Текст книги "Модницы"
Автор книги: Линн Мессина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Снова заговор
Кейт вызывает меня в уборную. Шлет мне и-мейл с подмигивающим смайликом и велит прийти ровно в полчетвертого. Последнее наше совещание было несколько недель назад, и обстановка изменилась. Теперь Эллисон меня ненавидит. Теперь она в моем присутствии кипит, а у меня за спиной отпускает язвительные замечания. Рядом с ней мне не по себе, особенно на ограниченном пространстве. Надо бы поговорить с ней на эту тему.
Сара сидит на кушетке и немедленно сдвигается вбок, чтобы освободить мне место. Кейт стоит у раковины. В руках у нее планшет и красная ручка; она перелистывает стопку бумаг и время от времени покачивает головой. Кейт ведет безмолвную беседу сама с собой, и мы с Сарой уважаем ее право на это, а пока она разберется, обсуждаем проблему Беверли и Стикли.
– Ладно, – говорит наконец Кейт. У нее командный тон – это что-то новое. Спина прямая, а голова высоко поднята. Несмотря на туфли без каблука от Стюарта Вейцмана, она кажется выше. – До главного события осталось несколько недель, и нам надо кое-что обсудить.
Я оглядываюсь, удивленная тем, что мы начинаем встречу без основного солдата нашей модной армии.
– Она не придет, – говорит Кейт, правильно понимая мой жест.
– Не придет?
– Не придет, – подтверждает Сара. – Мы вывели ее из круга.
Меня это несколько шокирует. Я еще никогда никого не выводила из круга, и идея меня смущает.
– Да, она теперь вне круга, – энергично кивает Кейт.
– Но это же ее план. – Я не могу не выразить свой протест, хотя в душе чувствую облегчение от того, что Эллисон больше не будет меня изводить. Она злопамятна, как Джейн, и многому научилась, пока здесь работала.
Сара разглядывает бахрому на своей юбке в ковбойском стиле и старается не смотреть никому в глаза. Ей явно не по себе из-за изъятия Эллисон из круга.
Кейт не теряет нить беседы.
– Мы знаем, что это ее план, – говорит она, явно раздраженная моим напоминанием. – Но она неестественно зациклилась на твоем повышении, а план требует всего нашего внимания. Эллисон не может держать себя в руках и сосредоточиться, так что мы изъяли ее из круга. – Кейт делает паузу и смотрит на Сару. – Она вредила нашему делу.
– Я знаю. Она, можно сказать, сама себя изъяла из круга, – неохотно кивает Сара.
– Ладно, – говорю я. Я не уверена, что Сара сама верит собственным словам, но это не мое дело. Мне-то будет куда спокойнее без Эллисон. – Что вы хотите обсудить?
Кейт возвращается к первой странице и смотрит на меня.
– Первое: план приема. Как там дела?
– Гладко, – говорю я, не зная, правда ли это. Сегодня Джейн встречалась за ленчем с Анитой, чтобы обсудить некоторые оставшиеся детали вечеринки, и я еще не знаю, каковы разрушительные последствия этой встречи. – Я заказала ресторанное обслуживание, музыкантов и фотографов.
Но Кейт не это имела в виду. Детали ее не интересуют, и она переходит к «шику».
– Как дела со знаменитостями? Каково освещение прессой? Не заинтересовались ли общенациональные телесети?
– Со знаменитостями дела хорошие. Люди Гэвина обещают доставить кучу молодых английских знаменитостей. А что касается прессы, то релизы мы еще не рассылали – они пока не готовы.
Кейт приподнимает бровь.
– Не готовы?
Я думаю о куче работы на моем столе и о том, что это совещание не поможет мне с ней справиться.
– Пока не готовы.
– Хм-м, – говорит она неодобрительно и что-то записывает. – И когда мы можем ждать релизов?
Я уверяю, что они будут готовы к концу недели, но на самом деле не знаю. Просто вру, чтобы не заработать еще больше минусов.
Кейт вздыхает и делает пометку.
– Ну хорошо. Но помни, когда ты наконец будешь писать пресс-релиз, самое важное – подчеркнуть участие Джейн. Я хочу, чтобы на всем этом деле были ее отпечатки. А на приеме удостоверься, что она на каждом снимке. На каждой фотографии Иисуса в платье должна быть где-то рядом улыбающаяся рожа Джейн. – Кейт направляет свои вопросительные брови на Сару. – Как там с информированием религиозных групп?
– Как вы знаете, я закончила пресс-релиз, призывающий к действию, – говорит Сара, бросая на меня самодовольный взгляд. Чертова подлиза. – Это от ХЗХП. Мне остается сходить сделать копии и распределить их по христианским организациям.
– ХЗХП? – спрашиваю я.
– Христиане За Христианские Приличия, – объясняет Кейт. – Я сама придумала. По-моему, подчеркивает общее направление борьбы за приличия. Куда пойдешь копировать?
Об этом Сара не думала – мы в центре города, и копировальные пункты на каждом углу.
– Через квартал отсюда?
– Нет. Сходи в «Астор». Заплати наличными и обязательно замаскируйся.
Это застает Сару врасплох. Вот так и делай свое домашнее задание.
– Замаскироваться?
– Замаскироваться.
– Парик, что ли, надеть?
– Шляпу, солнечные очки, туфли, украшения, – говорит Кейт нетерпеливо. В аксессуарах ее жизнь – большую часть своего времени она ведет каталог и инвентаризирует шкаф с аксессуарами: одно золотое ожерелье, один плетеный кожаный ремень с серебряной пряжкой, одни часы, отделанные бриллиантами, – так что Сарино невнимание к ним она принимает близко к сердцу.
– Конечно, – говорит Сара, снова играя бахромой юбки. – Я арендовала ящик голосовой почты.
Организаторские инстинкты Кейт пересиливают возмущение, и она кивает.
– Обязательно оставь сообщение от ХЗХП, экстремистское и богобоязненное. Что приводит нас к третьему пункту: письмо от ХЗХП всем рекламодателям «Модницы» с угрозой, что наши члены будут бойкотировать их товары, если они продолжат поддерживать этот дьявольский журнал. Я уже работаю над пятым вариантом; окончательный должен быть готов завтра к концу рабочего дня. Следите за почтой. Еще я работаю над шапкой для документов ХЗХП. Думаю, это должно быть что-нибудь простое: один большой крест посередине, может, еще несколько маленьких по краям. Сара, свяжись со мной прежде, чем пойдешь копировать письма. Все сообщения от ХЗХП должны приходить с одной и той же шапкой. – Кейт делает вдох и перелистывает свой планшет. – Ну, вроде все. Так, следующая встреча через неделю в то же время. Запишите это к себе в ежедневники. Обсудим вопросы расписания – когда сообщать рекламодателям, когда религиозным группам. Виг, к тому времени я жду последний вариант пресс-релиза, и хорошо бы еще список знаменитостей, которые будут на приеме. Есть еще вопросы? – спрашивает она с той же резкой деловитостью, с которой вела встречу. Кейт всего двадцать минут как главная заговорщица, но ей это понравилось. На щеках у нее румянец, а глаза радостно блестят. Ей нравится говорить людям, что делать. Нравится подавать команды и смотреть, как люди послушно прыгают. Ее таланты зря пропадают в темных глубинах шкафа с аксессуарами.
Досье Маргерит
Делия входит ко мне в кабинет, прижимая к груди толстую папку, оглядывает комнату и закрывает дверь. Потом она садится на мой единственный стул для посетителей и двигает его вперед, сшибая при этом стопку номеров за прошлый январь, которая опасно наклонялась наподобие Пизанской башни. Делия бурно извиняется и опускается на колени, настояв на том, что все уберет, хотя я и советую ей все бросить. В моем кабинете нельзя не пошевелиться, не сбросив чего-нибудь. Несмотря на все обещания, люди из отдела обслуживания так и не убрали журналы, а сотрудники – по подсказке Эллисон, я уверена, – продолжают использовать мой кабинет в качестве кладовки.
Сложив журналы аккуратной стопкой, Делия осторожно пробует снова придвинуть стул.
– Я кое-что обнаружила, – тихо говорит она, крепко сжимая в руках папку. Явно нервничает.
– Рассказывай, – отвечаю я так же тихо, чтобы не напугать ее.
Она кивает, делает глубокий вдох и говорит:
– Джейн устроила депортацию Маргерит.
Я тупо смотрю на нее. Как Джейн могла устроить чью бы то ни было депортацию? Ее могущество ограничено тем, что она доводит ассистентов до слез и рвет макеты за секунду до того, как они должны идти в печать.
– Как это?
– Джейн устроила депортацию Маргерит, – повторяет Делия, потом разжимает руки, кладет папку на стол и двигает ко мне. – Восемь лет назад.
Я медленно пролистываю папку. Фотографии молодой Маргерит и статьи, которые она писала для «Парвеню» и австралийского «Вог». Копии газетных вырезок и краткие пересказы телефонных разговоров Делии с бывшими сотрудниками и членами семьи. Это досье без цензуры. Нет ни зачерненных, ни выбеленных слов. То ли Делия начинает доверять мне, то ли была слишком занята, чтобы тратить на это время.
– Она урожденная Мардж Миллер, из пригорода Перта, – говорит Делия.
На мгновение я теряю дар речи, и мои губы движутся, не издавая ни звука.
– Это в Австралии, – добавляет Делия.
– Я знаю, где это. Я просто не понимаю.
– Чего тут не понять? Маргерит австралийка.
– Австралийка?
– Чистокровная, – кивает Делия.
– Но она же француженка!
– Нет, она стала француженкой только в… – Делия проверяет по досье, прежде чем сказать точно, – двадцать три.
– Да-а, – пытаюсь я переварить тот факт, что наша местная Одри даже не из Европы.
– Она переехала в Сидней в пятнадцать. Несколько лет работала там в дешевых журнальчиках. Потом исчезла на год и появилась в Лондоне в двадцать один, как Маргерит Турно. Получила работу ассистента редакции в журнале «Хелло». Через два года переехала в Нью-Йорк, устроилась младшим редактором в «Парвеню», познакомилась с Джейн и начала изображать француженку, – говорит Делия, перечисляя основные моменты. – Детали ее работы там пока неясны. Я связалась с бывшими сотрудниками, они вскоре должны мне ответить. Но некоторые основные факты известны: Маргерит стала старшим редактором, а вскоре Джейн ушла. Несколько лет они держались друг от друга подальше, пока не столкнулись из-за поста главного редактора «Лиц». Если верить тогдашнему ассистенту издателя, они шли ноздря в ноздрю, пока Маргерит не депортировали. Работу получила Джейн.
Делия улыбается. Вот из-за этого она и ведет на нас досье – иногда можно откопать что-нибудь горяченькое.
– Но это не по-людски.
Она пожимает плечами. Ее морально-этические чувства не такие сильные, как мои.
– Как она это сделала? – спрашиваю я.
Делия наклоняется и копается в бумагах, протягивает мне копию документа.
– Прочти имя офицера иммиграционной службы, который занимался этим делом.
Дэвид Уайтинг – для меня это ничего не значит.
Видя мое недоумение, Делия нетерпеливо вздыхает. Трудно иметь дело с тупыми соратниками по заговору.
– Ты хоть читала то досье, которое я тебе давала? Уайтинг – девичья фамилия Джейн. Дэвид ее брат.
Я снова смотрю на документ, ожидая, что у него вырастут рога и хвост.
– Но это же аморально, нечестно и просто зло.
Делия снова пожимает плечами.
– Такова уж Джейн. Или все Уайтинги, может быть. Брат у нее тоже тот еще. Похоже, он часто вышвыривал людей из страны. За небольшую плату придумывал обвинения против кого угодно. Его раскрыли несколько лет назад, но все дело притормозили – важные друзья, понимаешь ли. Он теперь работает в госдепартаменте.
Кошмар. Что, если меня вызовут в конгресс отвечать на какое-нибудь выдуманное обвинение в измене? Уайтинг в госдепартаменте – это не шутки.
– Не беспокойся, – говорит она, смеясь над моими тревогами. – Он просто шестерка, хоть и надувает щеки. В основном тянет время, чтобы выслужить пенсию.
Меня это не слишком успокаивает. Я-то думала, что Джейн просто непослушный ребенок, который устраивает истерики и отрывает головы куклам. Ну и ну.
– Знаешь, надо действовать поосторожнее.
– Кстати, о действиях, как дела с планом?
Я перечисляю основные пункты встречи в уборной на этой неделе. Изъятия Эллисон из круга не касаюсь, сосредоточиваюсь на деловой стороне – пресс-релизы, суперзвезды, письма рекламодателям. Перечисляя детали, я вынуждена признать, что план продвигается гладко. Зря я сомневалась вначале. Свержение Джейн Кэролин-Энн Макнил уже не туманная перспектива – это неизбежность. И если учесть последние новости, это уже не разумный эгоизм. Нет, это скорее народное правосудие.
Старший редактор: день 31-й
Соледад пытается оправдать слово «урбания».
– Если есть «урбанизация», то почему не может быть «урбания»? – говорит она, и ее далекий голос отдается эхом. Она делает еще три дела одновременно с нашим спором. Соледад из тех людей, которым не обойтись без телефона с динамиком. – Слово звучное и симпатичное. Что тебе не нравится?
Я жду, пока шум на заднем плане утихнет. Хотя Соледад разговаривает со мной по телефону, одновременно она ведет совещание своего отдела. Вокруг ее стола сидят сотрудники и в паузах вставляют идеи для статей.
– Нет такого слова «урбания». Оно в словаре Вебстера не указано, – говорю я, уже в четвертый раз прибегая к этому доводу. Мы с Соледад ходим кругами уже десять минут, и то, что за нее весь ее отдел, только усложняет ситуацию. Это только добавляет ей уверенности в собственной правоте.
– Но оно по звуку напоминает то, что означает – город, – настаивает Соледад. На заднем плане слышен согласный шум отдела моды.
Зато не согласна я. По-моему, «урбания» по звуку напоминает вовсе не город. Скорее уж какое-то место в Восточной Европе, где живут элегантные и вежливые люди. Это страна, населенная племенем урбанцев.
– Ладно, – говорю я, уступая, чтобы не начинать все сначала, чтобы не слышать, как она в пятый раз отмахивается от занудной книжонки под названием «словарь».
Когда я позвонила Соледад по поводу нового заголовка, никак не ожидала ни борьбы, ни аудитории. Я думала, что она пожмет плечами и двинется дальше, но неправильно оценила ситуацию – в последнее время со мной это частенько случается. Теперь борьба за власть стала частью моей работы, но я плохо с этим справляюсь. Мне трудно угадать, когда обойти чье-то хрупкое самолюбие, а когда стоять на своем. И больше я не могу рассчитывать на посредничество людей вроде Дот.
– Может, лучше тогда вообще снять мое имя? – спрашиваю я. Это не выход, но я слишком устала от разговора и не способна как следует обдумывать свои слова. Ненавижу разговаривать через динамик. Ненавижу секундные задержки, из-за которых кажется, что она где-то в Восточной Африке, в Мозамбике, например, а не этажом ниже.
Следует двухсекундная пауза – секунда на динамики, секунда на обиду Соледад. В моей просьбе слишком много страсти. Она выдает, что я не просто возражаю против слова «урбания», а нахожу его отвратительным.
– Если вы так хотите, – холодно говорит она, а слушатели негромко переговариваются между собой.
На короткое мгновение я думаю, не пойти ли на попятный, чтобы спасти свою карьеру. Чуть не говорю ей, что вовсе не хочу этого, но сдерживаюсь. Ущерб уже нанесен, так что лучше продержаться, не отступать. Никогда не думала, что выйду на ковер из-за заголовка вроде «Звезды учатся в урбании», но жизнь – странная штука.
– Спасибо.
– Что-нибудь еще? – спрашивает она резко и отрывисто. Я знаю, что, несмотря на собравшуюся у нее толпу, она намерена пойти прямо к Лидии и пожаловаться на меня. Как просто завоевать звание сложного сотрудника!
– Нет, это все. – Я кладу трубку, делаю глубокий вздох и снова велю себе сдаться. Сдаться кокетливым заголовкам, глупым шуткам и абсурдным подписям, полным натужных каламбуров. Хотя я не очень пока понимаю, где в соглашении говорится о моей душе, все равно в этом есть что-то фаустовское. Потому, наверное, и сопротивляюсь. Вся история с моим повышением уже выглядит как притча: поосторожнее загадывайте желания, дети, а то они могут и сбыться.
Кое-что мне нравится в должности старшего редактора. Нравится выбирать, о чем я хочу писать, а скучные темы отдавать кому-нибудь еще. Нравится разговаривать с авторами и решать, какое направление должна принять статья. Мой редакторский стиль только развивается, но я хорошо улавливаю стиль автора и стараюсь сохранить его, несмотря на всю редакторскую правку. Я не стремлюсь, как остальные редакторы, инстинктивно заставить любую статью звучать так, будто я сама ее только что написала.
Подборка про знаменитостей-студентов – это мое первое крупное задание в роли старшего редактора, и думаю, я хорошо справилась. Там было несколько частей – роскошные фото студенческих спален актрис, модные съемки самой стильной одежды для учебы, рецепты от лучших поваров Нью-Йорка, чем перекусить, когда занимаешься допоздна, комплекс йоги для разминки, поверхностный, хоть и заинтересованный анализ того, каково быть самым узнаваемым студентом на лекции, – и я сумела свести все это в единое целое. Блок вышел хороший. По крайней мере, пока Соледад не начала его терзать и выдумывать словечки вроде «урбании».
Все-таки в кабинете-кладовке мне больше нравится, чем в убогой клетушке за углом. Здесь есть свобода и некий трудовой шик, которого я не ожидала. Конечно, «Модница» прямо как журнал с комиксами, как комикс про Бэтмена с подписями «бух», «трах-тарарах» и «бум» под картинками. Пусть так, но куда интереснее рисовать силуэты самой, чем просто раскрашивать их.
Весенняя коллекция
Тема показа Петера ван Кесселя – «Обновление городской среды».
– Обновление? – говорит Маргерит, плотнее кутаясь в свою накидку. В комнате тепло от обогревателей и людей, просто она не хочет испачкаться. – Я бы сказала, разруха.
Ван Кессель проводит свой осенний показ на стройплощадке новой библиотеки в Нижнем Ист-Сайде. Строители едва начали закладывать фундамент. Не пойму, как они позволили ван Кесселю поставить шатер и пригласить прессу. Такие вещи обычно кончаются неприятностями.
– Не так все и плохо, – говорю я, когда мы наконец пробираемся к своим местам. На это уходит куча времени, потому что мы в первом ряду. Я не привыкла быть так близко к подиуму, и мне, естественно, пришлось пробиваться. Маргерит тем временем шла следом, осматривая толпу.
Теперь она стирает с сиденья носовым платком тонкий слой пыли и садится.
– А народу много.
Народу больше, чем кто-либо рассчитывал. Слухи разошлись повсюду, превратив показ ван Кесселя в самое популярное мероприятие Недели моды. Маргерит узнает закупщиков из «Барни» и «Нейман Маркус» и здоровается с ними. Я взволнована. Ван Кессель заслуживает внимания, мои инстинкты не подвели. Тут пахнет второй статьей.
Маргерит в мире моды многие знают, и она принимает знаки внимания поклонников. Пока она рассуждает о классическом старосветском стиле ван Кесселя (она читала мои заметки), я тихо сижу на своем месте, уставившись на собственные руки, сложенные на коленях. Я здесь никого не знаю. Это всего лишь мой второй модный показ, и я не очень понимаю, как надо себя вести. Самое безопасное – никого не задевать.
– Злобная мстительная кошка, – шепчет мне в ухо какая-то женщина.
Похоже, моя поза совсем не так безобидна, как мне казалось. Я изумленно поворачиваюсь к ней, готовая защищаться. Женщина немолода и шикарна: седые волнистые волосы подстрижены под пажа, классический шелковый брючный костюм и бриллианты. В этом что-то знакомое, словно я каждый день сталкиваюсь с ней в метро.
– Простите? – чуть ли не взвизгиваю я.
Женщина удивлена моей реакцией. Либо она не ко мне обращалась, либо у нее что-то вроде синдрома Туретта [17]17
Заболевание, при котором человек внезапно выпаливает слова и фразы (часто ругательства) и не в состоянии это контролировать.
[Закрыть], и она об этом не знает.
– Извините, дорогая. Я просто бормотала себе под нос. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.
– Простите, – говорю я опять, но уже виновато.
– Да бросьте, дорогая моя. Вы вели себя совершенно правильно. – Она смеется и проводит рукой по волосам, приглаживая их. – Мне пора бы научиться. Уж я-то на таких мероприятиях достаточно побывала.
– Да ничего, – говорю я, неловко улыбаясь, и снова поворачиваюсь к подиуму. Моя соседка явно ветеран войн моды, и я не хочу вмешиваться.
– Я вас раньше не видела, – говорит она дружелюбно. – Вы впервые на таком мероприятии?
– Почти. До этого я была только на первом показе ван Кесселя в июне.
Она уважительно поднимает тонкую бровь. На том показе были только те, кто формирует общественное мнение.
– Жаль, что я не пошла, но я и не слышала про ван Кесселя, пока не прочла обзор в «Таймс». Я стараюсь быть в курсе современных тенденций, но теперь это требует больше усилий.
– О, я пошла только потому, что мать моей приятельницы раньше работала с партнером ван Кесселя и у нее оказался лишний билет, – говорю я, чувствуя необходимость объяснить. Не хочу, чтобы она думала, что я гений моды. Я не гений, просто мне иногда везет. – Коллекция мне так понравилась, что я побежала к нему в мастерскую и провела полдня с ним и его командой.
– Умница, – говорит она одобрительно.
Я краснею скорее от одобрения, чем от комплимента. Всегда приятно, когда твои догадки подтверждают.
– Спасибо. Я подумала, что было бы интересно проследить за карьерой набирающего популярность модельера. Понимаете, серия статей, показывающих рост ван Кесселя.
Она кивает. Это тоже хорошая идея.
– И когда они будут напечатаны?
– Скорее всего никогда.
Она явно озадачена.
– Я работаю в «Моднице».
Этого объяснения достаточно.
– А.
– Да, – говорю я грустно. – Я пыталась, но такое не в нашем духе.
Она утешительно похлопывает меня по руке.
– Какая жалость.
Я пожимаю плечами. За время моей работы много о чем стоило пожалеть, и ни к чему на этом задерживаться.
– Да ничего. Мне пора бы уж привыкнуть.
– Кстати, меня зовут Эллис Мастерс, – говорит она, протягивая мне руку. – Куда подевались мои манеры? Давно пора было представиться.
Эллис Мастерс – легендарная женщина в индустрии моды, такие, как она, создают или ломают людям карьеры, не думая о последствиях. О ней всегда говорят с почтительностью, как об ушедших знаменитостях, но она очень даже жива. Она жива и дружелюбна и бормочет себе под нос в первом ряду модных показов.
– Для меня честь познакомиться с вами, – говорю я, борясь с желанием поклониться, что было бы неуместно. Она не королева, а гранд-дама моды. – Меня зовут Виг Морган.
– Рада познакомиться, Виг. – Она осматривает толпу, потом бросает взгляд на свои украшенные драгоценными камнями часы. – Хорошо бы они поскорее начали. Мне сегодня еще на три показа.
– Понимаю, как вы заняты, – говорю я, – но, если у вас найдется минутка в четверг вечером, «Модница» устраивает прием для Гэвина Маршалла, и я была бы рада, если бы вы зашли. Он английский художник, и…
– Я знаю Гэвина, – говорит она. – Меня очень удивило участие «Модницы». Противоречивое искусство совсем не в их духе, как вы это сформулировали.
Внезапно мне хочется во всем признаться, но я справляюсь с этим желанием.
– Мы рассчитываем, что это будет заметное событие.
– Да, понимаю. Ну что ж, буду иметь в виду, – говорит она, но это просто вежливость. Эллис Мастерс слишком хорошо воспитана, чтобы сразу отказаться от приглашения.
Поклонники Маргерит рассеиваются, и она наконец замечает, с кем рядом я сижу.
– Эллис, дорогая, – восклицает она, вскакивая с кресла, чтобы обнять гранд-даму моды. – Как я рада тебя видеть.
Эллис этих чувств не разделяет. Это заметно по тому, с каким нетерпением она пережидает объятия.
– Мардж, – говорит она сухо. Ни капли тепла и добросердечия.
Маргерит разницы не замечает и продолжает болтать о старых добрых деньках, о Париже и друзьях, которых они потеряли из виду. На мгновение по лицу Эллис Мастерс кажется, будто ее загнали в ловушку, но не успеваю я вмешаться со своим трюком а-не-Дэмьен-ли-Херст-там-машет, она ловко уходит от разговора и заговаривает со своим соседом с другой стороны. Это популярный актер, и хотя явно не знаком с дамой, но понимает, что это личность значительная.
– Она такая лапочка, и я ее сто лет не видела, – говорит Маргерит, возвращаясь на место. – Извини, что не познакомила вас, Виг. Иногда она не в духе, и ничего тут не поделаешь.
– А откуда вы ее знаете? – спрашиваю я, удивляясь такому холодному приему.
– Я работала у нее в журнале, в «Парвеню». Это было сто лет назад, когда я только начинала. Господи, я тогда была просто младшим редактором. Почти ничего не зарабатывала и модные вещи носила с ярлыками, чтобы потом вернуть.
Маргерит готова вспоминать дальше, но из этого ничего не выходит. Начинает играть музыка, барабаны грохочут и полностью ее заглушают. Я сижу и жду начала показа, но думаю о другом. Думаю об Эллис Мастере, о Мардж и о словах «злобная мстительная кошка».