Текст книги "Модницы"

Автор книги: Линн Мессина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Идея укореняется

Джеки пылает гневом – на защите докторской диссертации ее заставили защищаться.

– Это было ужасно, кошмарно, невыносимо, и я не хочу об этом вспоминать, – вспоминает она под сандвичи с говядиной.

Я бы с удовольствием обсудила кино, планы на выходные или раздел «Сплетни о знаменитостях» этого месяца, но ей нужно другое. Она только что с поля боя и хочет похвастаться ранами.

– Это было просто ужасно. Они снова и снова задавали мне одни и те же вопросы, меняя формулировки, и я все отвечала «Нет, я не знаю марксистского толкования клешей», «Нет, я не понимаю, какое отношение „Хаш Паппис“ имеют к стоимости иены», «Нет, я не изучала экономическое воздействие пожара на производстве рубашек „Треугольник“». Да зачем мне это? Моя диссертация была по литературе моды. При чем тут деньги? – Она тяжело вздыхает и опускает голову, будто только что пережила все это заново здесь, в кафешке в центре города. – Боже, как же они меня истерзали одними и теми же вопросами, – говорит она, вздрагивая, будто это методика допроса военнопленных, а не обычный преподавательский метод, чтобы помочь студентам понять, что они уже знают ответ.

Джеки единственная в «Моднице» имеет докторскую степень, и Джейн ужасно нравится иметь чрезмерно образованного ассистента. Это все равно что посылать победителя Вестминстерской собачьей выставки за утренней газетой. Джеки собиралась сделать научную карьеру, а пока временно поработать в солидном бизнесе вроде нашего журнала. Но теперь она разочарована в академическом мире и благодарит судьбу за то, что у нее есть работа вдали от башни из слоновой кости и от обитающих там жестоких мучителей.

Джейн, конечно, за то, чтобы Джеки осталась. Как же хвастаться перед всеми своей ассистенткой с докторской степенью, если эта ассистентка уйдет?

– Джейн говорит, что у меня есть будущее в журнале.

Будущее в журнале у Джеки есть, но дела в «Моднице» делаются медленно, и ассистенту придется многое стерпеть, пока она сможет ухватиться за нижнюю ступень карьерной лестницы.

– Пойду куплю еще. – Я высасываю последние капли кока-колы и взмахиваю пустой банкой. – Тебе что-нибудь взять?

– Один кусочек «Базуки». – Она протягивает доллар.

– Да я куплю, – говорю. – Считай это выпускным подарком.

– Спасибо. – Она улыбается и двигает доллар по столу ко мне. – Тогда разменяй.

Я вздыхаю и беру деньги – сама напросилась. Джеки не о плате за парковку заботится и не о том, чтобы были деньги для стиральной машины в прачечной. Она просто собирает мелочь. Она ее потому собирает, что на ток-шоу Опры Уинфри сказали, что если собирать всю мелочь, то наберется пятьдесят долларов в месяц. Джеки приняла это близко к сердцу и занялась делом всерьез. Порой, когда ей кажется, что никто не смотрит, она пересчитывает монетки у себя за столом. Джеки даже носит брюки-карго с набитыми мелочью карманами. При ходьбе звенит как кружка для пожертвований. По крайней мере слышно издалека – можно успеть свернуть в пустую клетушку в офисе и скрыться от нее.

Хотя Джеки старается всем нравиться, общаться с ней сложно. Она всего год в Нью-Йорке, и ей кажется, что дорогая квартира в Бруклин-Хайтс и маленькая зарплата – это муки крестные. Как будто ей одной в Манхэттене не хватает денег. Образ несчастной жертвы начинает надоедать. Можно подумать, ей достается сильнее других и все хотят у нее что-то отнять.

Но деваться некуда, надо вытерпеть еще двадцать минут жалоб на бедность и разговоров о диссертации. Джеки – это доступ к Петеру ван Кесселю. Она из семьи, связанной с модой – потому и получила место в «Моднице» чуть ли не раньше, чем открылась вакансия. Мать, известный дизайнер у Кристиана Диора, позвонила Джейн и спросила, не найдется ли работа для ее дочери. Прежний ассистент Джейн, Эмили, едва окончила колледж, причем далеко не блестяще, так что ее тут же уволили.

– Ну так вот, я подумывала взять интервью у ван Кесселя для одного из зимних номеров, – говорю я, осторожно подбираясь к теме и надеясь, что не так уж прозрачна. Я устроила этот как бы случайный ленч, когда мы столкнулись у лифта в 1.27, но организовать это все оказалось нелегко. Пришлось все утро прислушиваться к перезвону ее монет, ожидая, пока звук утихнет, то есть она остановится у лифта. Дождавшись, вскочила и побежала за ней.

– Правда? – заинтересованно спрашивает она. – Думаешь, Петер хорош?

Хотя Джеки целых пять лет изучала, как одежда влияет на культурную и социальную идентификацию в разных обществах, о моде она не знает ничего. Для нее крой «ампир» ассоциируется разве что с наполеоновской империей. Джеки ходила на показ Петера ван Кесселя только потому, что ее мать была в городе, меня она пригласила в качестве буферной зоны. Я сидела тогда между ними и выступала посредником, пока показ не начался. Свет потускнел, модели завладели моим вниманием, так что я оставила Джеки разбираться с матерью самостоятельно. Пока я смотрела, как мимо меня проплывают черные бальные платья с широкими оборками и серебряные блузы с пышными рукавами, мамочка и доченька шипели друг на друга как сердитые кошки. Помнится, я наклонилась вперед, чтобы им было удобнее общаться.

– Думаю, у него есть потенциал, – говорю я сдержанно, стараясь не выдать волнения. Я никогда еще не переживала так по поводу статьи. А что, если Джеки или Джейн, а может, боги моды почувствуют мой энтузиазм? Петера ван Кесселя у меня тогда заберут.

– Вот и мама сказала то же самое, но я ничего такого не заметила.

Как бы ей заметить, если она ни разу даже не повернула голову к подиуму.

– Твоя мама в этом разбирается, – рассудительно заметила я, – она же столько лет имеет дело с модельерами. Откуда она услышала про ван Кесселя?

Показ был на удивление незаметный. Модных фотографов мало, и никаких журналистов, кроме нас и известного критика из «Таймс».

– Его партнер Ханс раньше был правой рукой Джона Гальяно. Он послал маме билеты, – объясняет Джеки. – Тот невысокий мужчина, с которым она разговаривала после показа. Помнишь, на нем был красный бархатный смокинг, и ты сказала, что он смахивает на Хью Хефнера [8]8
  Хью Хефнер – издатель журнала «Плейбой».


[Закрыть]?

Мало кто уходит от Живанши и от суперзвезды моды, чтобы работать рядом с неизвестным модельером в грязном подвале на Нижнем Ист-Сайде.

– Смелый шаг.

– Мама сказала, это карьерное самоубийство, – говорит Джеки и скрещивает ноги, так что ее монетки затевают звон. – Наверняка тебе несложно будет договориться об интервью с Петером. Показ был неудачный. Он будет рад, что тебе вообще известно его имя.

Сильно сомневаюсь. Судя по моему опыту, модельеры, даже начинающие, не сомневаются, что ты знаешь их имя. Каждый модельер живет в герметически запечатанной вселенной, где все его знают, потрясены его идеями и польщены, когда он снисходит до разговора о своей работе.

– Думаешь, будет рад?

– Наверняка. – Мы уже почти пятнадцать минут говорим не о ней, и она начинает увядать от отсутствия внимания. – Я позвоню маме, и она договорится с Хансом. Не беспокойся на этот счет.

Она смотрит на часы.

– Мне надо в офис позвонить своему турагенту и заказать билет до Афин на Рождество, – говорит она со вздохом, будто неделя в Греции – большое испытание. – Я обещала маме, что сделаю это сегодня.

– Ты летишь в Афины? – переспрашиваю я, будто и без того не знаю про ее каникулярные планы. Когда имеешь дело с Джеки, нехоженые пути встречаются редко.

– Да, мама хочет прошвырнуться по островам. Надо бы радоваться, а я терпеть не могу таких поездок, обычно переношу их только благодаря присутствию сестры, но она только что родила, так что не поедет. Там будут только мама, я и масса голубой воды. А хуже всего то, что Афины – один из моих любимых городов, и я бы с удовольствием там задержалась после ее отъезда, но это слишком дорого. С моей зарплатой и квартплатой приходится беречь деньги. Мама оплатит билеты на самолет, но не жилье, так что если бы я осталась, пришлось бы снимать какой-нибудь унылый пансион в худшей части города. Конечно, я что-то откладываю на отпуск, но плата за мою квартиру не фиксирована, и хотя я всего несколько месяцев там прожила, уже беспокоюсь, сколько с меня возьмут на следующий год. У меня уже так мало денег, что едва могу себе позволить телефон. Ты представляешь себе, сколько стоят местные звонки?

Вот такой шум и сопровождает меня вдоль Пятьдесят первой, вниз по Шестой и вверх на лифте на двадцать второй этаж, но я не слушаю. Зацикленный на себе монолог Джеки просто фоновая музыка. В уме я уже пишу статью про Петера ван Касселя.

Слишком краеугольный камень

Когда Эллисон звонит отцу, это не столько диалог, сколько перечень обид.

– Хозяин ресторана подошел, когда мы еще ели десерт, и попросил уйти, потому что им нужен был стол, – рассказывает она об обеде в «По», одном из тех крошечных заведений в Виллидже, где столик надо заказывать за месяц. – Мы там слишком долго сидели.

Пауза.

– Полтора часа.

Пауза.

– Да, я знаю, что это недолго. И мы взяли меню из шести блюд.

Пауза.

– Да, в меню из шести блюд шесть блюд.

Пауза.

– Да, я посчитала. Получается пятнадцать минут на блюдо. Не знаю, как мы могли бы есть быстрее. После пяти блюд неудивительно, что с десертом мы притормозили.

За сегодняшний день я уже несколько раз слышала историю про «По», хотя для папы у нее самая короткая версия. Эллисон не рассказывает ни что ела (салат из тертого огурца, равиоли с грибами шитаке,лососину, тушеную баранину, набор сыров и горячий шоколадный торт с коричным мороженым), ни историю ресторана (раньше им владел телеповар Марио Батали, который теперь владеет рестораном через улицу от ее квартиры. Нет, не очень хороший. Они всюду кладут улиток). Эллисон никогда не затягивает телефонные разговоры с отцом, она просто излагает ему факты. Их отношения поверхностны и обрывисты, просто им кажется, что это их долг по отношению к покойной матери Эллисон.

– Конечно, я пишу письмо владельцу, – уверяет она отца. Написание писем очень важно для Харперов. Сочиняет ли Эллисон эти послания на самом деле и рассылает ли она их, я не знаю, но обсуждает в подробностях. – Я пошлю копии в Бюро контроля за бизнесом и в журнал «Нью-Йорк».

Пауза.

– Да, я знаю. Типичные птичьи мозги.

Тут я звоню Кейт и Саре, чтобы дать им знать, что Эллисон через минуту закончит разговор. Разговоры с отцом у нее обычно заканчиваются одним из трех жизненных уроков: у людей птичьи мозги, рассчитывать можно только на себя, и все будет хуже, чем ты думаешь.

– Ладно, тогда и поговорим. – Эллисон вешает трубку и вздыхает. Тут тоже все, как обычно. Ей вовсе не хочется разговаривать с отцом. От этого она только еще больше скучает по маме. Не успевает она снять трубку и позвонить Либби, Грете или Карли, чтобы пожаловаться на свое эмоциональное сиротство, как я заглядываю через перегородку.

– Встречаемся, – говорю я.

Эллисон удивленно поднимает голову, изумленная тем, что я так вовремя. Ей не приходит в голову, что я слышу каждое произнесенное ею слово. До меня доносится каждый звук, каждый открывающийся ящик, каждый щелчок степлера.

– Ладно. Тогда я сообщу остальным.

– Я уже позвонила Кейт и Саре. Они подойдут через секунду.

Она резко смотрит на меня, потом оглядывается на телефон. Хватит ли секунды, чтобы поговорить о папе?

– Привет, – говорит Кейт, с любопытством подходя к нашим клетушкам. – Как дела?

– Мне кое-что удалось из намеченного по плану, – говорю я, с трудом сдерживая улыбку. Это ощущение ново и странно – чувство удачно сделанной работы.

– Ты достигла прогресса? – Эллисон удивленно выпучивает глаза.

– Именно об этом я и собираюсь доложить.

– О чем ты собираешься доложить? – спрашивает Сара. У нее в одной руке капуччино со льдом и в другой пакет печенья.

– О прогрессе.

– Отлично, тогда пошли в дамскую комнату, – говорит Эллисон; она вспоминает об опасности подслушивания, только когда обсуждает заговоры по свержению главного редактора. Сегодня на ней потрясающая юбка в складку, плетеные сандалии и классическая черная футболка с треугольным вырезом, но она каким-то образом умудряется выглядеть неряшливо. Костюм дорогой, и даже если она купила все это в «Сенчури 21» – хотя я сомневаюсь, что эту юбку она нашла на тамошних сто раз просеянных вешалках, – он все равно обошелся ей в половину недельной зарплаты. Вот в чем проблема «Модницы». Ее сотрудники в рабстве у собственного гардероба.

Идти до дамской комнаты через всю редакцию приходится долго, и Эллисон по дороге еще раз в деталях рассказывает об обеде в «По». На этот раз мы узнаем в подробностях, как ей подавали равиоли с грибами шитаке, и хотя она хочет убедить там не обедать, звучит это как реклама ресторана. На подходе к дамской комнате у меня уже слюнки во рту, приходится попросить у Сары печенье.

Очень странно есть в уборной, пусть даже туг кожаные кушетки и пушистые ковры. У Сары расслабленный вид, будто она часто отдыхает в роскошных предбанниках при уборных.

Эллисон проверяет кабинки, нет ли там кого.

– Ну, рассказывай. Келлер согласился помочь?

– Он сказал, что поставит «Позолоченную лилию» в календарь на ноябрь, – киваю я.

– Сложно было его уговорить? – смотрит на меня Кейт.

– Он немного поупрямился, но потом сдался.

– Что на него подействовало? – спрашивает она.

– Пришлось напомнить ему, что я изменила жизнь его сестры, так что он в долгу, – говорю я. Правда им ни к чему. Двойная жизнь Келлера – это не мой секрет.

Сара удивленно приподнимает брови.

– И это сработало?

Эллисон бросает на нее раздраженный взгляд.

– Конечно, сработало. Я же тебе говорила, он ей обязан. Поэтому она и краеугольный камень. – Эллисон поворачивается ко мне. – Отлично. Теперь следующая стадия. Нам надо…

– Я это уже сделала.

Эллисон потрясена.

– Что?

– Сегодня утром я ходила к Джейн с заголовками и случайно рассыпала папку с информацией о выставке, – объясняю я. – Джейн увидела докладную записку и набросилась на нее. Я даже не смогла ее забрать. Она изобразила, что выбрасывает бумагу в помойку, но готова поклясться, что, как только за мной закрылась дверь, она полезла в урну.

Сара салютует мне и хихикает.

– Не могу поверить, что мы и вправду это делаем.

Кейт тоже возбуждена; она садится на кушетку, воображая будущее без Джейн. Только Эллисон недовольна.

– Ты оставила бумажный след? – сурово спрашивает она.

В таких терминах я это не рассматривала.

– Ну да, оставила. Но это просто неофициальная докладная записка. И на ней только мое имя.

Эллисон медленно кивает. Я чувствую себя как на допросе.

– И ты сама написала эту докладную записку?

– Да, и включила в нее все, что ты упоминала на нашей первой встрече, – стараюсь я успокоить ее. Хотя мы журнал моды и стиля, но принадлежим к одному из крупнейших издательских домов в стране и вовлечены в корпоративные ценности. Авторское право здесь свято. – Так что слова в основном твои. Могу распечатать тебе экземпляр, если хочешь посмотреть.

Она боится показаться слишком обиженной и уверяет меня, что это не требуется.

– Просто тебе надо было сначала обсудить это со мной. Мне не нравится, когда меня не информируют.

– Когда я услышала, что Джейн в бешенстве, потому что Маргерит провела уик-энд в Мэне с принцем, я решила ковать железо, пока горячо. – Я смотрю ей прямо в глаза. – Я не нарочно тебя не известила.

Эллисон кисло улыбается.

– Больше так не делай. Когда мы образовали эту группу, то договорились работать одной командой. Мы в этом деле все вместе, – говорит она, но на самом деле она имеет в виду, что они в этом деле все вместе, а меня взяли за компанию потому, что им пришлось это сделать. Я краеугольный камень.

Но в том-то и проблема с нами, краеугольными камнями. Мы часто оказываемся неподконтрольны.

Маневр с подружками невесты

У Лорел идея для нового журнала.

– Я хочу назвать его «Развод», – говорит она, показывая Кристин макет. На обложке черно-белое фото Элизабет Тейлор в шелковом платье в талию, которое она надевала на свадьбу с Конрадом Хилтоном-младшим. Заголовки выделены розовым и объявляют «Что носить, чтобы измучить его», «Проблемы в суде» и «Двадцать божественных мест для развода».

Лорел – ассистент издателя нашего журнала Дэна Ньюберга, и, хотя сотрудники с издателем почти не контактируют, Лорел нас часто посещает – деловая сторона издания журналов нагоняет на нее скуку. Ее тянет в редакцию.

– Идея в том, чтобы обеспечить женщин всей информацией, необходимой для удачного развода, – продолжает она. – Журнал исключительно для женщин. И он будет освещать не только то, как одеваться в суд – хотя, конечно, у нас будут модные фотосъемки в каждом номере, – но и лучших юристов, лучшие брачные контракты и как лучше всего отпраздновать новообретенную свободу. – Она достает график, который сделала с помощью Powerpoint, и указывает на цифры деревянной указкой. Полная программа достается Кристин, но понемногу слышно всем. Как фокусник, выступающий на улице, Лорел может развернуть свою программу за три секунды. – Половина всех браков заканчивается разводом. Этим женщинам нужен совет: как выбрать частного детектива? Какое имущество записано на мое имя? Как сказать детям? Я знаю, вы боитесь, что тема отпугнет рекламодателей, но только подумайте. Журнал будет нацелен на только что разведенных работающих женщин верхнего среднего класса, которые получают алименты. Что это означает?

Кристин понятия не имеет, что это означает, и смотрит на меня с немым призывом о помощи. Я уже слышала демонстрацию «Развода» и знаю ответ.

– Свободные средства, – отзываюсь я, будто ребенок на галерке.

До сих пор Лорел не приходило в голову, что ее слушает больше одного человека, так что улыбка у нее становится шире, захватывая и меня.

– Верно, свободные средства. Женщины, у которых хватает денег на крупные покупки и роскошные каникулы на Бали. Но это не все. Что еще это значит?

Кристин снова смотрит на меня, и я пожимаю плечами. Эта часть презентации новая, и я в таком же недоумении, как и она.

– Новые дома и новые квартиры. Дамы и господа, эти женщины устраивают себе новую жизнь сверху донизу, – говорит она, работая на последний ряд, будто находится на каком-то стадионе, а не в лабиринте офисных клетушек. – Имущество было продано, а доходы поделены. Теперь пора приобретать новое имущество. Стиральные машины, сушилки, стереосистемы, кушетки и домашние кинотеатры. Дамы и господа, этот журнал станут покупать миллионы, и он принесет миллионы. Спасибо за внимание, – говорит она и кланяется.

Хорошее воспитание заставляет Кристин захлопать. Она не вполне понимает, что такое ей показали, но это было захватывающе и стоило аплодисментов. Презентация журнала «Развод» у Лорел превратилась в настоящее искусство, и, если бы ее увидели нужные люди, она бы наверняка получила свой моноспектакль.

– Спасибо, – снова говорит она.

– Что у тебя? – спрашиваю я, осознавая, что она не затем пришла, чтобы представить Кристин свою идею журнала. Это просто побочное развлечение.

– Ничего особенного. Я просто должна занести это Маргерит, – говорит она, поднимая одежный чехол, который положила на стол Кристин. – Вы знаете, в каком она кабинете? Я зашла в старый кабинет Элинор, но там теперь кладовка.

– Наш новый директор редакции в крошечном кабинете возле лифта. Маргерит повесила на двери большую серебряную звезду, так что ты заметишь, – говорю я.

– Серебряную звезду? А у нас таблички с фамилиями.

– Почему-то отдел обслуживания до нее еще не добрался, – говорю я, будто не представляю почему.

– Может, мне стоит позвонить. – Обеспечивать бесперебойную работу редакции не входит в ее обязанности, но Лорел любит приносить пользу.

– А что в чехле? – спрашиваю я.

– Одно из Тишиных старых платьев подружки невесты.

– Тиша – это кто? – Кристин сортирует папки, прислушиваясь при этом к нашему разговору.

– Старшая дочь Дэна. – Лорел расстегивает чехол и показывает нам, в чем Тиша была на свадьбе своей кузины Джуди – платье цвета шампанского, с прямой линией ворота, которая очень не идет большегрудым женщинам. У Тиши грудь размера DD. – Маргерит сказала, что делает сюжет о платьях подружек невест, и хотела узнать, не хочет ли одна из дочерей Дэна получить милое платье для коктейлей от Донны Каран. Тиша в восторге, еще бы – получить уникальное платье от знаменитого дизайнера.

– А кто бы от такого отказался? – говорит Кристин с усмешкой. Хотя обычно она ко всему относится очень серьезно, проблемы Джейн ее чрезвычайно забавляют.

– Именно. Сама бы не отказалась, только я никогда не была подружкой невесты, – признается Лорел. – Я даже подумала, не купить ли что-нибудь ужасное на распродаже в «Свадебных нарядах Майкла». Ну, мне пора. Дверь с серебряной звездой?

– Ну да, с серебряной звездой, – говорю я, – хотя, по-моему, она заслуживает за этот маневр звезды из золота.

Кристин смеется и снова берется за свои папки.