Текст книги "Модницы"

Автор книги: Линн Мессина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Подача

Джейн отдает мне старый кабинет Элинор. Из чистой злобы к Маргерит здесь недавно был устроен склад, так что старые журнальные номера громоздятся стопками у одной из стен. Март, апрель, май, июнь, июль, август и сентябрь прошлого года выстроены башнями высотой до выключателя, и они начинают колыхаться при моем приближении. Люди из отдела обслуживания обещали убрать их завтра, но я в это не очень-то верю. Повышение представляется мне не более устойчивым, чем эти зыбкие башни.

Поскольку кабинет у меня в два раза больше, чем у Маргерит, и по праву он должен принадлежать ей, мне слегка неудобно, когда я стучусь к ней.

– Виг, заходи, – доброжелательно приветствует меня Маргерит. – Поздравляю с повышением. Старший редактор – просто здорово! Садись и рассказывай.

С тех пор как я была здесь в последний раз, то ли Маргерит, то ли ее фактотум занялись обстановкой: теперь у всех стульев по четыре ноги и они уже не скрипят. Это большое дело.

– Да нечего рассказывать.

– Ты знала, что такое надвигается? Сколько ты проработала младшим редактором? – спрашивает она. Манеры у Маргерит, как всегда, очаровательны, но я вижу, как мозг отчаянно работает под прикрытием приветливой улыбки. Как мое продвижение поспособствует ее падению? Все, что Джейн делала за последние две недели, преследовало эту цель, так что трудно винить Маргерит за подозрительность.

– Всего год, – говорю я, хотя эти двенадцать месяцев и показались мне очень долгими. – Я даже не знала, что такое возможно. Обычно надо ждать, пока кто-нибудь уйдет.

– Ну да, я так и думала. Наверное, Джейн просто решила, что тебя стоит особо наградить, – говорит она, будто решая вслух математическое равенство. Щедрость Джейн плюс повышение Виг равняется падению Маргерит.

Расчеты не совсем верны, но этого она знать не может.

– Наверное.

– Ну, каковы бы ни были причины, я уверена, что ты того стоишь. Ты девушка умная, – говорит она и, скрестив руки на столе, наклоняется вперед. – Так что я могу для тебя сделать?

– Я хотела обсудить идеи статей.

– Отлично. Я тебя слушаю.

– Мы ведь говорили о том, чтобы я делала побольше служебных заметок…

– Да, список у меня, но я еще не успела просмотреть, – извиняется она с улыбкой.

Да не потому я пришла. Едва помню, что я там понаписала.

– Вообще-то у меня совсем другая идея. Может, это не так полезно, как служебная заметка, но мне кажется, интереснее наших обычных материалов.

– Да? – Маргерит заинтригованно наклоняется ко мне.

Не ожидая дополнительного приглашения, я рассказываю о Петере ван Кесселе, объясняя свою идею насчет серии статей, следящих за молодым талантом на всех стадиях успеха. Маргерит внимательна и серьезна, она делает записи, будто то, что я говорю, имеет значение. Ее энтузиазм укрепляет мою решимость продолжить изучать ван Кесселя. Я снова встречусь с ним, напишу статью и буду надеяться на удачу. Впрочем, иллюзий я не питаю. Повышение означает свободу и ответственность, но не дает мне контроля над содержанием. Содержание «Модницы» как конституция США: его может изменить только акт конгресса.

– Держи меня в курсе, – говорит она, когда я заканчиваю разливаться соловьем о моделях ван Кесселя. – Я бы с удовольствием сходила на его следующий показ.

Я чуть ли не краснею от удовольствия. Чувствую, как кровь приливает к моим щекам, и пытаюсь взять себя в руки. Не может быть, чтобы я так реагировала всего на капельку внимания. Просто не может такого быть.

– Я сообщу вам дату.

– Отлично. У тебя есть еще какие-нибудь идеи, которые ты хочешь обсудить? – Она смотрит на часы. – Меня всегда интересуют свежие волнующие идеи. Австралия немного вдалеке от натоптанных путей, но именно расстояние позволило нам иногда делать новые и неожиданные статьи. Может, ты знаешь серию, которую мы сделали о молодых австралийских модельерах?

Я в жизни не держала австралийского издания «Вог», но все равно хвалю ее серию. Это безвредная маленькая ложь, и улыбка Маргерит становится ярче.

– Отлично. Ну, давай тогда обсудим некоторые из твоих новых и интересных идей, а остальные ты можешь подать в виде проспекта.

Я едва в состоянии думать, столько идей затопляет мой мозг. «Модница» – аномалия в мире журналов. Обычно издание зависит от постоянного притока новых и интересных идей. Мы обошли эту проблему, полностью уничтожив новое и интересное на наших страницах. Из номера в номер меняются только имена, главная задача наших редакторов – находить самых свежих знаменитостей для наших страниц.

Тот тип, который зачитывает номинации на «Оскар», занимается тем же, только делает это лучше, чем я.

– Хорошо бы исследовать, как на самом деле образуются модные тенденции, – говорю я медленно. Я давно об этом думала, но еще не сформулировала. – Обычно мы подходим к ним сверху, показывая знаменитых актрис в самом модном стиле, но по-моему, стоит зайти с обратной стороны – начать с подростков в магазинах секонд-хэнда, которые и вносят новое, – говорю я и перехожу на краткую лекцию о теории модных тенденций (ранние носители, поздние носители и массовое потребление). Я этого не планировала, и я уверена, что Маргерит все это знакомо, но мне не удержаться. Слишком новое ощущение, когда тебя кто-то слушает.

Четвертая стадия

Гэвин Маршалл – территория чужих конфликтов. Как Бельгия в десятых годах.

– Это просто смешно, – говорит Джейн, размахивая салфеткой перед носом у представительницы Маршалла Аниты Смизерс. – Мы не можем проводить открытие здесь. Здесь слишком мало места. Куда поместятся все знаменитости? Гэвин, вы понимаете, что меня тревожит?

– Карпфингер показывает работы Гэвина. Нужно проводить открытие именно там, не так ли, дорогой? – говорит Анита, беря своего клиента за тонкую белую руку, чтобы продемонстрировать солидарность, хотя и совершенно одностороннюю. Женщина она впечатляющая, широкая в кости и ростом больше шести футов. В пустынном переулке ночью от такой захочется убежать куда подальше.

Хрупкий Гэвин не говорит ничего. Похоже, он вовсе не прочь уставиться в бокал гаспачо и представлять, будто он один за столом. Пару раз я замечала, что Гэвин оглядывается, будто планируя побег. Но пока держится, сидит на месте.

– Почему бы не провести открытие в более престижном месте, например, в музее Гуггенхейма? – говорит Джейн, тыча вилкой в салат. Она больше не пытается скрыть волнение.

Когда мы встретили художника и его представительницу в баре ресторана «Морской гриль», Джейн и Анита сразу невзлюбили друг друга. Меня это не удивило. Слишком они похожи, обе в шелковых шарфах и солнечных очках со сплошной оправой.

– Но это галерейный показ, так что он и должен проходить в галерее. – Анита поощрительно сжимает руку своего клиента. – Ну же, Гэвин, объясни эту простую мысль.

– Мне очень жаль, что за этим столом только я считаю, что вы заслуживаете музея. – Джейн берет Гэвина за другую руку. Сам виноват. Кто его просил класть ложку от супа и открываться для атаки?

Работы Гэвина уже находятся в нескольких музеях по всему миру, но Джейн это неизвестно. Она – как представитель похоронного бюро – знает о клиенте только то, что написано на карточке.

Анита велит Гэвину перечислить музеи, в которых уже находятся его работы, но он молчит, так что ей приходится самой тараторить весь список. В конце концов ее затем и нанимали – демонстрировать достижения клиента всему миру.

– Открытие пройдет в галерее Карпфингера, и хватит об этом, – говорит Анита, дергая Гэвина за руку. Ей нужен эффектный жест, подкрепляющий ее позицию. Чтобы Гэвин в гневе покинул «Морской гриль». – Если вам это не нравится, тогда и обсуждать больше нечего.

Джейн здесь не нравится. Она не привыкла иметь дело с людьми, которые ведут себя не лучше, чем она сама, не знает, как с этим справиться. Если бы не желание переиграть Маргерит на ее собственном поле, Джейн бы уже давно отсюда ушла.

– Я бы тоже не прочь закатить сцену, как вы, но работы Гэвина слишком важны. Ради искусства приходится быть выше личных чувств. Некоторые из нас способны на самопожертвование.

Анита недовольно кривится. Она почти полжизни жертвует собой ради искусства и не хочет слушать высокоморальные рассуждения от какой-то буржуазки.

– Прием будет у Карпфингера.

Джейн начинает терять контроль над собой и вот-вот уйдет, несмотря на все свои мстительные планы.

– Джейн, а что после приема? Как, по-вашему, где бы это отметить? – предлагаю я.

– Отметить? – переспрашивает Анита.

– Я знаю отличное местечко – «Механата 416 В.С.», – говорит Джейн, называя занюханный болгарский ресторанчик, куда ходят фотомодели. Джейн обожает вечеринки после приема. Они куда эксклюзивнее основного события, и там часто можно застать разгулявшихся знаменитостей. – Мы снимем отдельный зал. И нам понадобится диджей. Виг, займись этим. – Она поворачивается к Гэвину. – Вы, конечно, будете почетным гостем. Вам понадобится нормальный гардероб, – говорит она, осматривая потертые джинсы и заношенную футболку художника. – Пойдете со мной по магазинам. Я знаю всех нужных людей.

Джейн вот-вот оторвет Гэвину руку. Она уже его напугала. Гэвин смотрит на свою руку в ее руке, будто это инопланетная форма жизни. Он готов пожертвовать конечностью, чтобы спастись.

– Эй, а это там не Дэмьен Херст [11]11
  Современный британский художник, знаменитый своими инсталляциями.


[Закрыть]? – срочно вмешиваюсь я, тыча рукой куда-то в направлении растений в горшках в углу. – И он вам машет.

Дамы ослабляют хватку. Гэвин высвобождается и встает.

– Надо поздороваться. Не хочу показаться грубым. – Он говорит извиняющимся тоном, но в глазах заметно облегчение.

– Вы договоритесь? – Я не хочу оставлять Джейн и Аниту наедине, но у меня нет выбора. Если Гэвин от нас откажется, план не сработает.

Когда мы выходим на Пятую авеню, прочь от любопытных глаз, он поворачивается ко мне.

– Я умираю с голоду. Не хотите поесть?

– Ладно, – говорю я, изумляясь тому, что он еще не сбежал. Я бы сбежала на его месте, и как можно дальше. – Чего вы хотите?

– Не гаспачо.

– Чуть дальше по улице есть ресторанчик, где подают салаты и сандвичи.

– То, что надо. Пошли.

– Сейчас вы производите на удивление нормальное впечатление, – замечаю я.

– Я не знаю, как еще обращаться с Анитой, кроме как игнорировать ее, – объясняет он, и в его речи заметен аристократический акцент. – Аниту легче всего переносить в трансе.

– Почему вы ее терпите?

Гэвин пожимает плечами. Теперь, когда мы убрались от Аниты, он слегка расслабился. Его большие голубые глаза больше не занимают пол-лица.

– Мой агент ей верит, а я верю моему агенту. Она мастер своего дела.

Я собиралась было сказать то же самое о Джейн, но здравый смысл берет верх. Он все равно мне не поверит, так что я меняю тему.

– Мы очень взволнованы перспективой работы с вами.

– Правда? – спрашивает он с легким скепсисом.

Джейн причинила больше вреда, чем я думала.

– Не судите «Модницу» по главному редактору. Она скорее фигура номинальная.

Мы приходим в «Кафе Лу», и я открываю для него дверь. Там всего семь столиков, но из-за позднего часа – я и не заметила, но уже полтретьего – место находится без проблем. Хозяева сажают нас у окна, через которое льется солнечный свет. Несмотря на кондиционированный воздух, здесь тепло.

– Я сужу о «Моднице» по «Моднице», – говорит он, беря меню у официанта. – Это очень глупый журнал.

Я уже собираюсь произнести штампованную речь о нашем значении на культурном рынке, но не в силах этого сделать. Говорю правду.

– Да, я знаю. Но мы стараемся сделать его более содержательным. Вот за этим вы и нужны.

– Правда?

– «Модница» не может вот так вдруг превратиться в содержательный журнал. Наши читатели восстанут. Ваши работы помогут нам осветить важное и жизненное событие из мира искусства, в то же время давая читателям то, чего они хотят, – знаменитостей и высокую моду. Вы поможете нам хорошо выглядеть, – объясняю я.

Он обдумывает мои слова.

– А вы уверены, что не выставите меня смешным?

– Вот что будет, – начинаю я объяснять, чтобы успокоить его. – Мы пошлем фотографа и журналиста в вашу студию в Лондоне. Фотограф будет десять часов жаловаться на плохое освещение, пока журналист угощает вас ленчем и задает простые вопросы: откуда вы черпаете идеи? Кто на вас оказал влияние? Потом мы получим несколько слов от модельеров, чьи работы вы используете, – что-то вроде «рад участвовать в такой прекрасной выставке, это напомнило мне о начале собственного творческого пути». Потом мы найдем нескольких специалистов, которые будут хвалить и защищать ваши неоднозначные работы – «искусство должно развиваться или исчезнуть, риск вечного проклятия опасен, но награда искусства важнее». Я ерзаю, стараясь закрыться от солнца. – Нечего бояться. Это просто две тысячи слов, которые вы уже видели.

– И все? – Он словно читает контракт и пытается найти дополнения мелким шрифтом. Но мелкого шрифта нет.

– И все.

– Вы обещаете?

– Я старший редактор. Я никому ничего обещать не могу, – говорю я честно, – но не представляю, что еще они могут сделать, кроме как использовать тему знаменитостей. Какие-нибудь знаменитости у вас работы покупали?

– Да нет вроде бы.

– Ну, тогда не стоит об этом беспокоиться. Не стоит вообще ни о чем беспокоиться, – уверяю я его. – Мы посвятим восемь замечательных страниц вашим работам, а вам придется только сфотографироваться на нашем фоне. Как думаете, вы с этим справитесь?

Гэвин Маршалл кивает и берет меню. Он устал говорить о деле.

– Что вы порекомендуете?

– Салат с курицей по-мандарински у них просто великолепен, – говорю я.

Когда официант наконец приходит, мы оба заказываем этот салат с курицей. Мы едим его, пьем лимонад и обсуждаем идеи, лежащие в основе «Позолоченной лилии».

С Гэвином интересно, и я стараюсь расслабиться, слушая рассуждения о том, что его работы отмечают бездуховность религии высокой моды. Не могу избавиться от мысли, что его тревоги насчет «Модницы» вполне оправданны. Я и правда не представляю, что они еще могут сделать – но что, если мое воображение ограниченно? Если о чем-то не подумала я, вовсе не значит, что об этом не подумают Дот, Джейн или Лидия. Как говорится, есть многое на свете, что и не снилось мне.

Иисус в наборе

У Лидии угловой кабинет, большой и просторный, здесь свободно помещаются семь человек. Когда я вхожу, Маргерит, Анна и Дот сидят на кушетке у окна. Дот положила ноги на кофейный столик, держа в одной руке чашку кофе, а в другой пышку. Следом входят старшие редакторы, с которыми мне приходилось общаться только на рождественской вечеринке, – Соледад и Гарри. Они берут бисквиты из коробки на столе у Лидии, садятся на софу в углу и начинают рассказывать про то, какое у них было ужасное утро. Атмосфера тут теплая, дружелюбная, и люди смотрят друг другу в глаза при разговоре. Вот на такие совещания ходят старшие редакторы.

Я немного нервничаю. Это типичный синдром новичка в школе – будет ли кто-нибудь со мной разговаривать, вдруг я потеряю домашнюю работу. Беру пышку и решаю, что непременно должна произвести впечатление. К этому дню я готовилась пять лет.

После пяти минут светской болтовни Лидия переходит к делу.

– Как некоторые из вас уже знают, в декабрьском номере мы попробуем кое-что новое. У Джейн родилась идея.

У всех на лицах крайний интерес, значит, только я уже знаю, что это за идея Джейн.

– Мы готовим статью о Гэвине Маршалле и устраиваем в ноябре для него прием, – объявляет Лидия, поглядывая на Маргерит, чтобы определить ее реакцию. Директор редакции не реагирует, Лидия скрывает разочарование и продолжает: – Как вы наверняка уже знаете, Гэвин – влиятельный молодой художник из Англии, очень авангардный, и его часто критикуют за использование религиозного символизма, – объясняет она Маргерит на случай, если той ничего не говорит имя.

Анна – в красных брюках, красном свитере с многослойными оборками и ожерелье из стразов – поднимает голову от блокнота.

– Очень уж он, похоже, острый. Мы точно хотим с ним связываться?

Вопрос вполне резонный, и в обычной ситуации Лидия задала бы его сама, но сейчас только отмахивается. Она, как и Джейн, не любит Маргерит.

– Для «Модницы» нет слишком острых тем. Мы ведущий представитель индустрии стиля и моды, – говорит она, цитируя наш пресс-релиз.

– Как называется выставка? – спрашивает Дот.

– «Позолоченная лилия», – говорит Лидия.

Маргерит чуть не давится пышкой.

– Вы имеете в виду «Иисуса-трансвестита»? – Маргерит потрясена. Ей явно хватает здравого смысла понять, что Иисус в женском платье – не та тема, которую нам стоит освещать.

Но Лидия именно этой реакции и ждала. Теперь она может честно и радостно доложить Джейн, что Маргерит была в шоке, когда поняла, что Джейн перехватила ее идею.

– Да, «Иисус-трансвестит» если вы предпочитаете выражаться фривольно, хотя Джейн больше нравится «Позолоченная лилия». Гэвин собрал вечерние платья от нескольких самых известных сегодня модельеров и надел их на гипсовые статуи Иисуса, – объясняет она всем нам.

Анна хмурит лоб. Хоть мы и ведущий представитель индустрии стиля и моды, она не уверена, что противоречивое современное искусство тоже наша область.

– Вы так полагаете?

– Что вечерние платья от нескольких самых известных сегодня модельеров? Да, абсолютно уверена, – говорит Лидия. – У меня тут список. Том Форд, Александер Маккуин, Майкл Корс, Стелла Маккартни, Джульен Макдональд – все они предоставили платья. И все они будут на приеме, который мы спонсируем. Это отличная возможность продвинуть наш бренд. «Модница» станет синонимом авангарда и острия моды. – Прежде чем кто-нибудь успевает возразить, она продолжает: – Джейн хочет построить декабрьский номер вокруг выставки «Позолоченной лилии».

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я, внезапно пугаясь.

– Сделаем «Позолоченную лилию» центральным материалом, – объясняет Лидия, – и построим номер от него. – На нее смотрят шесть ошеломленных лиц, но она не сдается. – Ну, у кого есть идеи?

Следует несколько минут затянувшегося молчания, причем Лидия продолжает излучать оптимизм. Наконец Соледад делает попытку.

– Как вам такое: «Иисус как икона моды. Как чувство стиля Иисуса повлияло на прошедшие два тысячелетия».

– Сандалии с лямками были остромодны прошлым летом, – говорит Анна.

Гарри поднимает руку.

– Теперь и после Дня труда все носят белое [12]12
  Традиционно в США считалось, что белая одежда и обувь подходят для лета, а после Дня труда (1 сентября) их носить неуместно.


[Закрыть].

– Мы могли бы сделать врезку про другие иконы моды, – предлагает Маргерит. – Одри Хепберн, принцесса Грейс, Джеки Онассис.

– Отличная идея, – говорит Лидия, не удержавшись. Одри, Грейс и Джеки всегда к месту, не важно, в какой ситуации.

– О, у меня идея, – радостно говорит Анна. Она чуть не подпрыгивает на стуле. – Давайте соберем актеров, игравших Иисуса – Уиллема Дефо, Кристиана Бэйла, Виктора Гарбера, того парня из «Иисуса Христа – Суперзвезды», – и оденем их в современной интерпретации.

Лидии эта идея нравится. Она взволнована не меньше Анны.

– Мы могли бы пригласить снимать Ричарда Эйвдона или Энни Лейбовиц. «Вэнити Фэйр» умрет от зависти.

– А что с рождественскими сценами? – спрашивает Гарри.

Мы все смотрим на него.

– То есть? – спрашивает Дот.

– За день я могу составить список самых популярных рождественских сцен и звезд, которые ими владеют. – Гарри раньше был редактором отдела декора интерьеров, и несмотря на повышение, он цепляется за старые обязанности. – Пара звонков, и информация будет у меня.

Лидия кивает. Она любит, когда редакторы добровольно берут на себя работу. Не приходится самой раздавать задания.

– Отлично, займись этим. Еще что-нибудь?

Дот: «Что надеть на собственное воскрешение».

Соледад: «Распятия: дешевле 100 долларов, дешевле 1000 долларов, дешевле 10 000 долларов».

Маргерит: «Знаменитые места побега: каникулы на берегах Галилеи».

Во время всей этой мозговой атаки я сижу и молчу. Молчу, злюсь и мучаюсь сожалениями. Я знаю, как мне следовало бы поступить. Благородный человек предупредил бы Гэвина Маршалла, что его худший кошмар вот-вот сбудется и он скоро станет главным аттракционом в цирке Иисуса. Но я не стану этого делать. Я слишком далеко зашла, чтобы остановить теперь процесс уничтожения Джейн. Я пройду этот путь до конца – либо доеду до вокзала, либо свалюсь под откос.

– Отличное начало, – говорит Лидия, заканчивая встречу. Они полчаса говорили про Иисуса, и никто не упомянул ни христианство, ни веру. Сын Божий никогда еще не был таким светским. – Я покажу эти идеи Джейн и дам вам знать, что она думает. – Потом Лидия поднимает оставшиеся бисквиты – два шоколадных, один с кремом и один с джемом – и спрашивает, не хочет ли кто взять еще, а то она их выбросит.

Я предлагаю оставить бисквиты в кухне на случай, если кто из сотрудников проголодается, но все смотрят на меня с изумлением. Лидия снисходительно смеется, говорит мне, что я шутница, и бросает коробку в помойку.

Когда все выходят, Лидия говорит, что мы произвели на нее впечатление. Не думаю, что лично я произвела впечатление хоть на кого-нибудь.