Текст книги "Модницы"

Автор книги: Линн Мессина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Первая стадия

Сильно сомневаюсь, что из-за драматических перемен к лучшему в жизни его сестры Келлер чувствует себя обязанным мне. Надо бы выяснить. Но не по телефону или и-мейлу. Я хочу видеть его лицо, его реакцию на мои предложения. Иногда только так и можно понять, наступать тебе или отступать.

Я звоню его ассистенту Делии Баркер, чтобы назначить встречу.

– У Алекса все расписано, – говорит она в трубку. – Я могу соединить тебя с его голосовой почтой.

Голосовая почта мне не нужна.

– Неужели у него не найдется хоть минутки в ближайшую неделю?

– У Алекса все расписано, – снова чирикает она. – Я могу соединить тебя с его голосовой почтой.

Какая-то кукушка в часах, заводное устройство, способное только говорить, который сейчас час. Я вешаю трубку и иду к ее кабинету проверить, действительно ли она живой человек. Делия сидит в пахнущей ванилью комнате, густые черные волосы собраны у нее в хвост.

– У Алекса все расписано, – говорит она. – Можешь посмотреть сама.

Я беру предложенный мне ежедневник и изучаю его: ленчи, открытия, встречи, фотосъемки, примерки обложек, еще встречи. Делия расписала ему каждую минуту, и не только на ближайшие семь дней, а сразу на семь месяцев. Быть такого не может. Здесь где-то наверняка есть второй набор записей, таких, какие не показывают налоговой службе. Я задумчиво смотрю на нее. Делия явно не собирается отклоняться от линии партии. У Алекса все расписано. Она может соединить меня с его голосовой почтой.

Скрывая раздражение, благодарю ее за помощь и соображаю, как быть. Хотя логично было бы последовать совету Делии, я прячусь в кладовке через коридор и настраиваюсь на ожидание. Вообще-то мне надо позвонить дизайнерам верхней одежды, но я не беру это в голову. Я сосредоточена на одной-единственной цели – встретиться лицом к лицу с Алексом Келлером.

Проходит пять часов, и я все еще жду. Лидия уже дважды заходила сюда достать утолщенные конверты, а потом бланки расписаний и каждый раз странно на меня смотрела. Каждый раз, когда она заходила, я хватала коробку скрепок и старалась выглядеть непринужденно, при этом напряженно пялясь на коробку.

Благодаря постоянному наблюдению я вычислила Келлерову систему доставки. После второго стука Делия выглядывает из кабинета и берет то, что лежит в лотке для входящих бумаг Алекса. Делает она это быстро и с такой экономией движений, будто каждый раз идет на мировой рекорд. Стоит моргнуть, и ты все пропустишь.

Я уже готова сдаться, когда слышу, как Делия говорит старшему редактору, что Алекс на очень важном совещании, но позвонит ей, как только освободится. Я приободряюсь. Если Алекс на совещании сейчас, то он был на совещании весь день. Это звучит неправдоподобно – когда я пыталась договориться о встрече пять часов назад, о совещании речи не было – так что я жду, когда Делия выйдет из офиса. Когда она скрывается в дамской уборной, я вхожу в кабинет Алекса.

Я надеюсь прервать очень важное совещание, но кабинет пуст. Он оставил включенными компьютер, лампу и магнитофон. Он даже поставил на столе недопитую чашку кофе. Кофе – это хорошая деталь, но она меня не убеждает. Я прекрасно знаю эту тактику, сама много раз применяла, но не в таком масштабе. Я обычно зажигаю свечу и выхожу на несколько часов, а вот он явно вышел на целую карьеру.

Хотя мои заключения основываются только на недопитой чашке холодного кофе, я уверена в своей правоте на все сто. Это единственное объяснение призрачному существованию Алекса, тому, как его редко видно, но часто слышно.

Я выхожу из кабинета прежде, чем возвращается Делия – сообщница, которая врет и подделывает для него документы, – и возвращаюсь к себе. На меня смотрят двадцать фотографий обручальных колец, список дизайнеров по верхней одежде и телефон штаб-квартиры «Санрио» в Сан-Франциско. У меня тридцать два новых и-мейла, лампочка автоответчика мигает, а от Дот четыре записки на клейких листочках – каждая новая неразборчивее предыдущей. Из-за этих шпионских мероприятий дел накопилось столько, что теперь раньше девяти мне отсюда не выбраться.

Со вздохом сажусь за стол, думая о том, что, если бы у меня был ассистент, готовый меня прикрывать, я тоже вряд ли ходила бы на работу.

Продолжение первой стадии

Кристин разливается соловьем по поводу кумкватов.

– Понимаешь, – говорит она полным изумления голосом, – краб с мягким панцирем относится к омару, как кумкват относится к апельсину. – Она выжидательно смотрит на меня.

Я киваю, показывая ей, что понимаю аналогию, но она качает головой – ей мало моей вялой реакции.

– Вдумайся еще раз, – говорит она, – краб с мягким панцирем относится к омару, как кумкват относится к апельсину.

Я пожимаю плечами.

– Так что есть надо экзоскелет.

– Вроде того, – соглашается она и наконец, не в силах сдержаться, сообщает мне правильный ответ. – Есть надо кожу! Разве это не ошеломительнейшая вещь, которую ты когда-нибудь слышала?

Мне очень хочется сказать, что я слышала вещи ошеломительнее, но это будет неправда.

– Да.

– Вот попробуй. – Она протягивает мне кумкват. – Это просто откровение.

Он сладкий и губчатый, и когда я его откусываю, сок брызжет мне на губы, но откровения я не испытываю.

– Неплохо, – говорю я сдержанно.

Кристин разочарована моей реакцией, но все же продолжает:

– Вчера вечером мы готовили замороженное суфле из кумкватов с абрикосовым кулисом.Вышло просто изумительно.

– Замороженное суфле из кумкватов? – повторяю я из вежливости и для поддержания беседы, но на самом деле мне не до кумкватов и не до разговоров. Сегодня пятница, а мне надо переделать массу дел до выходных, и в первую очередь найти адрес Алекса Келлера. Даже не знаю, за что зацепиться. Он не указан во внутриредакционном списке, так что мне придется просочиться в бюро персонала или в какое-нибудь подобное малоприятное место и порыться в папках.

Но несмотря на это, я задаю вопросы. Я уделяю время, чтобы выразить свой интерес, потому что среди моих знакомых мало у кого есть мечты, и мне кажется неправильным не поощрять их.

Судя по подробному описанию Кристин, замороженное суфле – это всего лишь ванильное мороженое в белой керамической чаше, но я киваю, улыбаюсь и воздерживаюсь от комментариев. Я уже разочаровала ее с кумкватами, и сделать это еще раз у меня духу не хватает.

Пока она объясняет проблемы приготовления абрикосового кулиса – сначала варишь абрикосы, потом добавляешь сахар, – я пытаюсь решить, что делать дальше. Хочу решить для себя, что важнее – сохранить работу или любить работу. Взлом бюро персонала и копание в их папках может дать мне адрес Алекса Келлера, но скорее это приведет к моему немедленному увольнению. И ради чего? Келлер все равно не согласится помочь. Он не предложит свои услуги с беззаботной улыбкой и счастливым блеском в глазах. Даже если я дорвусь до его адреса и не пострадаю при этом, ничего хорошего все равно из этой затеи не выйдет. Как только я постучусь к нему, Келлер велит мне убираться и захлопнет дверь у меня перед носом. Слишком много я получала от него голосовых сообщений, чтобы ожидать чего-нибудь иного.

Это идеальное оправдание, чтобы выпутаться из заговора, и я думаю, не сказать ли Эллисон и остальным, что делу конец; пора мне сбежать, и пусть кто-нибудь еще будет их краеугольным камнем. Алекс Келлер слишком опасен; он из тех невероятных совпадений, которые рушат империи и губят состояния.

Что ж, себя я убедила. Но хотя свержение Джейн Макнил скорее всего несбыточная мечта, отказаться от нее трудно.

Мой 15-й день

Первый раз я поссорилась с Алексом Келлером из-за цветного ксерокса. Он оставил на лотке листок белой бумаги, а я вынула его и положила рядом с ксероксом.

– Больше так не делайте! – заорал он, как только я сняла трубку.

Поскольку единственное, что я сделала, это сняла трубку, то, естественно, решила, что он именно это имел в виду, и послушно повесила ее. Через секунду телефон зазвонил снова. Этому типу не угодишь.

Подождав четыре звонка, я сняла трубку.

– Слушаю, – сказала я вежливо, будто не знала, кто это.

– Если еще хоть раз повесите трубку, когда я с вами разговариваю, я добьюсь вашего увольнения, – сказал он гневно, явно намекая на свою важную должность.

Терпеть не могу стычек, и на тот момент я была всего лишь ассистентом, но склоняться перед угрозами не желала.

– Простите, с кем я говорю? – спросила я, изображая наивность. Я достаточно слышала историй, чтобы догадаться, кто это, хотя пока не знала ни его голоса, ни номера телефона.

– Это Алекс Келлер. Я редактор светской хроники в этом журнале, и я как раз использовал ксерокс у кухни, когда вы его захватили. Вы взяли статью, которую я копировал. Это очень важный документ, и я не хочу, чтобы кто попало его трогал. Больше так не делайте.

Я закатила глаза к небу. Прежде чем очень осторожно сдвинуть статью, я достаточно разглядела, чтобы понять, что это никак не декларация независимости. Журналы – дело преходящее. Ничего по-настоящему важного тут не встретишь.

– Я думала, вы закончили, – сказала я, чувствуя, что вынуждена защищаться.

– Пока вы не увидите, как я забираю свои документы из лотка, я не закончил! – объявил он, будто он не передвигался по тайным переходам и лазам и его любой мог увидеть.

На этаже было четыре других ксерокса.

– Ладно.

Он повесил трубку не прощаясь.

Келлер никогда не прощается и огрызается когда только можно, и вместо того чтобы оставлять сообщения в голосовой почте – потому что теперь мне хватает хитрости, чтобы не снимать трубку, когда я вижу его номер на экране, – он рассылает резкие и-мейлы с указаниями.

И никогда никого не благодарит. Так что в тех редких случаях, когда мне от него что-нибудь нужно, я всегда вежлива и благодарю его в ответ – в качестве напоминания, подкола, пассивной агрессии. Я просто знаю, что его безумно раздражает благодарность по и-мейлу. В первый раз, когда я так сделала, он ответил – велел мне больше никогда его не благодарить. Он и так получает слишком много и-мейлов.

Я написала «Ладно» и нажала кнопку «Отправить».

Еще первая стадия

Стейси Шумейкер – дружелюбного вида женщина, ее черные волосы подстрижены чуть ниже ушей, а помада на губах обычно смазана. Двубортный светло-голубой костюм делает ее фигуру расплывшейся, а цвет кожи желтоватым. Если бы она не работала в издательском доме «Айви паблишинг», идеально подошла бы для следующего номера, посвященного смене имиджа. Мы всегда ищем расплывшихся женщин с плохой кожей.

Ее рабочий стол находится в состоянии очаровательного хаоса, а стены кабинета украшены серьезными и глуповатыми плакатами, которые так любит развешивать служба персонала – типа мудрой мысли «Успех тоже тебя боится» или надписи «Горы вблизи кажутся выше, но это только иллюзия» на фоне цветного пейзажа.

Стейси указывает мне на стул, и я сажусь напротив нее за небольшим круглым столом в углу. Наверное, я кажусь ей смущенной, поскольку впервые в бюро персонала, и она ободряюще улыбается. Губы складываются в теплую улыбку, от глаз разбегаются дружелюбные морщинки, и, когда она спрашивает: «Что я могу для вас сделать?» – я верю, что она на самом деле хочет помочь.

– Я хочу сообщить о нарушении раздела С.

Улыбка начинает уползать.

– Раздела С?

– Да, раздела С, подраздела 2.

– Вы уверены? – спрашивает она.

– Я уверена, – отвечаю я.

Она тяжело вздыхает, и дружелюбные морщинки полностью исчезают.

– Мы здесь очень серьезно относимся к нарушениям правил одежды. – Она достает бланк со стеллажа с папками вдоль стены и кладет на стол перед собой, вместо того чтобы сразу отдать мне. – Вы абсолютно уверены, что это были не туфли? С современной модой иногда трудно разобраться… А в «Моднице» все так следят за модой. Один раз редактор пожаловалась на то, что сотрудница пришла в бикини, но оказалось, это просто облегающие брюки от Бетси Джонсон.

– Это были тапочки, – повторяю я. – Уверяю вас.

Она неохотно протягивает мне бланк. Поскольку я вдоль и поперек изучила руководство для сотрудников, прежде чем сюда прийти, бланк мне хорошо знаком, и я быстро его заполняю.

Она изучает документ.

– Кажется, все в порядке. Если это все…

– Кстати, вы бы не проверили его досье? Я почти уверена, что это уже второе нарушение.

Она вскакивает на ноги и роется на стеллаже с личными делами, доставая папку Алекса Келлера.

– Поверить не могу. Никто не нарушает правила, касающиеся одежды, дважды!

Папка с досье очень тонкая. Там только резюме, контактная информация для чрезвычайных ситуаций и карточка с его нынешним адресом и телефоном.

– У него безупречное личное дело, – говорит она гордо.

Хотя я пытаюсь запомнить длинную цепочку цифр – 47386405074 # 11 А, – ее фраза привлекает мое внимание.

– Вы уверены? – Я почти выхватываю папку у нее из рук.

– Что у него безупречное личное дело? Конечно, вот оно передо мной. Здесь нет ни одной жалобы, кроме вашего раздела С, подраздела 2, но это не будет официально занесено, пока мы не проведем полное расследование.

– Быть того не может, – говорю я. Алекс Келлер уже шесть лет всех доводит. Как это в его деле нет ни одной жалобы?

Я вовсе не собиралась намекнуть, что она берет взятки, но именно так это и прозвучало. Она подозрительно щурится.

– И почему же это?

– Он воинственный и агрессивный тип и с трудом сдерживает свой темперамент, – говорю я, перечисляя самые очевидные из его недостатков, чтобы успокоить Стэйси.

Лицо ее слегка смягчается, но она все еще не успокоилась.

– Если вы имеете в виду конкретный случай, то можете прямо сейчас заявить жалобу.

Я имею в виду несколько конкретных случаев и с удовольствием потратила бы весь день на жалобы на Алекса Келлера, но мне нельзя задерживаться. Цифры в памяти уже начинают угасать.

Мэнский флибустьер

Каждое утро Анна Цой приходит в редакцию, составляет список собственной одежды с ценами и подводит итог сегодняшнему стилю удачной формулой. Сегодня это стиль Эллис-Айленд ретро. Брюки: Бутик Антик, 45 долларов; рубашка: Н&М, 11 долларов; хасидское пальто из Уильямсбурга: 30 долларов; головная повязка: Бендель, 220 долларов; туфли: Фауста Сантини, 72 доллара.

В местной газете есть рубрика под названием «Взгляд на публику», где людям на улице задают такие же точно вопросы. Хотя Анна посмеивается над этой рубрикой, она свято придерживается их идеи сознательно нетрадиционного стиля. Брюки у нее почти всегда с блошиного рынка, рубашки обычно со дна корзины с секонд-хэндом в «Домси», но в девяти случаях из десяти их обычно дополняет какой-нибудь один дорогущий предмет, как правило, что-нибудь мелкое, пояс или сумочка, например.

Анна – редактор домашнего отдела «Модницы». Ее работа – писать о том, как знаменитости возятся на своих кухнях в сельских домиках во Франции. Анна приезжает туда, где живет какая-нибудь знаменитость, два часа ходит вокруг территории и записывает, как солнце льется сквозь окна, а потом возвращается в свою квартиру в Ист-Виллидже площадью в три сотни квадратных футов. Поскольку там едва хватает места на кухню, не говоря уже о месте для горшков, кастрюль и прихваток, у Анны пунктик по поводу кладовок. Она прямо-таки облизывается при виде аккуратно сложенного на антресоли белья. От припасов в кладовке у нее быстрее бьется сердце. Это святыни, на которые она молится, и каждый месяц редакторы вычеркивают у нее пять сотен слов о встроенных шкафах, стеллажах и вешалках.

Домашний раздел выглядит роскошно: на великолепных фотографиях красивые знаменитости в белых махровых халатах едят круассаны на увитых цветами верандах, целуются в деревянных лодках на пруду с кувшинками или играют Третий концерт Баха на роялях в своих гостиных. Перелистывая раздел, чувствуешь, что на этих фото не просто позируют, это инсценировка. Заученные сцены, существующие лишь для щелчка фотоаппарата «Кэнон», причем кажется, что сами их участники смотрят на фото с таким же стремлением к недостижимому, как и все остальные. Словно Кэри Гранту тоже хочется стать Кэри Грантом.

Несмотря на разнообразие описанных домов – ранчо в Нью-Мексико, виллы на Малибу, городские дома в Манхэттене, – все статьи, на удивление, похожи друг на друга. Похоже, что у всех во дворах стоят круглые каменные святилища, которым по двести лет, или на подъездной дорожке статуи Нефертити. Анна неплохо все это перемешивает, подавая все так, будто эта библиотека из переплетенных в кожу первоизданий – первая библиотека переплетенных в кожу первоизданий, которую она видела в своей жизни. Пишет она крепко, и всегда с удовольствием дает знаменитостям волю, а потом радостно записывает выдаваемые ими фразочки. Любой актер непременно покажет ей то место на склоне холма, где он во весь голос декламирует монолог Гамлета. Любой повесится сам, если дать ему достаточно веревки.

Хотя уже половина четвертого и хэмптонский экспресс уже покинул Пенсильванский вокзал, у нас в эту пятницу совещание днем. Событие необычное, и Анна, как и все остальные присутствующие, к нему не готова. У нее есть короткий список знаменитостей, представители которых намекнули ей на желание показать свои дома, но на звезд они не тянут, а уж при упоминании актрисы из «Всех моих детей» Джейн вообще раздраженно морщится. Мы не пишем про звезд из «мыльных опер».

– Что еще? – спрашивает Джейн, поглядывая на часы, чтобы посмотреть, есть уже четыре или нет. Она не единственная тут все время глядит на часы. Половина собравшихся рассчитывала в три отбыть на свои летние квартиры, чтобы успеть перед обедом выпить коктейль на веранде.

Анна смотрит в свои записи, но, хотя она и нервничает, выглядит, как всегда, безупречно. У нее такое рваное и истрепанное пальто, что его выбросили даже хасиды, но она все равно безупречна. На ней обтрепанные манжеты выглядят модной деталью.

– Пока все. Во вторник поступит новая информация, – говорит она, слегка намекая нашей неустрашимой главной редакторше, что это совещание неожиданное и незапланированное. – В выходные со мной должны связаться еще представители актеров.

Джейн сама запросто задерживает на все праздники информацию редакторам и представителям, но от других такого не терпит. Она сердито фыркает, явно не прочь выплеснуть свое раздражение на Анну, но сдерживается. Маргерит сидит напротив и дружелюбно улыбается, и Джейн подражает ее манере. На долю секунды Джейн решает нравиться. Хочется ей этого совершенно не по тем причинам, но Анну это избавляет от разноса.

Джейн переключается на практикантку:

– Ты, с прыщом, над чем ты сейчас работаешь?

Униженная третьекурсница несколько секунд давится словами, потом бормочет что-то насчет кроссовок с высоким верхом. Вторая практикантка, у которой на носу карбункул размером с колокол Свободы, опускает голову, стараясь спрятать лицо. Она отчаянно хочет исчезнуть.

Джейн созвала это совещание, когда узнала, что Маргерит собиралась попасть на последний рейс в Бангор, штат Мэн, который вылетает из аэропорта Кеннеди в четыре. Мультимиллионер, специализирующийся на недвижимости, пригласил ее на выходные на свой частный остров, и Джейн намерена испортить праздник. Конечно, Маргерит могла и не пойти на чрезвычайное совещание, но по политическим причинам все же явилась. Она знает, что ее положение в «Моднице» пока неустойчивое. Сама Джейн собиралась в этот момент уже быть на экспрессе в Монток, но испортить планы Маргерит куда важнее. Теперь ей придется сесть на маршрутный автобус, который вечно торчит в пробках, или на поезд попозже, который останавливается в Форест-Хиллс, Болдуине, Сифорде, Копиаге, Бриджхэмптоне и на всех промежуточных остановках. Джейн сама себя высекла.

Когда она заканчивает мучить прыщавых подростков, ей остается убить только пятнадцать минут. Джейн не позволит закончить совещание ни на секунду раньше четырех. Не доверяя случайностям, она хочет, чтобы Маргерит не смогла попасть на рейс даже на ковре-самолете. Джеки, ассистентка Джейн, с двух часов сидит на телефоне и проверяет данные авиалинии, и ей приказано доложить о любых задержках рейсов немедленно. Джейн будет держать нас здесь столько, сколько понадобится, даже если для этого придется читать фамилии из телефонной книги до полуночи.

– Как насчет идей для статей? – спрашивает Джейн, оглядывая собравшихся. – Насколько помню, я рассылала записку с указанием представить каждому по три новых идеи для статей к сегодняшнему совещанию.

Это чистая выдумка – поскольку совещание было задумано за десять минут до начала, никакой записки не было, – но никто на это не указывает. Мы все сидим, опустив глаза, и надеемся, что кто-нибудь еще поднимет руку. Обстановка как на вводном курсе английской литературы, где никто толком не знает, что символизирует изучаемое стихотворение.

Маргерит берет слово:

– У меня есть несколько идей для будущего свадебного номера.

Джейн вовсе не планировала давать Маргерит шанс показать себя, и она раздраженно смотрит на свою Немезиду.

– Я в этом уверена, но я бы предпочла начать с младших…

– Нам стоит сделать материал по платьям подружек невесты, – говорит Маргерит, словно не обращая внимания на то, что Джейн еще не закончила. С Джейн никогда еще так не обходились, и она ошеломленно замолкает на полуслове. Мы все это замечаем и отчаянно пытаемся скрыть усмешки. Получается не у всех, но Джейн слишком сердита, чтобы обращать на это внимание.

Маргерит продолжает, будто ничего не замечая.

– Я тут думала о том, как все всегда говорят, что платья подружек невесты можно будет носить снова. Даже если платье просто ужасно, кто-нибудь, обычно невеста, настаивает, что если укоротить и покрасить в черный цвет, то получится замечательное коктейльное платье. Но никто этого не делает. Что, если взять пять-шесть платьев, дать их дизайнерам – Майклу Корсу, Тому Форду, например, Марку Джейкобсу, Донне Каран – и попросить сделать их пригодными для носки?

– У меня в шкафу хоть сейчас найдется с полдюжины подходящих платьев, – объявляет Кристин. – Вы только скажите.

Все вокруг соглашаются. Невозможно подойти к тридцатилетию и ни разу не надеть какой-нибудь розовый наряд с круглым воротничком.

– У меня есть ужасное зеленое платье в стиле подружки девицы Марианны, – говорит Эллисон. Об этом платье я знаю все. Эллисон много недель подряд пыталась заставить свою сестру передумать. Сначала она доказывала, потом убеждала, потом умоляла. Все напрасно. Старшая из сестер Харпер твердо решила устроить средневековую свадьбу. Как я узнала благодаря многочасовому подслушиванию, за несколько сотен долларов всегда можно найти человека, готового взгромоздиться на лошадь и уворачиваться от пятифутового копья.

– Как у подружки Робин Гуда? – переспрашивает одна из редакторов, изумленная тем, до чего доходят невесты. – Боже, а я-то переживала из-за той барвинково-голубой штуки в стиле ампир, которую меня заставила надеть двоюродная сестра.

Эллисон смеется.

– Слушай, я бы что угодно отдала за ампи…

– Интересная мысль, конечно, – говорит Джейн, пытаясь отвлечь всеобщее внимание от прекрасной идеи Маргерит, – но в нашей компании строгие правила по поводу использования собственных сотрудников для журнала.

Правило касается использования в журнале сотрудников «Айви паблишинг», а не их старых платьев, но у Маргерит все равно уже есть идея получше.

– Разумеется, Джейн, – говорит она, будто заранее ждала этого возражения, – я знаю о правиле компании. Я предполагала обратиться за платьями к читателям.

– К читателям? – переспрашивает озадаченная этой идеей Джейн, словно не совсем понимает, что это за штука – читатели.

– Да, мы могли бы провести что-то вроде конкурса, чтобы читатели присылали фотографии своих самых безобразных платьев подружек невесты, – объясняет Маргерит. – Мы бы выбрали десять худших и отдали их дизайнерам.

– Отличная идея, – говорит одна из ассистентов по фотографиям; интерес к проекту на мгновение перевешивает в ней здравый смысл. Если хочешь удержаться в «Моднице», лучше не хвалить людей, которых Джейн пытается испепелить взглядом. – Можно сделать снимки до и после.

В ежегодном свадебном выпуске уже есть одна фотосъемка с обычными женщинами в платьях подружек невесты. Повтора Джейн ни за что не допустит. К обычным женщинам она относится примерно так же, как к актрисам из телесериалов. По ее мнению, актрисы из телесериалов и есть обычные женщины.

– Да, интересная мысль – уверена, для среднего австралийца она бы прекрасно подошла. – Джейн посылает Маргерит искусственную улыбку – на другие она не способна. – Но мы тут в «Моднице» не кенгуру одеваем. Нашим читателям свойственна несколько большая утонченность.

– Наши читатели были не кенгуру, – спокойным голосом отзывается Маргерит. Она пытается сделать вид, что не задета оскорблением, но руки у нее сжаты в кулаки.

– Ах да, коала, конечно. Не важно; идея милая, но для нас она не годится. Если вы здесь задержитесь, то скорее всего научитесь ощущать, что в стиле «Модницы», а что нет. Пока у вас не очень получается. Почитайте еще несколько номеров и подумайте еще.

Маргерит напряженно улыбается.

– Ничего, я попробую еще раз. Кажется, в записке говорилось о трех идеях?

Джейн отказывается – она боится, и не без причины, что ненавистная соперница может вытащить новую удачную Идею. Остается всего три минуты.

– Нет, я точно помню, что я сказала об одной. Давайте-ка дадим слово кому-нибудь еще. – Она оглядывает собравшихся. – Лидия?

– Как насчет камуфляжа? Это тренд дня.

Тренд дня – одно из любимых выражений Лидии, и она использует его без всякой иронии или смущения, будто некоторые современные направления и в самом деле современнее других.

Джейн кивает. Вот такие идеи ей нравятся – привычные и не от Маргерит. Она любит ходить знакомыми путями, и винить ее трудно. Нашим читателям, о которых ей так трудно вспомнить, все равно, о чем мы пишем, лишь бы при этом были фотографии знаменитостей. Лидия найдет три фотографии звезд в камуфляжных костюмах, и на этом дело кончится.

– Отлично. Этим и займись. Кто следующий? – Поскольку я сижу рядом с Лидией, взгляд Джейн, естественно, падает на меня. – Виг.

Хотя у меня всегда найдется пара идей в голове, я знаю, что Джейн таких не любит, и стараюсь вытащить наружу какой-нибудь тренд дня. Тут я слышу звон мелочи – это значит, что приближается ассистентка Джейн. Через секунду Джеки уже стоит в дверях, слегка кивая Джейн. Последний самолет на Бангор закрыл двери. Совещание закончено.

– Ну, – говорю я, – может, мы сделаем материал о…

Джейн меня перебивает, как я и предвидела. Она уже поднимается на ноги.

– Очень мило, Виг, но мне пора бежать. У меня важная встреча, о которой я совершенно забыла. Увидимся во вторник, – говорит она, но тут же вспоминает о Маргерит. Джейн не оставит нас наедине с ней и ее опасными идеями насчет подружек невесты. – Я хотела сказать, в понедельник. Увидимся в понедельник. – Она вылетает из двери, а остальные сотрудники выжидают пять секунд, прежде чем поспешить за ней. Они бросаются к своим столам, хватают чемоданы и выкатывают к лифтам кофры на колесиках. Через пять минут на этаже остаюсь только я.