – К концу недели ты можешь заразить человек десять. И как тогда ты будешь себя чувствовать?

– Я не могу себе позволить пропустить работу. Ты же это знаешь.

Это правда. Когда работаешь по договорам, никто не защитит тебя от тебя самой. Социальная сеть защиты отсутствует, так что болеть дома себе можно позволить разве что уж совсем при какой-нибудь скарлатине.

– Я надеюсь, ты хоть к врачу обратилась. – Вижу, что она уже обдумала эту идею и отказалась от нее. – Майя! – говорю я, переживая из-за десятка журнальных редакторов, у которых скоро покраснеют и вспухнут веки.

Она зло смотрит на меня своими дьявольскими глазами.

– Я поискала информацию в Интернете. Само пройдет.

– Правда? – говорю я с сомнением.

– Да. Это вирусная инфекция.

– И надолго это?

Она рассеянно играет с бахромой на чехле своими заразными пальцами, и теперь придется либо выстирать подушку, либо сжечь.

– Всего четыре недели, – бормочет она.

Я представляю себе, как Майя четыре недели бродит по Манхэттену, напоминая монстра из дешевого ужастика, и смеюсь.

– Позвони врачу. Лучше сразу с этим разобраться. – Майе не хочется вызывать врача, ее медицинская страховка не распространяется на обычные болезни и травмы. Другое дело, если у нее лопнет аппендикс, откажут почки или она порвет связку, катаясь на лыжах. – Одно посещение обойдется тебе в сотню долларов. Сотня долларов за облегчение страданий – не так уж много. К тому же это твой долг перед коллегами.

Моя подруга что-то бурчит – разобрать невозможно. Я было собираюсь пододвинуться поближе, но не хочу рисковать, касаться вещей, которые она потрогала.

– Что-что?

– Мои коллеги! Ха! – гневно говорит она. – Подумай как следует. Я не знаю, где я это подцепила. Я только в офисе и была.

Майя не права. Сегодня вторник, и она вполне могла заразиться в выходные, хочу заметить я. Но Майя не принимает замечаний.

– Точно, там и заразилась. Наверняка там. Ты так заботишься о том, чтобы спасти от меня моих коллег, а я наверняка от них же и заразилась. Да, точно, так оно и было. – Она начинает расходиться. – У одной из редакторов конъюнктивит, и вместо того чтобы мыть руки, не трогать глаза и обратиться к врачу, она передает его дальше, без всякого уважения к человеческой жизни. Завтра пойду найду виновницу, и тогда… – Майя замолкает, на ее лице смущение. – А странно.

– Что?

– Я и не знала, что так легко поддаюсь власти толпы.

– Толпы из одного человека, – отмечаю я.

– Да, но если я сама себя могу так завести, то представь, как легко это удастся страстному оратору и десятку сердитых босоногих крестьян с косами. – Она выглядит встревоженно, будто только что поняла, что первая зажгла бы костер в Салеме.

– Что за глупости.

– Вот как? – Она пытается иронически приподнять бровь, но мешает конъюнктивит. Из глаза падает густая капля слизи.

– Поверить не могу, что никто не заметил. Завкорректорской или ответственный редактор должны были отослать тебя домой.

Майя пожимает плечами.

– Я работаю среди чужаков. Никто на меня не смотрит. Половина из них даже не знает моего имени, хотя оно написано на каждом листке бумаги, который я передаю дальше. Они стоят у меня за спиной и говорят «Эй», пока я не обернусь.

– Но у тебя странно красные глаза.

– В очках это не так заметно. – Она надевает очки и показывает мне.

Разница минимальна. Как между Суперменом и Кларком Кентом.

– Как они могут этого не заметить?

– Виг, я могла бы прийти с рогами и горбом, и никто бы не заметил. Я работаю среди чужаков, – говорит она мудрым и усталым тоном деревенского шамана.

Идея расцветает

Петер ван Кессель высок и худ, он нависает над всеми вокруг. Он как собор Саграда Фамилиа над Барселоной – сразу чувствуешь себя двухэтажным особнячком. Лицо худое, щеки впалые, но он красив. У него темно-карие глаза, спокойный, почти немигающий взгляд и аккуратная вандейковская бородка, будто он не может обходиться без родины на подбородке.

– Вот над чем я сейчас работаю, – говорит он, показывая мне несколько набросков со своими фирменными рюшечками. Я понятия не имею, как звучит голландский акцент, но он говорит вообще без акцента, как канадец, только еще и без привычки добавлять «э» в конце фразы.

Интервью с ван Кесселем оказалось очень легко устроить. Джеки не хотела разговаривать с матерью, она дала мне все ее координаты – домашние, рабочие, номер мобильника – и предоставила устраивать все самой. Мне это на руку – выкинуть лишнее звено из цепочки, особенно такое навязчивое, как Джеки. Мадам Гилберт была рада помочь и позвонила своему другу Хансу. Потом друг Ханс позвонил мне, явно в восторге от шанса попасть в «Модницу» – видать, никогда ее не читал, – и охотно назначил встречу.

Теперь этот Ханс стоит у меня за плечом и подчеркивает блестящие детали моделей ван Кесселя – сам создатель стесняется это делать то ли из скромности, то ли из боязни показаться нескромным. В комнате еще два человека – Дези Конран, маленькая женщина с ловкими пальцами, которая быстро шьет юбку, и жена ван Кесселя.

Мы в подвале многоквартирного дома на Нижнем Ист-Сайде. Напротив, через улицу, музей быта, где можно посмотреть на крошечные комнатушки, в которых в начале прошлого века жила семья из десяти человек. За сто лет изменилось не так уж и много. Этот подвал немногим просторнее, и, хотя официально здесь живут только ван Кессель с женой, надо добавить к ним Дези, Ханса и семь пластмассовых манекенов. В итоге очень тесно.

После того как мы несколько часов подряд рассматривали ткани, рисунки, швы и его идеи по поводу следующей коллекции, я предлагаю подняться на поверхность и поесть, В подвале жарковато, пот скапливается у ключиц и стекает к пояснице.

Петер выбирает ресторан неподалеку, что-то вроде столовки, которая всегда забита по вечерам и в выходные. Но жарким августовским днем в три часа все кабинки пусты, и хозяин с рассеянной улыбкой находит нам места. Где-то звучит довольно громкая музыка техно.

– Если следующий показ пройдет хорошо, нам понадобится финансовая поддержка, – говорит Ханс после того, как мы выбрали еду, – но это должен быть кто-то, кому мы все доверяем, кто не будет использовать ткани низкого качества и позволит Петеру осуществлять творческий контроль.

Петер скромно улыбается.

– Не стоит торопиться. Посмотрим, как пройдет ноябрьский показ, а тогда уже, если понадобится, будем беспокоиться о финансовой поддержке.

Все упирается в финансирование. Чтобы получить витрину у Барни, надо сначала найти спонсора, который вложит в тебя деньги. Только тогда ты сможешь производить свои модели, передавать их в магазины и продавать модникам и модницам. Так и создаются лейблы.

Подходит официантка, чтобы принять наш заказ, но я слишком занята царапаньем неразборчивых каракулей в записной книжке, которую уже заполнила набросками из «Метрополитен» и телефонными интервью с прежними коллегами ван Кесселя. Она ждет, и я заказываю гамбургер.

Когда официантка уходит, я спрашиваю, проявил ли кто-нибудь уже интерес, и пока Петер качает головой, вмешивается Ханс и говорит о небольших проявлениях интереса. Все зависит от узнавания. Если пресса и покупатели придут на их следующий показ, то они смогут создать спрос на свою продукцию.

Ханс называет еще несколько групп вкладчиков, и я, слушая его, ощущаю дрожь волнения. Все это – Петер, Ханс, потрясающие модели – куда-то движется. Оно далеко пойдет, а я зашла на первом этаже, когда лифт еще не поехал. Через три месяца или через полгода специалисты будут узнавать имя ван Кесселя и заговорят о нем. Через год он будет делать платья и продавать их в Бергдорфе. Это мой сюжет, и я не хочу его терять. «Модницу» обычно не интересуют моды, если их не носят знаменитости, но я пока не хочу покоряться реальности. Я напишу заявку и подам Маргерит. Идеи уже порхают у меня в голове как бабочки. Я напишу о них статью сейчас и еще одну через год. Я изучу влияние успеха на модельера и его окружение.

Два часа спустя я ухожу от них, переполненная эмоциями. Составляю предложения в уме и мечтаю о невозможном. Мне уже мало писать о росте Петера ван Кесселя в течение года, я хочу писать о нем вечно. Каждый год писать заметку «Год спустя», как в документальных фильмах Майкла Эптида.

Досье Делии

Приходит Делия и говорит о полной поддержке нашего заговора.

– Алекс сообщил мне о вашем плане, – объявляет она громко, вовсе не думая о том, что у стен, тем более у офисных перегородок, есть уши, – и я «за». Можете на меня рассчитывать, если понадобится помощь.

Я прикладываю палец к губам. Прежде всего от нее требуется говорить потише. Хотя Эллисон у себя в ячейке разговаривает по телефону о тушеной баранине («Вот и я так подумала. Я тоже сначала думала, что не понравится. Обязательно попробуй – пальчики оближешь!»), не стоит рисковать. Совсем ни к чему, чтобы Эллисон услышала, как кто-то называет ее план моим.

– Поговорим снаружи, – шепчу я, оглядываясь, чтобы удостовериться, что рядом нет ни Кейт, ни Сары. – Пошли.

Она молча идет за мной по редакции. Я вижу, что ей ужасно хочется обсудить заговор, и, как только мы оказываемся в лифте, она открывает рот. Я обрываю ее, сурово качая головой.

– Прости, что развела такую суперсекретность, но я всегда подозревала, что лифты прослушиваются, – говорю я, когда мы выходим наружу, на солнышко, и садимся у фонтана неподалеку от входа. Вокруг полно других канцелярских крыс в костюмах и галстуках.

– Никогда не извиняйся за чрезмерную осторожность, – говорит Делия, которая два последних года успешно хранила массу секретов от всех своих коллег. – Во-первых, чрезмерной осторожности не бывает. Во-вторых, не знаю, слышат ли нас охранники в вестибюле, но что видят, это точно. Один раз я сняла чулки, пока ехала вниз, и, когда я вышла на первом этаже, они встретили меня свистом.

– А почему не в уборной? – Человек рядом со мной ест остро пахнущий сандвич с тунцом, и я откидываюсь назад, чуть ли не окунаясь в воду, чтобы вдохнуть свежий запах хлорки. Наш фонтан самый простой – ни статуи, ни водопада, ни световых эффектов, способных превратить бассейн во взбесившийся пруд. Когда в Рождество три вялых струи выключают, бассейн осушают и ставят там большую елку, у этого места появляется хоть какое-то очарование.

– Так эффективнее, – говорит она; ее явно не беспокоит запах теплой гниющей рыбы. – Когда получается, я стараюсь совмещать несколько дел, хотя иногда это невозможно по не зависящим от меня обстоятельствам.

Делия не похожа на модницу. Одежда у нее аккуратная, практичная и по доступным ценам – голубая юбка до колен от «Гэп», синяя хлопчатобумажная футболка от «Брэдли», – и в ней не чувствуется стремления быть на гребне модных веяний. Она почти не красится, а длинные густые темные волосы заплетает во французскую косу. При ней всегда большой кожаный дипломат, какие обычно дарят после защиты диплома по бизнесу. Имеется даже позолоченная пластинка, где шрифтом «Гельветика» выгравированы ее инициалы. Делия прямо-таки излучает серьезность и эффективность, и я ничуть не удивлена, что она снимает чулки в лифте, чтобы сберечь время. Удивляет скорее, что ее хоть как-то смутил свист.

Я быстро оглядываю территорию, поворачивая голову к тунцу и тут же обратно, чтобы удостовериться, что никто из журнала не ест тут ленч или не курит. Знакомых лиц не видно.

– Так Алекс рассказал тебе о плане? – говорю я негромко. Не стоит поддаваться беспечности. Мы прямо перед зданием, и Джейн, Эллисон или Маргерит могут пройти мимо в любой момент.

– Да, это блестяще. Ты просто гений, – восторгается она. Даже странно – Делия не способна на бурные эмоции.

– Это не мой план, – говорю я, чтобы не приписывать себе то, чего не делала. – Это план Эллисон. Они просто привлекли меня в помощь.

Делия меня не слушает. Она копается в сумке, достает папку и протягивает мне.

– Держи.

Папка толстая и тяжелая, и от неожиданности я чуть ее не роняю.

– Что это?

– Мое досье на Джейн. – Последнее слово она произносит одними губами.

– У тебя есть досье на Джейн? – Такого я не ожидала.

– У меня есть досье на всех. – Делия озадаченно смотрит на меня через очки в роговой оправе.

– Неужели на всех?

– Ну да, – говорит она, будто это было обычным делом, и не только в ФБР. – У меня досье на всех.

– И на меня?

– Конечно.

– И на Картера? – Картер разносит почту и чинит кофеварку, когда из нее начинает литься холодная вода.

– И на Картера.

Я смотрю на нее, пытаясь переварить эту информацию. Меня беспокоит не то, что смекалистая Делия Баркер, подобно Нэнси Дрю [9]9
  Девушка-детектив, героиня популярной американской книжной серии для детей и подростков.


[Закрыть], заносит кусочки моей жизни в свои записные книжки. Нет, меня изумляет другое. Она делает не только свою работу и работу Келлера, а еще и работу Дж. Эдгара Гувера [10]10
  Дж. Эдгар Гувер – самый известный и дольше всех прослуживший из директоров ФБР.


[Закрыть]и небольшой бригады фэбээровцев. Делия типичная отличница, и, глядя на то, как она расправляет невидимые складки на своей безупречной юбке, я гадаю, как меня занесло в журнальное дело. Мне далеко до такого напора, такой решимости или даже такого уровня интереса.

– Ты говоришь, что у тебя досье на всех, включая меня и Картера? – Я хочу удостовериться, что все правильно поняла. Она кивает. – Могу я получить копию своего досье, если сообщу тебе полное имя и передам заверенную нотариусом копию подписи?

– Нет.

– Разве ты не обязана сделать это согласно Акту о свободе информации?

Делия улыбается.

– Этот акт относится только к государственным учреждениям. А я частное лицо.

Пробую другую тактику.

– Я покажу тебе твое досье, если ты покажешь мне мое. – Не знаю, что должно быть в досье, но уверена, что к концу дня смогу слепить что-нибудь приблизительное.

Сделки Делию не интересуют, и мое предложение она игнорирует.

– На Маргерит я досье только начала и передам его тебе как можно скорее. Обычно я жду два месяца и только потом начинаю собирать информацию. Составлять досье на всех не хватит времени, и надо бы где-то провести черту. – Она пожимает плечами, будто извиняясь перед всеми теми, в чью жизнь не успела влезть. – Это разумное ограничение. Однако учитывая обстоятельства, думаю, для Маргерит логично сделать исключение.

– Разумеется. – Практичнее всего не заводить досье на всех своих коллег, но эту мысль я оставляю при себе. Открываю папку и достаю стопку бумаг. В основном это фотокопии и вырезки из других журналов. Перебираю пачку, время от времени останавливаясь, чтобы просмотреть заголовки. Мне здесь хватит чтения на неделю, и это ошеломляет.

– Информация расположена хронологически, начиная с деталей нашей первой встречи один на один. Не знаю, найдется ли здесь что-то полезное, но возьми на всякий случай. – Она немного возбужденно смеется и снова разглаживает воображаемые морщинки на юбке. – Все это так здорово. Если тебе понадобится помощь, не стесняйся и обращайся.

– Ладно. – Замысел не мой, а Эллисон, Кейт и Сары, но я молчу. Вдруг она решит, что не тому человеку передала досье на Джейн. – Еще раз спасибо за информацию. Я буду с ней очень аккуратна – никаких тебе кофейных пятен.

– Да это просто копии. Оригиналы у меня дома. – Она смотрит на часы и встает. – Мне пора. У Алекса, – она рисует пальцами кавычки, – через десять минут телефонный разговор с Западным побережьем.

Хотя человек с вонючим тунцом ушел и день внезапно кажется прекрасным и зовущим, я тоже встаю.

– Как ты это делаешь?

– Что? – спрашивает она.

– Работаешь Алексом так, что никто ничего не подозревает.

Она смеется.

– Это все он. Он замечательно нападает на всех подряд. Никто никогда не хочет с ним разговаривать, и, когда говоришь, что он не успевает на встречу и послал меня вместо себя, все только вздыхают с облегчением и не задают вопросов, – говорит она, когда огонек на панели лифта загорается.

Мы заходим и, хотя других пассажиров нет, умолкаем. Осторожность лишней не бывает.